Репетиторские услуги и помощь студентам!
Помощь в написании студенческих учебных работ любого уровня сложности

Тема: Тема патриотизма в произведении Гоголя Тарас Бульба

  • Вид работы:
    Дипломная (ВКР) по теме: Тема патриотизма в произведении Гоголя Тарас Бульба
  • Предмет:
    Другое
  • Когда добавили:
    21.03.2012 2:25:38
  • Тип файлов:
    MS WORD
  • Проверка на вирусы:
    Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

  • Полный текст:

    СОДЕРЖАНИЕ



    ВВЕДЕНИЕ. 3

    Глава 1. Чувства к Родине в жизни и творчестве Н.В.Гоголя. 8

    1.1.    Генезис патриотического чувства в раннем творчестве Н.В.Гоголя... 8

    1.2. Патриотическое чувство в позднем творчестве Н.В.Гоголя. 12

    1.3. Чувства к Родине в основных произведениях Н.В.Гоголя. 14

    Глава 2. Произведение «Тарас Бульба»: патриотизм и чувства к родине. 31

    2.1. «Тарас Бульба»: историко-патриотические акпекты.. 31

    2.2. Патриотизм казаков-запорожцев в произведении "Тарас Бульба". 35

    2.3. «Тарас Бульба» по-польски. 38

    Глава 3. Темы настоящего и будущего в произведении Н.В.Гоголя «Тарас Бульба»  59

    3.1. Переплетение сюжетных линий в произведении Н.В.Гоголя «Тарас Бульба»  59

    3.2. Гениальный дар, вера и творчество Н.В.Гоголя. 65

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 71

    СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.. 77












    ВВЕДЕНИЕ



    «Терпи, козак, — атаман будешь!»

     

    «Тарас Бульба» — повесть Николая Васильевича Гоголя, входит в цикл «Миргород». В составе «Миргорода» повесть опубликована в 1835 году, в 1842 вышла её вторая, дополненная и переработанная Гоголем редакция, которая публикуется во всех современных изданиях.

    События книги происходят в среде запорожских казаков, в первой половине XVII века.

    Актуальность темы. В связи с недостаточной изученностью темы патриотизма в произведении Н.В.Гоголя «Тарас Бульба», исследование видится очень актуальным в настоящее время. Многие российские работники науки пытались анализировать само произведение «Тарас Бульба» с точки зрения патриотизма главного героя, иные произведения писателя подобной направленности («Миргород», «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Черевички»). Однако структурного анализа патриотизма героев повести «Тарас Бульба» не проводилось. Мы, пытаясь заполнить данный пробел в научных исследованиях литературного характера, попытается это сделать в нашей дипломной работе.

    Постановка проблемы. В настоящее время в РФ и на Украине у многих граждан недостаточно развито чувство патриотизма к Родине. Мы попытаемся, анализируя повесть классика Н.В.Гоголя "Тарас Бульба", показать, что патриотизм просто необходим гражданам нашей страны с целью нормального ее дальнейшего развития.

    Обзор литературной критики. Наряду с общим одобрением, которым встретили критики повесть Гоголя, некоторые аспекты произведения были найдены неудачными. Так, Гоголю неоднократно ставили в вину неисторичность повести, чрезмерную героизацию казачества, отсутствие исторического контекста, что отмечали Михаил Грабовский, Василий Гиппиус, Максим Горький и другие. Это может быть объяснено тем, что писатель не обладал достаточным количеством достоверных сведений об истории Малороссии. Гоголь с большим вниманием изучал историю родного края, но информацию он черпал не только из довольно скудных летописей, но и из народных преданий, легенд, а также откровенно мифологических источников, вроде «Истории русов», откуда им были почерпнуты описания зверств шляхтичей, бесчинства евреев и доблести казаков. Особое недовольство повесть вызвала в среде польской интеллигенции. Поляки были возмущены тем, что в «Тарасе Бульбе» польская нация представлена агрессивной, кровожадной и жестокой. Негативно высказывался о «Тарасе Бульбе» Михаил Грабовский, хорошо относившийся к самому Гоголю, а также многие другие польские критики и писатели, такие как Анжей Кемпинский, Михаил Бармут, Юлиан Кшижановский. В Польше сложилось устойчивое мнение о повести как об антипольской, и отчасти такие суждения были перенесены на самого Гоголя.

    Повесть также критиковалась за антисемитизм некоторыми политиками, религиозными мыслителями, литературоведами. Лидер правого сионизма Владимир Жаботинский в статье «Русская ласка» так оценивал сцену еврейского погрома в повести «Тарас Бульба»: «Ничего подобного по жестокости не знает ни одна из больших литератур. Это даже нельзя назвать ненавистью, или сочувствием казацкой расправе над жидами: это хуже, это какое-то беззаботное, ясное веселье, не омраченное даже полумыслью о том, что смешные дрыгающие в воздухе ноги — ноги живых людей, какое-то изумительно цельное, неразложимое презрение к низшей расе, не снисходящее до вражды». Как отмечал литературовед Аркадий Горнфельд, евреи изображены Гоголем как мелкие воришки, предатели и безжалостные вымогатели, лишенные всяких человеческих черт. По его мнению, образы Гоголя «запечатлены заурядным юдофобством эпохи»; антисемитизм Гоголя исходит не от жизненных реалий, а от устоявшихся и традиционных теологических представлений «о неведомом мире еврейства»; образы евреев шаблонны и представляют собой чистую карикатуру. Согласно мнению религиозного мыслителя и историка Георгия Федотова, «Гоголь дал в „Тарасе Бульбе“ ликующее описание еврейского погрома», что свидетельствует «об известных провалах его нравственного чувства, но также о силе национальной или шовинистической традиции, которая за ним стояла».

    Несколько иной точки зрения придерживался критик и литературовед" Д. И. Заславский. В статье «Евреи в русской литературе» он также поддерживает упрёк Жаботинского в антисемитизме русской литературы, включая в список писателей-антисемитов Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Достоевского, Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина, Лескова, Чехова. Но при этом он находит оправдание антисемитизму Гоголя следующим образом: «Не подлежит, однако, сомнению, что в драматической борьбе украинского народа в XVII-м веке за свою отчизну евреи не обнаружили ни понимания этой борьбы, ни сочувствия ей. В этом не было их вины, в этом было их несчастье». «Евреи „Тараса Бульбы“ карикатурны. Но карикатура — это не ложь. …как ни карикатурен жид Янкель, он не выдуман, не сочинен одной лишь фантазией Гоголя. Историческое еврейство на Украине отразилось в нем чертами, хотя и односторонними, но верными. Карикатурны, но не лживы эти запорожские евреи, уверяющие клятвенно, что ничего общего у них с украинскими евреями нет: „Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что; то такое, что только поплевать на него и бросить“. Карикатурен, но не лжив и сам Янкель, который на другой день после погрома разбил ятку с навесом и торговал. Не без основания „подивился Тарас Бульба бойкой жидовской натуре“. Ярко и метко обрисован в поэме Гоголя талант еврейской приспособляемости. И не льстит это, конечно, самолюбию нашему, но надо признать, что зло и метко схвачены русским писателем некоторые исторические черты наши».

    Литературовед Михаил Вайскопф, профессор литературы Иерусалимского университета, считает, что повествование «Тараса Бульбы» происходит от лица рассказчика, а не от лица автора. Рассказчик симпатизирует запорожцам, и не любит евреев. Поэтому антисемитизм рассказчика нельзя ставить в вину автору.

    Филолог Елена Иваницкая видит в действиях Тараса Бульбы «поэзию крови и смерти» и даже «идейный терроризм». Педагог Григорий Яковлев, утверждая, что повесть Гоголя воспевает «насилие, разжигание войн, непомерную жестокость, средневековый садизм, агрессивный национализм, ксенофобию, религиозный фанатизм, требующий истребления иноверцев, непробудное пьянство, возведённое в культ, неоправданную грубость даже в отношениях с близкими людьми», ставит вопрос о том, нужно ли изучать это произведение в средней школе.

    Критик Михаил Эдельштейн дифференцирует личные симпатии автора и законы героического эпоса: «Героический эпос требует черно-белой палитры – акцентирования сверхчеловеческих достоинств одной стороны и полного ничтожества другой. Поэтому и поляки, и евреи – да, собственно, все, кроме запорожцев, – в гоголевской повести не люди, а скорее, некие человекоподобные манекены, существующие для демонстрации героизма главного героя и его воинов (как татары в былинах про Илью Муромца или мавры в «Песни о Роланде»). Эпическое и этическое начала не то чтобы вступают в противоречие – просто первое начисто исключает саму возможность проявления второго».

    Целью исследования является анализ темы патриотизма в произведениях Н.В.Гоголя (на примере повести "Тарас Бульба").




            

            






    Глава 1. Чувства к Родине в жизни и творчестве Н.В.Гоголя


    Н.В.Гоголь испытывал очень теплые чувства по отношению к своей Родине Украине. Хотя его считают русским писателем, он сам причислял себя к писателям украинским. Также у Гоголя было много талантов, но основным его даром была конечно проза.


    1.1. Генезис патриотического чувства в раннем творчестве Н.В.Гоголя


    Гоголь вырос на Украине. Но государства тогда такого не было. А он, наверное, о нем мечтал, мечтал о свободе своего народа. А иначе была бы разве "Страшная месть", или "Тарас Бульба"? С их идеями свободолюбия?

    Вначале было слово. Во Франции сначала были просветители, а потом – революции. В России народ сверг царя не просто так – сначала была деятельность декабристских обществ, был Герцен со своим "Колоколом", долго и самоотверженно трудились народники.

    А как пришла к своей независимости Украина? Откуда берутся начала? Кто посеял, кто заронил в душу украинского народа зерна свободы?

    Сегодня мы попытаемся найти истоки возрождения Украины, и оценить роль Николая Васильевича Гоголя в этом возрождении. Нет, мы не будем пытаться делать из него украинского писателя. Сергей Баруздин писал как-то: "Я не знаю в нашей прозе более русского писателя, чем Николай Васильевич Гоголь... Порой мне кажется, что именно из Гоголя родились Пушкин и Некрасов, Толстой и Достоевский, Лесков и Чехов, Тургенев и Горький. Гоголь – это чудо и загадка русского таланта. Гоголь – это чудо и загадка русской души. И это чудо родилось и созрело на Полтавщине, на украинской земле. И потому так велико значение Гоголя для украинской литературы. Она ведь тоже во многом вышла из Гоголя". Согласимся с этими словами. Но сегодня обратим внимание еще на одну сторону гоголевского творчества[1].

    Просто говорить и писать о человеке, который весь и полностью принадлежит к какой-то одной национальной культуре, который вырос и воспитался на традициях, обычаях своего родного народа, и который сумел показать во всех красках своего же родного языка величие этого народа. Показать его самобытную оригинальность, национальный характер, национальное самосознание. Показать так, чтобы это творение писателя, или поэта, или художника смогло стать достоянием культуры всего человечества.

    Сложно говорить о Гоголе. Его творчество достигло вершин мировой литературы. Своими творениями он пробуждал в человеке человеческое, будил его дух, совесть, чистоту помыслов. А писал он, в частности, в своих "малороссийских" повестях, об украинском народе, украинской нации на конкретном этапе ее исторического развития – когда этот народ был покорен, зависим и не имел своего официального, узаконенного литературного языка. Писал он не на своем родном языке, языке своих предков. Так ли важно это для оценки творчества великого художника? Наверное, важно. Потому что человеком нельзя стать самому по себе. Не взрастит человека волчица, потому что основной признак его – духовность. А духовность имеет глубокие корни – в народных традициях, обычаях, песнях, сказаниях, в своем родном языке.

    Не обо всем, далеко не обо всем можно было тогда открыто сказать. Тотальная повсеместная цензура с соответствующими идеологическими установками, которая и во времена царские, и во времена так называемые "советские" не позволяла открыто высказать свое мнение, свое отношение к тому или иному моменту, эпизоду, относящемуся к творчеству писателя – она наложила свой отпечаток и на это творчество, и на его критику.

    Но, как бы то ни было, а Гоголь в начале своего творческого пути обратился к прошлому своего родного народа. Он заставил его выступить ярко, живо и поразил сразу две цели: всему миру открыл глаза на один из крупнейших в Европе, но не имеющий своей государственности, порабощенный народ, и заставил этот народ поверить самому себе, поверить в свое будущее. Сразу же вслед за Гоголем вспыхнул, расцвел ярчайший талант, самобытный и оригинальный, как и его родной народ – Тарас Шевченко. Украина стала возрождаться. Еще долог и труден был ее путь. Но в начале этого возрождения был Гоголь...

     «Зачем губишь верный народ?»

    Не так просто, как мы уже сказали, было тогда писать об Украине. Не просто о ней писать и сейчас. Но когда сейчас просто рискуешь прослыть или украинским националистом, или российским шовинистом, то во времена Гоголя дамоклов меч расправы висел над всеми посягавшими на целостность империи. В условиях николаевской России вообще не поощрялось любое свободомыслие. "Вспомним драматическую судьбу Николая Полевого, – пишет С.И.Машинский в книге "Чемодан Адеркаса", – издателя самого замечательного для своего времени, прогрессивного, боевого журнала "Московский телеграф"... В 1834 году Полевой напечатал неодобрительную рецензию на верноподданическую драму Нестора Кукольника "Рука всевышнего спасла", удостоившуюся высочайшей похвалы. "Московский телеграф" был немедленно закрыт, а создателю пригрозили Сибирью.

    Да и сам Гоголь во времена учебы в Нежине пережил события, связанные с "делом о вольнодумстве". Но, несмотря на все это, он взялся за перо.

    После выхода в свет в 1831 и 1832 годах "Вечеров на хуторе близ Диканьки" положительно о них отозвался Пушкин. "Они изумили меня. – писал великий поэт редактору "Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду», – Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился... Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору сердечно желаю дальнейших успехов". По словам Пушкина, "все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой".

    И как-то никто не заметил, или не захотел замечать скрытой за этой веселостью глубокой грусти, скрытой любви, страстного переживания о судьбе своего, сто лет, и даже не сто, а каких-то пятьдесят лет назад свободного, а теперь закрепощенного, порабощенного народа.

    - "Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили?" – спрашивают запорожцы царицу Екатерину II в повести "Ночь перед Рождеством". И вторит им Данило в "Страшной мести": "Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться!"

    Но не видят, или не хотят видеть этого критики. Их, наверное, можно и понять – времена были имперские, и кому какое дело было до судьбы украинского народа? Всем бросились в глаза веселость и смех, и, может быть, именно эта веселость избавила Гоголя от участи того же Шевченко. Шевченко о судьбе Украины говорил уже без смеха – и получил десять лет суровой солдатчины. 


    1.2. Патриотическое чувство в позднем творчестве Н.В.Гоголя


    Далеко не все правильно и до конца понимали Гоголя. "Поющее доисторическое племя", Украина в ее "героическом", "младенческом" пути развития – такой штамп получили повести Гоголя, в которых он писал об Украине, о национально-освободительной борьбе украинского народа в XVI-XVII столетиях. Чтобы понять, откуда произошел такой взгляд на Украину, нужно, наверное, в первую очередь, обратиться к одному из самых известных и авторитетных российских критиков Виссариону Белинскому. В статье "История Малороссии. Николая Маркевича" он достаточно подробно высказал свое мнение об украинском народе и его истории: "Малороссия никогда не была государством, следственно, и истории, в строгом значении этого слова, не имела. История Малороссии есть не более, как эпизод из царствования царя Алексея Михайловича: доведя повествование до столкновения интересов России с интересами Малороссии, историк русский должен, прервав на время нить своего рассказа, изложить эпизодически судьбы Малороссии, с тем, чтобы потом снова обратиться к своему повествованию. История Малороссии – это побочная река, впадающая в большую реку русской истории. Малороссияне всегда были племенем и никогда не были народом, а тем менее – государством... История Малороссии есть, конечно, история, но не такая, какою может быть история Франции или Англии... Народ или племя, по непреложному закону исторической судьбы теряющие свою самостоятельность, всегда представляют зрелище грустное... Разве не жалки эти жертвы неумолимой реформы Петра Великого, которые, в своем невежестве, не могли понять цели и смысла этой реформы? Им легче было расстаться с головой, чем с бородой, и, по их кровному, глубокому убеждению, Петр разлучал их навеки с радостию жизни... В чем же состояла эта радость жизни? В лености, невежестве и грубых, освященных веками обычаях... В жизни Малороссии было много поэзии, – правда; но где жизнь, там и поэзия; с переменой существования народного не исчезает поэзия, а только получает новое содержание. Слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою преградою разлучал ее полудикий быт ее" (Белинский В.Г. Собрание сочинений в 9 томах, Москва, 1976, Т.1, с.238-242).

    Как видим, в своем старании унизить Украину Белинский даже бороды отнес к украинцам – авось потомки не узнают и не догадаются, откуда пришли в Россию наука и образование, кто открывал первые школы в России, откуда привез Петр Феофана Прокоповича...

    Мнение Белинского, стало основополагающим, определяющим на все последующие времена при рассмотрении не только творчества Гоголя, но и вообще украинской литературы, культуры. Оно стало образцом отношения к украинскому народу. И не только для абсолютного большинства критиков, не только для политикума, но и для общества в целом, включая общество мировое.

    Гоголем восхищались, им возмущались, но именно Белинский как бы грань положил, четко и понятно – вот это, где веселье, где сказочная природа, где глупый, простодушный народ – это искусство. Где есть попытка разобраться в судьбе своего народа, его историческом прошлом – это, по Белинскому, какой-то никому ненужный бред, писательские фантазии.

    Белинскому вторили другие критики. Николай Полевой, например, писал о Гоголе в статье, посвященной "Мертвым душам": "Господин Гоголь посчитал себя гением универсальным, он считает самый способ выражения, или язык свой, оригинальным и самобытным... При советах благоразумных людей г-н Гоголь мог бы убедиться в противном.

    Мы желали бы, чтобы г-н Гоголь вовсе перестал писать, чтобы постепенно более и более он падал и заблуждался. Он хочет философствовать и поучать; он утверждается в своей теории искусства; он гордится даже своим странным языком, считает ошибки, происходящие от незнания языка, оригинальными красотами.

    Еще в прежних сочинениях своих г-н Гоголь силился иногда изображать любовь, нежность, сильные страсти, исторические картины, и жалко было видеть, как ошибался он в таких попытках. Приведем для примера его усилия представить малороссийских казаков какими-то рыцарями, Баярдами, Пальмериками


    1.3. Чувства к Родине в основных произведениях Н.В.Гоголя


    Конечно, мнений было много и разных. Советский критик Н.Онуфриев говорит о большой любви Гоголя к народу, сохраняющему, несмотря на тяжелые условия жизни, жизнерадостность, чувство юмора, жажду счастья, любовь к труду, к родному краю, к его природе. В "Страшной мести", – говорит Онуфриев, – Гоголь затронул тему о патриотизме народа, показал эпизоды борьбы казачества с иноземцами, посягающими на украинские земли, заклеймил изменников, ставших орудием злых, темных сил".[2]

     "Геній Гоголя першим з могутньою силою вдихнув у душу російського, а потім і світового читача любов до України, до її розкішних ("упоительних") пейзажів і до її люду, в психології якого історично поєдналося, на думку письменника, оте "простодушно-лукаве" начало з началом героїчним і героїко-трагедійним," – так считал Леонид Новаченко.

    Один из самых видных украинских писателей ХХ века Олесь Гончар писал, что Гоголь в своих произведениях не приукрашивал народную жизнь, "доречніше в цім зв’язку говорити про натхненну піднесеність автора, про синівську залюбленість у звичаї рідного краю, зачарування молодого поета магією дзвінких зимових ночей з колядками дівчат і парубків, про цілком відчутне прагнення відшукати в міцних і цілісних народних натурах опору для збентеженого духу, знайти щось надійне, чисте й прекрасне. "Вечори на хуторі..." – це була справді музика душі, її співучі мрії, це була достойна синовня данина письменника батьківщині".

    Очень обстоятельно тему Гоголя и Украины, Гоголя и украинской литературы в советское время разрабатывала Нина Евгеньевна Крутикова. Крутикова пишет о том, что украинские писатели-романтики 30-40 годов 19 столетия в своих произведениях использовали фольклор, но только лишь для стилизации, для внешней орнаментации. "Український народ, як правило, поставав у їх творах смиренним, глибоко релігійним і сумно покірним своїй долі". В то же время в "Страшной мести" "поки що в легендарній, казковій формі, Гоголь змалював народний героїзм, почуття товариськості і колективізму, волелюбність і високий патріотизм. Взагалі український народ в правдивому зображенні Гоголя був позбавлений тих рис покірливості, смиренномудрія, релігійного містицизму, які нав’язувалися йому представниками консервативних "теорій народності". Крутикова считает, что "повісті Гоголя з українського побуту та історії будили національну свідомість українців, їхню творчу мисль".

    Интересно утверждение Крутиковой, например, о том, что только книги Гоголя вызвали у известного историка, этнографа, фольклориста и писателя Николая Костомарова интерес к Украине. Гоголь пробудил в нем то чувство, которое совершенно изменило направление его деятельности. Костомаров увлекся изучением истории Украины, написал ряд книг, Украина стала его idee fixe.

    Можно ли говорить или писать о Николае Васильевиче Гоголе, не учитывая всех факторов, тем или иным образом повлиявших на формирование его таланта, его мировоззрения, его величайшего писательского дара?

    Можно ли давать какую-либо оценку Гоголю, проводить какой-либо анализ "Вечеров на хуторе близ Диканьки", "Миргорода", "Арабесок", "Тараса Бульбы" да и самих "Мертвых душ", не обратившись к истокам творчества великого писателя, не проникшись духом той эпохи, не проникшись в полной мере осознанием трагической судьбы украинского народа, стоявшего тогда на очередном своем перепутье?

    "До совершения централизаторских реформ Екатерины, – отмечал историк Д. Мирский, – украинская культура сохраняла свое явственное отличие от великороссийской культуры. Народ имел богатейшие сокровища фольклорной поэзии, своих профессиональных странствующих певцов, свой популярный кукольный театр, высокоразвитые художественные промыслы. По всей стране путешествовали бродячие спудеи, строились церкви в "мазепинском" барокковом стиле. Разговорной речью была только украинская, а "москаль" был там такой редкой фигурой, что это слово отождествлялось с названием солдата". Но уже в 1764 году вынужден был отречься от своего титула последний гетман Украины Кирилл Разумовский, в 1775 году ликвидирован и уничтожен форпост казачества – Запорожская Сечь, – которая хоть и существовала независимо от Гетманщины, но символизировала именно украинскую военную и национальную мощь. В 1783 году в Украине было введено крепостничество.

     И вот тогда, когда Украину низводили до уровня обыкновенной российской провинции, когда она утратила последние остатки автономии, а ее высшее и среднее сословия быстро русифицировались – в этот момент появились первые проблески национального возрождения. И это не так и удивительно, потому что поражения и утраты в такой же мере как победы и успехи могут стимулировать национальное еgо.

    Героем одного из первых прозаических произведений Гоголя – отрывка из исторического романа, опубликованного в конце 1830 года, – стал гетман Остряница. Этот отрывок позже Гоголь включил в свои "Арабески". Гоголь этим отрывком указал на свое происхождение. Он верил, что его дворянская генеалогия восходит до полулегендарного полковника второй половины ХVII столетия Остапа Гоголя, фамилию которого к своей прежней фамилии Яновского присовокупил дед Николая Васильевича Опанас Демьянович. С другой стороны, его прадед по бабушке Семен Лизогуб был внуком гетмана Ивана Скороладского и зятем переяславского полковника и украинского поэта XVIII столетия Василия Танского.

    В своем увлечении, стремлении познать прошлое своего родного народа Гоголь был не одинок. Примерно в те же годы страстно изучал историю народа своего великий польский поэт Адам Мицкевич, что впоследствии нашло отражение в его лучших произведениях "Дзеды" и "Пан Тадеуш." Николай Гоголь и Адам Мицкевич творили, "подогреваемые горем патриотизма, – как писал об этих двух великих представителях украинского и польского народов российский писатель-историк Владимир Чивилихин в своем романе-эссе "Память", – одинаково свежо, импульсивно, оригинально и вдохновенно, веруя... в свои таланты, испытывая общую спасительную тягу к реальности народной истории, культуры прошлого и надеждам на будущее".

    Кстати, несмотря на очень явные отличия российского и украинского языков, российские писатели и критики того времени в большинстве своем украинскую литературу считали своеобразным ответвлением от российского древа. Украина же считалась просто интегральной частью России. Но, что интересно, в то же самое время и польские писатели смотрели на Украину как на неотъемлемую слагаемую своей польской истории и культуры. Украинские казаки для России и Польши были примерно тем же, что и "дикий запад" в представлении американцев. Конечно, попытки непризнания украинского языка как самодостаточного и равного другим славянским языкам, попытки непризнания украинского народа как нации, имеющей свою, отличную от других историю и культуру – эти попытки имеют причину, поясняющую такую ситуацию. И причина это одна – утрата на длительное время своей государственности. Украинский народ волею судьбы был обречен столетиями пребывать в неволе. Но о своих корнях он не забывал никогда.

     «Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!»

    Принадлежащим к какому народу считал себя Гоголь? Давайте вспомним - разве говорится в "малороссийских" повестях Гоголя о каком-то ином народе, кроме украинского? Но Гоголь называет его также и народом русским, Русью. Почему?

    Есть ли в этом какие-то противоречия истине? Да нет. Гоголь хорошо знал историю своей Родины. Он знал, что собственно Русь, ассоциировавшаяся во всех русских летописях обычно с Киевской землей и Украина – это одна земля. Московское государство, названное Петром І Россией – не исконная Русь, каким бы абсурдом это ни показалось какому-нибудь заидеологизированному историку или писателю. Русский народ в "малороссийских" повестях Гоголя – это народ украинский. И абсолютно неправильным является разделение понятий Русь и Украина, как относящихся к определению двух разных стран или народов. А ошибка эта довольно часто повторяется при истолковании творчества Гоголя. Хотя это явление можно, скорее, назвать не ошибкой, а просто данью той имперской идеологии, которая до недавнего времени властвовала и в литературоведении тоже. Украину Гоголь не считает окраиной или частью какого-то другого народа. И когда он в повести "Тарас Бульба" пишет о том, что "сто двадцать тысяч казацкого войска показалось на границах Украйны", то сразу же и уточняет, что это "не была какая-нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация..."

    Этой всей нацией в Русской земле – Украине – и была нация, называемая Гоголем украинской, русской, малороссийской, а иногда и хохлацкой. Называемая так в силу тех обстоятельств, что Украина была тогда уже частью большой империи, вознамерившейся эту нацию растворить в море других народов, отобрать у нее право иметь свое исконное название, свой исконный язык, народные песни, легенды, думы. Гоголю было сложно. С одной стороны, он видел, как исчезает, угасает его народ и не видел перспективы у талантливых людей добиться всемирного признания без обращения к языку огромного государства, а, с другой стороны, этот исчезающий народ – это был его народ, это была его родина. Гоголевское желание получить престижное образование, престижную должность сливалось в нем с чувством украинского патриотизма, взбудораженного его историческими изысканиями.

    "Туда, туда! В Киев! В древний, в чудесный Киев! Он наш, он не их, не правда?" – писал он Максимовичу.

    В "Истории Русов", одной из самых любимых книг Гоголя (автор которой, по утверждению известного историка-писателя Валерия Шевчука, считал, что "Київська Русь – це державне творення саме українського народу, що Русь – це Україна, а не Росія") приводится текст прошения от гетмана Павла Наливайко польскому королю: "Народ Русский, бывши в союзе сначала с княжеством Литовским, а потом – и с Королевством Польским не был никогда от них завоеван...".

    Но что же получилось из этого союза русичей с литовцами и поляками? В 1610 году Мелетий Смотрицкий под именем Ортолога в книге "Плач Восточной церкви" жалуется на потерю важнейших русских фамилий. "Где дом Острожских, – восклицает он, – славный пред всеми другими блеском древней веры? Где роды князей Слуцких, Заславских, Вишневецких, Пронских, Рожинских, Соломерицких, Головчинских, Крашинских, Горских, Соколинских, и другие, которых сосчитать трудно? Где славные, сильные во всем свете ведомые мужеством и доблестью Ходкевичи, Глебовичи, Сапеги, Хмелецкие, Воловичи, Зиновичи, Тышковичи, Скумины, Корсаки, Хребтовичи, Тризны, Горностаи, Семашки, Гулевичи, Ярмолинские, Калиновские, Кирдеи, Загоровские, Мелешки, Боговитины, Павловичи,Сосновские? Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!".

    В 1654 году согласно торжественно утвержденным договорам и пактам народ Русский добровольно соединяется с государством Московским. А уже в 1830 году, ко времени написания Гоголем "Вечеров на хуторе близ Диканьки", впору было писать новый плач – куда исчезли, где растворились славные роды русичей? Да и не русичи они уже, нет, они – то ли малороссияне, но не в греческом понимании исходного, исконного, а совсем уже в другом смысле – братья меньшие, то ли украинцы – но опять же не в смысле края – родины, а как окраины. И не воины они, нет, они – старосветские, тонкослезые, объедающиеся, ленивые помещики, они уже, в лучшем случае – Иваны Ивановичи да Иваны Никифоровичи, в худшем – "низкие малороссияне", "которые выдираются из дегтярей, торгашей, наполняют как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают, наконец, капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на о, слог въ" ("Старосветские помещики").

    Все это познал Гоголь, и не могла душа его не плакать. Но горькая это правда особенно ярко бросилась ему в глаза в пору первых жизненных неудач, связанных уже с Петербургом – столицей николаевской России. Служба дала возможность Гоголю воочию увидеть неведомый ему до того мир лихоимцев, взяточников, подхалимов, бездушных мерзавцев, больших и малых "значительных лиц", на которых держалась полицейско-бюрократическая машина самодержавия. "...Изжить там век, где не представляется совершенно впереди ничего, где все лета, проведенные в ничтожных занятиях, будут тяжким упреком звучать душе – это убийственно! – с сарказмом писал Гоголь матери, – что за счастье дослужить в 50 лет до какого-нибудь статского советника... и не иметь силы принесть на копейку добра человечеству".

    Принесть добро человечеству. Об этом мечтал молодой Гоголь в те хмурые дни, когда он напрасно искал счастье по канцеляриям, и принужден был всю зиму, оказываясь иногда в положении Акакия Акакиевича, дрожать в летней шинели на холодных ветрах Невского проспекта. Там, в холодном, зимнем городе он стал мечтать об иной, счастливой жизни, и там в его воображении возникают яркие картины жизни своего родного украинского народа[3].

    Помните, с каких слов начинается его первая "малороссийская" повесть? С эпиграфа на украинском языке: "Мені нудно в хаті жить..." А далее сразу, с ходу – "Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!" И это знаменитое, неповторимое описание его родной украинской природы: "Вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи... Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало – река в зеленых, гордо поднятых рамах... как полно сладострастия и неги малороссийское лето!"[4]

    Так описывать красоту своей возлюбленной родины мог, по признанию того же Белинского, только "сын, ласкающийся к обожаемой матери". Гоголь не уставал любоваться сам и поражать, увлекать этой любовью к своей Украине и всех своих читателей.

    "Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее, – говорит он в своей очаровательной "Майской ночи". – С середины неба глядит месяц, необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее... Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их... Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат..."

    Можно ли лучше и краше передать красоту этой украинской ночи, или "малороссийского" лета? На фоне этой дивной, красочной природы Гоголь раскрывает жизнь народа, народа вольного, свободного, народа во всей его простоте и самобытности. Гоголь не забывает всякий раз подчеркивать, акцентировать внимание читателя на этом. Народ в "Вечерах на хуторе близ Диканьки" противопоставлен, а точнее, имеет отличия от народа российского, называемого Гоголем "москальским". "То-то и есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля" ("Сорочинская ярмарка"). Или еще: "Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучий москаль. Так ли я говорил? Що то вже, як у кого чертма клепки в голови!" ("Вечер накануне Ивана Купала"). И в этой же повести – "уж не чета какому-нибудь нынешнему балагуру, который как начнет москаля везть" – и сам Гоголь объясняет, что выражение "москаля везть" у украинцев обозначает просто "лгать". Являлись ли эти выражения оскорбительными для "москалей", против них направленными? Нет, конечно, Гоголь хотел сказать, подчеркнуть другое – различие российского и украинского народов. В своих повестях он изображает жизнь народа, имеющего право быть нацией, имеющего право на самобытность, на свою историю и культуру. Все это он, конечно, вынужден был прикрыть смехом, весельем. Но, как сказано в Евангелии: "Сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит!"

    У Гоголя все покрыто добрым, незлобным юмором. И хотя этот юмор, этот смех почти всегда завершается глубокой тоской и грустью, грусть эту видят далеко не все. Видят в основном те, кому она направлена. Молодой, начинающий писатель уже тогда видел измельчение народа, видел, как уходит, исчезает из реального мира чувство свободы и могущество личности, которое неотделимо от общенациональных идеалов братства и товарищества

    Связь с народом, с родиной – это высшее мерило жизненной полноценности и значимости человека. Именно об этом – "Страшная месть", получившая свое продолжение в "Тарасе Бульбе". Только тесная связь с народным движением, патриотические стремления придают герою подлинную силу. Отходя от народа, порывая с ним, герой теряет свое человеческое достоинство и неизбежно гибнет. Именно такова судьба Андрия – младшего сына Тараса Бульбы...

    Тоскует в "Страшной мести" Данило Бурульбаш. Болит у него душа, потому что гибнет его родная Украина. Щемящую, ранящую душу грусть слышим мы в словах Данилы о славном прошлом его народа: "Что-то грустно становится на свете. Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться! Он был еще жив, честь и слава нашего войска, старый Конашевич! Как будто перед очами моими проходят теперь козацкие полки! Это было золотое время... Старый гетьман сидел на вороном коне. Блестела в руке булава; вокруг сердюки; по сторонам шевелилось красное море запорожцев. Стал говорить гетьман – и все стало как вкопанное... Эх... Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, меж собою. Нет старшей головы над всеми. Шляхетство наше все переменило на польский обычай, переняло лукавство... продало душу, принявши унию... О время, время!"

    В полной мере тему патриотизма, тему братства и товарищества Гоголь развил уже в повести "Тарас Бульба". Центральным, кульминационным моментом там стала знаменитая речь Тараса: "Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только они, чтобы при них были хлебные стоги, да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим, свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства".

    Читаешь эти горькие гоголевские строчки, а на ум приходят уже другие – шевченковские:

    Раби, подножки, грязь Москви,
    Варшавське сміття – ваші пани,
    Ясновельможнії гетьмани.
    Чого ж ви чванитеся, ви!
    Сини сердешної Украйни!
    Що добре ходите в ярмі,
    Ще лучше, як батьки ходили.
    Не чваньтесь, з вас деруть ремінь,
    А з їх, бувало, й лій топили…

    И Гоголь, и Шевченко были сыновьями своей земли, своей родины. Оба впитали в себя дух народа – вместе с песнями, думами, легендами, преданиями. Сам Гоголь был активным собирателем украинских народных песен. Он получал величайшее удовлетворение от их прослушивания. Переписывал сотни песен с различных печатных и других источников. Свои взгляды на украинский песенный фольклор Гоголь изложил в статье 1833 года "О малороссийских песнях", которую поместил в "Арабесках". Эти песни составляли основу духовности Гоголя. Они, по Гоголю, – живая история украинского народа. "Это народная история, живая, яркая, исполненная красок истины, обнажающая всю жизнь народа, – писал он. – Песни для Малороссии – все: и поэзия, и история, и отцовская могила... Везде проникает их, везде в них дышит... широкая воля казацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, с какою козак бросает тишину и беспечность жизни домовитой, чтобы вдаться во всю поэзию битв, опасностей и разгульного пиршества с товарищами... Выступает ли козацкое войско в поход с тишиною и повиновением; извергает ли из самопалов поток дыма и пуль; описывается ли ужасная казнь гетмана, от которой дыбом подымается волос; мщение ли козаков, вид ли убитого козака с широко раскинутыми руками на траве, с разметанным чубом, клекты ли орлов в небе, спорящих о том, кому из них выдирать козацкие очи, – все это живет в песнях и окинуто смелыми красками. Остальная половина песней изображает другую половину жизни народа... Там одни козаки, одна военная, бивачная и суровая жизнь; здесь, напротив, один женский мир, нежный, тоскливый, дышащий любовью".

    "Моя радость, жизнь моя! песни! Как я вас люблю! – писал Гоголь Максимовичу в ноябре 1833 года. – Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями!... Вы не можете представить, как мне помогают в истории песни. Даже не исторические, даже похабные. Они дают все по новой черте в мою историю, все разоблачают яснее и яснее, увы, прошедшую жизнь и, увы, прошедших людей

    В наибольшей мере украинские песни, думы, легенды, сказки, предания, получили свое отражение в поэтических "Вечерах на хуторе близ Диканьки". Они послужили и материалом для сюжетов, и использовались в качестве эпиграфов, вставок. В "Страшной мести" ряд эпизодов по своему синтаксическому строю, по своей лексике очень близок к народным думам, былинам. "И пошла по горам потеха. И запировал пир: гуляют мечи, летают пули, ржут и топочут кони... Но виден в толпе красный верх пана Данила... Как птица, мелькает он там и там; покрикивает и машет дамасской саблей, и рубит с правого и левого плеча. Руби, козак! гуляй, козак! тешь молодецкое сердце..."

    Перекликается с народными мотивами и плач Катерины: "Козаки, козаки! где честь и слава ваша? лежит честь и слава ваша, закрывши очи, на сырой земле".

    Любовь к песням народа – это и любовь к самому народу, к его прошлому, так красиво, богато и неповторимо запечатленному в народном творчестве. Любовь эту, любовь к родине, напоминающую любовь матери к своему ребенку вперемешку с чувством гордости за его красоту, и силу, и неповторимость – разве можно выразить ее лучше, чем это сказал в своих поэтических, волнующих строках из "Страшной мести" Николай Васильевич Гоголь? "Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы плавные воды свои. Ни зашелохнет, ни прогремит... Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи... Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею, – напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр... Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир – страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали... И бьется о берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка".[5]

    Реве та стогне Дніпр широкий,
    Сердитий вітер завива,
    Додолу верби гне високі,
    Горами хвилю підійма.
    І блідний місяць на ту пору
    Із хмари де-де виглядав,
    Неначе човен в синім морі
    То виринав, то потопав.

    Не от пламени ли Гоголя зажегся ярчайший и самобытнейший талант на Украине – Тарас Шевченко?

    В обоих писателей Днепр – это символ родины, могучей и непримиримой, величественной и прекрасной. И верили они в то, что сумеет подняться народ, сумеет сбросить с себя оковы. Но сначала его нужно разбудить. И они будили, они показывали народу: вы есть, вы могучая нация, вы не хуже других – потому что имеете великую историю, и вам есть чем гордиться.

    Они будили, они не дали затеряться украинскому народу среди многих других европейских народов.

     «Не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Сорочинскую ярмарку", "Майскую ночь", "Тараса Бульбу"?»

    "Уроки Гения" – так назвал свою статью о Гоголе Михаил Алексеев. Он писал: "Народ, имеющий в своем основании богатый исторический опыт, огромный духовный потенциал, в какой-то час почувствует в себе жгучую потребность излить себя, высвободить, а точнее – выявить нравственную энергию в дивной бессмертной песне. И тогда он, народ, отыскивает того, кто мог бы создать такую песню. Так рождаются Пушкины, Толстые, Гоголи и Шевченки, эти богатыри духа, эти счастливцы, коих народы, в данном случае русские и украинцы, сделали своими избранниками.

    Иногда на такие поиски уходят столетия и даже тысячелетия. Украине потребовалось всего лишь пять лет, чтобы подарить человечеству сразу двух гениев – Николая Васильевича Гоголя и Тараса Григорьевича Шевченко. Первого из этих титанов называют великим русским писателем, поскольку слагал он свои поэмы, творения на русском языке; но, не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Сорочинскую ярмарку", "Майскую ночь", "Тараса Бульбу"? Совершенно очевидно, что это мог сделать лишь сын украинского народа. Внеся в русский язык чарующие краски и мотивы украинской мовы, Гоголь, величайший кудесник, преобразил и собственно русский литературный язык, наполнил его паруса упругими ветрами романтики, придал русскому слову неповторимую украинскую лукавинку, ту самую "усмишку", которая непостижимою, таинственною силою своей заставляет верить нас в то, что редкая птица долетит до середины Днепра..."[6]

    Гоголевский "Ревизор", его "Мертвые души" всколыхнули Россию. Они заставили многих по-новому взглянуть на себя. "Негодовали в Москве, в Петербурге и в глуши, – писал российский критик Игорь Золотусский. – Негодовали и читали, расхватывали поэму, ссорились из-за нее и мирились. Пожалуй, не было со времени триумфа знаменитых пушкинских ранних поэм такого успеха". Раскололась Россия. Гоголь заставил ее задуматься о своем настоящем и будущем.

    Но, наверное, в еще большей мере всколыхнул он украинский национальный дух. Начав вроде бы с невинных, веселых комедий, показывающих "народ, отделенный каким-нибудь столетием от собственного младенчества", Гоголь уже в этих ранних, так называемых малороссийских, повестях затронул чувствительную и самую больную и слабую струну украинской души. Может быть, для всего мира главным в этих повестях была веселость и оригинальность, самобытность и неповторимость, невиданная и неслыханная для многих ранее наций. Но не в этом основной смысл видел Гоголь. И, тем более, не веселье главным мог увидеть в этих повестях сам украинский народ.





    Глава 2. Произведение «Тарас Бульба»: патриотизм и чувства к родине


    В повести Н.В.Гоголя «Тарас Бульба» чувствуется патриотическая линия главного героя и его сына Остапа. Андрий же, второй сын Тараса, предал страну. Тарас Бульба в конце повести его убивает со словами «Я тебя породил – я и убью!».


    2.1. «Тарас Бульба»: историко-патриотические акпекты

     

    Оказывается, повесть «Тарас Бульба», которую мы читаем-перечитываем в собрании сочинений или в отдельных изданиях Николая Гоголя, не тот вариант, который хотел видеть сам автор.

    Как известно, «Тарас Бульба» имел две редакции. В первой повесть появилась в 1835 году, во второй, которая значительно превышала первую по объему и имела больше персонажей, — в 1842-м. Вторая редакция до сих пор считается окончательным вариантом гениального произведения Николая Гоголя. Не учтено, что «Тарас Бульба» претерпел огромные изменения без воли и желания самого автора. Произведение немало утратило по вине переписчика Павла Васильевича Анненкова и издателя Николая Яковлевича Прокоповича. Последнему Николай Гоголь доверил не только издавать собрание сочинений в 1842 году, но и править стиль и грамматику. Все это основывалось на том, что у писателя не было такой настойчивости для достижения совершенства произведения, как, например, у его учителя Александра Пушкина. Николай Гоголь относился к творческому процессу по-иному: литературную обработку считал зря потерянным временем, за которое можно написать другое произведение, а уже опубликованное становилось для него неинтересным и словно чужим.

    Однако вмешательство в произведения во время их переписывания, не совсем умелое исправление стиля имели плохие последствия — стало больше работы для текстологов, исследователей творчества Николая Гоголя, которым нелегко было «освободить» гениальные произведения от «наслоений»[7].

    Часть «Тараса Бульбы», претерпевшую большие изменения помимо воли автора, после смерти Николая Гоголя напечатал журнал «Русская старина». Стало очевидно — повесть существенно «подрихтована». Однако и по сей день «Тарас Бульба» завершенным считается во второй редакции (1842 года), а не в оригинале, собственноручно переписанном автором.

    15 июля 1842 года после выхода «Собрания сочинений» Николай Гоголь пишет встревоженное письмо Н.Прокоповичу, в котором указывает: «Вкрались ошибки, но я думаю, они произошли от неправильного оригинала и принадлежат писцу...» Недостатки же самого автора были лишь в грамматических мелочах. Главная беда заключалась в том, что «Тарас Бульба» набирался не с оригинала, а с копии, сделанной П.Анненковым.

    Оригинал «Тараса Бульбы» был найден в шестидесятые годы ХІХ ст. среди подарков графа Кушелева-Безбородько Нежинскому лицею. Это так называемая нежинская рукопись, полностью написанная рукой Николая Гоголя, внесшего немало изменений в пятой, шестой, седьмой главах, переработавшего 8-ю и 10-ю. Благодаря тому, что граф Кушелев-Безбородько в 1858 году за 1200 рублей серебром купил у семьи Прокоповичей оригинал «Тараса Бульбы», появилась возможность увидеть произведение в том виде, который устраивал самого автора. Однако в следующих изданиях «Тарас Бульба» перепечатывался не с оригинала, а с издания 1842 года, «подправленного» П.Анненковым и Н.Прокоповичем, которые «прилизали» остроту, быть может, и натурализм, а вместе с тем — лишили произведение художественной силы.

    В главе 7 мы теперь читаем: «Как услышали уманцы, что куренного их отамана Бородатого (здесь и далее выделено мной. — С.Г.) нет уже в живых, бросили поле битвы и прибежали прибрать его тело; и тут же стали совещаться, кого выбрать в куренные... » В оригинале же рукой Николая Гоголя этот абзац написан следующим образом: «Как услышали уманцы, что атамана их куренного Кукубенка поразил рок, бросали поле битвы и бежали, чтобы поглядеть на своего атамана; не скажет ли чего перед смертным часом? Но уже давно атамана их не было на свете: чубатая голова далеко отскочила от своего туловища. И козаки, взяв голову, сложили ее и широкое туловище вместе, сняли с себя верхнее убранство и покрыли им его».

    А вот Андрей накануне предательства (глава 5): «Сердце его билось. Все минувшее, все, что было заглушено нынешними козацкими биваками, суровой бранной жизнью, — все сплыло разом на поверхность, потопивши, в свою очередь, настоящее. Опять вынырнула перед ним, как из темной морской пучины, гордая женщина».

    В оригинале повести это состояние героя описано так: «Сердце его билось. Все минувшее, все, что было заглушено нынешними козацкими биваками, суровой бранной жизнью, — все сплыло разом на поверхность, потопивши, в свою очередь, настоящее: привлекательный пыл брани и гордо-самолюбивое желание славы и речей промеж своими и врагами, и бивачная жизнь, и отчизна, и деспотические законы козачества — все исчезло вдруг перед ним».

    Вспомним, как описывал писатель жестокость казацкого войска. «Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали казаки прежние долги», — это читаем мы в нынешних изданиях «Тараса Бульбы». А в оригинале Николай Гоголь описал это так: «Запорожцы оставили везде свирепые, ужасающие знаки своих злодейств, какие могли явиться в сей полудикий век: отрезывали груди у женщин, избивали ребенков, «иных», выражаясь своим языком, «они пускали в красных чулках и перчатках», то есть сдирали кожу с ног по колени или на руках по кисть. Казалось, хотели они весь выплатить долг тою же самою монетою, если даже не с процентами».

    А вот о белом хлебе, который хочет Андрей взять в Дубно для голодающих. Оказывается, у Николая Гоголя было объяснение, что белого хлеба «вообще не любили запорожцы» и он «приберегался так только на случай, если уже нечего будет есть».

    «...Перенимают чорт знает какие басурманские обычаи, гнушаются говорить языком своим...» — упрекает товарищество Тарас Бульба, встревоженный отречением от родных корней теми, кто живет на русской земле. Это место, подправленное Н.Прокоповичем после переписывания П.Анненковым, заметно сглажено: «Гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить… »

    Кстати, персонаж произведения — атаман Мосий Шило у Николая Гоголя назывался иначе — Иван Закрутигуба; так же, как упомянутый выше атаман Бородатый был заменен Кукубенком[8].

    Подобных примеров можно приводить множество. И горько, что появляется убеждение: немало исследований цитируют и толкуют не того «Тараса Бульбу», которого благословил Николай Гоголь


    2.2. Патриотизм казаков-запорожцев в произведении "Тарас Бульба"

     

    Гоголь оставил массу вопросов, которые ныне пытаются разрешить политики и деятели культуры.

    Очевидно, что Тарас Бульба живёт на территории Украйны, называя её русской землёй.

    Лично я не разделяю русских и украинцев, – для меня это один народ!

    Нынешние политики, руководствуясь известным принципом «разделяй и властвуй», не хотят признавать Украину землёй русской. Кому-то очень хочется поссорить братские славянские народы и заставить их воевать друг с другом, как это было в Югославии. Они нашими смертями прокладывают себе дорогу к власти!

    Как и четыре века назад, многие считают Московию и Украйну почти уже находящимися в Азии. Как пишет Гоголь: «появление иностранных графов и баронов было в Польше довольно обыкновенно: они часто были завлекаемы единственно любопытством посмотреть этот почти полуазиатский угол Европы: Московию и Украйну они почитали уже находящимися в Азии».

    Для многих сегодня, как и для еврея Янкеля, «где хорошо, там и родина».

    - И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? - вскрикнул Бульба.

    - За что же убить? Он перешел по доброй воле. Чем человек виноват? Там ему лучше, туда и перешел.

    Андрий говорит: «кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя - ты! Вот моя отчизна! И понесу я отчизну сию в сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков вырвет ее оттуда! И все, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну!»

    Сегодня уже не существует проблемы выбора между любовью к женщине и любовью к родине – все выбирают женщину!

    Для меня фильм «Тарас Бульба» это фильм о ЛЮБВИ и о СМЕРТИ. Но я его воспринял и как ОТПОВЕДЬ ВОЙНЕ!
    Для Тараса Бульбы война это образ жизни.
    - А вы, хлопцы! - продолжал он, оборотившись к своим, - кто из вас хочет умирать своею смертью - не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью - всем на одной постеле, как жених с невестою?»

    Тарас Бульба предлагает воевать с ляхами за веру христианскую, забыв, что ляхи тоже христиане, пусть даже и католики.
    - Итак, выпьем товарищи, разом выпьем поперед всего за святую православную веру: чтобы пришло наконец такое время, чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера, и все, сколько ни есть бусурменов, все бы сделались христианами!

    Но ведь Христос учил любить врагов своих, а не убивать их!
    А сколько погибло в результате религиозных войн за веру христианскую?!
    И ведь враги-поляки тоже христиане!

    «Такие-то были козаки, захотевшие остаться и отмстить ляхам за верных товарищей и Христову веру! Старый козак Бовдюг захотел также остаться с ними, сказавши: "Теперь не такие мои лета, чтобы гоняться за татарами, а тут есть место, где опочить доброю козацкою смертью. Давно уже просил я у бога, чтобы если придется кончать жизнь, то чтобы кончить ее на войне за святое и христианское дело. Так оно и случилось. Славнейшей кончины уже не будет в другом месте для старого козака".

    Козаки в глазах панов просто сборище бандитов, набегающих погулять-пограбить.

    "Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя».

    Но даже польское правительство увидело, что «поступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойничество».

    Лев Толстой говорил, что патриотизм это прибежище для подлецов.
    Я считаю, что патриотизм это любовь к тому, где ты родился и вырос.

    «Нет, братцы, так любить, как русская душа, - любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может!»

    А почему?

    Потому что «русский — это не национальность, это мироощущение! У нас душа ребенка! По сравнению с другими нациями мы словно застряли в детском возрасте. Понять нас трудно, как трудно взрослому вернуться в детство.

    Русскому человеку не нужно богатство, мы даже свободны от желания достатка, потому что русский всегда более озабочен проблемами духовного голода, поиском Смысла, нежели накопительством, — в этом пренебрежении материальным заключено духовное средоточие. Только русский может летать над пропастью, оказавшись в полном безденежье, и при этом жертвуя всем ради захватившей его идеи.

    И не ищите в России того, что есть на Западе. Россия никогда не будет страной комфорта — ни материального, ни духовного. Она была, есть и будет страной Духа, местом его непрекращающегося поединка за сердца людей; и потому путь ее отличен от других стран. У нас своя история и своя культура, а значит, и свой путь.

    Быть может, судьба России в том, чтобы страдать за все человечество, освобождая народы от засилья зла на земле. Жить в России — значит нести ответственность за судьбы мира. Русским, возможно, более чем кому-либо, нужна свобода, они ищут равенства, а не равноправия, свободы духа, а не свободы желаний, свободы без удобства, свободы от удобств и от выгоды.

    Россия спасется духовностью, чем удивит мир; спасет и его и себя!»

    Нацизм – это ненависть к чужим, а национализм это любовь к своим.
    Никакая борьба за веру не может служить оправданием убийству.
    Никакой патриотизм не может служить оправданием войне!


    2.3. «Тарас Бульба» по-польски


    Уже более полутораста лет польские читатели и зрители знают Николая Васильевича Гоголя прежде всего как автора “Ревизора” и “Мертвых душ”. Несколько меньше, но знают его пьесы “Женитьба” или “Игроки” и прекрасные повести, в первую очередь “Шинель”. Но лишь те, кто владел русским языком, имелtyи возможность познакомиться с его исторической повестью “Тарас Бульба”. Правда, ее польский перевод вышел еще в 1850 г., но с тех пор ни разу не переиздавался. Он принадлежал перу некоего Петра Гловацкого, народного учителя из Галиции, умершего в 1853 году. “Тарас Бульба, запорожский роман” (так переводчик озаглавил свой труд) вышел в свет во Львове. Ни в одной польской библиотеке это издание отыскать не удалось.

    Никто так и не решился последовать примеру Петра Гловацкого (публиковавшегося также под псевдонимом Федорович). Следует, однако, помнить, что отсутствие польских переводов “Тараса Бульбы” в XIX веке — не то же самое, что после 1918 года. На польских землях, входивших в состав России, знание русского языка приобреталось в школах, и неслучайно эта повесть Гоголя была включена в школьный список книг для обязательного чтения как раз в годы усиленной русификации. А во времена II Речи Посполитой, в межвоенные годы, число поляков, способных прочесть “Тараса Бульбу” в оригинале, значительно уменьшилось. Наконец, в ПНР многолетнее изучение русского языка в школах оставалось довольно безуспешным. Воистину на почве природной лени пышным цветом распускается показной патриотизм! Кроме того, когда писали о Гоголе, этой повести старались попросту не замечать.

    И все же главная причина, по которой у нас не знали “Тараса Бульбу”, состояла в том, что с самого начала эту повесть объявили недоброжелательной по отношению к полякам. Не приходится удивляться, что во всех трех частях разделенной Польши ни одно периодическое издание не решилось опубликовать хотя бы небольшие отрывки из нее.

    Польская литературная критика едва ли не сразу выступила с безоговорочно отрицательной оценкой как художественных достоинств этой повести Гоголя, так и ее идейно-исторического содержания. Почин положил известный консервативный литературный критик и прозаик Михал Грабовский. В своей рецензии, написанной по-польски, Грабовский рассматривает все ранее творчество Гоголя, т.е. все, что вошло в циклы “Вечера на хуторе близ Диканьки”, “Миргород” и “Арабески”. В “Вечера”, в частности, входит и не лишенная антипольских акцентов повесть “Страшная месть”, действие которой разыгрывается в козацкой* среде.

    Но о “Страшной мести” Грабовский не сказал ни слова, все внимание сосредоточив на “Тарасе Бульбе”. Рецензию свою, написанную в форме письма, он сначала опубликовал в русском переводе в “Современнике” (январь 1846), а затем уже в оригинале — в виленском “Рубоне”. Грабовский восторгался “Шинелью”. Понравились ему также “Нос” и “Старосветские помещики”. Но он решительно не принял “Тараса Бульбу”, “ибо, скажу Вам в двух словах, повесть очень слабая”. Книга эта “из числа таких плодов, которые не отнесешь ни к поэзии, ни к истории”. Заранее отвергая упрек в том, что столь резкое суждение могло быть вызвано антипольским звучанием повести, Грабовский напомнил, что в эпопее адресата его письма-рецензии (т. е. в “Украине” Кулиша) “козаки к ляхам дышат во сто раз более яростной ненавистью, но я же воздаю ей должное”.[9]

    Бросая Гоголю упрек в плохом знании исторических событий, описанных в “Тарасе Бульбе”, Грабовский признавал, что вековые отношения козачества и шляхетской Речи Посполитой отличались немалой жестокостью, но грешили этим обе враждовавшие стороны, Гоголь же всю вину возлагает на поляков. Этот упрек неверен: в “Тарасе Бульбе” не раз говорится о зверствах козаков по отношению к полякам всех сословий, не только шляхты (женщин сжигают заживо, младенцев поднимают на копья и кидают в огонь). Гоголь, продолжает Грабовский, не скупится на шокирующие (как сказали бы мы сегодня) картины, заимствованные из народных сказаний. А ведь в течение “долгих лет раздоров поляков с козаками взаимные поклепы неустанно кружили в народе по ту и по сю сторону”. Украинцы, одаренные “богатым на выдумки воображением”, создавали себе из этого “самые жуткие пугала”.

    Поддержку народным вымыслам Гоголь нашел в “Истории Русов”, которую приписывали тогда перу православного архиепископа Георгия Конисского (1717-1795), — под его именем она и была издана в 1846 году. И до сих пор спорят, кто же подлинный автор этой книги: одни ученые называют Г.А.Полетику (1725-1784); по мнению других, это или его сын, Василий, или канцлер Александр Безбородко, влиятельный сановник при дворе Екатерины II. Гоголь, скорее всего, располагал не книжным изданием “Истории Русов”, а списком (они тогда во множестве ходили по Украине). Сочинение это, в сущности, было подделкой, собранием невероятных россказней, на что обратили внимание уже современные Гоголю критики, в том числе и Кулиш; в “Рубоне” Грабовский ссылался на его мнение, выраженное в “киевской губернской газете”, где тот доказал, “сколь мало достоверны повествования Коницкого (так у Грабовского!)”. В конце XIX в. выдающийся польский историк Тадеуш Корзон соглашался с теми исследователями, которые утверждали, что “История Русов” — не подлинная летопись, а “самый злобный политический пасквиль, рассчитанный на полное невежество русской публики и литературы”.[10]

    Но художественная литература управляется своими законами. Здесь зачастую дело решает не достоверность, а красочность повествования. Поэтому так долог перечень писателей, которые полными пригоршнями черпали из рассказанного псевдо-Конисским. Список возглавляет сам Пушкин, тут же оказался и Гоголь. Сравнение соответствующих отрывков “Тараса Бульбы” с текстом “Истории Русов”, проведенное Михалом Балием, показало, что Гоголь частенько обращался именно к этому источнику. Там он отыскал эти россказни, от которых кровь в жилах стынет, — о медных быках, в которых шляхта живьем сжигала козаков, или о католических священниках, запрягавших в свои таратайки украинских женщин. Байка об ужасающем быке попала и в широко распространенные легенды о смерти Семена Наливайко, которого якобы сожгли в бронзовом коне или волé (на самом деле ему отрубили голову, а затем четвертовали).

    И тщетно Валентина Горошкевич и Адам Вшосек страстно доказывали (в предисловии к запискам Яновского), что “История Русов” — “грубая подделка, напичканная самой бесстыдной клеветой и откровенной ложью”, “нагромождение из пальца высосанных бредней”, “обливающих грязью всю историю Польши”. Они же охарактеризовали “Тараса Бульбу” как поэтический парафраз “некоторых отрывков апокрифа (т.е. “Истории Русов”. — Я.Т.), проникнутых особой ненавистью к Польше”.

    Но вернемся к уже цитировавшейся рецензии Грабовского, напечатанной в 1846 году. Грабовский упрекал Гоголя в полном отсутствии реализма даже в деталях, очевидном в сцене казни козаков или знакомства Андрия Бульбы с дочерью воеводы. В повести “родовитая барышня кокетничает с отроком, который пробирается к ней через печную трубу” — такого рода поведение, писал Грабовский, пристало бы скорее читательнице романов Жорж Санд, чем высокородной польке. В заключение критик назвал попросту смешным то, что некоторые русские критики сравнивают Гоголя с Гомером, ибо в “Тарасе Бульбе” сравнение это “относится к трупу, а лучше сказать, к чучелу, соломой набитому, каковое рано или поздно обратится в хлам”. Вопреки приведенным мнениям, вторая редакция повести была встречена на родине автора еще благожелательней, наверное, и потому, что Гоголь усилил в ней уже не только антишляхетские, но и откровенно антипольские акценты. Потому-то повесть “Тарас Бульба” и была включена в “Походную библиотеку” для солдатского чтения. В тоненькой, всего 12 страничной брошюрке было помещено изложение повести, причем особо выпячивалась ее антипольская заостренность, а отрывок о том, как Тарас собственноручно казнит своего сына за измену отчизне, был напечатан целиком.

    На рубеже XIX и XX веков в результате переработок и сокращений повесть Гоголя заняла свое место и в лубочной литературе. Одна из таких переделок называлась: “Тарас Бульба, или Измена и смерть за прекрасную панну” (М., 1899).

    Тем не менее повесть “Тарас Бульба” во времена Апухтина*, должно быть, входила в списки если не обязательного, то рекомендованного чтения в польских гимназиях. Иначе трудно понять реакцию польской молодежи на торжества в годовщины рождения или смерти писателя. Уже в 1899 г. эти торжества натолкнулись на протест польских учащихся. Спустя три года варшавская пресса сообщала, что по случаю 50 летия со дня смерти Гоголя 4 марта в Варшаве, как и повсюду в России, “во всех казенных школах учащихся освободили от занятий”. В некоторых гимназиях, как мужских, так и женских, были проведены беседы о жизни и творчестве автора “Тараса Бульбы”, состоялось также торжественное заседание в университете. А вечером русская любительская труппа сыграла “Ревизора”. Подцензурные газеты, естественно, не осмелились по этому случаю сообщить, что варшавская цензура строго-настрого запрещала играть пьесу Гоголя на польском языке, опасаясь, что она скомпрометирует в глазах здешних зрителей царскую администрацию. Только революция привела к тому, что в декабре 1905 г. этот запрет отменили.

    На страницы подцензурной печати не могли попасть и сообщения о протестах учащихся польских средних школ, нелегальные организации которых решительно противились проведению торжеств в честь Гоголя, предписанных школьной инспекцией. “Ну и ну! Талант у Хохоля [пренебрежительная попытка передать украинское произношение фамилии. — Пер.] великий, но он понаписал столько мерзостей о поляках. И вот теперь нам, полякам, велят пристойным образом официально поклоняться ему”, — вспоминает Петр Хойновский в автобиографическом романе “Глазами молодых” (1933). На несколько иные причины бойкота указывал по свежим следам событий Северин Сариуш Залеский, который заметил, что имя “Хохоля” пробуждает у нас в основном горькие чувства, ибо в его юношеской повести “Тарас Бульба” “поляки — это сплошные Заглобы”. Молодежь в Царстве Польском протестовала не против автора повести как такового, она отстаивала принцип равноправия, писал Залеский: “Дайте нам поклониться нашему Мицкевичу, тогда мы поклонимся и вашему Хохолю!..” Протест приобретал различные формы. В Варшаве старались отвлечь учеников средних школ от участия в торжествах, посвященных памяти Гоголя, а Петр Хойновский заставляет юных героев своего романа принимать в них преувеличенное участие. В Сандомире во время торжественного заседания школьники рвали портреты писателя, розданные им учителями. В Ломже ученики расценили юбилей как “одно из проявлений политики русификации”.

    Роман Яблоновский, впоследствии видный коммунист, вспоминает, что подобного рода празднества, вместо того чтобы пробуждать у молодых людей интерес к русской литературе, приводили к прямо противоположному результату — отталкивали от нее. И если празднование столетия со дня рождения Пушкина (1899) не сопровождалось никакими инцидентами, то гоголевский юбилей, как свидетельствует Яблоновский, “польские старшеклассники откровенно бойкотировали”. Эту дату отмечали так пышно, что голоса протеста раздались даже из русских консервативных кругов.

    С еще большим размахом отмечали в 1909 г. столетие со дня рождения Гоголя; в юбилейных публикациях на первый план наряду с “Мертвыми душами” и “Ревизором” выдвигался и “Тарас Бульба”. На этот раз празднества (вечера, спектакли, торжественные заседания) не вызвали у польских школьников никаких особо серьезных протестов.

    В межвоенной Польше цензура не разрешила выпустить новый перевод “Тараса Бульбы”. Мы узнаём об этом из заметки в “Иллюстрованом курьере цодзенном”, который 10 ноября 1936 г. сообщил, что тираж повести был конфискован еще до того, как появился в книжных магазинах. “Причиной конфискации, по-видимому, стало — во всяком случае, могло стать — оскорбление чести и достоинства польской нации и отсутствие исторического правдоподобия”. Критически отнесся к этому решению Антони Слонимский в своих “Еженедельных хрониках”, печатавшихся в еженедельнике “Вядомости литерацке”: “Нерастраченные силы цензуры выстрелили в совершенно неожиданном направлении. Конфисковали польский перевод “Тараса Бульбы” Гоголя (...). Нельзя ставить русские пьесы и исполнять музыку русских композиторов”. Впрочем, Александр Брюкнер* еще в 1922 году писал об этой книге, что она “до сих пор пользуется самой незаслуженной славой”. И продолжал: “...фарс, выдуманный пошлейшим образом, да и невероятный, ибо рассказывает о любви хама-козака и польской шляхтянки, которая и не подумала бы взглянуть на хама, об измене отчизне и о казни, которую вершит отец, своими руками убивая сына-изменника”.

    Раскритикованные Слонимским методы, кстати, применялись нередко. В 1936 г. цензура порезала “Гайдамаков” Т.Шевченко — в частности за то, что там восхвалялась уманская резня 1768 года. Как показало сравнение романа “Золотой теленок” И.Ильфа и Е.Петрова (1931) с его послевоенным изданием, вышедшим под заглавием “Великий комбинатор” (1998), во II Речи Посполитой из него вырезали главу о ксендзах, которые “охмурили Козлевича”. Из “Бурной жизни Лазика Ройтшванца” И.Эренбурга (первое польское издание — 1928) исчезло все описание пребывания героя в Польше с насмешками над польскими офицерами и самим Пилсудским.

    О “Тарасе Бульбе” в статьях, посвященных Гоголю, в межвоенные годы упоминали наши энциклопедии, прежде всего прославившаяся резкостью своих суждений “Ultima thule”*. Из статьи “Гоголь” мы узнаём, что писатель был, в частности, автором пресловутого “Тараса Бульбы”, исторического романа, “опирающегося на предания о польско-казацких битвах, где автор проявил (...) примитивную ненависть к полякам”.

    По понятным причинам, в ПНР об антигоголевском протесте 1902 г. предпочитали не вспоминать. На торжественном заседании в честь 100 летия со дня смерти Гоголя, которое состоялось 4 марта 1952 г. в варшавском Театре Польском, Мария Домбровская в своем, кстати сказать, прекрасно написанном докладе уверяла слушателей, что Гоголя в Польше всегда знали и ценили, хотя он и творил в эпоху, не благоприятствовавшую “культурному сосуществованию польского и русского народов”. Ценили, так как он сумел пробиться к полякам “сквозь весь мрак царской неволи и заговорил с нами языком иной, подлинной, лучшей России”. Не удивительно, что в таком контексте не могло найтись места на характеристику “Тараса Бульбы”. Мария Домбровская посвятила этой повести всего-навсего половинку весьма туманной фразы: “Пейзажи исторической эпопеи “Тарас Бульба” пронизаны героизмом...”[11]

    Энциклопедии, издававшиеся в ПНР, предпочитали об этой повести Гоголя не упоминать ни словом. Причем дело заходило так далеко, что в весьма обширной статье “Гоголь Николай Васильевич”, подписанной Натальей Модзелевской, Всеобщая Большая Энциклопедия (ПВН [Польское научное издательство], 1964) “Тарас Бульба” не упомянут вообще. Точно так же поступила в статье о Гоголе и Католическая Энциклопедия. И даже Всеобщая Новая Энциклопедия (Варшава, ПВН, 1995), хотя уже и не было нужды считаться с цензурой, этой традиции осталась верна. Положение отчасти спасало то обстоятельство, что “Тарас Бульба” входит в цикл “Миргород”, о котором, естественно, энциклопедии упоминали. В то же самое время большинство западноевропейских энциклопедий или энциклопедических словарей писали об этой повести Гоголя, а некоторые, анализируя все творчество ее автора, даже отдавали “Тарасу Бульбе” предпочтение.

    Однако в более основательных описаниях творчества Гоголя столь известную повесть нелегко было обойти стороной. О ней говорилось в книгах по истории русской литературы, предназначенных, естественно, для узкого круга читателей, а также при переизданиях “Ревизора” и “Мертвых душ”. Более десятка страниц посвятил содержательному анализу “Тараса Бульбы” Богдан Гальстер в монографии “Николай Гоголь” (Варшава, 1967). Кратко он изложил то же самое в учебнике “Очерки русской литературы” (Варшава, 1975). О восприятии творчества Гоголя во II Речи Посполитой писал Франтишек Селицкий в монографии, посвященной отношению к русской прозе в межвоенной Польше. Здесь наконец нашлось место описать вышеупомянутый бойкот 1902 года. В его изданных после отмены цензуры “Записках русиста” о цензурных перипетиях, связанных с “Тарасом Бульбой”, ничего не сказано. Как нелегко было заниматься объективным изучением творчества Гоголя, может свидетельствовать записка Селицкого (ноябрь 1955): “Я отыскал довольно любопытные материалы о Гоголе и его отношениях с польскими воскресенцами (монашеский орден, действовавший в кругах польской эмиграции. — Я.Т.), но что толку, раз этого не используешь”.

    Поляки, не знавшие русского, должны были верить на слово Михалу Бармуту, который на страницах учебного пособия для преподавателей русского языка писал, что такие произведения Гоголя, как “Тарас Бульба” или “Страшная месть”, в эпоху после разделов Польши могли оскорблять патриотические и религиозные чувства поляков: “По существу эти произведения были антишляхетскими, а не антипольскими. Но как можно было это разделить в эпоху обострявшейся русофобии и боли от причиненного зла?” Добавим, что при поверхностном чтении “Тарас Бульба” может производить такое впечатление. Если же мы вчитаемся как следует, то отыщем в повести сцены, где поляки выглядят храбрыми, ловкими и умелыми воинами, как, к примеру, брат красавицы-полячки, “молодой полковник, живая, горячая кровь”. Гоголь признаёт, что козаки бывали не менее бесчеловечны, чем их противники, и упоминает, что “напрасно [польский] король и многие рыцари, просветленные умом и душой”, противостояли польским жестокостям.

    Отсутствие польского перевода “Тараса Бульбы” выглядит особенно странным на фоне той популярности, которой эта повесть стала пользоваться в Советском Союзе начиная с 1930 х. Значительно раньше, в оперном сезоне 1924/1925 гг., она появилась на харьковской сцене. Автором оперы был Николай Лысенко (1842-1912), один из самых видных украинских композиторов XIX века. Работу над “Тарасом Бульбой” Лысенко закончил еще в 1890 г., но по невыясненным причинам к постановке оперы стараний не приложил. Либретто, полное антипольской настроенности, написал Михаил Старицкий, в составлении его окончательной редакции принял участие поэт Максим Рыльский — заметим, польского происхождения. Забегая вперед, добавим, что он же потом написал и пьесу “Тарас Бульба”, поставленную в 1952 г. к столетию со дня смерти Гоголя.

    В первое время после большевистской революции происходил отход от былых, пропитанных национализмом суждений и предубеждений. Это нашло отражение как в книге Василия Гиппиуса о Гоголе (1924), так и в написанной самим Максимом Горьким истории русской литературы. Горький отметил в “Тарасе Бульбе” многочисленные анахронизмы, отсутствие реализма, гиперболизацию героев, которые в схватках с поляками чересчур сильны и победоносны.

    На рубеже 1939-1940 гг. в оккупированном (Красной армией. — Пер.) Львове шла драма Александра Корнейчука “Богдан Хмельницкий” (в исполнении театральной труппы из Житомира). Украинским зрителям, должно быть, особенно нравилась сцена, в которой актеры с жаром и пылом рвали в клочья польское знамя с орлом...

    Корнейчук написал и сценарий фильма “Богдан Хмельницкий”, прошедшего в 1941 г. по экранам Советского Союза в его тогдашних границах, стало быть, и в кинотеатрах Белостока, Вильнюса, Львова. Начинался фильм сценой, в которой “польские паны” истязали козаков, а те сносили пытки мужественно и кляли своих мучителей. Утонченная жестокость поляков в фильме показана не раз, экран просто захлестывала кровь невинных жертв. Но не только этим картина напоминала “Тараса Бульбу”. В фильме, как и в повести Гоголя, не было положительных образов поляков. Особенно отвратительна была польская жена казацкого гетмана Елена. И на этот раз авторы не отказали себе в удовольствии показать, как победивший Хмельницкий топчет польские знамена с орлами. Понятно, что этот фильм, снятый режиссером Игорем Савченко, так никогда и не вышел на экраны ПНР, как, впрочем, и другие антипольские кинокартины, снятые между подписанием советско-германского договора о ненападении и нашествием Третьего Рейха на СССР, — назовем хотя бы “Ветер с востока” Абрама Роома.

    Победа националистического течения в советской историографии, но в еще большей степени агрессия СССР против Польши, увенчавшаяся аннексией ее восточных земель, привели к тому, что критические суждения Гиппиуса и Горького были обречены на забвение. Торжественное празднование трехсотлетия Переяславской Рады (1954) сопровождалось несметным множеством публикаций, восхвалявших положительные результаты воссоединения Украины с Россией “навеки”. Советские литературоведы принялись восхищаться художественными достоинствами второй редакции “Тараса Бульбы”. Повесть якобы значительно выиграла от внесенных в нее автором изменений и дополнений. В 1963 г. Н.Л.Степанов одобрительно отмечал, что именно благодаря им Тарас Бульба из козака, склонного к буйству и скандалам, превратился в сознательного и несгибаемого борца за независимость Украины. После долгого перерыва повесть вновь включили в школьное чтение, что привело к постоянным ее переизданиям, разумеется, большими тиражами. И в этом отношении советская школа продолжила традиции царской.

    Решающую роль тут, несомненно, сыграло то, с какой настойчивостью Гоголь подчеркивал, что козаки воевали с польской шляхтой ради защиты Русской земли. Тут уж можно было и не обращать внимания на то, что писатель полностью разделяет веру запорожцев в приход “доброго царя” и часто повторяет, что они посвятили себя защите “святой православной веры” от экспансии католичества, которое желала навязать козакам польская шляхта, вдохновляемая иезуитами. Когда в беседах со своими коллегами, украинскими историками, я выразил опасение, что повесть Гоголя формирует у читателя чересчур отрицательный и односторонний образ поляка, я услышал в ответ, что к ней следует относиться как к приключенческому роману: школьники воспринимают ее примерно так же, как “Трех мушкетеров”. Должно быть, аналогично следует и украинским зрителям воспринимать оперу “Тарас Бульба”, которой и по сей день открывается каждый оперный сезон в Киеве.

    Фильмы, снятые по “Тарасу Бульбе”, можно смотреть как экзотическую сказку, точно так же, как многократно экранизированный “Царский курьер” по роману Жюля Верна “Мишель Строгофф” (его то и дело повторяет наше телевидение). Однако “Тарас Бульба” в известной мере влияет на формирование образа жестокого шляхтича-поляка, который некогда так охотно и безжалостно преследовал благородных и рыцарственных козаков. А предисловия и комментарии, сопровождающие многие переводы повести, именно в этом духе читателя и настраивают. Об этом свидетельствуют, скажем, переводы “Тараса Бульбы” на итальянский язык. Только в 1954-1989 гг. в Италии появилось 19 изданий повести (обычно вместе с другими произведениями Гоголя). С 1990 г. и до настоящего времени вышло еще шесть изданий, а вдобавок в 1996 г. “Тараса Бульбу” выпустили в форме комикса как приложение к журналу для детей “Джорналино”.

    Повесть Гоголя переведена чуть ли не на все европейские языки, включая албанский, сербско-хорватский и фламандский. Переведена она и на украинский (переводчик — Микола Садовский) и белорусский языки, но, кажется, эти два перевода публиковались только в межвоенной Польше.

    Дождался “Тарас Бульба” и перевода на арабский, китайский, корейский, персидский и японский языки, а также на идиш (на идише повесть издана в Польше до войны).

    Обширная библиография переводов “Тараса Бульба” (доведенная до 1963 г.) в разделе “польский язык” сообщает, что после издания 1850 г. вышел еще один перевод в томе избранных произведений Гоголя (Варшава, “Чительник”, 1956). Но это не так: источник ошибки, по всей видимости, в том, что за основу польского издания взяли российский том избранного, а варшавская цензура в последний момент “Тараса Бульбу” выбросила. Перевела эту повесть Мария Лесневская. Перевод, говорят, был очень хорош, но, к сожалению, машинопись после смерти переводчицы пропала.

    Запрет на публикацию “Тараса Бульбы” по-польски отражал главный принцип, определявший всю цензурную политику ПНР: согласно этому принципу, нельзя было издавать сочинения, способные нанести ущерб “вековым традициям” польско-русской дружбы. Руководствуясь этим, не разрешали, скажем, перевести на польский язык известный роман Михаила Загоскина “Юрий Милославский, или Русские в 1612 году” (1829), часто переиздававшийся у наших восточных соседей. Отметим, что, живописуя польскую шляхту, Гоголь обращался к этому роману[12].

    Уже в ПНР жертвой цензуры в вышедших томах “Дневников” Стефана Жеромского оказались все его отрицательные оценки России, русских, русской культуры и русского характера. С этой точки зрения, цензура ПНР следовала традициям царской цензуры, которая, к примеру, не позволяла переводить на польский язык цикл юмористических повестей Лейкина (1841-1906), где высмеивалась купеческая супружеская пара из Москвы, путешествовавшая по Европе. Запрет мотивировали опасением, что они вызовут издевательское отношение поляков, утверждая их во мнении о темноте и варварстве русских. Забота о добром имени русских простиралась так далеко, что в 1884 г. наряду со многими другими книгами было велено изъять из варшавских библиотек и публичных читален, а также книжных собраний, принадлежавших различным обществам и клубам, все книги Лейкина. И в ПНР ни одна из книг этого автора, так часто издававшегося в Польше между двумя войнами, тоже не печаталась.

    Много лет назад Ян Кухажевский писал: “...пусть автор, пытающийся изобразить русский антисемитизм как чуждый национальному духу, возьмет в руки “Тараса Бульбу” Гоголя с его Янкелем”. Оставим в стороне “забавную” сцену кидания евреев в Днепр (“суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались в воздухе”), но ведь и арендаторов-евреев Гоголь рисует безжалостными эксплуататорами украинского народа, повинными в экономической разрухе многих крестьянских хозяйств и дворянских усадеб. И уж совершенно невероятная выдумка, повторявшаяся про крайней мере с середины XVIII века, — приводимое Гоголем известие о том, будто евреи получали от “польских панов” в аренду православные храмы, а за ключи от них требовали щедро платить. Многие критики, как русские, так затем и советские, увидели в Тарасе Бульбе олицетворение вольного козака, который борется за освобождение своей отчизны от ига польских панов. Как справедливо заметил Анджей Кемпинский, паны эти были вписаны в давно сложившийся стереотип: “Они расхаживают в красных и зеленых кунтушах, подкручивают пышные усы, спесивы, надменны, своенравны и несдержанны, словом и жестом постоянно выражают свое непримиримо враждебное отношение к Руси и России”.

    Напрашивается вопрос: имеет ли смысл — и если да, то какой — издавать повесть, в которой наши предки изображены преимущественно в черных красках? В этом отношении судьба “Тараса Бульбы” совершенно не похожа на судьбу “Огнем и мечом” Сенкевича — романа, который никогда не переводился на украинский язык (впрочем, и III часть “Дзядов” Мицкевича не издавалась по-русски до 1952 года). Но в этом и не было необходимости: до большевистской революции в России вышло целых пять собраний сочинений Генрика Сенкевича.

    Козаки у Сенкевича, хотя и бывают жестоки и примитивны, — все-таки люди, способные вызвать у читателя даже некоторую симпатию. Павел Ясеница справедливо обращал внимание на то, что шведы в “Потопе” изображены как войско, достоинства которого автор ценит, “но к которому не испытывает никаких добрых чувств”. А если дать прочесть описание похода отрядов Хмельницкого на Кудак человеку, не знакомому с романом, тот скажет, что это “рассказ о походе армии, которая пользуется безусловной нравственной поддержкой автора книги. И его весьма удивит сообщение, что так изобразил Сенкевич выступление неприятеля”. По мнению Ясеницы, прием, использованный Сенкевичем, — прославление мужества противника — прямо вытекает из гомеровского эпоса и всегда приносит художественный успех. У Гоголя же поляки иногда изображены трусливыми. Поэтому даже благорасположенная к нему русская критика упрекала писателя в том, что в результате мужество козаков выглядит неубедительным, а их победы — слишком легкими.

    Еще Александр Брюкнер подметил некоторое сходство “Трилогии” Сенкевича с повестью Гоголя. И Богун, и Азья напоминают Андрия Бульбу; оба героя Сенкевича так влюблены в полячку, “по ней они сохнут, за нее гибнут — да не такова была порода и не таковы были времена. Ведь козак и татарин не бабники же”, — но обрисованы они эффектно, “хотя и ценой исторической правды”. А Юлиан Кшижановский предполагает, что на образ Богуна и его несчастной любви к Елене мог повлиять “Тарас Бульба”, которого Сенкевич, должно быть, читал еще на школьной скамье. Благодаря Гоголю и “Трилогия” богата живописными, но маловероятными эпизодами: Богун избавляет свою избранницу от погибели и позора в захваченном Баре, как и Андрий Бульба спасает дочь ковенского воеводы от голодной смерти. Трудно отделаться от впечатления, что если бы Елена Курцевич ответила Богуну взаимностью, то он последовал бы примеру Андрия, т.е. изменил бы делу козачества и вместе с верными ему козаками перешел бы под руку князя Яремы[13].

    “Тарасу Бульбе” Сенкевич обязан и образом степи, которую он описал, рассказывая о походе Скшетуского на Сечь. Сам Сенкевич признавался, что “Огнем и мечом” он рассматривает как поправку к тому образу козачества, который создал Гоголь в “Тарасе Бульбе”. По мнению Кшижановского, эпическое воображение Гоголя, вдохновляемое Гомером, народными думами и сказками, не выдерживает сравнения с талантом Сенкевича в описании батальных сцен. И хотя Кшижановский противопоставляет “многословное и скучное описание осады Дубна козацкими войсками” картинам осады Каменца или Збаража у Сенкевича, он все же признаёт, что эхо героической гибели Кукубенко отчетливо слышится в сцене последних минут жизни Подбипенты у Сенкевича. Кшижановский называет Гоголя писателем, “обладавшим сомнительными историческими знаниями” и совершенно лишенным исторического чутья. Поэтому и повесть “Тарас Бульба” пестрит “забавными анахронизмами”.

    И у Гоголя, и у Сенкевича все происходит на той же самой Украине; оттуда родом и автор “Тараса Бульбы”. Его предок Остап, могилевский полковник, получил дворянство в 1676 г. на коронационном сейме в Варшаве, в котором он принимал участие. Он, впрочем, часто менял свои политические симпатии: то воевал на стороне Речи Посполитой, то — позднее — под русскими знаменами. Было время, когда он вступил в союз с татарами, но вскоре вошел в тайные сношения с Турцией и принял участие в осаде Каменца. Можно сказать, что предок Гоголя осаждал крепость, среди защитников которой находился и герой последней части “Трилогии”. Остап был прямой противоположностью козакам, выведенным в “Тарасе Бульбе” и неизменно верным одному и тому же своему делу. Гоголь, вероятно, просматривал в семейном архиве универсалы и привилегии, данные Остапу Яном III Собеским, в том числе и вышеупомянутую грамоту на дворянство. Внук Остапа Ян Гоголь перебрался на Полтавщину. Потомки Яна по имени своего пращура прибавили к фамилии прозвание Яновские.

    На исторические традиции наложился и личный опыт. По разным причинам Гоголь терпеть не мог своего польского зятя, Дрогослава Трушковского из Кракова, который в 1832 г. женился на его сестре Марии. Донимали писателя и литературные критики Фаддей Булгарин и Осип Сенковский, родом поляки. Правда, никто не мог обвинить их в недостатке русского патриотизма, но в Санкт-Петербурге обоих почитали за чужаков. Забегая вперед, можно сказать, что вышеупомянутая рецензия Михала Грабовского на “Тараса Бульбу”, напечатанная сначала по-русски в “Современнике”, могла лишь обострить антипольские настроения Гоголя.

    Таким образом, не прав был Петр Хмелёвский, пытавшийся представить Гоголя другом поляков, который якобы восторгался их патриотизмом, как и они, ненавидел Россию и верил, что Польша обретет независимость. Поэтому царская цензура и запретила в 1903 г. распространение составленных П.Хмелёвским “Картинок из жизни Н.Гоголя” (изданы в Бродах, на территории австрийской Галиции).

    Из-под русского языка Гоголя пробиваются семантика и синтаксис родного наречия. Русский лингвист Иосиф Мандельштам писал в 1902 г., что “языком души” Гоголя был украинский; даже профан легко отыщет в его сочинениях “чудовищные украинизмы”, даже целые украинские фразы, не переведенные на русский язык. В исторических повестях Гоголя, особенно в “Тарасе Бульбе”, бросается в глаза, прежде всего в титуловании, влияние польского языка. Гоголь, по словам И.Мандельштама, чувствовал, что многие из используемых им слов — полонизмы, а потому и приводил соответствующие им русские выражения.

    У Гоголя русское национальное самосознание всегда боролось с украинским. Украинские националисты не могли простить Гоголю этой своего рода измены. В конце мая — начале июня 1943 г. в оккупированном немцами Львове они устроили “суд над Гоголем”, где раздались обвинения в том, что “Тарас Бульба” — это “оскорбительный памфлет на Украину”, автор же его отнюдь не гений, а “подлый ренегат”, “паук, который высосал кровь из своей Украины для москалей”. Все его творчество, считали обвинители, — изображение Украины в кривом зеркале.

    Такие обвинения не помешали отряду Украинской повстанческой армии называться бульбовцами. Они продолжили традиции легендарного Тараса, который по воле Гоголя добрался до самого Кракова, чтобы убивать там поляков целыми семьями. Командир бульбовцев Максим Боровец, отличавшийся беспощадностью и жестокостью, взял себе псевдоним Тарас Бульба несомненно из повести Гоголя.

    Не следует упускать из виду, что литературный жанр, к которому принадлежит “Тарас Бульба”, — это исторический антироман. Уже хотя бы потому, что автор (сознательно?) не включает в повесть ни одного исторического события. Он только мельком упоминает такие фигуры, как киевский воевода Адам Кисель (1600-1653) или краковский кастелян и великий коронный гетман Миколай Потоцкий (ок. 1593-1651). Несколько раз в повести упоминается “французский инженер” — это, конечно, Гийом ле Вассер де Боплан (ок. 1600-1673), который в 1630-1648 гг. жил на Украине, где, в частности, занимался строительством фортификаций. Гоголь в своей повести многое заимствовал из его описания Украины.

    Богдан Гальстер справедливо назвал “Тараса Бульбу” ретроспективной утопией, которая служила созданию романтического мифа о козачестве. Гоголь изображает Сечь “как ультрадемократическую козацкую республику, как сплоченное, беспредельно свободное и равноправное” общество. Все его члены руководствуются одной целью: “пожертвовать личными ценностями (семьей, достатком) во имя общей идеи (отчизны, веры). Именно такой уклад жизни, по мнению писателя, способен рождать героические характеры, отсутствие которых в современной ему России Гоголь болезненно переживал”.

    Нет особого смысла начинать тут полемику с историософскими рассуждениями Гоголя или указывать на встречающиеся в повести исторические неточности. Тадеуш Бой-Желенский написал однажды: чтобы сказать неправду, вполне хватит двух строк. А чтобы восстановить истину, порой и двух страниц мало. Так давайте читать повесть Гоголя как своего рода сказку, в которой злая фея одарила поляков ролью злодеев.

    Теперь это возможно благодаря тому, что издательство “Чительник” выпустило “Тараса Бульбу” в превосходном переводе Александра Земного

     


    Глава 3. Темы настоящего и будущего в произведении Н.В.Гоголя «Тарас Бульба»


    Темы настоящего и будущего в повести Гоголя «Тарас Бульба» очень отчетливо прощупываются на протяжении всего произведения. Тарас Бульба постоянно думает о будущем страны, сражаясь с иностранными окупантами. В настоящем он пытается выигрывать бои, дабы победить в битве за независимость украинского народа. Избирает Тарас при этом различные тактики, но основной остается национал-патриотическая направленность главного героя в борьбе за суверенитет Украины.


    3.1. Переплетение сюжетных линий в произведении Н.В.Гоголя «Тарас Бульба»


    К старому казацкому полковнику Тарасу Бульбе приезжают после выпуска из Киевской академии два его сына — Остап и Андрий. Два дюжие молодца, здоровые и крепкие, лиц которых ещё не касалась бритва, смущены встречей с отцом, подшучивающим над их одеждой недавних семинаристов. Старший, Остап, не выдерживает насмешек отца: «Хоть ты мне и батька, а как будешь смеяться, то, ей-Богу, поколочу!» И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, совсем нешуточно мутузят друг друга тумаками. Бледная, худощавая и добрая мать старается образумить буйного своего мужа, который уже и сам останавливается, довольный, что испытал сына. Бульба хочет таким же образом «поприветствовать» и младшего, но того уже обнимает, защищая от отца, мать.

    По случаю приезда сыновей Тарас Бульба созывает всех сотников и весь полковой чин и объявляет о своём решении послать Остапа и Андрия на Сечь, потому что нет лучшей науки для молодого казака, как Запорожская Сечь. При виде молодой силы сыновей вспыхивает воинский дух и самого Тараса, и он решается ехать вместе с ними, чтобы представить их всем старым своим товарищам. Бедная мать всю ночь сидит над спящими детьми, не смыкая глаз, желая, чтобы ночь тянулась как можно дольше. Её милых сыновей берут от нее; берут для того, чтобы ей не увидеть их никогда! Утром, после благословения, отчаявшуюся от горя мать еле отрывают от детей и уносят в хату.

    Три всадника едут молча. Старый Тарас вспоминает свою буйную жизнь, слеза застывает в глазах, поседевшая голова понурится. Остап, имеющий суровый и твердый характер, хотя и ожесточившийся за годы обучения в бурсе, сохранил в себе природную доброту и тронут слезами своей бедной матери. Одно только это его смущает и заставляет задумчиво опустить голову. Андрий также тяжело переживает прощание с матерью и родным домом, но его мысли заняты воспоминаниями о прекрасной полячке, которую он встретил перед самым отъездом из Киева. Тогда Андрий сумел пробраться в спальню к красавице через трубу камина, стук в дверь заставил полячку спрятать молодого казака под кровать. Татарка, служанка панночки, как только прошло беспокойство, вывела Андрия в сад, где он едва спасся от проснувшейся дворни. Прекрасную полячку он ещё раз видел в костеле, вскоре она уехала — и сейчас, потупив глаза в гриву коня своего, думает о ней Андрий.

    После долгой дороги Сечь встречает Тараса с сыновьями своей разгульной жизнью — признаком запорожской воли. Казаки не любят тратить время на военные упражнения, собирая бранный опыт лишь в пылу битв. Остап и Андрий кидаются со всею пылкостью юношей в это разгульное море. Но старому Тарасу не по душе праздная жизнь — не к такой деятельности хочет готовить он своих сыновей. Повстречавшись со всеми своими сотоварищами, он все придумывает, как поднять запорожцев в поход, чтобы не тратить казацкую удаль на беспрерывное пиршество и пьяное веселье. Он уговаривает казаков переизбрать кошевого, который держится мира с врагами казачества. Новый кошевой под напором самых воинственных казаков, и прежде всего Тараса, пытается найти обоснование для выгодного похода на Турещину, но под влиянием прибывших из Украйны козаков, рассказавших о притеснениях польских панов над народом Украйны, войско единодушно решает идти на Польшу, чтобы отомстить за все зло и посрамление православной веры. Таким образом война приобретает народно-освободительный характер.

    И скоро весь польский юго-запад становится добычею страха, бегущего наперед слуха: «Запорожцы! Показались запорожцы!» В один месяц в битвах возмужали молодые казаки, и старому Тарасу любо видеть, что оба его сына — среди первых. Казацкое войско пытается взять город Дубно, где много казны и богатых обывателей, но встречают отчаянное сопротивление гарнизона и жителей. Казаки осаждают город и ждут, когда в нем начнется голод. От нечего делать запорожцы опустошают окрестности, выжигают беззащитные деревни и неубранные хлеба. Молодым, особенно сыновьям Тараса, не нравится такая жизнь. Старый Бульба успокаивает их, обещая в скором времени жаркие схватки. В одну из темных ночей Андрия будит ото сна странное существо, похожее на призрак. Это татарка, служанка той самой полячки, в которую влюблен Андрий. Татарка шепотом рассказывает, что панночка — в городе, она видела Андрия с городского вала и просит его прийти к ней или хотя бы передать кусок хлеба для умирающей матери. Андрий нагружает мешки хлебом, сколько может унести, и по подземному ходу татарка ведет его в город. Встретившись со своей возлюбленной, он отрекается от отца и брата, товарищей и отчизны: «Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты». Андрий остается с панночкой, чтобы защищать её до последнего вздоха от бывших сотоварищей своих. Польские войска, присланные в подкрепление осажденным, проходят в город мимо пьяных казаков, многих перебив спящими, многих пленив. Это событие ожесточает казаков, решающих продолжить осаду до конца. Тарас, разыскивая пропавшего сына, получает страшное подтверждение предательства Андрия.

    Поляки устраивают вылазки, но казаки пока ещё успешно их отбивают. Из Сечи приходит весть, что в отсутствие главной силы татары напали на оставшихся казаков и пленили их, захватив казну. Казацкое войско под Дубном делится надвое — половина уходит на выручку казны и товарищей, половина остается продолжать осаду. Тарас, возглавив осадное войско, произносит страстную речь во славу товарищества.

    Поляки узнают об ослаблении неприятеля и выступают из города для решительной схватки. Среди них и Андрий. Тарас Бульба приказывает казакам заманить его к лесу и там, встретившись с Андрием лицом к лицу, убивает сына, который и перед смертью произносит одно слово — имя прекрасной панночки. Подкрепление прибывает к полякам, и они разбивают запорожцев. Остап пленён, раненого Тараса, спасая от погони, привозят в Сечь.

    Оправившись от ран, Тарас большими деньгами и угрозами заставляет жида Янкеля тайком переправить его в Варшаву, чтобы там попытаться выкупить Остапа. Тарас присутствует при страшной казни сына на городской площади. Ни один стон не вырывается под пытками из груди Остапа, лишь перед смертью взывает: «Батько! где ты! Слышишь ли ты?» — «Слышу!» — отвечает над толпой Тарас. Его кидаются ловить, но Тараса уже и след простыл.

    Сто двадцать тысяч казаков, среди которых и полк Тараса Бульбы, поднимаются в поход против поляков. Даже сами казаки замечают чрезмерную свирепость и жестокость Тараса по отношению к врагу. Так мстит он за смерть сына. Разгромленный польский гетман Николай Потоцкий клятвенно присягает не наносить впредь никакой обиды казацкому воинству. Один только полковник Бульба не соглашается на такой мир, уверяя товарищей, что прощённые ляхи не станут держать своего слова. И он уводит свой полк. Сбывается его предсказание — собравшись с силами, поляки вероломно нападают на казаков и разбивают их.

    А Тарас гуляет по всей Польше со своим полком, продолжая мстить за смерть Остапа и товарищей своих, безжалостно уничтожая всё живое.

    Пять полков под предводительством того самого Потоцкого настигают наконец полк Тараса, ставшего на отдых в старой развалившейся крепости на берегу Днестра. Четыре дня длится бой. Оставшиеся в живых казаки пробиваются, но останавливается старый атаман искать в траве свою люльку, и настигают его гайдуки. Железными цепями привязывают Тараса к дубу, прибивают гвоздями руки и раскладывают под ним костёр. Перед смертью успевает Тарас крикнуть товарищам, чтобы спускались они к челнам, которые сверху видит он, и уходили от погони по реке. И в последнюю страшную минуту предрекает старый атаман объединение русских земель, погибель врагам её и победу православной веры.

    Казаки уходят от погони, дружно гребут вёслами и говорят про своего атамана.

    Перерабатывая редакцию 1835 года для издания своих «Сочинений» (1842), Гоголь внёс в повесть ряд существенных изменений и дополнений. Основное отличие второй редакции от первой сводится к следующему. Историко-бытовой фон повести значительно обогатился — дана более подробная характеристика возникновения казачества, запорожского войска, законов и обычаев Сечи. Сжатый рассказ об осаде Дубна заменён развернутым эпическим изображением сражений и героических подвигов казаков. Во второй редакции полнее даны любовные переживания Андрия и глубже раскрыт трагизм его положения, вызванный изменой[14].

    Переосмыслению подвергся образ Тараса Бульбы. Место в первой редакции, где говорится о том, что Тарас «был большой охотник до набегов и бунтов», заменено во второй следующим: «Неугомонный, вечно он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в сёла, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма». Вложенные во второй редакции в уста Тараса призывы к товарищеской солидарности в борьбе с врагами и речь о величии русского народа окончательно дорисовывают героический образ борца за национальную свободу.

    В первой редакции казаки не называются «русскими», предсмертные фразы казаков, такие как «пусть славится во веки веков святая православная русская земля» отсутствуют.

    Ниже приведены сравнения различий обох редакций.

    Редакция 1835. Часть І

    Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли только возникнуть в грубый ХV век, и притом на полукочующем Востоке Европы, во время правого и неправого понятия о землях, сделавшихся каким-то спорным, нерешенным владением, к каким принадлежала тогда Украйна… Вообще он был большой охотник до набегов и бунтов; он носом слышал, где и в каком месте вспыхивало возмущение, и уже как снег на голову являлся на коне своем. „Ну, дети! что и как? кого и за что нужно бить?“ — обыкновенно говорил он и вмешивался в дело.

    Редакция 1842. Часть І

    Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников… Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма.

    В 1858 году граф Кушелев-Безбородько за 1200 рублей серебром купил у семьи Прокоповичей рукопись «Тараса Бульбы» и подарил её Нежинскому лицею. Эта, так называемая «нежинская рукопись», полностью написана рукой Николая Гоголя, внесшего немало изменений в пятой, шестой, седьмой главах, переработавшего 8-ю и 10-ю и, таким образом, представляет собой последнюю авторскую редакцию «Тараса Бульбы». Однако во всех последующих изданиях «Тарас Бульба» перепечатывался не с оригинала, а с издания 1842 года, «подправленного» Павлом Анненковым и Николаем Прокоповичем, которые, по мнению некоторых критиков, «прилизали» остроту, натурализм, а также лишили произведение художественной силы.[15]


    3.2. Гениальный дар, вера и творчество Н.В.Гоголя


    Известно, что перед смертью, Гоголь сильно болел. Он сделал последние распоряжения. Одного из своих знакомых просил позаботиться о сыне своего духовника. Матери и сестрам оставил деньги на строительство храма, друзьям завещал не смущаться никакими внешними событиями и каждому служить Богу теми талантами, какие ему даны. Попросил отвезти рукопись второго тома «Мертвых душ» митрополиту Филарету и с учетом его замечаний напечатать после своей смерти.

    На второй неделе Великого Поста 1852-го года Николай Васильевич Гоголь слег окончательно. Он наотрез отказывался от всех процедур, предлагавшихся докторами. А когда один из них, – знаменитый Овер, – сказал, что в противном случае он умрет, Гоголь тихо ответил: «Ну что ж, я готов…» Перед ним – образ Богородицы, в руках – четки. После смерти писателя в его бумагах нашли написанные им самим молитвы...

    К Тебе, о, Матерь Пресвятая,
    Дерзаю возвести свой глас.
    Лице слезами омывая,
    Услышь меня в сей скорбный час.

    В 1909 году, к 100-летию со дня рождения писателя, в Москве был открыт памятник писателю. После торжественного молебна, при пении «Христос Воскресе» с памятника была сдернута пелена, и над толпой, словно бы склоняясь к ней, со скорбным лицом появился Гоголь. Все обнажили головы. Оркестр заиграл национальный гимн. Епископ Трифон окропил памятник святой водой…

    При советской власти памятник Гоголю сочли упадническим и с бульвара убрали, а на его месте в 1952-м году к 100-летию со дня смерти Гоголя поставили новый.

    Сразу после премьеры «Ревизора» в 1836 году Гоголь уезжает заграницу и проводит там 12 лет. «Живу внутренне, как в монастыре, – пишет он друзьям. – В прибавку к тому, не пропустил почти ни одной обедни в нашей церкви». Он принимается за чтение книг по богословию, истории Церкви, русским древностям, изучает чинопоследования Литургии Иоанна Златоуста и Литургии Василия Великого на греческом языке.

    Вера Викулова, директор Дома-музея Н.В.Гоголя в Москве: – В этом доме с 1848 по 1852 год прожил Н. В. Гоголь, здесь же, в феврале 1852 года он и скончался. В левом крыле дома находятся комнаты, в которых жил Николай Васильевич: спальня, где он работал, переписывая свои произведения. Работал Гоголь стоя, переписывал произведения сидя, знал все свои крупные сочинения наизусть. Часто можно было слышать, как он прогуливался по комнате и проговаривал свои произведения.

    Из Москвы Гоголь отправляется в поездку, о которой давно мечтал, – в Иерусалим. Он готовился к ней шесть лет и говорил друзьям, что прежде, чем совершить ее, «ему надобно очиститься и быть достойным». Перед поездкой он просит прощения у всей России и молитв своих соотечественников. Во Святом Граде Гоголь проводит ночь в алтаре у Гроба Господня. Но после Причащения с грустью признается себе: «Я не стал лучшим, тогда как все земное должно было во мне сгореть и остаться одно небесное».

    Трижды посещает в эти годы Гоголь и Оптину пустынь, встречается со старцами и уже не в первый раз в своей жизни изъявляет желание «поступить в монахи».

    В 1848 году выходят гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями». Это дорогое автору сочинение вызвало резкие отклики, в том числе и у друзей[16].

    Вера Викулова, директор Дома-музея Н.В.Гоголя в Москве: – Хорошо известна дружба Гоголя со священником Матфеем Константиновским в последние годы жизни. Именно перед самой кончиной, в январе 1852 года отец Матфей посещал Гоголя, и Гоголь читал ему отдельные главы из 2 части поэмы «Мертвые души». Не все понравилось отцу Матфею, и после этой реакции и разговора Гоголь сжигает поэму в камине.

    18 февраля 1852 года Гоголь исповедовался, соборовался и причастился. Через три дня под утро перед самой смертью в полном сознании он сказал: «Как сладко умирать!»

    На могиле Гоголя написаны слова из пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся». По воспоминаниям близких ему людей, Гоголь каждый день читал главу из Библии и всегда держал при себе Евангелие, даже в дороге.

    В Москве у нас два памятника Гоголю: один знаменитый сталинский – на Гоголевском бульваре, и второй – мало известный даже многим москвичам – во дворике дома-музея на Никитском бульваре. Два разных Гоголя, два разных образа. Какой, по-вашему, более правдив и соответствует личности писателя?

    Как это ни странно звучит, но мне кажется, что и тот и другой памятник отражает каждый свою сторону личности. Учитывая, что памятник Томского с надписью «От правительства Советского Союза», как бы парадный, но на самом деле указывает на ту сторону личности, которой Гоголь посвятил «Выбранные места из переписки с друзьями» – на писательство, как на службу, как на служение в государственном смысле этого слова. Пусть будут два памятника, и не нужно их менять местами. Все свершилось так, как и должно было свершиться, на мой взгляд.

    Говорить о том, что в его жизни произошло что-то кардинальное, едва ли можно. С. Т. Аксаков, человек очень близкий Гоголю, говорил об этом переломе как о переходе Гоголя от внешнего человека к человеку внутреннему. Одно из замечательных гоголевских произведений, относящееся к теме сегодняшнего разговора, это повесть «Портрет». Она имеет две редакции. В первой редакции художник уходит в монастырь и занимается борьбой со злом во всех его проявлениях. А во второй редакции речь идет преимущественно о внутренней борьбе. Это именно тот путь, на который вступает и сам Гоголь, о котором он пишет в авторской исповеди.

    У меня все же остается ощущение, что новое религиозное обращение Гоголя разделяет его жизнь на два периода. Он сомневается в правильности того, что делает, с точки зрения своей веры. Гоголь очень мучается тем, что за всю свою творческую жизнь он не создал образа яркого положительного героя и пробует создать нового Чичикова, как героя нравственного.

    Когда замысел «Мертвых душ» стал расширяться, когда Гоголь увидел перспективу этого малозначащего поначалу сюжета, то будущее возможное преображение Чичикова – это был путь, по которому можно было пойти.

    После выхода в свет «Выбранных мест из переписки с друзьями» многие стали считать, что Гоголь потерял свой художественный дар, и причину этого видели в его религиозности.

    Когда он впервые приезжает в Рим, то в 1837 году до России доходят слухи о переходе Гоголя в католичество. Мать написала ему об этих слухах. Он отвечал в таком духе, что католичество и Православие это в сущности одно и то же, обе религии истинны. Затем, спустя 10 лет, в 1847 году, когда близкий Гоголю С. П. Шевырев, выдающийся русский критик, признал в Гоголе некоторые католические черты, то получил ответ писателя, что он пришел ко Христу скорее протестантским, нежели католическим путем.

    Гоголь был воспитан в православной вере, а приходит ко Христу иным путем, значит произошло в его жизни что-то не совсем естественное.

    Но надо помнить, что на Украине всегда были различные влияния, и в большинстве именно католические. Перелома как такового не было. Вообще принято почему-то делить русских писателей надвое, но вероятно это не совсем точно. Сам Гоголь всегда подчеркивал единство своего жизненного и религиозного пути. Он раскрывался. И действительно прав был С. Т. Аксаков, Гоголь переходил от внешнего к внутреннему. Сам же писатель говорил, что пытался постичь какие-то вечные человеческие ценности, поэтому и обратился к трудам, как он писал, христианских анахоретов, задаваясь вопросом, что лежит в основе человека, в основе его характера и судьбы. Именно это стало его путем, а путь Гоголя – это путь от светского писателя к религиозному.

    Гоголь знал себе цену. Гоголь всегда мечтал стать монахом и , может быть, он действительно хотел отказаться от того творчества, которое мы называем художественным. Он собирался заканчивать «Мертвые души» на Афоне. Идея такая у него была[17].

    Когда Иван Аксаков узнал о желании Гоголя уехать на Святую Гору Афон, то заметил (возможно, это было едко, но точно), как среди строгих подвигов аскетов может существовать Селифан с его ощущениями в хороводе или размышлениями о белых полных ручках какой-нибудь дамы?

    Точнее всего сказал сам Гоголь. Он писал: «Со словом нужно обращаться честно. Слово есть высший подарок Бога человеку».



    ЗАКЛЮЧЕНИЕ


    Повесть "Тарас Бульба" - одно из самых лучших и интересных произведений Н.В.Гоголя. В повести рассказывается о героической борьбе украинского народа за свое национальное освобождение.

    Мы знакомимся с Тарасом Бульбой в мирной домашней обстановке, во время небольшой передышки главного героя между ратными подвигами. Гордость у Бульбы вызывают сыновья Остап и Андрий, приехавшие домой с учебы. Тарас считает, что духовное образование — это лишь часть необходимого молодому человеку образования. Главное же — боевая учеба в условиях Запорожской Сечи. Тарас  не был создан для семейного очага. Увидевшись после долгой разлуки с сыновьями, он назавтра же спешит с ними в Сечь, к казакам. Здесь его подлинная стихия. Гоголь пишет о нем: "Весь он был создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава". Главные события происходят в Запорожской Сечи. Сечь – это место , где живут люди абсолютно свободные и равные, где воспитываются сильные и мужественные характеры. Для людей такого характера нет ничего выше на свете, чем интересы народа, чем свобода и независимость Отчизны.
    Тарас — полковник, один из представителей командного состава казачества. Бульба с огромной любовью относится к своим товарищам-запорожцам, глубоко уважает обычаи Сечи и не отступает от них. Характер Тараса Бульбы особенно ярко раскрывается в главах повести, рассказывающих о боевых действиях запорожских казаков против польских войск.

    Тарас Бульба трогательно нежный к товарищам и беспощадный к врагу. Он карает польских магнатов и защищает угнетенных и обездоленных. Это могучий образ, по выражению Гоголя: "точно необыкновенное явление русской силы".

    Тарас Бульба - это мудрый и опытный вожак казацкого войска. Его "отличали" "умение двигать войском и сильная ненависть к врагам". Но Тарас не противопоставлен окружающей среде. Он любил простую жизнь казаков и ничем не выделялся среди них.

    Вся жизнь Тараса была неразрывно связана с Сечью. Служению товариществу, Отчизне он отдавал всего себя безраздельно. Ценя в человеке, прежде всего, его мужество и преданность идеалам Сечи, он беспощаден к изменникам и трусам.

    Сколько отваги в поведении Тараса, пробирающегося на территорию врага в надежде повидать Остапа! И, конечно, никого не оставит равнодушным знаменитая сцена встречи отца со старшим сыном. Затерявшись в толпе чужих людей, Тарас смотрит, как выводят на лобное место его сына. Что почувствовал старый Тарас, когда увидел своего Остапа? "Что было тогда в его сердце?" - восклицает Гоголь. Но ничем не выдал своего страшного напряжения Тарас. Глядя на сына, самоотверженно переносящего лютые муки, тихо приговаривал он: "Добре, сынку, добре!"

    Так же  выразительно раскрывается характер Тараса в трагическом конфликте с Андрием. Любовь не принесла Андрию счастья, она отгородила его от товарищей, от отца, от Отчизны. Такое не простится даже храбрейшему из казаков: "Пропал, пропал бесславно, как подлая собака...". Измену Родине никто не может ни искупить, ни оправдать. В сцене сыноубийства мы видим величие характера Тараса Бульбы. Свобода Отчизны и казацкая честь для него — главнейшие понятия в жизни, и они сильнее отцовских чувств. Поэтому, побеждая собственную любовь к сыну, Бульба убивает Андрия. . Тарас, человек суровой и вместе с тем нежной души, не чувствует никакой жалости к сыну-изменнику. Без колебаний он совершает свой приговор: "Я тебя породил, я тебя и убью!". Эти слова Тараса проникнуты сознанием величайшей правды того дела, во имя которого он казнит сына.

    Теперь никто не сможет укорить Тараса в пренебрежении рыцарскими идеалами Запорожской Сечи.

    Но и самому Бульбе пришлось вскоре погибнуть. Глубоко трогает сцена гибели главного героя: погибая в огне, Тарас обращается к своим товарищам-запорожцам со словами напутствия. Он спокойно следит за тем, как уплывают его запорожцы. Здесь Тарас Бульба виден во всей могучей силе своего характера.

    Тарас Бульба стал воплощением образа борца за независимость, верного запорожским традициям, непоколебимого, уверенного в окончательной победе над врагом. Именно таким является образ Тараса. В нем запечатлены черты русского национального характера.

    Тысячи лет передаются из поколения в поколение сказания и предания о славных страницах своего прошлого. Украина же всего лишь каких-нибудь полстолетия пребывала в состоянии крепостного рабства. Еще живы были не только воспоминания о славной казацкой вольнице, но и предания о могучей и сильной Руси, покорявшей многие народы и территории. И теперь эта Русь вместе со своей столицей – древним Киевом, была периферией огромного государства, теперь она Малороссия, а ее культура, ее язык вызывали, в лучшем случае, лишь умиление. И вдруг она ожила, предстала перед взором умудренной, иногда снобистской публики во всей самобытной красе, со всеми своими особенностями, культурными и языковыми отличиями.

    Да и сам украинский народ, открыто названный Гоголем Русью, пораженный "Вечерами", а потом еще более "Миргородом", не мог не остановиться и не посмотреть на самого себя – кто он есть, куда идет, какое будущее у него впереди?

    "Говорено, что все мы выросли из гоголевской "Шинели", – писал Виктор Астафьев. – А "Старосветские помещики"? А "Тарас Бульба"? А "Вечера на хуторе близ Диканьки"?... Из них разве никто и ничего не выросло? Да нет такого истинно русского – да и русского ли только? – такого таланта, кои не испытали бы на себе благотворного влияния гоголевской мысли, не омывались бы волшебной, животворящей музыкой его слова, не поражались бы непостижимой фантазией. Эта вкрадчивая, непринужденная красота Гоголя всякому глазу и сердцу вроде бы доступные, живая жизнь, как бы и не рукой и сердцем кудесника изваянные, мимоходом зачерпнутые из бездонного кладезя мудрости и мимоходом же, непринужденно отданные читателю...

    Ирония и смех его повсюду горьки, однако не надменны. Смеясь, Гоголь страдает. Обличая порок, он прежде всего в себе его обличает, в чем и признавался не раз, страдал и плакал, мечтая приблизиться к "идеалу". И дано ему было не только приблизиться к великим художественным открытиям, но и мучительно постигать истину бытия, величие и расхристанность человеческой морали...

    Может быть, Гоголь весь в будущем? И если это будущее возможно, ... оно прочтет Гоголя. Мы же прочесть его при нашей суетности всеобщей, поверхностной грамотности не смогли, мы пользовались подсказками учителей, а они действовали по подсказкам того же хотя бы Белинского и его последователей, путающих просветительство с уголовным кодексом. Добро уже и то, что пусть и в преклонном возрасте пришли к широкому, хотя не очень еще глубокому постижению гоголевского слова. Однако, того закона и того завета, по которым это слово сотворялось, – не постигли" (Виктор Астафьев "Приближение к истине").

    Обращаясь к теме истории и народа, Астафьев говорит: "Отрыв от отеческих корней, искусственное осеменение с помощью химических впрыскиваний, быстрый рост и скачкообразное восхождение к "идеям" может только приостановить нормальное движение и рост, исказить общество и человека, затормозить логическое развитие жизни. Анархия, разброд в природе и в душе человеческой, и без того метущейся – вот что получается от желаемого, принимаемого за действительность".

    Величие Гоголя как раз и состояло в том, что он, его творчество произросло все целиком из народа. Того народа, среди которого он вырос, под небом которого "під музику дзвонів вінчалися майбутні мати і батько письменника", где он, "веселий і бистроногий хлопчик грався із своїми ровесниками на полтавських, вщерть наповних сонцем луках, пустуючи, показував язика сільським молодицям, безтурботно сміявся, почувши влучний народний жарт, ще не відаючи тоді, скільки страждань і тягот ляже на його слабкі плечі, які муки терзатимуть упродовж років його тонку, нервову душу" (Олесь Гончар).

    «Любовь Гоголя к своему народу, – писал президент Всемирного Совета Мира Фредерик Жолио-Кюри, – привела его к великим идеям человеческого братства».

    «Як це не дивно, - было сказано в одной из передач радио «Свобода» в 2004 году, - але національну свідомість багатьох українців пробудив не Шевченко, а Гоголь. Академік Сергій Єфремов згадує, що в дитинстві самосвідомість прийшла до нього від Гоголя, з його “Тарасом Бульбою”. Довженко теж більше взяв від Гоголя, ніж від Шевченка. Він мріяв поставити “Тараса Бульбу”. А сьогодні хоче його ставити Жерард Депардьє… У світовій літературній критиці існує думка про те, що лише за “Тараса Бульбу” Миколу Гоголя можна вважати полум’яним українським патріотом. А якщо додати знамениті “Вечори на хуторі біля Диканьки”, які мають заворожуючу українську основу, то тоді й бачимо, що і душа, і серце Гоголя завжди залишалися з Україною».

     Без любви к своей семье, к своей школе, к своему городу, к своей родине не может быть любви ко всему человечеству. Великие идеи человеколюбия не рождаются на пустом месте. А это сейчас проблема. Проблема всего нашего народа. Долгие годы наше общество пытались формировать по каким-то искусственным, мертворожденным канонам. У людей пытались отобрать их веру, навязать им новые, "советские", обычаи, традиции. Из более чем ста народов лепили единый, интернациональный народ. Историю нам преподавали по Белинскому, где Украина была "не более, как эпизодом из царствования царя Алексея Михайловича". В центре Европы 50-миллионный народ стремительно катился к утрате своего национального обличья, своего языка и культуры. В результате выросло общество манкуртов, общество потребителей, временщиков. Эти временщики, находясь сейчас при власти, грабят свою же державу, беспощадно обдирают ее, вывозя все наворованное в "ближнее" и "дальнее" зарубежье.

    Исчезли все ценностные человеческие ориентиры, и не о любви к ближнему говорится сейчас, нет – о долларах и Канарах, о "Мерседесах" и дачах на Кипре и в Канаде...

    В сложное мы живем время, и именно сейчас, как никогда, актуально обращение к Гоголю, к его любви к своему родному украинскому народу, к своей обожаемой им Украине – Руси. Чувство гордости за принадлежность к своему украинскому народу уже пробудили – не политики, не литераторы – спортсмены. Андрей Шевченко, братья Кличко, Яна Клочкова подняли во всех концах мира тысячи восторженных их мастерством людей при звуках государственного гимна Украины, при виде государственного флага Украины. Украина возрождается. Украина будет. Нам только еще бы немножко поучиться надо той любви к родине – бескорыстной, жертвенной – которую пробуждал в своем народе Гоголь – великий патриот и предтеча самостийной независимой Украины.

    СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ



    1. Авенариус, Василий Петрович. Гоголь-студент :  биографическая повесть. М. 2010
    2. Амирханян, Михаил Давидович. Н.В. Гоголь: русская и национальные литературы. Ереван: Лусабац, 2009
    3. Барыкин, Евгений Михайлович. Гоголевский кинословарь. Москва: РА "Парадиз", 2009
    4. Белявская, Лариса Николаевна. Эволюция философского мировоззрения Н. В. Гоголя :  монография . Астрахань: Изд-во АсФ КрУ МВД России, 2009
    5. Бессонов, Борис Николаевич. Философия Н. В. Гоголя. Москва: МГПУ, 2009
    6. Большакова, Нина Васильевна . Гоголь в шинели на исторической подкладке . Москва: Спутник+, 2009
    7. Борисов, А. С. Занимательное литературоведение. Гоголь Москва: МГДД(Ю)Т, 2009
    8. Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 1993.
    9. Виноградов, И.А. Гоголь - художник и мыслитель: христианские основы миросозерцания. М.: РГБ, 2009
    10. Воронский, Александр Константинович. Гоголь. Москва: Молодая гвардия, 2009
    11. Гоголь, Николай Васильевич. Собрание сочинений : В 2 т. М. 1986
    12. Гоголь, Николай Васильевич. Собрание сочинений :  в 7 т. Москва: Терра-Кн. клуб, 2009
    13. Гоголь, Николай Васильевич. Тарас Бульба :  повести. Санкт-Петербург: Азбука-классика, 2010
    14. Гоголь, Николай Васильевич. Тарас Бульба :  повесть. Москва: АСТ: АСТ Москва, 2010
    15. Гончаров, Сергей Александрович. Н. В. Гоголь: pro et contra :  личность и творчество Н. В. Гоголя в оценке русских писателей, критиков, философов, исследователей : антология. Санкт-Петербург: Изд-во Рус. христианской гуманитарной акад., 2009
    16. Горнфельд А. Гоголь Николай Васильевич.// Еврейская энциклопедия (изд. Брокгауза-Ефрона, 1907—1913, 16 тт.).
    17. Гречко, С. П. Весь Гоголь. Владивосток: ПГПБ им. А. М. Горького, 2009
    18. Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009
    19. Зеньковский, Василий Васильевич. Н. В. Гоголь. Париж. 1960
    20. Злотникова, Татьяна Семеновна. Гоголь. Via et verbum: pro memoria. Москва ; Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2009
    21. Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009
    22. Калганова, Татьяна Алексеевна. Гоголь в школе :  поурочное планирование, материалы к урокам, вопросы и задания, анализ произведений, внеклассная работа, межпредметные связи : книга для учителя. Москва: Дрофа, 2010
    23. Капитанова, Людмила Анатольевна. Н. В. Гоголь в жизни и творчестве :  учебное пособие для школ, гимназий, лицеев и колледжей. Москва: Рус. слово, 2009
    24. Кривонос, Владислав Шаевич. Гоголь :  проблемы творчества и интерпретации. Самара: СГПУ, 2009
    25. Манн, Юрий Владимирович. Н. В. Гоголь. Судьба и творчество. Москва: Просвещение, 2009
    26. Меркушкина, Лариса Георгиевна. Неисчерпаемый Гоголь. Саранск: Нац. б-ка им. А. С. Пушкина Респ. Мордовия, 2009
    27. Н. В. Гоголь. Собрание художественных произведений в пяти томах. Том второй. М., Издательство Академии наук СССР, 1951
    28. НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ БЛАГОСЛОВЛЯЛ ДРУГОГО «ТАРАСА БУЛЬБУ» («Зеркало недели» № 22 от 15-21 июня 2009 г.)
    29. Прокопенко, Зоя Тимофеевна. Чему нас учит Гоголь. Белгород: КОНСТАНТА, 2009
    30. Соколянский, Марк Георгиевич. Гоголь: грани творчества :  статьи, очерки. Одесса: Астропринт, 2009
    31. Гоголь. Ревизия: Монологи современных писателей. — «Грани.ру», 01.04.2009
    32. Р. В. Манекин. Гоголь окололитературный. Посмертные метаморфозы. — «Известия ДГПУ». Научный журнал. Серия: «Общественные и гуманитарные науки». № 2 (7), 2009, Изд-во ДГПУ, Махачкала, с.71-76. — ISSN 1995-0667
    33. Тарасова Е. К. Идеал духовного здоровья в творчестве Н. В. Гоголя (по материалам немецкоязычных исследований), ж-л «Филология», № 5, 2009
    34. Чембрович О. В. Религиозно-философские идеи М. Горького в оценке критики и литературоведения // «Культура народов Причерноморья», № 83, 2006. Крымский научный центр Академии Наук Украины и Министерства образования и науки Украины
    35. Белов Ю. П. Гоголевские типы нашей жизни // «Правда», № 37, 2009




    [1] Соколянский, Марк Георгиевич. Гоголь: грани творчества :  статьи, очерки. Одесса: Астропринт, 2009, с.192

    [2] Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009, с.109

    [3] Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009, с.115

    [4] Манн, Юрий Владимирович. Н. В. Гоголь. Судьба и творчество. Москва: Просвещение, 2009, с.85

    [5] Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009, с.79-80

    [6] Прокопенко, Зоя Тимофеевна. Чему нас учит Гоголь. Белгород: КОНСТАНТА, 2009, с.92

    [7] Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009, с.38

    [8] Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009, с.120

    [9] Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009, с.35

    [10] Меркушкина, Лариса Георгиевна. Неисчерпаемый Гоголь. Саранск: Нац. б-ка им. А. С. Пушкина Респ. Мордовия, 2009, с.49

    [11] Кривонос, Владислав Шаевич. Гоголь :  проблемы творчества и интерпретации. Самара: СГПУ, 2009, с.102-103

    [12] Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009, с.130

    [13] Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009, с.29

    [14] Н. В. Гоголь. Собрание художественных произведений в пяти томах. Том второй. М., Издательство Академии наук СССР, 1951, с.5-7

    [15] Дмитриева, Е. Е. Н. В. Гоголь : Материалы и исследования. Москва: ИМЛИ РАН, 2009, с.134

    [16] Золотусский, Игорь Петрович. Гоголь. Москва: Наша школа: ОАО "Московские учебники", 2009, с.10

    [17] Амирханян, Михаил Давидович. Н.В. Гоголь: русская и национальные литературы. Ереван: Лусабац, 2009. –с.201

Если Вас интересует помощь в НАПИСАНИИ ИМЕННО ВАШЕЙ РАБОТЫ, по индивидуальным требованиям - возможно заказать помощь в разработке по представленной теме - Тема патриотизма в произведении Гоголя Тарас Бульба ... либо схожей. На наши услуги уже будут распространяться бесплатные доработки и сопровождение до защиты в ВУЗе. И само собой разумеется, ваша работа в обязательном порядке будет проверятся на плагиат и гарантированно раннее не публиковаться. Для заказа или оценки стоимости индивидуальной работы пройдите по ссылке и оформите бланк заказа.