Репетиторские услуги и помощь студентам!
Помощь в написании студенческих учебных работ любого уровня сложности

Тема: Реализация универсальных религиозных концептов

Вид работы:

Дипломная (ВКР) по теме: Реализация универсальных религиозных концептов
Предмет:

Другое
Когда добавили:

27.03.2012 12:15:28
Тип файлов:

MS WORD
Проверка на вирусы:

Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

Полный текст:

Содержание: Введение 3 глава 1. Специфика религиозного текста как отражение общекультурных и национальных ценностей 8 1.1. Методологические основания лингвоконцептологии 8 1.2. Понятие «универсальные концепты» 15 1.3. ОСОБЕННОСТИ РЕЛИГИОЗНОГО ДИСКУРСА 21 выводы по первой главе 23 Глава 2. Универсальные концепты в английских и русских источниках 27 2.1. анализ Концептов время, жизнь, смерть, счастье 27 2.2. Анализ концетов душа и сердце (на основе русской фольклористики) 31 2.3. анализ Концепта блаженство 37 выводы по второй главе 41 Глава 3. Специфика универсальных концептов в английском и русских языках (на примере религиозных текстов) 45 3.1. Различие универсальных концептов в России и Англии и их специфика (концепты вера, надежда, любовь) 45 3.2. анализ концептов «глупость» - «мудрость» 53 выводы по третьей главе 57 Заключение 59 список использованной литературы 72 источники 78
Введение

Актуальность настоящего исследования обусловлена двумя основополагающими представлениями европейского языкознания: идеей взаимосвязи культуры и языка, традиционной для европейской лингвистической науки, но приведшей в конце двадцатого века к возникновению лингвокультурологии как самостоятельной лингвистической дисциплины, и идеей экзистенциональной значимости эмоций, важности их изучения в рамках научного предмета лингвистики.

Расширение исследований в области лингвокультурологии во многом объясняется сменой парадигм в лингвистике. Современный этап развития научной мысли характеризуется важнейшим методологическим сдвигом в сторону гуманитарного знания. Для лингвистики этот методологический поворот означает возрастание интереса к языку как феномену человеческой культуры. Внутри лингвистики вычленяются дисциплины, занимающиеся изучением языка в тесной связи с сознанием и мышлением человека, культурой и духовной жизнью народов. В рамках указанной тенденции изучение лингвокультурной проблематики становится все более актуальным. Лингвокультурный подход к изучению эмоциональной сферы и ее вербального представления позволяет выявлять специфическую логику, свойственную носителям той или иной лингвокультуры.

Тема данной работы находится на стыке важнейших областей современной лингвистики: лингвокультурологии, лингвоконцептологии.

Объектом исследования в настоящей работе являются универсальные религиозные концепты русской и английской лингвокультур.

В качестве предмета исследования выступает лексика, связанная с концептуализацией понятий религиозного содержания.

Научная новизна данной работы заключается как в самой постановке проблемы, так и в ее конкретном решении. В частности, ставится задача описания реализации универсальных религиозных концептов в английской и русской лингвокультурах. Теоретически осмысляется вопрос о культурном статусе универсальных концептов духовного содержания в английской и русской лингвокультурах.

Целью данной работы является исследование реализации универсальных религиозных концептов в английских и русских текстах религиозного содержания.

Поставленная цель конкретизирована в следующих задачах:

- выявить специфику лингвокультурологического подхода к исследованию языковых явлений;

- определить понятия универсальных концептов и концептуального анализа в лингвокультурологии;

- определить основные теоретические подходы к исследованию концептуализации понятий;

- рассмотреть онтологические основания концептов религиозного значения в европейской культуре;

- исследовать смысловую парадигму универсальных концептов в двух лингвокультурах;

- теоретически обобщить полученные данные о реализации универсальных концептов в русских и английских текстах религиозного содержания.

Поставленные задачи обусловили выбор методов исследования. Традиционный для лингвокультурологии метод концептуального анализа мы дополняем герменевтико-интерпретационным методом, который позволяет выявить культурнозначимые характеристики лексики рассматриваемого понятия.

Материалом исследования послужили книги священного писания ветхого и нового завета, тексты художественной литературы, фразеологизмы двух лингвокультур, словари. [1]

Методологической основой исследования послужили следующие теоретические представления:

1) понимание слова как его употребления, по Л. Витгенштейну;

2) понимание лингвокультурологии как дисциплины, совмещающей в себе культурологическое и лингвистическое рассмотрение языковых явлений (Н.Д. Арутюнова, В.В. Воробьев, В.И. Карасик, В.А. Маслова, И.Г. Ольшанский, Т.Н. Снитко, Ю.С.Степанов, В.Н. Телия и др.);

3) представление о концепте как одной из основных единиц изучения в лингвокультурологии (С.А. Аскольдов, А.П. Бабушкин, А.А. Залевская, В.И. Карасик, В.В. Колесов, Е.С. Кубрякова, Д.С. Лихачёв, В.А. Маслова, В.А. Пищальникова, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин, И.А. Тарасова и др.);

4) понимание концептуального анализа как “перебора” контекстуальных употреблений слова с целью многократного определения понятия-концепта (Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицкая).

Источниками фактического материала исследования послужили сборники пословиц и поговорок русского народа, а также фрагменты текстов русской художественной литературы (А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, А.С. Грибоедов, И.А. Крылов, Ф.м. Достоевский и др.), извлеченные методом сплошной выборки.

Выбор материала обусловлен рядом важных особенностей, доминирующими из которых является культурно-эстетическая значимость того или иного художественного произведения, его роль в формировании морально-нравственной иерархии ценностей нации, а также статус пословично-поговорочного фонда русского языка как закодированного языкового сознания нации.

Теоретическую значимость данного исследования мы усматриваем в том, что оно намечает один из возможных путей исследования лексики в рамках лингвокультурологии, а также способствует конкретизации наших представлений о смыслообразовании в различающихся лингвокультурах и о способах концептуализации понятий в языковой картине мира.

Практическая ценность работы состоит в том, что выводы и выработанные теоретические положения, содержащийся в ней языковой материал могут быть использованы при чтении лекций и проведении семинарских занятий по курсам

- общего языкознания,

- культурологии,

- лингвокультурологии,

- лингвоконцептологии,

- в спецкурсах, посвященных проблемам сопоставительного изучения родного и иностранных языков,

- а также в преподавании английского и русского языков как иностранных.

Структура работы. Дипломная работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии.

глава 1. Специфика религиозного текста

как отражение общекультурных

и национальных ценностей

1.1. Методологические основания лингвоконцептологии Лингвокультурология как самостоятельное направление лингвистики рассматривает язык как феномен культуры и выразитель национальной ментальности. Предмет и методы лингвокультурологии находятся в стадии формирования, тем не менее, данная дисциплина выработала собственную интенциональность в ряду других лингвистических дисциплин, также работающих в рамках проблематики взаимоотношения языка и культуры. Культура и язык выводятся в лингвокультурологии на равнозначный уровень, и рассмотрение их во взаимосвязи становится центральной задачей данной дисциплины. Основанием для этого является онтологическое единство языка и культуры.

Лингвокультурология – на сегодняшний день, пожалуй, самое молодое ответвление этнолингвистики или же, если воспользоваться «химической» метафорой, это новейшее молекулярное соединение в границах последней, отличное от всех прочих своим «атомарным составом» и валентностными связями: соотношением «долей» лингвистики и культурологии и их иерархией. [2]

В задачи этой научной дисциплины входит изучение и описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета. Она создана, по прогнозу Эмиля Бенвениста, «на основе триады – язык, культура, человеческая личность» и представляет лингвокультуру как линзу, через которую исследователь может увидеть материальную и духовную самобытность этноса – Folksgeist В. фон Гумбольдта и Г. Штейнталя. [3]

На существование некоторого промежуточного образования, входящего, как в язык, так и в культуру – «идеального», которое и является формой объективного единства языка и культуры указывает Е.Ф.Тарасов. «Идеальное» входит в язык в виде значения языковых знаков и существует в культуре в форме предметов культуры, т.е. в опредмеченной форме, в деятельностной форме, т.е. в форме деятельности, и в образе результата деятельности. Вышесказанное дает основание Т.Н. Снитко говорить о существовании лингвокультур как особых данностей, подлежащих изучению в лингвокультурологии. [4]

Работая в рамках типологического-характерологического подхода, Т.Н. Снитко дает следующее определение этого понятия: “Лингвокультуру мы определяем как особый тип взаимосвязи языка и культуры, проявляющийся как в сфере языка, так и в сфере культуры, и подлежащий выявлению в сопоставлении с другим типом взаимосвязи языка и культуры, то есть в сравнении с другой лингвокультурой”. [5]Философия, политика, художественная и религиозная литература могут рассматриваться в рамках лингвокультурологии как отдельные лингвокультурные области, некоторые обособленные в культурном и языковом отношении области внутри лингвокультуры.

Исследование концептов является одним из важнейших направлений проблемного поиска лингвокультурологии. Концепты – культурно-ментально-языковые единицы, которые, в отличие от понятий, мыслятся и переживаются. Концепты включают в себя понятийный, ценностный и образный компоненты. В структуру концепта, кроме понятия, входит все то, что делает его фактом культуры: этимология, история, современные ассоциации, оценки и т.д.

Безусловно, концепт – это «многомерное идеализированное формообразование».[6] Однако единства мнений относительно числа семантических параметров, по которым может вестись его изучение, у концептологов нет: сюда включаются как понятийное, так и образное, ценностное, поведенческое, этимологическое и культурное «измерения», из которых почти каждое может иметь приоритетный статус в исследовании.[7]

Как представляется, оптимальным для полноты семантического описания лингвокультурного концепта будет выделение в его составе трех составляющих:

- понятийной, отражающей его признаковую и дефиниционную структуру,

- образной, фиксирующей когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании,

- и значимостной, определяемой местом, которое занимает имя концепта в лексико-грамматической системе конкретного языка, куда войдут также этимологические и ассоциативные характеристики этого имени.

Немаловажным аспектом изучения концептов является их топология: определение и описание бытования этих ментальных сущностей при функционировании в основных областях общественного сознания (в научном, обыденном/языковом, религиозном и пр. сознании), частично совпадающих с типами дискурса.

Слово «концепт» в протерминологической функции стало активно употребляться в российской лингвистической литературе с начала 90-х годов.[8] Лингвокультурологическое наполнение этой лексемы продолжила статья акад. Д. С. Лихачева, [9] опиравшегося в ней на взгляды С. А. Аскольдова-Алексеева. [10]

Пересмотр традиционного логического содержания концепта и его психологизация объясняются, в том числе, и потребностями когнитологии, в частности, когнитивной лингвистики, сосредотачивающей внимание на соотнесении лингвистических данных с психологическими, для которой оперирование категорией понятия в классическом, «безобразном» представлении оказалось явно недостаточным.[11]

Языковая концептуализация как совокупность приемов семантического представления плана содержания лексических единиц, очевидно, различна в разных культурах. [12]

Однако одной лишь специфики способа семантического представления для выделения концепта как лингвокультурологической категории, видимо, недостаточно: языковые и культурные особенности здесь в значительной мере случайны и не отражают национально-культурного (собственно этнического) своеобразия семантики, и далеко не все различия во внутренней форме отдельных лексических единиц должны осмысливаться как концептологически значимые.[13]

Если совокупность концептов как семантических единиц, отражающих культурную специфику мировосприятия носителей языка, образует концептуальную область, соотносимую с понятием ментальности как способа видения мира, то концепту, отмеченные этнической спецификой, входят в область, соотносимую с менталитетом как множеством когнитивных, эмотивных и поведенческих стереотипов нации.

Граница, разделяющая ментальность и менталитет – концепты в широком и концепты в узком понимании, в достаточной мере нечетка, и формальных средств для описания современного менталитета той или иной лингвокультурной общности в настоящий момент не существует. Единственным критерием здесь может служить степень массовидности и инвариантности когнитивных и психологических стереотипов, отраженных в лексической семантике языка.[14]

Выделение концепта как ментального образования, отмеченого лингвокультурной спецификой, – это закономерный шаг в становлении антропоцентрической парадигмы гуманитарного, в частности, лингвистического знания. По существу в концепте безличное и объективистское понятие авторизуется относительно этносемантической личности как закрепленного в семантической системе естественного языка базового национально-культурного прототипа носителя этого языка. Воссоздание «образа человека по данным языка», [15] осуществляемое через этнокультурную авторизацию понятия, в определенной мере сопоставимо с авторизацией высказывания и пропозиции относительно субъекта речи и мысли в теории модальной рамки высказывания и в неклассических (оценочных) модальных логиках.

«Мы можем добраться до мысли только через слова (никто еще пока не изобрел другого способа)»[16] – это лингвистическая и, тем самым, несколько зауженная констатация того общесемиотического факта, что смысл создается и является человеку лишь через символ (знак, образ). И если концепт представляет собой вербально явленный смысл, то собственно языковедческая проблематика в его изучении оказывается связанной с определением области бытования этого смысла и уровнем его коммуникативной реализации: является ли он фактом идиолектного или национального языкового сознания, фактом речи или же языка, фактом ситуационной разовой реализации или единицей словаря, если словаря, то соотносим он со словом или же с его лексико-семантическими вариантами.

Концепт как семантическая сущность отправляет к плану содержания определенной знаковой единицы и, тем самым, соотносим с категориями значения и смысла, которые в логической семантике и в лингвистике терминологизированы, теоретически разведены и упорядочены дефиниционно.

Значение имени – это предмет (денотат), носящий данное имя, смысл – концепт этого денотата, информация, благодаря которой становится возможным отнесение имени к данному предмету.[17]

В лингвокультурологической трактовке концепт психологизируется и отождествляется с типовым представлением (прототипом, гештальт-структурой) [18] и здесь, как можно видеть, логико-семантические значение и смысл практически меняются местами: концепт денотата – сведения, необходимые и достаточные для выделения класса объектов – замешается собственно денотатом – типовым образом, представляющим класс в нерасчлененной полноте признаков.

Смысл – это «общая соотнесенность и связь всех относящихся к ситуации явлений».[19] Он всегда ситуационен, обусловлен контекстом, принадлежит речи и первичен по отношению к значению, которое, в свою очередь, внеконтекстно, неситуационно, принадлежит языку, производно от смысла, социально институционализировано и формулируется, в отличие от смыслов, создаваемых всеми и каждым, исключительно составителями словарей. [20]Значение абстрагируется от смыслов и связывает идиолект с национальным кодифицированным языком. Можно отметить, что лингвистически терминологизированное противопоставление значения и смысла вполне четко согласуется с представлением об этих категориях в «наивной семиотике» русскоязычных носителей обыденного сознания.[21]

В текстах лингвокультурологических исследований концепт получает самые различные названия: это и «экзистенциальные смыслы», и «предельные понятия», и собствено «культурные концепты», однако, принимая во внимание тот факт, что концепт принадлежит национальному языковому сознанию, можно считать, что в дихотомии значение-смысл он соотносим со значением, и остается только найти его имя – определить языковую единицу/единицы, чей план содержания он представляет.

В общеметодологическом плане исследование лингвокультурных концептов должно быть направлено на разработку категориального аппарата и исследовательской методики для описания базовых экзистенциальных смыслов, представленных в лексическом фонде естественного языка.

Итак, лингвокультуру мы определяем как некоторое единство языка и культуры, составляющее непосредственный предмет лингвокультурологии.

Концепт мы дефинируем, вслед за А. Вежбицкой, как объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление человека о мире «Действительность».[22]

О концептуализации понятий мы говорим как о смыслопорождении в разных лингвокультурных областях, подчиняющимся определенным закономерностям рефлексии. Делая акцент на том, что познающая деятельность человека обусловливает постоянное порождение новых смыслов, концептуализацию понятий мы понимаем как различные «способы» смыслообразования, составляющие специфику лингвокультуры в ее деятельностном аспекте.

1.2. Понятие «универсальные концепты»

Концепт – это культурно отмеченный вербализованный смысл, представленный в плане выражения целым рядом своих языковых реализаций, образующих соответствующую лексико-семантическую парадигму. План содержания лингвокультурного концепта включает как минимум два ряда семантических признаков.

Во-первых, в него входят семы, общие для всех его языковых реализаций, которые «скрепляют» лексико-семантическую парадигму и образуют его понятийную либо прототипическую основу. Во-вторых, туда входят семантические признаки, общие хотя бы для части его реализаций, которые отмечены лингвокультурной, этносемантической спецификой и связаны с ментальностью носителей языка либо с менталитетом национальной языковой личности.

Если исходить из того, что лингвокультурный концепт семантически представляет собой некую абстракцию, обобщающую значения ряда своих языковых реализаций, то конкретная форма этого концепта будет задаваться интервалом абстракции, в границах которого он качественно определен, т.е. объемом лексико-семантической парадигмы, формируемой единицами, передающими этот концепт в языке или в языках.

В первом же приближении выделяются концепты-автохтоны, абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в своей семантике и «предметные», и этнокультурные семы, и протоконцепты – «универсальные концепты»,[23] «ноэмы», абстрагируемые от неопределенного числа языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода. [24]

Множество универсальных человеческих понятий выглядит следующим образом:

Субстантивы: Я, ТЫ, НЕКТО (ЛИЦО), НЕЧТО (ВЕЩЬ), ЛЮДИ, ТЕЛО

Детерминаторы: ЭТОТ, ТОТ ЖЕ, ДРУГОЙ

Кванторы: ОДИН, ДВА, НЕСКОЛЬКО/НЕМНОГО, МНОГО/МНОГИЕ, ВЕСЬ/ВСЕ

Атрибуты: ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, БОЛЬШОЙ, МАЛЕНЬКИЙ

Ментальные предикаты: ДУМАТЬ, ЗНАТЬ, ХОТЕТЬ, ЧУВСТВОВАТЬ, ВИДЕТЬ, СЛЫШАТЬ

Речь: СКАЗАТЬ, СЛОВО, ПРАВДА

Действия, события, движение: ДЕЛАТЬ, ПРОИЗОЙТИ/СЛУЧИТЬСЯ, ДВИГАТЬСЯ

Существование и обладание: ЕСТЬ/ИМЕЕТСЯ, ИМЕТЬ

Жизнь и смерть: ЖИТЬ, УМЕРЕТЬ

Логические концепты: НЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, МОЧЬ, ПОТОМУ ЧТО/ИЗ-ЗА, ЕСЛИ, ЕСЛИ БЫ

Время: КОГДА (ВРЕМЯ), СЕЙЧАС, ПОСЛЕ, ДО, ДОЛГО, НЕДОЛГО, НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ

Пространство: ГДЕ (МЕСТО), ЗДЕСЬ, ВЫШЕ / НАД, НИЖЕ / ПОД, ДАЛЕКО, БЛИЗКО; СТОРОНА, ВНУТРИ

Интенсификатор, усилитель: ОЧЕНЬ, БОЛЬШЕ

Таксономия, партономия: ВИД/РАЗНОВИДНОСТЬ, ЧАСТЬ

Сходство: ВРОДЕ/КАК

Семиотические универсалии используются в качестве естественного метаязыка, описывающего другие понятия и, в частности, такую плохо поддающуюся изъяснению вещь, как эмоции. Например:

dissapointment (разочарование)

Х чувствует что-то

иногда человек думает примерно так:

произойдет что-то хорошее

я хочу этого

затем этот человек думает примерно так:

теперь я знаю: этого не произойдет.

поэтому этот человек чувствует что-то плохое

X чувствует что-то похожее

Использование lingua mentalis дает не только возможность отличить друг от друга слова, описывающие эмоции одного языка (surprize or amazement, frustration or dissapointment), но и указать на различные ареалы обитания схожих, но не тождественных понятий разных языков (например, чем английское Нарру отличается от русского «счастливый»).

Метаязык А. Вежбицкой дает возможность дописывать на молекулярном уровне не только слова данного языка, но и основные императивы данной КУЛЬТУРЫ: образцовые сценарии «того, как думать».

Например, англоамериканский сценарий уверенности в себе:

Плохо часто думать

что~то вроде: если я хочу, чтобы кто другой сделал

для меня хорошее, мне не надо так делать;

хорошо часто думать что-то вроде

если я хочу чтобы со мной

случилось что-то хорошее, мне нужно делать что-то для этого,

я могу это делать

Поиски семантических универсалий чем-то напоминают поиски; философского камня, который как известно, хоть и не существовал в действительности, но явился самым блистательным инструментом и интеллектуальным стредством, положившим начало науке химии.

В более или менее «чистом виде» «универсальные концепты» представлены в научном сознании в форме этических терминов и логических операторов: добро-зло, хорошо-плохо-безразлично и пр. В свою очередь автохтонные концепты могут быть не только внутриязыковыми, моноглоссными, они могут быть абстрагированы от лексических единиц двух и более языков, образующих культурный суперэтнос, - быть полиглоссными, как, например, «предельные понятия» западной и восточной лингвокультур.[25]

Еще одним критерием разграничения лингвокультурных концептов является, очевидно, их принадлежность к сфере знания/сознания, которую они обслуживают.

Конечно, «национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения» (А.Чехов), однако есть вполне конкретные лексические единицы, «дальнейшее значение» которых образует содержательную основу этических, психологических, логических и религиозных терминов-«духовных ценностей», которые, безусловно, могут быть этнокультурно отмеченными как в границах одного языка, так и в границах межъязыковой научной парадигмы – стиля мышления. [26]

Итак, в лингвистическом понимании концепта наметилось три основных подхода. Во-первых, в самом широком смысле в число концептов включаются лексемы, значения которых составляют содержание национального языкового сознания и формируют «наивную картину мира» носителей языка. Совокупность таких концептов образует концептосферу языка, в которой концентрируется культура нации. [27]

Определяющим в таком подходе является способ концептуализации мира в лексической семантике, основным исследовательским средством – концептуальная модель, с помощью которой выделяются базовые компоненты семантики концепта и выявляются устойчивые связи между ними. [28]

В число подобных концептов попадает любая лексическая единица, в значении которой просматривается способ (форма) семантического представления. Во-вторых, в более узком понимании к числу концептов относят семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры.[29]

Совокупность таких концептов не образует конфептосферы как некого целостного и структурированного семантического пространства, но занимает в ней определенную часть – концептуальную область. И, наконец, к числу концептов относят лишь семантические образования, список которых в достаточной мере ограничен [30] и которые являются ключевыми для понимания национального менталитета как специфического отношения к миру его носителей.

Метафизические концепты (душа, истина, свобода, счастье, любовь и пр.) – ментальные сущности высокой либо предельной степени абстрактности, они отправляют к «невидимому миру» духовных ценностей, смысл которых может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения содержания абстрактного.

Вот, очевидно, почему концепты последнего типа относительно легко «синонимизируются», образуя «концептуализированную область»,[31] где устанавливаются семантические ассоциации между метафизическими смыслами и явлениями предметного мира, отраженными в слове, где сопрягаются духовная и материальная культуры.

Как представляется, обобщение точек зрения на концепт и его определения в лингвистике позволяет прийти к следующему заключению: концепт – это единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой.

Как можно видеть, общим в этом определении и в определениях понятия, представления и значения остается родовой признак – принадлежность к области идеального, видовые же отличия (форма знания/сознания – логическая/рациональная, психологическая/образная, языковая) нейтрализуются, а их место занимают вербализованнность и этнокультурная маркированность. По существу, единственным raison d’etre терминологизации лексемы «концепт» является потребность в этнокультурной авторизации семантических единиц – соотнесении их с языковой личностью.

1.3. Особенности религиозного дискурса

Язык и религия – основные характеристики этноса, определяющие культурно-психологическое своеобразие народа – его менталитет; именно в них коренятся универсальные начала человеческой культуры, и «заветные смыслы» - высшие жизненные ценности, сосредоточенные в вере, оказываются неотделимыми от своей исходной вербальной формы.

Прецедентность для религиозного сознания имеет огромное значение. [32] Откровение, Священное Писание, Священное Предание для верующих составляют корпус текстов прецедентных по определению: эти тексты значимы для них познавательно и эмоционально, имеют сверхличностный характер и регулярно воспроизводятся в дискурсе. Для православных носителей русского языка прецедентны и некоторые тексты на церковнославянском языке. [33]

Анализ собранного нами материала позволяет выявить существование ряда универсальных образов, понятий, которые позволяют народу реализовывать свою «религиозность» в широком диапазоне: от ритуалов до канонизированной христианской церковью обрядности и идеологии.

На лексическом уровне это зачастую проявляется в наличии терминов, которыми дают возможность обобщать даже идеологически противопоставленные друг другу предметы, явления и действия, так как в народном восприятии их симбиоз и составляет то богатство представлений, верований и ритуалов, на которые опирается человек, когда ему нужно каким-то образом выразить свои взаимоотношения с миром сверхъестественного.

Из таких понятий складывается, к примеру, образ посредника, который, с характерными для него функциями, присутствует на всех уровнях религиозного сознания в самых разных проявлениях.

Обобщен также диапазон представлений о святом месте, где можно отправлять сакральные ритуалы. В народе бытует ряд терминов, в целом обозначающих «святое место», «святилище», «святые».

К единому понятию сведен также целый ряд вербальных жанров, обозначаемых словом «молитва».

Существование подобных понятийных терминов позволяет народному сознанию вбирать в себя новые элементы, продолжать культивировать или возрождать из забытья старые, сочетать то и другое практически без длительного периода адаптации, что подтверждает почти мгновенное распространение и вживление в религиозное сознание множества явлений (новых или обновленных старых - таких как сектантство, новые целительские практики, дополненная церковная обрядность, появление новых святынь и ритуалов), отмечаемое в последние годы.

выводы по первой главе:

Во-вторых, в более узком понимании к числу концептов относят семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры.

И, наконец, к числу концептов относят лишь семантические образования, список которых в достаточной мере ограничен и которые являются ключевыми для понимания национального менталитета как специфического отношения к миру его носителей.

Языковая концептуализация как совокупность приемов семантического представления плана содержания лексических единиц различна в разных культурах. В текстах лингвокультурологических исследований концепт получает самые различные названия: это и «экзистенциальные смыслы», и «предельные понятия», и собственно «культурные концепты».

Выделяются

- концепты-автохтоны, абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в своей семантике и «предметные», и этнокультурные семы,

- и протоконцепты – «универсальные концепты», «ноэмы», абстрагируемые от неопределенного числа языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода.

Множество универсальных человеческих понятий по А. Вежбицкой выглядит следующим образом:

Субстантивы: Я, ТЫ, НЕКТО (ЛИЦО), НЕЧТО (ВЕЩЬ), ЛЮДИ, ТЕЛО

Детерминаторы: ЭТОТ, ТОТ ЖЕ, ДРУГОЙ

Кванторы: ОДИН, ДВА, НЕСКОЛЬКО/НЕМНОГО, МНОГО/МНОГИЕ, ВЕСЬ/ВСЕ

Атрибуты: ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, БОЛЬШОЙ, МАЛЕНЬКИЙ

Ментальные предикаты: ДУМАТЬ, ЗНАТЬ, ХОТЕТЬ, ЧУВСТВОВАТЬ, ВИДЕТЬ, СЛЫШАТЬ

Речь: СКАЗАТЬ, СЛОВО, ПРАВДА

Действия, события, движение: ДЕЛАТЬ, ПРОИЗОЙТИ/СЛУЧИТЬСЯ, ДВИГАТЬСЯ

Существование и обладание: ЕСТЬ/ИМЕЕТСЯ, ИМЕТЬ

Жизнь и смерть: ЖИТЬ, УМЕРЕТЬ

Логические концепты: НЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, МОЧЬ, ПОТОМУ ЧТО/ИЗ-ЗА, ЕСЛИ, ЕСЛИ БЫ

Время: КОГДА (ВРЕМЯ), СЕЙЧАС, ПОСЛЕ, ДО, ДОЛГО, НЕДОЛГО, НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ

Пространство: ГДЕ (МЕСТО), ЗДЕСЬ, ВЫШЕ / НАД, НИЖЕ / ПОД, ДАЛЕКО, БЛИЗКО; СТОРОНА, ВНУТРИ

Интенсификатор, усилитель: ОЧЕНЬ, БОЛЬШЕ

Таксономия, партономия: ВИД/РАЗНОВИДНОСТЬ, ЧАСТЬ

Сходство: ВРОДЕ/КАК

Семиотические универсалии используются в качестве естественного метаязыка, описывающего другие понятия.

В свою очередь автохтонные концепты могут быть не только внутриязыковыми, моноглоссными, они могут быть абстрагированы от лексических единиц двух и более языков, образующих культурный суперэтнос, - быть полиглоссными, как, например, «предельные понятия» западной и восточной лингвокультур. Еще одним критерием разграничения лингвокультурных концептов является, очевидно, их принадлежность к сфере знания/сознания, которую они обслуживают.

Поэтому, концепты последнего типа относительно легко «синонимизируются», образуя «концептуализированную область», где устанавливаются семантические ассоциации между метафизическими смыслами и явлениями предметного мира, отраженными в слове, где сопрягаются духовная и материальная культуры.

Глава 2. Универсальные концепты в английских и русских источниках 2.1. анализ концептов время, жизнь, смерть, счастье

Давно замечено, что через философские категории происходит восприятие и самоопределение человека. «Время жизни» можно отнести к сфере самосознания человека, это одна из основных «форм постижения» окружающего мира. Понятия, в которых описывается «время жизни», апеллируют к человеку, являют собой некую «наивную» философию времени. Время - не только универсальная категория, но и понятие, отражающее ментальность разных народов.[34]

Наряду с такими понятиями, как «пространство», «измерение», «причина», «время» принадлежит к определяющим категориям человеческого сознания. Эти универсальные понятия в каждой культуре связаны между собой, образуя своего рода «модель мира» - ту «сетку координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании. Человек не рождается с чувством времени, его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит.

Действительно, это утверждение подтверждается теорией Э.Сепира - Б.Уорфа. Время жизни можно разделить на периоды, действительно важные для человека: рождение, ранняя молодость - совершеннолетие - брачный возраст - детородный период - зрелость - гармония - старость - смерть.

Для анализа берутся темпоральные единицы, связанные с вышеприведенными периодами. При этом акцент делается на особенностях пола, возраста. Для сопоставления выбрана языковая картина мира англичан (АЯКМ) и русских (РЯКМ), так как и русская, и английская культура относятся к европейскому типу. Материалом исследования являются темпоральные единицы английского и русского языков. Эмпирическую базу составляют единицы, выбранные из словарей.

Можно выделить два уровня для анализа единиц. Культурологический, когда рассматривается опыт существования человека. На данном этапе происходит выделение важных для человека понятий, базовых категорий для жизни: рождение - жизнь - смерть.

На этом уровне анализируются культуремы - важные общечеловеческие категории. Также выделяется лингвокультурологический уровень (рассматриваются важные этапы в жизни каждого человека, отраженные в языке). На этом этапе анализируются лингвокультуремы.

Термин был введен В.В.Воробьевым. Это комплексная межуровневая единица, которая представляет собой диалектическое единство лингвистического и экстралингвистического содержания. Важное значение ученый придает глубинному смыслу, потенциально присутствующему в значении как элемент его содержания. [35]

Анализ темпоральных единиц показал, что «время жизни» является основополагающим понятием для человека. Общей для русской и английской культуры является табуированная лексика (обозначение беременности, рождения, смерти, периода зрелости у женщин). Несмотря на универсальность данной категории, наблюдается ряд особенностей в реализации единиц. При отражении «большого» жизненного цикла наблюдается ряд отличий.

В АЯКМ в семантической подгруппе «рождение - ранняя молодость» выделяется специфический период «возраст ответственности» (age of discretion). Можно предположить, что стадия созревания, взросления у англичан наступает раньше. Это связано с большей самостоятельностью, независимостью данного народа.

В следующей подгруппе («совершеннолетие») в АЯКМ представлена разветвленная система синонимов, обозначающих вступление во взрослую жизнь. Это также связано с такими чертами английского народа, как самостоятельность и независимость. Некоторые выражения юридически зафиксированы. В РЯКМ на данном этапе в выражениях отражено получение социального статуса. Важной вехой для мужчин является служба в армии («призывной возраст»).

Анализ собранного материала по подгруппе «брачный возраст» показал, что у русских больший акцент делается на этнографическом и культурологическом аспекте («расплетать косу», «продавать блины»). При этом внимание уделяется проведению самого ритуала. Для англичан важно исполнение супружеского долга: в языке осуждается непрохождение данного периода, неисполнение детородной функции женщиной (lead the apes in hell - «умереть старой девой»).

Для обозначения «детородного» периода в английском языке характерна меньшая степень эвфемизации, чем в РЯКМ.

Для обозначения зрелого периода в РЯКМ представлена дробная периодизация женского возраста («бальзаковский возраст», «опасный возраст», «45 - баба ягодка опять»). Некоторые выражения имеют ироническую окраску. У англичан имеется только одно выражение, восполняющее данный женский период («of certain age» - «определенного возраста»). Это связано с тактичностью, этикетностью жителей Великобритании.

Специфическим для английской культуры является период мирной, спокойной жизни. Можно заметить, что для англичан это - осуществимая мечта (have a good (long) innings - «пожелание хорошей долгой подачи», счастливая мирная жизнь; a bed of down - «постель из пуха», безмятежное существование, a bed of roses - «постель из роз», легкая, счастливая жизнь; halcyon days - «дни зимородка», счастливая пора). Для русских же это недостижимый идеал. Поэтому выражения этой группы приобретают иронический оттенок или отрицательную оценку (не жизнь, а малина; молочные реки, кисельные берега). Это оценка беззаботной жизни «чужими глазами». Для русских этот период в принципе невозможен («покой нам только снится»).

Для английской культуры характерно уважение к пожилым людям. Это отражено в языке. Также выделяется специфический период для обозначения «второй молодости» («green old age» - бодрая старость). Своеобразной этноэйдемой, отражающей различные номинации возраста, выступает «зеленый» цвет. В РЯКМ старость в своем значении в качестве составляющих имеет как уважение, так и неодобрение, пренебрежение. Это может быть причиной использования в этой подгруппе грубой лексики («старый хрыч», «старая перечница» и т.д.)

Завершение жизни («смерть») в АЯКМ ассоциируется с «западом» (to go west), рай - с «удачной охотой» (happy hunting), могила с образом «маргариток» (under the daisies).

Следует отметить, что в английском языке для обозначения этого периода используется менее грубая лексика, чем в русском (ср. «drop off the hooks» - «отбросить крючки», отдать концы; «kick the bucket» «ударить по балке, на которую подвешивают туши убитых животных», загнуться и «дать дуба», «отбросить копыта», «сыграть в ящик», «кондрашка хватила» и др.)

Итак, анализ собранного материала показывает, что для английской культуры ключевым является понятие «happy» - «счастливый». Оно определяет систему ценностей англичан, мировосприятие, отражает позитивный настрой на некоторые явления жизни.

Анализ собранного материала подтверждает, что восприятие человека может зависеть от ментальных структур, способов мышления (конкретность / абстрактность), особенностей коммуникативного поведения (степени этикетности / неэтикетности) и сложившегося в культуре отношения к категории «время». В результате их пересечения формируется своя система «времени жизни» человека.

2.2. Анализ концептов душа и сердце (на основе русской фольклористики)

Подчеркивая важность символа сердца для религии, Б.П. Вышеславцев пишет, что в нем выражается сокровенный центр личности. Сердце есть нечто более непонятное, непроницаемое, таинственное, скрытое, чем душа, чем сознание, чем дух.[36]

В Евангелии сказано, что сердце есть орган религии, орган, с помощью которого мы созерцаем Бога: «Блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога».[37]

С одной стороны, сердце - точка соприкосновения с Богом, орган, устанавливающий интимную связь с ним, отсюда жить с Богом в сердце, сердобольный (о сострадательном, отзывчивом человеке).

А с другой - источник греха, темных сил - бессердечный (о черством человеке), камень вместо сердца, ледяное сердце, прилагательное сердитый (склонный раздражаться, гневаться), ФЕ под сердитую руку (прогневавшись, вспылив), в сердцах (в порыве раздражения), сорвать сердце на ком-либо (излить свой гнев) и др.

В Библии «сердце» и «душа» часто выступают как тождественные понятия, заменяющие друг друга, но еще чаще они различаются.

Еще одна важная мифологема сердца - «быть вместилищем души, сосредоточием жизненной силы»: в злобном сердце душа стонет (поговорка); похищение же сердца равносильно смерти: ты похитил мое сердце (метафора); фразеологизмы пронзить сердце, разбить сердце и др.

Назовем еще несколько мифологем, регулирующих современное употребление фразеологизмов с компонентом «сердце»:

- «быть вместилищем желаний» - по сердцу, с замиранием сердца;

- «быть местом, где зарождаются чувства и желания»,- в сердце вспыхнула любовь, надежда;

- «быть центром интуиции» - сердце чует, у сердца есть уши, сердце подскажет, закрадываться в сердце;

- «быть центром совести и других моральных качеств» - положа руку на сердце, каменное сердце, золотое сердце;

- «быть источником света и тепла» - сердце горит, гореть сердцем (легенда о Данко у М. Горького);

- «быть сокровищницей» - ключи от сердца, отдавать сердце.

Например, Евангельский текст: Добрый человек из сердца своего выносит доброе...; [38]

- «быть гарантом любовного благополучия» - предлагать руку и сердце;

- «быть местом, в котором чувства скрыты от посторонних глаз», - никто не знал, что творилось в его сердце, читать в сердце и т.д.

Одна и та же мифологема-архетип сердца может лежать в основе фразеологических единиц, употребляемых для оценки человека, его внешности и внутренних качеств, различных объектов мира и отношений человека к этим объектам.

С помощью фразеологизмов с компонентом «сердце» можно описать почти весь мир:

1) многочисленные оттенки чувств и состояний человека - кошки на сердце скребут, сердце замерло, камень с сердца свалился, отлегло от сердца, брать за сердце, сердце кровью обливается, как маслом по сердцу, надрывать сердце, сердце не на месте, сердце сжимается и т.д.;

2) отношение человека к объектам мира - от чистого сердца, запасть в сердце, положа руку на сердце, от всего сердца, сердце принадлежит, сердце занято, от сердца, войти в сердце и др.;

3) дать характеристику человека - сердце обросло мхом, мягкое сердце, доброе сердце, каменное сердце, неукротимое сердце, золотое сердце, покоритель сердец, горячее сердце, глупое сердце;

4) охарактеризовать поведение человека в обществе - заглядывать в сердце, находить доступ к сердцу, давать волю сердцу, срывать сердце, покорять сердце, открывать сердце, разбить сердце и др.

Таким образом, наш язык показывает, что сердце есть центр не только сознания, но и бессознательного, не только души, но и тела, центр греховности и святости, центр сосредоточения всех эмоций и чувств, центр мышления и воли; оно не только «орган чувств» и «орган желаний», но и «орган предчувствий».

Следовательно, сердце как бы абсолютный центр всего человеческого, т.е., говоря словами Б.П. Вышеславцева, «сердце есть умное видение, но вместе с тем умное делание».

Не менее сложные отношения современного мира с мифологическими представлениями встречаем у слова душа. Природа, по представлениям древних, тоже имела душу, хотя и не столь качественную, как человек.

Аристотель, например, даже звезды считал одушевленными, а Платон делил душу на «разумную» (человеческую) и «чувственную» (животную). Главное отличие человека, созданного по образу и подобию Божьему, от всего природного - наличие у него нематериальной божественной души. По выражению К. Юнга, «сложность души росла пропорционально потере одухотворенности природы».

Еще с античных времен душа понималась то как огонь (Демокрит), то как воздух (Анаксимен), то как смешение всех четырех элементов (Эмпедокл). Эти представления до сих пор сохранились в языке (душа горит, душа воспарила, душа воспламенилась). [39]

Вместилищем души у разных народов считаются различные органы: диафрагма, сердце, почки, глаза и даже пятки (например, в русском языке есть фразеологизм душа в пятки ушла). Первобытные народы считали связь души и тела настолько тесной, что, если обезобразить мертвое тело, обезобразится и его душа; поэтому они оберегают труп или намеренно уродуют убитого врага.

Славяне признавали в человеческой душе проявление той творческой силы, без которой невозможна жизнь на земле. Душа - частица, искра небесного огня, «которая и сообщает очам блеск, крови жар и всему телу внутреннюю теплоту» (Б. П. Вышеславцев). С этими представлениями связаны метафоры душа светится, душа горит, душа пылает, жар души, чуть душа теплится, искры души, душа оттаяла, а также антонимичные по значению выражения душа как лед, ад кромешный в душе и др. С этой мифологемой тесно связано представление о душе как о переходном состоянии огня (Гераклит).

Душа - alter ego человека, его внутреннее «Я»: низкая душонка, высокая душа, мелкая душа, нежная душа, чуткая душа, благородная душа, грешная душа, верная душа, окаянная душа, праздная душа.

Душа (как и человек) смертна: отдать богу душу, она может уставать - усталость души, болеть - душа болит и т. п.

С точки зрения этики душа является носителем некоего этического идеала: чистая душа, запачкать душу; хоть мошна пуста, да душа чиста (поговорка) и т. п.

С религиозной точки зрения душа связывает человека с высшим духовным началом, тем самым повышается ценность души, приобретают особую значимость сознательные усилия человека, направленные на самоусовершенствование: спасать душу, душа бессмертна, с Богом в душе и т.д. Душа сохраняет себя во время всего жизненного пути человека, но не разрушается и с его смертью. Поэтому, душа живая - это устойчивое в религиозном дискурсе (контексте) выражение.

Душа - это вместилище, отсюда: душа пустая, полна чем-либо и т.п.

О. М. Фрейденберг отмечала, что «душа» могла метафорически выражаться в виде двойника - доли, судьбы, а каждая из этих метафор, в свою очередь, дублировалась другими метафорами. А. Н.Афанасьев и А. А. Потебня еще ранее показали, что доля в русском фольклоре - двойник человека: ее топят, бросают в воду, сжигают, вешают и т. д. В реальной речевой деятельности мы как раз и наблюдаем это переплетение, сцепление, взаимодействие метафор.

Представления о душе как о дыхании, воздухе, ветре, птице, бабочке присущи разным народам, в том числе славянам: душа отлетела, вдохнуть душу, душа вон, душа улетает, прилетает.

Даже этимологически душа тесно связана с ветром: душа-дыхнуть-дух-дуть-дуновение-воздух. В славянских сказках часто говорится про рубашки из перьев, лебединые крылья у девушек. Известен платоновский миф о душе: душа стремится к «нездешней», небесной, родине, у нее растут крылья. По Платону, душа, павшая на землю и покинувшая небо, 10 тысяч лет живет на земле, пока не окрылится. По языческим представлениям славян, если человек жил праведно, то душа превращается в голубя, а если в грехе, то в черного ворона, иногда в грустную кукушку. С мифологемой «душа = птица» связан у славян обычай оставлять на Пасху, Радоницу на могилах крашеные яйца.

Душа локализована, отсюда фразеологизм

- душа не на месте;

- душа - твердый предмет - царапает душу;

- поверхность, похожая на землю - камень лег на душу, след в душе;

- душа как книга - читать в душе;

- душа - отхожее место - нагадить в душу, гниль души;

- душа, как хлеб, поэтому она черствеет - черств душой,

- душа, как цветок - цвет души, цвести душой;

- душа - музыкальный инструмент - струны души и др.

Много метафор и фразеологизмов связаны с мифологемой «душа = маленький ребенок». Есть гипотеза, согласно которой во фразеологизмах закодирован процесс рождения ребенка: в глубине души, тревожить душу, лезть в душу, бередить душу, душа нараспашку, хватать за душу, душа плачет, душа надрывается и др.

Например, на русской иконе «Успение Божьей Матери» душа изображена в виде ребенка.

Душа тесно связана в представлениях древнего человека с загробным миром. Поэтому древние славяне снабжали покойников разными вещами: мужчин - кремниевыми копьями, стрелами, женщин - бронзовыми браслетами, ставили им сосуды с пищей.

Таким образом, представления о сердце и душе сложны, противоречивы, непоследовательны, и это нашло полное отражение в языке, эти представления формируют лингвоэтическую картину мира человека.

2.3. анализ концепта блаженство

Основа понимания концепта Блаженство заложена в тексте нагорной проповеди: в Евангелии от Матфея провозглашаются девять «заповедей блаженства».

Проанализировав текст Нагорной проповеди, мы пришли к выводу, что блаженство можно понимать не только как награду в Царствии Небесном, но и как осознанное, целенаправленное действие субъекта и результат этого действия, ощутимый в земной жизни. Неслучайно блаженными именуют святых христианских подвижников, аскетов, отказавшихся от всех благ мира, от общепринятого образа жизни, добровольно принявших нищету, скитания и образ умалишенных ради спасения души.

«На Руси всегда любили и почитали больных, калек, убогих, несущих всю немощь без ропота, а с благодарностью Богу... В эпоху гонений на веру значение таких людей в церкви возрастает: духовно слабые ищут у них утешения и учатся христианскому терпению скорбей. Парализованные, или безногие, или слепые, нуждающиеся в посторонней помощи, часто не имеющие собственного угла… Мир считает их несчастными страдальцами – Церковь именует блаженными». «В пустынь к старцу, в хибарку к блаженному течет народное горе в жажде чуда, преображающего убогую жизнь».[40]

Утверждение на Руси христианства сопровождалось развитием проповеднической, поучительной литературы, пропагандировавшей основные догматические и нравственные положения новой веры. Наиболее интересным в лингвокультурологическом осмыслении концепта Блаженство, на наш взгляд, является «Слово о Законе и Благодати», созданное киевским митрополитом Илларионом в XI веке.

«О законе, Моисеем данном, и о Благодати и истине, в Иисусе Христе явившихся, о том, как Закон отошел, а благодать и истина всю землю исполнили, и вера на все народы простерлась, и на наш народ русский… Как отошел свет луны, когда солнышко воссияло, так и Закон – перед Благодатью явившейся. Уже не теснится человечество в Законе, а в Благодати свободно ходит…».

Так с первых веков христианства на Руси истина и благодать были утверждены «Словом…» митрополита Иллариона рядом и неразрывно. Законом человек утверждается в собственном эгоизме, Благодатью спасается в щедрой самоотдаче всему тварному миру. Предпочтение тому или другому зависит от понимания предназначения человека. Желающие самоутвердиться на земле предпочитают закон, стремящиеся к спасению – благодать.

Подобный ход мыслей присущ большинству русских религиозных текстов на протяжении всей истории.

В конце XX века на стыке религии и поэзии возникает новый жанр – духовная лирика, в которой переплетаются лирические и евангельские мотивы, сливаются русский и церковно-славянский языки. Значение концепта Блаженство остается неизменным:

«Земля – приют несовершенства./ Повсюду знак неполноты./ Душе, взыскующей Блаженства,/ Опасны здешние сады» .

Такое положение вещей объясняется тем, что религия является стабилизирующей, консервативной силой в обществе, старающейся всегда сохранить и осуществить связь с историей, традицией.

Как показал анализ, традиционное для обыденного сознания, зафиксированное в толковых словарях понимание Блаженства широко представлено в текстах русской литературы.

1. Все, что идет на пользу человеку и обществу, дает удовлетворение; добро, счастье, благополучие:

«Тот только заслуживает название человека, кто умеет овладеть своим самолюбием, как всадник конем, кто свою личность приносит в жертву общему благу» (Тургенев «Рудин»). «В ученье зрим мы многих благ причину» (Крылов «Водолазы») и т. д.

2. Счастье, успех, удача; счастливое состояние внутреннего покоя, удовлетворения; изобилие чего-либо нужного, полезного и т.п., особенно предметов питания:

«Был небольшой промежуток, когда я как будто начал заывать вас, а потом старое вернулось с новой силой. Есть вещи, которые не знают благодати забвения» (Мамин-Сибиряк «Под липой»). «… рыбы попало пропасть, она трепетала и блистала своей чешуей… Но Еспер Иванович и не взглянул даже на всю эту благодать» (Писемский «Люди сороковых годов»). «Луна. Мороз./ И никого вокруг. Блаженная пора уединения. О, блаженное время покоя,/ Одиночества и чистоты» (иеромонах Роман) и т.д.

3. Безграничное счастье, полное и невозмутимое счастье, наслаждение, свобода:

«… снилось наяву давно желанное блаженство – свобода.» (Лермонтов «Вадим»); «Нет, Полина, вы еще не знаете высокого блаженства жить своим трудом» (Островский «Доходное место») и т.д.

В текстах художественной литературы очень часто причина блаженства усматривается в любви, иногда даже любовь ценится выше рая, объект любви обожествляется:

«Все лицо его … дышало теперь блаженством. Он видел, наконец, перед собою ту, которая снилась ему» (Достоевский «Дядюшкин сон»); «О ты, последняя любовь!/Ты и блаженство, и безнадежность» (Тютчев) и т.д.

В текстах можно встретить заложенное в древнерусской литературе сопоставление блаженства и истины:

«Я здесь от суетных оков освобожденный, Учуся в истине блаженство находить» (Пушкин «Деревня»).

Очевидно, что за время бытования концепта Блаженство (Благо, Благодать) изменилось его понимание, он стал не интерпретироваться как религиозный, а как светский.

Мы считаем, что это произошло вследствие того, что к понятиям, относящимся к сфере духовной были применены чисто земные мерки. На примере бытования концепта Блаженство прослеживается смешение различных уровней бытия человека, постепенная секуляризация общества. Наличие же большого количества лексем с корнем «благ-», в том числе и этикетных формул («Всех благ» – фамильярная форма прощания), на наш взгляд, объясняется тем, что «характерной особенностью модели мира средневекового человека, ее непременным атрибутом было наличие больших и малых образцов и эталонов, с которыми сопоставлялись проявления и свойства конкретной вещи».[41]

Эта особенность и была унаследована современным русским языком и нашла свое отражение в аспектах концептуализации бытия.

выводы по второй главе:

Наряду с такими понятиями, как «пространство», «измерение», «причина», «время» принадлежит к определяющим категориям человеческого сознания. Эти универсальные понятия в каждой культуре связаны между собой, образуя своего рода «модель мира» - ту «сетку координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании. Человек не рождается с чувством времени, его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит.

Для анализа были выбраны темпоральные единицы. При этом акцент делается на особенностях пола, возраста. Для сопоставления выбрана языковая картина мира англичан (АЯКМ) и русских (РЯКМ), так как и русская, и английская культура относятся к европейскому типу. Материалом исследования явились темпоральные единицы английского и русского языков. Эмпирическую базу составили единицы, выбранные из словарей.

Анализ показал, что «время жизни» является основополагающим понятием для человека. Общей для русской и английской культуры является табуированная лексика (обозначение беременности, рождения, смерти, периода зрелости у женщин). Несмотря на универсальность данной категории, наблюдается ряд особенностей в реализации единиц. При отражении «большого» жизненного цикла наблюдается ряд отличий.

Определено, что для английской культуры ключевым является понятие «happy» - «счастливый». Оно определяет систему ценностей англичан, мировосприятие, отражает позитивный настрой на некоторые явления жизни.

Анализ концепта сердце показал, что сердце - точка соприкосновения с Богом, орган, устанавливающий интимную связь с ним, отсюда жить с Богом в сердце, сердобольный (о сострадательном, отзывчивом человеке).

В Библии «сердце» и «душа» часто выступают как тождественные понятия, заменяющие друг друга, но еще чаще они различаются.

С помощью фразеологизмов с компонентом «сердце» можно описать почти весь мир:

Таким образом, представления о сердце и душе сложны, противоречивы, непоследовательны, и это нашло полное отражение в языке, однако, именно эти универсальные концепты формируют лингвоэтическую картину мира человека.

В текстах художественной литературы очень часто причина блаженства усматривается в любви, иногда даже любовь ценится выше рая, объект любви обожествляется.

В текстах можно встретить заложенное в древнерусской литературе сопоставление блаженства и истины:

«Я здесь от суетных оков освобожденный, Учуся в истине блаженство находить» (Пушкин «Деревня»).

Очевидно, что за время бытования концепта Блаженство (Благо, Благодать) изменилось его понимание, он стал не интерпретироваться как религиозный, а как светский.

Мы считаем, что это произошло вследствие того, что к понятиям, относящимся к сфере духовной были применены чисто земные мерки. На примере бытования концепта Блаженство четко прослеживается смешение различных уровней бытия человека, постепенная секуляризация общества.

Наличие же большого количества лексем с корнем «благ-», в том числе и этикетных формул («Всех благ» – фамильярная форма прощания), на наш взгляд, объясняется тем, что характерной особенностью модели мира средневекового человека, ее непременным атрибутом было наличие больших и малых образцов и эталонов, с которыми сопоставлялись проявления и свойства конкретной вещи. Эта особенность и была унаследована современным русским языком и нашла свое отражение в аспектах концептуализации бытия.

Глава 3. Специфика универсальных концептов

в английском и русских языках (на примере религиозных текстов) 3.1. Различие универсальных концептов в России и Англии и их специфика

(концепты вера, надежда, любовь)

Культурные концепты ‘Вера’, ‘Надежда’, ‘Любовь’, как и все духовные концепты, существуют, на наш взгляд, в сознании в виде «матриц», «форм для отливки смысла».

В соответствии с концепцией, предложенной С.Г. Проскуриным, семантическая близость слов, выражающих культурные концепты, может быть описана через отношения совокупности свойств, где каждому слову соответствует особое место в системе.[42] Эти слова как бы составляют матрицу данного концепта, то есть занимают место в иерархии. В рамках теории лексических полей можно было бы сказать, что группа слов в матрице связана семантическими отношениями ассоциативного поля. В культурной концептологии матрицы – это ячейки, которые заполняются по мере необходимости, не являясь ни синонимами, ни омонимами, ни антонимами. Элементы матрицы сближаются в силу нахождения в смежных ячейках. Наиболее очевидной кажется целесообразность применения такой формы-матрицы при исследовании духовных концептов.

Рассмотрим концептуальную структуру матрицы концепта ‘Вера’. Подберем слова-признаки, точнее всего характеризующие его значение в английском языке: trust, confidence, reliance, credence, – то есть вера как доверие надежному партнеру. Теперь упорядочим слова таким образом, чтобы самое емкое слово, наиболее близко подходящее по смыслу к определяемому понятию, оказалось в верхней строчке столбца матрицы. Из оставшихся слов сформируем ячейки концептуального единства. В результате у нас в распоряжении оказывается иерархическая структура уникальная по своей способности описывать именно данный смысл ‘Belief’ в англосаксонском менталитете.

Самый значимый признак, точнее других выражающий существо концепта, располагаемый непосредственно за символом концепта, назовем матричной доминантой. Матричная доминанта имеет детерминирующее значение для символа, остальные признаки лишь уточняют его. Без иерархии признаков ‘чистые’ (не имеющие денотата) концепты неопределимы и не существуют. Имеет значение и количество признаков в матрице: чем их больше, тем глубже определение смысла. Однако ближайшие к символу и матричной доминанте признаки важнее периферийных. Выстроив матрицы, описывающие смыслы культурного концепта ‘Belief’ получаем систему следующего вида (Таблица 1):

Таблица 1

Смыслы культурного концепта ‘Belief’

Символ

концепта

a) belief

b)belief

c)belief

d) belief

e) belief

f) belief

Доминанта матрицы

trust

cult

religion

credence

assurance

judgment

Ассоциативные признаки

confidence

reliance

credence

faith

worship

religion

creed

tenet

doctrine

credit

faith

assent

conviction

sureness

conviction

opinion

supposition

sureness

Слово Belief является символом концепта и занимает первое место в ячейках матрицы. Доминанты матрицы - слова trust, cult, religion, credence, judgment.

Приведем примеры для матрицы культурного концепта:

Пример 1. Does Islam tolerate other beliefs? – Проявляет ли ислам терпимость к другим религиям? [43]

Пример 2. The belief in one God threatened idol worship in Mecca. – Вера в единого бога представляла угрозу идолопоклонству в Мекке.[44]

Пример 3. With the rest of the adventure I believe you are as well acquainted as myself. – Все остальные приключения, я полагаю, вам так же хорошо известны, как и мне. [45]

Пример 4. Perhaps, after all, it was rather a desire than an actual belief; - but do you know that Jupiter’s silly words, about the bug being of solid gold, had a remarkable effect on my fancy? – Мы не то чтобы верили этому всерьез, а скорее принимали желаемое за действительное; но как бы там ни было, а глупые слова Юпитера о том, что жук из чистого золота, запали мне в душу. [46]

Пример 5. I was prompted to the deed by heaven; such, at least, was my belief. – То было веление небес – поступить так, по крайней мере, я в этом уверена.

Пример 6. Was his belief suddenly shaken by my looks, or my words, or by some newly recollected circumstance? – Или мой внешний вид или мои слова или какие-то вдруг припомнившиеся ему обстоятельства подорвали его доверие ко мне?[47]

Если сравнить матрицы английского концепта ’Belief’ и русского концепта ’ВЕРА’, можно заметить различие: в русской культуре нет соответствия шестому символу английского концепта. В этом смысле предложение I believe her son is a student at the university адекватно русскому «Я полагаю, (мне кажется) ее сын – студент университета». Мы не рассматриваем проблему в рамках лексического поля, но эти же смыслы можно выразить лексемой faith.

Перейдем к концепту ‘Любовь’ в английском языке и культуре. Словарь Вебстера, “Webster’s New World Dictionary” приводит десять значений слова love и объясняет их посредством слов attachment, affection, fondness, passion, gratification, admiration, care, delight, desire, liking и других. (Webster, 1962) Смыслы можно представить в виде следующих шести компонентов матрицы (Таблица 2).

Таблица 2

Смыслы концепта ‘Любовь’

Символ концепта

a) love

b) love

c) love

d) love

e) love

f) love

Доминанта матрицы

romance

sensuality

care

inclination

recognition

promotion

Ассоциативные признаки

affection

fondness

tenderness

passion

longing

craving

desire

gratification

understanding

attachment

kindness

liking

will

preference

fondness

admiration

appreciation

approval

respect

solicitude

reverence

worship

service

Концепт Love представляет собой пример несовпадения количества значений соответствующего ему слова и стоящих за значениями смыслов. Это объясняется тем, что одно и то же значение может употребляться в разных смыслах.

Так, например, словарь Вебстера объединил в одном значении смыслы «любовь-симпатия к родственникам» и «любовь-признание, основанная на уважении к достижениям человека». Первому смыслу соответствует кластер признаков, обозначенный символом «с» с доминантой «любовь- забота» и признаками «забота, понимание, привязанность, доброта, симпатия».

Второй смысл раскрыт под символом «е», где матричной доминантой является «любовь-признание», а основные признаки концепта представлены через «признание, восхищение, высокую оценку, одобрение, уважение». Контекстное употребление исследуемого концепта в примере «While in the outside world, Eisenhower had been reelected President by his loving U.S. family» вызывает у говорящего ассоциацию с символом «е». [48] А вот контекст «Danny was determined to keep fighting for his father’s love» возбуждает в сознании носителя языка символ «с».

Приведем пример, четко разграничивающий два смысла слова love в значении отношения к противоположному полу: «And though he dared not admit it even to himself, something subconscious in him wondered why a “nice” girl like Sara Harrison was so eager to make love. And so he welcomed the delay till Visitors’ Sunday at her dorm. It would give him more time to reconcile the antitheses of sensuality and love».

В последнем случае слово love выражает концепт, который можно представить в виде кластера признаков, обозначенного символом «а», в то время как первый случай дает типичный пример разрушения культурной матрицы, то есть, задает ей иной способ существования, когда слово love в составе словосочетания to make love приобретает четкое денотативное значение. Если концепт стремится к денотативному выражению, непременно происходит разрушение культурной матрицы. Этот процесс имеет место и в русском языке: не так давно появилось сочетание слов «заняться любовью», но в отличие от английского to make love русское словосочетание имеет четко выраженное ироническое употребление и иначе как в ироническом смысле не используется.

В русском языке у концепта ‘Любовь’ отсутствует и смысл, обозначенный в английской матрице символом «b) love». Для выражения этого смысла русский язык может прибегнуть к другим средствам, например к словам «чувственность» или «вожделение». Если не учитывать эти различия английского концепта ‘Love’ и русского концепта ‘Любовь’, то в следующих двух диалогах ответы американских собеседников могут показаться странными для русского менталитета:

Русский: «Larry, you are forty, and you have not yet married. What about love?»

Американец: «Well, it’s like coffee: I like it, when I have it, but I can live without it».

Русский: «Robert, you are a very handsome man. Your wife must love you very much».

Американец: «Oh yes, she presses so tightly…».

Теперь обратимся к концепту ’Надежда’ и представим его тремя ячейками (Таблица 3).

Таблица 3

Смыслы концепта ‘Надежда’

Символ концепта

a) hope

b) hope

c) hope

Доминанта матрицы

desire

expectation

trust

Ассоциативные признаки

expectation

belief

prospect

intention

reliance

expectation

Первый символ несет смысл «надежда как желание с ожиданием его исполнения и верой в его осуществление». Здесь матричной доминантой служит семантический множитель desire – желание, и в иерархии признаков expectation предшествует belief. В этом смысле словарь Вебстера приводит следующий пример: He wished, but not with hope. Второй символ выражает ожидание как прогноз без особого желания предстоящего действия. Например: «In hope to while away the time…». Третий символ – ‘надежда в смысле доверия партнеру, на которого можно положиться’, сходна с концептом Belief (Символ «а»).[49]

Матрица формализует концепт.

Рассмотрим словосочетание ‘Вера, надежда, любовь’ как целостный стереотип культурного и языкового сознания, то есть как формулу.

Как известно, термин формула был введен в сравнительно - историческом языкознании Адальбертом Куном. «Подобные формулы в разных языках состоят из одних слов-компонентов и имеют одно и то же синтаксическое построение, что свидетельствует о некогда существовавшем прототипе, отражающем некоторые устойчивые словосочетания древнейшей протоиндоевропейской поэзии». [50]

В формуле ‘Вера, надежда, любовь’ компоненты сближаются и взаимопроникают, тесно сливаются в единую концептуальную сущность и частично синонимизируются. Верность (вера) предполагает или даже подразумевает надежность (надежду). В характеристике человека «верный» и «надежный» являются синонимами. Близость смыслов компонентов формулы подтверждает их этимологический анализ.

Например, love и belief по своей этимологии являются родственными словами: современное английское слово belief, образованное от среднеанглийского bileafe и древнеанглийского geleafa, родственно древнесаксонскому gilotho, древневерхненемецкому giloubo, готскому galaubeins, современным английским словам lief и love, восходящим к индоевропейской основе leubh.[51]

В готском языке однокорневыми словами выражались концепты ‘Надежда’ – ‘Lubains’ и Любовь –‘Lubo’.

Такие совпадения в этимологии свидетельствуют о том, что все эти слова могут описывать один и тот же фрагмент действительности и относиться к одной и той же ситуации общения, предполагающей наличие двух актантов: если один верит, значит другой внушает ему доверие; если один надеется, то другой подает надежду; один любит, другой вызывает к себе любовь. Один актант подразумевает существование другого, отношения между ними выражают смысл ситуации договора или соглашения.

Как справедливо заметил академик Ю.С. Степанов (в личной беседе с нами), слова «вера», «надежда», «любовь» образуют замкнутый круг общения между актантами: верующие надеются (уповают) на того, кого они любят (например, на Бога). Направленность действий в круге общения может быть и обратной, когда любящий верит и надеется, а может быть и обоюдной, когда оба актанта взаимно верят, надеются и любят. При этом возникает вектор высказывания.

Входящие в формулу концепты различаются мерой социального престижа или важности, то есть имеют рейтинг. По сравнению с концептом Надежда Вера и Любовь имеют более высокий ранг. Самым высоким, исключительным рейтингом обладает концепт Любовь как высшая ценность христианской культуры. В Писании сказано: «ныне же пребудут вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».

Английский вариант оформления формулы - ‘faith, hope, charity’- определяет ее направленность от сильного к слабому актанту, то есть вектор ее направлен от Бога к человеку или от богатого к бедному, поскольку charity – не только любовь, но и милость, милосердие, милостыня, - несет коннотацию снисхождения.

В русском языке формула может устанавливать отношения и между равными актантами, и выражать действие, направленное от слабого к сильному - от человека к Богу - и от Бога к человеку, и между людьми взаимообразно. Возможность более широкого использования формулы в русском языке стала предпосылкой ее выхода за пределы религиозного употребления и распространения ее в светской жизни и в быту.

Английская формула так и осталась формулой христианского благочестия, и ее употребление ограничилось рамками религиозной сферы. В отличие от русского языка в английском нет женских имен Любовь и Надежда, крайне редко встречается имя Вера (Faith). В русской культуре эти имена не просто широко распространены, но, как правило, в больших русских семьях девочек называли именно в порядке расположения христианских добродетелей в формуле: старшую – Вера, среднюю – Надежда, младшую – Любовь.

Негенетическая информация культурного характера (культурные концепты, выражаемые духовной, неденотативной лексикой) кодируется и хранится в сознании человека и в создаваемых им текстах в виде иерархической структуры смыслов – культурной матрицы. В такой форме эта информация передается из поколения в поколение, осуществляя преемственность национальной культуры и духа народа.
3.2. анализ концептов «глупость» - «мудрость»

Исследование концептов, сложных ментальных, культурно-значимых понятий, занимающих приоритетное положение в национальном самосознании, остаётся одним из современных и актуальных проблем лингвокогнитологии и лингвокультурологии. Концепт, являясь многослойным и многомерным образованием, содержит в себе как понятийное ядро, так и культурно-значимую информацию.

Концепт рождается как образ, но, появившись в сознании человека, этот образ способен продвигаться по ступеням абстракции. С увеличением количества закрепленных концептом признаков, с возрастанием уровня абстракции концепт постепенно превращается из чувственного образа в собственно мыслительный. [52]

В фокус анализа попадают разные концепты, в особенности ключевые концепты того или иного этноса, или социальной группы, или личности (идиоконцепты). В последнее время активно изучаются библейские концепты. И это не случайно. Формирование таких христианских понятий, как добро, зло, грех и Бог, справедливость и наказание, душа и сердце, истина и правда и др. восходят своими корнями именно к библейским временам. Многие высказывания Святого Писания стали афоризмами, завоевали широкую известность и вошли в мировую культуру. Библия повлияла на становление и развитие морали и этики, и её влияние очевидно и не требует доказательств.

Библейский фрейм интеллектуальной способности / неспособности (глупости / мудрости) человека строится как образ сосредоточенного на знании / незнании, имеющего установку на приобретении разума, страха Божьего, мудрости, или не желающего приобретать разум.

Содержательный минимум библейского концепта глупости выражается в следующей пропозициональной установке: приобретение разума, устремление всех человеческих способностей на стяжание и сохранение разума есть мудрость, а отсутствие этого стремления говорит уже об определенном уровне отклонения от этой установки, что и есть, собственно, глупость. При этом глупость может быть двух качеств: первая поддается исправлению (невежды), при условии обращения к знанию, свету, Богу, мудрости, а вторая неисправима.

Содержательный минимум библейского концепта глупый конкретизируется в следующих направлениях: 1) глупый от природы, 2) патологически глупый, 3) тупой, 4) ведущий себя глупо 5) неверующий в Бога, 6) не желающий приобретать разум, страх Господень, знание о Боге, мудрость, 7) не удаляющийся от зла 8) несдержанный.

Данные, полученные в результате концептуального анализа, позволяют сделать следующие выводы:

1) глупый являет собой полную противоположность мудреца, каким, как правило, бывает человек благочестивый и верующий,

2) иногда под словом «глупый» подразумевается человек с низкими умственными способностями, но, как правило, это тот, кто в своих суждениях приходит к неверным выводам: «Сие ли вы воздаете Господу, народ глупый и несмысленный?».[53]

Можно сделать предположение, что семантика концепта глупость утратила со временем компонент глупый, неверующий, оставив только компонент глупый, ограниченный.

В концептосферу глупость входит и концепт память. Их связь носит имплицитный характер и не выражена каким-либо открытым текстом, но она очевидна и содержится в оценке Богом деяния отступившего народа.

Изначально библейское объяснение картины мира включало в себя две противоположности: добро и зло, Бог и дьявол, мудрость и глупость, свет и тьма и т.п. По словам М.В.Черепанова и Н.М.Орловой, эта антитеза так или иначе проходит через все понятия, допускающие оценку + или - и служат основой своеобразной аксиологической классификации.[54] Таким же образом все библейские тексты осуждают, высмеивают глупость и предостерегают от глупых, неразумных поступков, и, напротив, возвышают истинное знание, включающее в себя, познание Бога и мудрость.

С концептом глупость ассоциативно связаны понятия, выражаемые словами ум, Бог, мудрость, память, знание, вера, грех, тьма, заповеди, проповедь о Иисусе Христе, фарисеи, лицемерие, отступление, беспечность, душа, сердце, зло, суд, мир, неисправимость и др.

Проведенный анализ позволяет достаточно ясно обрисовать круг семантических и ассоциативных признаков, образующих культурно-значимое ментальное образование концепт глупость. Прежде всего, концепт глупость включает в себя признак неверующий, не воспринимающий и не внимающий Божьим наставлениям и словам. Другой компонент данного концепта относится к ограниченным умственным способностям человека

Понятию глупость противопоставлено понятие мудрость. Мудрость - это и разум, и страх Господень, и удаление от зла, и познание Бога: Вот, страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла разум. [55]

Особый интерес представляет сравнение евангельской вести, слова о кресте с безумием. Греки, жившие в политеистическом мире, не могли вообразить себе то, что пытались им донести первые проповедники евангелия.

Для них проповедь о Боге, т. е. об Иисусе, пришедшем в этот мир для того, чтобы, пройдя путь в смирении и унижении, умереть на кресте позорной, рабской смертью казалась глупой и нелепой, так как в их представлении боги (их было много) никогда бы не избрали такой путь очищения и спасения человечества.

Следует, однако, сказать о том, что и в их мифах содержалась мысль об искуплении через принесение себя в жертву, например, миф о Прометее. Но и Прометей в глазах Зевса, а, следовательно, и в глазах тех, кто его чтил, поступил неразумно и глупо, боги не могли понять и оценить его поступок. Только простые люди оценили и увидели в глупости великую мудрость: В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей Отче! Ибо таково было Твоё благоволение. [56]

На основе проанализированного фактического материала можно сделать вывод, что семантика субстантива глупость в своем развитии утратила основной компонент глупый, неверующий.

выводы по третьей главе:

Семантическая близость слов, выражающих культурные концепты, может быть описана через отношения совокупности свойств, где каждому слову соответствует особое место в системе. Эти слова как бы составляют матрицу данного концепта, то есть занимают место в иерархии. В рамках теории лексических полей можно было бы сказать, что группа слов в матрице связана семантическими отношениями ассоциативного поля. В культурной концептологии матрицы – это ячейки, которые заполняются по мере необходимости, не являясь ни синонимами, ни омонимами, ни антонимами. Элементы матрицы сближаются в силу нахождения в смежных ячейках. Наиболее очевидной кажется целесообразность применения такой формы-матрицы при исследовании духовных концептов.

Рассмотрение концептуальной структуры матрицы концепта ‘Вера’ показало, что слово Belief является символом концепта и занимает первое место в ячейках матрицы. Доминанты матрицы - слова trust, cult, religion, credence, judgment.

Рассмотрение концепта ‘Любовь’ в английском языке и культуре показало, что словарь Вебстера, “Webster’s New World Dictionary” приводит десять значений слова love и объясняет их посредством слов attachment, affection, fondness, passion, gratification, admiration, care, delight, desire, liking и других. (Webster, 1962)

Фактически, концепт Love представляет собой пример несовпадения количества значений соответствующего ему слова и стоящих за значениями смыслов. Это объясняется тем, что одно и то же значение может употребляться в разных смыслах.

Анализ концепта ’Надежда’ и показал, что первый символ несет смысл «надежда как желание с ожиданием его исполнения и верой в его осуществление». Здесь матричной доминантой служит семантический множитель desire – желание, и в иерархии признаков expectation предшествует belief. Третий символ – ‘надежда в смысле доверия партнеру, на которого можно положиться’, сходна с концептом Belief (Символ «а»). Матрица таким образом формализует концепт.

Рассмотрение словосочетания ‘Вера, надежда, любовь’ как целостного стереотипа культурного и языкового сознания, позволило сделать вывод о том, что в формуле ‘Вера, надежда, любовь’ компоненты сближаются и взаимопроникают, тесно сливаются в единую концептуальную сущность и частично синонимизируются. Верность (вера) предполагает или даже подразумевает надежность (надежду). В характеристике человека «верный» и «надежный» являются синонимами. Близость смыслов компонентов формулы подтверждает их этимологический анализ.

Love и belief по своей этимологии являются родственными словами: современное английское слово belief, образованное от среднеанглийского bileafe и древнеанглийского geleafa, родственно древнесаксонскому gilotho, древневерхненемецкому giloubo, готскому galaubeins, современным английским словам lief и love, восходящим к индоевропейской основе leubh. В готском языке однокорневыми словами выражались концепты ‘Надежда’ – ‘Lubains’ и Любовь –‘Lubo’.

Слова «вера», «надежда», «любовь» образуют замкнутый круг общения между актантами: верующие надеются (уповают) на того, кого они любят (например, на Бога). Направленность действий в круге общения может быть и обратной, когда любящий верит и надеется, а может быть и обоюдной, когда оба актанта взаимно верят, надеются и любят. При этом возникает вектор высказывания.

Входящие в формулу концепты различаются мерой социального престижа или важности, то есть имеют рейтинг. По сравнению с концептом Надежда Вера и Любовь имеют более высокий ранг. Самым высоким, исключительным рейтингом обладает концепт Любовь как высшая ценность христианской культуры. В Писании сказано: «ныне же пребудут вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».

В то время, как английская формула, так и осталась формулой христианского благочестия, и ее употребление ограничилось рамками религиозной сферы.

Данные, полученные в результате концептуального анализа, позволяют сделать следующие выводы:

2) иногда под словом «глупый» подразумевается человек с низкими умственными способностями, но, как правило, это тот, кто в своих суждениях приходит к неверным выводам: «Сие ли вы воздаете Господу, народ глупый и несмысленный?»

В концептосферу глупость входит и концепт память. Их связь носит имплицитный характер и не выражена каким-либо открытым текстом, но она очевидна и содержится в оценке Богом деяния отступившего народа.

Изначально библейское объяснение картины мира включало в себя две противоположности: добро и зло, Бог и дьявол, мудрость и глупость, свет и тьма и т.п. Эта антитеза так или иначе проходит через все понятия, допускающие оценку + или - и служат основой своеобразной аксиологической классификации. Таким же образом все библейские тексты осуждают, высмеивают глупость и предостерегают от глупых, неразумных поступков, и, напротив, возвышают истинное знание, включающее в себя, познание Бога и мудрость.

Проведенный анализ позволяет достаточно ясно обрисовать круг семантических и ассоциативных признаков, образующих культурно-значимое ментальное образование концепт глупость. Прежде всего, концепт глупость включает в себя признак неверующий, не воспринимающий и не внимающий Божьим наставлениям и словам. Другой компонент данного концепта относится к ограниченным умственным способностям человека

Понятию глупость противопоставлено понятие мудрость. Мудрость - это и разум, и страх Господень, и удаление от зла, и познание Бога: Вот, страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла разум.

Негенетическая информация культурного характера (культурные концепты, выражаемые духовной, неденотативной лексикой) кодируется и хранится в сознании человека и в создаваемых им текстах в виде иерархической структуры смыслов – культурной матрицы. В такой форме эта информация передается из поколения в поколение, осуществляя преемственность национальной культуры и духа народа.

Заключение

Теоретическая часть исследования позволяет сформулировать следующие выводы. В лингвистическом понимании концепта наметилось три основных подхода. Во-первых, в самом широком смысле в число концептов включаются лексемы, значения которых составляют содержание национального языкового сознания и формируют «наивную картину мира» носителей языка. Совокупность таких концептов образует концептосферу языка, в которой концентрируется культура нации. В число подобных концептов попадает любая лексическая единица, в значении которой просматривается способ (форма) семантического представления.

Выделяются

Множество универсальных человеческих понятий по А. Вежбицкой выглядит следующим образом:

Субстантивы: Я, ТЫ, НЕКТО (ЛИЦО), НЕЧТО (ВЕЩЬ), ЛЮДИ, ТЕЛО

Детерминаторы: ЭТОТ, ТОТ ЖЕ, ДРУГОЙ

Кванторы: ОДИН, ДВА, НЕСКОЛЬКО/НЕМНОГО, МНОГО/МНОГИЕ, ВЕСЬ/ВСЕ

Атрибуты: ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, БОЛЬШОЙ, МАЛЕНЬКИЙ

Ментальные предикаты: ДУМАТЬ, ЗНАТЬ, ХОТЕТЬ, ЧУВСТВОВАТЬ, ВИДЕТЬ, СЛЫШАТЬ

Речь: СКАЗАТЬ, СЛОВО, ПРАВДА

Действия, события, движение: ДЕЛАТЬ, ПРОИЗОЙТИ/СЛУЧИТЬСЯ, ДВИГАТЬСЯ

Существование и обладание: ЕСТЬ/ИМЕЕТСЯ, ИМЕТЬ

Жизнь и смерть: ЖИТЬ, УМЕРЕТЬ

Логические концепты: НЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, МОЧЬ, ПОТОМУ ЧТО/ИЗ-ЗА, ЕСЛИ, ЕСЛИ БЫ

Время: КОГДА (ВРЕМЯ), СЕЙЧАС, ПОСЛЕ, ДО, ДОЛГО, НЕДОЛГО, НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ

Пространство: ГДЕ (МЕСТО), ЗДЕСЬ, ВЫШЕ / НАД, НИЖЕ / ПОД, ДАЛЕКО, БЛИЗКО; СТОРОНА, ВНУТРИ

Интенсификатор, усилитель: ОЧЕНЬ, БОЛЬШЕ

Таксономия, партономия: ВИД/РАЗНОВИДНОСТЬ, ЧАСТЬ

Сходство: ВРОДЕ/КАК

Семиотические универсалии используются в качестве естественного метаязыка, описывающего другие понятия.

Метафизические концепты (душа, счастье, любовь, мудрость, блаженство, вера и пр.) – ментальные сущности высокой либо предельной степени абстрактности, они отправляют к «невидимому миру» духовных ценностей, смысл которых может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения содержания абстрактного.

Практическая часть исследования показала, что концепты такого типа относительно легко «синонимизируются», образуя «концептуализированную область», где устанавливаются семантические ассоциации между метафизическими смыслами и явлениями предметного мира, отраженными в слове, где сопрягаются духовная и материальная культуры.

С помощью фразеологизмов с компонентом «сердце» можно описать почти весь мир:

Представления о сердце и душе сложны, противоречивы, непоследовательны, и это нашло полное отражение в языке, однако, именно эти универсальные концепты формируют лингвоэтическую картину мира человека.

В текстах можно встретить заложенное в древнерусской литературе сопоставление блаженства и истины:

«Я здесь от суетных оков освобожденный, Учуся в истине блаженство находить» (Пушкин «Деревня»).

Сравнительный реализации концептов Вера, Надежда, Любовь, показал, что, как и все духовные, данные концепты, существуют, на наш взгляд, в сознании в виде «матриц», «форм для отливки смысла».

Анализ концепта ’Надежда’ показал, что первый символ несет смысл «надежда как желание с ожиданием его исполнения и верой в его осуществление». Здесь матричной доминантой служит семантический множитель desire – желание, и в иерархии признаков expectation предшествует belief. Третий символ – ‘надежда в смысле доверия партнеру, на которого можно положиться’, сходна с концептом Belief (Символ «а»). Матрица таким образом формализует концепт.

Библейский фрейм интеллектуальной способности / неспособности (глупости / мудрости) человека строится как образ сосредоточенного на знании / незнании, имеющего установку на приобретении разума, страха Божьего, мудрости, или не желающего приобретать разум.

Данные, полученные в результате концептуального анализа, позволяют сделать следующие выводы:

В концептосферу глупость входит и концепт память. Их связь носит имплицитный характер и не выражена каким-либо открытым текстом, но она очевидна и содержится в оценке Богом деяния отступившего народа.

Проведенный анализ позволяет достаточно ясно обрисовать круг семантических и ассоциативных признаков, образующих культурно-значимое ментальное образование концепт глупость. Прежде всего, концепт глупость включает в себя признак неверующий, не воспринимающий и не внимающий Божьим наставлениям и словам. Другой компонент данного концепта относится к ограниченным умственным способностям человека

Доказано, что негенетическая информация культурного характера (культурные концепты, выражаемые духовной, неденотативной лексикой) кодируется и хранится в сознании человека и в создаваемых им текстах в виде иерархической структуры смыслов – культурной матрицы. В такой форме эта информация передается из поколения в поколение, осуществляя преемственность национальной культуры и духа народа.

Описанный механизм реализации универсальных концептов, позволяет сделать вывод о том, что русском языке формулы духовной лексики могут устанавливать отношения между равными актантами, а также выражать действие, направленное от слабого к сильному - от человека к Богу - и от Бога к человеку, и между людьми взаимообразно.

Возможность более широкого использования этих формул в русском языке стала предпосылкой ее выхода за пределы религиозного употребления и распространения ее в светской жизни и в быту. В то время, как английские формулы, так и остались формулами христианского благочестия, и ее употребление ограничилось рамками религиозной сферы. Таким образом, можно говорить о большей востребованности концептуальной лексике духовной направленности в русском языке.

Список использованной литературы

1. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2-х т. М., 1995.

2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

3. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С.267–279.

4. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

5. Бабушкин А.П., Жукова М.Г. Перевод реалий в свете проблем когнитивной семантики // Проблемы культурной адаптации текста. Воронеж, 1999. С.11–13.

6. Бахтин Михаил. 1979. Проблема речевых жанров / В кн.: Бахтин М. Эстетика словесного творчества. Москва: Искусство. С. 237–80.

7. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

8. Богин Г.И. Переход смыслов в значения // Понимание и рефлексия. Ч.2. Тверь, 1994. С. 8–16.

9. Богин Г.И. Модель языковой личности в её отношении к разновидностям текстов: АДД. Л., 1984.

10. Богин Г.И. Типология понимания текста. Калинин, 1986.

11. Булгаков С. 1971. (1945). Невеста Агнца. О богочеловечестве. Paris: Westmead.

12. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997.

13. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языка. М., 1999.

14. Воркачев С.Г. Безразличие как этносемантическая характеристика личности: опыт сопоставительной паремиологии // ВЯ. 1997. № 4. С. 115-124.

15. Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка и влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. Введение во всеобщее языкознание. Спб., 1858.

16. Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии (1) // ВЯ. 1997. № 6. С. 37–48.

17. Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность // Филология. Краснодар, 1994. № 3. С. 2-7.

18. Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск. 1996. С. 3–16.

19. Карасик В. И. О категориях лингвокультурологии // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2001. С. 3–16.

20. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

21. Кобозева И.М. «Смысл» и «значение» в «наивной семиотике» // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 183–186.

22. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т.52, №1. С. 3–9.

23. Логический анализ зыка. Культурные концепты. М., 1991.

24. Лукин В.А. Концепт истины и слово ИСТИНА в русском языке (Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // ВЯ. 1993. № 4. С. 63-86.

25. Ляпин С. Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Вып. I. Архангельск, 1997. С. 11–35.

26. Маслова В.А. Введение в лингвокультурологию. М., 1997.

27. Маслова В. А. Лингвокультурология. М., 2001.

28. Михальчук И.П. Концептуальные модели в семантической реконструкции (индоевропейское понятие «закон») // ИАН СЛЯ. 1997. Т.56, № 4. С. 29–39.

29. Москвин В.П. Семантическая структура и парадигматические связи полисеманта (на примере слова СУДЬБА). Лексикографический аспект. Волгоград, 1997.

30. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм Абеляра. М., 1995.

31. Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998. С. 80–85.

32. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982.

33. Панченко Н.Н. Средства объективации концепта «обман» (на материале английского и русского языков): АКД. Волгоград, 1999.

34. Перелыгина Е.М. Катартическая функция текста: АКД. Тверь, 1993.

35. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д.Попова, И.А. Стернин. Воронеж: Истоки, 2001

36. Попович М.В. Философские вопросы семантики. Киев, 1975.

37. Почепцов О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // ВЯ. 1990. №6. С. 110–122.

38. Проскурин С.Г. Семиотика индоевропейской культуры. История языка. Новосибирск, 1998.

39. Проскурин С.Г. Очерки исторического мира индоевропейцев: концептуальные структуры, коды и тексты. Новосибирск, 1998а.

40. Рецкер Я.И. О закономерностях соответствий при переводе на родной язык / Я.И.Рецкер // Вопросы теории и методики учебного перевода.- М., 1986.

41. Сентенберг И.В. Языковая личность в коммуникативно-деятельностном аспекте // Языковая личность: проблемы значения и смысла. Волгоград, 1994. С. 14-24.

42. Скидан О.П. Математический концепт и его категориальная структура // Концепты. Вып.1. Архангельск, 1997. С. 36–68.

43. Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах. Пятигорск, 1999.

44. Солодухо Е.М. Теория фразеологического сближения / Е.М.Солодухо.- Казань, 1989.

45. Соломоник А. Язык как знаковая система. М., 1992.

46. Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

47. Степанов Ю.С. «Слова», «понятия», «вещи». К новому синтезу в науке о культуре // Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 5–25.

48. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Смена «культурных парадигм» и её внутренние механизмы // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993. С. 13–36.

49. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. Степанов Ю.С. Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993.

50. Степанов Ю.С. Номинация, семантика, семиология (Виды семантических определений в современной лексикологии). Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1997.

51. Суродина Н.Р. Лингвокультурологическое поле концепта «пустота» (на материале поэтического языка московских концептуалистов): АКД. Волгоград, 1999.

52. Сухих С.А., Зеленская В.В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализаций. Краснодар, 1997.

53. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

54. Толстой Н.И. Этнолингвистика в кругу гуманитарных дисциплин // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С. 306–315.

55. Урынсон Е.В. Языковая картина мира vs обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // ВЯ. 1998. №2. С. 3-21.

56. Фёдоров А.В. Основы общей теории перевода / А.В.Фёдоров.- М.: Высш. шк., 1968.

57. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Философия, логика, язык. М., 1987. С. 18–47.

58. Харламова Л.А. Матрица как уникальное выражение концепта ‘Love’ в английском языке/ Тезисы докладов 61-й научно-технической конференции НГАСУ (СИБСТРИН), Новосибирск, 2004.

59. Хегер К. Ноэма как tertium comparationis при сравнении языков // ВЯ. 1990. №1. С.5–25.

60. Черепанов М.В. О формировании концептов свет и тьма // Предложение и слово: Межвузовский сборник научных трудов / М.В.Черепанов, Н.Н.Орлова; Отв. Ред. Э.П. Кадькалова.- Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 2002.

61. Чернейко Л. О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М., 1997.

62. Черч А. Введение в математическую логику. М., 1960.

63. Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика / А.Д.Швейцер.- М.: Военное изд-во, 1973.

64. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Избранные труды. М., 1995. С. 546–576.

65. Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // ВЯ. 1998. №3. С. 43–73.

66. Ballantine William. Understanding the Bible. Springfield, Mass.: Johnson's Bookstore. 1925.

67. Bruce. F. F. The Hard Sayings of Jesus. London: Hodder & Stoughton. 1983.

68. Cadoux A. T. The Parables of Jesus: Their Art and Use. London: James Clarke. 1930.

69. Crosman Robert. Do readers make meaning? In Suleiman and Crosman.eds. The Reader in the Text: Essays on Audience and Interpretation. Princeton: Princeton University Press, 1980. Pp. 149–164.

70. Fish Stanley. Doing what comes naturally: change, rhetoric, and the practice of theory in literary and legal studies Oxford Clarendon Press. 1989.

71. Fowl Stephen. The ethics of interpretation or what's left over after the elimination of meaning In D. J. Cline, S. E. Fowl and Stanley Poster (eds.) The Bible in three dimensions. Sheffield: J.S.O.T. Press. 1985. Pp. 379–98.

72. Funk Robert. Parables and presence. Forms of the New Testament Tradition Philadelphia Fortress Press. 1982.

73. Grant Robert and David Tracy. A Short History of the interpretation of the Bible. 2nd edition Philadelphia, Fortress Press. 1984.

74. Nida. Eugene. Bible Translating: an analysis of principles and procedures with special reference to Aboriginal languages. New York: American Bible Society. 1947.

75. Perrin Norman. Jesus and the Language of the Kingdom Symbol and Metaphor in New Testament Interpretation. Philadelphia: Fortress Press. 1976.

76. Ricoeur Paid. Essays on Biblical Interpretation, (ed. Lewis S. Mudge). Philadelphia: Fortress Press. 1980.

77. Ricoeur Paul. «Metaphor and the Central Problem of Hermeneutics». in Her-meneutics and the Human Sciences: Essays on Language, Action and Interpretation (edited and translated John B. Thompson). Cambridge: Cambridge University Press, 1981. Pp. 165-81.

78. Tannenbaum Amie Godwin. Pierre Bayle's Philosophical Commentary – A modern translation and critical interpretation. New York: Peter Lang. 1987.

79. Via. Dan Otto Jr. The Parables: Their Literacy and Existential Dimension Philadelphia. PA: Fortress Press. 1974.

80. Wierzbicka A. The case for surface case. Ann Arbor, 1980.

81. Wierzbicka Anna. Metaphors linguists live by: Lakoff and Johnson contra Aristotle Papers in Linguistics 19: 287–313. 1986.

источники

82. Аникин В.П. Русские пословицы и поговорки. М., 1988.

83. Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

84. Даль В.И. Пословицы, поговорки и прибаутки русского народа в 2-х т. СПб., 1997.

85. Brown B. Three Gothic Poems, N.Y., 1961.

86. Poe E. The Gold Bug. Американская романтическая повесть, М, 1978.

87. Segal E. The Class, N.Y., 1961.

88. The Covenant Companion. November, 23. 2001.

89. Skeat W. A concise etymological dictionary of the English language, Oxford, 1958.

Словари

90. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966.

91. Новый большой англо-русский словарь. Под общ. ред. Ю.Д. Апресяна. М.: Русский язык, 2000. Т.1.

92. Новый большой англо-русский словарь. Под общ. ред. Ю.Д. Апресяна. М.: Русский язык, 2000. Т.2.

93. Новый большой англо-русский словарь. Под общ. ред. Ю.Д. Апресяна. М.: Русский язык, 2000. Т.3.

94. Webster’s new world dictionary, London: Macmillan, 1962.

[1] См. список использованной литературы.

[2] Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. С. 217.

[3] Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 45.

[4] Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах. Пятигорск, 1999. С. 68.

[5] Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах. Пятигорск, 1999. С. 69.

[6] Ляпин С. Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Вып. I. Архангельск, 1997. С. 16.

[7] Ляпин С. Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Вып. I. Архангельск, 1997. С. 18-19; Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 42; Карасик В. И. О категориях лингвокультурологии // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2001. С. 10.

[8] Логический анализ языка. Культурные концепты, 1991.

[9] Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т.52, №1. С. 3–9.

[10] Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С.267–279.

[11] Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996. С. 12.

[12] Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. С. 238.

[13] Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии (1) // ВЯ. 1997. № 6. С. 37, 42.

[14] См.: Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии (1) // ВЯ. 1997. № 6. С. 42; Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. С. 235.

[15] Апресян Ю.Д. Избранные труды: Т. 2. М., 1995. С. 34.

[16] Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 293.

[17] Черч А. Введение в математическую логику. М., 1960. С. 19.

[18] Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. С. 94-97.

[19] Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Избранные труды. М., 1995. С. 562.

[20] Богин Г.И. Переход смыслов в значения // Понимание и рефлексия. Ч.2. Тверь, 1994. С. 9.

[21] Кобозева И.М. «Смысл» и «значение» в «наивной семиотике» // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 186.

[22] Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 23.

[23] Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 53, 291.

[24] Хегер К. Ноэма как tertium comparationis при сравнении языков // ВЯ. 1990. №1. С.6.

[25] См.: Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах. Пятигорск, 1999.

[26] Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 28-32; Скидан О.П. Математический концепт и его категориальная структура // Концепты. Вып.1. Архангельск, 1997. С. 37-38.

[27] Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т.52, №1. С. 9.

[28] Михальчук И.П. Концептуальные модели в семантической реконструкции (индоевропейское понятие «закон») // ИАН СЛЯ. 1997. Т.56, № 4. С. 29.

[29] Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 28-32; Скидан О.П. Математический концепт и его категориальная структура // Концепты. Вып.1. Архангельск, 1997; Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998. С. 80–85.

[30] Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах. Пятигорск, 1999. С. 46.

[31] См.: Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Смена «культурных парадигм» и её внутренние механизмы // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993. С. 13–36; Степанов Ю.С. «Слова», «понятия», «вещи». К новому синтезу в науке о культуре // Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 17; Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 69.

[32] Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск. 1996. С. 10.

[33] Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С. 216.

[34] Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // ВЯ. 1998. №3. С. 73.

[35] Маслова В. А. Лингвокультурология. М., 2001. С. 56.

[36] Вышеславцев Б, П. Сердце в христианской и индийской мистике // Вопросы философии. -- 1990. -- № 4. С. 68.

[37] Матфей, 5:8 // Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

[38] Лука, 6:45// Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

[39] Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001. С. 138.

[40] О жизни и чудесах блаженной Матроны // Наше наследие, 1998, №4.

[41] Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // ВЯ. 1998. №3. С. 43.

[42] Проскурин С.Г. Семиотика индоевропейской культуры. История языка. Новосибирск, 1998. С. 99.

[43]The Covenant Companion. November, 23, 2001. P. 45.

[44] Там же.

[45] Brown B. Three Gothic Poems, N.Y., 1961.P. 80.

[46] Poe E. The Gold Bug. Американская романтическая повесть, М, 162., 1978. P.108.

[47] Brown B. Three Gothic Poems, N.Y., 1961. P.56.

[48] Segal E. The Class, N.Y., 1961. P. 90.

[49] Webster’s new world dictionary, London: Macmillan, 1962.

[50] Степанов Ю.С. Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993. С. 112.

[51] Skeat W. A concise etymological dictionary of the English language, Oxford, 1958.

[52] Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д.Попова, И.А. Стернин. Воронеж: Истоки, 2001. С. 70-71.

[53] Втор. 32:6 // Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

[54] Черепанов М.В. О формировании концептов свет и тьма // Предложение и слово: Межвузовский сборник научных трудов / М.В.Черепанов, Н.Н.Орлова; Отв. Ред. Э.П. Кадькалова.- Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 2002. С. 55.

[55] Иов 28:28// Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

[56] Мф. 11: 25-26 // Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета.- London, 1991.

Скачать дипломную работу

Если Вас интересует помощь в НАПИСАНИИ ИМЕННО ВАШЕЙ РАБОТЫ, по индивидуальным требованиям - возможно заказать помощь в разработке по представленной теме - Реализация универсальных религиозных концептов ... либо схожей. На наши услуги уже будут распространяться бесплатные доработки и сопровождение до защиты в ВУЗе. И само собой разумеется, ваша работа в обязательном порядке будет проверятся на плагиат и гарантированно раннее не публиковаться. Для заказа или оценки стоимости индивидуальной работы пройдите по ссылке и оформите бланк заказа.