Судебная практика по делам о
нарушении патентных прав
На новом этапе демократизации России, с учетом желаемого высшим руководством
страны вступления во Всемирную Торговую Организацию, политическая элита всех
уровней стала уделять все большее внимание защите интеллектуальной
собственности. Наличие огромного количества обращающейся на российском рынке контрафактной
продукции, продаваемой по низкой цене и имеющей зачастую крайне низкое качество,
привело к тому, что правообладатель оказался абсолютно не защищенным и не
способным бороться с нарушителями его прав. Между тем, очевидно, что одной из
важнейших причин такой неблагоприятной обстановки является отношение к
сложившейся ситуации как самих пользователей контрафактной продукции, так и
правообладателей. Первые в силу перехода от плановой экономики и «черного
занавеса», скупают любой новый и дешевый продукт на рынке, независимо от его
качества, а вторые, в свою очередь, в связи с малой прибыльностью в десятки раз
завышают цену на лицензионный продукт, что фактически делает невозможным
приобретение легальной продукции конечными пользователями в силу его дороговизны.
В последнее время отечественный законодатель серьезно не ужесточал меры
ответственности за совершение преступлений в сфере интеллектуальной собственности,
но при этом руководство страны стало все больше требовать от правоохранительных
органов пресечения преступлений и правонарушений в данной области. Это привело
к созданию в структуре органов МВД специальных отделов по борьбе с нелегальной
(контрафактной) продукцией. Итогом работы данных подразделений является
возбуждение, как уголовных, так и административных дел при выявлении признаков
состава преступления или правонарушения, соответственно. Борьба
правоохранительных органов, направленная на избавление рынка от контрафактной
продукции, продолжается несколько лет, что, бесспорно, привело к определенным положительным
результатам. Вместе с тем, приемы и способы, используемые лицами, нарушающими права
на объекты интеллектуальной собственности и обладающими информацией о принципах
собирания правоохранительными органами доказательств при расследовании данной
категории уголовных дел, становятся все более изощренными. Правонарушители создают
очень качественную контрафактную продукцию, что затрудняет признание её таковой.
Лица, нарушающие патентные права, нередко используют различные пробелы действующего
законодательства с целью введения в заблуждение правоохранительных органов.
Тем не менее, можно констатировать факт, что определенная практика
расследования уголовных дел в области защиты авторских прав уже сложилась,
однако наряду с этим правоприменители сталкиваются с серьезными проблемами при
расследовании преступлений в области защиты патентных прав. Патентообладатели
стали все чаще обращаться за защитой своих прав к правоохранительным органам,
но (в силу отсутствия соответствующей судебной практики) сотрудники милиции и
прокуратуры, сталкиваются с серьезными проблемами при расследовании такого рода
преступлений. Каждое новое уголовное дело ставит перед правоприменительными
органами новую юридическую задачу, которая определенным способом разрешается и решение
которой впоследствии формирует судебную практику. Итогом такой деятельности
правоприменителей стала официальная дача разъяснений Пленумом Верховного Суда
Российской Федерации нижестоящим судам, нашедшая закрепление в соответствующем
постановлении от 27 апреля 2007 года[1].
Автор настоящей статьи, являясь практикующим юристом, лично столкнулся с
рядом существующих проблем в процессе представления интересов патентообладателя
К., являющегося как потерпевшим, так и гражданским истцом по ряду уголовных
дел.
Сложность защиты состояла в том, что изобретения, обладателем патентных
прав на которые является К., оказались востребованными, и ряд физических и
юридических лиц без разрешения патентообладателя использовали его изобретения
на территории Российской Федерации. Таким образом, география преступной
деятельности была расширена, при этом все участвовавшие в деле лица были между
собой никак не взаимосвязаны и действовали единолично, используя различные методы
прикрытия своей деятельности, что привело к ведению нескольких уголовных дел одновременно.
Кроме того, у правоохранительных органов и органов прокуратуры отсутствовал
опыт проведения расследований уголовных дел такого рода, в связи, с чем автору
настоящей статьи в качестве адвоката потребовалось процессуальным способом
разъяснить компетентным органам нормы применения действующего патентного законодательства[2],
в частности, в сфере определения наличия умысла на совершение данного преступления,
установления ущерба и наличия нарушений патентных прав изобретателя.
Разобравшись с материалами, представленного мне дела и с тактикой К. по
защите своих патентных прав, автор настоящей статьи пришел к выводу о том, что
К. четко и ясно понимает, какие доказательства необходимо собрать для
установления истины по уголовному делу и изобличению нарушителей его патентных
прав. Так, патентообладателем К. был изначально разработан метод, направленный
на пресечение нарушений его патентных прав на самой первой стадии. Суть данного
метода состояла в том, что в адрес нарушителя направлялись телеграммы,
письменные уведомления о незаконности использования изобретения без разрешения
патентообладателя (то есть инициатора письма), о возможности привлечения виновного
к уголовной ответственности по ст. 147 УК РФ[3]
в случае продолжения такого использования. Представляется, что данный метод
направлен на формирование у лица, незаконно использующее права на объекты
интеллектуальной собственности, умысла на совершение административного
правонарушения или преступления. После получения письма у лица возникает прямой
умысел на совершение преступления, предусмотренного ст. 147 УК РФ, либо на
отказ от его совершения. В случае продолжения незаконного использования
изобретения без разрешения правообладателя, следует однозначный вывод о том,
что лицо (нарушитель патентных прав) осознает общественную опасность своих
действий, предвидит возможность или неизбежность наступления общественно
опасных последствий и желает их наступления. Таким образом, перечисленные телеграммы
и уведомления об их получении являются доказательствами наличия умысла у лица,
совершившего преступление. Хамовнический районный суд г. Москвы по уголовному
делу в отношении З. и Железнодорожный районный суд г. Екатеринбурга по делу в
отношении Ш. и В. по фактам нарушения патентных прав К. при вынесении
приговоров подтвердил данную позицию[4].
Серьезной проблемой для
правоприменителей при расследовании уголовного дела в отношении З. оказалось установление
ущерба. Так, З. незаконно использовал запатентованное изобретение, при этом
органами прокуратуры было предъявлено обвинение с указанием на причинение
ущерба патентообладателю наряду с реальным ущербом и убытками в виде упущенной
выгоды в размере более 10 млн. рублей. Обвинение в части ущерба и убытков нашло
свое подтверждение и в судебном заседании. Впервые в судебной практике Хамовническим
районным судом г. Москвы наряду с реальным ущербом, была взыскана упущенная
выгода от незаконного использования изобретения[5].
Фактически, судом были применены нормы ст. 15 Гражданского Кодекса Российской
Федерации[6].
Кроме того, судом была применена норма об исчислении реального ущерба в виде
недополученных доходов из расчета возмещения наряду с другими убытками
упущенной выгоды в размере не меньшем, чем полученные от незаконного
использования доходы. Такая позиция суда была новшеством, которое не разделяли
правоприменители ранее, но Пленум Верховного Суда РФ в указанном Постановлении
дал указание судам именно о таком применении Закона. Так согласно п. 24 постановления
Пленума Верховного Суда РФ: «Учитывая, что применительно к части 1 статьи 146 и
статье 147 УК РФ ущерб, который может быть признан судом крупным, в законе не
указан, суды при его установлении должны исходить из обстоятельств каждого
конкретного дела (например, из наличия и размера реального ущерба, размера
упущенной выгоды, размера доходов, полученных лицом в результате нарушения им
прав на результаты интеллектуальной деятельности или на средства индивидуализации).
При этом следует учитывать положения статьи 15 Гражданского кодекса Российской
Федерации».
Что же касается особенностей расчета ущерба, то по рассматриваемым
уголовным делам судами ущерб был рассчитан так же, как впоследствии было указано
в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.04.2007 г. Так, в приговоре Железнодорожного
районного суда г. Екатеринбурга от 01.03.2007 года в отношении Ш. и В.,
вступившего в законную силу 13 июня 2007 года[7]
содержится указание на право потерпевшего на возмещение убытков,
предусмотренное ст. 15 ГК РФ. Согласно п. 24 Постановления ПВС РФ от 27.04.2007
года: «Если лицо, нарушившее право, получило вследствие этого доходы, лицо,
право которого нарушено, вправе требовать возмещения наряду с другими убытками
упущенной выгоды в размере не меньшем, чем такие доходы»[8].
Однако в вышеуказанном постановлении Пленума ВС РФ вновь не закреплены
конкретные обстоятельства установления крупного ущерба, Пленум лишь привел
отдельные примеры, что порождает неоднозначное понимание у правоприменителей
порядка установления обстоятельств, дающих основания для признания ущерба
крупным.
Таким образом, на сегодняшний день понятие «крупный ущерб» при
привлечении к уголовной ответственности на основании ст. ст. 146, 147 УК РФ[9]
формируется исключительно субъективным представлением правоприменителей,
которые к обстоятельствам, подлежащим установлению для признания ущерба
крупным, относят: уровень благосостояния потерпевшего, его прожиточный минимум,
размер оплаты труда и другие материальные и нематериальные факторы.
С не менее интересной проблемой столкнулись правоохранительные органы при
расследовании уголовных дел в г. Екатеринбурге. Так, Ш., с целью незаконного
использования патента в ходе подготовки к совершению преступления запатентовал
на свое имя полезную модель, в которой использовались все признаки другого
запатентованного изобретения. В другом случае предприниматель из Ижевска М.
совершил аналогичные действия по получению патента на полезную модель[10].
В ходе доследственной проверки правоохранительными органами каждый из
вышеуказанных предпринимателей, ссылался на то обстоятельство, что им
используется свой патент и, как следствие, ничьи патентные права ими не нарушаются.
При таких объяснениях у сотрудников ОБЭП складывалось мнение о законности
действий данных лиц. Однако для установления всех обстоятельств по делу
требуется тщательное проведение доследственной проверки с обязательным
проведением патентно-технического исследования.
Откуда же появилась возможность у Ш. и М. запатентовать полезные модели
на свое имя, на фактически уже имеющиеся изобретения? Это стало возможным в
силу ст. 23 Патентного Закона РФ[11],
согласно, которой «проверка соответствия заявленной полезной модели условиям
патентоспособности, установленным пунктом 1 ст. 5 Патентного Закона не
осуществляется». Согласно пункта 1 статьи 5 Патентного Закона РФ: «полезная
модель признается соответствующей условиям патентоспособности, если она
является новой и промышленно применимой». Таким образом, без проверки на новизну
изобретения патентообладатели могут запатентовать, что угодно, но в силу ст. 10
Патентного Закона РФ в случае если лицо при использовании своего изобретения
также использует все признаки независимого пункта формулы другого ранее
запатентованного изобретения, то соответственно такое использование считается
незаконным.
В случае с Ш. им действительно использовалась своя полезная модель, но
при этом использовались все признаки и эквивалентный ему признак другого
изобретения, что подтвердилось патентно-техническими исследованием и
экспертизой. В случае же с предпринимателями из г. Ижевска[12]
ими полностью использовалось изобретение патентообладателя К., а свою полезную
модель они не имели возможности использовать в силу промышленной неприменимости,
что также подтвердилось соответствующей экспертизой.
Как видно, одним из основных доказательств при расследовании уголовных
дел о незаконном использовании патентных прав является патентно-технические
исследование и экспертиза. При этом хотелось бы отметить, что лицо, проводящее
экспертизу, должно в обязательном порядке обладать знаниями в области
патентоведения, т.к. рассматривается именно нарушение патента и требуется
сравнение независимых пунктов формулы патента с представленным на исследование
продуктом, и возможно эквивалентных признаков. Хотелось бы отметить, что существуют
правила, регламентирующие определенную табличную форму по фиксации проведенного
поиска на соответствие патентуемого изобретения признаку новизны, однако это
форма не применима для уголовных дел. Так, в ходе судебного заседания по делу в
отношении Ш. и В. судом было изучено такое патентно-техническое исследование и
соответственно опрошен эксперт М. его проводивший[13].
Однако в ходе вышеуказанных процессуальных действий было установлено, что данное
исследование не возможно надлежащим образом оценить, в силу отсутствия в нем
исследовательской части, а сам эксперт не смог ответить на вопрос, на основании
каких обстоятельств им сделаны указанные в таблице выводы. Такое доказательство
признано судом недопустимым, что, на взгляд автора настоящей статьи, является
вполне обоснованным. Требуется тщательное проведение исследования, которое
должно основываться на требованиях, предъявляемых к заключению эксперта,
предусмотренных ст. 204 УПК РФ[14],
в пункте 10 которой указано о необходимости указания выводов по поставленным
перед экспертом вопросам и их обоснования. Кроме того, необходимым
процессуальным действием является и допрос эксперта, с целью разъяснения
содержания экспертного заключения и фактически предоставления сторонам
возможности задать эксперту интересующие их вопросы, в целях достижения всесторонности
и полноты рассмотрения уголовного дела.
Учитывая то обстоятельство, что
Патентный Закон РФ в ст. 10 считает, что нарушением патента является незаконное
использование всех независимых пунктов формулы изобретения или эквивалентных
ему признаков, возникает проблема с понятием эквивалентности. В
действительности, понятия «эквивалентность» законодателем не дано, что
затрудняет принятие решения по данному вопросу. Однако, используя различного
рода литературу, патентоведы дают формулировку признака эквивалентности. Так,
согласно рекомендациям сотрудников Патентного ведомства, содержащимся в статье
«Эквивалентность признаков и установление факта использования изобретения»,
опубликованной в первом номере журнала «Патенты и лицензии» за 2000 год, при
определении эквивалентности возможно ссылаться на определения, которые даны в
Инструкции о порядке выплаты вознаграждения за открытия, изобретения и рацпредложения
(1974 г). В соответствии с последним документом, эквивалентной считается
замена признака или признаков, указанных в формуле, если сущность этого
изобретения не меняется, достигается такой же результат, а средства выполнения
заменены на равноценные, известные в данной области. При этом использование
признака-аналога в объекте исследования не придает последнему дополнительных
полезных качеств или существенных преимуществ. Для признания эквивалентности
произведенной замены признаков должны быть выполнены следующие условия: неизменность
сущности изобретения; достижение того же технического результата; известность
средства замены. Согласно рекомендациям, данным в указанной статье в журнале
«Патенты и лицензии», средство замены должно быть известно до даты применения
его в исследуемом объекте, который предположительно нарушает патент. В ходе
исследования в судебном заседании в Железнодорожном районном суде г.
Екатеринбурга по уголовному делу в отношении Ш. и В. заключения
патентно-технической экспертизы и дальнейшего допроса эксперта П. судом было
установлено, что один из незаконно используемых признаков является
эквивалентным.
Однако, в силу ст. 17 УПК РФ, никакие доказательства для суда не имеют
заранее установленной силы (в том числе и заключение эксперта) и должны
оцениваться на основании совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств,
руководствуясь при этом законом и совестью, в связи с чем в судебном заседании
был проведен осмотр изъятой контрафактной продукции, в ходе которого визуально
вывод эксперта был подтвержден. Таким образом, было установлено, что замена
признаков ни к чему новому не привела, что говорит об эквивалентности одного из
признаков и как следствие нарушении патента. Следовательно, можно сделать вывод
о том, что для установления факта нарушения патентных прав требуется проведение
комплекса процессуальных действий в судебном заседании, в том числе и осмотр
вещественных доказательств.
В завершение настоящей статьи хотелось бы заметить, что защита интеллектуальной
собственности в рамках уголовного процесса является более эффективным
инструментом по сравнению с применением гражданско-правовых способов защиты. Прежде
всего, это объясняется тем, что правоохранительные органы самостоятельно
собирают доказательства по уголовному делу, при этом применяя комплекс
уголовно-процессуальных действий. Кроме того, установление факта незаконного
использования объектов интеллектуальной собственности может быть достигнуто
путем проведения оперативно-розыскных мероприятий, проводить которые на
законном основании могут только правоохранительные органы. Впоследствии, в ходе
проведения следственных действий устанавливается ущерб, который подлежит взысканию
с лица, совершившего преступление в пользу потерпевшего и гражданского истца.
Все эти действия практически невозможно доказать в рамках гражданского и арбитражного
процессов в силу отсутствия у патентообладателя возможности получения
документов и других доказательств по делу у противной стороны. Все перечисленные
обстоятельства в совокупности говорят о необходимости изменения уголовного
законодательства в целях упорядочения единого применения норм уголовного права,
в части определения размера ущерба, назначения наказания и определения перечня конкретных
действий, являющихся преступлениями.