Содержание
Введение. 3
Глава 1.
Теоретические основы вины как условия гражданско-правовой ответственности 6
1.1. Развитие учения о вине как условии
гражданско-правовой ответственности 6
1.2. Понятие вины в современном гражданском праве. 18
1.3. Презумпция виновности участника гражданского оборота. 22
Глава 2.
Формы и виды вины в гражданском праве РФ.. 28
2.1. Умысел. 28
2.2. Неосторожность. 29
2.3. Смешанная вина и вина при совместном причинении
вреда. 35
Глава 3.
Особые случаи применения норм о вине в гражданско-правовых обязательствах 40
3.1. Влияние вины на установление размера ответственности. 40
3.2. Ответственность без вины в гражданско-правовых
обязательствах. 47
3.3. Особенности распределения бремени доказывания
отсутствия вины.. 54
Заключение. 64
Список
литературы.. 66
В дипломной работе рассматривается
тема: «Вина как условие гражданско-правовой ответственности».
Актуальность
рассматриваемой темы заключается в следующем. Для развития гражданского оборота
необходимо, чтобы его участники исполняли свои обязанности надлежащим образом.
При нарушении этих обязанностей причиняется вред, прежде всего кредитору, и,
следовательно, нарушается механизм гражданского оборота, от чего страдает все
общество в целом. В целях устранения последствий неисполнения или
ненадлежащего исполнения обязательств существует гражданско- правовая
ответственность как вид юридической ответственности. Необходимо четкое
уяснение природы гражданско- правовой ответственности, без этого не
представляется возможным правильное применения мер ответственности и
следовательно достижения целей ответственности. Для уяснения этого правового
явления необходимо обратиться к доктрине. В доктрине нет единого мнения по
данной проблеме, поэтому можно по-разному понимать, что такое
гражданско-правовая ответственность. Без рассмотрения основных подходов к
определению гражданско-правовой ответственности невозможно прийти к правильному
пониманию данного правового явления.
Для применения
гражданско-правовой ответственности необходимо знать, что является условиями ее
наступления, в доктрине нет единого мнения и по этому вопросу, а без уяснения
этих условий невозможным является правильное применение мер ответственности, в
результате чего не может идти речи о достижении ее целей.
Объектом исследования
выступают общественные отношения, возникающие по поводу гражданско-правовой
ответственности.
Предметом исследования
является вина как условие гражданско-правовой ответственности.
Целью дипломной работы
является комплексное исследование вины как условия гражданско-правовой
ответственности для разработки предложений по дальнейшему совершенствованию
российского гражданского законодательства.
Достижению поставленной
цели способствуют следующие задачи:
1. Рассмотреть развитие учения о вине
как условии гражданско-правовой ответственности;
2. Дать понятие вины в современном
гражданском праве;
3. Охарактеризовать презумпцию
виновности участника гражданского оборота;
4. Проанализировать умысел,
неосторожность как формы вины в гражданском праве РФ
5. Раскрыть смешанную вину и вину при
совместном причинении вреда;
6. Изучить влияние вины на установление
размера ответственности;
7. Охарактеризовать ответственность без
вины в гражданско-правовых обязательствах;
8. Исследовать особенности распределения
бремени доказывания отсутствия вины.
Проблема вины как условия
гражданско-правовой ответственности в литературе исследована, но нет единого
мнения среди ученых относительно понятия вины, ее форм в гражданском праве.
Среди научных исследований, которые посвящены проблемам вины как условию
гражданско-правовой ответственности можно выделить работы следующих авторов:
Б.К. Антимонова, В. Варкало, В.П. Грибанова, О.В. Дмитриевой, О.С. Иоффе, Г.К.
Матвеева и других.
При работе над
исследованием проблематики вины как условия гражданско-правовой ответственности
помимо указанных были использованы труды ученых: А.М.Беляковой,
М.И.Брагинского, В.В.Витрянского, А.Ю.Кабалкина, О.А.Красавчикова, Н.С.Малеина,
М.Н.Малеиной, В.Т.Смирнова, А.А.Собчака, Е.А.Суханова, В.А.Тархова,
Р.О.Халфиной, Х.И.Шварца, А.Е.Шерстобитова и др. В работе так же использовались
труды известных русских ученых, написанные в дооктябрьский период: Г.Ф.
Шершеневича, К.Аненнкова.
Эмпирическую базу
исследования составили Конституция Российской Федерации, Гражданский кодекс
Российской Федерации, федеральные законы, материалы судебной практики.
В процессе исследования
использовались общенаучные методы познания: историко-логический и
диалектический, а также частно-научные методы: сравнительно-правовой,
системного анализа, комплексного исследования, формально-юридический.
На основании поставленной
цели и задач сформировалась структура дипломной работы, которая состоит из
введения, трех глав, разбитых на параграфы, заключения и списка используемых
источников и литературы.
По римскому праву
ответственность должника в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения
обязательства, как правило, наступала при наличии вины должника. Под виной (culpa)
понималось несоблюдение того поведения, которое требуется правом, что
выражалось в следующем положении: «Нет вины, если соблюдено все, что
требовалось»[1].
Вина (culpa) в широком смысле слова включала в
себя два вида вины умысел (dolus), когда должник предвидит последствия своего
нарушения (действий или бездействия) и желает этих последствий, и небрежность
(culpa в тесном смысле этого слова), когда он не предвидел, но должен был
предвидеть эти последствия. В случае умышленного (dolus) неисполнения обязательства
всегда наступала ответственность.
Вина в форме небрежности
(culpa) определялась следующим образом: «Вина имеется налицо, если не было
предвидено то, что заботливый мог предвидеть»[2].
Источники римского права
различали несколько степеней вины в форме небрежности (culpa в тесном смысле
слова). Во-первых, грубая вина, грубая небрежность (culpa lata), когда должник
не проявляет ту меру заботливости, которую можно требовать от всякого, а в его
действиях (бездействии) проявляется «непонимание того, что все понимают»[3].
Во-вторых, легкая вина
(culpa levis или просто culpa), когда должником не проявлена мера
заботливости, присущая доброму хозяину, заботливому главе семьи.
В-третьих, в отличие от
вины по абстрактному критерию римские юристы говорили о третьем виде вины –
culpa in concrete т.е. о вине, определяемой по конкретному мерилу, когда
должником не соблюдена та мера заботливости, которую он проявляет в собственных
делах[4].
Как видим, римское право
не оставляло места для гипотетического «психического» отношения должника к
своим действиям (бездействию) и их результату.
Аналогичный подход к
определению существа вины должника в форме небрежности, неосторожности (culpa)
по римскому праву, а также к критериям разграничения отдельных видов такой
вины можно найти и у В.М. Хвостова, который определял суть culpa следующими
словами: «Тот действует неосторожно, кто не обдумывает своих действий с той
степенью заботливости, применения которой право требует от него в данном
случае»[5].
Степень заботливости, которую право требует от
действующего лица, отмечал В.М. Хвостов, определяется в разных случаях по
различным масштабам и в различных границах. В частности, применяются два масштаба
определения должной меры заботливости: абстрактный и конкретный. Абстрактный
масштаб состоит в том, что право требует у каждого лица соблюдения той степени
заботливости, которую обыкновенно при подобных обстоятельствах обнаруживает средний
человек, как его мысленно представляют себе законодатель и судья. Причем этот
средний человек сам может быть двоякого типа. Иногда требуется только такая
мера заботливости и осмотрительности, какую при данных условиях проявил бы
всякий обыкновенный человек. Отсутствие такой осмотрительности называется culpa
lata (грубая неосторожность). В других случаях требуется соблюдение той степени
заботливости, которую обнаружил бы хороший, заботливый представитель данной
профессии и человек данного положения в обществе. Отсутствие такой
осмотрительности составляет легкую вину (culpa levis). Конкретный масштаб при
определении необходимой степени заботливости применялся по римскому праву лишь
к определенным отношениям, возникающим на почве некоторых обязательств (опека,
ответственность мужа за приданое). От действующего лица требовалось применение
к чужому делу той степени заботливости, которую он сам обыкновенно применяет к своим
собственным делам. Отсутствие этой заботливости называется culpa in concreto[6].
Как видим, понятие вины
должника как проявление им необходимой степени заботливости было характерным
для трактовки российскими юристами соответствующих положений римского права.
Данное обстоятельство предопределило подход российской гражданско-правовой
доктрины к определению понятия вины должника, нарушившего обязательство.
Положения
дореволюционного российского гражданского законодательства об ответственности
должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства
критиковались российскими цивилистами в связи с их неопределенностью и
излишней краткостью, что не позволяло в полной мере учитывать степень
виновности должника в нарушении обязательства. Так, Анненков отмечал, что
действовавшее в тот период законодательство содержало положения о том, что
всякий договор и обязательство, правильно составленные, налагают на договаривающихся
обязанность их исполнить[7].
Цивилисты той поры
сходились во мнении, что необходимым условием ответственности за неисполнение
обязательства является наличие вины должника в неисполнении. Вместе с тем в
юридической литературе того времени велась дискуссия относительно необходимости
учета вины должника в случае, когда обязательство не исполнялось в связи с
невозможностью его исполнения в силу внешних причин, а также неисполнения должником
двухстороннего обязательства при неисполнении своего обязательства его
контрагентом.
К примеру, Кавелиным была
высказана точка зрения, согласно которой, если та или иная сторона не может
выполнить обязательства по причинам, не зависящим от ее доброй воли, оно
прекращается, а когда одна из сторон, участвующих в обязательстве, не захочет
его исполнить, то от другой зависит или также отказаться от его исполнения,
или же потребовать от нее исполнения принудительными средствами[8].
По мнению Победоносцева,
если сторона, обязанная к исполнению, когда наступило время исполнения,
уклоняется от исполнения, она виновна в неисполнении и может быть принуждена
как к исполнению, так и к платежу штрафа. Наличность вины и ответственности за
неисполнение обязательства устраняется, когда причиной неисполнения было
обстоятельство внешнее, не зависевшее от личной воли и сделавшее исполнение
физически или юридически невозможным. Сама справедливость требует, чтобы должник
освобождался от исполнения обязательства в тех случаях, когда внешние
обстоятельства делают исполнение его безусловно невозможным. Так же точно и при
обязательствах двусторонних договор подлежал прекращению в случаях
невозможности его исполнения одной из сторон по причине наступления указанных
обстоятельств, а стороны должны быть возвращены в то положение, в котором они
находились до заключения договора. Победоносцев полагал, что при двухсторонних
обязательствах неисполнение обязательства одной стороной должно давать и другой
стороне право отказаться от его исполнения в тех случаях, когда она имеет
равносильное право требования к первой, которому наступил срок исполнения[9].
С мнением названных
авторов о том, что наступление одних только внешних обстоятельств, делающих
исполнение обязательства невозможным, может считаться основанием освобождения
должника от ответственности за его неисполнение, не соглашался Шершеневич, по
мнению которого невозможность исполнения обязательства может быть как объективной,
т.е. такой, которая может освобождать от ответственности каждого, так и
субъективной, или такой, которая может освобождать от этой ответственности
данного должника. Эту позицию разделял и Анненков[10].
Естественно, научные
дискуссии вокруг понятия вины должника в неисполнении обязательства и влияния
факторов, связанных с наличием или отсутствием вины, на ответственность по
обязательствам были в центре внимания российских правоведов при подготовке
проекта Гражданского Уложения. В результате в проекте появилась ст. 1650,
предусматривающая, что должник отвечает за убытки, причиненные верителю
неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, если не докажет, что
исполнение обязательства вполне или в части сделалось невозможным вследствие
такого события, которого он, должник, не мог ни предвидеть, ни предотвратить
при той осмотрительности, какая требовалась от него по исполнению обязательства
(случайное событие).
В материалах Редакционной
комиссии говорится, что по вопросу ответственности должника за неисполнение
обязательства, или, что то же, о вине его, наличием которой обусловливается
ответственность, следует прежде всего заметить, что вина должника явствует сама
собою, если он не исполняет обязательства, несмотря на то что имеет возможность
исполнить его. «Вопрос же о том, не исполнил ли должник обязательство с умыслом
причинить верителю убытки или без умысла, а лишь относясь безразлично к
сознаваемому или невыгодному положению верителя, не получающего удовлетворения,
не имеет никакого значения для имущественной ответственности»[11].
Таким образом, вопрос о
том, ответствует ли должник за неисполнение или, напротив, освобождается от
обязательства, возникает лишь тогда, когда должник не имеет возможности его
исполнить. В этом именно случае необходимо определить, является ли эта
невозможность следствием вины должника или независящих от него обстоятельств.
Невозможность исполнения
обязательства признавалась российскими правоведами, когда предмет исполнения
уже после возникновения обязательства погиб, изъят из обращения, утрачен или
на законном основании поступил в собственность третьего лица или когда должник
был не в состоянии исполнить то чисто личное действие, к которому он обязался.
Недостаточность имущества должника для удовлетворения верителя, даже если она
имела место вследствие не зависящих от него случайностей, не считалась
невозможностью исполнения обязательства, т.к. то обстоятельство, что должник
сделался неоплатным не по собственной вине, не может служить основанием к
освобождению его от исполнения по обязательству из имущества, какое
впоследствии может у него оказаться, что привело бы к обогащению должника за
счет верителя. В связи с этим вопрос о невозможности исполнения совсем не
возникает в тех обязательствах, исполнение которых зависит единственно от
достаточности имущества должника. Таковы все обязательства, имеющие предметом
деньги и вообще вещи заменимые, а также такие чисто личные действия, при
совершении которых личность должника не имеет значения, т.к. первые находятся
всегда в обращении, а последние могут быть совершены кем-либо другим по поручению
должника или на его средства.
Исходной точкой для
правила, по которому в каждом отдельном случае должно быть определяемо
свойство невозможности исполнить обязательство, произошла ли она по вине
должника или случайно, служит сущность обязательства: лицо, обязанное к
определенному действию, обязано вместе с тем, с одной стороны, не совершать
какого-либо действия, могущего воспрепятствовать исполнению того, что
составляет предмет обязательства, и с другой стороны, принять меры к тому,
чтобы обязательство было исполнено.
В тех случаях, когда
должник совершает какое-либо действие, лишающее его возможности исполнить свое
обязательство (например, уничтожает или передает третьему лицу вещь, которую
он обязан передать верителю), умышленная вина (dolus) с его стороны явствует
сама собою. Причем вопрос о том, поставил ли себя должник в невозможность
исполнения умышленно или без умысла, и здесь не имеет правового значения.
Если же непосредственной
причиной невозможности исполнения явились действия третьих лиц или силы
природы, т.е. обстоятельства внешние, возникает вопрос, не было ли совершено со
стороны должника какое-либо неосторожное действие, способствующее наступлению
этих обстоятельств, и было ли им сделано все зависящее от него, чтобы
предотвратить их наступление. Ответственность должника в этом случае вытекает
из наличия вменяемой ему в вину неосторожности, состоящей в недостаточной внимательности
его к своему обязательству, в совершении того, чего ему совершать не
следовало, в нерадении о том, о чем заботиться он был обязан[12].
Общим правилом для
признания должника соответственно виновным или невиновным в неисполнении
обязательства проект российского Гражданского Уложения признавал отвлеченное
понятие о степени осмотрительности рачительного, заботливого хозяина. Для
отдельных видов договорных обязательств в проекте предусматривалась та степень
осмотрительности, какая требовалась от должника по исполнению соответствующего
обязательства, его простоты или сложности, а также большей или меньшей
опасности и важности последствий неосмотрительности, притом что по общему
правилу должник отвечает за всякую вину и только в некоторых, точно
определенных, случаях признавалось справедливым оказать должнику снисхождение,
ограничив его ответственность лишь упущением заботливости, обыкновенно
прилагаемой им к собственному имуществу, т.е. конкретной виною, или только грубой
неосторожностью, грубой виною, или даже только умышленной виною.
Еще раз подчеркнем, что
названные формы вины: конкретная вина, грубая неосторожность, умышленная вина –
использовались российскими цивилистами лишь применительно к отдельным видам
обязательств. В общей же части обязательственного права общим правилом
признавалось то, что должник не подлежит ответственности за убытки, если
обязательство не исполнено не по его вине (т.е. умысла и неосторожности) или,
что то же самое, вследствие случайного события.
Что же касается
психических аспектов вины, преобладающих в юридической литературе советского
периода, то российские цивилисты говорили лишь о психическом состоянии
нарушителя, имея в виду его вменяемость (или невменяемость). Например, у
Шершеневича находим: «Вина предполагает такое психическое состояние
действовавшего, в котором он имел представление о неизбежности или возможном
вредном последствии своего поведения, уклоняющегося от юридически нормального.
Возложение на него ответственности за причиненный им вред стоит в зависимости
от способности представлять себе последствия своих действий. Где этого условия
нет, там, по принципу вины, нет и гражданской вменяемости. Поэтому законодательства
не возлагают гражданской ответственности, по невменяемости, на детей, на
страдающих душевной болезнью, на пораженных временно потерей вменяемости,
например... в состоянии горячечного бреда»[13].
В советской
гражданско-правовой доктрине в последние десятилетия прочно утвердилось понятие
вины как психического отношения лица к своему противоправному поведению и его
результату. Такой подход к понятию вины с разными вариациями можно встретить в
работах самых различных правоведов, которые принципиально не сходились во
взглядах и на менее значительные категории гражданского права, нежели вина.
Так, Г.К. Матвеев
определяет вину как «психическое отношение нарушителя социалистического
гражданского правопорядка в форме умысла или неосторожности к своим
противоправным действиям и их вредным последствиям»[14].
О.С. Иоффе пишет: «Под виной понимают психическое отношение лица к совершаемому
им противоправному действию или бездействию, а также к наступающим в связи с
этим противоправным последствиям»[15].
Аналогичные точки зрения высказывались и другими авторами[16].
Некоторые авторы при
определении понятия вины избегали выражения «вина как психическое отношение»,
оставаясь на цивилистических позициях. Например, по определению М.М. Агаркова,
«виной называется умысел или неосторожность лица, обусловившие совершенное им
противоправное действие»[17];
Л.А. Лунц утверждал: «Виной в гражданском праве... мы можем назвать умысел или
неосторожность лица, поступившего противоправно и причинившего своим поступком
вред другому лицу»[18].
Б.И. Пугинский
подчеркивал, что «вина должна пониматься не как акт сознания, а в качестве
характеристики деятельности нарушителя в конкретных условиях ее осуществления»[19].
Еще более определенным
выглядит замечание Л.Н. Успенского о том, что «право имеет так же мало дела с
психическими переживаниями человека, как с физическими процессами природы...
Праву нет дела до психического процесса, и не о психических переживаниях идет
спор в суде»[20].
Тем не менее в
научно-практических комментариях ГК РСФСР 1964 г., в том числе самых авторитетных, и в учебниках по гражданскому праву, включая изданные в
последние годы, вина определяется именно как психическое отношение нарушителя к
своему поведению и его результату[21].
Особо примечательна
развернувшаяся в юридической литературе советского периода дискуссия по поводу
понятия вины применительно к юридическим лицам. Именно здесь
сознательно-волевая концепция понятия вины как психического отношения
нарушителя к своему поведению и его результату вызывала наибольшие сомнения. В
работах советских правоведов высказывались самые различные позиции: от
объяснений понятия вины юридического лица через «психическое отношение» к
допущенным нарушениям со стороны его работников или его органов до
категорического неприятия концепции «психического отношения» к ответственности
юридического лица.
Как известно, А.В.
Венедиктов определял юридическое лицо как «коллектив трудящихся,
осуществляющий предусмотренные законом, административным актом или уставом
задачи, имеющий урегулированную в том же порядке организацию, обладающий на том
или ином праве и в той или иной мере обособленным имуществом и выступающий в
гражданском обороте от своего имени в качестве самостоятельного (особого)
носителя гражданских прав и обязанностей»[22].
По утверждению С.Н.
Братуся, правосубьектность юридического лица (и прежде всего такие ее признаки,
как организационное единство и имущественная обособленность) проявляется вовне
через его имущественную ответственность. Именно С.Н. Братусем в рамках учения
о юридических лицах впервые был поставлен вопрос о соотношении коллективной и
индивидуальной воль. При этом отмечалось, что воля и действия юридического
лица состоят из воли и действий его органов. Однако воля и деятельность
юридического лица не могут быть сведены к простой сумме воль и действий лиц,
его составляющих, и лиц, им управляющих. Деятельность юридического лица
хотя и складывается из индивидуальных волевых действий, но не сводится к ним
механически. Она представляет собою новое качество, отличающееся от своих
слагаемых[23].
Представления о
юридическом лице как о коллективе трудящихся, действующем вовне через свои
органы, деятельность которого слагается из действий его участников (работников)
и органов, однако же не сводится лишь к их сложению, а представляет собой новое
качество, нечто самостоятельное, служили теоретической базой для выработки
различных концепций вины юридического лица.
К примеру, Г.К. Матвеев
утверждал, что, «возлагая ответственность на юридическое лицо, суды и арбитражи
имеют в виду его вину. Психологическим ее содержанием является порочная воля
(и сознание) работников юридического лица в виде умысла или неосторожности.
Однако, будучи выраженной в противоправных действиях (например, в поставке
недоброкачественного товара или в причинении увечья), эта воля приобретает
затем относительно самостоятельный и независимый характер и рассматривается как
новое качество в виде субъективного (психологического) отношения коллектива к
своим противоправным действиям и их вредным последствиям»[24].
По пути к этому выводу Г.К. Матвеев делает ряд весьма примечательных
заключений, на которые нельзя не обратить внимание. В частности, Г.К. Матвеев
указывал, что, решая вопрос об ответственности юридических лиц, судебные и
арбитражные органы не должны упускать из поля своего зрения субъективную
сторону допущенных правонарушений, «т.е. субъективное отношение конкретных лиц
к своим противоправным действиям и их вредным последствиям независимо от того,
являются ли эти лица работниками органа юридического лица (его руководителями)
либо рядовыми членами (рабочими и служащими) данной организации, учреждения,
предприятия. Таким представляется принцип вины в отношении ответственности
юридических лиц»[25].
Говоря о вине
юридического лица как о совокупности индивидуальных провинностей его органа и
членов (участников), Г.К. Матвеев специально подчеркивал, что вина одного из
них не обязательно должна быть связана во всех случаях с виной другого, и,
более того, рассматривал три различные ситуации соотношения вины соответственно
органа юридического лица и его работников (участников), когда: вина органа
есть, но нет вины членов (участников) юридического лица; вины органа нет, но
есть вина членов (участников) юридического лица; вина органа и вина члена
(участника) юридического лица совпадают. Но самым парадоксальным выглядит
вывод Г.К. Матвеева из анализа этих трех ситуаций: оказывается, что
«юридическое лицо может быть признано невиновным только в том случае, если
докажет невиновность своего органа и своих членов (участников), т.е. только
тогда, когда будет установлено, что противоправное действие (бездействие)
юридического лица и последовавший за ним ущерб явились результатом таких
обстоятельств, которые ни орган, ни члены (участники) юридического лица
предотвратить не могли)[26].
Вместе с тем в
юридической литературе советского периода можно встретить позиции,
принципиально отличающиеся от ранее изложенных. Например, Л.И. Картужанским
применительно к плановым договорам вовсе отрицалась необходимость доказывания
вины юридического лица – должника. Он считал, что «всякое неисполнение
договора, опосредствующего обязательства, всегда недопустимо, будет ли это
неисполнение по объему, по сроку, по качеству и т.д. И потому право требовать
возмещения не связано с доказыванием вины в положительном или отрицательном
смысле»[27].
Заслуживает внимания
позиция правоведов, которые на практике занимались правоприменительной
деятельностью. В частности, Г.С. Шапкина отмечает, что «обсуждение вопроса о
вине юридического лица при невыполнении обязательства ведется, как правило, в
плане того, могло ли предприятие обеспечить выполнение обязательства или не
могло по обстоятельствам, которые оказались для него непредотвратимыми,
несмотря на принятые меры»[28].
Б.И. Пугинский указывает на логическую непоследовательность вывода о том, что
вина не может быть ничем иным, как психическим отношением руководителей
(коллектива, администрации) организаций и граждан к своим ненадлежащим
действиям и их возможным последствиям. «Нет спора о том, что при совершении
неправомерных действий работники организаций, а также граждане осознают
значение своих поступков и потому их поведение может быть квалифицировано как
умышленное либо неосторожное. Однако такая самооценка, ее характер не играют
никакой роли в применении ответственности... до психического отношения должника
к своим поступкам нет дела ни лицу, права и интересы которого нарушены, ни
юрисдикционному органу, которому придется рассматривать иск. Изучение
деятельности суда и арбитража по разрешению споров показывает, что они не
занимаются проверкой субъективного отношения граждан и работников организаций
к допущенному нарушению»[29].
Представляется, что
концепция вины как психического отношения нарушителя к своему поведению и его
результату, несмотря на явную ее несовместимость с традиционной цивилистикой и
практическую ее бесполезность, имела (и имеет сейчас!) столь широкое
распространение в силу некоторых методологических причин, свойственных
советскому периоду гражданского права.
Вина
является субъективным условием юридической ответственности, выражающим
отношение правонарушителя к собственному неправомерному поведению и его
последствиям. Обычно она рассматривается как субъективное психическое отношение
лица к своему противоправному поведению и его последствиям, связанное с
предвидением неблагоприятных результатов своего поведения и осознанием
возможности их предотвращения. С этой точки зрения не могут считаться виновными
действия душевнобольного или малолетнего гражданина, которые в большинстве
случаев не в состоянии правильно оценивать свое поведение и его последствия.
Такой
подход традиционен и вполне обоснован для уголовного права и ряда других
правовых отраслей, устанавливающих юридическую ответственность за неправомерное
поведение людей. На нем основано выделение различных форм вины, от которых, как
правило, зависит и содержание применяемых мер ответственности. Прежде всего,
речь идет о различии умысла и неосторожности (см. п. 1 ст. 401 ГК РФ[30]
и ст. 25 и 26 УК РФ[31]).
Правонарушение признается совершенным умышленно, если нарушитель сознавал
неправомерность своего поведения, предвидел его неблагоприятные последствия и
желал или сознательно допускал их наступление. Правонарушение признается
совершенным по неосторожности, если нарушитель хотя и не предвидел, но по
обстоятельствам дела мог и должен был предвидеть наступление неблагоприятных
последствий своего поведения либо хотя и предвидел их, но легкомысленно
рассчитывал на их предотвращение.
Однако
в гражданском праве вина как условие ответственности имеет весьма значительную
специфику. Она вызвана особенностями регулируемых гражданским правом отношений,
в большинстве случаев имеющих товарно-денежный характер, и обусловленным этим
главенством компенсаторно-восстановительной функции гражданско-правовой
ответственности. Ведь для компенсации убытков, понесенных участниками
имущественного оборота, субъективное отношение их причинителя к своему
поведению, как правило, не имеет существенного значения. Именно поэтому в
гражданском праве различие форм вины редко имеет юридическое значение, ибо для
наступления ответственности в подавляющем большинстве случаев достаточно
наличия любой формы вины правонарушителя[32].
Более того, по этим же причинам в целом ряде случаев вина вообще не становится
необходимым условием имущественной ответственности, которая может применяться и
при отсутствии вины участника гражданских правоотношений, в том числе за вину
иных (третьих) лиц.
Следует,
наконец, учесть и то обстоятельство, что участниками гражданских правоотношений
являются не только граждане, но и юридические лица, и публично-правовые
образования. Говорить об их "субъективном, психическом отношении к своему
поведению и его последствиям" здесь можно лишь весьма условно. Конечно,
вина юридического лица может проявляться в форме вины его участников (например,
полных товарищей), органов (руководителей) и других должностных лиц, а также
его работников, выполняющих свои трудовые или служебные функции, поскольку
именно через их действия юридическое лицо участвует в гражданских
правоотношениях. Поэтому закон и возлагает на него ответственность за действия
указанных физических лиц (ст. 402 и 1068 ГК РФ). Обычно это имеет место в
деликтных (внедоговорных) обязательствах, возникающих при причинении
имущественного вреда.
Однако
в большинстве случаев, прежде всего в договорных отношениях, невозможно, да и
не нужно устанавливать вину конкретного должностного лица или работника
юридического лица в ненадлежащем исполнении обязательства, возложенного на
организацию в целом. Гражданско-правовое значение в таких ситуациях приобретает
сам факт правонарушения со стороны юридического лица (например, отгрузка
недоброкачественных товаров или просрочка в возврате банковского кредита),
которого вполне можно было бы избежать при проявлении обычной заботливости или
осмотрительности.
В
связи с этим гражданское законодательство отказалось от традиционного для
уголовно-правовой сферы подхода к пониманию вины.
В
соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ виной в гражданском праве следует признавать
непринятие правонарушителем всех возможных мер по предотвращению
неблагоприятных последствий своего поведения, необходимых при той степени
заботливости и осмотрительности, которая требовалась от него по характеру
лежащих на нем обязанностей и конкретным условиям оборота.
Таким
образом, вина в гражданском праве рассматривается не как субъективное,
психическое отношение лица к своему поведению, а как непринятие им объективно
возможных мер по устранению или недопущению отрицательных результатов своих
действий, диктуемых обстоятельствами конкретной ситуации.
Иначе
говоря, здесь вина переводится из области трудно доказуемых субъективных
психических ощущений конкретного человека в область объективно возможного
поведения участников имущественных отношений, где их реальное поведение
сопоставляется с определенным масштабом должного поведения. При этом речь не
идет о некоем абстрактно понимаемом "заботливом хозяине" или
"добросовестном коммерсанте", с теоретически мыслимым поведением которого
сопоставляется поведение конкретного лица в конкретной ситуации (как это
требуется, например, во французском и германском гражданском и торговом праве[33]).
По смыслу нашего закона поведение конкретного лица должно сопоставляться с
реальными обстоятельствами дела, в том числе с характером лежащих на нем
обязанностей и условиями оборота, и с вытекающими из них требованиями
заботливости и осмотрительности, которые во всяком случае должен проявлять
разумный и добросовестный участник оборота (а таковым в силу п. 3 ст. 10 ГК РФ
предполагается любой участник гражданских правоотношений).
К числу центральных
презумпций гражданского права следует отнести презумпцию вины. Она закреплена,
в общей форме в пункте 2 статьи 401 ГК: отсутствие вины доказывается лицом,
нарушившим обязательство.
Структура презумпции вины
такова: если совершено гражданское правонарушение, то нарушитель
предполагается виновным, пока он сам не докажет обратное. Презумпция вины
обладает, пожалуй, самым широким непосредственным действием среди центральных
презумпций: практически во всех случаях, когда речь идет о виновной
ответственности, действует эта презумпция. Например, при утрате найденной вещи
(п. 4 ст. 227 ГК РФ), при гибели и порчи безнадзорных животных (п.3 ст. 230 ГК
РФ) в вещном праве, при ответственности должника за. просрочку перед
кредитором (ст. 405 .ГК РФ) в обязательственном праве. Здесь важно отметить,
что законом могут быть установлены исключения из презумпции вины. Например, в
пункте 2 статьи 1070 ГК РФ предусмотрено, что вред, причиненный при осуществлении
правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда,
вступившим в законную силу. Презумпция вины в этом случае не действует, так как
вина должна быть непосредственно доказана и установлена судом[34].
В отличие от определений
категорий разумности и добросовестности, законодатель дает определение понятия
вины через легальное закрепление понятия невиновности. В пункте 1 статьи 401 ГК
РФ устанавливается, что лицо признается невиновным, если при той степени
заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру
обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего
исполнения обязательства. Таким образом, при опровержении презумпции вины
правонарушитель должен доказать, во-первых, что он принял все меры для
надлежащего исполнения обязательства, совершил конкретные действия для такого
исполнения. Во-вторых, что он проявил при этом такую степень заботливости и
осмотрительности, которая от него требовалась по характеру обязательства и
условиям оборота, отсутствуют приведшие к ненадлежащему исполнению
обязательства причины, за. которые отвечает правонарушитель.
Представляет также
интерес соотношение презумпций добросовестности и вины. В литературе
неоднократно отмечалось, что виновность свидетельствует о недобросовестности
лица, поэтому можно сделать вывод, что обе эти презумпции одновременно
существовать не могут, они взаимно исключают друг друга. Однако это далеко не
так. Добросовестность характеризует субъекта гражданского правоотношения, а
виновность субъективную сторону правонарушения. Кроме того, презумпция вины,
используется только в случаях привлечения к гражданско-правовой
ответственности, а презумпция добросовестности обладает более широким
действием. Например, при истребовании имущества по виндикационному иску от
добросовестного приобретателя будет действовать непосредственно презумпция
добросовестности, но это не случай привлечения к гражданско-правовой ответственности.
Согласно пункту 3 статьи 53 ГК РФ лицо, выступающее в силу закона или
учредительных документов от имени юридического лица, должно действовать в его
интересах добросовестно и разумно. В этом случае также действуют презумпции
добросовестности и разумности. Е. Богданов полагает, что «если будет
установлена недобросовестность соответствующих лиц, в данной конкретной
ситуация они также будут считаться виновными»[35].
Но виновность (и, как следствие, презумпция вины) имеет значение только при
привлечении к гражданско-правовой ответственности, это элемент состава
гражданско-правового нарушения и поэтому не существует отдельно от него.
Поэтому и законодатель отдельно говорит о добросовестности и виновности указанных
лиц. Например, пункт 1 статьи 44 закона «Об обществах с ограниченной
ответственностью» устанавливает, что члены Совета директоров (наблюдательного
совета) общества, единоличный исполнительный орган общества, а равно
управляющий при осуществлении ими прав и исполнении обязанностей должны действовать
в интересах общества добросовестно и разумно. А в пункте 2 данной статьи закрепляется,
что перечисленные лица за причиненные обществу убытки несут ответственность при
наличии вины, если иные основания ответственности не установлены федеральными
законами"[36].
Аналогичные, положения содержатся в статье 71 закона «Об акционерных обществах»[37].
Таким образом, вина учитывается только при причинении убытков обществу, наличие
которых является одним из четырех условий гражданско-правовой ответственности,
наряду с противоправностью, причинно-следственной связью и виной. Указанные
лица могуч действовать недобросовестно, не причинив при этом обществу убытков.
К ним могут быть применены какие-либо меры, не связанные с привлечением к
гражданско-правовой ответственности, например прекращение полномочий. В этом
случае будет действовать презумпция добросовестности, но не будет действовать
презумпция вины. Таким образом, недобросовестность и виновность— это не
совпадающие понятия, поэтому презумпции добросовестности и вины в гражданском
праве являются самостоятельными презумпциями[38].
Презумпция вины - одна из
самых известных в гражданском праве. Однако анализ судебной практики
показывает, что суды иногда игнорируют действие этой презумпции, отказывая во
взыскании ущерба на том основании, что вина ответчика не доказана. Так, ОАО
«Волгодизельаппарат» обратилось в арбитражный суд Свердловской области с иском
к ОАО «Уралзлектротяжмаш» о возмещении ущерба, причиненного возгоранием щитов
управления дизель-генератора. Как следует из материалов дела, в помещении дизель-генераторной
установки произошло возгорание щитов управления дизель-генератора, в
результате чего полностью выгорели три шкафа и мистично выгорели кабельные
системы, истцу был причинен материальный ущерб. Решением суда иск оставлен без
удовлетворения, поскольку суд пришел к выводу об отсутствии оснований для
взыска-пня с ответчика суммы ущерба, указав, что «в силу ст. 1064 ГК РФ лицо
отвечает за причиненный вред при наличии вины. Вместе с тем материалами дела
вина изготовителя шкафов не доказана». Истец подал кассационную жалобу, в
которой отмечается, что судом неправильно толкуется ст. 1064 ГК РФ.
Кассационная инстанция оставила жалобу без удовлетворения, отметив, что суд сделал
правильный вывод об отсутствии надлежащих доказательств вины ответчика[39].
Думается, в данном деле истец не доказал, а суд не установил противоправные
действия или бездействия ответчика, в результате которых был причинен ущерб.
Однако наличие факта противоправного поведения ответчика и его вина - это два
разных условия состава гражданско-правового деликта. Первое условие
доказывается истцом, а второе предполагается в силу презумпции.
По другому делу суд
кассационной инстанции указал следующее: «Согласно абзацу 2 пункта 3 ст. 1079
ГК РФ вред, причиненный в результате взаимодействия источников повышенной
опасности их владельцам, возмещается на общих основаниях (статья 1064 ГК РФ).
• Таким образом, для правильного разрешения спора необходимо установись
наличие таких оснований, как вина причинителей вреда, оцепить доводы ответчика
об отсутствии его вины в дорожно-транспортном происшествии и представленные
ответчиком доказательства. Указанные обстоятельства не были установлены судом
первой и апелляционной инстанции, поэтому дело подлежит направлению на новое
рассмотрение»[40].
Здесь кассационная инстанция также необоснованно рекомендует суду первой
инстанции устанавливать вину причинителей вреда, поскольку она предполагается,
а доводы ответчика об отсутствии его вины действительно должны быть оценены судом,
так как они направлены на опровержение презумпции вины.
В обязательствах,
связанных с привлечением к гражданско-правовой ответственности, правонарушитель
вправе доказывать отсутствие противоправности своего деяния, вреда (если он составляет
обязательное условие ответственности), причинно-следственной связи между ним и
деянием или вины (если она составляет обязательное условие ответственности).
Важно отметить, что кредитор (потерпевший), в судебном процессе- истец, должен
доказать наличие противоправного поведения, вреда и причинно-следственной
связи между ними. Вина же предполагается в силу презумпции вины.
В заключение необходимо
отметить, что презумпция вины является центральной презумпцией, гражданского
права, поэтому целесообразно закрепить ее в подразделе 1 раздела 1 ГК РФ. В
этой связи представляется важным дополнить ГК РФ следующей статьей:
Статья — Презумпция вины
Если иное не установлено
законом, лицо, совершившее гражданско-правовое нарушение, предполагается
виновным, и в силу этого оно подлежит гражданско-правовой ответственности.
Виновность может быть
опровергнута правонарушителем в установленном законом порядке путем
доказательства своей невиновности.
Если лицо при той степени
заботливости и осмотрительности, которая от него требовалась по характеру
обязательства и условиям оборота, приняло все меры для надлежащего исполнения
обязательства, то оно признается невиновным и в силу этого не подлежит гражданско-правовой
ответственности, за исключением установленных законом случаев ответственности
независимо от вины.
Центральная презумпция
вины действует чаще всего непосредственно во всех случаях, когда вина имеет
значение для привлечения к гражданско-правовой ответственности. Она
конкретизируется в ряде специальных презумпции, действующих в различных
институтах гражданского права. Например, презумпция вины причинителя вреда в
деликтных обязательствах (п.2 ст. 1064 ГК РФ). По договору морской перевозки,
если смерть пассажира или повреждение его здоровья, либо утрата или повреждение
каютного багажа произошли в результате кораблекрушения, столкновения, посадки
судна на мель, взрыва или пожара на судне, то вина перевозчика предполагается,
пока не доказано иное (п. 3 ст. 186 КТМ РФ).
Понятие умысла в
гражданском праве практически не отличается от умысла в уголовном праве.
УК РФ характеризует
умысел как психическое отношение, при котором лицо осознавало общественную
опасность действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность
наступления общественно опасных последствий и желало их или сознательно
допускало наступление этих последствий.
Содержанием умысла
является отражение психикой виновного противоправного характера деяний. Однако
сознание противоправности нельзя отождествлять с сознанием запрещенности деяния
той или иной нормой УК.
Содержание умысла
раскрывается в законе с помощью указания на признаки, характеризующие интеллектуальный
и волевой элементы обеих разновидностей этой формы вины. Это:
1) сознание субъектом
общественной опасности своего действия или бездействия;
2) предвидение его
общественно опасных последствий. В совокупности эти два признака образуют
интеллектуальный элемент умышленной вины;
3) желание или
сознательное допущение субъектом наступления этих последствий либо безразличное
к ним отношение (волевой элемент умысла).
Понятие умысла, данное в
УК, может быть использовано в гражданском праве, однако общественная опасность
является признаком только преступлений, то упоминание о ней применительно к
гражданскому праву должно быть опущено. Следовательно, умысел означает
предвидение результата и желание или сознательное допущение его наступления.
Предвидение — это
отражение в сознании тех событий, которые произойдут, должны или могут
произойти в будущем. Поэтому под предвидением последствий следует понимать
мысленное представление виновного о том вреде, который причинит его деяние.
В предмет предвидения
входят: а) характер таких последствий (причинение вреда тому или иному
объекту); б) степень этого вреда, его размер в тех пределах, которые обозначены
законом: в) развитие, хотя бы в общих чертах, причинной связи, ведущей к
наступлению указанных последствий.
Предвидение последствий
своего деяния включает предвидение их наступления и предвидение их
противоправного характера.
Само же предвидение
субъекта может быть различным по степени вероятности его осуществления. В одних
ситуациях последствия содеянного предвидятся лицом как неизбежные, а в других
— как реально возможные. В случаях прямого умысла наблюдаются оба варианта
предвидения, а при косвенном умысле предвидится только реальная возможность
наступления общественно опасных последствий.[41]
Однако стоит отметить,
что для гражданского права не характерно деление умысла на прямой и косвенный.
Гражданско-правовые
деликты редко совершаются в форме умысла. В отдельных случаях
гражданско-правовая ответственность наступает при наличии умысла. Большинство
гражданско-правовых деликтов неосторожны. Поэтому определение неосторожности в
гражданско-правовой науке и вызывает наибольшее количество споров. В ГК РФ
используются два вида неосторожной формы вины — простая и грубая. Однако
определения им не дается, при этом существует несколько подходов к разграничению
грубой и простой неосторожности.
Во-первых, грубую
неосторожность отождествляют с самонадеянностью, а простую- с небрежностью. В
частности, Г.К. Матвеев указывает, что если лицо не предвидело вредных
последствий своего деяния, но могло и должно было их предвидеть, то это легкая
неосторожность (именно так определяется небрежность в уголовном праве), а если
предвидело последствия, но легкомысленно надеялось их избежать, то это грубая
неосторожность (именно так определяется легкомыслие в уголовном праве)[42].
Во-вторых, говорят о
недопустимости переноса уголовно-правовых категорий на гражданско-правовые
отношения и о необходимости выработки собственного цивилистического учения о
формах вины.
Б.C. Антимонов предложил
собственное определение понятия небрежности - состояние, предшествующее вине;
так как лицо, не знало о возможности наступления вреда, хотя могло и должно
было знать об этом[43].
Данное определение критикует О.С. Иоффе, справедливо указывая, что вина должна
сопутствовать деянию, а не предшествовать ему[44].
Сам О.С. Иоффе разграничивает небрежность и самонадеянность по характеру
предвидения вредных последствий. Если имело место конкретное предвидение,
осознание причинно-следственной связи между противоправным поведением и вредным
результатом, то в этом случае имеет место самонадеянность, а если было
абстрактное предвидение, то это небрежность. При абстрактном предвидении лицо
осознает, что последствия, которые имели место в действительности, могут
наступить в результате его поведения. Абстрактное предвидение - это общая
осведомленность лица о способности совершаемого им действия вызывать фактически
наступившие последствия. То есть, если лицо общим образом знало о силе
действия, оно могло к должно было знать об этом и в конкретной ситуации.
При этом ученый выделяет
два случая небрежной вины. Во-первых, совершая определенное действие,
правонарушитель считает, что предпринял все необходимые меры предосторожности,
но не подверг ситуацию достаточному изучению и не был решен вопрос о характере
необходимых мер предосторожности. Во-вторых, правонарушитель знает, что не
предпринял всех необходимых мер предосторожности[45].
Отметим, что в уголовном
праве абстрактное предвидение характерно для самонадеянности (легкомыслия).
В-третьих, в гражданском
праве выделяют формы и степени вины. К формам неосторожности в гражданском
праве относят легкомыслие и небрежность, а степень вины может быть грубой и простой.
С теоретической точки зрения такой подход представляется наиболее разумным,
однако законодатель не использует в ГК РФ такие категории, как небрежность и
легкомыслие, поэтому крайне затруднительно использовать данные категории в
гражданско-правовых отношениях. ГК РФ говорит только об умысле и грубой
неосторожности, тем самым давая право на существование и простой
неосторожности. Поэтому наибольшие сложности представляет разграничение умысла
и грубой неосторожности, а также грубой и простой неосторожности.
Неосторожность - это
понятие противоположное осторожности, когда отсутствует требуемое внимание,
недостаточно волевой и интеллектуальной активности субъекта, деликта.
Подчеркнем, что законодатель не дает определение понятий грубой и простой
неосторожности. Их определяют цивилистическая наука и судебная практика. Бесспорно
то, что при неосторожности не соблюдаются определенные требования
внимательности, осмотрительности, предъявляемые к участникам гражданских
правоотношений. Однако вопрос о критерии этих требований является спорным.
Выделяют объективный и
субъективный критерии неосторожности. Сторонники объективного критерия
полагают, что к участникам гражданских правоотношений должны предъявляться
средние требования, то есть требования, которые может исполнять и соблюдать
всякий и каждый. Критерий среднего человека появился еще в Древнем Риме.
Однако советские ученые резко критиковали этот критерий, считали, что равнение
на абстрактного человека недопустимо в условиях перехода от социализма к
коммунизму[46].
Необходимо требовать высшей степени заботливости, на которую способен
советский человек. И.Б. Новицкий и Л.А. Лунц также поддерживают эту позицию,
считая, что ориентация должна быть на самых лучших, передовых советских граждан[47].
Хотелось бы отметить, что содержание форм вины не может быть поставлено в
зависимость от общественно-политического строя. И современные исследователи
форм вины уже не ориентируются на самого образцового советского человека.
Сторонники же
субъективного критерия считают, что речь должна идти о требованиях, которые
предъявляются данному лицу с учетом его индивидуальных особенностей.
О.С. Иоффе полагает, что
для решения этого вопроса не подходит ни тот и ни другой критерии[48].
Только при рассмотрении конкретного дела, в каждом конкретном случае должен
решаться вопрос о грубо!! или простой неосторожности. Для этого суд должен
установить следующие обстоятельства:
1) изучить характер
деятельности, в связи с осуществлением которой, совершено правонарушение;
2) выяснить, были ли
соблюдены требования, которые вытекают, из объективной природы деятельности;
3) выяснить, имело ли
возможность данное лицо в силу своих,' личных качеств сделать больше того, что
необходимо для выполнения предпринятой им деятельности; :
4) выяснить, было ли
подготовлено лицо на отправление деятельности, было ли полное знание данного
дела; '
5) взвесить обстановку, в
которой совершались соответствующие действия.
Таким образом, чем более
конкретным является предвидение возможных последствий, тем более грубой
является вина. Причем вопрос о конкретности предвидения решается с учетом как
объективных, гак и субъективных обстоятельств. Так, при эксплуатации трактора,
принадлежащего ответчику, на дорогу было вылито автомобильное масло. При
наезде на пятно масла истец Доронин потерял управление автомобилем с прицепом и
она опрокинулась в кювет. В действиях Доронина суд признан грубую
неосторожность, поскольку Доронин не имел опыта управления автомашиной, увидев
масляное пятно, он должен был остановиться. Кроме того, истцу было известно об
изношенности покрышек автомобиля. Кассационная коллегия Верховного суда РФ
сочла не доказанным указанные обстоятельства, хотя и не возражала против
правильности определения наличия грубой неосторожности в данном деле[49].
Б.С. Антимонов предлагает
другую совокупность обстоятельств, анализ которых позволяет сделать вывод о
степени вины, это:
1) природа нарушенной
нормы;
2) условия совершения
деликта, в том числе сложность и быстрота события, угроза личной безопасности
или безопасности близких людей;
3) важность нарушенных
благ;
4) субъективные свойства
и состояние потерпевшего, чем выше его физическое и духовное развитие, чем
спокойнее он мог действовать, тем грубее является неосторожность[50].
В литературе существуют и
другие подходы при решении вопроса о степени неосторожности. В.Т. Смирнов и
А.А. Собчак считают, что при грубой неосторожности нарушаются обычные
элементарные требования, предъявляемые к лицу, осуществляющему определенную
деятельность. А при легкой неосторожности соблюдаются элементарные требования
предусмотрительности, но обстановка требует большей предусмотрительности и
внимательности[51].
Следует также отметить,
что в ранее действовавшем законодательстве не было общей нормы об учете
степени вины, что дало возможность некоторым ученым сделать вывод о
необходимости полного возмещения вреда независимо от степени вины, поскольку
потерпевшему нет дела до степени вины правонарушителя[52].
Однако, во-первых, как верно отмечал Г.К. Матвеев, при таком подходе не будет
достигнута воспитательная цель гражданско-правовой ответственности[53].
Во-вторых, иногда закон ставит вопрос об ответственности в зависимость от
степени вины, особое значение степень вины имеет при смешанной вине (вине и
правонарушителя, и потерпевшего). В новом ГК РФ появилась специальная статья,
регулирующая вопросы учета вины потерпевшего (ст. 1083):
При умысле потерпевшего
вред не возмещается. _,
При грубой неосторожности
потерпевшего размер возмещения должен быть уменьшен.
При грубой неосторожности
потерпевшего с одновременным отсутствием вины у причинителя вреда в случаях,
когда его ответственность наступает независимо от вины, размер возмещения может
быть уменьшен или в возмещении может быть отказано. Если вред причинен жизни
или здоровью, то в возмещении ущерба не может быть отказано.
Простая неосторожность
потерпевшего не учитывается, она извинительна.
Вина потерпевшего не учитывается
при возмещении дополнительных расходов, при возмещении вреда в связи со
смертью кормильца, а также при возмещении расходов на погребение.
Наиболее последовательное
выражение учет степени виновности получил в институте так называемой смешанной
ответственности, под которой понимается особый способ распределения ущерба
между причинителем и потерпевшим[54].
Такое распределение имеет место, когда обнаруживается, что в неисполнении
договора (либо в деликте) виновен не только должник (делинквент), но и понесший
убытки кредитор (потерпевший). Наличие смешанной или обоюдной вины не позволяет
суду возложить обязанность возмещения убытков только на одного неисправного
должника (делинквента). Справедливее оказывается в таких случаях применить
своеобразную «долевую» ответственность должника и кредитора. Иными словами,
речь здесь идет о частичном освобождении причинителя от ответственности за
ущерб и о переложении части ущерба на потерпевшего, поскольку последний вместе
с причинителем также в какой-то мере (не обязательно в равной) виновен в
ущербе.
Смешанная вина
характеризуется следующими моментами:
а) убытки наступают в
результате виновного поведения не только должника, но и кредитора;
б) убытки сосредоточиваются
в имущественной сфере только одной стороны обязательства - кредитора;
в) убытки представляют
собой единое целое, когда невозможно определить, в какой части они вызваны
виновными действиями должника, а в какой - виновными действиями кредитора.
Так, если перевозчик
допустил просрочку в доставке скоропортящегося груза, а грузополучатель - в
получении этого груза, то убытки грузополучателя, связанные с порчей груза,
вызваны поведением как перевозчика, так и самого грузополучателя. При этом
невозможно определить, в какой части эти убытки причинены виновным поведением
перевозчика и в какой части - виновным поведением грузополучателя. В таких
случаях суд соответственно уменьшает размер ответственности должника. Суд
вправе также уменьшить размер ответственности должника, если кредитор умышленно
или по неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных
неисполнением или ненадлежащим исполнением, либо не принял разумных мер к их
уменьшению. Эти же правила применяются в случаях, когда должник в силу закона
или договора несет ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение
обязательства независимо от своей вины.
Приведем пример из
практики.
Государственное
учреждение Кемеровский областной центр по гидрометеорологии и мониторингу
окружающей среды обратилось в арбитражный суд с иском о взыскании с ОАО
"Кемвод" 2 349 797 рублей процентов на основании ст.395 Гражданского
кодекса Российской Федерации.
В обоснование исковых
требований истец сослался на неисполнение ответчиком в течение длительного
времени судебного решения о взыскании в пользу истца 10 495 рублей 44 коп и 1
869 342 рублей 72 коп. в счет возмещения ущерба.
Решением от 29.05.2002 в
иске отказано на основании статей 15, 393, 394 Гражданского кодекса Российской
Федерации. Не признав убытки денежным обязательством, суд не нашел оснований
для взыскания истребуемых истцом процентов.
Апелляционная инстанция,
не согласившись с выводами суда, постановлением от 30.07.2002 решение отменила,
применив правила ст.395 Гражданского кодекса Российской Федерации и п.23
Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего
Арбитражного суда Российской Федерации от 08.10.98 N 13/14 посчитала исковые
требования обоснованными.
В кассационной жалобе ОАО
"Кемвод" ставит вопрос об отмене судебных актов и отказе истцу в иске
по причине несоответствия судебных актов нормам материального и процессуального
права.
По мнению заявителя
жалобы, проценты за неисполнение денежного обязательства являются
самостоятельным видом ответственности и при их взыскании должны применяться
положения, регулирующие нормы исковой давности, а и при обоснованности
требований о взыскании процентов подлежит учету вина кредитора. Так как на
момент заявления исковых требований по двум исполнительным листам неисполнение
обязательства имело место в течение более пяти лет, заявитель считает, что в
удовлетворении заявленных требований должно быть отказано на основании ст.196
Гражданского кодекса Российской Федерации.
Принимая во внимание, что
истец не использовал все предусмотренные законом меры для получения
задолженности, а обратился с иском спустя пять лет, полагает, что оснований для
взыскания процентов не имелось.
Заявитель жалобы считает
также необоснованным применение судом ставки рефинансирования в размере 25%, в
то время когда размер ставки равнялся 23%.
Истец отзыв на
кассационную жалобу не представил.
Кассационная инстанция,
изучив материалы дела, рассмотрев кассационную жалобу, проверив в порядке
ст.286 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации законность
обжалуемых судебных актов, отменила обжалуемые решения и дело направила на
новое рассмотрение[55].
Поскольку при смешанной
вине невозможно определить, какая часть убытков вызвана поведением должника, а
какая - поведением самого кредитора, единственным критерием, которым можно
руководствоваться в таких случаях при распределении между ними убытков, может
служить степень (форма) вины должника и кредитора. При этом чем выше степень
вины стороны в обязательстве, тем большая часть убытков относится на ее счет.
Так, если убытки, понесенные кредитором, составляют 1000000 руб. и обе стороны
допустили простую неосторожность, то кредитору возмещается лишь 500000 руб.,
так как оставшаяся часть убытков падает на самого кредитора и поэтому
возмещению за счет должника не подлежит. Если же должник допустил грубую
неосторожность при простой неосторожности кредитора, то возмещению за счет
должника подлежит большая часть убытков. Ее величина зависит от конкретных
обязательств дела. Например, она может составить 700000 руб.
Смешанную вину необходимо
отличать от совместного причинения вреда. Совместное причинение вреда
характеризуется следующими признаками:
а) убытки наступают в
имущественной сфере только одной стороны обязательства - кредитора;
б) убытки вызваны
противоправными действиями двух или более лиц;
в) убытки представляют
собой единое целое, и невозможно установить, какая часть этих убытков причинена
каждым из этих двух или более лиц;
г) совместные причинители
несут солидарную ответственность перед кредитором.
Завершая обзор точек
зрения на формы и степени вины, целесообразно согласиться с позицией Г.К.
Матвеева, который предлагает использовать уголовно-правовые определения форм
вины. В настоящее время точку зрения Г.К. Матвеева разделяет, и С. Киселев,
который даже дает определения различным формам вины в гражданском праве по
аналогии с определениями уголовного права. Например, «проступок признается
совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало антиобщественность своего
деяния, предвидело вредные последствия и желало их наступления»[56].
Думается, что это наиболее верная позиция. Формы вины не должны по-разному
определяться в различных отраслях права.
Вместе с тем гражданское
законодательство дает также примеры обстоятельств другого рода, наличие которых
влияет на ответственность должника по обязательству в сторону, напротив, ее уменьшения.
К числу таковых в первую очередь следует отнести вину кредитора (ст. 404 ГК).
Размер ответственности
должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства может быть
уменьшен судом, если нарушение обязательств имело место по вине обеих сторон.
Вина кредитора может состоять, к примеру, в ненадлежащем исполнении им своих
обязательств, что послужило препятствием для должника в исполнении обязательств
надлежащим образом. Наиболее характерным примером является ситуация, когда в
соответствии с договором на должника возложено встречное исполнение
обязательств, которое обусловлено исполнением своих обязательств кредитором. В
этом случае должнику предоставлено право приостановить исполнение своих
обязательств в части, соответствующей непредоставленному кредитором исполнению
(ст. 328 ГК). Поэтому размер ответственности должника за ненадлежащее
исполнение обязательств в подобных ситуациях должен определяться с учетом вины
кредитора.
Основанием к уменьшению
размера ответственности должника могут служить также умышленные либо
неосторожные действия кредитора, способствующие увеличению размера убытков,
причиненных нарушением обязательств. Например, покупатель, не получив от
продавца товары в установленный договором срок, приобретает аналогичные товары
у другого продавца по цене, значительно превышающей цены, взимаемые за такие
товары при сравнимых обязательствах, располагая реальной возможностью купить
соответствующие товары, уплатив за них нормальную цену. В этом случае убытки, связанные
с приобретением покупателем товаров, не переданных продавцом, в виде разницы
между уплаченной и среднерыночной ценой не должны возмещаться должником.
Основанием к уменьшению
ответственности должника может послужить также непринятие кредитором разумных
мер по уменьшению ожидаемых убытков. Разумные меры к уменьшению убытков,
которые надлежит предпринять кредитору в случае неисполнения либо
ненадлежащего исполнения должником обязательств, могут вытекать как из закона,
иного правового акта, так и из обычаев делового оборота либо определяться
обычно предъявляемыми требованиями. К примеру, покупатель, не получивший от
поставщика сырье и материалы в соответствующий период поставки, не
воспользовался имевшейся возможностью для приобретения соответствующего сырья
и материалов на рынке, но затем предъявляет поставщику требование о взыскании
упущенной выгоды в виде неполученной прибыли в связи с тем, что в
соответствующий период он не произвел и не реализовал продукцию. В этом случае
при определении размера убытков суд должен учитывать непринятие покупателем
разумных мер к их уменьшению.
Вина кредитора должна
учитываться судом и в тех случаях, когда должник отвечает за нарушение своих
обязательств независимо от своей вины. Иллюстрацией к данному положению могут
служить некоторые нормы об ответственности по деликтным обязательствам. В
частности, владелец источника повышенной опасности отвечает за причиненный им
вред независимо от его вины. Однако он может быть освобожден от возмещения
вреда полностью или частично, если докажет, что вред причинен вследствие
умысла потерпевшего (ст. 1079 ГК). Аналогичные примеры можно найти и в
законоположениях об ответственности по договорным обязательствам. Таким
примером может служить, в частности, норма об ответственности
профессионального хранителя по договору хранения: последний освобождается от
ответственности за несохранность принятых на хранение вещей, если докажет, что
утрата, недостача или повреждение произошли в том числе из-за свойств вещи, о
которых хранитель, принимая ее на хранение, не знал или не должен был знать,
либо в результате умысла или грубой неосторожности поклажедателя (п. 2 ст. 901
ГК).
Другим существенным
обстоятельством, которое может служить основанием к уменьшению ответственности
должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства вплоть до
полного освобождения должника от ответственности, в соответствии с действующим
гражданским законодательством признается просрочка кредитора (ст. 406 ГК).
Просрочка кредитора имеет место в случаях, когда:
- во-первых, должник
предложил кредитору надлежащее исполнение обязательства, однако последний
отказался его принять;
- во-вторых, кредитор не
совершил необходимых действий по обеспечению принятия исполнения обязательства
от должника, без которых исполнение обязательства для должника оказалось
невозможным. Действия, которые должен совершить кредитор для принятия от
должника исполнения его обязательства могут быть предусмотрены законом, иными
правовыми актами или договором либо вытекать из обычаев делового оборота или
из существа обязательства. Например, если поставщик обязан отгрузить товары не
покупателю по договору, а получателю, покупатель должен выслать поставщику
отгрузочные разнарядки, содержание которых, порядок и сроки их высылки
определяются в договоре. Непредставление покупателем разнарядок в
установленный договором срок дает право поставщику перенести срок поставки
товаров на следующий период либо потребовать от покупателя оплаты стоимости
подготовленных к отгрузке товаров или вовсе отказаться от исполнения
обязательства (п. 3 ст. 509 ГК). Другой пример: договором купли-продажи
предусмотрено, что покупатель принимает товар в месте нахождения продавца и
вывозит его своим транспортом. Неявка покупателя к продавцу и необеспечение
вывоза товара также могут расцениваться как просрочка кредитора.
Особый случай просрочки
кредитора имеет место в ситуации, когда кредитор по требованию должника,
предлагающего исполнение обязательства, не возвращает ему долговой документ
либо не выдает ему расписку в получении исполнения от должника полностью или в
соответствующей части. Подобные действия кредитора дают право должнику
задержать исполнение обязательства (п. 2 ст. 408).
Юридические последствия
просрочки кредитора состоят в том, что должник вправе потребовать от него
возмещения причиненных просрочкой убытков. Основанием освобождения кредитора от
ответственности в этом случае может служить лишь то, что просрочка допущена им
в силу обстоятельств, за которые ни кредитор, ни лица, на которых было
возложено совершение действий по принятию от должника обязательства, не
отвечают. Бремя доказывания наличия соответствующих обстоятельств возложено на
кредитора, допустившего просрочку.
Большое значение имеет
также то обстоятельство, что сам должник не считается просрочившим, пока
обязательство не может быть исполнено вследствие просрочки кредитора (п. 3 ст.
405 ГК).
Интересная деталь:
положения о просрочке кредитора (верителя) были включены российскими
цивилистами и в проект Гражданского Уложения, несмотря на то что современное им
гражданское законодательство ряда стран (например, Франции и Италии) не
предусматривало аналогичных положений. Необходимость включения в проект
соответствующих положений объяснялась следующим образом: во-первых, принятие
исполнения от должника не может рассматриваться как предмет обязательства
верителя, уклоняясь от которого он подвергался бы ответственности на общем основании;
во-вторых, предоставление должнику возможности внести предмет обязательства на
хранение не разрешает вопроса, так как должник может прибегнуть к этому лишь
после того, как веритель уклонился от принятия исполнения; в-третьих, по мысли
закона этот последний порядок исполнения обязательства представляется, но не
навязывается должнику; в-четвертых, в законе должно быть определено влияние
просрочки верителя на положение должника. Именно эти причины побудили
Редакционную комиссию внести в проект Гражданского Уложения правила, определяющие
случаи просрочки со стороны верителя, ее условия и последствия[57].
В тех случаях, когда
должник, который несет ответственность по общему правилу, т.е. при наличии
вины, не может быть привлечен к ответственности, поскольку имела место
невозможность исполнения обязательства в силу случайных обстоятельств, не
зависящих от должника, законодатель идет по пути локализации убытков на стороне
одного из контрагентов по обязательству. Делается это путем определения, на
какой из сторон лежит риск случайной невозможности исполнения обязательства. В
действующем ГК имеется немало таких положений как общего характера, так и
специальных, предназначенных для обслуживания конкретных видов договорных
обязательств. В качестве примера общих положений можно привести норму,
содержащуюся в ст. 209 ГК, в соответствии с которой риск случайной гибели или
случайного повреждения имущества несет его собственник, если иное не
предусмотрено законом или договором.
К числу специальных
правил о распределении риска случайной невозможности исполнения обязательства
могут быть приведены следующие положения Кодекса: залогодатель несет риск
случайной гибели или случайного повреждения заложенного имущества, если иное
не предусмотрено договором о залоге (п. 1 ст. 344); если должник не был
письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу,
новый кредитор несет риск вызванных этим для него неблагоприятных последствий
(п. 3 ст. 382); если иное не предусмотрено договором купли-продажи, риск
случайной гибели или случайного повреждения товара переходит на покупателя с
момента, когда в соответствии с законом или договором продавец считается
исполнившим свою обязанность по передаче товара покупателю (п. 1 ст. 459); по
договору постоянной ренты риск случайной гибели или случайного повреждения
имущества, переданного бесплатно под выплату постоянной ренты, несет плательщик
ренты (п. 1 ст. 595); если иное не предусмотрено законом или договором
подряда, риск случайной гибели или случайного повреждения материалов,
оборудования, переданной для переработки (обработки) вещи или иного
используемого для исполнения договора имущества несет предоставившая их
сторона, а риск случайной гибели или случайного повреждения результата работы
до ее приемки заказчиком несет подрядчик (п. 1 ст. 705), и некоторые другие.
К сожалению, нормы,
содержащиеся в действующем ГК, далеко не исчерпывают необходимого
регулирования последствий случайно наступившей невозможности исполнения
обязательства, в особенности это касается т.н. двусторонних договоров, когда
каждая из сторон в обязательстве является должником и кредитором одновременно.
К примеру, в дореволюционном проекте Гражданского Уложения имелась специальная
статья, посвященная этому вопросу: согласно ст. 1662 проекта, при
невозможности для одной стороны исполнить обязательство по двустороннему
договору вследствие случайного события она не вправе требовать того, что ей
причитается по тому же договору с другой стороны, и обязана возвратить то, что
ранее получила. Если же исполнение обязательства вследствие случайного события
стало невозможным для одной стороны лишь отчасти, то она обязана по требованию
другой стороны исполнить обязательство в остальной части и сохраняет право на
соразмерную часть причитающегося ей по договору вознаграждения[58].
Необходимость включения
данной статьи в проект Гражданского Уложения объяснялась тем, что если
обязательство происходит из двустороннего договора, т.е. когда оно обусловлено
равноценным исполнением со стороны верителя, освобождение должника от
обязательства, предмет которого случайно подвергся гибели, само по себе не
решает вопроса, кто из участвующих в договоре лиц, должник или веритель, несет
страх за случайную гибель. Вопрос этот зависит от того, сохраняет ли сторона в
двустороннем договоре, несмотря на освобождение ее от принятия по договору
обязательства в силу случайно наступившей невозможности исполнения, право
требования исполнения, к которому обязана на основании того же договора другая
сторона, являющаяся верителем в том обязательстве, или это право не
сохраняется.
При утвердительном ответе
на данный вопрос страх за случай падал бы на верителя, который, не получая ни
предмета своего требования, ни вознаграждения за него ввиду освобождения
должника от ответственности за его случайную гибель, был бы обязан со своей
стороны уплатить условленное по договору вознаграждение; при отрицательном
ответе – страх за случай оставался бы на должнике. Таким образом, указанная
статья проекта Гражданского Уложения позволяла разрешить проблему справедливым
образом с учетом законных интересов как должника, так и верителя.
На отсутствие в
действующем ГК норм о последствиях невозможности исполнения в двусторонних
(синаллагматических) договорах и об урегулировании отношений между сторонами в
указанных случаях первым обратил внимание В.А. Рахмилович[59].
С этим замечанием нельзя не согласиться: действительно, отсутствие в ГК
соответствующих положений в ряде случаев затрудняет решение вопроса о том, на
ком лежит в двустороннем договоре не ответственность по обязательству, а риск
того ущерба, за который ни одна из сторон в этом обязательстве не отвечает.
Этот недостаток в правовом регулировании двусторонних договоров может быть в
какой-то мере компенсирован лишь сторонами при заключении соответствующих
договоров.
Наряду с
обстоятельствами, ужесточающими либо уменьшающими ответственность должника за
нарушение обязательства, необходимо обратить внимание на некоторые
обстоятельства, не связанные ни с отсутствием вины, ни с непреодолимой силой,
при наличии которых должник вовсе освобождается от ответственности за
неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства. Так, например, в
соответствии с п. 2 ст. 754 ГК подрядчик не несет ответственности за
допущенные им без согласия заказчика легкие отступления от технической
документации, если докажет, что они не повлияли на качество объекта строительства;
страховщик освобождается от возмещения убытков, возникших вследствие того, что
страхователь умышленно не принял разумных и доступных ему мер, чтобы уменьшить
возможные убытки (п. 3 ст. 962).
Не следует забывать
также, что в деле применения ответственности за нарушение гражданско-правового
обязательства большая роль отводится суду. Именно суд может в комплексе оценить
действия как должника, так и кредитора по обеспечению исполнения обязательства
и все обстоятельства, влияющие на ответственность. Оценка судом поведения
сторон, и в частности поведения кредитора, может послужить решающим фактором в
определении размера ответственности должника за допущенное им нарушение
обязательства.
Современное российское
гражданское законодательство, и в первую очередь ГК, обнаруживает отчетливую
тенденцию к усилению ответственности за нарушение обязательств, хотя почти все
правила об ответственности остаются диспозитивными и применяются, если законом
или договором не предусмотрено иное. Указанную тенденцию отмечают известные
правоведы, принимавшие непосредственное участие в подготовке проекта Кодекса,
А.Л. Маковский и С.А. Хохлов, которые видят проявление этой тенденции в том,
что, «сохраняя в качестве общего правила ответственность за виновное нарушение
обязательства (по умыслу или неосторожности), Кодеке вводит объективный
критерий невиновности (п. 1 ст. 401). Для предпринимателей же установлена
более строгая ответственность: от нее предприниматель может быть освобожден,
только если докажет, что нарушение обязательства вызвано непреодолимой силой
(п. 3 ст. 401)»[60].
Помимо общего правила о
безвиновной ответственности должника по обязательству, связанному с
осуществлением предпринимательской деятельности, в ГК наличествует целый ряд
правил, как общих, так и специальных, регулирующих отдельные виды договорных
обязательств, которые устанавливают ответственность должника не только за вину,
но и за случай.
Разграничения случая и
непреодолимой силы происходит по следующим признакам[61]:
Непреодолимая сила
|
Случай
|
1. Всегда внешнее событие по
отношению к сфере деятельности обязанного лица
|
1. Как правило, внутреннее
обстоятельство, по отношению к деятельности, причиняющей вред
|
2. Чрезвычайный характер не зависит
от предвидимости
|
2. Чрезвычайное явление вследствие
своей непредвидимости
|
3. Последствия непредотвратимы не
только для данного правонарушения, но и для других лиц, однотипных по роду и
условиям деятельности
|
3. Непредотвратимость случайных событий
определяется исходя из возможностей данного конкретного лица
|
Из общих правил можно
было бы отметить, прежде всего, положения о просрочке должника. В соответствии
с п. 1 ст. 405 ГК должник, просрочивший исполнение, отвечает перед кредитором
за убытки, причиненные просрочкой, и за последствия случайно наступившей во
время просрочки невозможности исполнения.
Под просрочкой должника
понимается несовершение им действий, обеспечивающих исполнение обязательства в
установленный срок. Просрочка должника имеет место, в частности, в таких
ситуациях: должник по денежному обязательству (покупатель по договору
купли-продажи, заказчик по договору подряда и т.п.) не дал распоряжение банку,
в котором открыт его расчетный счет, о бесспорном списании средств с его счета
по платежному требованию контрагента по договору, хотя в соответствии с этим
договором расчеты за переданные товары или выполненные работы осуществляются
путем списания средств со счета плательщика. В результате кредитор (контрагент
по договору), выставив счет, не получил оплату переданных товаров или
выполненной им работы в срок, установленный договором; поставщик своевременно
не заказал вагоны и не обеспечил отгрузку товаров покупателю, а впоследствии
было закрыто движение поездов в соответствующем направлении и т.п.
Юридические последствия
просрочки заключаются не только в том, что должник обязан возместить кредитору
убытки, вызванные просрочкой, но и в том, что он также отвечает перед
кредитором за последствия случайно наступившей во время просрочки
невозможности исполнения обязательства.
Невозможность исполнения,
т.е. невозможность для должника совершить предусмотренные обязательством
действия, направленные на его выполнение, которая наступила не по его вине, по
общему правилу является основанием прекращения обязательства, но только в том
случае, если она имела место вследствие обстоятельств, за которое ни одна из
сторон не отвечает (п. 1 ст. 416 ГК). Таким образом, если случайно наступившая
невозможность исполнения (без вины должника) имела место во время просрочки
должника, должник несет ответственность перед кредитором, и с учетом этого
обстоятельства обязательство не может быть признано прекращенным.
Кредитор же вправе
отказаться от принятия исполнения, если исполнение обязательства в результате
просрочки должника утратило для него интерес. Это положение также является
исключением из общего правила, согласно которому односторонний отказ от
исполнения обязательства либо одностороннее изменение его условий не
допускаются (ст. 310 ГК). Необходимость такого исключения очевидна в случаях,
когда существо обязательства должника, например, состоит в доставке кредитору
партии елок в срок до 31 декабря либо подарка ко дню рождения.
К числу общих положений,
допускающих безвиновную ответственность, следует отнести также норму об
ответственности должника за действия третьих лиц. Согласно ст. 403 ГК, должник
отвечает за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства третьими
лицами, на которых было возложено исполнение, если законом не установлено, что
ответственность несет являющееся непосредственным исполнителем третье лицо.
В юридической литературе
советского периода ответственность должника за действия третьих лиц нередко
рассматривалась как ответственность за «чужую» вину. Так, предусмотренная
законом ответственность основного должника за действия третьих лиц
(«непосредственных исполнителей»), не исполнивших «чужой» договор, по мнению
Г.К. Матвеева, «совсем не означает, что вина этих лиц может быть приравнена к
вине самого юридического лица. Ответственность юридического лица здесь
правильнее рассматривать как ответственность за «чужую» вину. «Чужой» для
данного юридического лица эта вина будет потому, что действия «субдолжника» не
входят в сферу непосредственной деятельности данного юридического лица»[62].
С этой позицией
категорически не соглашается Н.С. Малеин, который считает, что возложение на
должника ответственности за третьих лиц – «это возложение обязанности без вины,
ибо о вине невозможно говорить иначе как о собственной вине, не впадая в
противоречие с самим понятием вины»[63].
Однако, давая в общем-то правильную оценку природе отношений, складывающихся
при применении к должнику ответственности за действия третьих лиц, Н.С. Малеин
призывает вовсе отказаться от такой «безвиновной» ответственности, а вопрос
компенсации материального ущерба при невиновном неисполнении обязательства
решать на основе «распределения случайных убытков» за счет их локализации на
стороне должника либо кредитора либо «за счет народного хозяйства в целом или специальных
фондов (метод страхования)»[64].
М.М. Агарков, напротив,
упрекал противников принципа вины, которые «закрывают глаза на то, что
ответственность должника за чужую вину есть все же ответственность за вину,
хоть и не за вину самого должника»[65].
Эту позицию в категорической форме поддерживает и О.С. Иоффе, который
утверждает, что «ответственность за чужую вину не только не отступает от
принципа ответственности за вину, а, наоборот, единственно способна обеспечить
доведение юридических санкций до непосредственного виновника нарушения. При
взыскании возмещения с невиновного должника или кредитора нет собственно
ответственности, а используется лишь юридико-технический прием, побуждающий
того участника обязательства, который единственно на это управомочен,
переложить возмещение уже в порядке подлинной ответственности на
действительного виновника убытков»[66].
Кстати сказать,
дореволюционные российские цивилисты также считали, что в подобных ситуациях
должник отвечает за вину третьих лиц. В материалах Редакционной комиссии по
составлению проекта Гражданского Уложения по этому поводу имеется следующее
замечание: «Указывать в ст. 1653 (где помещена норма об ответственности
должника за действия третьих лиц), что должник отвечает не за все вообще
действия, а лишь за вину исполнителей его поручения, является излишним, ибо
очевидно, что ст. 1653 не имеет целью в данном случае изменять общие условия
ответственности в случае неисполнения обязательства»[67].
Представляется
невозможным согласиться с позицией авторов, рассматривающих ответственность
должника за неисполнение обязательства, возложенного им на третьих лиц, в
качестве ответственности за чужую вину. Правоведам советского периода,
отстаивающим концепцию ответственности должника за чужую вину, было свойственно
стремление во что бы то ни стало довести цепочку ответственности до
непосредственного виновника – третьего лица, на которого было возложено
исполнение обязательства, при этом вовсе не принимались во внимание интересы
кредитора. Напротив, российские дореволюционные цивилисты именно права и интересы
кредитора (верителя) ставили во главу угла. «Между верителем и таким
посторонним лицом (на которое возложено исполнение обязательства) никакого
отношения не существует, лицо это, не будучи обязано к чему-либо по отношению к
верителю, как и всякое другое постороннее лицо, не может, строго говоря,
нарушить права его по тому обязательству. С другой стороны, верителю нет дела
до того, предполагает ли должник исполнить обязательство лично или употребить
для того посторонних исполнителей, следовательно, и права верителя не могут
быть поставлены в зависимость от принятия должником того или другого порядка
исполнения»[68].
Если продолжить ход
данного рассуждения, то можно прийти к выводу о том, что если третье лицо, на
которое возложено должником исполнение обязательства перед кредитором, как и
всякое постороннее лицо, не будучи обязанным по отношению к последнему, не
может в принципе нарушить права кредитора по этому обязательству, обстоятельства,
свидетельствующие о наличии либо отсутствии его вины, a priori не могут быть
предметом обсуждения при решении вопроса об ответственности должника за
нарушение соответствующего обязательства. Важное значение имеет и то
обстоятельство, что всякий разумный и добросовестный участник имущественного
оборота, возлагая исполнение своего обязательства на третьих лиц, должен
предвидеть в качестве возможного последствия такого шага возможность его
неисполнения или ненадлежащего исполнения и, может быть, застраховать свой риск
ответственности перед кредитором.
Таким образом, возлагая
исполнение своего обязательства на третьих лиц, должник принимает на себя
обязанность отвечать за его нарушение без учета обстоятельств,
свидетельствующих об отсутствии вины должника в неисполнении или ненадлежащем
исполнении обязательства. Тем более что, как известно, кредитор не вправе
отказать в принятии исполнения обязательства, предложенного за должника третьим
лицом, на которое возложено такое исполнение (ст. 313 ГК).
Дореволюционные
российские цивилисты не различали ответственность должника, возложившего
исполнение своего обязательства на постороннее лицо, от его же ответственности
за действия своих представителей, в том числе рабочих и служащих. Действующее
же сегодня гражданское законодательство выделяет специальные положения об
ответственности должника за действия своих работников. Согласно ст. 402 ГК,
действия работников должника по исполнению его обязательства считаются действиями
должника. Должник отвечает за эти действия, если они повлекли неисполнение или
ненадлежащее исполнение обязательства.
В отличие от
ответственности должника за действия третьих лиц, на которых он возложил
исполнение обязательства, при применении к должнику ответственности за
действия его работников по исполнению его обязательства общие условия
ответственности не затрагиваются.
Обстоятельства, о которых
шел разговор ранее: неисполнение или ненадлежащее исполнение должником
обязательства, связанного с осуществлением предпринимательской деятельности;
«безвиновная» ответственность должника за действия третьих лиц, на которых он
возложил исполнение своего обязательства, – ужесточают ответственность против
общего правила об ответственности должника за неисполнение либо ненадлежащее
исполнение обязательства при наличии вины.
Перейдем к рассмотрению
вопроса о распределении бремени доказывания. Оно основывается на определенных
правилах. Общее правило, сформулированное еще римскими юристами Павлом и
Ульпианом[69]
законодательно закреплено сейчас в ч. 1 ст. 56 ГПК РФ.
Закон
однозначно возлагает бремя доказывания на стороны: «Каждая сторона должна
доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих
требований и возражений (ч.1 ст.56 ГПК); доказательства представляются
сторонами и другими лицами, участвующими в деле.
В
юридической науке обоснован вывод, что обязанность доказывания имеет
материально-правовое и процессуальное содержание.[70]
Материально-правовое
содержание этой обязанности состоит в том, что, в случае ее невыполнения
обязанным субъектом доказывания и невозможности получения доказательств, суд
имеет право признать факт, на который ссылалось заинтересованное лицо,
несуществовавшим, или, наоборот, как это имеет место при действии презумпций,
существовавшим, если иное не доказано другой стороной.
С
установлением факта или его отрицанием непосредственно связаны
материально-правовые последствия для субъекта доказывания, в частности, для
стороны, заявителя.
Недоказанность
для суда означает неистинность утверждений. Недостижение стороной желаемых
результатов доказывания может завершиться получением неблагоприятного
судебного решения, отказом в защите права.
Последствия
невыполнения обязанности по доказыванию с точки зрения ее материально-правового
содержания могут, естественно, касаться только тех субъектов доказывания, которые
в процессе отстаивают свой интерес: сторон, третьих лиц, заявителей, подающих
жалобы по делам, вытекающим из публично-правовых отношений.
Никаких
материально-правовых последствий, связанных с недоказанностью фактов, нельзя
возложить на суд, прокурора, государственные органы, участвующие в процессе в
защиту других лиц, представителей.
Поэтому
ни одна норма права не предусматривает распределения обязанностей доказывания
между этими субъектами и сторонами. В законе говорится об обязанности доказывания
оснований требований и возражений только сторон.
Распределение
обязанностей по доказыванию с точки зрения возможных материально-правовых
последствий допустимо только между ними.
Законом или договором
могут быть предусмотрены иные условия (помимо вины) ответственности. Например,
при просрочке должника он несет ответственность за последствия случайно
наступившей во время просрочки невозможности исполнения (ст. 405 ГК).
Основанием освобождения грузоотправителя от взыскания штрафа за непредъявление
груза может служить авария на его предприятии, в результате которой было
прекращено производство на срок не менее трех суток (ст. 145 УЖД), в то же
время железная дорога может быть освобождена от ответственности за неподачу
вагонов в случае запрещения и прекращения или ограничения погрузки грузов, в
том числе по причине крушений и аварий поездов (ст. 146 УЖД[71]).
Очевидно, что и в первом, и во втором случае не исключена вина соответственно
грузоотправителя и железной дороги.
Бремя доказывания
отсутствия своей вины в случаях, когда наличие вины является необходимым
основанием ответственности, возлагается на лицо, допустившее нарушение
обязательства Данное положение раскрывает суть принципа презумпции вины
должника в гражданско-правовом обязательстве. Однако это не освобождает
кредитора, предъявившего требование к должнику, если их спор рассматривается в
суде, от необходимости доказать факт нарушения должником обязательства и в
соответствующих случаях наличие убытков.
Особенности
ответственности лица, не исполнившего или исполнившего ненадлежащим образом
обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, состоят в
том, что основанием освобождения его от ответственности за допущенное нарушение
обязательства может служить лишь невозможность его исполнения вследствие непреодолимой
силы. Понятие «непреодолимая сила» определяется как чрезвычайные и
непреодолимые при данных условиях обстоятельства. К таким обстоятельствам
могут быть отнесены различные исключительные и объективно непреодолимые (в
соответствующей ситуации) события и явления: наводнение, землетрясение,
снежные завалы и иные подобные природные катаклизмы, военные действия,
эпидемии и т.п. Напротив, не могут рассматриваться в качестве непреодолимой
силы обстоятельства, не обладающие признаками исключительности и объективной
непредотвратимости при данных условиях, к примеру отсутствие денежных средств
для оплаты товаров при наличии дебиторской задолженности, нарушение
контрагентами договорных обязательств по поставке сырья, материалов,
комплектующих изделий и т.п.
Законом или договором
могут быть предусмотрены иные основания ответственности или освобождения от нее
и в случае, когда допущено нарушение обязательства при осуществлении
предпринимательской деятельности. Однако во всех случаях не допускается
заключение заранее соглашения об устранении или ограничении ответственности за
умышленное нарушение обязательства. Такое соглашение признается ничтожной сделкой.
С учетом изложенного
участникам имущественного оборота всякий раз при заключении договоров,
возлагающих на них обязательства, связанные с предпринимательской
деятельностью, целесообразно предусматривать в них условия, детально
регламентирующие ответственность контрагентов за неисполнение договорных
обязательств, включая условия об основаниях освобождения от ответственности. В
противном случае они могут столкнуться с ситуацией, когда придется нести очень
жесткую ответственность, несмотря на очевидность факта отсутствия вины в
неисполнении или ненадлежащем исполнении условий договора.
Следует обратить внимание
на то, что правило о единственном основании освобождения от ответственности
лица, не исполнившего или ненадлежащим образом исполнившего обязательство при
осуществлении предпринимательской деятельности, – непреодолимой силе, т.е. об
ответственности этой категории должников без учета их вины, является
оригинальным по сравнению не только с российской дореволюционной
гражданско-правовой доктриной, но и с современным законодательством стран континентальной
Европы. В нем получила логически завершенное воплощение идея освобождения
должника, нарушившего обязательство, от ответственности лишь в случае абсолютной
невозможности исполнить обязательство Однако при этом необходимо учитывать ряд
важных и с теоретической, и с практической точек зрения моментов. Во-первых,
фраза «если докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие
непреодолимой силы» означает, что в круг доказывания должником, стремящимся
быть освобожденным от ответственности, входит то обстоятельство, что
невозможность исполнения обязательства возникла исключительно в силу действия
непреодолимой силы. Если неблагоприятные последствия, вызванные непреодолимой
силой, стали возможными также по причинам, зависящим от действий должника, не
проявившего ту степень заботливости и осмотрительности, какая от него
требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, должник не может
быть освобожден от ответственности.
Во-вторых, к числу
чрезвычайных и непредотвратимых обстоятельств Кодекс не относит отсутствие у
должника денежных средств, т.е. действие непреодолимой силы не может служить
основанием освобождения должника по денежному обязательству, ибо деньги всегда
находятся в обращении. И если сегодня должник оказался без денег, в том числе
и по причинам, связанным с действием непреодолимой силы, завтра деньги у него
снова могут появиться. Освобождение же должника, скажем, не оплатившего
переданные контрагентом товары, выполненные работы или оказанные услуги или не
возвратившего сумму займа, от возмещения причиненных кредитору убытков в этой
ситуации может привести к неосновательному обогащению должника за счет
кредитора.
В-третьих, общее правило
об освобождении должника, не исполнившего или ненадлежащим образом
исполнившего обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности,
только в случае, если надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие
непреодолимой силы, допускает исключения, которые могут устанавливаться
законом. В самом Гражданском кодексе Российской Федерации применительно к отдельным
видам договорных обязательств определены иные правила ответственности
должника, не исполнившего обязательство, которые являются более снисходительными
для последнего и учитывают специфику соответствующих обязательств. Например,
по договору контрактации производитель сельскохозяйственной продукции, не
исполнивший обязательство либо исполнивший ненадлежащим образом, несет
ответственность при наличии вины (ст. 538). По договору энергоснабжения в
случае, если в результате регулирования режима потребления энергии,
осуществленного на основании закона или иных правовых актов, допущен перерыв в
подаче энергии абоненту, энергоснабжающая организация несет ответственность за
неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств при наличии
ее вины (ст. 547). Ссудодатель по договору безвозмездного пользования отвечает
за недостатки вещи, которые он умышленно или по грубой неосторожности не оговорил
при заключении договора (п. 1 ст. 693); ссудодатель отвечает также за вред,
причиненный третьему лицу в результате использования вещи, если не докажет, что
вред причинен вследствие умысла или грубой неосторожности ссудополучателя или
лица, у которого эта вещь оказалась с согласия ссудодателя (ст. 697). По
договору на выполнение научно-исследовательских работ, опытно-конструкторских
и технологических работ исполнитель несет ответственность за нарушение обязательств,
если не докажет, что такое нарушение произошло не по вине исполнителя (п. 1
ст. 777).
Целый ряд специальных
правил, исключающих действие общего правила об ответственности по
предпринимательскому обязательству, предусмотрен нормами ГК, регулирующими
договор перевозки. В частности, перевозчик и отправитель груза освобождаются от
ответственности в случае неподачи транспортных средств либо неиспользования
поданных транспортных средств, если это произошло вследствие не только непреодолимой
силы, но и иных явлений стихийного характера и военных действий;
прекращения или
ограничения перевозки грузов в определенных направлениях; в иных случаях,
предусмотренных транспортными уставами и кодексами (п. 2 ст. 794). В
соответствии со ст. 795 ГК за задержку отправления транспортного средства, перевозящего
пассажира, или опоздание прибытия в пункт назначения перевозчик уплачивает
пассажиру штраф, если не докажет, что задержка или опоздание имели место
вследствие не только непреодолимой силы, но и устранения неисправности
транспортных средств, угрожающих жизни и здоровью пассажиров, или иных
обстоятельств, не зависящих от перевозчика. Перевозчик несет ответственность за
несохранность груза или багажа, происшедшую после принятия его к перевозке до
выдачи грузополучателю, если не докажет, что утрата, недостача или повреждение
(порча) груза или багажа произошли вследствие обстоятельств, которые перевозчик
не мог предотвратить и устранение которых от него не зависело (п. 1 ст. 796).
Особые правила
предусмотрены в ГК в отношении ответственности хранителя по договору хранения
за утрату, недостачу или повреждение принятых на хранение вещей после того, как
наступила обязанность поклажедателя взять эти вещи обратно. В этом случае
хранитель отвечает лишь при наличии с его стороны умысла или грубой неосторожности.
Профессиональный хранитель освобождается от ответственности за несохранность
принятых на хранение вещей, если не докажет, что утрата, недостача или
повреждение произошли вследствие непреодолимой силы либо из-за свойств вещи, о
которых хранитель, принимая ее на хранение, не знал и не должен был знать, либо
в результате умысла или грубой неосторожности поклажедателя (ст. 901).
По договору комиссии
комиссионер не отвечает перед комитентом за неисполнение третьим лицом сделки,
заключенной с ним за счет комитента, кроме случаев, когда комиссионер не
проявил необходимой осмотрительности в выборе этого лица либо принял на себя
ручательство за исполнение сделки (п. 1 ст. 993).
В соответствии со ст.
1022 (п. 1) ГК по договору доверительного управления доверительный управляющий,
не проявивший должной заботливости об интересах выгодоприобретателя или
учредителя управления, возмещает выгодоприобретателю упущенную выгоду за время
доверительного управления имуществом, а учредителю управления – убытки, причиненные
утратой или повреждением имущества, с учетом его естественного износа, а также
упущенную выгоду. Доверительный управляющий несет ответственность за
причиненные убытки, если не докажет, что эти убытки произошли вследствие
непреодолимой силы либо действий выгодоприобретателя или учредителя
управления.
В-четвертых, норма ГК,
устанавливающая общее правило, согласно которому лицо, не исполнившее или
ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении
предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что
надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы,
является диспозитивной: иное может быть предусмотрено договором.
Что может означать
диспозитивность указанной нормы, содержащейся в п. 3 ст. 401 ГК? Как известно,
легальное определение диспозитивной нормы дано самим ГК: «В случаях, когда
условие договора предусмотрено нормой, которая применяется постольку, поскольку
соглашением сторон не установлено иное (диспозитивная норма), стороны могут
своим соглашением исключить ее применение либо установить условие, отличное от
предусмотренного в ней. При отсутствии такого соглашения условие договора
определяется диспозитивной нормой» (ст. 421). Что произойдет, если стороны в
предпринимательском обязательстве включат в договор условие о том, что к их
отношениям не применяются положения, содержащиеся в п. 4 ст. 401 ГК или в целом
во всех пунктах ст. 401? Могут ли стороны определить в договоре, что в случае
неисполнения либо ненадлежащего исполнения обязательства должник не несет
ответственности?
Анализ текста ст. 401 ГК
подсказывает, что если действие ее норм парализовано договором путем указания
в нем, что положения данной статьи не подлежат применению к договорным
отношениям сторон, должник будет нести ответственность за неисполнение или
ненадлежащее исполнение обязательства абсолютно во всех ситуациях, в том числе
и при невозможности исполнения обязательства вследствие непреодолимой силы
либо иных обстоятельств, не зависящих от должника (случай). Иными словами, это
будет означать ужесточение ответственности, доведение ее до максимального
уровня. Представляется, что такой вариант не противоречит законодательству.
На первый взгляд не будет
противоречить законодательству также условие договора, освобождающее должника
от ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства,
за исключением конечно же случая, когда стороны договариваются заранее об
устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение
обязательства: п. 4 ст. 401 объявляет такого рода соглашения ничтожными. Во
всяком случае, положение о том, что иное, нежели общее, правило,
предусматривающее единственным основанием освобождения должника от
ответственности по предпринимательскому обязательству непреодолимую силу, может
быть предусмотрено договором, дает основания для подобного рассуждения.
Представляется, однако,
что в данном случае существуют некие общие пределы волеизъявлению сторон.
Во-первых, это нормы – принципы, определяющие основные начала гражданского
законодательства, к числу которых относится и обеспечение восстановления
нарушенных прав и судебной защиты (п. 1 ст. 1 ГК). Во-вторых, право на защиту
нарушенного права само является субъективным гражданским правом, и в этом
смысле его осуществление подчиняется правилам, предусмотренным ст. 9 ГК, и в
частности ее п. 2, согласно которому отказ граждан и юридических лиц от осуществления
принадлежащих им прав не влечет прекращения этих прав, за исключением случаев,
предусмотренных законом (но не договором!). В-третьих, безусловным препятствием
для включения в договор условия об освобождении должника от ответственности за
неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства служит императивная
норма об обязанности должника возместить кредитору убытки, причиненные
нарушением обязательства (п. 1 ст. 393 ГК).
Таким образом, стороны,
заключая договор, вправе предусматривать в нем условия об уменьшении убытков, о
дополнительных основаниях освобождения должника от ответственности при
неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательства, но не о полном
освобождении его от ответственности за нарушение договора.
Кстати сказать,
арбитражно-судебная практика свидетельствует о том, что при заключении
договоров стороны предпочитают расширять состав форс-мажорных обстоятельств
вместо формулирования дополнительных (помимо форс-мажора) оснований
освобождения от ответственности. При этом не учитывается, что Кодекс содержит
четкое определение непреодолимой силы: чрезвычайное и непредотвратимое при
данных условиях обстоятельство – и, следовательно, не допускает
расширительного толкования. Но даже в тех случаях, когда такое препятствие для
расширения состава форс-мажорных обстоятельств отсутствует, к примеру если
речь идет о внешнеторговом контракте, по которому применимым признано иностранное
право, такой способ определения дополнительных оснований может повлечь для
сторон негативные последствия. Так, проведенный М.Г. Розенбергом анализ
материалов дел, рассмотренных Международным коммерческим арбитражным судом при
Торгово-промышленной палате Российской Федерации (МКАС), показал, что «при
формулировании условия об обстоятельствах, освобождающих от ответственности
(так называемых «форс-мажорных оговорок»), нередко не учитывались последствия
той или иной формулировки, что приводило к снижению или повышению имущественной
ответственности соответствующей стороны контракта. Например, при включении в
контракт оговорки, предусматривающей конкретный перечень обстоятельств,
наступление которых освобождает от ответственности при нарушении обязательства,
арбитраж принимал решения о взыскании со стороны убытков, явившихся следствием
обстоятельств, находившихся вне ее контроля, если они не были предусмотрены
перечнем, содержавшимся в контракте»[72].
Данный пример свидетельствует о необходимости четкого формулирования
договорного условия о дополнительных (к форс-мажорным) обстоятельствах,
освобождающих от ответственности, которое не оставляло бы места для иного его
толкования.
Подводя итог результатам
исследования вины как условия гражданско-правовой ответственности можно сделать
следующие выводы.
К сожалению, до
настоящего времени в современной юридической практике отсутствует теоретический
анализ вины как условия гражданско-правовой ответственности, а доктрина
гражданского права по инерции продолжает в основном оставаться на прежних
позициях, смысл которых заключается в поиске все новых объяснений необходимости
применения в цивилистике чуждых ей уголовно-правовых взглядов на вину как один
из элементов состава правонарушения, представляющих собой некое гипотетическое
психическое отношение правонарушителя к своим действиям и их последствиям.
В современной юридической
литературе можно найти хорошо знакомые по литературе советского периода
положения о том, что вина представляет собой такое психическое отношение лица к
своему противоправному поведению, в котором проявляется пренебрежение к
интересам общества или отдельных лиц. Такое понятие вины в равной мере
применимо как к гражданам, так и к юридическим лицам, что как субъективное
условие гражданско-правовой ответственности вина связана с психическими
процессами, происходящими в сознании человека.
Такими же традиционными,
как и в советской юридической литературе, остаются подходы к вопросу о вине
юридических лиц. Некоторые авторы утверждают, что вина последних иначе и не
может проявиться, как только через «виновное поведение работников
соответствующей организации при исполнении ими своих трудовых (служебных)
обязанностей, поскольку действия работников должника по исполнению его
обязательства считаются действиями должника...».
С неизменных традиционных
позиций рассматриваются теоретические вопросы, связанные с применением
положений о вине как условии гражданско-правовой ответственности: о формах вины
(умысле и неосторожности); о смешанной вине; о презумпции виновности
правонарушителя; об ответственности за «невиновное» нарушение обязательства и
другие.
Данное обстоятельство, а
именно: инерционное движение гражданско-правовой доктрины по тупиковому пути,
намеченному в советский период, когда цивилистике было навязано понятие вины,
«густо замешанное» на чуждых ей уголовно-правовых элементах, заставляет уделить
более пристальное внимание генезису данной гражданско-правовой категории на
различных этапах развития юридической науки.
В результате проведенного
исследования была выявлена необходимость закрепления в Гражданском кодексе РФ
презумпции вины. Думается, необходимо внести в ГК РФ статью следующего
содержания:
«Статья — Презумпция вины
Если иное не установлено
законом, лицо, совершившее гражданско-правовое нарушение, предполагается
виновным, и в силу этого оно подлежит гражданско-правовой ответственности.
Виновность может быть
опровергнута правонарушителем в установленном законом порядке путем
доказательства своей невиновности.
Если лицо при той степени
заботливости и осмотрительности, которая от него требовалась по характеру
обязательства и условиям оборота, приняло все меры для надлежащего исполнения
обязательства, то оно признается невиновным и в силу этого не подлежит гражданско-правовой
ответственности, за исключением установленных законом случаев ответственности
независимо от вины».
Нормативно-правовые источники:
1. Конституция Российской Федерации от
12.12.1993 г. №б/н // Российская газета. – 1993. – 25 декабря.
2. Гражданский кодекс Российской
Федерации (часть первая) от 30.11.1994 г. №51-ФЗ // СЗ РФ. – 1994. - №32. –
Ст.3301.
3. Гражданский кодекс Российской
Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 г. №14-ФЗ // СЗ РФ. – 1996.- №5. –
Ст.410.
4. Уголовный кодекс Российской Федерации
от 13.06.1996 г. №63-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. –
1996. - №25. – Ст.2954.
5. Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. // Ведомости Верховного Совета РСФСР. – 1964. - №24. – Ст.407.
6. Основы гражданского законодательства
Союза ССР и союзных республик от 31.05.1991 г. №2211-1 // Ведомости СНД и ВС
СССР. – 1991. - №26. – Ст.733.
7. Закон РФ от 07.02.1992 г. №2300-1 «О
защите прав потребителей» // Ведомости СНД и ВС РФ. – 1992. – №15. – Ст.766.
8. Федеральный закон от 26.12.1995 г. №208-ФЗ
«Об акционерных обществах» // Российская газета. – 1995. – 29 декабря.
9. Федеральный закон от 08.02.1998 г.
№14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» // Российская газета. –
1998. – 17 февраля.
10. Федеральный закон от 10 января 2003 г. N 18-ФЗ "Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации" // Российская
газета. – 2003. – 18 января.
11. Постановление Конституционного Суда РФ от 25.01.2001
г. №1-П «По делу о проверке конституционности положения пункта 2 статьи 1070
Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И.В.
Богданова, А.Б. Зернова, С.И. Кальянова и Н.В. Труханова» // Российская газета.
– 2001. – 13 февраля.
12. Определение Судебной коллегии Верховного суда РФ от
03.02.1997 г. // Бюллетень ВС РФ. – 1997. - №5.
Специальная литература:
1. Алексеев С.С. О составе гражданского
правонарушения // Правоведение. – 1958. - №1. – С.28-30.
2. Антимонов Б.С. Значение вины
потерпевшего при гражданском правонарушении. – М., 1950. – 256 с.
3. Антимонов Б.С. Гражданская
ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности. - М.,
1962. – 312 с.
4. Бабаев В.К. Презумпции в советском
праве: Учебное пособие. – Горький, 1974. – 195 с.
5. Белякова А.М. Гражданско-правовая
ответственность за причинение вреда. Теория и практика. - М., 1986. – 383 с.
6. Богданов Е.Категория
«добросовестности» в гражданском праве // Российская юстиция. – 1999. - №9. –
С.28-30.
7. Брагинский М.И., Витрянский В.В.
Договорное право. Кн. 1: Общие положения. - М., 2002. – 681 с.
8. Братусь С.Н. Юридические лица в
советском гражданском праве. М., 1947. – 253 с.
9. Бычкова Г.П. Развитие положение
римского частного права о вине в российском гражданском праве // СибЮрВестник.
– 1999. - №2. – С.12-15
10. Варкалло В. Об ответственности по гражданскому праву.
- М., 1978. – 276 с.
11. Венедиктов А.В. Государственная социалистическая
собственность. М., 1948. – 218 с.
12. Гомберг Б.И. Гражданская ответственность без вины в
отношениях внедоговорных по Гражданскому кодексу // Право и жизнь. - 1927. -
№1. – С.12-15.
13. Гражданское законодательство России: Гражданский
кодекс Российской Федерации. Основы гражданского законодательства Союза ССР и
республик Гражданский кодекс РСФСР. Вводный комментарий, алфавитно-предметный
указатель. М, 1996. – 728 с.
14. Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Ответственный
редактор - О.Н. Садиков. - М. Юристъ, 2001. – 450 с.
15. Гражданское право. Том I. / Под ред. Е.А.Суханова. -
М.: Волтерс Клувер, 2004. – 592 с.
16. Дигесты Юстиниана: в 8 т. / отв. ред. Л. Л. Кофанов. -
М., 2004. – 560 с.
17. Дмитриева О.В. Ответственность без вины в гражданском
праве. – Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета,
1998. – 142 с.
18. Иоффе О.С. Обязательственное право. - М., 1975. – 272
с.
19. Иоффе О.С. Вина и ответственность по советскому праву
// Советское государство и право. - 1972. - №9. – С.40-43.
20. Иоффе О.С. Значение вины в советском гражданском
праве//Вопросы государства и права. - Л., 1951. – С.148-160.
21. Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому
праву. – Л., 1955. – 315 с.
22. Картужанский Л.И. Ответственность за неисполнение
договора в социалистическом хозяйстве // Вестник Ленинградского университета. -
1950. - № 4. – С.39 – 43.
23. Кисилев С. Формы и виды вины в гражданском правоотношениях
// Российская юстиция. – 2000. - №4. – С.8.
24. Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / Под ред.
С.Н. Братуся, О.Н. Садикова. М., 1982. – 560 с.
25. Комментарий к Уголовному кодексу РФ с постатейными
материалами и судебной практикой. – Ростов н/Д: Издательский центр «МарТ»,
2002. – 593 с.
26. Кофман В.И. Соотношение вины и противоправности в
гражданском праве // Правоведение. - 1957. - №1. – С.32-33.
27. Красавчиков О.А. Ответственность, меры защиты и
санкции в советском гражданском праве // Проблемы гражданско-правовой
ответственности и защиты гражданских прав. - Свердловск, 1973. – С.115-129.
28. Краснов М.А. Юридическая ответственность — целостное
правовое явление // Советское государство и право. - 1984. - №3. – С.96 – 97.
29. Кудрявцев В.Н., Наумов А.В. Российское уголовное
право. Общая часть. Учебник. - М.: СПАРК, 2004. – 516 с.
30. Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском
праве. – Пермь, 2002. – 163 с.
31. Лихачев Г.Д. Гражданское право. Общая часть: Курс
лекций. - ЗАО Юстицинформ, 2005. – 520 с.
32. Матвеев Г.К. Вина в советском гражданском праве. - Киев,
1955. – 275 с.
33. Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой
ответственности. – М., 1970. – 328 с.
34. Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об
обязательстве. – М., 1950. – 360 с.
35. Петров И.Н. Ответственность хозорганов за нарушения
обязательств. М., 1974. – 190 с.
36. Плотников В.А. Неосторожность как форма вины в
гражданском праве: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. – М., 1993. – 24 с.
37. Рабинович Ф.Л. Вина как основание договорной ответственности
предприятия. М., 1975. – 268 с.
38. Рахмилович В.А. О достижениях и просчетах нового
Гражданского кодекса Российской Федерации // Государство и право. - 1996. - №
4. – С.3 – 5.
39. Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б.
Новицкого и И.С. Перетерского. - М, 2005. – 448 с.
40. Руслин А.Д. К вопросу о сущности гражданско-правовой
вины // Юридический аналитический журнал. – 2002. - №2(3). – С.50-61.
41. Самощенко И.С. Понятие правонарушения по советскому
законодательству. - М., 1963. – 190 с.
42. Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных
обязательствах в советском гражданском праве. – Л., 1983. – 210 с.
43. Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому
праву. – Саратов: Издательство Саратовского университета, 1973. – 235 с.
44. Успенский Л.Н. Очерки по юридической технике. Ташкент,
1927. – 158 с.
45. Хвостов В.М Система римского права. Учебник - М.,
1996. – 522 с.
46. Хохлов В.А. Ответственность за нарушение договора по
гражданскому праву. – Тольятти: Волжский университет им. В.Н. Татищева, 1997. –
319 с.
47. Шварц Х.И. Значение вины в обязательствах из
причинения вреда. - М., 1939.- 158 с.
48. Шершеневчч Г. Ф. Общая теория права: Учебное пособие.
В 2-х т. Т. 2. – М., 1995. – 522 с.