СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ. 3
ГЛАВА 1. КОНСТИТУТИВНЫЕ ПРАВИЛА ПРОВЕДЕНИЯ ДИАЛЕКТИЧЕСКИХ
ДИСПУТОВ. 4
1.1. Первые шаги и цели. 4
1.2. Средства. 7
ГЛАВА 2. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ПРАВИЛА, СОБЛЮДЕНИЕ КОТОРЫХ
ПОЗВОЛЯЕТ ВОПРОШАЮЩЕМУ И ОТВЕЧАЮЩЕМУ ВЕСТИ СПОР НАДЛЕЖАЩИМ ОБРАЗОМ 11
2.1. Индукция. 11
2.2. Двусмысленности. 13
2.3. Раскрытие довода. 15
2.4. Стратегические правила порицания оппонента и выхода
из дискуссии. 19
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 24
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.. 26
Аристотель
полагал, что в надлежащем образе, ведущемся диалектическом диспуте участники
стремятся к одной цели, а именно к проведению беседы надлежащим образом, –
насколько это возможно в каждом конкретном случае. Разумеется, лучше всего
диспут окажется, если в нем будут участвовать искусные диалектики, и если он
будет проходить в благоприятной обстановке.
Аристотель не
сообщает нам, существовала ли практика оценки успехов участников диспута, да
это и не имеет отношения к главной моей задаче. В любом случае, он даёт понять,
что в ходе имеющих целью упражнение или исследование дискуссий участие в них
собеседников оценивалось, исходя из их мастерства и свойственного им духа
соперничества, а также сложности проблемы. Важнее всего то, что в качестве
критериев оценки вычлененных из контекста дискуссии доводов Аристотель
предлагает условия, лежащие в основе стратегических правил, которым должен
следовать отвечающий, – на их основании судят обо всем ходе диспута.
Итак,
получается, что правила проведения диалектических дискуссий, предлагают
логические и теоретико-познавательные шаги, значимые для любого серьезного
поиска достоверных истин, а потому участие в таких дискуссиях очевидным образом
помогает в развитии способностей, важных для проведения аристотелевского
философского исследования, предполагающего выведение таких правил, которые
будут объяснять, а не игнорировать наблюдаемые явления. Мастерство диалектика
может прийтись. Основной причиной этого является тот факт, что в ходе
диалектического диспута рассматриваются конкретные проблемы, в то время как
целью философского исследования является упорядоченное знание, система, в
рамках которой можно сохранить и объяснить относящиеся к данной области знания
явления.
Чтобы лучше разобраться в социальных практиках которые, как полагает
Аристотель, относятся к области диалектики, среди сформулированных в трактатах Топика
и О софистических опровержениях правил нам следует выделить конститутивные (или
определяющие) и стратегические. Первые характеризуют сущность диалектических
диспутов, описывая правильный ход диалектической коммуникации, в то время как
вторые позволяют понять, как можно хорошо провести диалектическую беседу. [1]Первые
разъяснения такой классификации восходят к трактату О предписаниях логика
Вальтера Бурлея (Burley, xıv век), где речь идет о «дискуссиях о
предписаниях (de obligationibus)», тесно связанных с диалектическими беседами.
Правила, конституирующие специфические практики проведения такого рода
дискуссий Бурлей называет существенными (de esse), а те, соблюдение которых
обеспечивает высокий уровень их проведения – полезными (utiles). Но намёки на
такую классификацию можно найти, например, там, где Аристотель говорит об
отличии человека, «умозаключающего надлежащим образом (καλως)»,
от того, кто просто умозаключает (делает выводы); это позволяет, не опасаясь
анахронизмов, классифицировать сходным образом на страницах учебников
диалектики уточняющие вопросы.
Хотя,
систематизируя правила ведения диалектических диспутов, Аристотель
ориентируется на тех, кто уже знаком с разнообразными диалектическими
практиками. Очевидно, что роль конститутивных правил состоит в разъяснении
того, каковы первые предпринимаемые в ходе диалектической беседы шаги, её цели
и наиболее важные методы её проведения. Уже в начале Топики становится ясно,
что у Аристотеля диалектическая беседа принимает форму опровержения (έλεγχος), оживленно
обсуждаемого в связи с сократическими диалогами Платона. [2]
Исходя из данного фрагмента, можно говорить о двух ролях участников
диспута: роли вопрошающего, дело которого – «исходя из правдоподобного строить
силлогизмы о всякой предлагаемой проблеме», и отвечающего, задача которого –
«не впадать в противоречие».
Поэтому
первыми шагами в развитии беседы станут предложение вопрошающим исходной проблемы
(что даст отвечающему возможность выбрать предложенное суждение или его
противоположность) и, следовательно, выбор отвечающим тезиса, который он будет
отстаивать. Итак, выбор темы для обсуждения относится к подготовительной фазе
диспута.
Конститутивные правила для первых шагов в
развитии диспута:
·
Вопрошающий
выдвигает проблему, т. е. дает отвечающему возможность выбирать из двух
противоречащих друг другу суждений;
·
Отвечающий делает
одно из этих суждений своим тезисом.
Сложность заключается в том, что всякий раз, когда отвечающий
предчувствует, что принятая им посылка может привести к противоречию, он имеет
возможность уклониться от её принятия, что, вопреки ясным утверждениям
Аристотеля, сделает эристический спор надлежащей формой диалектической беседы.
Как показано в следующем фрагменте, соотносящиеся с двумя этими ролями цели
хотя и, в некотором смысле, противоречат друг другу, однако не только не
являются совершенно несовместимыми, но даже могут быть взаимодополняющими.
Вопрошающий должен так
вести речь, чтобы заставить отвечающего говорить самое неправдоподобное,
необходимо вытекающее из тезиса. Отвечающий же должен так вести речь, чтобы
несообразное или противное общепринятому казалось получающимся не по его вине,
а из-за тезиса. А полагать как первое то, что не должно полагать, и защищать
положенное неподобающим образом – это, пожалуй, уже другая ошибка.
Стоит добавить, что, несмотря на эту формулировку, не все опровергающие
доводы относятся к типу reductio ad absurdum. Сам Аристотель предпочитает
стратегию выдвижения прямых доводов умозаключению через невозможное, поскольку
в первом случае противоречивость тезиса очевиднее, и отвечающему не так-то
просто уклониться от признания этого факта. [3]
Если
отвечающему не удается должным образом и в соответствии с правилами диалектики
отстоять избранный тезис, дискуссия вырождается в лишь мнимо диалектический
диспут. Такая взаимосочетаемость целей вопрошающего и отвечающего является
ключевым моментом для нашего понимания роли искусства диалектики в философском
исследовании и вообще поиске истины, ибо она предполагает, что подлинный
диалектический диспут и при наличии элемента соперничества (который, по
утверждению Аристотеля, как правило, в нем присутствует), не сводится к «игре с
нулевой суммой», цель которой – прийти к противоречию или уклониться от него.
Однако нам не следует понимать слово «соперничество» в слишком узком смысле.
Обратившись к уже упомянутому фрагменту трактата О софистических опровержениях
(16, 175а13-14), можно предположить, что правильное
соперничество в подлинно диалектическом споре имеет отношение к уровню
мастерства партнеров. Вопрошающий демонстрирует это мастерство, пытаясь
защитить подходящие посылки от нападок отвечающего, что подразумевает
приведение изначального тезиса отвечающего к противоречию, а отвечающий –
соглашаясь с такими посылками, принятия которых требуют приведенные ниже
правила ведения диалектических диспутов. Это позволяет и вопрошающему, и
отвечающему одновременно преуспеть в ведении диалектической беседы; или,
положим, в случае, когда отвечающий виновен в неприятии тех посылок, которые
должны были быть им приняты, вопрошающий может вести диспут должным образом
даже не приходя к противоречивому выводу. Рассмотрение элемента соперничества в
связи с мастерством в искусстве диалектики согласуется, по-видимому, также и с
краткими замечаниями Аристотеля о различных видах включающих элементы
диалектического диспута упражнений (γυμναστική),
испытаний (πειραστική)
и бесед с целью исследования (σκέψις),
хотя здесь я не буду вдаваться в детали. [4]
Конститутивные правила для целей:
·
Целью
вопрошающего является демонстрация искусности в ведении диалектических диспутов
путем проводимой в согласии с правилами диалектики защиты посылок от нападок
отвечающего, в результате которой последний должен прийти к противоречию с
избранным им тезисом.
·
Целью отвечающего
является демонстрация искусности в ведении диалектических диспутов путем
признания (в согласии с правилами диалектики) только тех посылок и выводов,
которые не противоречат его тезису.
Когда речь заходит о средствах, задействованных при проведении подлинных
диалектических диспутов, самым важным становится логическая структура вопросов,
которые может задать вопрошающий, и эпистемическая природа суждений, которые
отвечающий должен принять в качестве посылок.
Что касается логической структуры, то Аристотель указывает, что такие
вопросы, как «Что есть человек?» или «В каком смысле говорится „благо“?», не
являются диалектическими посылками. Это означает, что ответственность за
формулировку посылок ложится на плечи вопрошающего: ведь в ходе диалектического
диспута правомерно задавать только те вопросы, на которые можно ответить только
«да» или «нет». Поэтому вместо того, чтобы задавать вопросы, подобные
сформулированным выше, вопрошающий должен сам предложить определение понятия
«человек» или провести различие между разными смыслами слова «благо».
Стратегические правила позволяют и тому и другому предпринимать гораздо
большее количество шагов и, одновременно, возлагают на них большую
ответственность за развитие рассуждения, демонстрируя, что в основе сотрудничества
лежат правила, рекомендующие вопрошающему предлагать в качестве посылок
суждения с таким эпистемическим статусом, что отвечающий будет вынужден их
принять.
Как можно
понять из первых слов Топики, одна из главных задач вопрошающего – стремиться
со своей стороны к тому, чтобы принимаемые отвечающим посылки были
правдоподобными положениями, т. е., в терминологии Аристотеля, чтобы они
принадлежали к ένδοξα.
То, что Аристотель желает, чтобы в основе диалектического диспута (по крайней
мере, типичного диалектического диспута) лежали правдоподобные посылки, ясно из
определения понятий диалектического силлогизма и диалектической посылки.
Диалектический силлогизм – это силлогизм, в который входят правдоподобные
посылки определенного вида. С этимологической точки зрения ένδοξα
– это мнения достойных людей. Правдоподобным, согласно Аристотелю, является
«то, что кажется правильным всем или большинству людей или мудрым – всем или
большинству из них или самым известным и славным» (Топика I.1, 100b22-25). Ниже
Аристотель включает в число диалектических посылок мнения, полученные
вследствие занятий определенными искусствами, положения, сходные с
правдоподобными, а также отрицающие суждения, противоположные правдоподобным
или отрицающие их. Однако не каждая правдоподобная посылка считается
диалектической, а лишь те, что не содержат парадоксов, т. е. не противоречат
мнению большинства. Никем не разделяемое суждение, безусловно, не может быть
диалектической посылкой. [5]
Весьма
интересно, что условие, согласно которому выводы являются доводами тогда, когда
посылки изначально правдоподобнее сделанных из них выводов, не входит в число
конститутивных правил диалектики. Как указывает сам Аристотель, выполнение
такого требования характеризует хорошо проведенный диалектический диспут, и
потому является одним из стратегических правил. Итак, можно следующим образом
сформулировать правила, которые определяют выбор доступных вопрошающему и
отвечающему средств.
Конститутивные правила, которые надлежит
соблюдать, задавая вопросы и принимая посылки:
·
Вопрошающий
стремится отстоять диалектические посылки (суждения правдоподобные, сходные с
правдоподобными, не противоположные мнению большинства и усвоенные благодаря
занятиям искусствами), имеющие форму вопросов, требующих ответа «да» или «нет»,
из которых, в конце концов, следует противоречивость тезиса отвечающего.
·
Отвечающий
принимает диалектические посылки, а также следствия из уже принятых им
суждений. Если он не принимает выдвинутое вопрошающим суждение, это означает,
что он принимает в качестве посылки его отрицание.
Здесь наблюдается типичный для Аристотеля ход, ибо можно сказать, что эти
правила характеризуют «простые» диалектические диспуты (απλως).
Их можно уточнить, по меньшей мере, четырьмя способами. Он всего лишь окажется
плохо проведенным диалектическим диспутом, а довод – негодным, поскольку
разница между диалектикой и эристикой заключается в мотивации участников.
Итак,
конститутивные правила проведения диалектических диспутов предлагают общую
схему, по которой развиваются рассуждения в форме диалога. Однако они ещё не
включают правил для проведения настоящих последовательных дискуссий, и потому
от их соблюдения не зависит, пройдет ли диспут хорошо, или окажется негодным. [6]
В восьмой книге Топики сформулированы три пары правил, соблюдение которых
важно для проведения беседы надлежащим образом; они имеют непосредственное
отношение к отысканию истины и самым суровым образом обязуют отвечающего
наблюдать за пригодностью доводов. Более того, отвечающий получает те же
прерогативы, что и вопрошающий, ибо ему позволяется выдвигать доводы против
предложенных ему посылок и умозаключений. Это означает, что в течение одной и
той же дискуссии беседа может превратиться в полемику, особенно если учесть,
что вопрошающий имеет право выдвинуть возражения против контраргументов
отвечающего.[7]
Наиболее
естественным для отвечающего является поиск недостатков в тех доводах, где
умозаключение производится по индукции или по аналогии, ибо ни тот, не другой
способ не является дедуктивно-правомерным. Индукция рассматривается с позиции
вопрошающего в главе 2, а с позиции отвечающего – в главе 8, где также
упоминается об умозаключениях по аналогии. Как ясно из правил, касающихся
постулирования посылок, по индукции не может строиться основной довод в пользу
последнего заключения, – только вспомогательные доводы к его посылкам. Более
того, Аристотель советует использовать индуктивные умозаключения в беседах с
менее опытными собеседниками, а силлогизмы – с более опытными.
В данном
случае следование руководящему принципу дает вопрошающему хороший шанс
продолжить беседу, но, что ещё важнее, очевидным образом поддерживает идею
надлежащим образом ведущегося спора как средства отыскания истины: отвечающему
следует принимать посылки, если они истинны
и правдоподобны, а также – если они сформулированы в общем смысле –
если он не может выдвинуть никакого возражения. Подобным образом обстоит дело
при заключениях по аналогии с общими предположениями, охватывающими все случаи
единичного. В противном случае отвечающего следует счесть человеком
придирчивым, ставящим препятствия на пути к общей цели, которой, как нам
известно, является надлежащим образом проведенная беседа.
Как только
вопрошающий заставляет собеседника принять несколько подобных доводов, тот
должен предвидеть, что одним из следующих шагов будет ввод либо обобщения, либо
еще одного довода того же рода, а потому может приготовить контраргументы и
подтверждающие их примеры, направленные против вывода. Возможности вопрошающего
также расширяются за счет того, что он может потребовать от отвечающего
сформулировать возражения там, где последний отказался принимать обобщения на
базе нескольких отдельных примеров. Это, фактически, означает право задавать
специальные вопросы. [8]
Из-за
выдвинутых отвечающим возражений вовсе необязательно полностью менять ход
беседы, ибо вопрошающему позволено уточнять обобщения, так что они оказываются
неуязвимы для критики. Аристотель опять говорит об истине, указывая, что эти
уточнения необходимы там, где обобщения истинны лишь отчасти, – и, тем самым,
обозначая, какая роль отводится правилам построения индуктивных умозаключений в
поиске истины, проводимом посредством уточнений данных правдоподобных
убеждений.
Поскольку
наибольшую ответственность за то, чтобы спор был проведен надлежащим образом,
несет отвечающий, касающиеся индукции правила легче понять, подойдя к ним
сначала с точки зрения отвечающего.
Правила, на основании которых
выстраивается стратегия отвечающего в отношении индуктивных умозаключений:
·
Отвечающему
следует согласиться со всеми частными случаями, если примеры соответствуют
истине и правдоподобны, но должен постараться возразить против обобщения в
форме
i.
опровергающего
его примера либо
ii.
контраргумента.
·
Отвечающему
следует согласиться с обобщением, подкрепленным множеством примеров, если он не
в силах опровергнуть его.
Правила, на основании которых
выстраивается стратегия вопрошающего в отношении индуктивных умозаключений:
·
Вопрошающему
следует просить об опровержении отвергнутого отвечающим обобщения, если
отвечающий согласился с подтверждающими его примерами.[9]
·
Вопрошающему
следует изменить обобщение таким образом, чтобы оно соответствовало
требованиям, выдвинутым отвечающим.
Очевидно, что отвечающему не всегда может быть известно, являются ли
выдвинутые вопрошающим правдоподобные частные случаи истинными или ложными,
особенно если выдвинутые в качестве посылок частности – не отдельные случаи, а
обобщения. Возможно, этого можно бы было ожидать от человека воистину искушенного
в диалектике, обладающего утонченной способностью суждения и долгое время эту
способность упражнявшего. В любом случае, рассмотрение проблем, связанных с
индукцией, демонстрирует, что поиск истины занимает в диалектике не столь
незначительное место, как могло бы показаться.
Аристотель не обходит вниманием и проблему двусмысленностей, давая в
главе 2 советы по обращению с ними вопрошающему, а в главе 7 – отвечающему. Как
и правила, касающиеся индуктивных умозаключений, они предполагают уточнение
частных истин. Следовательно, они служат делу отыскания истины посредством
надлежащим образом проведенного спора, поскольку предлагают средства избежать
ошибок, проистекающих из неоднозначности слов; это особенно полезно в ходе
спора, в котором партнеры демонстрируют свое мастерство в искусстве диалектики,
а также и в аристотелевском философском исследовании. И в этом случае основной
груз ответственности за проведения беседы надлежащим образом также ложится на
плечи отвечающего, который может продемонстрировать свой талант ведения
диалектических диспутов, проведя различие меж несколькими значениями
многозначных слов.
В главе 7
Аристотель заявляет, что отвечающий имеет право не только просить о прояснении
двусмысленных слов, но и уточнять суждения, принимаемые им в качестве посылок.
Правила, позволяющие отвечающему
выстраивать стратегию в отношении многозначности слов:
·
Если слова просты
и понятны, отвечающему следует говорить «Да», если он согласен с утверждением,
и «Нет», если он не согласен с ним.
·
Если смысл хотя
бы одного слова неизвестен отвечающему, ему следует сказать: «Я не понимаю, о
чем идет речь».
·
Если хотя бы одно
слово многозначно и все значения известны отвечающему, ему
i.
следует сказать
«Да», соглашаясь с утверждением во всех его смыслах, «Нет» - во всех смыслах не
соглашаясь;
ii.
следует сказать,
в каком смысле согласен, а в каком нет, если он согласен с утверждением в одном
смысле, но не согласен в другом.
·
Если хотя бы одно
из слов предполагает несколько толкований, и отвечающий согласился или не
согласился с утверждением, не понимая этого, то, если он впоследствии поймет,
что оно двусмысленно, может исправить сделанное ранее заявление и сказать, в
каком смысле он согласен с ним, а в каком – нет.
Далее Аристотель указывает, что в случае, когда отвечающий отказывается
принимать все предложенные вопрошающим определения и проведенные различия,
последний может задавать специальные вопросы, требуя от отвечающего его
собственных формулировок. [10]
Правило, позволяющее вопрошаемому
выстраивать стратегию постановки вопросов, касающихся значений слов:
·
Если отвечающий
отказывается принимать все предложенные вопрошающим определения и проведенные
различия, вопрошающий должен потребовать от него самому сформулировать
определения и провести различия.
Несмотря на то, что самым сложным из разбираемых в восьмой книге Топики вопросов
является рассматриваемое в главе 10 (где происходит смещение акцента с понятия
правдоподобия (ένδοξα)
на понятие истины) раскрытие довода (λύσις),
ему практически не уделялось внимания. Наш анализ предоставляет новые аргументы
в пользу того, что диалектика может иметь своей целью надлежащим образом
проводимый диспут и способствовать поиску истины, что отвечающий несёт основной
груз ответственности за это, и что в ходе беседы могут предприниматься
обдуманные и логичные шаги. И хотя перечисленные здесь способы названы
средствами, препятствующими выведению заключения (или, по крайней мере,
затруднить его), предлагаемые отвечающему стратегические правила в большинстве
случаев также могут быть сочтены способами помешать вопрошающему прийти к
намеченному им выводу.
Как уже было
не раз отмечено, в основании пригодного диалектического довода лежат правдоподобные
посылки, вне зависимости от того, истинны они или ложны, и исключением являются
только те случаи, когда неправдоподобно заключение (тогда некоторые посылки
тоже могут быть неправдоподобны). Однако в главе 10 сказано, что отвечающему
надлежит раскрывать доводы с ложными заключениями и, более того, отыскивать
причины ошибок.
Поэтому
правильно раскрыть довод с ложным выводом означает отвергнуть ту посылку,
которая к ложному выводу приводит. Однако наилучший способ продемонстрировать
свою искушенность в диалектике заключается в постановке к этой посылке
контраргумента: из этого ясно, что спорщику известна причина ложности довода:
Таким образом, полностью
раскрыл [довод] тот, кто оспорил то, из-за чего получается ложное. А знает, как
раскрыть довод, тот, кто знает, из-за чего он ложен, как это бывает, когда
рисуют неправильный чертеж, ибо здесь недостаточно делать возражение, даже если
опровергаемое ложно, а следует доказать, почему оно ложно, ибо [только] таким
образом было бы очевидно, делают ли возражение, предугадывая [ошибку] или нет. [11]
Несмотря на то, что здесь говорится о раскрытии уже приведенного к
заключению довода, та же процедура может быть проведена и в ходе диспута. Это
идет на пользу отвечающему, который, таким образом, дает понять, что может предвидеть
избранную вопрошающим стратегию ведения спора. О том же говорится и в трактате О
софистических опровержениях:
Наконец, когда
[отвечающий] предвидит вопросы, ему следует упреждать [возражения собеседника]
словесными доводами. Ибо так можно лучше всего помешать выведыванию.
В следующей главе появляются еще три способа раскрытия довода,
представляющие собой способы обнаружения ложного или мнимого умозаключения:
довод с истинным выводом и ложной посылкой также раскрывается путем удаления
ложной посылки; довод с ложным выводом – выдвижением контраргумента против
вывода; мнимый довод – проведением различий.
В главе 10
восьмой книги Топики есть еще и следующее практическое замечание: возражение
против ложной посылки должно быть таким, чтобы для разбора его не потребовалось
времени больше, чем имеется для беседы. Отсюда – еще одно напоминание, что
определенного рода диалектический диспут по мере того, как отвечающий станет
выдвигать контраргументы против посылок, а вопрошающий – опровергать
контраргументы отвечающего, может превратиться в полемику.
Это приводит
нас к формулировке следующих правил:
Правила, согласно которым выстраивается
стратегия отвечающего в случае раскрытия довода:
·
Отвечающему
следует раскрыть довод, ведущий к ошибочному заключению, отказавшись от
неверной посылки и выдвинув против нее (или против заключения) контраргумент.
·
Отвечающему
следует раскрыть доводы с ошибочной посылкой и истинным выводом, отказавшись от
неверной посылки и опровергнув ее.
·
Отвечающему
следует раскрывать мнимые доводы путем различения.
·
Возражение
отвечающего должно быть таким, чтобы для разбора его не потребовалось времени
больше, чем имеется для беседы.
Правило, согласно которому выстраивается
стратегия постановки вопросов вопрошающим:
·
Вопрошающему
следует раскрывать доводы, выдвигаемые отвечающим для раскрытия доводов
вопрошающего.
Если единственным способом раскрытия ложных умозаключений оказывается
различение, то, значит, Аристотель не находит в своих руководствах по
диалектике места недедуктивным силлогизмам. Однако мы можем сослаться на
фрагмент Риторики (II.25), где он, рассматривая вопрос об опровержении
вероятного, отмечает, что аргумент от вероятности нельзя просто отрицать, ибо
это показывает лишь, что он не необходим. Вместо этого его следует опровергнуть,
продемонстрировав, что обратное ему более вероятно. [12]
Как
Аристотель показывает ниже, ведущие к ложным выводам силлогизмы вводятся иногда
намеренно, а иногда – нет, и тогда вопрошающий достоин порицания за то, что не
заметил ложных посылок. Тем не менее, в обоих случаях доводы, раскрытие которых
позволяет обнаружить ложные посылки, полезны.
Рассмотренные
в данном разделе правила (и, в частности, касающиеся раскрытия доводов), как
кажется, в конечном итоге предполагают, что, участвуя, по крайней мере, в некоторых
диалектических диспутах, можно отыскать истину. Тогда зачем же вообще придавать
значение общественной стороне эпистемического статуса посылок, т. е.
степени их правдоподобия для той или иной группы? Здесь, как и в области
риторики и философии, Аристотель, по-видимому, исходит из того, что хотя не все
ένδοξα истинны, они,
однако, – лучшее. В ходе беседы и спора можно продвигаться к истине тем путем,
что свойственен каждой из этих сфер осуществления коммуникации. Но очевидно,
что именно во время диалектического диспута можно упражняться в искусстве
ведения спора, оттачивать свою способность отличать истинное от ложного и,
возможно, проводить исследование (σκέψις),
имеющее своей целью как раз разыскание истины. Например, такие сложные
отношения, которые возникают вследствие раскрытия доводов, по-видимому, ведут к
чему-то большему, чем разоблачение притязаний невежды на знание (составляющее
цель некоторых бесед, проводимых ради испытания). Что касается споров,
проводимых ради упражнения, то в них такие шаги могут предприниматься только
при условии высокой степени искусности ученика.
В главе 2 Аристотель вкратце рассматривает негодный диспут, последовавший
в результате того, что слишком много времени ушло на выдвижение одного - единственного
довода. В подобных ситуациях собеседнику следует или порицать допустившего это,
или, может быть, даже отказаться от беседы. Возможность этого последнего исхода
показывает, что, если беседа перестает быть диалектической, участники имеют
право окончить её. Ответственность за ошибку лежит на вопрошающем, если тому не
удается выстроить умозаключение, или он попросту принимается пустословить,
задавая один и тот же вопрос, или выдвигая слишком много посылок и не выводя
при этом (индуктивно или по аналогии) заключения. К замечанию, что отвечающий
достоин порицания, если не даёт ответа, можно прибавить появляющиеся ниже слова
о придирчивых собеседниках, которые не дают вести разговор, не соглашаясь даже
с очевидным, принимая только противоположное посылкам вопрошающего или
утверждая, что они что-либо не понимают и, тем самым, используя в собственных
интересах стратегические правила обращения с двусмысленностями. В таких случаях
отказ вопрошающего продолжать беседу позволяет спасти диспут от превращения в
эристический.[13]
И отсюда
следующие правила порицания собеседника:
Стратегические правила порицания
оппонента и выхода из дискуссии:
·
Вопрошающему
следует осудить отвечающего либо выйти из дискуссии, если отвечающий не
отвечает, как ему то подобает.
·
Отвечающему
следует осудить вопрошающего либо выйти из дискуссии, если вопрошающий не
делает выводов.
Предлагаемый Аристотелем в главах 11-13 разбор проблемы критической
оценки (επιτίμησις)
диалектического диспута еще раз подтверждает истинность нашего тезиса о
значимости искусства диалектики для философского исследования. Хотя выносить
оценку – дело тех, кто наблюдал за упражнением или испытанием со стороны и
готов произнести свое суждение по окончании беседы, не должны делать из этого
вывод, будто сами участники спора не имеют права судить о его качестве. Речи об
исследовании (σκέψις)
здесь не ведется по той очевидной причине, что оно осуществляется в такой
обстановке, в которой важнее оценить сами доводы, а не то, как показали себя
собеседники. При обучении и испытаниях это не существенно, ибо противники могут
не суметь подавить желание победить в споре, и дискуссия окажется эристической.
Во всяком случае, говоря о природе диалектической беседы, в основе которой
лежит сотрудничество, Аристотель подчеркивает, что целью является должным
образом проведенный диспут:
Порицание довода не одно
и то же, когда довод рассматривается сам по себе и когда приводится в виде
вопросов. В самом деле, часто спрошенный приводит довод не надлежащим образом
потому, что не соглашается с тем, на основании чего можно было бы хорошо
рассуждать против его тезиса. Ибо не во власти одной только стороны надлежащим
образом доводить до конца общее дело. [14]
Неспособность одного из собеседников определить, какая посылка является
правдоподобной (ένδοξον)
и какой силлогизм – истинным, тоже может стать причиной ненадлежащего
проведения беседы. Еще одной причиной способна стать рассматриваемая проблема,
ибо вывод может попросту оказаться таким, что в его защиту не удастся привести
пригодных доводов. Вот почему сказано, что вопрошающий рассуждает должным
образом, если ему удается привести дискуссию к выводу на основании как можно
более правдоподобных посылок (учитывая трудность вывода, а также искусность и
расположение духа отвечающего). На этом основании Аристотель и называет
диалектику искусством вести спор, исходя из как можно более правдоподобных
посылок.
Аристотель
предлагает также критерии оценки самих доводов вне контекста диалектического
диспута. В основе этих критериев лежат понятия силлогизма и
опровержения-эленхия (ελέγχος)
в уже знакомой нам интерпретации, а также предъявляемые к эпистемическому
статусу посылок требования (включая сюда стратегические правила для
отвечающего), в соответствии с которыми посылки должны быть более
правдоподобны, чем вывод и известны лучше его. Вводятся только два
дополнительных условия, но оба они нуждаются в пояснении.
Первое
условие заключается в том, что ни из чего нельзя сделать окончательный вывод (μη
συμπεραίηται),
если все посылки (или большинство из них) являются ложными или
неправдоподобными. Это накладывает ограничения на стратегические правила
принятия отвечающим посылок (эти ограничения строже, чем сформулированные в
главе 5) и показывает, что представления Аристотеля о выведении заключения в
контексте диалектики включают эпистемический аспект, о котором не шло речи при
формулировке понятия силлогизма. Однако все очевидно. Умозаключение, все
посылки которого (или их большинство) являются ложными или неправдоподобными,
не имеет эпистемической ценности при поиске истины посредством доводов pro и contra.
А потому сам по себе такой довод негоден, хотя в конкретной ситуации он не
обязательно окажется ложным.
Еще одно
дополнительное условие заключается в том, что Аристотель называет
«умозаключением, построенным соответствующим [предмету] способом» (κατα την
οικεαν μέθοδον,
Топика VIII.12, 162b8). В трактате О софистических опровержениях Аристотель
заявляет, что умозаключение должно исходить из начал (αρχαί),
а именно – начал того искусства, о котором идет речь.
Это позволяет
Аристотелю сказать, что диалектика предлагает общую теорию ведения спора, и не
относится к какому-либо определенному роду, поскольку имеет отношение сразу ко
всем.
Ниже
приводится список сформулированных Аристотелем критериев должным образом
проведенного диалектического диспута, с помощью которых он предлагает оценивать
поведение вопрошающего и отвечающего в ходе бесед, ведущихся с целью упражнения
или испытания.
Критерии должным образом проведенной диалектической
беседы:
i. Посылки необходимым образом приводят
к выводу. [15]
ii. Посылки приводят к заранее
постулированному выводу.
iii. Ни одна посылка не упущена.
iv. Нет излишних, т. е.
противоположных посылок.
v. Вывод отличается от посылок,
т. е. вопросы не постулируют вывода.
vi. Посылки в большинстве своем истинны и
правдоподобны.
vii. Посылки правдоподобнее вывода.
viii. Посылки известнее вывода, т. е.
привести доводы в их защиту легче, чем в защиту вывода.
ix. Способ построения умозаключения
соответствует предмету спора, т. е. в диалектике в основе силлогизма лежат
такие же общие суждения, которые включены в топы умозаключений.
Условия i-v по сути своей логичны, условие ii выводится из определения
опровержения (ελέγχος),
а остальные – из определения силлогизма, и им, как было показано, полностью
удовлетворяют стратегическое правило употребления вопрошающим топов
умозаключений (раздел 3.b). Условия vi-viii – требования, предъявляемые к
эпистемическому статусу посылок, включенные в стратегические правила для
отвечающего. Очевидно, что условия i-viii значимы для философского
исследования. Те уточнения, которым надо подвергнуть условие ix, чтобы оно
отвечало этой цели – предмет дальнейшей исследовательской работы. Предлагаемые
Аристотелем критерии оценки доводов, используемых в диалектическом диспуте,
соответствуют стратегическим правилам, которым надлежит следовать вопрошающему
и отвечающему. Однако с точки зрения эпистемического статуса эти критерии
слабее, чем те, что относятся к индукции и раскрытию довода, ибо они не
требуют, чтобы посылки были истинными или чтобы «ложные» силлогизмы
раскрывались.
Это может быть подтверждением того, что раскрытие доводов востребовано в
спорах, целью которых является исследование, и что одного довода для нахождения
истинны недостаточно: следует привести доводы pro и contra.[16]
Исследование
показывает, что истинное искусство диалектики имеет целью надлежащее проведение
беседы, в которой определенная роль отводится заключенным в суждениях-посылках
истинам. Оказывается, что Аристотель не считает лучшим способом достижения
истины сохранение единой линии развития беседы. Пределы и возможности развития
диалектической беседы позволяет очертить, скорее, понимание того факта, что эти
границы задаются стратегическими правилами, согласно которым в ходе такой
беседы выдвигаются доводы pro и contra.
К несчастью,
сам Аристотель не останавливается подробно на способе отыскания истины путем
выдвижения доводов pro и contra. Может даже показаться, что в период написания Топики
он считал отделение истины ото лжи в тот момент, когда спор достаточно далеко
зашёл, делом легким (по крайней мере, для человека, от природы одаренного).
Остается,
однако, опасность, что диспут обернется эристикой, спором ради спора, в котором
вопрошающий всеми силами будет стремиться придти к выводу, противоположному
тезису отвечающего, в то время как последний – отклонить ведущие к такому
выводу посылки. Ключом к стратегическим правилам является смягчение
противоположностей, выдвинутых согласно логике самого опровержения, путем создания
особой социальной среды, в которой возможно проведение прекрасно
организованного соревнования по владению искусством диалектики и которая, тем
самым, будет отвечать всем требованиям беседы, ставящей целью разыскание
истины.
Эти
результаты позволяют нам сделать кое-какие выводы касательно разных подходов к
проблеме значения диалектики для философии у Аристотеля. Хотя критика в
значительной степени осуществляется в опровержении-эленхии, выдвинутый против
исходного тезиса довод играет, одновременно, положительную роль, поскольку он
является доводом в пользу отрицания тезиса. Более того, те стратегические
правила, что касаются прояснения понятий и уточнения чрезмерных обобщений,
играют конструктивную роль при формулировании более четких позитивных утверждений.
Поскольку Аристотель полагает, что философское исследование (предполагающего
формулировку законов, объясняющих наблюдаемые явления, а не игнорирующих их)
представляет собой оценку, прояснение и систематизацию определенных
представлений (ένδοξα)
об исследуемом предмете, упражнения в ведении диалектической беседы позволяют
хорошо к нему подготовиться, и не в последнюю очередь потому, что участие в них
требует того же точно запаса знаний. И, тем не менее, для систематизации
сведений и убеждений, относящихся ко всей сфере исследования, не достаточно
быть искусным диалектиком. Тщательное изучение этих вопросов (в том числе не
имеющих отношения к диалектике шагов, допустимых в философском исследовании:
например, позволяющих отличить первоначала от остальных истин) станет предметом
дальнейших изысканий.
1. Асмус,
А.Ф., Античная философия, М., 2006, с. 259-400
2.
Аристотель, Собрание сочинений в четырех томах, М., 2005--1984.
3.
Аристотель, Афинская полития. -- Пер. СИ. Радцига, М.--Л., 2008.
4.
Аристотель, О частях животных. -- Пер. В.П. Карпова, 1М.], 2007.
5.
Аристотель, О возникновении животных. -- Пер. В.П. Карпова, М.-- Л., 2008.
6.
Аристотель, Риторика, пер. Н. Платоновой. -- В кн.: Античные риторики, М, 2008.
7. Асмус,
А.Ф., Античная философия, М., 2006, с. 259-400
8. Богомолов,
А.С., Античная философия, М., 2005, с. 196--234.
9. Визгин,
В.П., Генезис и структура квалитативизма Аристотеля М 2008
10.
Виндельбанд В. История древней философии. Киев, 2008 г.
11. Лосев
А.Ф., Тахо-Годи А.А. «Платон. Аристотель», М.: Молодая гвардия, 2007 г.
12.
Рожанский, И.Д., Развитие естествознания в эпоху античности М 2009 гл 4
13. Чанышев,
А.Н., Аристотель, М., 2007.
14. Вальяно
М.В., Основы философии: Учебник. - М.: Издательство “Дело и Сервис”, 2009. -
544 с.
15. Спиркин
А.Г. Философия: Учебник. - М.: Гардарики, 2007. - 816 с.
16. Философия
Древнего мира (история философии): Учеб. для вузов / А.Н. Чанышев. - М.: Высш.
шк., 2003. - 703 с.
17. Кечекьян
С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве М. Наука, 2007
18. Лосев А.
Ф. Критика платонизма у. Аристотеля. М., 2009.
19. Рассел Б.
История западноевропейской философии. Р/Д, 2008.