Введение
Глава 1. Запад в поиске оптимального
варианта управления международно-политическими процессами на глобальном и
региональном уровнях
Глава 2. Крупные конфликты XXI века
Глава 3. Акторы европейской
безопасности
Заключение
ВВЕДЕНИЕ
Взаимоотношения
США, НАТО и Запада в целом с обновляющейся Россией на современном этапе носят
сложный характер. Это объясняется многими причинами, которые включают в себя и
фактор глобализации в жизни человечества.
Вызов глобализации заставляет многих представителей властной элиты индустриально
развитых стран задуматься о новых подходах к решению актуальных проблем
международно-политического характера. При этом, безусловно, стали
превалирующими качественные характеристики. Руководство США, НАТО и Запада в
целом данное обстоятельство учитывает в полной мере. К сожалению, этого нельзя
сказать о современном российском политическом истэблишменте, довольно смутно
представляющем себе перспективы страны, которая веками была великой державой и
продолжает быть таковой, невзирая на трудности экономической жизни.
Сегодня мы являемся свидетелями формирования новой структуры международных
отношений, которая характеризуется наличием пока еще мало понятных, но тем не
менее уже сформировавшихся тенденций. Характеризуя эту структуру, следует
говорить о глобализации и регионализации, интеграции и фрагментации,
гуманизации и росте насилия и терроризма. От того, какие из означенных
тенденций преобладают, во многом зависит содержание будущих международных
отношений. Новые условия существования в окружающем мире требуют иных подходов
к организации своего бытия. Причем перед субъектами этих отношений стоят две
задачи: определить новые цели и найти пути решения старых задач в новых
условиях.
Многие ведущие государства стоят перед необходимостью принять такую
национальную стратегию, которая, сохраняя существующее сегодня достаточно
хрупкое равновесие между традиционными центрами сил - государствами,
одновременно определила бы внешнюю политику с учетом новых тенденций.
Необходима стратегия, реализация которой будет осуществляться на двух новых
уровнях системы международных отношений: государство - международные институты
и государство - индивид. Глобальные финансовые структуры или такие люди, как
Билл Гейтс, Ли Кашин или Усама Бен Ладен способны оказывать серьезное
функциональное влияние на международную систему, что и заставляет многие
государства вносить корректировки в свои внешнеполитические доктрины. В
принципе, любая великая держава настойчиво пытается "придерживать"
слишком ретивых новых игроков. Борьба американского суда с
"Майкрософт" может быть рассмотрена также в контексте противостояния
между традиционным центром силы и новым претендентом. Промышленно развитые
страны также стремятся выйти на новый организационный уровень борьбы с
терроризмом, создавая межправительственные структуры, предназначенные для нейтрализации
этой угрозы. Активность нового президента России В.В. Путина по созданию
антитеррористического центра в рамках СНГ как нельзя лучше свидетельствует об
этом. Активизация деятельности международных институтов вносит серьезные коррективы
в характер современных межгосударственных отношений. Именно с учетом данной
новой тенденции о роли НАТО в меняющемся мире и возможной эффективной внешней
политике России и размышляют авторы монографии.
Чтобы органично подключить Россию к важнейшим тенденциям мирового развития, необходимо
понять истинные намерения США, НАТО и Запада в целом, выраженные во многих
официальных документах относительно тактики и стратегии в мировом масштабе.
Эти документы не только должны быть прочтены, но и максимально учтены лицами,
принимающими решения (ЛПР) в России при выработке долгосрочной программы
развития.
Настоящая работа предполагает комплексный междисциплинарный подход к анализу
состояния тех внешнеполитических дел Запада в целом, которые непосредственно
относятся к Российскому государству.
В конечном итоге будущее человечества зависит от нормального состояния
взаимоотношений на уровнях Восток - Запад; Север - Юг. Если материал,
предложенный читателю, заставит ЛПР в России задуматься о важности столь
актуальной научной проблемы, то авторы книги будут считать свою миссию
выполненной.
Глава 1. Запад в поиске
оптимального варианта управления международно-политическими процессами на
глобальном и региональном уровнях
Развитие человеческой цивилизации вступило в критическую фазу то-тальной
глобализации1, которая направлена прежде всего на глубокое изменение социальных
связей и общественных институтов в простран-стве и во времени таким образом,
что, с одной стороны, на повседнев-ную деятельность людей все растущее влияние
оказывают события, происходящие в других частях земного шара2, а, с другой
стороны, дей-ствия многих местных структур могут иметь важные последствия в
ми-ровом масштабе3.
"Глобализация, - справедливо отмечает известный российский поли-толог Г.С.
Гаджиев, - предполагает, что множество социальных, эко-номических, культурных,
политических и иных отношений и связей приобретают всемирный характер. В то же
время она подразумевает возрастание уровней взаимодействия как в пределах
отдельных госу-дарств, так и между государствами. Новым для современных
процессов глобализации является распространение социальных связей на такие
сферы деятельности, как технологическая, организационная, админист-ративная,
правовая и другие, а также постоянная интенсификация тен-денций к установлению
взаимосвязей через многочисленные сети со-временных коммуникаций и новые
информационные технологии"4.
Сам процесс разрешения глобальных проблем человечества в современ-ных условиях
взаимозависимости вызвал оживленную дискуссию в ака-демических, политических и
государственных кругах ведущих стран Запада. В этом важном деле обновляющаяся
Россия, разумеется, не ос-талась в стороне, о чем свидетельствуют материалы
"круглого стола" по актуальным вопросам глобализации, организованного
в начале 1999 г. редакционной коллегией журнала "Мировая экономика и
международ-ные отношения"5.
"Человечество, - заявил один из участников данного мероприятия, заместитель
директора Национального института развития отделения экономики РАН, д.и.н. М.А.
Чешков, - являясь идеальным объектом, описывается нами с помощью концепции
глобальной общности (см. "Глобальное видение и новая наука". М.:
ИМЭМО РАН, 1998). Исходя из традиции разделения человеческой души на три
ипостаси - челове-ческую, святую и звериную - можно представить природу или
сущ-ность человека и человечества как взаимонеобходимую соотнесенность трех
начал - социального, природного и субъектно-деятельного. Такое представление о
человечестве выражает его, так сказать, абсолютное бытие как
"продукта" антропосоциогенеза. Это представление конкре-тизируется и
"историзируется", если выделить специально историче-ские формы
глобальной общности человечества, используя этот термин отечественных
системников. Не описывая подобные формы истории человечества с древних времен
до XV в. нашей эры, выделим ту, что зарождается с XVI в. и становится за
последние 100-150 лет. По пара-метрам бытия и сознания она определяется как
индустриально-модернистская форма: достигнув пика в середине XX в. перерастает
или переходит где-то на рубеже 70-80-х гг. в новую историческую раз-новидность
глобальной общности человечества, которую, по аналогии с первой, можно
определить как информационно-глобалистскую. В 80-90-е годы на наших глазах
происходит трансформация первой формы во вторую или, точнее, одного
исторического типа глобальной общности в другой ее тип.
Этот сдвиг прослеживается по ряду параметров глобальной общности: все ядро
социального начала теряет свою доминантную роль и происхо-дит сбалансирование
этого начала и начала природного (в ходе эколо-гического кризиса); прежняя
моносубъектность ("Запад") сменяется множеством различных агентов, в
том числе индивидом, становящимся "вселенским человеком", и особенно
коалициями, претендующими на роль носителя общечеловеческой субъективности:
организация из мо-носистемной становится полисистемной, где конституантами
выступа-ют связи, а структура определяется гибкими потоками, сетями,
"сетями потоков" и пр.; воспроизводственные единицы обретают вид океаниче-ско-континентальных
связок; отношения первенства деполяризуются, а их иерархия становится более
гибкой и т.д. Не будем перечислять изме-нения других параметров, но подчеркнем,
что в таком процессе смены (точнее - сдвига) исторических типов вписывается и
российская трансформация"6.
Всесторонняя характеристика современного состояния глобализации постепенно
привела к введению в научный оборот и дипломатическую переписку правящих кругов
и великих держав термина "глобальное гражданское общество". Американский
исследователь Х. Булл одним из первых сфокусировал внимание мировой
общественности на необходи-мости построения "глобального гражданского
общества" в процессе развития международных отношений периода
"холодной войны"7.
Его коллега и соотечественник Дж. Розено также активно использовал понятие
"глобальное гражданское общество" при характеристике раз-личных новых
типов гражданства и национально-культурного самосоз-нания в меняющемся мире8.
Что касается представителей "глобального" ("интегрального")
федера-лизма, то они склонны к императивным оценкам следующего содержа-ния:
"Нужно не просто поставить государство на свое место, но и во-обще
отказать ему категорическим образом в праве на выживание"9.
Постмодернизм при объяснении процессов глобализации в целом и сути
"глобального гражданского общества" в частности настаивает на
ут-верждении новых политических пространственных принципов, опять-таки
отвергающих системные взаимоотношения национальных госу-дарств. "Пространственные
границы глобального гражданского обще-ства совершенно иные, ибо его
независимость от границ государствен-ной системы дает ему свободу в создании
новых политических про-странств, - пишет профессор калифорнийского университета
Р. Лип-шатц. Эти политические пространства очерчены сетью экономических,
социальных и культурных отношений и населены деятелями, добро-вольно
объединившимися в ассоциации и, несмотря на разницу в ме-стоположении, они
связаны друг с другом в единые сети для реализации конкретных политических и
социальных целей... Хотя составные части этих сетей, формирующих глобальное
гражданское общество, и взаимо-действует с государствами и правительствами по
конкретным полити-ческим вопросам, сами по себе эти сети выходят за пределы
государст-венных границ и не ограничены государственной системой"10.
Постмодернистская модель "глобального гражданского общест-ва" предполагает
"глобальные" и "внетерриториальные" умона-строения людей,
при этом общечеловеческий подход оказывается отнюдь не "идеей для
всех", а лишь инструментом деятельности "золотого миллиарда"
жителей земли, отстоявших свое право в борьбе с коммунизмом, "право"
цивилизовывать другие нации, а точнее, жить за счет последних. Таким образом,
"глобальное граж-данское общество" постмодернистов на деле может
означать соот-ветствующим образом обустроенное (отвоеванное у других)
"жиз-ненное пространство", которым следует управлять из единого
цен-тра. Отсюда и противоречия смыслового характера, которые при осуществлении
на практике глобальной дипломатии великих (инду-стриально развитых) держав, обустроивших
себе "рай на земле" в виде ограниченного во внутренних (по качеству
жизни) пределах, но всеобъемлющего по критериям эксплуатации всех ресурсов
планеты "глобального гражданского общества", фактически приведут к
гло-бальному тоталитаризму, если под последним понимать единую (универсальную)
идею "сильных мира", упорно навязывающих всем жителям Земли свои
либеральные ценности в яркой демократиче-ской упаковке.
"Не лишне будет заметить, - пишут в этой связи российские политоло-ги А.
Макарычев и А. Сергунин, - что теоретические конструкции по-стмодернистов
непоследовательны в том смысле, что они не доводят идею глобального
гражданского общества до ее логического конца, ес-ли есть такое общество, то
должно быть и "глобальное государство" или, проще говоря, мировое
правительство, с которым это общество должно взаимодействовать. Подобная же
перспектива вряд ли радует самих постмодернистов. Ведь возникновение схемы
"мировое прави-тельство - глобальное гражданское общество", помимо
утопичности и скорости самой идеи, привело бы к простому переносу вечного
проти-востояния между государством и гражданским обществом на иной уро-вень, а
вовсе не к преодолению кризиса модели либерального государ-ства-суверена, на
что надеются постмодернисты. Кстати говоря, видимо ощущая шаткость своих
позиций, постмодернисты заранее делают отго-ворки: "необходимо отметить,
однако, что возникновение глобального гражданского общества необязательно
приведет к более спокойному и единому миру. С одной стороны, вполне возможен
обратный эффект - возникновение новой разновидности средневекового мира с
высокой степенью конфронтации. С другой стороны, в нем может и содержаться
надежда на лучшее будущее (Fukuyama F. The End Of History, and the Last Man, p.
287-321).
Как и в случае с обещанной близкой кончиной государства-суверена, постмодернисты
поторопились с пророчествами относительно возник-новения "глобального
гражданского общества". Они преувеличили зна-чимость интернационализации
общественной жизни различных стран и поспешили возвести ее в ранг новой научной
теории"11.
Тем не менее постмодернистское дело живет и побеждает.
От академических дискуссий относительно глобализации в целом и глобального
общества в частности эксперты и лица, принимающие ре-шения (ЛПР) на Западе
постепенно перешли к обоснованию идеи "гло-бального управления"
(Global Governance)12. При этом четко опредили-лись следующие точки зрения
относительно шансов реализации различ-ных интегративных управленческих схем
общепланетарного назначе-ния:
1. Супергосударственная. Когда мировое сообщество представляется в виде
гипертрофированной модели национального государства, глобаль-ное управление
понимается как своеобразный международный, универ-сальный вариант обустройства
внутренних дел13.
2. Реформаторская, применительно к ООН. Представлена авторами, считающими реформированную
и сильно измененную ООН в качестве главного действующего лица в
институциональной организации про-цесса глобализации. При этом Совет
Безопасности ООН воспринимает-ся как квазиправительство, Генеральная Ассамблея
как эквивалент на-циональных парламентов, Международный валютный фонд как
миро-вой центральный банк, организация ООН по защите окружающей сре-ды, которую
еще нужно создать, как глобальное министерство охраны окружающей среды и т.д.
Такой подход направлен на исключительную централизацию управления
международными делами в интересах гор-стки промышленно развитых стран -
основных доноров ООН. Авто-номия каких-либо подсистем в таком варианте
глобализации, включая когнитивные структуры и частный бизнес, не допускается14.
3. Реалистическая. Основана на идеологии, обосновывающей необходи-мость
политического управления глобальным развитием, при участии, прежде всего, США и
других сверхдержав, способных осуществлять на практике свои международные проекты
и ставить остальному миру свои условия15.
4. Кооперативная. За основу взят некий проект "кооперативного гло-бального
управления" ("cooperative global governance"), который
на-правлен на коллективное преодоление участниками процесса всевоз-можных вызовов
универсальной системе международных отношений16.
Перспективы установления оптимальной модели глобального управле-ния международными
процессами в мире связаны с осознанием того, что:
1. Архитектура глобального управления полицентрична. В то время как государство
- если мы говорим об отдельной стране - располагает иерархическим и
мажоритарным потенциалом поиска решений и регу-лирования проблем, то в
международной системе нет никакой верхов-ной инстанции, сравнимой с
национальным государством. Политика основывается здесь на коллективных
процессах поиска решений и взаи-мопонимании правительств стран-участников,
итак, априорно на систе-ме "поделенных суверенитетов"17.
2. Глобальное управление осуществляется не только правительствами. Для
оформления глобализации необходимо мобилизовать потенциал разрешения проблем
частных игроков, экономики, профсоюзов, непра-вительственных организаций.
Глобальное управление не может быть ни эффективным, ни законным без знаний
предпринимательских структур и негосударственных организаций о будущем раскладе
проблем, о ком-плексных взаимозависимостях в процессе действия, о
технологической динамике развития и о различных возможностях решения, а также
без функций определения повестки дня, контроля, проведения мониторинга и работы
с общественностью, свойственных неправительственным ор-ганизациям.
Правительства сохраняют за собой монополию на закреп-ление и проведение тех или
иных политических линий, однако частные акторы играют все более весомую роль на
этапах определения пробле-мы, анализа проблемных связей и непосредственного
исполнения18.
3. Глобальное управление основывается на различных формах между-народного сотрудничества
между общественным и частным секто-ром ("public-private
partnership"), а также на коллективном поиске и разрешении проблем.
Поскольку управленческие ресурсы по решению международных и глобальных проблем
(знание взаимосвязей, способ-ность устанавливать рамки и наведение порядка)
часто рассредоточены по различными игрокам, значение "public-private
partnership", выходя-щего за рамки отдельной страны, возрастает.
Государства в ряде случа-ев зависят от ноу-хау или кооперации частных
акторов-участников про-цесса, поскольку в противном случае в сложных
политических вопросах они смогут оказывать свое регулирующее воздействие на
стремитель-ные процессы преобразования только "задним числом"
(например, ко-гда речь идет о развитии серьезного международного контроля за
бан-ками).
Предпринимательские структуры, с другой стороны, зависят от гло-бальных
структурных достижений (например, на мировых финансовых рынках), от стабильных
рамочных условий и стандартов, которые ры-нок сам по себе не производит
(например, социальный и экологический стандарт-минимум, необходимый для того,
чтобы избежать обвинений со стороны негосударственных организаций и
соответствующей потери престижа). Негосударственные организации, действующие на
междуна-родном, государственном и локальном уровнях, являются в становя-щемся
все более взаимосвязанном мире важными системами, преду-преждающими о будущих
проблемах, они во все большей степени ут-верждаются в качестве компетентных
партнеров правительств и част-ных субъектов принятия решений. Международные
организации в ар-хитектуре глобального управления могут взять на себя координирую-щие
функции и содействуют выработке глобальных способов рассмот-рения и восприятия
проблем, благодаря чему может быть скорректиро-вана национальная близорукость и
ограниченность других игроков19.
4. Глобальное управление находится в точке пересечения национальных интересов,
властных отношений (зачастую асимметричных) и необхо-димости совместного
разрешения проблемы сотрудничества. Совме-стные усилия по решению проблемы и
участие - необходимые механиз-мы регулирования глобальных взаимозависимостей и
проблем, выхо-дящих за рамки отдельных государств. Если дееспособные игроки
ори-ентируются только на свои национальные интересы или если они гото-вы к
реализации решений только под свои условия, то во многих про-блемных областях
существует угроза политической несостоятельности.
Фактически асимметричные властные отношения в мировом сообщест-ве до сих пор
частенько приводили к тому, что о глобальном управле-нии вспоминают тогда,
когда затронуты интересы влиятельных стран и игроков (например, интересы
промышленно развитых стран и междуна-родных банков, пытающихся смягчить
последствия азиатского кризиса). Если этого нет, то проблема не решается
(например, если речь идет о списании долгов наиболее бедным развивающимся
странам, которое годами топчется на месте). Подобная ситуация является
сомнительной не только по нормативным причинам, прежде всего она подрывает
го-товность более слабых стран к сотрудничеству и тем самым - на более
длительную перспективу шансы на преодоление мировых проблем, для разрешения
которых необходимы усилия и этих государств (например, в области охраны
окружающей среды). В глобализированном мире и слабые иногда имеют власть20.
5. Глобальное управление не ограничивается принципом максимальной многосторонности,
т.е. привлечения возможно большего количества участников. Оно базируется на многоуровневой
архитектуре, предпола-гая наличие таких уровней, как локальный, национальный -
региональ-ный - межрегиональный и международный - глобальный. При этом
проблемы, выходящие за рамки отдельных государств, и глобальные проблемы
решаются отнюдь не только на глобальном уровне, не только международными
организациями или международными режимами. Ре-шающим является то, что многие
проблемы делают необходимыми по-литические ответы на всех уровнях - от
локального до глобального21.
6. Глобальное управление приводит к глубинной трансформации поли-тики и
вынуждает к институциональным инновациям: политика бу-дет осуществляться в
структурах, пронизанных становящимися все более плотными горизонтальными и
вертикальными сетями. Значение сетевых структур внутри общественных систем и
между ними растет, концепция национально-государственного суверенитета
размывается, в рамках архитектуры глобального управления действует большое
коли-чество частных и публичных игроков, и система министерств отдель-ных
государств встает перед необходимостью адаптации. Трансформа-ция политики в
этом направлении уже давно осуществляется во многих сферах (например, в области
охраны окружающей среды). Требование состоит в том, чтобы продвигать точечные,
институциональные и про-цедурные реформы на различных уровнях с точкой схода в
проекте гло-бального управления для составления прочного пестрого ковра из
имеющихся лоскутков, для превращения хрупкой политической меша-нины (например,
из изолированных, пересекающихся, частично проти-воречащих друг другу режимов
защиты окружающей среды) в жизне-способную и продуктивную политическую сеть
(например, "мировой политики по охране окружающей среды")22.
Академическое осмысление процессов глобализации на Западе в целом предполагает
уже в самом ближайшем будущем размыв общественных представлений о границах
большой политики. Считается, что политика, выходящая за рамки одной страны,
будет охватывать гораздо более ши-рокий круг проблем по сравнению с
классической внешней политикой и политикой безопасности. Научная,
технологическая, энергетическая, транспортная, социальная политика, политика в
области охраны окру-жающей среды и т.д. все глубже интернационализируются.
Таким обра-зом, границы между внутренней и внешней политикой становятся
рас-плывчатыми, внешнеполитические отношения стран видоизменяются.
Данное обстоятельство усиливает значение глобальных проблем и вы-зывает к жизни
новые требования к их своевременному разрешению23. Это касается прежде всего:
- глобальных общественных благ. Здесь затронуты, с одной стороны, проблемы
всемирного масштаба (например, изменения климата, озоно-вые дыры,
прогрессирующий процесс образования пустынь (наступле-ние пустынь), угроза
биологических диверсий, опасности для мира во всем мире, нестабильные
финансовые рынки), где речь идет о защите глобальных ценностей. Проблемы могу
быть порождены или обострены действиями некоторых игроков (например, выбросами
углекислого газа индустриальными странами), превращаясь тем не менее в угрозы
для всего мира. С другой стороны, глобализация требует от экономики, в
особенности от рынков капитала, разработки всеобъемлющих правил стабилизации
мирового хозяйства (стабильность как "общественное благо");
- глобальных проблем, связанных со взаимозависимостью. Экономи-ческие кризисы
влекут за собой процессы обнищания, которые, свою очередь, могут вызвать
усиление миграционных потоков, критическое состояние окружающей среды может
стать причиной войн, мировая торговля повышает уровень благосостояния народов,
но из-за увеличена транспортных потоков может стать угрозой для окружающей
среды и т.д. Обеспечение политических связей и управление взаимозависимо-стями
между полями политики и проблемными областями в рамках от-дельного государства
уже представляет собой заметную трудность и развито недостаточно. Что касается
международного уровня, то здесь дефицит в практических действиях еще больше.
Дееспособные между-народные организации (например, ВТО, МВФ) являются классическими
образцами моноориентированных организаций, недостаточно учиты-вающих комплексные
последствия своих действий. На всемирных кон-ференциях 90-х годов многие из
этих взаимосвязанных проблем были разработаны и получили свое закрепление в
документах. Тем не менее на всех уровнях - от локального до глобального -
ощущается явный дефицит институтов, которые занимались бы вопросами,
возникающи-ми на стыке важных проблемных областей, наблюдали бы за
взаимо-действием, брали бы на себя функции координации и сводили бы во-едино
различные подходы к разрешению проблем24;
- глобальных феноменов. Неуправляемость городов-миллионеров, кризисы крупных,
построенных по иерархическому принципу организа-ций государственных
управленческих структур или процессы нарас-тающей обособленности в обществе -
это проблемы, которые мы на-ходим повсюду, причем они вовсе не обязательно
вызваны мировыми взаимозависимостями. В этом смысле нищета и голод тоже часто
рас-сматриваются как глобальные феномены. Этот тип мировых проблем может и
должен решаться и впредь в основном в рамках национально-государственной
политики. Опыт других стран и регионов может быть систематически
проанализирован. В рамках архитектуры глобального управления существуют подходы
к решению проблем этого типа, но они по своей сути носят скорее точечный
характер, а не являются стра-тегическим элементом дальновидной стратегии. В
будущем особенно динамично будут развиваться те страны, которые окажутся способными
систематически учиться на чужом опыте. Государства, в сравнении с действующими
по всему миру предпринимательскими структурами, давно простирающими свои
инновации и обучающее партнерство за рамки отдельных государств, испытывают
потребность наверстать упу-щенное25;
- системной конкуренции отдельных государств в мировой экономике. Глобализация
мирового хозяйства и либеральные сдвиги во всем мире обострили системную
конкуренцию между отдельными государствами. Не только экономические институты,
но и социальные системы и сис-темы, регулирующие отношения с окружающей средой,
конкурируют друг с другом в мировой экономике. Если эта конкуренция не будет
введена в институциональные рамки, то возникает угроза нарастания
дерегулирования и сбивания цен, что дестабилизирует мировую эконо-мику и
ущемляет социальные завоевания и достижения политики в об-ласти охраны
окружающей среды. Должны быть разработаны политико-экономические ответы на
национальном, региональном и международ-ном ypовнях. Например, европейская
конвенция, которая определяет нижнюю границу общих издержек в связи с объемом
валового внутрен-него продукта (ВВП) на душу населения. На международном уровне
есть потребность в мировых экономических упорядочивающих рамках. Такие
феномены, как миграция, загрязнение Северного моря, кислотные дожди или
трудовая миграция (например, в рамках ЕС) выходят за рам-ки сферы действия
политики отдельного государства и ставят под во-прос традиционную концепцию
национально-государственного сувере-нитета, поскольку действия или бездействие
одной страны (сброс вред-ных веществ в Северное море) оказывают влияние на
другие страны, даже если они не достигают всемирных масштабов. Они требуют
более высокого уровня сотрудничества между отдельными государствами и другими
задействованными в этом процессе группами действующих лиц и консолидации воли
для совместного разрешения проблем, что находится уже по ту сторону
классической внешней политики. Многие проблемы, выходящие за рамки отдельных
государств, могут быть ре-шены в контексте региональных интеграционных
проектов26;
- комплексного характера архитектуры глобального управления. Если удастся и
далее трансформировать политику в направлении дифферен-цированной и пронизанной
многочисленными сетями архитектуры гло-бального управления и таким образом
противодействовать процессу "лишения политики власти", то нельзя
упускать из виду, что архитекту-ра глобального управления в силу своей сложности
сама может стать глобальной проблемой. Границы политического руководства в
масшта-бах отдельного государства и его ловушки хорошо исследованы, в
гло-бальном масштабе возникает качественно новый и дополнительный расклад
проблем. Не в последнюю очередь возникает вопрос, каким образом в контексте
глобального управления может быть обеспечена демократия, организационно
оформленная до сих пор в рамках отдель-ных государств27.
На сегодняшний день новый мировой порядок можно характеризовать как концепцию
общественного развития, которая предусматривает ко-ренное социально-экономическое
преобразование человеческого сооб-щества, то есть такую реорганизацию
международных, политических, экономических и культурных взаимосвязей, которая
позволила бы снять или смягчить кризисность, конфликтность и конфронтационность
во взаимоотношениях между богатыми и бедными, между экономически развитыми и
развивающимися государствами, между странами с раз-личными социальными
системами и помогла бы человечеству избежать катастрофы, прежде всего ядерной.
Она представляет собой самостоятельное направление западной эконо-мической и
общественно-политической мысли в 1970-е г. Впоследствии проектирование нового
общества составило целую эпоху в развитии неолиберализма. Следует отметить, что
теории нового мира и нового общества развивают концепцию постиндустриализма. К
приверженцам этого направления следует отнести представителей
либерально-демократической "гуманистической" футурологии - В Вагнера,
Ф. Полана, А. Уоскоу, а также школу проектирования моделей нового ми-рового
порядка, к которой относятся такие видные исследователи, как Я. Бхагавати, Р.
Фалк, Й. Галтунг, А. Мазруи и другие. Исследователи, принадлежащие к данной
научной школе, прокламировали идею разви-тая "нового космополиса",
некого общества интегрального гуманизма, в котором будет сохраняться мир,
обеспечивающий человеку благополу-чие, справедливость, гармонию,
"многообразие жизненных стилей и гуманистических убеждений"28.
Многие эксперты считают, что таким же по существу является и подход христианства
к изменению общества, традиционно трактующий обнов-ление с точки зрения
"христианского порядка", библейских универса-лий, как установление
нравственного, справедливого и пользующегося всеобщей поддержкой общественного
устройства. Сразу же оговоримся, что такая точка зрения не совсем верна, так
как все модели нового миро-вого порядка - это модель развития человечества, в
то время как хри-стианство обращается исключительно к человеческой душе.
Современная западноевропейская американская общественно-политическая мысль при
объяснении основных тенденций развития но-вого общества делает акцент на
взаимопереплетение экономических, социальных и политических факторов. Она
олицетворяет собой мани-хейское видение всех человеческих проблем: добро побеждает
зло, правда - ложь, демократия - коммунизм, Бог - атеизм. Таким обра-зом в
сознание людей внедряются стереотипы, отвергающие законо-мерный ход истории.
Новый мировой порядок отнюдь не ведет к появ-лению некоего лучшего мира.
Напротив, он представляет собой ком-плексно закамуфлированный вариант
геополитики, которую осуществ-ляли великие державы в XIX веке и до Второй
мировой войны, полага-ясь исключительно на использование силы29.
Сторонники этого направления предполагают интеграцию разви-вающихся стран в
систему капиталистических отношений в роли так называемого "зависимого
капитализма".
Особое влияние на современные концепции нового мирового порядка начинают
оказывать теории, базирующиеся на основах конфуцианства, буддизма и ислама. При
этом если первые предполагают построение справедливого общества путем
искоренения любого насилия, то по-следняя предполагает в качестве его основы
"обладание свободой вы-бора и действий", а также "возможности
для развития мышления, а не чувств и эмоций".
Основными проводниками идей о новом мировом правительстве прежде всего являются
сегодня ООН и ее подразделения. Примером может по-служить конференция в
Ямасукро, проведенная с 26 июня по 1 июля 1989 г под эгидой ЮНЕСКО, которая была посвящена развитию воз-можностей формирования справедливого
общества. По мнению авторов выработанной концепции, основными принципами, на
которых должно базироваться новое общество, являются равенство, солидарность и
сво-бода, а для скорейшего их достижения необходимо "стремление
чело-вечества к тотальному разоружению, мирному разрешению любых кон-фликтов и
защите и соблюдению прав человека"30.
Авторы концепции нового мира особое внимание обращают на то, что лидеры и лица,
принимающие решения, должны быть ответственны за свои действия на пути установления
нового мирового порядка, который должен быть установлен на основе солидарности,
прогресса и легитим-ности. Основными причинами, которые могут помешать
установлению нового порядка были признаны во-первых, экономический дисбаланс
между Севером и Югом, во-вторых, демографическая ситуация; в-третьих, рост
потребления, диктуемый жизненным стилем Запада, в-четвертых, природные ресурсы,
провоцирующие конфликты и войны в-пятых, неадекватность политики правительств.
Особое беспокойство, кроме того, у авторов концепции вызвало различие культур,
поэтому они предложили создать "глобальную культуру мира, основанную на
гуманистических принципах. Несмотря на то что подобные измышле-ния носят
утопичный характер, у авторов концепции не вызывает со-мнений то, что
выполнение этих рекомендаций будет способствовать продвижению формирования на
планете справедливого мирового по-рядка31.
Характерно, что ООН и связанные с ней международные учреждения всячески
поощряют подобного рода "проекты". Так, например, в 1991 г. ЮНЕСКО был учрежден специальный приз за лучшую программу фор-мирования справедливого
общества.
Обнаруживая в последние годы все большее стремление выработать некую
универсальную формулу глобального управления человечеством, Запад в целом
рассчитывает на утверждение новой парадигмы миропо-нимания, новых стандартов
поведения и новых принципов морали лю-дей32.
Новации состоят в синтезе различных культурных, религиозных, поли-тических,
философских достижений. Мир данности, таким образом, постепенно отдаляется от чисто
иудейских, христианских, исламских, конфуцианских или буддистских
обоснований33. Практицизм и предо-пределенность вытеснят все и вся.
"Человек с подошвами из ветра" (Леви) объявлен самоцелью всей
глобальной программы мироустройст-ва. Святое православие с его идеей
богоподобия любого индивида, жи-вущего по библейским заповедям, фактически
объявлено вне закона. Не случайно же именно этот вариант христианства З.
Бжезинский счел наиболее важной мишенью идеологических атак Запада в целом на
со-временном этапе и в ближайшем будущем34. Международные дела на планете все
более идут к тому, что известная триада (национальная пси-хология -
национальное самосознание - национальный характер) на-чинает быть
трудноприменимой по отношению ко всему народонаселе-нию тех
"периферийных" территорий, которые удалены от "просве-щенного
центра" и не воспринимают должным образом новый цивили-зационный вызов
Запада в целом остальному миру.
………………См.печатную
версию…………….
К декабрю 1994 г. министры иностранных дел уже могли констатиро-вать, что программа "Партнерство во имя
мира" становится важным компонентом европейской безопасности, позволяющим
НАТО и ее партнерам наладить между собой связи и заложить основу для
совмест-ных действий в решении общих проблем безопасности.
К тому времени к программе ПВМ присоединилось двадцать три стра-ны, многие из
которых уже согласовали с НАТО свои индивидуальные программы партнерства.
Группа по координации выполнения програм-мы "Партнерство во имя мира"
в Монсе была полностью готова к рабо-те, и началось осуществление практического
планирования. Самая ин-тенсивная работа велась в сфере подготовки военных
учений, намечен-ных на 1995 г. в рамках программы ПВМ. Рад стран, участвующих в
реализации этой программы, уже направил в группу по координации своих офицеров
связи, а представители стран - участниц программы заняли служебные помещения,
предоставленные в крыле штаб-квартиры НАТО, названном в честь Манфреда Вернера.
Три учения, проведенных осенью 1994 г., положили начало практическому военно-му
сотрудничеству, призванному повысить общий потенциал участни-ков программы.
Наряду с этим увеличилось число военных учений, проводящихся в духе программы
"Партнерство во имя мира" при под-держке национальных правительств.
На декабрьской встрече министры иностранных дел поручили постоян-ной сессии
Североатлантического совета, военному руководству НАТО и группе по координации
выполнения программы "Партнерство во имя мира" ускорить выполнение
индивидуальных программ партнерства и вновь подтвердили свои обязательства по
предоставлению необходи-мых ресурсов. Министры также утвердили процесс
планирования и анализа в рамках программы ПВМ, в основу которого положен
двухго-дичный цикл планирования, начинающийся с января 1995 г. Этот про-цесс призван улучшить оперативную совместимость и повысить уро-вень транспарентности
стран-членов Североатлантического союза и стран-партнеров по сотрудничеству. На
своей встрече в декабре 1994 г. министры обороны государств НАТО подчеркнули
особое значение этого процесса как средства достижения двух из главных целей
про-граммы "Партнерство во имя мира" - более тесного сотрудничества и
большей транпарентности в национальном военном планировании и бюджетном
финансировании расходов на оборону. Министры подтвер-дили, что программа
"Партнерство во имя мира" обеспечивает эффек-тивный механизм развития
значительного военного потенциала, необ-ходимого для эффективного
взаимодействия с НАТО и улучшения опе-ративной совместимости между НАТО и
партнерами по сотрудничест-ву. Оба эти компонента представляют собой одинаковую
ценность для всех стран-партнеров независимо от того, стремятся они к
вступлению в НАТО или нет.
Постоянной сессии Североатлантического совета было поручено изу-чить вопрос о
том, как наилучшим образом распределить ресурсы в рамках бюджета НАТО. Для
обеспечения максимальной эффективности министры договорились об обмене
информацией о соответствующих национальных усилиях по оказанию двусторонней
помощи, направлен-ной на достижение усилий стран-партнеров по сотрудничеству,
пред-принимаемых с целью организации планирования, необходимого им для
финансирования собственного участия в реализации программы "Парт-нерство
во имя мира".
Россия присоединилась к программе "Партнерство во имя мира" в 1994 г., поставив свою подпись под Рамочным документом программы ПВМ рядом с подписями остальных
государств-участников. Североатланти-ческий союз и Россия достигли
договоренности о развитии далеко иду-щих отношений сотрудничества как в рамках
программы ПВМ, так и вне ее. Индивидуальная программа партнерства во имя мира
объявлена как широкая, соответствующая размерам, значению и потенциалу Рос-сии.
Североатлантический союз и Россия выразили стремление к разви-тию все более
широкого диалога и сотрудничества в областях, в кото-рых Россия может внести
уникальный и важный вклад, соответствую-щий ее положению на международной арене
и соразмерный с ее ответ-ственностью крупной европейской и мировой ядерной
державы. Они договорились обмениваться информацией по вопросам политики и
безопасности, имеющим общеевропейское значение, по мере необходи-мости
проводить политические консультации по тематике, представ-ляющей взаимный
интерес, и сотрудничать в решении ряда проблем, касающихся безопасности,
включая поддержание мира. Развитие отно-шений Североатлантического союза с
Россией, служащее укреплению взаимного доверия и повышению открытости,
формально призвано от-ражать их общие цели, а также дополнять и укреплять
отношения союза со всеми другими государствами. В документах НАТО
зафиксировано, что оно не направлено против третьих стран и является
транспарентным для других партнеров. Конструктивные, ориентированные на
сотрудни-чество мероприятия Североатлантического союза, нацеленные на
взаи-модействие с Россией обязательны как шаги по укреплению безопасно-сти и
стабильности в Европе, отвечающие интересам всех других госу-дарств,
находящихся в зоне действия СБСЕ/ОБСЕ.
На своей встрече, состоявшейся в конце 1994 г. в рамках сессии Северо-атлантического совета на уровне министров, министры иностранных дел стран - членов НАТО
сочли вновь необходимым высказать мнение о том, что построение совместной
структуры европейской безопасности требует активного участия обновляющейся
России.
В связи с этим Североатлантический союз предложил использовать ре-гулярные
заседания на уровне министров для проведения встреч с рос-сийскими министрами в
тех случаях, когда такие встречи представля-ются полезными. Были одобрены
политические и экономические ре-формы в России, высказана особая радость по
поводу завершения выво-да российских войск из Германии и балтийских государств,
а также подписано соглашение, предусматривающее вывод 14-й российской армии из
Молдовы.
После состоявшегося 1 декабря 1994 г. заседания Североатлантического совета на
уровне министров, министры иностранных дел стран - чле-нов НАТО провели второе
заседание Совета, на котором присутствовал министр иностранных дел Российской
Федерации А.В. Козырев. Это заседание проводилось с целью официального
утверждения Индивиду-альной программы партнерства России с НАТО в рамках ПВМ, а
также программы широкого и содержательного диалога между НАТО и Рос-сией за
пределами ПВМ. На заседании А.В. Козырев поставил Северо-атлантический совет в
известность о том, что Россия не может согла-ситься на немедленное утверждение
упомянутых программ, поскольку российскому правительству потребуется время для
изучения возмож-ных последствий заявлений, содержащихся в коммюнике
Североатлан-тического совета, которое было принято в конце состоявшегося ранее
в тот же день заседания Совета, включая замечания по поводу будущего расширения
Североатлантического союза.
Украина присоединилась к программе "Партнерство во имя мира" в
феврале 1994 г., когда министр иностранных дел этой страны А. Зленко посетил
штаб-квартиру НАТО для подписания Рамочного документа программы "Партнерство
во имя мира". Позднее, а именно 25 мая 1994 г., Украина передала в НАТО свой Презентационный документ ПВМ. В коммюнике, опубликованном после
состоявшегося 1 декабря заседания Североатлантического союза, министры
иностранных дел стран НАТО отметили, что придают большое значение развитию
отно-шений между НАТО и Украиной, и выразили надежду на скорейшее завершение
разработки Индивидуальной программы партнерства Ук-раины в рамках ПВМ.
Логика действий НАТО в рамках программы "Партнерство во имя ми-ра" и
расширение НАТО в целом полностью соответствуют обновлен-ной геостратегии,
которая осуществляется Западом под эгидой США.
"Расширение НАТО, - подчеркивается в специальном исследовании, подготовленном
экспертами Североатлантического союза в сентябре 1995 г., - будет способствовать укреплению стабильности и безопас-ности в Eвро-Атлантическом регионе
следующим образом:
o поощрять и поддерживать демократические реформы, включая граж-данский и
демократический контроль над вооруженными силами;
o способствовать развитию в странах - новых членах союза форм и навыков
сотрудничества, проведения консультаций и достижения кон-сенсуса, что является
характерным для отношений, существующих в настоящее время между союзниками;
o развивать добрососедские отношения, выгодные для всех стран
Евро-Атлантического региона, как членов НАТО, так и таковыми не являю-щимися;
o усиливать совместную оборону и распространять ее преимущества, а также
увеличивать транспарентность оборонного планирования и воен-ного бюджета и,
таким образом, уменьшить вероятность нестабильно-сти, которая может быть
вызвана подходом к оборонной политике ис-ключительно в интересах того или иного
государства;
o укреплять стремление к интеграции и сотрудничеству в Европе, осно-вывающееся
на единых демократических ценностях и, таким образом, сдерживать
противодействующую тенденцию дезинтеграции по этниче-ским или территориальным
признакам;
o усилить способность союза содействовать европейской и международ-ной
безопасности, в том числе миротворческую деятельность по упол-номочиванию ОБСЕ
и миротворческие операции под эгидой Совета Безопасности ООН, и через другие,
новые, виды деятельности;
o укреплять и расширять трансатлантическое партнерство.
Расширение союза будет происходить через присоединение к Вашинг-тонскому договору
новых стран. Оно должно:
o согласовываться с целями и принципами Устава ООН и способство-вать их
дальнейшему развитию, гарантировать свободу, общее наследие и ценности
цивилизации всем членам союза и народам этих стран, на основе принципов демократии,
свободы личности и верховенства права. Новые члены должны соблюдать эти
основные принципы;
o строго согласовываться со статьей 10 Вашингтонского договора, в ко-торой
говорится, что "... стороны могут, по всеобщему согласию, пред-лагать любому
другому европейскому государству, способному разви-вать принципы настоящего
договора и вносить свой вклад в безопас-ность Североатлантического региона,
присоединяться к настоящему договору...";
o исходить из того, что новые члены будут пользоваться всеми правами и
принимать на себя все обязательства по Вашингтонскому договору,
o усиливать действенность и сплоченность союза, поддерживать его по-литический
и военный потенциал для осуществления основных функ-ций совместной обороны,
миротворческих операций и других новых видов деятельности;
o являться частью общеевропейской структуры безопасности, основы-вающейся на
подлинном сотрудничестве во всей Европе;
o принимать во внимание важность, в настоящем и будущем, роли ПВМ, деятельность
которой направлена на подготовку заинтересованных партнеров через их участие в
ее работе, на использование преимуществ и выполнение обязательств, связанных с
их возможным членством в НАТО, а также служит средством укрепления отношений со
странами-партнерами, которые не собираются вступать в союз или вообще, или в
ближайшем будущем. Активное участие в программе "Партнерстве во имя
мира" будет играть важную роль в эволюционном процессе расши-рения НАТО;
o дополнять параллельный процесс расширения Европейского союза, который также,
в свою очередь, способствует безопасности и стабиль-ности новых демократий на
Востоке.
Новые члены, на момент их вступления, должны, как все нынешние союзники по
Вашингтонскому договору, принять на себя следующие обязательства
o объединить свои усилия для коллективной обороны и для сохранения мира и
безопасности, урегулировать любые международные споры, в которые они могут быть
вовлечены, мирными средствами - так, чтобы мир, безопасность и справедливость
не ставились под угрозу силы - и воздерживаться от угрозы применения силы любым
способом,
o способствовать развитию мирных и дружественных международных отношений через
укрепление своих свободных институтов, лучшему пониманию принципов, на которых
эти институты были основаны, а также созданию лучших условий для стабильности и
процветания,
o поддерживать действенность союза путем разделения с союзниками ролей,
потенциальных опасностей, обязанностей, расходов и преиму-ществ в процессе
обеспечения достижения целей и задач общей безо-пасности87.
Осуществляя проекты расширения сферы своего влияния и наращивая наднациональную
организационную мощь, НАТО и правящие круги Соединенных Штатов добиваются
поистине всеобъемлющей стандарти-зации управления экономическими,
военно-политическими, идеологи-ческими и общественными процессами на планете.
При этом сугубо военные аспекты международной безопасности приобретают еще
более существенное, чем прежде, значение88.
Страны - участницы Североатлантического Союза давно поняли, что для того, чтобы
вооруженные силы в составе многонациональных фор-мирований действовали
эффективно, необходимо наличие у них общих доктрин и принципов, а также
максимального уровня адаптации раз-личных систем вооружений к новым условиям.
Для того чтобы добить-ся высокой оперативной совместимости, НАТО в течение многих
лет предпринимало большие усилия по заключению и выполнению согла-шений о
союзных обязательствах. С установлением после окончания "холодной
войны" отношений партнерства и сотрудничества с государ-ствами Центральной
и Восточной Европы масштабы этих усилий воз-росли. Сейчас, когда накоплен опыт,
полученный в результате привле-чения вооруженных сил входящих в НАТО стран к
участию в различ-ных миротворческих операциях, и когда НАТО приближается к
фи-нальной стадии принятия решений о своем расширении, вопрос перехо-да от
сотрудничества между НАТО и странами-партнерами данной ор-ганизации к их
оперативной совместимости становится ключевым.
В НАТО оперативная совместимость определяется как "способность систем,
подразделений и сил предоставлять услуги другим системам, подразделениям или
силам и пользоваться их услугами в порядке такого обмена, при котором стороны
получают возможность эффективных со-вместных действий89.
Североатлантический союз на протяжении всех лет своего существова-ния стремится
к тому, чтобы его военная деятельность полностью соот-ветствовала данному
определению. Но в условиях нового партнерства 90-х гг. XX в. сам принцип
совместимости и аккумуляции усилий стран - участников НАТО стал подвергаться
корректировке. В связи с этим главнокомандующий НАТО, Верховный
главнокомандующий ОВС НАТО в Европе и Верховный главнокомандующий ОВС НАТО на
Ат-лантике сочли необходимым внести предложение о том, чтобы приме-нительно к
партнерам оперативная совместимость непременно включа-ла в себя:
- изучение доктрин, процедур и практической деятельности НАТО лич-ным составом
и подразделениями, способными эффективно работать над конкретными операциями в
НАТО и руководимых ею организаци-ях,
- адаптирование или защиту оборудования, совместимого с оборудова-нием НАТО;
- отбор штатных офицеров и изучение ими доктрины и процедур НАТО с тем, чтобы
иметь возможность назначения специалистов на платные должности в НАТО или
руководимых ею центрах управления войсками, или на национальные посты,
связанные с деятельностью НАТО в рам-ках программы "Партнерство во имя
мира".
Поэтому одной из важных задач является расширение и развитие парт-нерами
отношений сотрудничества с НАТО в военной области с целью планирования,
подготовки и проведения учений, направленных на рас-ширение потенциальных
возможностей по выполнению миссий по под-держанию мира и проведению
поисково-спасательных и гуманитарных операций. Другая важная задача ПВМ не
случайно состоит в создании и укреплении партнерами на долгосрочной основе сил,
обладающих по-вышенной способностью проведения операций совместно с силами
стран - членов НАТО. Обе эти задачи тесно связаны с задачей обеспе-чения
оперативной совместимости.
По мере роста масштабов своей деятельности Североатлантический пакт твердо
намерен и впредь развивать ПВМ путем расширения и уг-лубления процесса
планирования и проверки выполнения программы (ПППВМ), имеющего своей целью
повышение уровня оперативной со-вместимости и транспарентности стран - членов
НАТО и стран-партнеров. Увеличивая масштабы партнерства в таких областях, как
отношения в гражданской и военной сферах, оперативная совмести-мость, оборонная
политика и военное планирование, Североатлантиче-ский союз создает предпосылки
к образованию своеобразной тотальной военной силы Запада, предполагающей универсальную
схему расшире-ния сферы "прямого действия" на "остальной"
(незападный) мир с тем, чтобы окончательно подчинить себе всю планету. В связи
с этим заклю-чительное коммюнике совместного заседания комитета военного
пла-нирования и группы ядерного планирования НАТО, проведенного в Брюсселе 17
декабря 1996, зафиксировало следующие принципы внеш-неполитической стратегии:
1. В ожидании встречи в верхах Североатлантического совета, которая пройдет в
Мадриде 8 и 9 июля 1997 г. проведена большая работа по адаптированию военных
структур союза в рамках продолжающегося процесса трансформации НАТО. Весь
коллективный оборонный потен-циал Североатлантического союза будет оставаться
необходимым для обеспечения европейской безопасности и стабильности. Этот
потенциал служит для выполнения всего спектра задач НАТО, в том числе для
поддержки развития всех союзников, европейского компонента в облас-ти
безопасности и обороны в рамках союза. Он, в частности, будет жиз-ненно важен
для успеха сил по стабилизации в Боснии и Герцеговине и, следовательно, для
укрепления мира и стабильности в бывшей Югосла-вии, в рамках операции
"Джойнт эндевор".
2. Североатлантический союз полон решимости и далее обеспечивать эффективную
взаимосвязь своих индивидуальных и коллективных во-енных потенциалов. Они были
существенно реорганизованы и переори-ентированы с учетом стратегических
обстоятельств, возникших после окончания "холодной войны". Силы НАТО
должны тем не менее быть надлежащим образом укомплектованы для выполнения всего
спектра миссий союза.
3. Система военного планирования союза играет центральную роль в достижении
этих целей. Она претерпевает изменения с тем, чтобы оста-ваться эффективным
механизмом для координации военного планиро-вания союза. В результате будет
обеспечен единый, взаимосвязанный процесс военного планирования с целью
развития сил и возможностей, необходимых для выполнения всего спектра миссий
союза, в том числе и операций под руководством ЗЕС.
4. В рамках регулярного пересмотра усилий НАТО в области обороны рассмотрены
национальные планы обороны на 1997-2001 гг. и на буду-щие годы и принят
пятилетний план, направленный на продолжение адаптации военных планов НАТО к
новой ситуации в области безопас-ности. Структура сил НАТО, оставаясь способной
полностью обеспе-чить выполнение всех основных функций союза по сдерживанию, в
коллективной обороне, теперь хорошо приспособлена для регулирова-ния кризисов и
проведения операций по поддержанию мира и, таким образом, для сотрудничества с
партнерами Планы модернизации сил в целом удовлетворяют требованиям союза, хотя
в некоторых случаях бюджетные ограничения задерживают их выполнение. Процесс
плани-рования вооруженных сил, в частности, потребует дальнейшего внима-ния к
таким важным областям, требующим улучшения, как способные к быстрому развертыванию
системы командования, управления и комму-никаций, стратегическая мобильность,
способность к длительным дей-ствиям, наземная система противовоздушной обороны
и системы стра-тегического наблюдения и разведки.
5. В связи с необходимостью обеспечения способности союза осущест-влять весь
спектр миссий, на заседании комитета военного планирова-ния и группы ядерного
планирования НАТО в июне 1996 г была под-черкнута важность развития
возможностей для противостояния опасно-стям, возникающим из-за распространения
ядерного, биологического и химического оружия и средств их доставки.
Руководители НАТО выра-зили понимание того, что новые цели вооруженных сил
должны быть определены таким образом, чтобы этим опасностям можно было
проти-водействовать в рамках существующих процедур союза. Сегодня коми-тет
военного планирования и группы ядерного планирования НАТО одобрили эти
дополнительные цели вооруженных сил. Кроме того, они дали указания, касающиеся
дальнейшей работы по борьбе с опасностя-ми, связанными с распространением
оружия массового поражения. Ра-бота эта будет выполняться в рамках процесса
планирования операций с использованием вооруженных сил.
6. Ядерные силы союза продолжают играть уникальную и главную роль в стратегии
союза. Их основная цель - политическая, сохранить мир и предотвратить попытки
использовать методы принуждения. Уменьше-ние акцента на ядерных вооружениях
следует приветствовать. Это вы-разилось в постепенно проводимом с 1991 г. значительном сокращении ядерных сил союза и снижении степени их боеготовности.
7. Ядерные силы союза не нацелены ни на какую страну. НАТО под-тверждает, что
присутствие ядерных сил США в Европе, приданных союзу, остается крайне важным и
прочным политическим и военным связующим звеном между европейскими и
североамериканскими чле-нами союза. При этом выражается решимость обеспечить
соответствие состояния ядерных сил высочайшим нормам безопасности и
надежно-сти. Сообщение Соединенных Штатов об их переговорах с Россией
от-носительно дальнейшего прогресса по различным ядерным проблемам
воспринимается с удовлетворением. В этом контексте НАТО призывает российскую
Думу быстрее ратифицировать СНВ-2 и выражает полную поддержку усилиям по
успешному завершению двусторонних перего-воров о стратегических системах ПРО и
системах ПРО ТВД.
8. В период, когда НАТО значительно сократило свои ядерные силы, Россия все еще
сохраняет большое число тактических ядерных воору-жений всех типов.
Североатлантический союз призывает Россию завер-шить сокращения этих
вооружений, о которых было объявлено в 1991 и 1992 гг., и далее пересмотреть
свои запасы тактических ядерных воору-жений с тем, чтобы произвести их
дальнейшее значительное сокраще-ние. НАТО приветствовало помощь,
предоставленную несколькими странами НАТО для обеспечения безопасного демонтажа
оружия мас-сового поражения в России, на Украине, в Белоруссии и Казахстане, и
призывает всех своих союзников изыскать дополнительные возможно-сти для
внесения своего вклада.
9. НАТО приветствует завершение вывода ядерных боеголовок из Бело-руссии в
соответствии с Лиссабонским протоколом 1992 г.
10. НАТО приветствует завершение работы над Договором о полном запрещении
ядерных испытаний, который поддается проверке, имеет универсальный характер и
обеспечивает действительно нулевой уро-вень, и призывает все страны
ратифицировать этот договор, который, вступив в силу, внесет важный вклад в
предотвращение распростране-ния ядерных вооружений. Следует подчеркнуть
важность начала пере-говоров о прекращении производства расщепляющихся
материалов для ядерных вооружений.
Достаточно глубокая разработанность геополитических концепций НА-ТО очевидна.
Ясны, впрочем, и серьезные различия между текстами официальных документов
данной организации и истинными намере-ниями военно-политического блока укрепить
Запад в целом, которые предполагают широкомасштабное использование военной силы
против любого условного противника.
Будущие сценарии противодействия Североатлантического союза все-возможным
угрозам стабильности индустриально развитых держав, разработанные стратегами
НАТО, довольно часто выглядят оптимисти-ческими, но непременным условием победы
НАТО считается коллекти-визм при решении ключевых проблем международной
безопасности.
"Исчезла старая угроза, - пишет по этому поводу председатель воен-ного комитета
НАТО, генерал К. Науманн, - исходившая от одного крупного и агрессивного
противника. Однако ее место заняла опас-ность, имеющая многостороннюю
направленность. Особое беспокойст-во вызывает дуга нестабильности, охватывающая
территорию от Ма-рокко до Индийского океана. Ранее упомянутое быстрое и
значительное сокращение вооруженных сил стран - членов НАТО в соответствии с
общепринятыми политическими нормами, убеждает нас в том, что все операции,
проводимые за пределами зоны действия НАТО, т.е. вне тер-риторий стран - членов
Североатлантического союза, с участием стран НАТО, без сомнения, будут носить
многонациональный характер. Едва ли какая-либо страна, даже при наличии у нее
военного потенциала для проведения подобных операций, станет в будущем проводить
их в оди-ночку. Поэтому, если мы хотим эффективно действовать сообща, будь то
сценарий обеспечения коллективной обороны в соответствии со статьей 5
Североатлантического договора или, что более вероятно в настоящее время,
операция, не предусмотренная статьей 5 и осуществ-ляемая за пределами зоны
действий НАТО, жизненно важное значение приобретает оперативная совместимость.
Следует впредь расширять и адаптировать долгосрочные программы стандартизации
Североатланти-ческого союза, а также новый процесс планирования и проверки с
тем, чтобы они отвечали нуждам как расширенного НАТО, так и стран-партнеров,
которые могут не проявить желания или не иметь возможно-сти вступить в
Североатлантический союз"90.
Совершенно очевидно, что деятельность НАТО, осуществляемая под руководством США
по схеме "Сотрудничество - расширение - адап-тация", рассчитана на
максимальную консолидацию сил Запада в целом. Если так понимать новую парадигму
расширения демократических стран Европейского сообщества НАТО, то на рубеже
XX-XXI вв. дело вполне может дойти до прямого столкновения цивилизаций, о чем и
предупреждает С. Хантингтон в своих трудах.
Глава 2.
Крупные конфликты XXI века
В последнее
время как зарубежные, так и российские аналитики много внимания уделяют
прогнозированию будущих войн, пытаются предска-зать их возможный характер и
последствия. Это связано с рядом об-стоятельств. Одно из них относится к смене
моделей международных отношений, складывающихся после окончания послевоенной
"холодной войны". Речь идет о новой модели мирового порядка, которая
пришла на смену биполярному миру. Стала формироваться многополярная сис-тема
международных отношений, но этот процесс оказался отягощен-ным претензиями США
на установление своей гегемонии в мире, что неприемлемо для России и стран
Запада, в том числе тех, которые вхо-дят в НАТО. В связи с этим принцип
партнерства в отношениях между Россией и США, другими странами НАТО не может действовать
в пол-ную силу. Это, скорее, намерение, ибо его реализация на практике
стал-кивается со многими препятствиями, заключенными в военной полити-ке США и
их доктринальных установках.
Другое обстоятельство, побуждающее конфликтологов и аналитиков прогнозировать
возможный характер будущих войн, иного порядка. Оно - в назреваемой новой
революции в военном деле. Налицо явные признаки того, что создаются новые
средства вооруженной борьбы на основе новейших технологий, что в свою очередь
неизбежно ведет к изменению характера вооруженного противоборства, форм и
способов его ведения. Этому учит и многовековая история. В частности, можно с
большей долей уверенности прогнозировать, что весьма важное, а мо-жет быть,
первостепенное место займет так называемая "информационная война".
Это весьма широкое понятие, включающее и психо-логическую войну в эфире. Но в
военном аспекте "информационная война" - это завоевание превосходства
в эфире действиями РЭБ, кото-рые защищают свои системы управления войсками и
оружием и нару-шают управление соответствующих систем противника.
"Информационная война" не отменяет ранее действовавшие законы вооруженной
борьбы. Но если в Первую мировую войну главная роль в достижении победы над
врагом отводилась артиллерии, во Вторую - авиации и танкам, в годы
"холодной войны" - ракетно-ядерному ору-жию, то сегодня на первый
план выходит информационное превосход-ство, ибо оно может воспретить противнику
использовать своевременно и эффективно все остальные виды вооружений. Широкое
применение могут иметь психотропные, психотронные и другие
"экзотические" ви-ды оружия, выводящие живую силу противника из строя
на длительный период без физического уничтожения людей.
В связи с этим предполагается, что указанные новые средства борьбы могут
сделать войну "бескровной"; она сделает разрешение противоре-чий
между странами и силовыми центрами в мире и регионах в чем-то похожим на
"холодную войну". Будут использоваться методы экономи-ческого
давления, угрозы применения новых средств борьбы, осуществ-ляться новые
террористические акты, вестись подрывная пропаганда и т.д.
Считается, что в ближайшем будущем войны на истощение потеряют всякий смысл, а
самая современная на сегодняшний день военная тех-ника отойдет на второй план.
Вместо массовых армий появятся ком-пактные вооруженные силы высокой мобильности
с новым боевым по-тенциалом. И в данной ситуации ставка на информационное
превосход-ство убедительно покажет потенциальному противнику, что его
сопро-тивление не будет эффективным.
Однако, как показывает опыт истории, переход к подобного рода вой-нам дело
довольно проблематичное и трудоемкое. К примеру, "теория воздушной
войны", выдвинутая в начале 20-х годов, была лишь частич-но претворена в
жизнь в начале 90-х годов в ходе операции "Буря в пус-тыне". Поэтому
в будущем вполне возможны любые формы конфлик-тов, известные XX столетию
(кроме, пожалуй, глобальной ядерной вой-ны).
Многие аналитики полагают, что снижение угрозы возникновения все-общей ядерной
войны и мировой "обычной" войны обусловливает по-вышение уровня
региональной конфликтности в различных районах мира. Отсюда - усиление
опасности возникновения локальных войн и вооруженных конфликтов за спорные
территории, в результате этно-конфессиональных противоречий, на почве
"исторической несправед-ливости" и т.д. Вполне вероятно, что Россия
может оказаться втянутой в некоторые из них, тем более, что есть определенные
силы (и мы видим это на практике), заинтересованные втянуть страну в
перманентные вя-лотекущие вооруженные конфликты. В то же время наиболее
вероятно, что войны начала XXI века будут скоротечными.
Из изложенного выше следует, что первостепенное значение в совре-менных условиях
приобретает изучение характера, степени вероятности военных опасностей и угроз,
возможности их перерастания в вооружен-ные конфликты и войны.
Военная теория разрабатывает, а практика уже проверяет концепцию войн нового
поколения. Образ войны будущего внесет большие измене-ния в законы вооруженной
борьбы, наполнит новым содержанием прин-ципы военного искусства.
Локальные войны и вооруженные конфликты всегда были инструмен-том политики
многих стран мира и глобальной стратегии противоборст-вующих мировых систем -
капитализма и социализма. В послевоен-ный период как никогда ранее стала
ощущаться органическая связь ме-жду политикой и дипломатией, с одной стороны, и
военной мощью го-сударств - с другой. Все чаще именно армиям приходилось
дополнять усилия политиков в решении не чисто военных задач. При этом военные
действия как в локальных войнах и вооруженных конфликтах, так и в операциях по
поддержанию мира (Югославия, Сомали, Руанда, Гаити и т.д.) стали сопровождаться
четко спланированными психологическими акциями, активной дипломатией и
целенаправленной пропагандой. Именно об этом свидетельствует основополагающий
вывод Межведом-ственной рабочей группы при Генштабе по разработке новой военной
доктрины - военная сила в обеспечении безопасности государства не утратила
своего значения: мирные средства эффективны тогда, когда они опираются на
достаточную для защиты страны и ее жизненно важ-ных интересов военную мощь1.
Вплоть до недавнего времени (начала 90-х годов) главным источником конфронтации
и основной причиной возникновения локальных войн и вооруженных конфликтов
считались противоречия между лагерями ка-питализма и социализма, а также их
военными организациями - НАТО и Варшавским договором. Однако ни распад СССР, ни
трансформация мировой системы социализма, ни ликвидация Варшавского договора не
привели к исчезновению локальных войн и вооруженных конфликтов. Сохранилось и
большинство причин их возникновения. Более того, со-бытия конца ХХ века внесли
множество корректив в военную полито-логию и конфликтологию. Главным образом,
они касаются специфики протекания локальных войн и вооруженных конфликтов в
системе но-вых международных отношений, когда объективные факторы
возникно-вения той или иной кризисной ситуации (этническая и религиозная рознь,
сепаратистские и автономистские движения и т.д.) стали прева-лировать над
идеологическими факторами противоборства двух миро-вых систем.
Классификация
и причинно-следственные связи
локальных войн и вооруженных конфликтов
Рассмотрение
известных классификаций и причинно-следственных свя-зей локальных войн и
вооруженных конфликтов убеждает в том, что их познание является решающим в
осмыслении всей философии такого сложного явления, как военная конфронтация.
Наиболее важными не только для проведения научной классификации, но и выработки
единой научной концепции анализа развязывания и ведения локальных войн и
вооруженных конфликтов считаются выбор и достоверное определение таких
фундаментальных для настоящего исследования понятий (терми-нов), как
"война", "локальная война", "вооруженный
конфликт". В тру-дах отечественных и зарубежных военных исследователей
просматри-ваются различные подходы к их определению и толкованию2.
В первую очередь представляется целесообразным определить, какие категории
(понятия), принципы, методы и иные параметры необходимо положить в основу
исследования. По-прежнему сохраняют свою значи-мость такие качественные и
количественные показатели локальных войн и вооруженных конфликтов, как масштабы
военных действий, формы и способы применения вооруженных сил, социальное
содержа-ние, соответствие международным правовым нормам, экологические
последствия и т.п.
Процедура классификации в данном случае должна выполнять предпи-сываемую ей
функцию теоретического обобщения конкретного эмпири-ческого материала,
накопленного в результате многочисленных истори-ческих исследований.
Соответственно, в основе научной типологии должны лежать объективные критерии,
способные выявить наиболее существенные особенности происхождения, развития и
основного со-держания конфликта, отражающиеся в целях и стратегии его
участни-ков, а также комплекс признаков, относящихся к внешним условиям
возникновения и развития вооруженного конфликта, к особенностям международной
обстановки. В этом отношении и типология, и критери-альная классификация рассматриваемого
явления неразрывно связаны между собой в общем познавательном процессе, но
определяют различ-ные уровни его обобщения. Если в основе типологии лежат
коренные, неотъемлемые свойства локальных войн и вооруженных конфликтов, то
цель их классификации состоит в "уточнении" этих свойств на более
низком критериальном уровне обобщения.
Для научной классификации локальных войн и вооруженных конфлик-тов следует
также располагать обобщенным определением понятия вой-ны. По современным
военно-теоретическим воззрениям, война - это продолжение политики государства
или коалиции государств, народов, наций, классов и отдельных социальных групп с
применением средств вооруженного насилия для достижения политических,
экономических, военных и иных целей. Основным содержанием войны является
воору-женная борьба, представляющая ведение противоборствующими сторо-нами
военных действий различного масштаба на суше, в воздухе, на воде, под водой и в
космосе. Их цель - разгром вооруженных сил про-тивника или подрыв их боеспособности,
завоевание его территории и принуждение правительства враждебного государства
(или коалиции государств) к заключению мира. Наряду с вооруженной, в войне
могут применяться экономические, дипломатические, идеологические,
ин-формационно-психологические и другие формы борьбы. Как уже отме-чалось,
каждой войне и вооруженному конфликту предшествует воен-но-политический кризис.
Войны можно классифицировать:
· по масштабу - на мировые и локальные (в зависимости от размаха военных
действий и состава воюющих государств);
· по продолжительности - на скоротечные и затяжные;
· по средствам поражения - с применением ядерного и (или) обычного оружия;
· по напряженности - высокой, средней и низкой интенсивности воен-ных действий;
· по количеству участвующих государств - коалиционные и одно государство против
другого.
Соответствующие типы войн могут быть определены следующим образом:
Мировая война - война крупных коалиций, блоков, союзов государств, в которую
прямо или косвенно вовлекаются ведущие страны мира и которая распространяется
на все или большую часть континентов, аква-торий океанов и морей, космическое
пространство. Такая война ведется, как правило, с предельно решительными
целями, отличается глобаль-ным размахом и ожесточенными формами военных
действий, сопрово-ждается огромными разрушениями и многочисленными потерями в
вооруженных силах и жертвами среди мирного населения противобор-ствующих
сторон.
Локальная война есть ограниченное по политическим целям и размаху ведения
военных действий вооруженное столкновение между двумя или несколькими
государствами, затрагивающее их национальные, полити-ческие, территориальные,
экономические, этноконфессиональные и другие интересы. Отличительными чертами
локальной войны являются ограниченный территориальный размах ведения военных
действий, участие в ней небольших по численности войск (сил), применение, как
правило, обычных вооружений. К локальным войнам следует также от-нести
внутригосударственные и гражданские войны. (В последние годы в отечественной
военно-политической литературе нередко вместо тер-мина "локальная
война" употребляется термин "региональная война".)
Вооруженный конфликт по своему содержанию, условиям возникнове-ния и развития
не представляет того состояния государства и общества, которое называется войной.
Для него свойственны пограничные столк-новения, вооруженные инциденты и военные
акции, которые так же, как и в войне, являются формами разрешения политических,
территориаль-ных, религиозных и национально-этнических противоречий с
незначи-тельным по масштабам применением вооруженного насилия как внутри одной
страны, так и за ее пределами. Вооруженный конфликт характе-ризуется
относительно длительными боевыми действиями между воо-руженными силами (их
частями) двух или более государств или, по крайней мере, между
правительственными войсками и иррегулярными вооруженными формированиями в
рамках одной страны, влекущие за собой боевые потери не менее 1000 человек3. По
некоторым подсчетам, около 85% вооруженных конфликтов после 1945 года носили
внутриго-сударственный характер (из них 95% велись за пределами Европы)4.
Таким образом, общей характерной чертой для локальной войны и воо-руженного
конфликта является разрешение возникших противоречий с помощью военной силы.
Коренное различие между ними заключается в том, что при ведении локальной войны
могут применяться все формы борьбы, она требует использования
военно-экономического потенциала страны. Вооруженный же конфликт ограничен
только ведением боевых действий, в которых обычно задействована незначительная
часть воо-руженных сил.
Внутригосударственная война - одна из форм применения вооружен-ного насилия,
направленная против дестабилизации внутренней обста-новки, свержения
конституционного строя, мафиозных и бандитских формирований.
В основу классификации современных локальных войн и вооруженных конфликтов
должны быть положены и количественные показатели: размах и продолжительность
военных (боевых) действий; площадь территории, на которой развертывается
конфликт; количество во-влеченных в войну государств, привлекаемых войск (сил)
и пр.)
В России ведение локальной войны может потребовать использования ограниченной
части военно-технического потенциала, причем в основ-ном за счет боеготовых
соединений и частей мирного времени. При не-обходимости требуемая группировка войск
(сил) может быть усилена кадрированными формированиями после их
доукомплектования. Если же в войне потребуются полное напряжение военной мощи
страны, все-общая мобилизация и перевод экономики на военный лад, то в этом
случае речь будет идти о ведении крупномасштабной региональной войны.
Таким образом, применительно к условиям такого государства, как Россия, понятию
"локальная война" можно дать следующее оп-ределение: это война,
ограниченная по политическим и военно-стратегическим целям, осуществляемая
частью Вооруженных сил РФ против одного или нескольких государств в небольшом
по тер-ритории районе (регионе).
К вооруженным конфликтам (в условиях Российской Федерации) могут быть отнесены
пограничные конфликты, вооруженные инциденты и другие военные акции (операции
по локализации актов насилия и под-держанию конституционного порядка,
миротворческие операции под эгидой коллективных сил СНГ или миротворческих сил
ООН и ОБСЕ), в которых достигаются ограниченные политические цели.
Вооруженные конфликты по видовому признаку можно класси-фицировать следующим
образом:
пограничный конфликт - ограниченное по месту, времени и численно-сти
привлекаемых войск (сил) военное столкновение между формиро-ваниями пограничных
войск (при участии отдельных частей или под-разделений вооруженных сил) одного
государства и группами воору-женных лиц (иногда при поддержке регулярных войск
прикрытия) со-предельного государства в приграничных районах;
военная акция - ограниченные по цели, масштабу и времени односто-ронние или
коалиционные военные действия превентивного, демонст-ративного или отвлекающего
характера;
вооруженный инцидент - одна из форм кратковременных военных действий, которые
могут быть преднамеренными, в том числе и органи-зованными как повод для
развязывания войны;
внутригосударственное вооруженное столкновение - это форма раз-решения
противоречий между незаконно созданными воинскими фор-мированиями одной или
нескольких противоборствующих национали-стических, религиозных или
социально-клановых группировок или групп. Как правило, целью такого
столкновения является изменение внутригосударственных законодательных актов,
захват местными эли-тами политической и (или) экономической власти, нарушение
террито-риальной целостности государства.
Особое место в локальных войнах и вооруженных конфликтах занима-ют специальные
операции - боевые (служебно-боевые) действия огра-ниченного контингента
вооруженных сил, пограничных и внутренних войск, подразделений органов
безопасности, а также специально сфор-мированных миротворческих миссий с целью
разъединения враждую-щих сторон, стабилизации обстановки, создания условий для
ведения конструктивных переговоров и т.д.
В основу избранной авторами классификации локальных войн и воору-женных
конфликтов положена методология, разработанная как в нашей стране, так и за
рубежом. При этом учитывались минусы как западной методологии (где допускается
довольно свободная трактовка различных терминов и понятий), так и отечественной
(где за основу анализа на-сильственных действий до начала 90-х годов брался,
как правило, клас-совый подход).
В настоящее время, исходя из системного восприятия процессов разви-тия
человечества, различные государства мира рассматриваются в каче-стве полноправных
субъектов международных отношений. Это позво-ляет выделить две большие группы
противоречий, определяющих про-цесс развития человечества - надсистемные и
внутрисистемные про-тиворечия.
К надсистемным противоречиям относятся те из них, которые возника-ют в
результате взаимодействия общества и природы. Они приводят к возникновению
глобальных проблем, ставящих под угрозу само суще-ствование человеческой
цивилизации.
Внутрисистемные противоречия функционируют в системе межгосу-дарственных
отношений и в свою очередь включают в себя две взаимо-связанные подгруппы
противоречий - структурные и корреляционные. Первые происходят в результате
объективного различия между уровнем развития государств: между индустриально
развитыми государствами, между государствами распавшейся федерации, между
развитыми и сла-боразвитыми, между одинаково слаборазвитыми государствами.
Вторая подгруппа противоречий функционирует в системе межгосударствен-ных
(внутригосударственных) отношений как результат взаимодействия идеологических,
духовных, нравственных, национальных, религиозных и иных ценностей, принадлежащих
различным социальным и общест-венным структурам общества в целом. Эти
противоречия сами по себе непосредственно не порождают локальных войн и
вооруженных кон-фликтов. Они, как правило, связаны с материально-экономическими
условиями жизни общества, через которые находят свое преломление в
нравственной, политической и духовной сферах - и только после этого
трансформируются в конкретные военно-политические действия госу-дарств,
автономий, партий и организаций.
Обобщение и изучение опыта локальных войн и вооруженных конфлик-тов, их
классификация (в том числе и типологизация) позволяют наибо-лее обоснованно
анализировать причинно-следственные связи условий возникновения кризисных
ситуаций, способов развязывания войн и вооруженных конфликтов, особенностей
ведения боевых действий и тенденций их развития. В свою очередь, подобное
изучение дает воз-можность извлекать уроки, делать соответствующие выводы,
разраба-тывать рекомендации, направленные на предотвращение насилия в бу-дущем
и обеспечение национальной безопасности. Если все же кон-фликт разразится, то
знание опыта прошлых войн поможет лучше под-готовиться к боевым действиям,
умело их вести и победоносно завер-шать.
Классифицируя войны по характеру политических целей, следует не-сколько
расширить типологические рамки и внести в них войны в за-щиту нарушенных
гражданских прав. Этот же уровень классификации может быть дополнен таким
уровнем, как степень поддержки мировым сообществом - безусловная, частичная,
неодобрение, применение ме-ждународных санкций.
Уровень классификации вооруженных конфликтов по качественному содержанию
следует дополнить следующими признаками:
· по характеру участия в конфликте - прямое и косвенное;
· по качеству противоборствующих войск (сил) - регулярные, иррегу-лярные или смешанные
силы.
Уровень классификации конфликтов по количественному содер-жанию можно
представить следующим образом:
· по расположению района конфликта - внутригосударственный, при-граничный,
удаленный от государства;
· по способу развязывания - внезапное нападение, эскалация агрессии;
· по характеру ТВД - континентальный, океанский, морской, воздушный,
космический;
· по количеству привлекаемых войск (сил) - от ограниченного воинского контингента
до оперативно-стратегической группировки войск (сил) с обеих сторон;
· по формам и способам военных действий - операции, боевые действия
(классические), партизанские, нетрадиционные, незавершен-ные, широкомасштабные,
блокадные, позиционные, маневренные, опе-рации сил специального назначения;
· по продолжительности военных (боевых) действий - скоро-течный, затяжной
(здесь же - "война на истощение");
· по количеству вовлеченных в войну государств - коалиционные, коалиция против
одного государства, государство против государст-ва5.
Историко-теоретический анализ возникновения и развития локальных войн и
вооруженных конфликтов, их типология показывают, что в ос-нове возникновения
любого военно-политического кризиса лежат как долговременные, так и ситуативные
(непосредственные) причины. В отечественной и зарубежной военной науке до
настоящего времени продолжаются дискуссии об их приоритетности. Каждая из
сторон, ес-тественно, настаивает на своей концепции.
Действительно, в основе возникновения локальных войн и вооружен-ных конфликтов,
развязанных после Второй мировой войны, лежит ряд долговременных причин. Одна
из наиболее распространенных - со-перничество (геополитическое,
геостратегическое, геоэкономическое и др.) государств на международной арене.
Некоторые локальные войны и вооруженные конфликты были вызваны претензиями отдельных
госу-дарств на роль региональных "центров силы".
К особому виду военно-политических кризисов данного ряда следует отнести
локальные войны между государственно оформившимися час-тями одной и той же
разделенной по политико-идеологическим, религи-озным и социально-экономическим
признакам нации. Эти войны отли-чает острый и бескомпромиссный характер ведения
боевых действий. Классическими примерами таких войн являются: Корейская война,
вой-на между Севером и Югом Вьетнама, между Севером и Югом Йемена.
Многие военно-политические кризисы, локальные войны и вооружен-ные конфликты
возникали из-за попыток великих держав удержать в сфере своего влияния
государства, с которыми до возникновения кри-зисных отношений поддерживались
колониальные, союзнические или иные межгосударственные связи (Лаос, Конго, ГДР,
Венгрия, Чехосло-вакия).
Одной из глубинных причин локальных войн и вооруженных конфлик-тов после 1946
года явилось стремление национально-этнических общ-ностей к самоопределению.
Подобное стремление нередко принимало различные формы борьбы - от
антиколониальной до сепаратистской. Однако не во всех случаях фактор
национально-освободительной борь-бы (или националистических движений) являлся
самодостаточным для возникновения военно-политических кризисов. В относительно
высоко-развитых странах с устойчивыми традициями демократического прав-ления
межнациональная борьба обычно принимала форму умеренных по размаху
этнолингвистических и этнокультурных движений, не при-водя к серьезным
внутренним потрясениям и тем более к военно-политическому вмешательству со
стороны других государств.
Мощный рост национально-освободительного движения в колониях стал возможным
после резкого ослабления колониальных держав в ходе и после окончания Второй
мировой войны. В свою очередь, системный кризис, вызванный распадом мировой
системы социализма и ослабле-нием СССР (а позднее России), привел к
возникновению многочислен-ных националистических (этноконфессиональных)
движений в постсо-циалистическом и постсоветском пространстве. Остановимся на
этом более подробно.
Проблема национализма и связанных с ним политических, территори-альных,
религиозных и иных конфликтов давно привлекала внимание ученых, прежде всего
западных. Отечественная политическая наука ос-новательно отстала от Запада в этой
сфере во многом из-за навязывае-мого ей долгие годы идеологического стереотипа
национализма как по-нятия, тождественного расизму, шовинизму и даже фашизму.
Между тем это не совсем верно (и даже совсем неверно). Национализм по сути
своей есть выражаемая политическими методами приверженность соб-ственной нации.
Другое дело, что приверженность эта может обрасти впоследствии какими-то агрессивными
намерениями, планами и сопро-вождаться насильственными действиями.
Теоретическая неразработанность отечественной наукой проблем на-ционализма не
позволяет должным образом оценить природу и причины межнациональных и
межгосударственных конфликтов, ставших со вто-рой половины 80-х годов печальной
повседневностью социально-политического бытия СССР, а затем и СНГ. Вплоть до
самого недавнего времени российские политики и ученые склонны были видеть в
качест-ве главных причин вооруженных конфликтов почти исключительно
"национальный экстремизм" одной из конфликтующих сторон. Многие
авторы научных работ и журнальных статей на эту тему вольно или не-вольно
способствовали еще большему обострению подобных конфлик-тов. Поэтому проблема
выработки действительно научного, теоретиче-ски обоснованного подхода к данной
проблеме потеряла свое сугубо схоластическое значение и приобрела практический
характер военно-политической необходимости.
Межнациональные вооруженные конфликты в чистом виде, в принципе, не существуют.
За какую национальную идею воюют, например, Арме-ния и Азербайджан или та же
Абхазия? Во имя какой национальной идеи дискриминируется русскоязычное
население в большинстве быв-ших союзных республик СССР? Какие
национально-религиозные рас-при лежат в основе вооруженных конфликтов в
Таджикистане или Чеч-не? Список вопросов можно было бы продолжить, но на каждый
из них невозможно дать однозначного мотивированного ответа, если исходить из
одной только "национальной идеи". В каждом конкретном случае речь
идет о специфических геополитических, экономических и иных интересах
противоборствующих сторон. Однако само по себе выявле-ние одних лишь интересов
не позволяет понять всю проблему до конца. Предлагаемый подход свидетельствует
- народы, веками населявшие пространство "одной шестой части суши",
оказались связанными чем-то большим, чем "господство советской
власти", а именно, особой геопо-литической тектоникой, сдвиги в которой,
подобно сдвигам в земной коре, приводят к катаклизмам. Безусловно, каждый
отдельный воору-женный конфликт на территории бывшего СССР имеет собственные
непосредственные причины и логику возникновения, но главной, уни-версальной
причиной всех межнациональных и межгосударственных конфликтов являются
глобальные, региональные и субрегиональные геополитические трансформации.
При классификации вооруженных конфликтов на постсоветском про-странстве
некоторые ученые предлагают в качестве основного критерия использовать уровень
порожденного данным конфликтом насилия. При этом все конфликты делятся на
насильственные; насильственные, но управляемые; чреватые насилием; потенциально
насильственные и не-насильственные.
Другие исследователи сходятся на том, что поскольку одной из наибо-лее
распространенных причин возникновения межэтнических воору-женных конфликтов
выступают территориальные споры, то типологию таких конфликтов в бывшем СССР
можно представить следующим об-разом: 1) конфликты из-за исторически спорных
территорий; 2) кон-фликты между этническим большинством и компактно проживающим
этническим меньшинством; 3) конфликты, вызванные властным произ-волом в
преобразовании административных границ; 4) конфликты, свя-занные с отсутствием
у народа своей национальной государственности и рассеченностью его этнической
территории политическими или адми-нистративными границами; 5) конфликты в
результате насильственной инкорпорации земель какого-либо народа; 6) конфликты
в результате предшествующего изгнания народа со своей территории и возвращения
депортированных людей на свою историческую родину.
Несмотря на то что такой подход более обоснован, чем существующие, он вряд ли
может претендовать на роль всеобъемлющей классификации, прежде всего из-за
отсутствия полноты охвата проблемы. В самом деле, ведь отнюдь не все
вооруженные конфликты в бывшем СССР имеют в своей основе территориальные
разногласия. Несомненно, трудно про-вести универсальную классификацию таких
конфликтов, удовлетво-ряющую самым разным подходам и критериям, но ее можно
сущест-венно детализировать. При этом в каждом отдельном случае уже сам выбор
тех или иных критериев может вызвать дискуссии.
Вместе с тем абсолютное большинство отечественных и зарубежных исследователей
признают тот факт, что ключевым "игроком" в постсо-ветском
геополитическом пространстве остается Россия. С этой точки зрения, на наш
взгляд, можно считать вполне правомерным при класси-фикации конфликтов в
качестве критерия принять степень угрозы на-циональным интересам России,
которая (степень) к тому же считается главным показателем при разработке
стратегии национальной безопас-ности государства. Среди ее показателей можно
назвать такие, как угро-за государственному суверенитету и территориальной
целостности страны; конституционному строю, законности, правопорядку и
общест-венной безопасности; безопасности и стабильности в прилегающих к
границам России регионах; физической безопасности значительной час-ти
населения; свободе деятельности в Мировом океане и космическом пространстве,
доступу к важным для России международным экономи-ческим зонам и коммуникациям
в соответствии с нормами международ-ного права и т.д.6 Если взять эти критерии
в качестве главных, то меж-государственные и внутригосударственные вооруженные
конфликты на территории бывшего СССР и в сопредельных регионах можно
класси-фицировать следующим образом:
Конфликты группы "А". Конфликты, непосредственно затрагивающие национальные
интересы России типа "центр - периферия", внутри Российской Федерации
(Чечня, Татарстан); этноконфессиональные и территориальные внутри Российской
Федерации (Северный Кавказ); те, в которых прямо или косвенно
"задействована" нынешняя территория России (к примеру, претензии
Эстонии и Литвы на часть российских земель); те, в которых затрагивается
гражданско-правовой и политико-экономический статус русских (большинство бывших
республик Сою-за). К этой группе можно отнести и потенциальные очаги
напряженно-сти в отношениях Москвы и субъектов Федерации (например, Тува,
Ко-ми).
Расширяющееся военное сотрудничество США и НАТО с пригранич-ными с Россией
государствами и проведение многочисленных военных учений и маневров с
отработкой практических действий войск и сил непосредственно у границ РФ,
стремление некоторых стран ограничить деятельность Российской Федерации в зонах
ее жизненных интересов создают новую сферу потенциальных очагов напряженности,
относя-щихся к этой же группе.
Конфликты группы "Б". Конфликты, потенциально затрагивающие национальные
интересы России. К ним относятся конфликтные и кри-зисные ситуации в ближнем
зарубежье (Таджикистан, Нагорный Кара-бах, Южная Осетия, Абхазия,
Приднестровье, Крым и др.).
С точки зрения интересов национальной безопасности, при разрешении конфликтов
группы "А" российскому руководству, очевидно, следует играть более
активную роль: уметь опережать развитие событий, а не следовать логике уже
свершившихся фактов. Разумеется, в каждом от-дельном случае необходимо
учитывать реалии конкретной конфликтной ситуации. Кроме того, безусловным
императивом для российского пра-вительства должно стать исключение всякой
возможности использова-ния вооруженных сил для прямого вмешательства в
конфликты на тер-ритории страны, так как это чревато самыми непредсказуемыми
послед-ствиями и, в конечном счете, неизмеримо большими угрозами нацио-нальной
безопасности государства. Если Россия попытается применить силу в зоне
конфликтов для достижения своих целей, то тем самым она будет способствовать
образованию равных противодействующих сил, как это случилось в Чечне. В
отношении конфликтов данной группы следовало бы разработать комплекс
взаимосвязанных мер активного политико-дипломатического и экономического
воздействия и заручить-ся поддержкой этих мер мировым сообществом. Такая
позиция вызвала бы у ведущих государств мира если и не "бурный
восторг", то по край-ней мере уважение. Используя подобный подход, Россия
смогла бы по-казать как конфликтующим сторонам, так и всему мировому сообщест-ву,
что, во-первых, ей не безразличен исход конфликта и что она высту-пает за
совершенно определенный вариант его разрешения, не противо-речащий
международным нормам и учитывающий интересы всех во-влеченных сторон, и,
во-вторых, что ее активная дипломатическая по-зиция призвана не просто
произвести впечатление, а прежде всего и всерьез гарантировать свои
национальные интересы.
При разрешении конфликтов группы "Б" Россия напрямую вмешиваться не
может, однако способна, по просьбе какой-то из конфликтующих сторон, выполнять
миротворческую, третейскую, роль. Именно эта роль выглядела бы органичной для
сегодняшней дипломатии России (что подтверждается опытом Таджикистана и
Приднестровья), поскольку прямое силовое участие в зонах конфликтов, не
затрагивающих непо-средственно российские интересы, как правило, вызывает
нежелатель-ную реакцию там, где эти интересы затрагиваются безусловно.
Вероят-но, целесообразно было бы руководствоваться принципом иерархии
политических приоритетов (или, как говорят американцы, "адекватно-сти
ответов на вызовы"7), то есть ответ России на конфликты группы
"Б" не должен превышать степень их потенциальной угрозы ее
нацио-нальным интересам.
При этом в сложившейся ситуации участие России в локальных войнах и вооруженных
конфликтах в более широком контексте может быть рассмотрено в следующих формах:
- в качестве одного из непосредственных участников при открытом декларировании
своего участия;
- в качестве союзника одного из участников международного кон-фликта;
- в качестве союзника одного из участников внутригосударственного военного
конфликта;
- в качестве третьей стороны, осуществляющей стабилизационные мероприятия в
зоне конфликта как в форме прямой односторонней ин-тервенции, так и в форме
классических миротворческих операций по сохранению перемирия.
Любой из этих вариантов создает самостоятельный политический кон-текст и
требует от российского руководства использования специфиче-ских форм
политического, экономического, военного и специального обеспечения своих
действий. Опыт ведения боевых операций в Чечне свидетельствует о многих
недостатках в использовании личного соста-ва, оружия и военной техники, о
слабом дипломатическом и пропаган-дистском обеспечении самого факта применения
вооруженных сил внутри государства. Отсюда - масса серьезных проблем.
Рассматривая сущность националистических движений, следует отме-тить, прежде
всего, их массовость и остроту, которые, как правило, яв-ляются следствием
внутриполитических условий в государстве-источнике. Условия эти следующие:
невозможность или затруднитель-ность ассимиляции национальных меньшинств из-за
глубинных куль-турных, этнополитических и этноконфессиональных различий
прожи-вающих в данном государстве народов; активность политической эли-ты
национальных движений, отстаивающей свои требования в нацио-нальном вопросе
давлением на центр, вплоть до угрозы применения силы; отказ или нежелание
центрального руководства идти на перего-воры с лидерами национальных
меньшинств.
Как показал опыт, вооруженный конфликт между государством и на-ционалистическими
движениями проходит несколько этапов: противо-стояние законов, использование
репрессивных мер, создание национа-листических вооруженных формирований,
непосредственное противо-стояние, наконец, вооруженные столкновения.
Специфическим продолжением этнических кризисов стали конфликты антирасистской
направленности, а также конфликты, вызванные борь-бой наций за обретение своей
исторической родины или компактной территории для построения собственного
государства. К таким нациям в настоящее время относятся палестинцы, курды,
турки-месхетинцы, крымские татары и другие.
Ряд военно-политических кризисов и вооруженных конфликтов после 1946 года
произошел на основе ирредентизма8. Хотя ирредентистские движения были
относительно малочисленными среди националистиче-ских движений, тем не менее их
лозунги всегда таили в себе мощный взрывной потенциал. В конце XX века
ирредентизм наглядно проявля-ется в ряде государств Центральной Африки, в
бывшей Югославии, в отдельных регионах постсоветского пространства.
При столкновении интересов центра и национальных меньшинств из-за распределения
тех или иных материальных и духовных ценностей воз-никают сепаратистские (реже
автономистские) движения. Причиной кризиса в данном случае могут стать не
только территории и природные богатства, но и виды деятельности, источники
доходов, власть, престиж и социальный авторитет. Обострение такой ситуации
может привести к внутригосударственному вооруженному конфликту - к конфронтации
интересов государства и отдельных этнических групп.
Успех сепаратистского (автономистского) движения зависит от полити-ческой
зрелости его лидеров, социальной поддержки масс, реакции пра-вящих кругов, от
степени боеспособности вооруженных формирований, оперативно-стратегической
значимости конкретного национального района, а также от международной
обстановки в целом.
Особый тип вооруженных конфликтов составляют конфликты, вызван-ные
межгосударственными территориальными спорами. Они возника-ют, как правило, в
тех случаях, когда спорные территории имеют воен-но-стратегическое или особое
экономическое значение для обоих "пре-тендентов".
Нередко к конфликтным ситуациям приводят попытки пересмотра по-граничных
межгосударственных договоров, а также отказ государств (как правило, молодых)
признать прежние административные границы, которые были определены для них в
рамках колониальных империй или некогда единых многонациональных федераций
(Иран, Ирак, бывшие Югославия и СССР, Перу, Эквадор и т.д.).
В данном контексте нельзя не отметить один важный аспект, который стал
своеобразной "новинкой" в теории конфликтологии последнего времени.
Имеется в виду коалиционное сокращение вооруженных сил по периметру границ
соседних государств. В качестве примера может послужить подписанное в мае 1997
года соглашение между Россией, Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном и Китаем
"о взаимном сокра-щении вооруженных сил в районе границы". Подписание
этого беспре-цедентного для Азии документа выводит страны-участницы на
абсо-лютно новый уровень взаимного доверия и понимания в самой чувстви-тельной
области, связанной с обеспечением их национальной безопас-ности. В столицах
подписавшихся стран при этом было отмечено, что в условиях, когда НАТО пытается
осуществить экспансию на Восток, а Япония и США всячески укрепляют и расширяют
масштабы "совмест-ной обороны", сам факт подписания подобного
соглашения убедитель-но показывает, кто на самом деле является сторонником
установления "мирного, стабильного и справедливого мирового
порядка"9.
Несколько слов о гражданских войнах. Само понятие "гражданская война"
трудно поддается определению. В целом этот вид вооруженного насилия может
рассматриваться как одна из форм внутригосударствен-ного вооруженного конфликта
(войны). При этом военные действия могут носить ограниченный характер
(Ирландия, Алжир, Китай). В дру-гих случаях они могут определять всю
общественно-политическую жизнь государства на протяжении продолжительного
исторического отрезка (Судан, Чад, Ливан, Ангола).
У истоков гражданской войны, как правило, лежат действия социально организованного
класса или группировки. В ходе войны принятые ранее законодательные акты
утрачивают свою юридическую силу, по крайней мере для одной из сторон. Как
правило, уже на ранних этапах граждан-ской войны происходит ее
интернационализация, что само по себе соз-дает предпосылки для возникновения
межгосударственных вооружен-ных конфликтов.
Особое место среди регионов, подверженных возникновению воору-женных
конфликтов, занимает постсоветское пространство. Есть ряд специфических причин,
которые способствуют возникновению насилия, межэтнических и межконфессиональных
неурядиц в различных районах бывшего СССР. Одна из них - большое количество
оружия в частных руках. По последним данным, у населения имеется свыше 30
миллионов единиц огнестрельного оружия. На территории России и в странах СНГ
отдельные общественные движения и политические партии создали собственные
воинские формирования, их насчитывается более 500. Во-енные структуры, смыкаясь
с криминальными группировками, при оп-ределенных обстоятельствах могут спровоцировать
вооруженное наси-лие и даже гражданскую войну. При этом важно отметить, что
населе-ние СНГ психологически находится в стадии ожидания всевозможных военных
потрясений. По данным социологических опросов, 44% рес-пондентов считают вполне
вероятной возможность столкновения между Россией и другими государствами
бывшего СССР. От 41% (Москва) до 71% (Северная Осетия) участников одного из
опросов выразили готов-ность включиться в борьбу в интересах своей национальной
группы, и это при том, что на постсоветском пространстве проживают 162 нации и
народности.
Причинный ряд конфликтов в странах СНГ довольно велик: это и эко-номические
трудности, и неурегулированность пограничных вопросов, и проблема
русскоязычного меньшинства, и этноконфессиональные споры, и многое, многое
другое.
Рассмотренные выше причины обусловливают глубинные факторы воз-никновения
локальных войн и вооруженных конфликтов. Но важно знать и другое - что является
непосредственным поводом, ситуативной причиной возникновения той или иной военной
конфронтации.
Непосредственные причины возникновения войн и вооруженных кон-фликтов в широком
плане могут быть определены как специфические события, изменения и действия,
которые носят провоцирующий харак-тер и воспринимаются другими государствами как
угроза их жизненно важным интересам. Они могут быть классифицированы по
отдельным видам. Важнейший из них - политические (вербальные) акты, которые,
как правило, включают в себя протесты, угрозы, обвинения, ультима-тивные
требования и т.д.
Ситуативной причиной конфликтов могут стать также вызывающие внешнеполитические
действия, включающие, как правило, элементы подрывной деятельности,
коалиционные мероприятия государств про-тив общего оппонента, дипломатические
санкции, денонсации или на-рушения договоров. К примеру, Суэцкий кризис 1956
года разразился сразу же после решения Египта о национализации Суэцкого канала.
По-добные действия Каира были восприняты в Лондоне и Париже как
не-посредственная угроза западным интересам в ближневосточном регио-не. Последовали
бомбардировки египетской территории, а затем и вы-садка англо-французского
десанта.
После Второй мировой войны конфликты зачастую инициировались внутриполитическим
вызовом правящему режиму. Это могли быть об-винения руководства страны в
средствах массовой информации, попыт-ки государственного переворота, массовые
акты саботажа, терроризм, покушения на государственных деятелей, демонстрации,
забастовки, сопротивление введению чрезвычайного (или военного) положения,
нарушение конституционного строя, усиление повстанческих движений и т.д.
Конфликты, вызванные подобными действиями, принимают, как уже отмечалось, формы
внутригосударственной войны.
Внутригосударственные вооруженные столкновения в Иордании в 1958 году стали
следствием попытки государственного переворота, направ-ленного на свержение
короля Хусейна. В поддержке мятежников были обвинены Сирия и Египет и косвенно
- СССР. По причине некоторых из вышеперечисленных вызовов разразились конфликты
в Венгрии, ЧССР, Индонезии и ряде других государств.
Здесь, по всей вероятности, следует остановиться более подробно на конфликтных
ситуациях на территории бывшего СССР.
Прежде всего, пожалуй, следует остановиться на Нагорном Карабахе. Непосредственной
причиной начала вооруженного конфликта стало принятие 1 декабря 1989 года
Верховным Советом Армянской ССР и Национальным Советом Нагорного Карабаха
совместного постановле-ния о воссоединении. Этот акт был обусловлен принятием
накануне в Азербайджане закона о суверенитете, в соответствии с которым в любой
момент Нагорный Карабах мог быть лишен автономии и выведен со-вместно с
Азербайджаном из состава СССР. Несмотря на введение со-юзными властями
чрезвычайного положения в автономной области, вооруженные столкновения между
участниками конфликта продолжа-лись. После провозглашения в сентябре 1991 года
независимой Нагор-но-Карабахской Республики и окончательного распада СССР
конфликт приобрел особую ожесточенность, оказывая прямое воздействие на
внутриполитические процессы как в Армении, так и в Азербайджане. 12 мая 1994
года усилиями ряда российских и зарубежных компетентных организаций удалось
несколько ослабить накал вооруженного противо-действия - была достигнута
договоренность о прекращении огня в зоне армяно-азербайджанского конфликта. К
середине 1997 года наметились отдельные позитивные сдвиги в урегулировании
проблемы. Однако для полного разрешения кризиса потребуются еще многие годы.
Импульсом к началу конфликта в Южной Осетии послужили прове-денные в декабре
1990 года без санкции грузинских властей выборы депутатов в Верховный Совет
республики. В ответ сессия Верховного Совета Грузии признала выборы незаконными
и приняла решение об упразднении Южно-Осетинской автономной области,
образованной в 1922 году. После отказа южно-осетинского парламента
самораспустить-ся начались вооруженные столкновения между грузинскими войсками
и в спешном порядке созданными воинскими формированиями Южной Осетии.
Непосредственной причиной вооруженного конфликта между Грузией и Абхазией стало
решение абхазского парламента от 23 июля 1992 года о восстановлении в
автономной республике конституции 1925 года, что фактически означало
независимость Абхазии. В тот же день госсовет Грузии признал это решение
недействительным. Подобный шаг офици-ального Тбилиси был встречен крайне
отрицательно в абхазских поли-тических кругах. Через месяц регулярные
грузинские войска под пред-логом охраны железнодорожных путей вступили на
территорию авто-номной республики, что вызвало, как известно, отрицательную
реакцию в Москве. Почти два года продолжались ожесточенные бои между во-инскими
формированиями обеих сторон с многочисленными жертвами и разрушениями.
После провозглашения независимости Таджикистана (1991 год) в стране сразу же
начались бурные политические процессы, в которых непосредственное участие принимали
бывшая партийная номенклатура, демократическая и исламская оппозиции, каждая из
которых обособи-лась по клановому признаку и имела собственные вооруженные
группы. В 1992 году политическое противостояние переросло в военное, в ходе
которого Узбекистан и Россия оказывали содействие бывшей номенкла-туре, которая
выглядела более надежной опорой их геополитических интересов, чем
непредсказуемая демократо-исламская оппозиция, ори-ентировавшаяся на зарубежные
центры влияния. Демократо-исламская оппозиция вынуждена была уйти в горы или в
соседний Афганистан, сформировав там временное правительство, в котором ведущую
роль продолжительное время играла Исламская партия возрождения Таджи-кистана.
Около десяти раундов межтаджикского диалога при посредни-честве ООН не дали
результата. Стороны придерживались диаметраль-но противоположных взглядов на
пути и методы разрешения противо-речий. Лишь в начале 1997 года при прямом
посредничестве России удалось несколько ослабить ситуацию - конфликтующие
стороны дос-тигли компромисса по ряду ключевых проблем внутритаджикского
примирения.
Российская 201-я дивизия, российские пограничники и миротворцы именно в
Таджикистане впервые оказались причастными к событиям в воюющей мусульманской
республике бывшего Союза. Они вплотную столкнулись с особенностями исламского
джихада ("священной вой-ны"). К сожалению, приобретенный опыт не был
в достаточной степени обобщен и изучен, что наглядно проявилось в ходе
чеченской войны.
Федеральные власти не спешили признать наличие внутригосударст-венного
вооруженного конфликта на территории Российской Федера-ции. Своевременное
признание факта вооруженной конфронтации по-зволило бы еще в конце 1994 года
ввести в конфликтной зоне соответ-ствующий режим, вытекающий из требований
международного права. Парадоксально, но понятие "вооруженный
конфликт" применительно к событиям на Северном Кавказе с декабря 1993 года
уже употреблялось в официальных документах президента и правительства. Более
того, в постановлении Государственной думы № 515-1 ГД от 8 февраля 1995 года
"О порядке применения постановления Государственной думы Фе-дерального
собрания Российской Федерации "Об объявлении амнистии в отношении лиц,
участвовавших в противоправных деяниях, связанных с вооруженными конфликтами на
Северном Кавказе", впервые в исто-рии России дано определение понятия
"вооруженный конфликт" при-менительно к внутрироссийской ситуации.
В п. 2 говорится: " Под вооруженным конфликтом, указанным в п.1
по-становления об объявлении амнистии, следует понимать противоборст-во между:
а) вооруженными формированиями (вооруженными объеди-нениями, дружинами,
отрядами самообороны, другими вооруженными группами), созданными и действующими
в нарушение законодательства Российской Федерации (незаконными вооруженными
формирования-ми), и органами внутренних дел и подразделениями внутренних войск
Министерства внутренних дел Российской Федерации; б) незаконными вооруженными
формированиями, созданными для достижения опреде-ленных политических целей; в)
лицами, не входившими в незаконные вооруженные формирования, но участвовавшими
в вооруженном про-тивостоянии в связи с территориальными притязаниями на
этнической или религиозной почве".
Ситуативной причиной вооруженных конфликтов зачастую стано- вятся косвенные
насильственные действия, такие, как государственный пере-ворот в соседней
стране, силовые действия против союзного или друже-ственного государства и т.д.
Межгосударственный военно-политический кризис, затем перерастаю-щий в
вооруженный конфликт, может быть вызван внешним ситуаци-онным изменением,
которое предполагает появление у оппонента спе-цифического оружия или новейших
наступательных систем, изменение в балансе сил на глобальном и региональном
уровнях и т.п. Характер-ные примеры - Карибский кризис и Октябрьская война 1973
года на Ближнем Востоке.
Наиболее распространенной непосредственной причиной вооруженных конфликтов
являются насильственные военные действия - погранич-ные столкновения, нарушения
границ ограниченными силами, вторже-ния в воздушное пространство, морские
инциденты, бомбардировки объектов на территории другого государства...
С другой стороны, военный конфликт может быть вызван и ненасильст-венными
военными действиями, к которым относятся: демонстрация военной силы, проведение
военных учений и маневров, мобилизация вооруженных сил, изменение в дислокации
армейских частей и подраз-делений, угрожающее передвижение войск и т.д.
Примером может по-служить вооруженный конфликт между США и Китаем в рамках
Ко-рейской войны, который был вызван пересечением объединенными войсками ООН 38-й
параллели и их приближением к китайской грани-це.
Специфическими ситуативными причинами возникновения вооружен-ных конфликтов
могут стать захваты заложников или даже менее значи-тельные инциденты. К
примеру, причиной вооруженного конфликта между Сальвадором и Гондурасом стало
"плохое" обращение гондурас-ских властей с сальвадорской футбольной
командой и с сальвадорскими эмигрантами в целом. Подрыв полицейской машины в
пограничной зо-не ЮАР послужил предлогом для вооруженного конфликта между
Юж-но-Африканской Республикой и Замбией.
В общем же динамика влияния непосредственных причин на возникно-вение локальных
войн и вооруженных конфликтов развивалась по опре-деленной схеме. Конфликт не
возникал, если в начальной стадии одна из сторон доводила до другой свои
"пожелания и просьбы" - и оппонент сразу же уступал. В случае
столкновения интересов и сопротивления оппонента кризис перерастал в фазу
конфронтации. Она могла быть кратковременной или продолжительной и
характеризоваться перемен-ной напряженностью. Как правило, в рамках фазы
конфронтации возни-кало несколько пиков напряженности, которые потенциально
могли завершаться вооруженным конфликтом.
Как возникновение, так и ход локальных войн и вооруженных конфлик-тов
выстраиваются в определенную систему, которой присущи не толь-ко элементы
взаимосвязи, но и взаимного дополнения:
Во-первых, непосредственными и косвенными участниками конфликтов являются
государства, коалиции государств, правящие режимы, между-народные и
региональные организации, оппозиционные и повстанче-ские движения,
террористические и экстремистские группы, партии, группировки, незаконные
воинские формирования.
Во-вторых, участники локальных войн и вооруженных конфликтов в той или иной
степени связаны с другими государствами, с их офици-альными или неофициальными
структурами, имеющими определенные цели, интересы и установки в отношении
данной конфронтации. Поэто-му даже внутригосударственный вооруженный конфликт
следует рас-сматривать как международное событие, способное при определенных
условиях перерасти в локальную войну международного масштаба или в
крупномасштабную региональную войну;
В-третьих, в вооруженном конфликте или локальной войне противо-борствующие
стороны формируют и реализуют лишь собственную стратегию, используя при
возможности и необходимости рекомендации и опыт союзников.
В-четвертых, историко-теоретический анализ локальных войн и воо-руженных
конфликтов показывает, что в основе их возникновения ле-жат как долговременные,
так и ситуативные причины. Сущность при-чинности находится в надсистемных и
внутрисистемных противоречи-ях. От их динамики во многом зависит сам характер
возникновения конфликтов, способы их урегулирования и предотвращения.
В-пятых, к локальным войнам и вооруженным конфликтам необходимо подходить как к
явлениям многогранным, затрагивающим не только человеческие судьбы, но и
создающим потенциальную угрозу всеобщей безопасности планеты.
Поэтому получение и применение знаний о сущности происхождения войн, способах и
методах их ведения и предотвращения - это один из путей улучшения жизни
человечества да и сохранения земной цивили-зации как таковой.
Авторы исходят из того, что период после окончания "холодной войны" существенно
отличается от других периодов после окончания Второй мировой войны (имеются в
виду исторические рубежи окончания дли-тельного военного или вооруженного
противостояния великих держав). Во-первых, он характеризуется крайней
неопределенностью. Во-вторых, процессы расцвета и последующего распада великих
держав, а также общецивилизационные технологические, экономические и культурные
изменения в мире резко ускорились. В-третьих, в обозримом будущем конфликты
будут иметь совершенно иную причинную основу по сравне-нию с периодом
"холодной войны".
Тот факт, что США остались единственной сверхдержавой в мире, не означает, что
мир стал однозначно однополюсным. В настоящее время существует целый ряд
политических, военных и экономических задач, которые США не в состоянии решить
самостоятельно. Вместе с тем мир не стал и многополярным, поскольку все великие
державы, кроме США, испытывают недостаток в одном или нескольких компонентах
для обра-зования самостоятельного центра силы. В действительности структура
власти в мире приняла достаточно сложную конфигурацию. С точки зрения военной
мощи мир в лице США стал относительно однополяр-ным. СССР/Россия, как недавняя
сверхдержава, к концу 1998 года (в результате военной "реформы")
понесла "потери", сопоставимые с по-терями на фронтах Второй мировой:
17 общевойсковых и танковых ар-мий, 2 армии РВСН, 5 воздушных армий, 3 армии
ПВО; возможности стратегических ядерных сил уменьшились в 2,5 раза по сравнению
с США. Вряд ли после подобных сокращений Вооруженные силы России смогут
проводить операции стратегического масштаба10. Структура экономической власти с
определенной долей условности может быть определена как трехполярная: США,
Европа и Япония в совокупности производят около 2/3 мирового валового продукта.
К началу XXI века к этим странам может присоединиться и Китай. В целом на
уровне меж-государственных отношений происходит дальнейшее ослабление роли
государства как такового с одновременной концентрацией власти у
транснациональных корпораций, международных финансовых институ-тов и
криминальных групп.
В настоящее время маловероятен наиболее опасный вид вооруженного конфликта -
непосредственное столкновение между двумя или более основными властными
центрами в мире (США, Россией, Китаем, Япо-нией и Европой в целом) с целью
фундаментального изменения струк-туры межгосударственных отношений. Великие
державы в своем пове-дении уже не исходят из мотивов, которые могли привести к
территори-альной агрессии, поскольку путь к международному престижу, власти и
экономическому успеху в настоящее время пролегает не через террито-риальные
завоевания, а через высокотехнологичное производство и че-ловеческий капитал.
Постепенно ослабляется значение таких потенциальных источников локальных войн и
вооруженных конфликтов, как борьба ведущих стран мира за установление выгодного
баланса интересов и сил в различных регионах мира. Ядерное оружие по-прежнему
остается чрезвычайно эффективным фактором сдерживания, а постоянное
совершенствование систем разведки, прежде всего спутниковой, позволяет
своевременно выявить реальные военные возможности оппонентов. Эти факторы во
многом объясняют, почему, несмотря на 50-летний период интенсивно-го
соперничества, не произошло крупномасштабных и прямых столкно-вений между
советскими и американскими войсками. При этом после-довавший после распада
Советского Союза период реструктуризации глобальных международных отношений
также прошел без особого рис-ка крупномасштабной войны, в отличие от
предшествовавшей истории распада мировых империй и великих держав.
Эти положения подтверждаются Межведомственной рабочей группой при Генеральном
штабе по выработке новой военной доктрины Россий-ской Федерации. Группа на
основе анализа развития военно-политической и военно-стратегической обстановки
сделала вывод, что "в современных условиях крупномасштабная военная
агрессия против России в традиционных формах - при поддержании на необходимом и
достаточном уровне российского потенциала ядерного сдерживания - в ближайшие
годы маловероятна"11.
Отсутствие вероятности вооруженного столкновения между великими державами не
означает, что между ними не может быть периодического обострения противоречий и
даже роста напряженности. Различные под-ходы к путям и способам урегулирования
конфликтов уже не один раз продемонстрировали это. Другой вероятной сферой
напряженности в их отношениях может стать попытка перераспределения
ответственности за поддержание международной системы безопасности и нового
миро-вого порядка. Из нынешних великих держав наибольшее опасение вы-зывает
неясность дальнейшего внутри- и внешнеполитического разви-тия России и Китая,
что непосредственно влияет на состояние регио-нальной безопасности.
Со значительно большей вероятностью вооруженные конфликты могут возникать в
результате попыток региональных держав овладеть ядер-ным оружием или установить
гегемонию в соответствующем регионе. Это в первую очередь касается Индии и
Пакистана, которые летом 1998 года официально провели ядерные испытания. По
некоторым сведени-ям, компонентами для производства оружия массового поражения
обла-дают Северная Корея, Иран, Ирак, Ливия, Алжир, ЮАР, Бразилия, Из-раиль и
ряд других стран.
В целом наиболее распространенные войны и вооруженные конфликты в последующие
годы, вероятно, будут носить субрегиональный, локаль-ный или местный характер.
При этом значительная их часть будет обу-словливаться прежде всего
неспособностью правительств эффективно управлять государством (феномен так
называемого "несосто-ятельного" государства), а также
неконкурентноспособностью отдельных госу-дарств и групп стран в современном
мире. Исходя из подобного утвер-ждения, в обозримой перспективе, по нашему
мнению, наиболее реаль-ной для России явится опасность возникновения именно
локальных войн и вооруженных конфликтов. Не исключено развязывание
одно-временно или последовательно на границах Российской Федерации и ее
союзников нескольких локальных войн и вооруженных конфликтов, которые при
определенных условиях могут перерасти в крупномас-штабную региональную войну.
При этом нельзя исключать того вариан-та, что внутренние вооруженные конфликты
могут быть использованы для военного вмешательства со стороны других государств
или их коа-лиций во внутренние дела России.
О дальнейшей перспективе развития межгосударственных отношений в ХХI веке пока
говорить трудно. Однако уже сейчас можно предполо-жить, что усиливающаяся в
глобальном масштабе поляризация богатст-ва и нищеты, продолжающееся
обездоливание некоторых стран и даже континентов произведут настолько сильное
социальное расслоение в глобальном масштабе, что в конечном итоге оно может
вызвать различ-ные формы межцивилизационной и межклассовой борьбы, которая
бу-дет носить еще более ожесточенный характер, чем предсказывали
осно-воположники марксизма-ленинизма.
В подобных условиях получение как можно более полных и адекватных знаний о
сущности, особенностях происхождения войн и методах их ведения, умелое
использование этих знаний по своевременному распо-знанию и предотвращению
войны, прежде всего на этапе деэскалации кризисной ситуации, - приоритетный
путь в поддержании глобальной и региональной стабильности.
Важно отметить еще один момент. Многие локальные войны и воору-женные конфликты
последних 50 лет в той или иной степени были свя-заны с существованием двух
противоположных общественно-политических систем, двух антагонистических военных
блоков - НА-ТО и Варшавского договора. Последний, как известно, канул в Лету.
НАТО расширяется на Восток, принимая в свои ряды недавних союзни-ков СССР.
Продолжается острая полемика - что это даст России, не окажется ли она на
задворках мировой цивилизации, испытывая посто-янную угрозу от своих ближних и
дальних соседей?
Это вопрос довольно сложный и требует специального исследования. Отметим лишь,
что уже в течение нескольких лет с Североатлантиче-ским альянсом ведутся
конструктивные переговоры, начали формиро-ваться совместные подходы к различным
проблемам предотвращения войн и вооруженных конфликтов. Нельзя в этой связи
обойти внимани-ем Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и
безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североат-лантического
договора, который был подписан на высоком политиче-ском уровне в конце мая 1997
года. Стороны обязались строить проч-ный и всеобъемлющий мир на принципах
демократии и безопасности, основываясь при этом на высоких гуманистических
идеалах сотрудни-чества и уважения интересов и национальных чаяний друг друга.
Россия и НАТО заявили, что они больше не противники и являются гарантами
преодоления "остатков прежней конфронтации и соперничества и укре-пления
взаимного доверия и сотрудничества". Стороны декларировали, что отныне
будут делать все для предотвращения конфликтов, включая "превентивную
дипломатию", проводить совместные операции с целью восстановления мира в
любой точке земного шара, всемерно укреплять "региональную
безопасность". Они торжественно заявили, что не имеют намерений, планов
или причин для "развертывания ядерного оружия" на территории новых
членов НАТО. Одним словом, соглашение с НА-ТО предписывает "идеальные"
формы установления бесконфликтного мира в предстоящем тысячелетии.
Хотелось бы верить в это. Но скрупулезный анализ фактов и со-бытий последнего
десятилетия отнюдь не настраивает на оптими-стический лад. В акте не учтены
многие факторы современной кон-фронтации, особенно на постсоветском
пространстве; весь текст до-кумента выдержан в старом протокольном стиле
(потому он и не вы-звал "должной" реакции в западных СМИ). В
принципе, подписан-ное соглашение - "хороший" документ. Но он
подготовлен без со-ответствующего научного обоснования, - и в этом бич внешней
по-литики Российской Федерации. Положения о внутригосударствен-ных конфликтах и
методах их урегулирования, об этноконфессио-нальных спорах внутри одного
государства, о сугубо "местных" на-циональных проблемах и т.д. вообще
выпали из него. А ведь с ними связаны многочисленные аспекты безопасности, мира
и стабильно-сти на огромных просторах Евразийского континента. Эта проблема
есть и будет актуальной по крайней мере до конца первой половины XXI века. В
той или иной степени это подтверждают события в бывшей Югославии (Босния и
Герцеговина, Косово), в Афганистане, на Корейском полуострове, в ряде регионов
постсоветского про-странства. Как полагают многие отечественные военные аналитики,
недавняя военная акция НАТО против Югославии является прямым следствием
"узкого" понимания Основополагающего акта и несет непосредственную
угрозу для России. Непосредственным следстви-ем "узости" Основополагающего
акта является то давление, которое в последнее время оказывает Запад на Россию
в связи с проводимой ею антитеррористической операцией в Чечне.
Важно отметить и то, что в последние годы уходящего ХХ столе-тия процессы
изменения геополитической ситуации в мире и в ха-рактере международных
отношений стали более динамичными. Это привело к появлению новых факторов,
оказывающих серьезное влияние на развитие военно-политической и
военно-стратегической обстановки в мире. К таковым, по мнению авторов, следует
отнести: формирование противоречия между стремлением США к однопо-люсному миру
и фактическим развитием полицентризма в мировой политике; рост агрессивного
национализма и религиозного экстре-мизма; стремление ряда третьих стран использовать
складывающую-ся ситуацию в своих интересах, чему в немалой степени
способству-ет объявление ими постсоветского пространства зоной жизненно важных
интересов; скрытая и явная политика противодействия инте-грационным процессам в
рамках СНГ со стороны ряда государств, попытки вмешательства во внутренние дела
России; более отчетли-вое проявление сепаратизма на этноконфессиональной основе
в не-которых субъектах Российской Федерации; активное противодейст-вие
деятельности РФ на рынке современных технологий, в космиче-ском пространстве,
на важнейших мировых коммуникациях и ряд других. Именно эти факторы увеличивают
вероятность возникнове-ния локальных войн и вооруженных конфликтов как на
границах Российской Федерации и ее союзников, так и на собственной терри-тории.
Военно-политическое содержание любой локальной войны и воору-женного конфликта
включает в себя следующие типовые компоненты: военно-политические и
оперативно-стратегические цели; масштабы войны (конфликта) и способы ее (его)
развязывания; используемые си-лы и средства; формы и способы вооруженной
борьбы; продолжитель-ность и интенсивность военных действий; методы
политического уре-гулирования; итоги и результаты военной конфронтации.
Некоторые отечественные исследователи считают, что главным, определяющим в
локальных войнах и вооруженных конфликтах является их социальный характер, в
содержательную часть которого они включают почти те же элементы: масштабы
конфликта, специфику применения в нем спосо-бов, форм и средств борьбы,
возможные последствия12.
С этим можно согласиться. Однако, по всей видимости, вычленение типовых
компонентов при рассмотрении военно-политического и опе-ративно-стратегического
содержания любой военной конфронтации можно отнести к методологии более
объективной, научно обоснованной и более современной.
Глава 3. Акторы
европейской безопасности
В настоящей главе мы проанализируем различные формы взаимной соотнесенности
процессов глобализации, транснационализации и ре-гионализации на примере
расширения евроатлантического политиче-ского пространства и формирования новых
моделей приграничного со-трудничества на западных рубежах России. Мы также
рассмотрим во-прос о политической, военной и экономической экспансии западных
альянсов (и прежде всего НАТО) с точки зрения современных концеп-ций
регионализма и территориальности.
Основные тезисы нашей позиции можно сформулировать сле-дующим образом:
· ряд событий последних лет, в ряду которых особую роль играет воен-ная акция
НАТО против Югославии, изменили соотношение между процессами глобализации и
регионализации в современной системе ме-ждународных отношений в пользу
последнего;
· факт военного усиления НАТО и выдвижение этого альянса на веду-щие позиции в
системе военно-стратегических координат свидетельст-вует о преобладании геополитических
соображений над геоэкономиче-скими при решении конфликтных ситуаций. Одним из
ярких проявле-ний этой тенденции является резко обострившаяся проблема границ;
· кризис во взаимоотношениях между Западом и Россией во многом объясняется
неадекватными ожиданиями с обеих сторон, заро-дившимися в период перестройки.
Нам представляется, что если Россия геополитически достаточно быстро определила
свое новое отношение к Западу, то тот продолжает пребывать в состоянии
интеллектуальной растерянности и отсутствия как адекватного понимания, так и
конст-руктивных идей, касающихся всего комплекса политики в отношении России;
· в ближайшие годы наибольшие противоречия при взаимоотношениях с НАТО Россию
ожидают на Северо-Западном направлении, что будет связано с укреплением
контактов между НАТО и странами Балтии, а также с дискуссиями вокруг статуса
Калининградской области.
Различные научные школы, изучающие международные отношения, по-разному трактуют
феномен современного регионализма. Реализм рассматривает международную систему
как изначально "анархичную", в которой определяющее значение имеют
эгоистические интересы госу-дарств. Различные формы регионализма могут быть
следствием: а) не-обходимости укрепления чьих-то геополитических позиций
("импер-ская версия"); б) попыток сбалансировать влияние
конкурирующей державы ("версия баланса сил"); в) создания системы
коллективных отношений для защиты общих экономических интересов ("версия
геге-монистской стабильности").
Школа институционализма полагает, что "анархия", о которой говорят
реалисты, может быть исправлена с помощью сильных и эффективных институтов,
которые являются каркасом для различного рода регио-нальных блоков или
альянсов. Многие институционалисты предпочи-тают объяснять формирование
транснациональных регионов внутрен-ними процессами в участвующих государствах,
происходящими между властями различных уровней (центральными, региональными и
муни-ципальными).
Когнитивный подход трактует регионализм как вид социальной реф-лексии,
отталкивающийся от доминирующих на настоящий момент (и способных видоизменяться
под воздействием взаимной адаптации) представлений об идентичности и чувстве
территориальной общности. Как одна из косвенных реакций на это в Западной
Европе большое рас-пространение получила концепция "возникающего
регионализма" (emerging regionalism) или "регионостроительства"
(region building). В ряде случаев регионализм трактуется как
"конструируемое" (иногда - "воображаемое") явление, не
могущее быть оторванным от определен-ного социально-политического контекста1. К
примеру, слом старого биполярного мира спровоцировал такие новые модели регионализма,
как Черноморское экономическое сотрудничество, Баренц-Евроарктический проект и
пр. Причем движущими силами регионали-зации выступают не только государства, но
и неправительственные структуры (экономические "группы интересов",
общественные органи-зации, политические партии и т.д.)2. К примеру, участники
частных нефтепроводных проектов играют значительную роль в определении
геоэкономической ситуации на северо-западных границах России3.
Такой подход, находясь в рамках конструктивистской парадигмы, оче-видным
образом релятивизирует понятие "регион", делает его гибким, "мягким",
адаптируемым и подлежащим множеству интерпретаций. Так, Косово можно отнести и
к "Восточной Европе" (политически), и к "Южной Европе"
(географически) - в зависимости от контекста про-блемы. Калининградская область
- это часть и "Восточной Европы", и элемент формирующегося "Балтийского
сообщества", и одновременно составная часть России. Социально
конструируемыми являются и такие понятия, как идентичность, национальность,
гражданство, региональная политическая культура и многие другие.
Термину "регион" действительно трудно дать четкую априорную
де-финицию. Любая из них, как правило, носит достаточно свободный ха-рактер.
Так, к примеру, Ульф Виберг определяет "регион как политиче-скую зону, где
политика носит конкурентный характер; как систему действий, в рамках которой
решения принимаются рынком, государст-вом или гражданским обществом; и как актора,
способного спроециро-вать региональный интерес, определяемый коалиционно, на
междуна-родном уровне..."4.
Регионализацию обычно определяют как комплексный процесс усиле-ния в рамках
определенной территории целого набора параметров вза-имной зависимости,
определяемой в политических, экономических, со-циальных и культурных
категориях. Этот процесс не может быть лишен субъективных характеристик. В
некотором смысле его можно сравнить с историческим процессом создания
современных государств, с тем важным отличием, что регионостроительство не
предполагает наличия единого властного центра и способно развиваться
ненасильственным, консенсусным образом.
Новые регионы, появляющиеся в мире, можно поделить на две боль-шие группы.
Во-первых, это так называемые "однородные" регионы, среди которых
выделяются три подтипа:
а) естественные регионы, очертания которых определяются общими топографическими,
климатическими и иными природными характери-стиками (Нордический регион);
б) регионы с сильным чувством общей культурно-исторической иден-тичности
(Скандинавия);
в) экономически самодостаточные регионы с общим типом промыш-ленного
производства, объединяющего их ("Большая Волга").
Вторая группа - это так называемые функциональные регионы, со-ставные части
которых изначально не обязательно сходны с друг дру-гом. Концепция создания
функциональных регионов предполагает взаимодействие и интеграцию внутри них с
тем, чтобы в конечном ито-ге добиться взаимной дополняемости собираемых вместе
территориаль-ных компонентов5. Идентичность при этом является гибким и
изменчи-вым понятием, не исключающим и множественного числа (ряд специа-листов
считают, что наличие взаимно пересекающихся или наклады-вающихся друг на друга
идентичностей "скрепляет", цементирует ре-гиональное политическое сообщество
и делает его менее конфликто-генным).
Бьорн Хеттне считает, что термин "регион" может использоваться для
описания:
· географической единицы, отделенной от других теми или иными фи-зическими
рубежами ("Европа от Атлантики до Урала", "Африка к югу от
Сахары", "Индийский субконтинент");
· социально-политической системы, предполагающей различные взаи-моотношения
между общественными группами, которые зависят друг от друга с точки зрения
общей стабильности и безопасности. Внутри региона при этом должен поддерживаться
баланс сил между различны-ми политическими "полюсами" (Западная
Европа конца XIX - начала XX века);
· организованной (формализованной) модели ("сети") сотрудничества в
военной, экономической, политической, культурной и иных областях;
· особого состояния гражданского общества, для которого в рамках оп-ределенной
территории характерна тесная внутренняя коммуникация и конвергенция ценностей и
культурных традиций;
· действующего субъекта международной политики, обладающего от-четливым
своеобразием, потенциалом для активной деятельности, леги-тимностью,
структурами для принятия решений, особенно в таких об-ластях, как
урегулирование конфликтов и поддержание социальных гарантий. В таком смысле
регион может эволюционировать в сторону создания "региона-государства"
либо наднационального "сообщества безопасности" (Европейский союз).
Процесс формирования регионов невозможен без серьезной интеллек-туальной
работы. Именно поэтому девяностые годы ознаменовались огромным количеством
международных исследовательских проектов, конференций и публикаций по различным
аспектам регионализма. Ин-теллектуальными "локомотивами" многих
инициатив в этой сфере ста-новятся так называемые транснациональные
"эпистемологические со-общества" (epistemic communities), состоящие
из ученых, экспертов, специалистов в области регионализма, политических
советников и про-фессиональных консультантов. Однако в любом случае
"региональное строительство" определяется не столько силой
"воображения" и твор-ческим потенциалом его субъектов, сколько вполне
прагматическими, материальными обстоятельствами.
Процессы, происходящие в международных отношениях в середине - второй половине
1990-х годов, демонстрируют усложнившуюся взаимо-связь между двумя тенденциями
современного мирового развития - глобализмом и регионализмом.
"Векторы" этих двух тенденций подчас носят противоположный характер,
а порой взаимно корректируют друг друга, что вносит дополнительные сложности в
осмысление их динами-ки и баланса между ними.
Значительная часть современных общественно-политических проблем (в Боснии,
Косово или Чечне) внетерриторальна в том смысле, что, во-первых, они не имеют
решений, ограниченных строго фиксируемыми географическими рамками (и на
Кавказе, и на Балканах всегда сущест-вует угроза быстрого расширения зоны даже
самых незначительных конфликтов)6, и во-вторых, реальные центры принятия
решений по раз-жиганию или преодолению конфликтов могут находиться далеко за
пределами территории, непосредственно вовлеченной в конфликт.
Некоторые исследователи отмечают, что глобализация "размыла"
"вестфальскую картографию", а вместе с ней - и четкие
разграничи-тельные линии между территориями7. Движущими силами этого про-цесса
обычно называются:
· глобализация экономических трансакций (инвестиций, финансово-торговых проектов,
создания новых видов занятости) под воздействием международных банков и
транснациональных корпораций;
· революция в сфере коммуникационных технологий, приведшая к "сжатию
времени и пространства";
расширение сферы деятельности международных организаций (НАТО, ОБСЕ, МВФ, МБРР
и пр.);
· взаимозависимость государств в обеспечении военной безопасности;
· трансграничный "экологический менеджмент", то есть контроль за
загрязнением водоемов, территорий и за сохранением естественных природных ресурсов,
находящихся на территориях соседствующих друг с другом стран8.
"Одним из важнейших последствий воздействия этих процессов на го-сударство
стало ограничение его суверенитета вовне и внутри страны. В том же направлении
действует и тенденция к фрагментации внутриго-сударственного политико-правового
пространства. Вместе с тем добро-вольное делегирование государством части его
функций или прерогатив как международным организациям, так и субъектам
(сообществам) внутри страны свидетельствует о делимости государственного сувере-нитета"9.
……………………См.печатную
версию………………………..
Современный
регионализм, понимаемый как комплексный социально-политический и экономический
феномен, носит транснациональный характер. Природа регионализма интегративна,
поскольку субнацио-нальные единицы, которым по разным причинам становится тесно
в составе современных государств-наций, так или иначе начинают искать свое
место в более широком геополитическом и геоэкономическом кон-тексте.
Субнациональные единицы, фиксируя по-новому свои отноше-ния с "материнским"
государством, одновременно входят в новые, бо-лее сложные отношения с соседними
территориями. Эта новая георе-гиональная картина мира представляет собой
комбинацию из различных транснациональных альянсов разной степени сплоченности
и формали-зации, что, с одной стороны, затрудняет изучение этого относительно
нового явления, а с другой стороны - делает этот анализ интригующе интересным.
Современные формы трансрегиональной интеграции в Европе (Баренц-Евроарктический
совет, Совет Балтийских государств и другие) носят экспериментальный характер в
том смысле, что сам подбор их участни-ков свидетельствует о стремлении
преодолеть разделительные линии между Востоком и Западом. Они пытаются
обеспечить "горизонталь-ное" сотрудничество между странами - членами
НАТО, кандидатами в этот блок, нейтральными государствами и бывшими Советскими
рес-публиками. Так, проект "Северное измерение", инициированный
прави-тельством Финляндии, охватывает большую географическую зону: от Исландии
на западе до северо-запада России (Карелия, Коми, Архан-гельская, Вологодская,
Калининградская, Ленинградская, Мурманская, Новгородская, Псковская области,
Ненецкий автономный округ и Санкт-Петербург), от Норвежского, Баренцева и
Карского морей на се-вере до южного побережья Балтийского моря14. Россия настаивает
на подключении к этому проекту Белоруссии.
Западноевропейские партнеры, как правило, рассматривают новые мо-дели
трансрегиональной интеграции как способ нахождения оптималь-ного "разделения
труда" в Старом Свете15. Эта интеграция трактуется, с одной стороны, как
дополнение к расширению НАТО и ЕС, а с другой - как некий компромисс при
обсуждении перспектив расширения этих альянсов на Восток16. Одновременно
скандинавские страны (в частно-сти, Финляндия), признавая возрастающую зависимость
от импорта энергии, не скрывают своего интереса в разработке запасов нефти,
при-родного газа, минерального сырья и природных ресурсов на территории
близлежащих субъектов Российской Федерации17.
Для российской же стороны интерес к новым формам трансрегиональ-ной интеграции
между ЕС, Северо-Западом РФ и Балтийским регионом связан с тем, что
"шенгенский режим с его фактическим ограничением потока приграничного
туризма и торговли не может не усилить в Рос-сии ощущение изоляции...
Наибольшие проблемы создают эти ограни-чения для приграничных зон, поскольку
ухудшают положение и без того структурно слабых регионов, затрудняя
приграничные торговые связи"18. К примеру, десинхронизация балтийских
электрических сетей от российских - уже практически решенный вопрос.
Трансграничное сотрудничество несет в себе экономические выгоды: его реализация
не требует соблюдения жестких правил ГАТТ или ВТО, и в то же время значительно
снижает транспортные расходы. Политиче-ские выгоды состоят в том, что
сотрудничество на региональном уровне в некоторой степени может компенсировать
политическую изоляцию России после войн в Косово и Чечне. Кроме того, субъекты
федерации, используя свой международный потенциал, могут выступать
посредни-ками между российским правительством и некоторыми международны-ми (в
частности, исламскими) организациями, что активно предлагает правительство
Татарстана. Наконец, использование возможностей, вы-текающих из сотрудничества
с международными неправительственны-ми организациями, помогает привлечь экспертизу
и новые идеи для об-суждения ряда федеральных законопроектов (допустим, проекта
Бере-гового кодекса РФ).
Однако здесь есть по крайней мере, две концептуальные проблемы. Во-первых, сама
идея "регионостроительства" предполагает формирование новой региональной
идентичности, основанной на представлении о том, что составные части нового
региона связаны друг с другом естествен-ными связями. Но, по словам Валерия
Тишкова, "идентичность - это не только постоянно меняющиеся представления
о том, что есть группа, это всегда борьба за контроль над данным
представлением, за дефини-цию, за то, что составляет главные черты и ценности
группы. Причем борьба не только политическая. Она идет в сфере науки и религии,
в области языковых отношений, символики, исторических и территори-альных
представлений и т.д."19. В свете этого перспективы образования, допустим,
"балтийской идентичности" кажутся весьма проблематич-ными, поскольку
"страны Балтии, полагающие себя частью Северной (Латвия, Эстония) или
Центральной (Литва) Европы, считают себя ци-вилизационно отличными от
России" и поэтому инстинктивно обособ-ляются по отношению ко всему
восточному20.
Во-вторых, трансрегионализация представляет собой вызов российской государственности
в том смысле, что ставшая ее прямым следствием система "многоуровневых
политических лояльностей" испытывает на прочность Российскую Федерацию.
Так, мы видим, что экономически Дальний Восток тяготеет к динамично
развивающемуся Азиатско-Тихоокеанскому региону (АТР)21, Северо-Запад России - к
Балтии и Скандинавии, а Юг России - к Черноморскому региону. Тем более что
приграничные территории, которые играют одну из приоритетных ро-лей в процессе
интернационализации на региональном уровне (будь то Северо-Запад или Дальний
Восток), в силу своей традиционной пери-ферийности весьма слабо контролируются
Москвой политически в силу отсутствия у нее соответствующих ресурсов, но при
этом представляют весьма милитаризованные зоны с соответствующими проекциями на
оборонную политику России.
У трансграничных моделей сотрудничества есть, помимо концептуаль-ных, и
множество практических проблем. Так, таможенные и налоговые препоны часто
сводят на нет усилия предпринимателей. Негативно ска-зывается нерешенность
вопросов, связанных с защитой интеллектуаль-ной собственности, борьбой с
пиратской продукцией и практикой вы-писки двойных счетов при ввозе товаров в
Россию. С нашей стороны остро стоит проблема стандартизации и сертификации
продукции рос-сийских предприятий22. Серьезной проблемой с западной стороны
явля-ется слабая координация различных программ трансрегионального
со-трудничества.
В рамках транснационализации по-новому ставится проблема границ. Сам факт ее
выдвижения на одно из ведущих мест в российском поли-тическом дискурсе
опровергает два надуманных тезиса. Первый из них (часто озвучиваемый, например,
Леонидом Смирнягиным23) - о неко-ей "аспатиальности", то есть
"внепространственности" российского восприятия территориальности и
регионализма. Л.В. Смирнягин, в ча-стности, утверждает, что русская культура (в
широком смысле слова) якобы слабо знакома с географической границей и чувством
географи-ческого места вообще. "Равнодушие к месту перетекает у русских в
равнодушие к границам", - полагает он.
Сложно согласиться с тем, что русская нация слабо реагирует на глав-нейшие
географические категории, такие, как расстояние, граница и место. Если бы это
было действительно так, то значительная часть рус-ских не воспринимала бы
Кавказ как "чужую" территорию, неорганич-ную для российского политического
пространства. В этом смысле гра-ница России со странами Балтии является вполне
определенной демар-кационной линией (не только в юридическом, но и политическом
и культурном смыслах), фиксирующей разделение на "наших" и "не
на-ших", хотя с последними мы жили долгое время в составе единого
го-сударства. Нам представляется, что на низовом уровне российские
по-литические сообщества достаточно адекватно реагируют на угрозы сво-ему
пространственному существованию и демонстрируют привязан-ность к своей
территории не в меньшей степени, чем на Западе.
Второй тезис, опровергаемый обострением интереса к пограничной проблематике,
формулируется некоторыми зарубежными специалиста-ми в том духе, что границы
якобы "больше не являются ключевым ат-рибутом современной международной
системы"24. По нашему мнению, это не соответствует действительности,
поскольку в основе подавляю-щего большинства современных международных
конфликтов лежат споры за обладание или контроль над территорией, а также над
выте-кающими из нее ресурсами - материальными, минерально-сырьевыми, людскими,
индустриальными и т.д.
Одна из наиболее типичных классификаций, представленных в научной литературе по
регионализму, делит границы на "открытые" ("мяг-кие"25), то
есть способствующие приграничным контактам и стимули-рующие их, и "закрытые"
("жесткие"), то есть играющие роль форпо-стов, защищающих Россию от
внешних угроз. Так, в Краснодарском и Ставропольском краях границы носят
"закрытый" характер в силу спе-цифики обстановки в Чечне и на
Северном Кавказе в целом. Наоборот, границы с Украиной, Белоруссией, Казахстаном
и Монголией скорее выполняют связующую функцию.
Однако, на наш взгляд, провести четкую линию между двумя этими типами не всегда
возможно. Леонид Вардомский, в частности, выделя-ет: а) центральный тип
открытости, присущий субъектам федерации с разнообразными и крупномасштабными
внешнеэкономическими связя-ми, сильно диверсифицированные по географическим
направлениям и предметному содержанию; б) приморский (пограничный) тип
открыто-сти, для которого характерен высокий удельный вес во внешней торгов-ле
соседних стран; в) открытость проэкспортного типа, связанная с крупными
поставками за границу, обеспечивающими большую часть валютных поступлений в
страну; г) регионы с ограниченной открыто-стью; д) регионы-интраверты
периферийного типа26.
Внешние границы Приморского края, Калининградской и Псковской областей27 мы
относим к смешанному (гибридному) типу открытости, для которого в равной мере
характерны как сдерживающая, так и кон-тактная функция. Внешняя среда (АТР,
Балтийский регион и Скандина-вия) сулит большие экономические перспективы, но
одновременно за-ставляет ставить вопрос о защитных функциях (протекционизме).
Данный тезис хорошо иллюстрируется положением в Псковской облас-ти. С одной
стороны, "Псков прочно ассоциируется в русском сознании с бескомпромиссным
сопротивлением экспансии Запада на Восток... С другой стороны, Псков всегда был
крупнейшим торговым звеном с Ев-ропой и в этом смысле играл роль опоры России в
Ганзейском Союзе"28. В этой связи перед Псковской областью (равно как и
перед Калинин-градской) стоит проблема поиска оптимального баланса между
"мягки-ми" и "жесткими" факторами региональной
безопасности.
Однако территориальное расположение Псковской области содержит в себе
возможность балансирования между двумя альтернативными гео-экономическими
стратегиями, одна из которых состоит в сближении со странами Балтии, а другая -
с Белоруссией. Нынешний губернатор Е. Михайлов, пришедший к власти под
знаменами ЛДПР, склонен к поддержанию приоритетных отношений с режимом А.
Лукашенко, ино-гда - за счет интенсивности контактов с прибалтами. В то же
время ни один из высокопоставленных официальных деятелей Псковской облас-ти не
ставит под сомнение ее роль "моста", экономически соединяюще-го
Россию и Европу, поскольку только такая роль может создать новую
институционализированную структуру для взаимодействия с зарубеж-ными
партнерами, способными предложить в стратегическом плане для области гораздо
больше, чем федеральный центр.
Сходная с псковской дилемма, определяемая как "рынок или танки",
стоит и перед Калининградской областью. Несколько лет назад по это-му поводу
развернулся заочный диспут между тогдашним вице-премьером Сергеем Шахраем,
защищавшим модель "форпоста", и гла-вой областной администрации Юрием
Маточкиным, противившимся перспективе возврата к статусу большой военной
базы29.
В то же время каждый из субъектов Федерации является лишь одним из множества
элементов формирующегося георегионального ландшафта. Так, с помощью Пскова
федеральное правительство имеет возможность оказывать экономическое и
политическое давление на страны Балтии, а также стимулировать конкуренцию между
ними за влияние в зоне Бал-тийского моря и на приграничные с ними субъекты
Российской Феде-рации. И в этом смысле Псков уже пожинает плоды своего
специфиче-ского расположения на "глобально-региональной" оси
координат: Эс-тония под воздействием США отказалась от территориальных
претен-зий к России вообще и к Псковской области в частности. Более того,
эстонское правительство запустило транспортный проект "Виа Русси-ка".
Создание нефтяного консорциума "Северные ворота" может при-дать
Псковской области особую значимость при прокладке маршрутов новых
нефтепроводов. В то же время псковские власти испытывают внутреннюю конкуренцию
со стороны, например, Санкт-Петербурга, так как его выдвижение в лидеры
торговых операций в Балтийско-Нордической зоне приведет к снижению потенциала и
привлекательно-сти Пскова.
По мнению некоторых исследователей, общий "вектор" эволюции
при-граничной политики Северо-Запада России направлен от "жестких"
подходов к "мягким", от "геополитики к геоэкономике" и
экологии, что связано с ростом значения неправительственных и негосударственных
акторов (в том числе финансово-экономических), совершенствованием
инфраструктуры коммуникаций, усилением значимости информацион-ных потоков
"поверх границ" и т.д.30 Дмитрий Тренин, к примеру, го-ворит о
"неизбежном" снижении значения Санкт-Петербурга и Кали-нинграда как
военных форпостов России и о деактуализации военного измерения безопасности
вообще31.
На наш взгляд, такой подход идеализирует ситуацию и потому излишне оптимистичен.
Было бы значительным упрощением, если не подменой действительного желаемым,
представлять себе динамику трансгранич-ного регионализма в розовых тонах.
Нельзя сбрасывать со счетов мне-ние ряда российских специалистов о том, что
дальнейшее продвижение НАТО на Восток, в том числе на территорию бывшего СССР,
при со-хранении принципиальных разногласий между Москвой и Брюсселем в
отношении миротворческих операций изменят баланс между "мягкими" и
"жесткими" факторами безопасности на Северо-Западе России в поль-зу
последних. Одновременно ужесточение визовой политики ряда стран Восточной
Европы, готовящихся к соблюдению стандартов ЕС, заметно снизит потенциал
трансграничного сотрудничества с участием россий-ских территорий.
Процесс формирования современных регионов находится под опреде-ляющим
воздействием геополитических и геоэкономических факторов. Каждый из них имеет
свою логику. Различие между геополитическими и геоэкономическими соображениями
подчеркивает существование серьезного разрыва между "жесткими" и
"мягкими" факторами безо-пасности в региональном контексте.
Логика геоэкономики связана с поиском новых видов торговли и инве-стиций,
транснациональной мобильностью капитала "сквозь границы", интеграцией
транспортной инфраструктуры, созданием общего комму-никационного рынка,
организацией экологического мониторинга и со-вместных поисково-спасательных
служб32. Некоторые специалисты да-же видят перспективы возникновения
"евро-российской бизнес-элиты"33.
Логика геополитики основана на иных представлениях. В отношении Северо-Запада
России она определяется планами по включению стран Балтии в такие организации,
как НАТО и ЕС. Классические геополити-ческие расчеты в этой связи сводятся к
созданию тех или иных комби-наций, которые могли бы оптимальным образом
интегрировать три прибалтийские республики бывшего СССР в западные структуры
безо-пасности и одновременно постараться не спровоцировать обострение отношений
с Россией, поскольку, по мнению специалистов Совета по международным
отношениям, "Балтийский регион является единствен-ным местом в Европе, где
американо-российская конфронтация все еще реальна"34. В этой связи
предлагается, к примеру, схема синхронизиро-ванного включения в ЕС Эстонии (как
наиболее развитой в экономиче-ском плане из всех трех республик) и, возможно,
Латвии (в качестве поощрительного аванса), а Литвы - в НАТО (как из-за ее
"готовно-сти", так и из-за того, что, по прогнозам некоторых
американских стра-тегов, это менее всего раздразнит Россию). Геополитический
подход предполагает также определенное распределение ролей между
"патро-нами" (США, странами Западной и Северной Европы, а также
Польши) в отношении вышеперечисленных стран.
Если сторонники геоэкономического подхода видят в новой обстановке новые
перспективы и возможности для Калининградской области, то "жесткая"
геополитическая логика позволяет ставить вопрос о том, что "по мере вхождения
Польши и стран Балтии в евроатлантические ин-ституты ситуация, сложившаяся в
Калининграде, будет все более и бо-лее аномальной"35. Аргументируется это
в упомянутом докладе СМО двояко: с одной стороны, американские эксперты прямо
ставят вопрос об изменении формального статуса Калининградской области в
сторону ее большей самостоятельности от федерального центра, а с другой - этот
западный эксклав России трактуется как "крупнейший центр пре-ступности,
транспортировки наркотиков и контрабанды оружия".
………………………………..См. печатную версию………
Ряд событий,
связанных с внешней политикой России и ее безопасно-стью, в 1999 - 2000 годах
стали предметом серьезных внутриполитиче-ских дискуссий в нашей стране. Новым
элементом этих дискуссий стало участие в них региональных лидеров.
Первой республикой, которая начала себя по-особому позиционировать в
международных вопросах, был Татарстан. Еще в середине 90-х годов М. Шаймиев
высказывал свои собственные оценки ситуации в Боснии, отличавшиеся от
официальной позиции МИД РФ. Рафаэль Хаким, один из влиятельных советников
президента Татарстана, неоднократно на протяжении последнего десятилетия
выступал с идеями, идущими явно вразрез с политикой федерального центра: это
касалось его утвержде-ний о том, что "НАТО реально ничем не угрожает
России", "Китай едва ли сможет стать стратегическим партнером
Москвы", а "дальнейшая интеграция в рамках СНГ может привести к
восстановлению имперских амбиций и отступлению от демократии"44.
Среди татарстанской политической элиты сильное распространение получило
представление о том, что перед Россией стоит принципиаль-ная дилемма - либо
сохранение в качестве великой военной державы, либо ускоренная адаптация к
мировой экономике и основанная на этом модернизация45. Любые формы
дипломатической изоляции России весьма остро воспринимаются в Казани, поскольку
они усложняют ре-шение таких насущных проблем, как интеграция в мировое
экономиче-ское пространство, разработка "прорывных" проектов в
области инве-стиций и кредитов, изменение структуры экспорта, обеспечение
эконо-мического присутствия на рынках Восточной Европы и т.д.
Военная акция США и их союзников против Югославии, начавшаяся 23 марта 1999
года, продемонстрировала, что несмотря на доминирую-щие в российской
политической элите антинатовские настроения, в не-которых русских регионах
также существуют оценки ситуации, проти-воречащие официальной линии
федерального правительства. Так, са-марский губернатор К. Титов летом 1999 года
выступил против отправ-ки российского военного контингента в Косово,
аргументируя это не-хваткой средств федерального бюджета на внутренние
социальные и экономические программы. И хотя в Совете Федерации при обсуждении
этого вопроса "самарский изоляционизм" не встретил существенной
поддержки, тем не менее подобный демарш К. Титова был весьма при-мечательным,
тем более что и в другом приволжском регионе, Татар-стане, все чаще стали
раздаваться призывы дистанцироваться от внеш-ней политики Москвы.
В самом начале конфликта в Косово (а именно после того, как бывший премьер-министр
Е. Примаков демонстративно развернул свой самолет, направлявшийся в США), существенную
дипломатическую активность проявил мэр российской столицы. Ю. Лужков стал
единственным из российских политиков, совершившим официальный визит в одну из
стран, участвовавших в бомбардировках Югославии. Этот жест обозре-ватели
расценили как желание Ю. Лужкова составить альтернативу внешней политике
Кремля46. Впоследствии Ю. Лужков неоднократно выступал в западной прессе со
статьями, касающимися отношений ме-жду Россией и Западом в контексте конфликтов
в Югославии и Чечне, подтвердив таким образом свой интерес в создании себе
имиджа поли-тика, настроенного патриотически (достаточно вспомнить его
ради-кальные заявления по поводу Севастополя и Крыма), но в то же время
готового к конструктивному взаимодействию со всеми зарубежными странами.
Характерно, что именно Ю. Лужков во время своего визита в Баку в марте 1999
года смог договориться с Г. Алиевым об освобожде-нии задержанного российского
самолета "Руслан" с шестью "МиГами" на борту, который, по
утверждению руководителей Азербайджана, на-правлялся в Белград47.
В своих обращениях к западной аудитории через СМИ Ю. Лужков пре-достерегал США
и Западную Европу от попыток организовать между-народную изоляцию России,
одновременно признавая, что даже в усло-виях резкого падения международного
реноме России после скандала с отмыванием денег в западных банках и войны в
Чечне необходимо соз-давать новые условия для продолжения сотрудничества.
Критикуя "мо-лодых реформаторов" за неэффективную экономическую
политику, а режим Б. Ельцина - за полномасштабную войну в Чечне, Ю. Лужков так
определяет свою внешнеполитическую позицию: "Мы не угрожаем За-паду
ядерным оружием, а говорим, что Россия все еще является огром-ным
привлекательным рынком, который может стать важной частью глобальной
экономики"48.
Последовавшая после косовской операции интенсификация российско-белорусской
интеграции встретила еще более ярко выраженную оппо-зицию на региональном
уровне. Президенты Татарстана и Ингушетии М. Шаймиев и Р. Аушев в январе 2000
года выступили с совместным заявлением о том, что в случае создания союзного
государства с Бела-русью эти две республики потребуют повышения своего статуса
в рам-ках РФ. Аргументация при этом приводилась следующая: "Почему та-тар
заставляют жить в едином Российском государстве, если даже бело-русы хотят быть
с Россией только на равных?"49 Первым из губернато-ров, подвергших резкой
критике российско-белорусский альянс, в 1996 году был Б. Немцов, что
опровергает версию о преобладании этниче-ской подоплеки в противодействии ряда
регионов созданию единого государства с Белоруссией.
Начавшаяся осенью 1999 года война в Чечне, ставшая очередным силь-нейшим
испытанием для отношений России с западными странами, также встретила
неоднозначную реакцию на региональном уровне.
Известно, например, что исламские фундаменталисты в ряде россий-ских республик
усиленно пропагандируют концепцию так называемого "российского
мусульманского коридора" (Татария - Башкирия - Астра-хань - Дагестан -
Чечня) в Азию и на Ближний Восток с перспективой образования сильного
мусульманского конфедеративного государства в центре и на юге России50.
Анализируя различные проявления региональной "парадипломатии",
следует заметить, что это новое для России явление характерно для не-большого
числа субъектов Федерации, отличающихся от других регио-нов либо своим
экономическим потенциалом (Москва, Нижний Новго-род, Самара), либо особым
этническим составом населения (Татарстан, Ингушетия). С функциональной точки
зрения, участие регионов в об-суждении внешней политики России может иметь
позитивные стороны, поскольку благодаря этому федеральный центр теряет былую
монопо-лию в принятии внешнеполитических решений, и создается более
кон-курентная среда в этой сфере. Эта конкуренция может стать позитив-ной,
поскольку внешняя политика федерального центра далека от опти-мальной и многими
воспринимается весьма неоднозначно.
Более того, ряд регионов, которые мы упоминали выше (Ниже-городская,
Новгородская и Самарская области, Татарстан), зачастую проводят более либеральную,
чем федеральное правительство, политику в области международного
сотрудничества, включая привлечение ино-странных инвестиций.
Это объясняется тем, что региональные элиты, как правило, не обременены грузом
геополитических расчетов и поэтому отличаются большим прагматизмом, в том числе
и в отношении иностранных парт-неров. В этом смысле отличие между
геополитическими устремлениями федерального центра и геоэкономической
мотивацией регионов иногда на Западе определяется как дилемма "танки или
рынок".
Геополитика
федерального центра Геоэкономика регионов
"Жесткая безопасность" "Мягкая безопасность"
Опора на теорию "баланса сил" и на военные факторы безопасности Невоенные
приоритеты: поиск новых видов торговли и инвести-ций, интеграция транспортной
инфраструктуры, экология
Международные связи регионов находятся в прямой зависимости от политики ведущих
держав Международные связи субнацио-нальных единиц имеют свою ло-гику и не
должны становиться заложниками "великих держав"
Границы как барьеры для сдержи-вания экспансии внешних против-ников Границы как
источники новых финансовых и экономических возможностей
По всей видимости, дальнейшие отношения между наиболее активны-ми на
международной арене регионами и федеральным правительством будут представлять
собой некое подобие "перетягивания каната", а конкретные формы
"субнациональной парадипломатии" будут сильно варьироваться от одного
региона к другому. В ряде cлучаев федераль-ное правительство будет иметь
определяющее влияние на формирова-ние международной "повестки дня" на
региональном уровне (Нижний Новгород, Самара) при наличии конструктивного
взаимодействия меж-ду властями разных уровней. В Татарстане, напротив,
региональные власти будут продолжать руководствоваться собственными
стратегиче-скими приоритетами, что будет периодически обострять отношения с
Москвой. В некоторых регионах сохранится дуализм, при котором ре-гиональные и
центральные власти будут иметь соизмеримое влияние в области внешних связей
(Ингушетия). Наиболее жесткую реакцию фе-дерального центра будут провоцировать
лишь такие проявления между-народной самостоятельности регионов, которые либо
противоречат официальной позиции МИД и обязательствам РФ, либо содержат в себе
сильный дезинтегративный потенциал. Общими проблемами для регио-нов, имеющих
интересы на международной арене, являются:
Во-первых, отсутствие четкости в разграничении полномочий и предме-тов ведения
между федеральным и региональными правительствами. Полемика между самими
юристами-международниками "сосредоточена вокруг фундаментальных вопросов:
государственности субъекта РФ, его суверенности и международной
правосубъектности... Наш законодатель разделяет внешние связи Федерации и ее
субъектов. В отношении Фе-дерации в Конституции употребляются понятия
"внешняя политика", "международные отношения", "внешнеэкономические
отношения" (ст.71), а в отношении субъектов Федерации "международные
и внеш-неэкономические связи". Однако их юридическое различие не
раскры-вается, а его нельзя подчерпнуть ни в международном праве, ни в
госу-дарственном праве, ни в мировой юридической литературе, ибо они не знают
подобного деления"51.
Во-вторых, на региональном уровне часто сильно ощущается нехватка адекватных
ресурсов и инфраструктуры для поддержания на соответст-вующем уровне
международных контактов.
В-третьих, дают о себе знать институциональные недостатки: регио-нальные
администрации зачастую испытывают нехватку в специалистах высокого уровня, а
взаимодействие официальных структур с "третьим сектором" остается
минимальным.
В свете сказанного закономерно поставить вопрос о том, в какой степе-ни внешнее
влияние, прежде всего со стороны Запада, значимо для про-цесса регионализации
России. В целом для США и Западной Европы характерно состояние растерянности по
отношению к РФ. Только сей-час, десятилетие спустя после
"перестройки", предпринимаются первые попытки всерьез оценить
эффективность программ регионального и межрегионального сотрудничества с
участием западных партнеров52. Это говорит о том, что экспертиза проблем
российского регионализма в странах Запада все эти годы была недостаточной.
"Картинное", имид-жевое восприятие состояния дел на субнациональном
уровне особенно характерно для Соединенных Штатов, которым всегда был нужен
некий "провинциальный кумир" для иллюстрации верности выбранного
Рос-сией при поддержке США курса: сначала это был Б. Немцов, затем - М. Прусак
и К. Титов.
Кроме того, многие западные эксперты столкнулись с теоретическими затруднениями
в интерпретации состояния федеративных отношений в России. Многие готовы
отказаться от упрощенной трактовки децентра-лизации власти и управления как
однозначного синонима демократиза-ции. Многие признают, что центробежные
тенденции в российской го-сударственности не привели к очевидным для всех
позитивным сдвигам в социально-экономическом и политическом развитии.
Общее состояние изучения современных российских проблем подверг справедливой
критике известный американский политолог Стивен Ко-эн, поставивший под сомнение
ключевое положение "транзитологии" о том, что Россия движется в
направлении построения открытого общест-ва. Доказывая это
"телеологические" положение, многие американские специалисты
оказались подвержены "детерминистской идеологии три-умфализма" и
превратились в своего рода "адвокатов" политики Б. Ельцина. Профессор
Холмс, в частности, отказывается называть "фе-дерализмом" феодального
типа отношения среди "региональных баро-нов", большинство из которых
либо отказываются платить деньги в го-сударственный бюджет, либо препятствуют
вывозу товаров со своей территории, либо угрожают печатанием собственных денег,
либо хотят взять в свои руки вопросы управления ядерными установками53.
Лишь относительно недавно стали раздаваться голоса о том, что вхож-дение
регионов в транснациональные отношения ставит сложные во-просы с точки зрения
демократичности политических процессов. Это касается не только России, но и
самих стран Запада. То обстоятельство, что государственные органы власти
(национальные и субнациональные) теряют прежние рычаги воздействия на
политико-экономические про-цессы, может означать определенное ослабление
демократической от-четности. Трансрегиональные связи часто находятся во власти
"относи-тельно закрытых политических сообществ, обладающих критически
важными знаниями и экспертизой"54. Эта проблема обостряется тем, что эти
"политические сообщества", опираясь на западные капиталы, в
со-стоянии "приватизировать" функции государственных органов власти,
которые те не в состоянии выполнять адекватно55.
В мире не существует универсальных рецептов решения региональных проблем.
Отчасти это объясняется тем, что само их вхождение в поли-тический дискурс в
начале 1990-х годов стало своего рода модой, по-следовавшей за окончанием
"холодной войны"56. Сложности в интер-претации регионализма особенно
характерны для США, которые нико-гда в своей истории не сталкивались со
взаимным наложением этнично-сти и территориальности, или несовпадения
гражданства и националь-ности, государства и нации57.
Невнимание к сложному и комплексному характеру культурных, лин-гвистических,
этнических "разделов", существующих в зонах регио-нальных конфликтов,
наносит существенный удар по концепции глоба-лизации, так как углубляет
различия между "западным" и "незапад-ным" мирами58. Методы
разрешения региональных конфликтов, на ко-торых обычно настаивают международные
организации, носят предель-но стандартный характер, с быстрыми выборами в
качестве ключевого элемента примирения конфликтующих сторон. Как показывает
опыт Боснии, форма при этом часто преобладает над сущностью, и порой
складывается впечатление, что сама электоральная процедура препод-носится как
доказательство успеха международного содействия той или иной территории59.
Эмпирическими подтверждениями неадекватности решения проблем регионализма на
Западе являются фактическое содействие со стороны ЕС (и прежде всего Германии)
дезинтеграции СФРЮ60, а также военная акция НАТО против Югославии в 1999 году.
Многие процессы, разворачивающиеся в современном мире, будь то акция НАТО
против Косово или зарождение новых моделей трансгра-ничной интеграции, так или
иначе связаны с попытками по-новому оп-ределить пределы и природу
государственного суверенитета. Трансна-циональный характер современного
регионализма ставит принципиаль-ные вопросы, касающиеся адаптации
государственных структур раз-личного уровня к эпохе глобализации и
взаимозависимости61. Одновре-менно эти новые явления дают импульс для
переосмысления многих концепций современных международных отношений.
Современное "национальное государство" находится под определяю-щим
воздействием двух процессов: с одной стороны, это - "наднацио-нальная регионализация"
(по модели ЕС), с другой - субнациональное регионостроительство. Осознание
того, что решения, принимаемые важнейшими финансово-экономическими акторами,
зависят не столько от национальных правительств, сколько от международных
(наднацио-нальных) и местных институтов, породило термин
"глокализация"62.
Перспективы снижения значимости государственного суверенитета по-разному
оцениваются в мире. В России, к примеру, расширение (и гео-графическое, и
функциональное) НАТО встречается гораздо более вра-ждебно, чем расширение ЕС63.
Перспективы трансрегиональной интеграции в Европе также достаточ-но
дискуссионны, что во многом связано с противоречиями между гео-политическими и
геоэкономическими соображениями. В ряде западных публикаций последнего времени
достаточно настойчиво проводится мысль о том, что конечной целью новых моделей
такого сотрудничества должна стать официализация участия международных
инстанций в ре-шении проблем, имеющих внутренний для России характер (особенно
это касается Мурманской, Архангельской, Калининградской областей). Наиболее
откровенно об этом высказался Грэм Херд: "Запад должен быть максимально
полно вовлечен в российскую политику для того, чтобы заполнить вакуум в области
безопасности, образовавшийся в свя-зи с упадком федерального влияния в
регионах"64.
"Вызовы" глобализации для России тем более остры, что единое
эко-номическое пространство в РФ очень слабо: Дальний Восток преиму-щественно
ориентируется на Азиатско-Тихоокеанский регион, Северо-Запад России ищет пути
взаимодействия с Европой. Центр не в состоя-нии контролировать
внешнеполитические действия субъектов Федера-ции и выполнение ими своих
обязательств. Многие регионы (к примеру, Татарстан) недовольны экономической
политикой центрального прави-тельства. Так, пока игнорируется реальность
прекращения допуска рос-сийского экспорта на рынки стран Восточной Европы и
Прибалтики из-за более высоких стандартов, предъявляемых Евросоюзом к ввозимой
продукции. Вступление во Всемирную торговую организацию Китая может вскоре
привести к тому, что Пекин вынужден будет ужесточить требования к торговле с
Россией.
Отсутствие на федеральном уровне четких отраслевых приоритетов приводит к
распылению, фрагментации инвестиций. Между тем в Рос-сии производить все
невозможно из-за недостаточной ресурсной базы, поэтому наиболее экономически
развитые регионы понимают, что нуж-но сужение приоритетов экономического
развития и сосредоточение усилий на "прорывных" направлениях.
Одна из важнейших проблем России - это скорейшая интеграция в мировое
экономическое пространство. Пока этот процесс идет преиму-щественно в форме
экспорта сырья, что таит в себе прямую зависимость финансового благополучия
государства от быстро меняющейся конъ-юнктуры мировых цен. Перед Россией вскоре
во весь рост может встать дилемма: или адаптация к мировой экономике, или
сохранение амбиций великой державы. Последнее, впрочем, вероятно лишь в
среднесрочной и долгосрочной перспективах, поскольку цена издержек
"демократиче-ских" реформ - огромна. В любом случае, однако,
обновляющейся России следует проводить более активную внешнюю политику и
поли-тику в области государственной безопасности, иначе ей будет чрезвы-чайно
трудно преодолеть уже имеющие место и грядущие "вызовы" глобализации.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Преодоление кризиса доверия во взаимоотношениях России, США и НАТО продолжает
оставаться наиболее серьезной проблемой междуна-родно-политической жизни
государств и народов планеты. Эту пробле-му необходимо решать осторожно,
соблюдая все "правила игры" и ру-ководствуясь проверенным принципом
последовательных шагов. Запад в целом давно уже определился в том. что он хочет
от остального чело-вечества. Для этого выработана соответствующая долгосрочная
страте-гия и мобилизованы все ресурсы (духовные, материальные и
организа-ционные). Что касается обновляющейся России, то она пока стоит на
перепутье. Но это положение некогда великой державы является вре-менным.
Замешательство, суета, страх перед опасными и непредсказуе-мыми вызовами
глобализации российской правящей элиты когда-нибудь пройдет. Главное, чтобы это
случилось своевременно, иначе Россию с колен поднимать будет некому.
Соединенные Штаты Америки заняли единоличное лидерство в современных
международных отношениях. Пока это дает им опре-деленные дивиденды. Однако
подобная ситуация не может продол-жаться долго. Их лидерство обеспечивает
стабильность однополяр-ной системе. Это выгодно всем ее участникам. Тем не
менее насту-пит время, когда их лидерство будет мешать нормальному развитию
системы. Задача России максимально подготовиться к тому моменту, когда придется
больше сил и средств затрачивать на поддержание стабильности.
Пока США и их союзники имеют лучшие стар-товые позиции, чтобы подготовиться к
существо-ванию в новой системе координат, однако им придется очень скоро
столкнуться с решением многих структурных проблем. В первую очередь, это будет
касаться самого западного общества. Наступит новое испытание на
жизнеспособность институтов и процессов демократического госу-дарства.
Запад усиленно готовится встретить новые угрозы их безопасности. Внешнеполитическая
элита Соединенных Штатов и Западной Европы активно ведет поиск новых принципов,
реализация которых позволит Западу успешно защищать свои интересы в более
сложных условиях, чем прежде.
Российским лидерам необходимо тщательно изучить новейшие стратегические
концепции США, НАТО, ООН, для того чтобы ответ России как великой державы
Западу в целом был достойным. Новое качество глобальной дипломатии предполагает
поиск наиболее эф-фективных вариантов конструктивного взаимодействия с этими
структурами. В этой связи им крайне важно решить проблему на-стоящего
партнерства в отношениях со своими коллегами из индуст-риально развитых стран.
Только тогда равновесие в международных отношениях будет устойчивым, а
положение в мире приобретет же-ланный характер стратегической стабильности.