Тема: Преступления террористической направленности

• Вид работы:
  Дипломная (ВКР) по теме: Преступления террористической направленности
• Предмет:
  Уголовное право
• Когда добавили:
  05.03.2018 11:27:49
• Тип файлов:
  MS WORD
• Проверка на вирусы:
  Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

• Полный текст:

  Содержание

  Введение3

  Глава 1 Общая характеристика преступлений террористической направленности8

  1.1.Понятие преступлений террористической направленности8

  1.2.Объект и объективная сторона преступлений террористической направленности15

  1.3.Субъект и субъективная сторона преступлений террористической направленности26

  Глава 2 Виды преступлений террористической направленности. Отграничение от смежных преступлений32

  2.1. Виды преступлений террористической направленности32

  2.2. Отграничение от смежных преступлений33

  Глава 3 Совершенствование уголовно-правовых аспектов борьбы с преступлениями террористической направленности40

  3.1. Проблемы уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности40

  3.2. Пути совершенствования уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности49

  Заключение67

  Список использованных источников71

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  Введение

  
  

  Современный терроризм представляет собой одно из самых опасных и сложных явлений современности, приобретающих все более угрожающие масштабы и несущих серьезную угрозу безопасности мирового сообщества.

  Терроризм в любых формах своего проявления превратился в одну из самых опасных проблем, с которыми человечество вошло в XXI столетие. В России проблема терроризма и борьба с ним резко обострилась в 90-х годах. Терроризм представляет реальную угрозу национальной безопасности страны: похищение людей, взятие заложников, случаи угона самолетов, взрывы бомб, акты насилия в этноконфессиональных конфликтах, прямые угрозы и их реализация и т.д.

  Не случайно в Концепции национальной безопасности Российской Федерации деятельность террористических и экстремистских организаций, направленная на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации, дестабилизацию работы органов государственной власти, уничтожение или нарушение функционирования военных и промышленных объектов, объектов жизнеобеспечения населения, транспортной инфраструктуры, устрашение населения, в том числе путем завладения оружием массового уничтожения, радиоактивными, отравляющими, токсичными, химически и биологически опасными веществами, совершения актов ядерного терроризма, нарушения безопасности и устойчивости функционирования критической информационной инфраструктуры Российской Федерации указаны в качестве основных угроз государственной и общественной безопасности.

  Преступления террористической направленности в настоящее время продолжает оставаться серьезным фактором дестабилизации социально-политической ситуации в России и представляет собой серьезную угрозу конституционной безопасности и территориальной целостности страны.

  Проблема борьбы с террористической деятельностью организованной преступности остается одной из важнейших задач общества и государства. Особую значимость решение этой проблемы приобретает в связи с проведением неоднозначных по своим результатам социально-политических и экономических преобразований в нашем обществе, в связи с продолжающимся количественным ростом организованных криминальных формирований и их серьезными структурными и функциональными изменениями.

  В настоящее время угроза терроризма не только не снижается, а, наоборот, возрастает. Мы периодически являемся свидетелями дерзких и жестких террористических акций, сущность которых, независимо от мотивов их совершения, остается одинаково бесчеловечной и не может быть оправдана никакой идеологией, никакими политическими и религиозными целями и причинами.

  В январе - декабре 2015 года зарегистрировано 2352,1 тыс. преступлений, или на 8,6% больше, чем за аналогичный период прошлого года. В январе - декабре 2015 года зарегистрировано 1531 преступление террористического характера (+35,8%) и 1308 преступлений экстремистской направленности (+27,7%).

  В январе - декабре 2014 года зарегистрировано 2166,4 тыс. преступлений, или на 1,8% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. В январе - декабре 2014 года зарегистрировано 1127 преступлений террористического характера (+70,5%) и 1024 преступления экстремистской направленности (+14,3%).

  В январе - декабре 2013 года зарегистрировано 2206,2 тыс. преступлений, или на 4,2% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. В январе - декабре 2013 года зарегистрировано 661 преступление террористического характера (+3,8%) и 896 преступлений экстремистской направленности (+28,7%).

  В январе - декабре 2012 года зарегистрировано 2302,2 тыс. преступлений, или на 4,3% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. В январе - декабре 2012 года зарегистрировано 637 преступлений террористического характера (+2,4%) и 696 преступлений экстремистской направленности (+11,9%).

  В январе - декабре 2011 года зарегистрировано 2404,8 тыс. преступлений, или на 8,5% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. В январе - декабре 2011 года зарегистрировано 622 преступления террористического характера (+7,1%) и 622 преступления экстремистской направленности (5,2%).

  Как показывает официальная статистика за последние 5 лет преступления террористической направленности неуклонно растет.

  Низкие результаты противодействия этому негативному антисоциальному феномену также обусловливают высокую актуальность этого явления.

  Терроризм характеризуется как этнорелигиозный феномен, представляющий собой крайнее выражение этнических и религиозных конфликтов, столкновений двух культур - христианской и мусульманской, представители и политические авторы которых не ищут путей и способов сотрудничества, взаимопонимания, общих целей и путей развития и добрососедства.

  Проблемам терроризма в России посвящены работы таких научных деятелей, как Г.И. Байрамов, В.И. Василенко, А.Б. Баринов, И.В. Бащкатов, Ю.С. Горбунов, Б. Грызлов, А.Г. Емельянцев, В. Емельянов, А.П. Кузнецов, Н.Н. Маршакова, О.В. Нардина, А.А. Паненков, А.В. Петрушов, В.В. Подрезов, В.И. Попов, Г.В. Старцев, А.В. Темираев, Э.А. Шапиев, И.В. Шевченко и др.

  В России и за рубежом написаны тысячи научных и публицистических работ, посвященных терроризму, однако, недостатком написанных работ чаще всего является отсутствие анализа эмпирических научно достоверных данных о механизмах подготовки и причинах совершения террористических преступлений, типологиях и принципах терроризма, его юридических и политических оценках.

  Цель написания настоящей работы - исследование преступлений террористической направленности (ответственности и квалификации).

  Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:

  - дать общую характеристику преступлений террористической направленности;

  - дать понятие преступлений террористической направленности;

  - рассмотреть объект и объективную сторону преступлений террористической направленности;

  - рассмотреть субъект и субъективную сторону преступлений террористической направленности;

  - рассмотреть виды преступлений террористической направленности;

  - провести разграничение преступлений террористической направленности от смежных преступлений;

  - выявить проблемы уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности;

  - предложить пути совершенствования уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности.

  Объектом настоящего дипломного исследования являются -общественные отношения, возникающие при квалификации и назначении ответственности за совершений преступлений террористической направленности.

  Предметом исследования являются нормы права, регулирующие общественные отношения, возникающие при квалификации и назначении ответственности за совершений преступлений террористической направленности.

  Поставленные задачи обусловили структуру настоящей дипломной работы, она состоит из введения трех глав, заключения и списка использованных источников.

  Первая глава называется общая характеристика преступлений террористической направленности, состоит она из трех параграфов: понятие преступлений террористической направленности, объект и объективная сторона преступлений террористической направленности; субъект и субъективная сторона преступлений террористической направленности.

  Вторая глава называется виды преступлений террористической направленности, отграничение от смежных преступлений, она состоит из двух параграфов: виды преступлений террористической направленности и отграничение от смежных преступлений.

  Третья глава, состоящая из двух параграфов, посвящена совершенствованию уголовно-правовых аспектов борьбы с преступлениями террористической направленности, в ней рассмотрены проблемы уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности и предложены пути совершенствования уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности.

  В заключение дипломного исследования сделаны выводы проведенного исследования.

  
  
  
  
  
  
  

  Глава 1 Общая характеристика преступлений террористической направленности

  1. Понятие преступлений террористической направленности

  
  

  Терроризм - насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий; захвата заложников, похищения человека, создания опасности причинения вреда жизни, здоровью или имуществу; распространения угроз в любой форме и любыми средствами; иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий.

  Исследователи, занимающиеся проблемами раннего террора, оперируют, как правило, только первым значением этого слова (страх, ужас), оставляя без внимания второе его значение (предмет страха, устрашающее обстоятельство) и производные от него словосочетания. Вместе с тем, по мнению Ю.С. Горбунова, именно второе значение слова указывает не только на время зарождения самого явления, но и свидетельствует, что уже во времена Римской империи в понятие «террор» вкладывался конкретный смысл: устрашение политического оппонента (противника) насильственными методами, вплоть до физического уничтожения отдельных их представителей, в целях управления поведением оппонента (противника) - то есть то, что сегодня присуще дефиниции «терроризм». Таким образом, указываются сущностные отличия терроризма от других видов насилия - систематическое устрашение с целью управления объектом устрашения и (или) связанных с ним лиц, что свидетельствует об изначально сложной структуре объекта террористических посягательств.

  Кроме того, понятие «террор» изначально обозначало как насильственную деятельность, осуществляемую в политических целях, так и средства этого насилия безотносительно к субъекту, реализовывавшему данное насилие. Указанное обстоятельство представляется заслуживающим внимания, поскольку противопоставление друг другу понятий «террор» и

  «терроризм» до сих пор имеет место в научной литературе, что с учетом этимологии данного слова представляется надуманным. Указанное нами в отношении противопоставления понятий «террор» и «терроризм» также полностью относится к попыткам отдельных авторов выделить в качестве разновидности терроризма политический терроризм. Вся террористическая практика свидетельствует, что терроризм с момента своего возникновения является исключительно политическим явлением. Как только в терроризме исчезает политическая цель, этот вид насилия перестает быть терроризмом.

  Федеральный закон «О противодействии терроризму» (далее - Федеральный закон N 35) не содержит понятия преступления террористического характера. Однако в ч. 2 ст. 24 Закона перечислены преступления, организация, подготовка и совершение которых от имени или в интересах организации является основанием для признания такой организации террористической.

  Речь идет о преступлениях, предусмотренных следующими статьями УК РФ:

  - терроризм (ст. 205 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее УК РФ);

  - вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению (ст. 205.1 УК РФ);

  - содействие террористической деятельности (ст. 205.1 УК РФ);

  - публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма (ст. 205.2 УК РФ). В период времени с декабря 2009 года по февраль 2010 года Королев И.В. в ходе общения посредством электронных средств связи с лицами, осведомленными о деятельности незаконных вооруженных формирований, а также из материалов, размещенных в сети Интернет, получал сведения об их лидерах, идеологах, которые искажают традиционные догмы ислама и призывают к участию в «джихаде», то есть в войне против неверных. В результате Королев И.В. стал негативно относиться к контртеррористическим операциям на ... и к действиям правоохранительных органов по изобличению лиц, совершающих террористические акты и преступления экстремистского характера. В ходе проповедей, проходивших в ... мечети ... Королев И.В. публично задавал имаму провокационные вопросы с целью их публичного обсуждения, в частности, об отношении того к идеологии джихада. Став убежденным сторонником незаконных вооруженных формирований, действующих на территории ..., он публично заявлял своим знакомым о признании идеологии терроризма правильной, нуждающейся в поддержке и подражании. Первомайским районным судом г. Омска Королева И.В. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.205.2 УК РФ.;

  - прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности (ст. 205.3 УК РФ);

  - организация террористического сообщества и участие в нем (ст. 205.4);

  - организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации (ст. 205.5 УК РФ);

  - захват заложника (ст. 206 УК РФ);

  - организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем (ст. 208 УК РФ);

  - угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава (ст. 211 УК РФ);

  - незаконное обращение с ядерными материалами или радиоактивными веществами (ст. 220 УК РФ);

  - хищение либо вымогательство ядерных материалов или радиоактивных веществ (ст. 221 УК РФ);

  - посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ);

  - насильственный захват власти или насильственное удержание власти (ст. 278 УК РФ);

  - вооруженный мятеж (ст. 279 УК РФ);

  - публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ);

  - организация экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ);

  - организация деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК РФ);

  - нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360 УК РФ).

  Терроризм (акт терроризма) следует рассматривать как составную часть в системе преступлений террористического характера (террористической направленности).

  Под терроризмом российский законодатель понимает относительно массовое, исторически изменчивое, уголовно наказуемое явление (деяние), характеризующееся совершением умышленных преступных действий с целью вызвать страх и панику, с выдвижением различных требований к государственным органам.

  Терроризм - это публично совершаемые общеопасные действия или угрозы таковыми, направленные на устрашение населения или социальных групп в целях прямого или косвенного воздействия на принятие какого-либо решения или отказ от него в интересах террористов.

  Так, Центральный районный суд г. Хабаровска при рассмотрении уголовного дела в отношении Али оглы, гражданина РФ, при вынесении приговора указал, что не позднее 21 часа 45 минут ДД.ММ.ГГГГ у Али оглы возник преступный умысел, направленный на публичное оправдание терроризма, под которым, в соответствии п.1 ст.3 Федерального закона от ДД.ММ.ГГГГ № 35-ФЗ «О противодействии терроризму», понимается идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных, насильственных действий, путем размещения текста о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании в сети Интернет на своей странице, в условиях его восприятия неограниченным кругом лиц.

  Сущность терроризма сводится к активному использованию устрашения для принуждения людей (группы физических лиц, государства, государственных учреждений, коммерческих организаций) к действиям, выгодным террористам. Устрашение - главный их «инструмент»; умело используя его, террористы нередко понуждают других (третью сторону) действовать в их интересах. Требования могут быть неконкретными, иногда вообще не высказываются (например, при совершении террористических взрывов во Франции в 2015г.

  Террористическая агрессия призвана создать общую атмосферу постоянного страха, опасности, изматывающего ожидания нападения, смерти. Следует заметить: чем более неясен, размыт источник угрозы, а само нападение (угроза) безмотивно, тем больший страх он, как правило, вызывает.

  В ч. 1 ст. 205 УК РФ признаки состава терроризма сформулированы следующим образом: терроризм, то есть совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях.

  Как отмечается рядом авторов описание объективной стороны терроризма, данное в диспозиции ч. 1 ст. 205 УК РФ, имеет несколько погрешностей. Для характеристики терроризма в нем используются словосочетания «иные действия» и «эти действия», предполагающие лишь активную форму поведения человека. Между тем террористическая акция иногда может быть осуществлена и путем бездействия (например, посредством невыполнения обязанностей, связанных со своевременным отключением производственных или технологических процессов в энергетике, на транспорте либо в добывающей промышленности).

  По ч. 1 ст. 205 УК РФ к террористическим действиям приравнена и угроза их совершения. Однако это не оправданно. Угроза совершения взрыва, поджога, иных террористических действий (если она не сопряжена с подготовкой или непосредственным осуществлением террористической акции либо с другими деяниями, допустим, захватом заложников - ст. 206 УК РФ) по общественной опасности совсем не равна реальному взрыву, поджогу, иным террористическим действиям.

  Терроризм выражается согласно закону в совершении «взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий» или в угрозе «совершения указанных действий».

  Преступления террористического характера (террористической направленности), в свою очередь, являются составной частью более широкой категории - преступлений с признаками (элементами) терроризирования, суть которых состоит в понуждении к совершению каких-либо действий или отказу от них путем устрашения. Однако, в отличие от преступлений террористического характера устрашающее воздействие при совершении этих преступлений может оказываться не только с помощью насилия или угрозы насилием, но и с помощью ненасильственных действий или угроз таковыми (распространение сведений, ущемление прав или законных интересов, изъятие имущества), и обстановка страха создается не на общесоциальном, а на индивидуальном или узкогрупповом уровне, причем с явным стремлением остаться как можно менее заметным и подверженным широкой огласке.

  Таким образом, преступления террористической направленности - это публично совершаемые общеопасные умышленные действия или угрозы таковыми, направленные на устрашение населения или социальных групп в целях прямого или косвенного воздействия на принятие какого-либо решения или отказ от него в интересах террористов.

  Сущность террористических преступлений сводится к активному использованию устрашения для принуждения людей (группы физических лиц, государства, государственных учреждений, коммерческих организаций) к действиям, выгодным террористам. Устрашение - главный их «инструмент»; умело используя его, террористы нередко понуждают других (третью сторону) действовать в их интересах. Террористическая агрессия призвана создать общую атмосферу постоянного страха, опасности, изматывающего ожидания нападения, смерти. Следует заметить: чем более неясен, размыт источник угрозы, а само нападение (угроза) безмотивно, тем больший страх он, как правило, вызывает.

  
  
  

  1. Объект и объективная сторона преступлений террористической направленности

  
  

  В структуре любого состава преступления следует выделять элементы и характеризующие их признаки. Признаки состава преступления представляют собой конкретную законодательную характеристику наиболее существенных свойств преступления. Они описывают отличительные черты преступления и помогают отграничить один состав от другого.

  Элементы состава преступления представляют собой составную часть структуры состава, которая включает группу соответствующих признаков. И признаки, и элементы состава преступления отражают конкретное общественно опасное деяние, признаваемое преступлением. Элементы состава преступления соответствуют различным сторонам преступления: его объекту, объективной стороне, субъекту, субъективной стороне.

  Объект преступления - это те блага и интересы, охраняемые уголовным законом, на которые посягает преступное деяние.

  Родовой объект - это группа однотипных (однородных или близких по содержанию) общественных отношений, которые охраняются единым комплексом взаимосвязанных уголовно-правовых норм. Преступления, посягающие на указанные отношения, по своей юридической природе также образуют однородную группу. Понятие родового объекта, по сравнению с общим объектом, является более конкретным, отражающим наиболее типичные особенности тех или иных общественных отношений. Их группировка на этом уровне осуществляется на основе объективно существующих критериев, обусловливающих тождественность, однородность или близость по содержанию общественных отношений. В качестве таких критериев выступают различные элементы охраняемого законом общественного отношения: субъекты или предметы отношения, содержание или особенность социальной связи.

  Видовой объект - часть родового объекта, объединяющая более узкие группы отношений, отражающих один и тот же интерес участников этих отношений или же выражающих некоторые тесно взаимосвязанные интересы одного и того же объекта. Он соотносится с родовым объектом как часть с целым или, по-иному, как вид с родом.

  Непосредственный объект составляет часть общего, родового и видового объектов. Но при этом надо иметь в виду, что все указанные объекты находятся в одной плоскости общественных отношений: непосредственный объект должен обладать теми же свойствами, что видовой и родовой.

  В рассматриваемом преступлении родовым объектом являются общественные отношения в сфере экономики, видовым и непосредственным объектом - отношения собственности.

  Видовым объектом преступлений террористической направленности являются общественная безопасность общественный порядок.

  Основным, непосредственным объектом террористического акта являются общественная безопасность, нормальное функционирование органов власти. Характерной чертой террористического акта является стремление субъекта посеять страх у населения, парализовать деятельность государственных и общественных структур. Воздействие террористического акта рассчитано на неопределенно большой круг лиц или на конкретные органы власти, а в отдельных случаях и на конкретных должностных лиц.

  Объектом посягательства для террористов является деятельность государственных органов, международных организаций, физических или юридических лиц, на которых они стремятся воздействовать путем устрашения населения вышеуказанными общеопасными деяниями. Поэтому совершенно правильно в одном из комментариев к УК РФ указывается на следующие особенности терроризма: «Террористические действия могут быть разнообразны, но их всех объединяет два общих элемента. Во-первых, они направлены на подрыв государственной власти и, во-вторых, создают у населения чувство страха и беспомощности, возникающие под влиянием организованного и жестокого насилия».

  Факультативным объектом преступления следует признать отношения по охране здоровья и жизни человека, отношения собственности.

  Преступления террористической направленности могут посягать не только на общественную безопасность, но и на основы конституционного строя и безопасности государства, и наконец на м мир и безопасность человечества, если терроризм совершается в рамках международного масштаба.

  Ч. 1 ст. 205 УК РФ предусматривает ответственность за совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях.

  Таким образом, объективная сторона террористического акта включает в себя следующие альтернативные действия:

  1) совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий;

  2) угроза совершения указанных действий.

  Вопросы квалификации террористического акта разъяснены в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2012 г. N 1 "О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности".

  Взрыв - сопровождающееся сильным звуком воспламенение чего-нибудь вследствие мгновенного химического разложения вещества и образования сильно нагретых газов.

  Поджог - намеренное воспламенение чего-либо.

  Под иными действиями, устрашающими население и создающими опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в ст. 205 УК РФ следует понимать действия, сопоставимые по последствиям со взрывом или поджогом, например устройство аварий на объектах жизнеобеспечения; разрушение транспортных коммуникаций; заражение источников питьевого водоснабжения и продуктов питания; распространение болезнетворных микробов, способных вызвать эпидемию или эпизоотию; радиоактивное, химическое, биологическое (бактериологическое) и иное заражение местности; вооруженное нападение на населенные пункты, обстрелы жилых домов, школ, больниц, административных зданий, мест дислокации (расположения) военнослужащих или сотрудников правоохранительных органов; захват и (или) разрушение зданий, вокзалов, портов, культурных или религиозных сооружений.

  Для определения состава террористического акта очень важным является установление признаков, характеризующих действия, образующие объективную сторону преступления. К таким характеристикам относится прежде всего то, что указанные действия устрашают население. Этот признак означает, что террористический акт вызывает у населения чувство тревоги за свое здоровье и свою жизнь, жизнь близких людей, за сохранность имущества, за наличие возможности вести нормальный, устоявшийся, отлаженный образ жизни. Устрашение населения является объективной характеристикой, присущей террористическому акту, поскольку он проявляется в посягательстве на основные объекты, составляющие состояние безопасности.

  Устрашение населения сопряжено с созданием новой социально-психологической атмосферы общественного беспокойства, когда основной психологической доминантой становится страх, неуверенность граждан в безопасности своей жизни и здоровья, защищенности своих прав и свобод, неверие в эффективную работу правоохранительных органов.

  Устрашение населения отнесено к характеристике действий и стало констатацией того, что террористический акт образуют не всякие взрывы, поджоги или иные действия, а лишь те, которые обладают потенциалом (свойством, качеством, силой воздействия) устрашать людей.

  Тактика всеобщего устрашения стала обыденном признаком практически всех террористических организаций вне зависимости от их политико-идеологической принадлежности.

  Устрашение населения - это создание атмосферы общественного беспокойства, когда основной психологической доминантой становятся страх, паника, неуверенность граждан в безопасности своей жизни и здоровья, в защищенности прав и свобод, недоверие к органам власти, а также состояние безысходности и неуверенности в будущем.

  Устрашение населения характеризуется стремлением лица добиться возникновения в обществе состояния хаоса, появления у большого числа людей чувства опасности за свою жизнь, здоровье, сохранность имущества и т.п., т.е. разрушение сложившегося в определенном регионе микроклимата.

  Пленум ВС РФ в Постановлении от 9 февраля 2012 г. N 1 "О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам и преступлениях террористической направленности" разъяснил, что устрашающими население могут быть признаны такие действия, которые по своему характеру способны вызвать страх у людей за свою жизнь и здоровье, безопасность близких, сохранность имущества и т.п.

  Террористический акт создает опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий.

  Указанная опасность должна быть реальной, что определяется в каждом конкретном случае на основе обстоятельств места, времени, способа совершения преступления и других обстоятельств дела, например, данных о количестве людей, находившихся в районе места взрыва, совершении взрыва в условиях повышенной опасности (к примеру, в тоннеле метро) и т.д.

  Опасность гибели человека означает наличие угрозы жизни хотя бы одного лица. Под опасностью гибели человека понимается возникшая реальная возможность причинения смерти хотя бы одному лицу.

  Опасность гибели человека означает, что эти действия угрожали хотя бы одному человеку.

  Опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий должна быть реальной, что определяется в каждом конкретном случае с учетом места, времени, орудий, средств, способа совершения преступления и других обстоятельств дела (данных о количестве людей, находившихся в районе места взрыва, о мощности и поражающей способности использованного взрывного устройства и т.п.

  Поскольку по смыслу уголовного закона предусмотренное ст. 205 УК РФ преступление считается оконченным с момента создания реальной опасности гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, доводы стороны защиты о том, что действия осужденных следует квалифицировать как покушение на это преступление, так как указанных последствий не наступило, являются несостоятельными и удовлетворению не подлежат.

  Значительность имущественного ущерба также относится к понятиям, подлежащим оценке с учетом конкретных условий причинения ущерба. В частности, при установлении значительности ущерба следует учитывать его характер, размер, значимость утраты для конкретного региона и последствия, которые мог вызвать ущерб (к примеру, парализация деятельности транспорта, отключение систем обогрева зимой в результате вывода из строя системы электроснабжения).

  К иным тяжким последствиям можно отнести нарушение нормальной деятельности учреждений и организаций, дестабилизацию обстановки, угрозу причинения вреда здоровью людей и т.д. Как и другие перечисленные выше факторы, "иные тяжкие последствия" - понятие оценочное, определяемое с учетом всех обстоятельств дела.

  К иным действиям, создающим опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, относятся такие, как устройство обвалов, затоплений, катастроф, крушений, выведение из строя систем электро- и водоснабжения и т.д.

  Иные действия - это различные по характеру действия, способные повлечь за собой такие же последствия, как и при взрыве или поджоге: использование радиоактивных, ядовитых и сильнодействующих веществ, производство массовых отравлений, распространение эпидемий и эпизоотий, устройство аварий и катастроф, вывод из строя жизнеобеспечивающих объектов, нарушение технологических либо производственных процессов, блокирование транспортных коммуникаций и т.п.

  К иным действиям относятся такие, которые могут привести к аварии, катастрофе и крушениям на транспорте, разрушениям зданий, сооружений (в том числе культурных и религиозных). К ним также могут относиться: устройство обвалов, затоплений, блокирование транспортных коммуникаций, захват вокзалов, аэропортов, транспортных средств; заражение источников воды или запасов продовольствия; распространение болезнетворных микробов, способных вызвать эпидемию или эпизоотию; нападение на объекты, требующие особых мер безопасности (например, атомные электростанции, химические заводы) и т.д.

  Под иными действиями понимаются, например, устройство производственной аварии, крушение поезда, отравление источников питьевого водоснабжения, применение химического, биологического, бактериологического оружия в отношении персонально неопределенных групп граждан.

  Иные действия - это оценочное понятие. Под ним следует понимать действия, способные вызвать последствия, аналогичные взрыву и поджогу. Например, производство массовых отравлений, распространений эпидемий и эпизоотий, блокирование транспортных коммуникаций, вывод из строя объектов жизнеобеспечения и т.д.

  Согласно п. 3 Постановления Пленума ВС РФ от 9 февраля 2012 г. N 1 под иными действиями, устрашающими население и создающими опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в ст. 205 УК РФ следует понимать действия, сопоставимые по последствиям со взрывом или поджогом, например устройство аварий на объектах жизнеобеспечения; разрушение транспортных коммуникаций; заражение источников питьевого водоснабжения и продуктов питания; распространение болезнетворных микробов, способных вызвать эпидемию или эпизоотию; радиоактивное, химическое, биологическое (бактериологическое) и иное заражение местности; вооруженное нападение на населенные пункты, обстрелы жилых домов, школ, больниц, административных зданий, мест дислокации (расположения) военнослужащих или сотрудников правоохранительных органов; захват и (или) разрушение зданий, вокзалов, портов, культурных или религиозных сооружений.

  Второй вид акта терроризма состоит в угрозе совершения указанных в законе действий. Данная угроза должна быть реальной. Реальность определяется тем, способна ли угроза вызвать у отдельного человека, группы людей или властей опасения, что она будет осуществлена, а ущерб, который будет нанесен определенными действиями, значимым. Сама угроза может быть выражена устно, письменно или другим способом, в частности с использованием современных технических средств связи. Не имеет значения, была ли угроза высказана открыто или анонимно, широкому кругу людей или одному человеку, например, служащему государственного учреждения по телефону.

  Так, например, Сутчев А.П. осенью 2010г., находясь по месту своего временного проживания, осуществил доступ с персонального компьютера через сеть Интернет к порталу Президента РФ, расположенному по сетевому адресу: http //www.kremlin.ru где c помощью специальной формы указанного сайта создал и отправил электронное обращение в адрес Президента РФ. В указанном обращении Сутчев А.П. указал о длительном неисполнении судебного решения <данные изъяты> суда Волгоградской области от 28 ноября 2007г. о внеочередном предоставлении жилья ему и его сыну администрацией городского округа - <адрес>, высказав Президенту РФ просьбу оказать содействие в принятии мер по исполнению вышеуказанного решения суда. Кроме того, в указанном обращении Сутчев А.П. высказал угрозу произвести взрыв в одном из учреждений органов власти: прокуратуре, суде, администрации или службе судебных приставов путем подрыва себя и сына взрывчаткой, в случае отказа в обеспечении их жильем в течение одного месяца после указанного обращения; при этом Сутчев А.П. не имел реальных намерений осуществить данную угрозу, тем самым осуществил заведомо ложное сообщение о готовящемся террористическом акте, создающем опасность гибели людей.

  Сутчев А.П. приговором от 24.03.2011г. Волгоградского областного суда был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 207 УК РФ, а не ст. 205 УК РФ.

  Состав преступления формальный. При совершении акта терроризма в виде производства взрыва, поджога, иных действий преступление является оконченным с момента их совершения. Однако состав преступления будет иметь место только в том случае, если указанные выше действия создавали реальную угрозу наступления общественно опасных последствий, указанных в законе. Поэтому, например, осуществление взрыва в безлюдной местности, когда отсутствовала опасность гибели людей, не может быть расценено как террористический акт.

  Террористический акт в виде угрозы совершения названных действий также является формальным составом преступления. В этом случае деяние будет окончено с момента доведения содержания угрозы до сведения других лиц. Способ выражения угрозы может быть различным: письмо, сообщение по телефону, по Интернету, лично высказанная угроза и т.д. Однако, как и ранее, состав преступления в виде угрозы будет только тогда, когда виновный имел возможность ее реально осуществить. В противном случае при наличии к тому оснований речь может идти не о террористическом акте, а о заведомо ложном сообщении об акте терроризма.

  Таким образом, объектом преступлений террористической направленности, в зависимости от масштаба совершаем террористических действий являются:

  - общественная безопасность, а также безопасность институтов общества и государства, поскольку направленность деяний связана с насаждением идеологии терроризма в обществе, а сам терроризм есть практика реализации этой идеологии в деяниях, представляющих опасность для личности, общества и государства;

  - основы конституционного строя и безопасности государства;

  - мир и безопасность человечества.

  Факультативным объектом является жизнь и здоровье граждан, собственность всех видов.

  Вообще следовало бы внести в перспективе вопрос о локальном системном изменении Уголовного кодекса, поскольку террористический акт является наиболее общественно опасной формой экстремизма, а нормы об ответственности за экстремизм (ст. ст. 282, 282.1, 282.2) находятся в гл. 29 УК, которая предусматривает ответственность за преступления против основ конституционного строя и безопасности государства.

  Объективная сторона преступлений террористической направленности выражается в действиях, указанных в соответствующих статьях, наступивших общественных последствиях, причинной связи между действиями и наступившими последствиями.

  
  
  

  1. Субъект и субъективная сторона преступлений террористической направленности

  Преступление не существует без лица, его совершившего.

  УК РФ не содержит законодательного определения «субъект преступления» и не использует данный термин в тексте закона.

  В литературе под субъектом преступления понимается лицо, совершившее противоправное, общественно опасное деяние, способное нести за него уголовную ответственность. Субъектами преступления являются исполнители (выполняющие его объективную сторону), соучастники (организатор, подстрекатель, пособник), а также лица, чья преступная деятельность прервана на стадии приготовления или

  покушения.

  Субъект преступления входит в число обязательных элементов состава преступления.

  Субъектом преступления по российскому уголовному праву может быть человек, совершивший умышленно или неосторожно общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, если он достиг установленного возраста, вменяем, а в отдельных случаях также обладает некоторыми специальными признаками, указанными в соответствующей норме.

  Для его обозначения в статьях УК РФ употребляются слова и словосочетания «виновный», «осужденный», «лицо», «лицо, совершившее преступление», «лицо, подлежащее уголовной ответственности» и т.д.

  Юридические признаки субъекта преступления выделены в самостоятельную гл. 4 «Лица, подлежащие уголовной ответственности». Характеризуя субъекта преступления, из всех многочисленных свойств личности преступника закон выделяет такие, которые свидетельствуют о его способности нести уголовную ответственность.

  Значение субъекта преступления определяется следующим:

  1) объединяя в себе несколько признаков состава преступления, входит в основание уголовной ответственности. Совокупность признаков субъекта преступления помогает отличить преступное деяние от непреступного;

  2) отдельные признаки субъекта преступления позволяют разграничивать сходные преступления.

  Характеристика субъекта преступления имеет важное значение не только на этапе квалификации преступления, но и на этапах дальнейшего расследования, так, например, рассматривая апелляционную жалобу обвиняемого на неправомерное применение к нему такой меры пресечения, как задержание, Московский городской суд отказал в удовлетворении апелляционной жалобы, указав при этом: «принимая решение об удовлетворении ходатайства следователя, судом первой инстанции были учтены данные о личности С., имеющиеся в представленных материалах дела, в том числе и сведения о состоянии его здоровья».

  Субъект рассматриваемых преступлений общий - это вменяемое

  физическое лицо, достигшее возраста 14 лет.

  Субъективная сторона преступлений террористической направленности характеризуется прямым умыслом и специальной целью. Так, при совершении террористического акта, виновный осознает, что совершает взрыв, поджог и т.д., и желает совершить эти действия.

  Сознание совершенного деяния означает понимание виновным не только фактических обстоятельств содеянного, но и их социальной сущности. Оно включает, в частности, представление субъекта о характере тех ценностей, на которые направлено посягательство, о содержании действий, посредством которых посягательство осуществляется, а также о тех фактических обстоятельствах, при которых совершается преступление (место, время, способ, обстановка). Эти фактические обстоятельства, являясь качественными признаками деяния, входят в предмет сознания при умысле.

  Предвидение наступления общественно опасных последствий означает мысленное представление виновного, хотя бы в общих чертах, о том вреде, который будет причинен его деянием общественным отношениям. Виновный должен предвидеть не последствия вообще, а последствия определенного характера и тяжести. При этом предвидением субъекта могут не охватываться конкретные особенности развития причинной связи.

  Под желанием наступления общественно опасных последствий в психологической литературе понимается опредмеченное целенаправленное стремление.

  Террористический акт, повлекший по неосторожности смерть человека, является материальным составом преступления с двумя формами вины.

  Целью террористического акта является оказание воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями, т.е. намерение виновного понудить их к совершению незаконных или невыгодных действий либо принять решение, выгодное для террориста.

  Следует иметь в виду, что указанное воздействие может выражаться в

  побуждении соответствующих субъектов к совершению определенных действий либо к воздержанию от их совершения (например, в требовании освободить участников террористической организации, содержащихся в исправительных учреждениях) (п. 1 Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1).

  В соответствии со ст. 3 Конституции РФ к органам власти следует отнести органы государственной власти и органы местного самоуправления любого уровня.

  К международным организациям следует отнести как правительственные, так и неправительственные организации, поскольку в этом аспекте закон ограничений не устанавливает.

  Отсутствие специальной цели исключает наличие состава преступления, предусмотренного ст. 205 УК РФ. Так, например, совершение поджога автомашины из чувства мести следует квалифицировать по ч. 2 ст. 167 УК РФ. Если целевым назначением деяния является нанесение ущерба экономической системе Российской Федерации, преступление следует квалифицировать не как террористический акт (ст. 205 УК РФ), а как диверсию (ст. 281 УК РФ).

  Согласно примечания к ст. 205 УК РФ лицо, участвовавшее в подготовке террористического акта, освобождается от уголовной ответственности, если оно своевременным предупреждением органов власти или иным способом способствовало предотвращению осуществления террористического акта и если в действиях этого лица не содержится иного состава преступления.

  Своевременным предупреждением является такое заблаговременное сообщение органам власти о готовящемся террористическом акте, которое предоставит им реальную возможность предотвратить террористический

  акт.

  Своевременность предупреждения означает, что оно сделано заблаговременно и у органов власти имеется время для принятия мер в данном случае по предотвращению террористического акта. Таким образом, можно сделать вывод о том, что предупреждение может быть осуществлено на стадии приготовления к совершению террористического акта (например, лицо сообщает об изготовлении взрывного устройства для осуществления взрыва в метро) и реже на стадии покушения (сообщение об уже заложенном взрывном устройстве, установленном на определенное время).

  Способствование предотвращению преступления должно выразиться в своевременном предупреждении органов власти (когда они имеют реальную возможность принять меры к предотвращению акта терроризма). Форма, в которой сделано такое предупреждение, может быть любой: письменной, устной, с применением средств связи, лично, через других лиц, открыто, анонимно и т.д.

  Содержание указанной поощрительной нормы позволяет выделить три условия, при наличии которых возможно освобождение от уголовной ответственности:

  1) лицо добровольно прекращает свое участие в террористическом сообществе;

  2) сообщает о его существовании;

  3) в действиях этого лица отсутствует состав иного преступления.

  Добровольность прекращения участия в террористическом сообществе заключается в прекращении участия в нем по собственной воле лица при наличии у него объективной возможности продолжать такое участие. При этом согласно примечанию не может признаваться добровольным прекращение участия в террористическом сообществе в момент или после задержания лица либо в момент или после начала производства в отношении его и заведомо для него следственных либо иных процессуальных действий.

  Второе условие предполагает, что лицо не просто выходит из состава преступного объединения, а обязательно сообщает в правоохранительные органы (или иные органы власти) о его существовании, включая такие сведения, которые позволят нейтрализовать деятельность сообщества и привлечь его участников к уголовной ответственности.

  Третье условие заключается в отсутствии в действиях лица состава иного преступления. При этом участники террористического сообщества, совершившие в его составе иные преступления, не освобождаются от уголовной ответственности за эти деяния.

  Однако, возможность освобождения от уголовной ответственности организаторов и руководителей террористического сообщества законом не предусмотрена.

  Таким образом, субъект рассматриваемых преступлений общий - это вменяемое физическое лицо, достигшее возраста 14 лет.

  Субъективная сторона преступлений террористической направленности характеризуется прямым умыслом и специальной целью. Виновный осознает, что совершает взрыв, поджог и т.д., и желает совершить эти действия.

  При прямом умысле виновный осознает, что уничтожает, либо повреждает чужое имущество, предвидит, что его действия нанесут собственнику или иному законному владельцу материальный ущерб, и желает наступления данных последствий.

  Целью террористического акта является оказание воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями, т.е. намерение виновного понудить их к совершению незаконных или невыгодных действий либо принять решение, выгодное для террориста.

  
  
  

  Глава 2 Виды преступлений террористической направленности. Отграничение от смежных преступлений

  
  

  2.1. Виды преступлений террористической направленности

  
  

  Статьи 205 - 206, 208, 211, 220 и 221 расположены в главе 24 «Преступления против общественной безопасности» раздел IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» Особенной части УК РФ, ст. ст. 277 - 280, 282.1 и 282.2 - в главе 29 «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» раздела X «Преступления против государственной власти» Особенной части УК РФ, а ст. 360 - в главе 34 «Преступления против мира и безопасности человечества» одноименного раздела XII Особенной части УК РФ.

  По справедливому мнению, А.В. Петрушова, исходя из структуры Особенной части УК РФ, преступления террористического характера можно разделить на три группы:

  - преступления террористического характера, посягающие на общественную безопасность (ст. ст. 205 - 206, 208, 211, 220 и 221 УК РФ);

  - преступления террористического характера, посягающие на основы конституционного строя и безопасности государства (ст. ст. 277 - 280, 282.1 и 282.2 УК РФ);

  - преступление террористического характера, посягающее на мир и безопасность человечества (ст. 360 УК РФ).

  Федеральным законом от 02.11.2013 N 302-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ" перечень преступлений, имеющих непосредственное отношение к терроризму, пополнился тремя новыми: а) прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности (ст. 205.3 УК РФ); б) организация террористического сообщества и участие в нем (ст. 205.4 УК РФ) и в) организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации (ст. 205.5 УК РФ).

  Они встроены в ряд ранее предусмотренных уголовным законом преступлений: а) террористический акт (ст. 205 УК РФ); б) содействие террористической деятельности (ст. 205.1 УК РФ); в) публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма (ст. 205.2 УК РФ) - и образуют относительно обособленную группу преступлений, которые в профессиональном словоупотреблении получили название преступлений террористической направленности или террористического характера. В этом же ряду находится и заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 207 УК РФ).

  Как справедливо отмечает В.Н. Кудрявцев "анализ норм Особенной части приводит к выводу, что вся их совокупность не может рассматриваться как завершенная логическая система, построенная по одним и тем же правилам". Не является исключением и глава 24 "Преступления против общественной безопасности" УК РФ, содержащая перечень преступлений террористической направленности.

  Таким образом, преступления террористической направленности необходимо четко систематизировать, в связи с чем необходимо внести соответствующие системные изменения в УК РФ.

  
  

  2.2. Отграничение от смежных преступлений

  
  

  При квалификации преступлений террористической направленности довольно часто в правоприменительной деятельности возникают трудности, связанные с разграничением посягательств. Это происходит в случаях, когда разные составы преступлений характеризуются, с одной стороны, рядом общих для них признаков, а с другой - отдельными признаками, различающими их. Подобные составы преступлений в теории уголовного права принято называть смежными.

  Смежными с преступлениями террористической направленности являются такие преступления, как: заведомо ложное сообщение об акте терроризма, диверсия.

  Отличие заведомо ложное сообщение об акте терроризма от террористического акта в форме угрозы совершения общественно опасных действий в том, что применительно к ст. 205 УК РФ угроза носит реальный характер, виновный намеревается привести ее в исполнение и имеет реальную возможность сделать это. Заведомо ложное сообщение об акте терроризма означает отсутствие реальной возможности причинения вреда путем совершения взрыва, поджога и т.д. и отсутствие намерения совершить указанные действия.

  В отличие от угрозы как признака террористического акта, предусмотренного ст. 205 УК РФ, заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 207 УК РФ) состоит в информировании лицом других лиц, органов или организаций о не соответствующих действительности фактах совершения им или иными лицами в будущем взрыва, поджога или иных действиях, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, когда указанное лицо не преследует предусмотренные ст. 205 УК РФ цели и не выдвигает соответствующие требования, адресованные органам власти либо международным организациям.

  Отличие диверсии от террористического акта (ст. 205 УК РФ) заключаются в следующем:

  1) предметом диверсии является ограниченный круг предприятий и сооружений, в то время как при терроризме им могут выступать любые предметы;

  2) если диверсия объективно выражается в совершении действий, направленных на уничтожение или повреждение предметов, то терроризм образует и угроза совершения указанных действий;

  3) целью диверсии является подрыв экономической безопасности и обороноспособности страны, в связи с чем уничтожение или повреждение предприятий или сооружений важно для преступника само по себе, целью же совершения террористического акта является воздействие на принятие решений органами власти, в связи с чем уничтожение или повреждение определенных материальных объектов значимо лишь с точки зрения создания атмосферы общественного страха.

  По объективным признакам состава террористический акт близок к диверсии (ст. 281 УК РФ). Отличаются они друг от друга по направленности действий и целям. Если направленность диверсии - это экономическая безопасность и обороноспособность, то направленность террористического акта - воздействие на принятие решения органами власти или международными организациями. Поскольку объективные признаки террористического акта и диверсии во многом сходны, то при наличии широкого диапазона мотивов и целей не исключена возможность идеальной совокупности указанных преступлений.

  Целью диверсии (ст. 281 УК РФ) является подрыв экономической безопасности и обороноспособности государства (России) путем уничтожения и повреждения ключевых хозяйственных и оборонных имущественных объектов. При диверсии главное - причинить не столько физический, сколько материальный и организационный вред, а гибель людей при этом чаще всего является побочным результатом. Терроризм же характеризуется направленностью на причинение физического вреда неопределенно широкому кругу лиц, и общеопасный способ связан, прежде всего, с причинением вреда личности, а уже во вторую очередь - с уничтожением или повреждением материальных объектов. К тому же причинение вреда материальным объектам при терроризме по своей сути является не чем иным, как формой психологического давления на людей, способом их устрашения. Адресуется это не отдельной конкретной личности, а обществу в целом. Если лицо, совершая общеопасное действие (взрыв, поджог и т.п.), преследует одновременно и террористические, и диверсионные цели, возможна идеальная совокупность преступлений и содеянное следует квалифицировать по ст. 205 и 281 УК РФ.

  Как справедливо отмечает И.В. Шевченко отличительной особенностью терроризма является преднамеренное создание обстановки страха, подавленности, напряженности. Терроризм создает обстановку страха не на индивидуальном или узкогрупповом, а на социальном уровне, представляет собой объективно сложившийся социально-психологический фактор, воздействующий на других лиц и вынуждающий их к каким-либо действиям в интересах террористов или принятию их условий. Страх в этом случае служит своеобразным рычагом целенаправленного воздействия, при котором создание обстановки страха выступает не в качестве цели, а в качестве средства ее достижения.

  Если при совершении обычных преступлений с элементами терроризирования устрашающее воздействие направляется непосредственно в адрес тех, кому предъявляются требования, то при совершении терроризма и других преступлений террористической направленности воздействие в адрес тех, кому предъявляются требования, осуществляется через устрашение населения или социальных групп, которые не имеют прямого отношения ни к насильственным действиям, ни к адресатам воздействия террористов. Таким образом, существует как бы два уровня устрашения.

  Как справедливо отмечает ряд авторов, в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 февраля 2012 г. N 1 "О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности" установлено, что в случае, если террористический акт повлек умышленное причинение смерти человеку (либо двум и более лицам), содеянное охватывается п. «б» ч. 3 ст.205 УК РФ и дополнительной квалификации по ст. 105 УК РФ не требует. Данное предписание Верховного Суда РФ не соответствует ч. 1 ст. 17 УК в части квалификации преступлений по совокупности. В ст. 205 УК отсутствует квалифицирующий признак "совершение преступления в отношении двух и более лиц". Следовательно, убийство двух и более лиц не охватывается нормой о террористическом акте. В связи с этим террористический акт, соединенный с убийством двух и более лиц, по правилам конкуренции уголовно-правовых норм следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных п. "б" ч. 3 ст. 205 УК и п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

  Наиболее сложной проблемой конкуренции уголовно-правовых норм является проблема квалификации вовлечения несовершеннолетнего в совершение преступлений террористической направленности. Возникает вопрос: по какой статье необходимо квалифицировать данное преступление? По ст. 150 УК РФ "Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления" или по ст. 205.1 "Содействие террористической деятельности"?

  Данная проблема является одной из наиболее сложных проблем в уголовном праве и связана, прежде всего, с анализом составов указанных преступлений. "Под вовлечением несовершеннолетнего в совершение преступления следует понимать действия взрослого лица, направленные на возбуждение желания совершить преступление. Действия взрослого лица могут выражаться как в форме обещаний, обмана и угроз, так и в форме предложения совершить преступление или антиобщественные действия, разжигания чувства зависти, мести и иных действий". При этом преступление считается оконченным с момента совершения несовершеннолетним преступления, приготовления к преступлению, покушения на преступление. При этом содействие террористической деятельности (ст. 205.1) УК РФ считается оконченным, признается оконченным с момента убеждений, уговоров, просьб, предложений (в том числе совершенных посредством размещения материалов на различных носителях и распространения через информационно-телекоммуникационные сети), применения физического воздействия или посредством поиска лиц, а также совершения иных действий, направленных на вовлечение лица в совершение одного или нескольких преступлений, предусмотренных ст. 205.1 УК РФ. Таким образом, в данном случае можно сделать вывод о том, что состав преступления, предусмотренный ст. 205.1, является усеченным.

  По общему правилу, в случае конкуренции норм, устанавливающих ответственность за оконченное и неоконченное преступление, уголовная ответственность наступает за деяние, которое предусмотрено уголовно-правовой нормой, которая устанавливает ответственность за оконченное преступление. Если в отношении несовершеннолетнего осуществлялись действия, направленные на вовлечение его в совершение одного или нескольких преступлений террористической направленности, то квалификация осуществляется по ст. 205.1 УК РФ без дополнительной квалификации по ст. ст. 30 и 150 УК РФ. Если несовершеннолетний совершил преступление террористической направленности, то взрослые лица несут уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления по ст. 150 УК РФ без дополнительной квалификации по ст. 205.1 УК РФ. Данный вывод можно сделать исходя из правила, согласно которому в случае конкуренции уголовно-правовых норм - норм, которые устанавливают деяния за оконченное преступление, и норм, которые устанавливают деяния за неоконченное преступление, - применяются нормы, которые устанавливают деяния за оконченное преступление.

  Выбор нормы, подлежащий применению, должен основываться на анализе всех признаков совершенного деяния, а также на соблюдении

  определенных правил квалификации преступлений.

  Таким образом, исходя из перечисленных характерных признаков террористического акта данное преступление необходимо выделять из общего числа преступлений, схожих по составу с терроризмом по таким признакам как цель и объективная сторона.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  Глава 3 Совершенствование уголовно-правовых аспектов борьбы с преступлениями террористической направленности

  
  

  3.1. Проблемы уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности

  Среди современных задач стратегического характера, предопределяющих необходимость создания надлежащей правовой базы, особое место занимает проблема формирования эффективного механизма противодействия терроризму.

  В последние годы произошло существенное развитие нормативной правовой базы в области противодействия терроризму. Наиболее активно данная работа стала осуществляться после 2003 года - передачи руководства контртеррористическими операциями от ФСБ к МВД и возложения общего руководства ОГВ (с) на ВВ МВД Росси. В то же время требуется дальнейшая работа по развитию (уточнению) понятийного аппарата в области противодействия терроризму (антитеррористической деятельности) на межведомственном уровне.

  В настоящее время в Российской Федерации действует широкий и разнообразный по содержанию круг нормативно-правовых актов в сфере противодействия терроризму.

  Следует отметить, что круг реальных источников, регулирующих вопросы противодействия терроризму в Российской Федерации, значительно шире перечня актов, установленных ст. 1 Федерального закона N 35-ФЗ. Исходя из положений указанного закона правовую основу противодействия терроризму в Российской Федерации составляют: Конституция РФ, общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, Федеральный закон N 35-ФЗ и другие федеральные законы, нормативные правовые акты Президента РФ, нормативные правовые акты Правительства РФ, а также принимаемые в соответствии с ними нормативные правовые акты других федеральных органов государственной власти.

  Как отмечает А.В. Темираев, как видно из изложенного, к правовой основе противодействия терроризму относятся только акты федерального уровня. Представляется спорным определение их в такой структуре. Согласно п. "б" ст. 72 Конституции Российской Федерации к предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации относится: защита прав и свобод человека и гражданина, обеспечение законности, правопорядка, общественной безопасности. Из этого следует, что субъекты Российской Федерации с учетом указанных сфер совместного ведения имеют право принимать законы и нормативные правовые акты в области противодействия терроризму в соответствии с федеральными законами.

  Конституция РФ непосредственно не регулирует вопросы противодействия терроризму, однако закрепляет принципы гуманизма, права и свободы человека и гражданина (ст. ст. 2, 6 главы 1, глава 2); определяет основы компетенции органов государственной власти и местного самоуправления, предопределяющие их задачи, функции и полномочия при осуществлении мер противодействия терроризму (главы 4 - 8).

  Однако, в ряде зарубежных стран вопросы противодействия терроризму освещены в основном законе. В частности, непосредственно в ст. 7 Конституции Исламской Республики Афганистан от 4 января 2004 г. заявлено, что государство преследует все виды террористической деятельности и потребление интоксикантов, включая алкоголь, производство и контрабанду наркотиков. Значительное внимание вопросам оценки терроризма и борьбы с этим злом уделяет Политическая Конституция Республики Чили от 21 октября 1980 г.. Согласно ее ст. 9 терроризм в любых его формах по существу противоречит правам человека. Конституция данного государства в цитируемой статье формулирует основные положения национального закона, регулирующего вопросы борьбы с терроризмом. В ней сказано, в частности, что закон, принятый квалифицированным большинством, определяет проявления терроризма и устанавливает наказание за него. Ответственные за такое преступление в течение пятнадцати лет остаются неправоспособными для осуществления функций или занятия публичных должностей, участия во всеобщих выборах, занятия поста ректора или директора учебного учреждения или осуществления в них образовательных функций; для эксплуатации средств общественной связи и занятия в них должности директора или администратора или выполнения функций, связанных с созданием или распространением мнений или информации; не имеют права быть руководителями политических организаций или организаций, имеющих отношение к образованию, а также имеющих в целом общественный, профессиональный, предпринимательский, профсоюзный, студенческий или корпоративный характер, в течение указанного срока.

  В некоторых конституциях вопросы защиты населения от терроризма рассматриваются в разделах, посвященных правам и свободам. В этих случаях противодействие терроризму увязывается с вопросами установления ограничений в осуществлении определенных прав и свобод. К примеру, в ст. 15 Политической Конституции Колумбии от 6 июля 1991 г. предусматривается, что в целях предотвращения совершения террористических актов статутным законом устанавливаются форма и условия, по наступлении которых при наличии веских оснований без предварительного судебного приказа, но при условии незамедлительного уведомления Генеральной прокуратуры и осуществления последующего судебного контроля в течение следующих тридцати шести часов указанные в нем государственные органы могут осуществлять перехват или регистрацию полученной посредством переписки или с использованием иных средств сообщения информации. При открытии каждой очередной сессии Правительство представляет Конгрессу отчет об использовании указанного полномочия.

  Приведенные примеры из опыта других государств свидетельствуют о том, что правовая оценка терроризма, определение основных задач, форм и методов противодействия терроризму и террористическим организациям становятся предметом конституционного регулирования, приобретают статус конституционно значимых вопросов.

  Ключевым актом, регулирующим вопросы противодействия терроризму в Российской Федерации, является Федеральный закон N 35-ФЗ. В сферу регулирования указанного Федерального закона входят отношения, возникающие: 1) при организации противодействия терроризму; 2) при применении Вооруженных Сил РФ в борьбе с терроризмом; 3) при пресечении террористических актов в воздушной среде; 4) при пресечении террористических актов во внутренних водах, в территориальном море, на континентальном шельфе Российской Федерации и при обеспечении безопасности национального морского судоходства; 5) при участии Вооруженных Сил Российской Федерации в проведении контртеррористической операции; 6) при выполнении Вооруженными Силами Российской Федерации задач по пресечению международной террористической деятельности за пределами территории Российской Федерации.

  В указанном Законе в отличие от ранее действовавшего Федерального закона "О борьбе с терроризмом" определяется деятельность государственной власти в направлении противодействия терроризму, что, по сути, подразумевает неизмеримо более широкое и объемное понятие по сравнению с ранее использованной категорией "борьба с терроризмом". Противодействие терроризму теперь рассматривается как деятельность государства и общества по трем основным направлениям: профилактика терроризма, т.е. предупреждение, устранение причин и условий, порождающих терроризм, борьба с терроризмом, т.е. специальные мероприятия по выявлению, пресечению и расследованию террористических актов, и минимизация и (или) ликвидация последствий проявлений терроризма.

  Среди других законов федерального уровня, в той или иной степени регулирующих вопросы противодействия терроризму, следует отметить Федеральные конституционные законы от 30 мая 2001 г. "О чрезвычайном положении"; от 17 декабря 1997 г. "О Правительстве Российской Федерации"; Федеральные законы от 12 августа 1995 г. "Об оперативно-розыскной деятельности", от 19 июля 1998 г. "О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами", от 4 января 1999 г. "О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации"; от 3 апреля 1995 г. "О федеральной службе безопасности"; от 21 ноября 1995 г. "Об использовании атомной энергии", от 10 января 1996 г. "О внешней разведке", от 12 февраля 1998 г. "О гражданской обороне", от 5 марта 1992 г. "О безопасности" и др.

  Активную правотворческую деятельность по формированию механизма противодействия терроризму осуществляют Президент и Правительство Российской Федерации. К числу нормативных правовых актов Президента РФ, регулирующих вопросы противодействия терроризму, относятся Указы от 22 января 2001 г. "О мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации"; от 1 ноября 2001 г. "Об уполномоченном органе по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма"; от 30 июня 2003 г. "О дополнительных мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации"; от 13 сентября 2004 г. "О неотложных мерах по повышению эффективности борьбы с терроризмом" и другие.

  Широкую организационно-правовую деятельность по противодействию терроризму осуществляет Правительство РФ. Среди его ключевых актов, в той или иной мере влияющих на содержание конституционно-правовых основ противодействия терроризму, следует назвать Постановление от 22 января 1997 г. "О мерах социальной защиты лиц, привлекаемых к выполнению специальных задач, связанных с проведением мероприятий по борьбе с терроризмом", а также распоряжение от 14 июля 2006 г. "Об официальном периодическом издании, осуществляющем публикацию единого федерального списка организаций, признанных судами Российской Федерации террористическими" и др.

  Отдельную группу правовых актов, обеспечивающих эффективность противодействия терроризму, составляют ведомственные документы самого различного характера.

  В огромном массиве указанного законодательстве следственным и судебным работникам необходимо четко ориентироваться, иначе могут возникнуть проблемы квалификационного характера и с назначением наказания, так, например, Постановлением Президиума Хабаровского краевого суда от 09.11.2015 N 44у-145/2015 было изменено Постановление Амурского городского суда Хабаровского края от 26 октября 2012 года в связи с неправильным назначением уголовного наказания. В кассационной жалобе Х., не соглашаясь с постановлением суда, указывает, что в уголовный закон в 2006 году были внесены изменения в ст. 205 УК РФ, что улучшает его положение. Просит постановление отменить, оправдать по ст. 205 УК РФ и смягчить окончательное наказание. Проверив доводы кассационной жалобы, изучив материалы дела, президиум Хабаровского краевого суда нашел постановление суда подлежащим изменению по следующим основаниям. Суд, приводя приговор от 14 апреля 2005 года в соответствие с изменениями, внесенными в ч. 1 ст. 62 УК РФ Федеральным законом N 141-ФЗ от 29 июня 2009 года, и смягчив Х. по ч. 2 ст. 208 УК РФ наказание до 2 лет 3 месяцев лишения свободы, не принял во внимание, что максимально возможное наказание за совершение указанного преступления с учетом положений ч. 7 ст. 316 УПК РФ и ч. 1 ст. 62 УК РФ не может превышать 2 лет 2 месяцев 20 дней лишения свободы.

  В правовом регулировании противодействия терроризму существует целый ряд проблем, среди которых можно отметить значительный объем подзаконных актов; отсутствие ясного понимания у субъектов РФ объема и пределов их самостоятельности в определении мер противодействия терроризму; слабая адаптация законодательства субъектов РФ в указанной сфере к региональной специфике.

  Или, например, Президиум Кемеровского областного суда рассмотрел материал по кассационной жалобе осужденного К. ФИО о пересмотре постановления Юргинского городского суда Кемеровской области от 21 сентября 2010 года, кассационного определения судебной коллегии по уголовным делам Кемеровского областного суда от 11 ноября 2010 года в Постановлении от 24.08.2015 по делу N 44У-118/2015, постановление Юргинского городского суда Кемеровской области от 21 сентября 2010 года и кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Кемеровского областного суда от 11 ноября 2010 года в отношении К. ФИО35 отменил, указав следующее. Разрешая ходатайство осужденного, суд первой инстанции привел в соответствие с изменениями, внесенными в УК РФ Федеральным законом РФ от N 153-ФЗ приговор от ДД.ММ.ГГГГ года, из ч. 3 ст. 205 УК РФ исключил квалифицирующий признак "... в целях нарушения общественной безопасности". Кроме того, суд установил, что в приговоре в качестве смягчающего наказание обстоятельства указана явка с повинной и учел, что Федеральным законом N 141-ФЗ от 29 июня 2009 года ч. 1 ст. 62 УК РФ изложена в новой редакции, в соответствии с которой при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных пунктами "и" и (или) "к" ч. 1 ст. 61 УК РФ, и отсутствии отягчающих обстоятельств, срок или размер наказания не могут превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК РФ.

  Признав данные изменения закона, улучшающими положение осужденного, суд фактически положение осужденного К. ФИО32. не улучшил, наказание не сократил, мотивируя свои выводы тем, что наказание за совершенные преступления осужденному назначено по нижней границе санкций статей, а оснований применить ст. 64 УК РФ у суда, пересматривающего приговор, нет.

  Отказывая в сокращении наказания суд не учел позицию Конституционного Суда РФ, изложенную в Постановлении от ДД.ММ.ГГГГ N 4-П, согласно которой в системе действующего уголовно-процессуального регулирования предполагается сокращение назначенного осужденному наказания в связи с изданием нового закона, смягчающего ответственность за совершенное им преступление в пределах, предусмотренных нормами, как Особенной части, так и Общей части УК РФ в редакции этого Закона. При этом, уголовный закон в случае необходимости допускает возможность сокращения назначенного наказания не только за конкретное преступление, но и возможность сокращения наказания, назначенного по совокупности преступлений.

  Суд кассационной инстанции также не учел этих положений закона, не устранил нарушения уголовного и уголовно-процессуального закона, допущенные при рассмотрении ходатайства осужденного, не обсудил вопрос о сокращении назначенного К. ФИО33. наказания.

  Как справедливо отмечают А.В. Коршунов и Р.А. Забавко ст. 82 УК РФ и 398 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее УПК РФ) предусматривают основания для отсрочки исполнения приговора. Статья 82 УК РФ содержит указание на невозможность предоставления отсрочки определенному кругу лиц: осужденным за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста; осужденным к лишению свободы за преступления, предусмотренные ст. 205, 205.1, 205.2 УК РФ, и другие, сопряженные с осуществлением террористической деятельности преступления. В УПК РФ таких оговорок нет. Зато есть дополнительные основания, не предусмотренные УК РФ: болезнь осужденного, препятствующая отбыванию наказания; тяжкие последствия или угроза их возникновения для осужденного или его близких родственников, вызванные пожаром или иным стихийным бедствием, тяжелой болезнью или смертью единственного трудоспособного члена семьи, другими исключительными обстоятельствами. Кроме того, особняком стоит возможность отсрочки уплаты штрафа, что также не предусмотрено УК РФ.

  
  

  3.2. Пути совершенствования уголовно-правовой борьбы с преступлениями террористической направленности

  
  

  По мнению А.В. Темираева одним из путей повышения эффективности противодействия терроризму могло бы стать более активное использование договора как правовой формы конкретизации отношений между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов РФ, а также между органами государственной власти субъектов Федерации. В настоящее время известны договоры о сотрудничестве между субъектами РФ весьма широкого и абстрактного содержания. Тем не менее, и федеральный центр, и составные части России могли бы более эффективно координировать их усилия по противодействию терроризму путем подписания специальных соглашений.

  Назрела насущная потребность в разработке общегосударственной программы и системы мер борьбы с терроризмом. Разработка и реализация такой программы на практике предполагает необходимость уяснения таких вопросов, как:

  - содержание террористической деятельности (ее субъекты, их цели, задачи, средства, методы деятельности и т.д.);

  - факторы, обусловливающие рост числа террористических проявлений в стране в настоящее время;

  - система признаков подготовки террористических актов, их организаторов, исполнителей и пособников;

  - тактика действий террористов;

  - отечественный и зарубежный опыт борьбы с терроризмом и т.п.

  К числу внутренних факторов роста терроризма, на наш взгляд, относятся:

  - наличие в стране большого нелегального "рынка" оружия и относительная легкость его приобретения;

  - образование новой "российской диаспоры" (расселения граждан РФ за пределами своей страны);

  - наличие значительного контингента лиц, прошедших школу войн в Афганистане, Приднестровье, Сербии, Чечне, Таджикистане и других "горячих точках", и их недостаточная социальная адаптированность в обществе переходного периода;

  - ослабление или отсутствие ряда административно-контрольных правовых режимов;

  - наличие ряда экстремистских группировок, квазивоенных формирований;

  - сплоченность и иерархичность преступной среды;

  - утрата многими людьми идеологических и духовных жизненных ориентиров;

  - обостренное чувство социальной неустроенности, незащищенности

  у значительных контингентов граждан;

  - настроения отчаяния и рост социальной агрессивности, общественная фрустрация, падение авторитета власти и закона, веры в способность и возможность позитивных изменений;

  - слабая работа правоохранительных и социальных государственных и общественных органов по защите прав граждан;

  - низкий уровень политической культуры в обществе;

  - широкая пропаганда (кино, телевидение, пресса, литература) культа жестокости и силы.

  Общегосударственная программа мер борьбы с терроризмом и политическим экстремизмом должна быть ориентирована в том числе и на ликвидацию выше обозначенных объективных факторов, либо на максимальное ослабление их криминогенной направленности.

  Российская Федерация, являясь постоянным членом Организации Объединенных Наций, Совета Европы, Международной уголовной полиции - Интерпола, других международных организаций, активно участвует в формировании единого антитеррористического правового пространства.

  В частности, в 2001 г. Россией ратифицированы Конвенции ООН «О борьбе с бомбовым терроризмом» от 15 декабря 1997 г. и «О борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства», от 10 марта 1988 г., в 2002 г. - Международная конвенция ООН «О борьбе с финансированием терроризма» от 9 декабря 1999 г., в 2004 - Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности от 15 ноября 2000 г.

  В рамках Совета Европы Россия ратифицировала в 1999 - 2006 гг.

  Европейскую конвенцию о выдаче от 13 декабря 1957 г. и Европейскую конвенцию о взаимной правовой помощи по уголовным делам от 20 апреля 1959 г., Конвенцию об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности от 8 ноября 1990 г., Европейскую конвенцию о пресечении терроризма от 27 января 1977 г., Конвенцию о предупреждении терроризма от 16 мая 2005 г., Международную конвенцию о борьбе с актами ядерного терроризма от 13 апреля 2005 г.

  В рамках ШОС Россия участвует в Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г. и в Соглашении между государствами - членами ШОС о Региональной антитеррористической структуре от 7 июня 2002 г.

  Активно развивалось антитеррористическое правовое пространство и на постсоветском пространстве в рамках СНГ (Содружество Независимых Государств) и ОДКБ (Организация Договора коллективной безопасности). Одной из эффективных форм совместной правовой работы государств - участников СНГ стало принятие модельных законов, которые являются основой работы по гармонизации и унификации их законодательства.

  В рассматриваемой области было принято два таких закона: Модельный закон "О борьбе с терроризмом" от 8 декабря 1998 г. и Модельный закон "О противодействии организациям и лицам, деятельность которых имеет целью осуществление актов терроризма на территории других государств" от 4 декабря 2004 г.

  Важно также отметить, что в целях укрепления договорно-правовых основ антикриминального взаимодействия 6 ноября 2003 г. было заключено Соглашение о сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейской полицейской организацией, с подавляющим большинством европейских государств на двусторонней основе подписан целый ряд соответствующих договоров межгосударственного, межправительственного и межведомственного характера.

  Российская Федерация уделяет большое внимание этому направлению деятельности и постоянно совершенствует формы участия в международно-правовом сотрудничестве.

  На данном этапе Россия обеспечивает выполнение внутригосударственных процедур, необходимых для вступления в силу двух Европейских конвенций:

  - о передаче судопроизводства по уголовным делам 1972 г.;

  - о контроле за приобретением и хранением огнестрельного оружия частными лицами 1978 г.

  Единые международные подходы к решению проблемы терроризма пока четко не сформулированы. Б. Грызлов неоднократно отмечал: "к сожалению, даже основополагающие международные документы в этой области пока не ратифицированы многими государствами, не сформулированы единые подходы к проблеме терроризма и в национальных законодательствах".

  Небывалые террористические акты во Франции, Вашингтоне, Бельгии и других странах продемонстрировали, что идеи международной взаимопомощи, требуют безотлагательного воплощения.

  Противодействие терроризму предполагает наличие выверенного законодательства, в том числе международного, конструктивного международного сотрудничества, не разрозненной, а совместной борьбы с этой угрозой.

  Кроме всего прочего, необходимо приведение национального законодательства в соответствие с международными стандартами, с учетом российских особенностей терроризма и экстремизма. А поскольку речь идет о нормативном регулировании борьбы с этим явлением, то в первую очередь соответствующие изменения и дополнения должны быть внесены в уголовное законодательство, в котором имеется ряд пробелов и недостатков.

  Ключевым вопросом борьбы с преступлениями террористического характера является перекрытие каналов и источников финансирования, в т.ч. от организованной экономической преступности.

  В настоящее время произошло сращивание финансовых основ организованной экономической и террористической преступности, т.е. часть похищенных бюджетных средств (добровольно или путем вымогательства) направлялась на финансирование терроризма. Таким образом, активизация борьбы с преступлениями экономической направленности (особенно в Чеченской Республике) перекроет еще один внутренний источник финансирования терроризма на Северном Кавказе. Необходимо больше выявлять и расследовать уголовных дел экономической направленности (особенно по фактам мошенничества в Чеченской Республике), накладывать арест на имущество виновных лиц и максимально полно возмещать материальный ущерб от преступлений экономической направленности, разработать новый механизм поступления федеральных бюджетных средств в дотационные республики, исключающий возможность расхищения этих

  
  

  средств на местах за счет коррупционных схем.

  К числу основных причин и факторов развития финансирования терроризма в России в настоящее время можно отнести следующие:

  1) неспособность государства осуществлять эффективный контроль над финансовой системой в силу несовершенства законодательства;

  2) отсутствие практики по уголовным делам о финансировании терроризма;

  3) политическая и экономическая нестабильность в обществе;

  4) высокий уровень коррупции;

  5) широкое распространение терроризма.

  Перекрытие каналов и источников финансирования организованной террористической деятельности в России всегда было проблемой. Военными специалистами ранее отмечалось, что "растворившимся в городской толпе шахидкам не страшны ни грохот стратегических бомбардировщиков, ни грозная танковая пальба на полигонах, ни показушные захваты плацдармов десантными батальонами. Даже первокласснику понятно, что террористы действуют скрытно, их учат искусству маскировки и проникновения на нужный объект, у них свои базы, явки, пароли, шифры, учебные центры, пособники и методы. Разрушить эти структуры, разгромить их логова, вычислить сети смертников, упредить новые взрывы могут только спецслужбы, двукратно, троекратно, десятикратно усиленные и подготовленные, разбросавшие в регионах действия террористов густые агентурные сети. "Успехи" террористов в решающей степени определяют деньги.

  В настоящее время остро стоит вопрос о выявлении и ликвидации всех каналов, по которым проходит финансирование терактов и террористических групп. Но эта проблема намного масштабнее и сложнее, поскольку эти же каналы используются для отмывания и легализации доходов теневой экономики.

  Российской Федерацией с 2001 г. проделана большая работа в сфере противодействия легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма. В частности, удалось реализовать рекомендации ФАТФ, направленные на борьбу с финансированием терроризма и террористических организаций путем:

  - создания нормативной базы, которая предоставляет государству правовые и организационные возможности для предупреждения операций с денежными средствами или иным имуществом, добытым преступным путем, а также для идентификации и розыска материальных ценностей, подлежащих изъятию;

  - формирования Федеральной службы по финансовому мониторингу, которая составляет основу системы по противодействию легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма, осуществляет в этом направлении международную деятельность и реализовывает межотраслевую координацию.

  Несмотря на принятые государством меры в борьбе с финансированием терроризма, существуют определенные проблемы, которые существенно снижают ее эффективность, а именно:

  - объединение легальных и нелегальных источников финансирования;

  - увеличение объема денежных переводов и использование альтернативных расчетных схем для перемещения средств;

  - сложность дел, обусловленная зачастую международными аспектами (многие регионы мира не отвечают никаким требованиям по борьбе с перемещением незаконных средств);

  - дефицит квалифицированных специалистов в правоохранительных органах, а также недостаточно высокий уровень материально-технического обеспечения их деятельности;

  - коррупция должностных лиц;

  - непонимание серьезности проблемы общественностью и специалистами.

  Из-за этих и других причин значительная часть экономического сектора продолжает оставаться в тени, а многие хозяйственные субъекты применяют "серые" схемы для легализации доходов. Поэтому необходимо продолжать выстраивать государственную систему мер, направленную на борьбу с легализацией доходов, полученных преступным путем, и финансированием терроризма.

  Банковский сектор продолжает оставаться одним из основных каналов для отмывания доходов и финансирования терроризма. Это связано с тем, что банки занимают особое место в структуре финансового посредничества, обеспечивая трансформацию значительной части сбережений в инвестиции, осуществляя расчетно-кассовое обслуживание, операции с ценными бумагами и иностранной валютой.

  По справедливому мнению О.В. Нардина для успешной реализации требований российского законодательства по противодействию легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма в финансово-кредитной системе необходимо, чтобы под руководством ЦБ РФ кредитные организации осуществляли следующие совместные действия:

  - обменивались опытом организации внутреннего контроля;

  - выработали единые подходы к реализации принципа "Знай своего клиента" и оценке риска клиента;

  - разработали методологию выявления подозрительных операций, финансовых схем и типовых признаков отмывания доходов, полученных преступным путем, и финансирования терроризма, а также автоматизировали ее;

  - выработали единые стандарты подготовки персонала в области противодействия отмыванию доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма;

  - отказались устанавливать корреспондентские отношения с организациями, находящимися в офшорных зонах, которые обеспечивают возможности для отмывания денег;

  - проводили совместные учебные семинары, круглые столы и научно-практические конференции, на которых должны быть разработаны предложения для ФСФМ по вопросам совершенствования нормативной базы в области противодействия легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма в банковском секторе;

  - развивали сотрудничество с зарубежными банками в целях заимствования позитивного опыта и дальнейшего совершенствования российской системы противодействия отмыванию доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма.

  Необходимо также отметить такие важные факторы, оказывающие большое влияние на развитие терроризма, как бандитизм, организованная преступность, миграция.

  Противодействие преступлениям террористического характера следует рассматривать, уделяя большое внимание такому не менее общественно опасному явлению, как организованная преступность. Поскольку представляется, что сам терроризм следует рассматривать как вид организованной преступности. Терроризм просто не может существовать, если не организована надлежащая преступная деятельность. Следует отметить, что в структуре организованной преступности имеются специальные подразделения и группы, способные к проявлению экстремистских и террористических проявлений политического,

  религиозного и другого характера.

  Организованная преступность, связанная с деятельностью террористических организаций, представляет сегодня реальную угрозу государству, обществу, людям. Под угрозой оказывается каждый конкретный человек. Переживаемый нашим обществом взрыв организованной преступности, связанной с деятельностью террористических организаций, обусловлен рядом причин, каждая из которых имеет значение, но главное - это все же коррупция.

  Подготовка преступных акций, особенно крупномасштабных, специфичных для современного этапа, в условиях относительно стабильной внешней обстановки носит устойчивый характер, является закономерной и находит отражение в материальных следах и сознании людей. Эти закономерности заключаются в следующем: разработка плана предстоящей операции с учетом поставленной цели; выбор объекта нападения и способа совершения преступления; определение места и времени операции, рекогносцировка на местности; определение круга участников и источников финансирования; приобретение, изготовление или приспособление орудий, проверка их эффективности, доставка и хранение на выбранном месте; действия по устранению возможных препятствий (особенно на охраняемых объектах, а также в отношении охраняемых лиц), приведение орудий в боевую готовность. Серьезно продумываются и меры конспирации.

  Как показывает практика, одним из факторов, способствующих развитию преступлений террористической направленности является незаконная миграция.

  Факторами, способствующими незаконной миграции, как правило, являются:

  - активизация процессов криминализации как в среде самих мигрантов,

  так и коренного населения;

  - развитие преступного бизнеса (незаконной торговли оружием, наркобизнеса и др.);

  - рост преступности против личности и имущества граждан;

  - формирование новых сегментов теневого оборота финансовых средств, источников и каналов финансирования коррупционной, экстремистской и террористической деятельности;

  - расширение источников пополнения террористических организаций новыми участниками из-за рубежа и из состава образовавшихся диаспор.

  Часть участников незаконной миграции становится объектом интереса со стороны экстремистских и террористических организаций как социальная среда для инициирования ее участия в межнациональных конфликтах, сепаратистских движениях, иных выступлениях против конституционного строя. При этом обратная связь незаконной миграции с терроризмом существует на тех же основах, что и для других видов организованной преступности.

  Таким образом, в России имеет место глубокая связь терроризма с большим числом антиобщественных социальных и психологических процессов и явлений в различных областях общественной жизни, выступающих угрозами национальной безопасности. Между этими угрозами и терроризмом отсутствуют четко выраженные границы.

  Трудно не согласиться с утверждением профессора В.В. Лунеева о том, что "...есть основания полагать, что совершенствование квалификации организованных преступников и особенно террористов идет интенсивнее, чем сотрудников правоохранительной системы...".

  Террорист - лицо, участвующее в осуществлении террористической деятельности в любой форме.

  Борьба с терроризмом - деятельность по недопущению террористических актов, взрывов, вооруженных столкновений между организованными преступными группами на территории Российской Федерации, выявлению и обезвреживанию лиц, участвующих в террористической деятельности, неотложное реагирование на подготовку и проведение их акций, обеспечение общественного порядка и безопасности.

  В целях ликвидации самих террористов необходимо:

  1. В первую очередь необходимо принять исчерпывающие меры по выявлению и разрушению инфраструктуры подготовки "смертников" как в России, так и за рубежом.

  2. Успех борьбы с терроризмом в России невозможен без установления и ликвидации каналов и источников финансирования терроризма. Терроризм в России финансируется, в том числе с использованием фирм-однодневок.

  3. Внести изменения и дополнения в ст. 25 ФЗ "О противодействии терроризму" и ст. 4 ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" следующего содержания: "...может выплачиваться денежное вознаграждение лицам, оказывающим содействие в выявлении, предупреждении, пресечении, раскрытии и расследовании финансирования терроризма, выявлении и задержании лиц, подготавливающих, совершающих или совершивших финансирование терроризма".

  4. Организованная террористическая деятельность является только одним из сегментов организованной преступности. Необходимо принятие комплексного Федерального закона "О борьбе с организованной преступностью".

  В современный период развития общества представляется крайне важным создание комплексной межгосударственной системы противодействия международному терроризму. Она должна в первую очередь основываться на тщательном и всестороннем анализе существующих проблем в области противодействия международному терроризму, а также на возможностях гармонизации уголовно-правовых систем всех стран мира.

  Учитывая особую опасность для мирового сообщества рассматриваемого противоправного деяния, политики и ученые, общественные и религиозные деятели различных стран стали приходить к мнению о создании единой системы мер противодействия терроризму. Принятые конкретные практические меры должны в значительной степени поставить преграду преступлениям подобного рода. Однако эффективность и действенность мер противодействия терроризму во многом будут зависеть от того, признают или не признают государства в своих национальных уголовных законодательствах терроризм международным преступлением. Это необходимо сделать потому, что "оценка тех или иных действий как преступных в международном праве имела своими истоками положения внутригосударственного уголовного права".

  По мнению А.П. Кузнецова российский законодатель должен обратить внимание на тенденции в развитии преступлений террористической направленности и на те особенности, которые отличают деяния, направленные на нарушение общественной безопасности отдельного государства, от акта международного терроризма, и закрепить в разделе XII УК РФ "Преступления против мира и безопасности человечества" норму об ответственности за совершение последнего. В силу повышенной общественной опасности данного деяния представляется целесообразным сконструировать указанную норму по типу усеченных составов. Предлагаем следующий вариант такой статьи: "Статья 361. Международный терроризм. Действия, направленные на понуждение государства (государств), международной организации, мирового сообщества совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения, соединенные с угрозой применения насилия или угрозой убийством, захватом заложника (заложников), разрушением или повреждением зданий, сооружений, путей и средств сообщения, средств связи или другого имущества с целью провокации международных осложнений, внутренней и внешней обстановки,- наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы".

  Помимо указанных проблем, существует множество проблем возникающих непосредственно в ходе расследования уголовных дел о преступлениях террористической направленности выявлены проблемы, негативно влияющие на эффективность следствия, а именно:

  1. Способы и методы совершения посягательств (использование огнестрельного оружия, взрывных устройств) позволяют преступникам в большинстве случаев при совершении преступлений не оставлять следы, по которым в дальнейшем можно было бы проводить идентификационные исследования.

  Следует отметить и то, что руководителями проводимых спецопераций не принимаются необходимые меры по обеспечению сохранности следов преступления. Экспертно-криминалистические службы недостаточно хорошо оснащены современным техническим оборудованием, в частности, используемые способы выявления следов рук малоэффективны.

  2. Нередки случаи, когда после проведения спецоперации по задержанию и уничтожению преступников (боевиков), оперативными подразделениями не даются сведения о работниках правоохранительных органов, участвовавших в данных операциях. Это обстоятельство значительно осложняет установление объективной картины произошедшего, т.е. преступления, приводит к необоснованному продлению срока следствия по делам.

  3. Неудовлетворительно в выявлении членов НВФ, участников террористических групп используются возможности службы участковых уполномоченных милиции, которые не владеют информацией о состоянии дел на обслуживаемых участках. Более того, их работа ориентирована не на изучение оперативной обстановки на подконтрольных участках и проживающих на участке лиц, а на достижение статистических показателей.

  4. Имеются серьезные проблемы в пресечении и организации профилактической работы по вопросам противодействия терроризму и религиозному экстремизму. В решении этого вопроса, по нашему мнению, следует гибко сочетать меры государственного принуждения и убеждения.

  5. Было бы полезным разработать и осуществить комплекс мероприятий по привлечению населения к охране общественного порядка, особенно к выявлению лиц, причастных к совершению преступлений террористической направленности. Предусмотреть возможности финансового стимулирования граждан за предоставление правоохранительным органам значимой информации о преступлениях террористической направленности и лицах, их совершающих.

  6. Необходимо принять требуемые организационные и разъяснительные меры по социальной адаптации лиц, принимавших участие в незаконных вооруженных формированиях. Важно принять меры к тому, чтобы эти лица снова не оказались в орбите влияния экстремистских группировок.

  По мнению А.Б. Баринова, Э.А. Шапиева для успешного противодействия организованной преступности необходимо внести изменения в действующее уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, в судебную практику, значительно изменив практику добывания и оценки доказательств, активизировать работу правоохранительных и контрольных органов по выявлению указанных преступлений, в частности:

  - увеличить меры наказания за укрывательство преступлений террористической направленности до сроков, соответствующих примерно половине максимального срока, предусмотренного за совершение преступлений данной категории (без пресечения фактов безнаказанного укрывательства этих преступлений невозможно эффективно бороться с терроризмом);

  - предусмотреть возможность привлечения к уголовной ответственности за укрывательство преступлений террористической направленности не только посторонних лиц, но и близких родственников преступников;

  - вернуть в УК РФ норму, предусматривающую уголовную ответственность за недонесение о преступлениях экстремистской и террористической направленности и особо тяжких преступлениях;

  - внести изменения в УК РФ, предусматривающие, что к лицам, совершившим преступления экстремистской и террористической направленности, не могут применяться условное осуждение, отсрочка исполнения наказания и условно-досрочное освобождение;

  - внести изменения в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее УПК РФ), предусмотрев, что дела в отношении лиц, совершивших преступления экстремистской и террористической направленности, не могут рассматриваться судами с участием присяжных заседателей, а только профессиональными судьями;

  - внести изменения в Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации, предусмотрев, что лица, осужденные за преступления экстремистской террористической направленности, не могут отбывать наказание в регионе постоянного проживания.

  Таким образом, Российская Федерация активно проводит различные мероприятия по противодействию террористической деятельности от законодательного закрепления профилактических мер противодействию терроризму, до пошаговых инструкций для участковых уполномоченных и иных сотрудников ОВД.

  Однако, проводимые мероприятия пока не позволяют достичь максимально запланированного результата, что связано, в первую очередь с проблемами правоприминения и с тем, что терроризм это не однопорядковое явление, а особо опасное преступление взаимосвязанное с такими преступлениями как бандитизм, организованная преступность, коррупция. Совершение терроризма всегда тщательно планируется и подготавливается.

  Ликвидировать терроризм не удастся до тех пор пока не будут сведены до минимума такие преступления как бандитизм, организованная преступность, коррупция, пока будет существовать теневая экономика, и возможность нелегального финансирования преступности.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  Заключение

  
  

  В заключение проведенного исследования мы пришли к следующим выводам.

  Таким образом, преступления террористической направленности - это публично совершаемые общеопасные умышленные действия или угрозы таковыми, направленные на устрашение населения или социальных групп в целях прямого или косвенного воздействия на принятие какого-либо решения или отказ от него в интересах террористов.

  Сущность террористических преступлений сводится к активному использованию устрашения для принуждения людей (группы физических лиц, государства, государственных учреждений, коммерческих организаций) к действиям, выгодным террористам. Устрашение - главный их «инструмент»; умело используя его, террористы нередко понуждают других (третью сторону) действовать в их интересах. Террористическая агрессия призвана создать общую атмосферу постоянного страха, опасности, изматывающего ожидания нападения, смерти. Следует заметить: чем более неясен, размыт источник угрозы, а само нападение (угроза) безмотивно, тем больший страх он, как правило, вызывает.

  Объектом преступлений террористической направленности, в зависимости от масштаба совершаем террористических действий являются:

  - общественная безопасность, а также безопасность институтов общества и государства, поскольку направленность деяний связана с насаждением идеологии терроризма в обществе, а сам терроризм есть практика реализации этой идеологии в деяниях, представляющих опасность для личности, общества и государства;

  - основы конституционного строя и безопасности государства;

  - мир и безопасность человечества.

  Факультативным объектом является жизнь и здоровье граждан, собственность всех видов.

  Вообще следовало бы внести в перспективе вопрос о локальном системном изменении Уголовного кодекса, поскольку террористический акт является наиболее общественно опасной формой экстремизма, а нормы об ответственности за экстремизм (ст. ст. 282, 282.1, 282.2) находятся в гл. 29 УК, которая предусматривает ответственность за преступления против основ конституционного строя и безопасности государства.

  Объективная сторона преступлений террористической направленности выражается в действиях, указанных в соответствующих статьях, наступивших общественных последствиях, причинной связи между действиями и наступившими последствиями.

  Субъект преступлений террористической направленности общий - это вменяемое физическое лицо, достигшее возраста 14 лет.

  Субъективная сторона преступлений террористической направленности характеризуется прямым умыслом и специальной целью. Виновный осознает, что совершает взрыв, поджог и т.д., и желает совершить эти действия.

  При прямом умысле виновный осознает, что уничтожает, либо повреждает чужое имущество, предвидит, что его действия нанесут собственнику или иному законному владельцу материальный ущерб, и желает наступления данных последствий.

  Целью террористического акта является оказание воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями, т.е. намерение виновного понудить их к совершению незаконных или невыгодных действий либо принять решение, выгодное для террориста.

  Преступления террористической направленности расположены сразу в трех главах УК РФ: ст. 205 - 206, 208, 211, 220 и 221 расположены в главе 24 «Преступления против общественной безопасности» раздел IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» Особенной части УК РФ, ст. ст. 277 - 280, 282.1 и 282.2 - в главе 29 «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» раздела X «Преступления против государственной власти» Особенной части УК РФ, а ст. 360 - в главе 34 «Преступления против мира и безопасности человечества» одноименного раздела XII Особенной части УК РФ.

  Преступления террористической направленности необходимо четко систематизировать, в связи с чем необходимо внести соответствующие системные изменения в УК РФ.

  Исходя из перечисленных характерных признаков террористического акта данное преступление необходимо выделять из общего числа преступлений, схожих по составу с терроризмом по таким признакам как цель и объективная сторона.

  Терроризм - это публично совершаемые общеопасные умышленные действия или угрозы таковыми, направленные на устрашение населения или социальных групп в целях прямого или косвенного воздействия на принятие какого-либо решения или отказ от него в интересах террористов.

  Терроризм в России является общенациональной проблемой, наличие терроризма в тех масштабах, в которых он существует в настоящее время, является реальной угрозой национальной безопасности.

  Российская Федерация активно проводит различные мероприятия по противодействию террористической деятельности от законодательного закрепления профилактических мер противодействию терроризму, до пошаговых инструкций для участковых уполномоченных и иных сотрудников ОВД.

  Однако, проводимые мероприятия пока не позволяют достичь максимально запланированного результата, что связано, в первую очередь с проблемами правоприминения и с тем, что терроризм это не однопорядковое явление, а особо опасное преступление взаимосвязанное с такими преступлениями как бандитизм, организованная преступность, коррупция. Совершение терроризма всегда тщательно планируется и подготавливается.

  Ликвидировать терроризм не удастся до тех пор пока не будут сведены до минимума такие преступления как бандитизм, организованная преступность, коррупция, пока будет существовать теневая экономика, и возможность нелегального финансирования преступности.

  Для эффективной борьбы с терроризмом требуются совместные усилия всего мирового сообщества, координация коллективных действий на глобальном, региональном и национальном уровнях. 39-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН в 1984 г. приняла специальную резолюцию «О недопустимости политики государственного терроризма и любых действий государств, направленных на подрыв общественно-политического строя в других суверенных государствах» и в последующем неоднократно выносила на повестку дня обсуждение этих вопросов. Несмотря на значительные усилия, предпринимаемые мировым сообществом, международный терроризм год от года становится все более распространенным, организованным и изощренным. Основная нагрузка в борьбе с ним ложится на государства - члены ООН.

  Согласно примечания к ст. 205 УК РФ лицо, участвовавшее в подготовке террористического акта, освобождается от уголовной ответственности, если оно своевременным предупреждением органов власти или иным способом способствовало предотвращению осуществления террористического акта и если в действиях этого лица не содержится иного состава преступления.

  Следовательно, можно выделить три условия, при наличии которых возможно освобождение от уголовной ответственности:

  1) лицо добровольно прекращает свое участие в террористическом сообществе;

  2) своевременно сообщает о его существовании;

  3) в действиях этого лица отсутствует состав иного преступления.

  
  
  
  

  Список использованных источников

  Нормативные правовые акты

  1. Международная конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом (заключена в г. Нью-Йорке 15.12.1997) // СЗ РФ. - 2001. - N 35. - Ст. 3513.

  2. Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства (SUA) (заключена в г. Риме 10.03.1988) // СЗ РФ. - 2001. - N 48. - Ст. 4469.

  3. Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма (заключена в г. Нью-Йорке 09.12.1999) // СЗ РФ. - 2003. - N 12. - Ст. 1059.

  4. Конвенция против транснациональной организованной преступности (принята в г. Нью-Йорке 15.11.2000 Резолюцией 55/25 на 62-ом пленарном заседании 55-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН) (с изм. от 15.11.2000) // СЗ РФ. - 2004. - N 40. - Ст. 3882.

  5. Европейская конвенция о выдаче (заключена в г. Париже 13.12.1957) (с изм. от 10.11.2010) // СЗ РФ. - 2000. - N 23. - Ст. 2348.

  6. Европейская конвенция о взаимной правовой помощи по уголовным делам (заключена в г. Страсбурге 20.04.1959) (с изм. от 08.11.2001) // СЗ РФ. - 2000. - N 23. - Ст. 2349.

  7. Конвенция об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности" (заключена в г. Страсбурге 08.11.1990) // СЗ РФ. - 2003. - N 3. - Ст. 203.

  8. Европейская конвенция о пресечении терроризма (заключена в г. Страсбурге 27.01.1977) (с изм. от 15.05.2003) // СЗ РФ. - 2003. - N 3. - Ст. 202.

  9. Конвенция Совета Европы о предупреждении терроризма (заключена в г. Варшаве 16.05.2005) // СЗ РФ. - 2009. - N 20. - Ст. 2393.

  10. Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма (заключена в г. Нью-Йорке 13.04.2005) // СЗ РФ. - 2008. - N 33. - Ст. 3819.

  11. Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (заключена в г. Шанхае 15.06.2001) // СЗ РФ. - 2003. - N 41. - Ст. 3947.

  12. Соглашение между государствами-членами Шанхайской организации сотрудничества о Региональной антитеррористической структуре (заключено в г. Санкт-Петербурге 07.06.2002) // СЗ РФ. - 2004. - N 48. - Ст. 4692.

  13. Модельный закон о борьбе с терроризмом (принят в г. Санкт-Петербурге 08.12.1998 Постановлением 12-7 на 12-ом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ) // Информационный бюллетень. Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств. - 1999. - N 20. - С. 103 - 111.

  14. Модельный закон о противодействии организациям и лицам, деятельность которых имеет целью осуществление актов терроризма на территории других государств (принят в г. Санкт-Петербурге 04.12.2004 Постановлением 24-5 на 24-ом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ) // Информационный бюллетень. Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств. - 2005. - N 35 (часть 1). - С. 162 - 183.

  15. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) // СЗ РФ. - 2009. - N 4. - Ст. 445.

  16. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 30.03.2016) // СЗ РФ. - 1996. - № 25. - Ст. 2954.

  17. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 30.03.2016) // СЗ РФ. - 2001. - № 52 (ч. I). - Ст. 4921.

  18. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации от 08.01.1997 N 1-ФЗ (ред. от 28.11.2015) // СЗ РФ. - 1997. - N 2. - Ст. 198.

  19. Федеральный конституционный закон от 30.05.2001 N 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении» (ред. от 12.03.2014) // СЗ РФ. - 2001. - N 23. - Ст. 2277.

  20. Федеральный конституционный закон от 17.12.1997 N 2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» (ред. от 14.12.2015) // СЗ РФ. - 1997. - N 51. - Ст. 5712.

  21. Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» (ред. от 31.12.2014) // СЗ РФ. - 2006. - № 11. - Ст. 1146.

  22. Федеральный закон от 12.08.1995 N 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (ред. от 29.06.2015) // СЗ РФ. - 1995. - N 33. - Ст. 3349.

  23. Федеральный закон от 19.07.1998 N 114-ФЗ «О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами» (ред. от 21.07.2014) // СЗ РФ. - 1998. - N 30. - Ст. 3610.

  24. Федеральный закон от 04.01.1999 N 4-ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации» (ред. от 13.07.2015) // СЗ РФ. - 1999. - № 2. - Ст. 231.

  25. Федеральный закон от 03.04.1995 N 40-ФЗ «О федеральной службе безопасности» (ред. от 30.12.2015) // СЗ РФ. - 1995. - N 15. - Ст. 1269.

  26. Федеральный закон от 21.11.1995 N 170-ФЗ «Об использовании атомной энергии» (ред. от 30.03.2016) // СЗ РФ. - 1995. - N 48. - Ст. 4552.

  27. Федеральный закон от 10.01.1996 N 5-ФЗ «О внешней разведке» (ред. от 30.12.2015) // СЗ РФ. - 1996. - N 3. - Ст. 143.

  28. Федеральный закон от 12.02.1998 N 28-ФЗ «О гражданской обороне» (ред. от 30.12.2015) // СЗ РФ. - 1998. - N 7. - Ст. 799.

  29. Федеральный закон от 25.07.1998 N 130-ФЗ: "О борьбе с терроризмом" (ред. от 06.03.2006) (утратил силу) // СЗ РФ. - 1998. - N 31. - Ст. 3808.

  30.Федеральный закон от 28.12.2010 N 390-ФЗ «О безопасности» (ред. от 05.10.2015) // СЗ РФ. - 2011. - N 1. - Ст. 2.

  31. Федеральный закон от 02.11.2013 N 302-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // СЗ РФ. - 2013. - N 44. - Ст. 5641.

  32. Указ Президента РФ от 22.01.2001 N 61 «О мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Каказского региона Российской Федерации» (ред. от 05.07.2009) // СЗ РФ. - 2009. - N 28. - Ст. 3519.

  33. Указ Президента РФ от 01.11.2001 N 1263 «Об уполномоченном органе по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»(ред. от 22.03.2005) // СЗ РФ. - 2001. - N 45. - Ст. 4251.

  34. Указ Президента РФ от 30.06.2003 N 715 «О дополнительных мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации» (ред. от 02.08.2006) // СЗ РФ. - 2003. - N 27 (ч. II). - Ст. 2782.

  35. Указ Президента РФ от 13.09.2004 N 1167 «О неотложных мерах по повышению эффективности борьбы с терроризмом» // СЗ РФ. - 2004. - N 38. - Ст. 3779.

  36. Указ Президента РФ от 31.12.2015 N 683 "О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации" // СЗ РФ. - 2016. - N 1 (часть II). - Ст. 212.

  37.Постановление Правительства РФ от 22.01.1997 N 58 (ред. от 21.02.2008) «О мерах социальной защиты лиц, привлекаемых к выполнению специальных задач, связанных с проведением мероприятий по борьбе с терроризмом» (ред. от 21.02.2008) // СЗ РФ. - 1997. - N 4. - Ст. 551.

  38.Распоряжение Правительства РФ от 14.07.2006 N 1014-р «Об официальном периодическом издании, осуществляющем публикацию единого федерального списка организаций, признанных судами Российской Федерации террористическими» // СЗ РФ. - 2006. - N 29. - Ст. 3283.

  Специальная литература

  39. Агапов П.В. Организация террористического сообщества и участие в нем: проблемы криминализации и правоприменения / П.В. Агапов // Российская юстиция. - 2015. - N 7. - С. 23 - 25.

  40. Байрамов Г.И. Борьба с политическим терроризмом: международно-правовое регулирование: Дис. ... канд. юрид. Наук / Г.И. Байрамов. - М., 2004. - 74с.

  41. Василенко В.И. Терроризм как социально-политический феномен / В.И. Василенко. - М.: Норма, 2012. - 274с.

  42. Баринов А.Б., Шапиев Э.А. Анализ террористических проявлений на территории Республики Дагестан / А.Б. Баринов, Э.А. Шапиев // Российский следователь. - 2010. - N 12. - С. 23 - 25.

  43. Башкатов И.В. Террористические акции - угроза международному сообществу (криминалистическая характеристика преступлений как типовая информационная модель) / И.В. Бащкатов // Международное уголовное право и международная юстиция. - 2011. - N 2. - С. 18 - 19.

  44. Бриллиантов А.В. Освобождение от уголовной ответственности: с учетом обобщения судебной практики / А.В. Бриллиантов. - М.: Юрист, 2010. С. 65

  45. Горбунов Ю.С. Зарождение терроризма / Ю.С. Горбунов // История государства и права. - 2007. - № 17. - С. 49 - 51.

  46. Горелик А.С. Конкуренция уголовно-правовых норм / А.С. Горелик. - Красноярск: КГУ, 1998. - 112с.

  47. Грызлов Б. Борьба с терроризмом / Б. Грызлов // Московский комсомолец от 20.09.2006.

  48. Емельянцев А.Г. Терроризм как один из видов деятельности организованной преступности / А.Г. Емельянцев // Российский следователь. - 2009. - N 24. - С. 16.

  49. Емельянов В. Разграничение терроризма и посягательств с элементами терроризирования / В. Емельянов // Российская юстиция. - 2001. - № 4. - С. 53 - 54.

  50. Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренции уголовно-правовых норм: монография / Л.В. Иногамова-Хегай. - М.: Инфра-М, 2015. - 288 с.

  51. Калинин Б.Ю., Хрыков В.П. Терроризм в России в конце XX - начале XXI века: политико-правовой анализ / Б.Ю. Калинин, В.П. Хрыков // Законодательство и экономика. - 2007. - № 11. - С. 26 - 28.

  52. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации; отв. ред. В.М. Лебедев. - М.: Юрист, 2013. - 610с.

  53. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Т. 2; под ред. О.Ф. Шишова. - М.: Статут, 1998. - 498с.

  54. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный); отв. ред. Л.Л. Крутиков. - М.: Норма, 2008. - 512с.

  55. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: в 2 т. (постатейный); под ред. А.В. Бриллиантова. - М.: Проспект, 2015. Т. 2. - 704с.

  56. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: расширенный уголовно-правовой анализ с материалами судебно-следственной практики; под общ. ред. А.П. Новикова. - М.: Юрист, 2006. 710с.

  57. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации; отв. ред. А. В. Наумов. - М.: Волтерс Клувер, 2010. - 510с.

  58. Комментарий к постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам / Н.И. Бирюков, О.Н. Ведерникова, С.А. Ворожцов и др.; под общ. ред. В.М. Лебедева. - М.: Норма, 2014. - 816 с.

  59. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: научно-практический (постатейный); под ред. С.В. Дьякова, Н.Г. Кадникова. - М.: Юриспруденция, 2013. - 912 с.

  60. Конституции государств Америки: В 3 т.; под ред. Т.Я. Хабриевой. Т. 3. М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения, 2006. - С. 997 - 1070.

  61. Коршунов А.В., Забавко Р.А. О существующих противоречиях УК и УПК / А.В. Коршунов, Р.А. Забавко // Законность. - 2016. - N 1. - С. 52 - 56.

  62. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений / В.Н. Кудрявцев. - М.: Статут, 2001. - 310с.

  63. Кудряшов В.Н. Введение // Международное уголовное право: учебное пособие / В.Н. Кудряшов. - М.: Юрист, 2008. - 510с.

  64. Кузнецов А.П., Маршакова Н.Н. Международный терроризм в условиях глобализации / А.П. Кузнецов, Н.Н. Маршакова // Юридический мир. - 2010. - N 9. - С. 10 - 12.

  65. Курс уголовного права. Особенная часть. Т. 4; под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Комиссарова. - М.: Велби, 2002. - 512с.

  66. Лунеев В.В. Преступность XX века / В.В. Лунеев. - М.: Норма, 2005. - 612с.

  67. Матвеев С.П., Шишкин Н.А. Отграничение умышленного уничтожения или повреждения чужого имущества от преступных посягательств на общественную нравственность / С.П. Матвеев, Н.А. Шшкин // Общество и право. - 2008. - № 3. - С. 18.

  68. Маршакова Н.Н. Преступления террористической направленности в системе уголовного законодательства: теоретическое исследование / Н.Н. Маршакова // Российский следователь. - 2015. - N 24. - С. 34 - 39.

  69. Международный терроризм: борьба за геополитическое господство; под ред. А.В. Возженикова.- М.: Велби, 2007. - 444с.

  70. Нардина О.В. Проблемы реализации требований российского законодательства по противодействию легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма в финансово-кредитной системе / О.В. Нардина // Банковское право. - 2008. - N 3. - С. 19 - 20.

  71. Осипов М.Ю. О некоторых проблемах квалификации преступлений террористической направленности // Российская юстиция. 2015. N 3. С. 28 - 30.

  72. Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации. Комментарий. Судебная практика. Статистика; под общ. ред. В.М. Лебедева; отв. ред. А.В. Галахова. - М.: Юрист, 2009. - 612с.

  73. Паненков А.А. Проблемы реагирования на террористические преступления в Российской Федерации / А.А. Паненков // Военно-юридический журнал. - 2011. - N 11. - С. 23 - 24.

  74. Петрушов А.В. Роль судов в противодействии терроризму / А.В. Петрушов. - М.: Юстицинформ, 2006. - 444с.

  75. Подрезов В.В. Формирование понятийного аппарата в области противодействия терроризму как одно из направлений решения проблем межведомственного взаимодействия / В.В. Подрезов // Российская юстиция. - 2010. - № 7. - С. 53 - 54.

  76. Попов В.И. Противодействие организованной преступности, коррупции, терроризму в России и за рубежом / В.И. Попов. - М.: Норма, 2007. - 274с.

  77. Преступления против общественной безопасности; под ред. А.И. Чучаев. - М.: Норма, 2010. - 298с.

  78. Савельева В.С. Усиление ответственности за преступления террористической направленности: проблемы комплексного подхода / В.С. Савельева // Актуальные проблемы российского права. - 2015. - N 6. - С. 156 - 162.

  79. Салимов К.Н. Современные проблемы терроризма / К.Н. Салимов. - М.: Омега-Л, 1999. - 498с.

  80. Статистика и аналитика. Сайт МВД РФ [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://mvd.ru.

  81. Старцев Г.В. Влияние незаконной миграции на террористическую активность в Северо-Кавказском федеральном округе / Г.В. Старцев // Миграционное право. - 2011. - N 4. - С. 31 - 32.

  82. Суд присяжных: квалификация преступлений и процедура рассмотрения дел: Научно-практическое пособие; под ред. А.В. Галаховой. М.: НОРМА, 2006. - 560 с.

  83. Тарабрин С.В. Роль участкового уполномоченного милиции в предупреждении и пресечении преступлений террористического характера и экстремистской направленности / С.В. Тарабрин // Российский следователь. - 2010. - № 24. - С. 29 30.

  84. Темираев А.В. О состоянии и проблемах совершенствования конституционно-правового регулирования противодействия терроризму в Российской Федерации / А.В. Темираев // Конституционное и муниципальное право. - 2009. - N 14. - С. 13.

  85. Уголовное право России. Общая часть: учебник; под ред. В.П. Ревина. - М.: Юстицинформ, 2009. - 510с.

  86. Уголовное право Российской Федерации. Общая и Особенная части: учебник; под ред. А.И. Чучаева. - М.: Контракт, 2013. - 610с.

  87. Уголовное право России. Части Общая и Особенная; под ред. А.В. Бриллиантова. - М.: Контакт, 2008. - 902с.

  88. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник для вузов; под ред. В.С. Комиссарова, Н.Е. Крыловой, И.М. Тяжковой. М.: Статут, 2012. - 598с.

  89. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник; под ред. А.В. Бриллиантова. - М.: Проспект, 2015. - 1184 с.

  90. Федорко С.Н. Уголовная ответственность за терроризм по Уголовному кодексу РФ 1996 года / С.Н. Федорко // Российский следователь. - 2007. - № 10. - С. 17 - 18.

  91. Харук А.Л. Уголовно-правовые проблемы борьбы с преступлениями, связанными с легализацией денежных средств, совершаемыми в целях финансирования терроризма / А.Л. Харук // Российский следователь. - 2011. - N 1. - С. 30 - 32.

  92. Шевченко И.В. Уголовная ответственность за террористическую деятельность / И.В. Шевченко. - М.: Контакт, 2011. - 544с.

  Судебная практика

  93. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2012 г. N 1 "О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности" // Российская газета. - 2012. - 17 февраля.

  94. Кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ N 1-о06-42 // СПС КонсультантПлюс.

  95. Постановление Президиума Хабаровского краевого суда от 09.11.2015 N 44у-145/2015 // СПС КонсультантПлюс.

  96. Постановление Президиума Кемеровского областного суда от 24.08.2015 по делу N 44У-118/2015 // СПС КонсультантПлюс.

  97. Апелляционное постановление Московского городского суда от 05.05.2015 по делу N 10-6096 // СС КонсультантПлюс.

  98. Приговор от 24.03.2011г. Волгоградского областного суда // https://rospravosudie.com/court-volgogradskij-oblastnoj-sud.

  99. Приговор Центрального районного суда г. Хабаровска // https://rospravosudie.com/court-centralnyj-rajonnyj-sud-g-xabarovska-xabarovskij-kraj-s/act-468489384.

  100. Приговор от 24 ноября 2011 года Первомайского районного суда г. Омска по делу № 1-425/2011 // https://rospravosudie.com/court-pervomajskij-rajonnyj-sud-g-omska-omskaya-oblast-s/act-445118596.

  Ими становились и некоторые места в бассейне Дона.Но массового заселения районов, откуда совсем недавно ушли славяне, спасаясь от кочевников, не произошло. Новые пришельцы обос-новались главным образом на реке Воронеж. В более южных районах их почти не было. В XI первой половине XIII веков здесь проживали лишь незначительные группы древнерусского населения на Дону и его притоках, к юго-востоку от реки Воронежа. Это так называемые бродники, о которых неоднократно упоминают русские летописи.Среди бродников были не только русские, но и выходцы из других народов, обитавших в разное время в степи и лесосте-пи (аланы, болгары, печенеги, половцы) и в силу каких-то обстоятельств порвавших со своими племенами и ордами. Правда, русское население среди бродников явно преобладало, хотя в их материальной культуре заметно влияние и кочевнических традиций (например, отопительные сооружения в жилищах в виде очагов).Поселения бродников обнаружены на Дону, в низовьях Воронежа (на левом низком берегу), на Битюге. Количество их невелико. Но будущие археоло-гические исследования донской территории, возможно, и увеличат их число. Поселения не-большие по площади, расположены в поймах рек, на дюнных возвышенностях или на невысо-ких террасах, без каких-либо укреплений. Одно из них на южной окраине города Воронежа на низком левом берегу реки, напротив Шиловского леса, известно в литературе как Шилов-ское поселение (раскопки экспедиции ВГУ под руководством А. Д. Пряхина). Сейчас оно за-лито водами Воронежского водохранилища. Это был совсем небольшой поселок, при его рас-копках обнаружено несколько полуземляночных жилищ столбовой конструкции с очагами. Найдены различные орудия труда из железа (ножи, скобели, серпы, рыболовные крючки), украшения из стекла и бронзы, обломки древнерусских браслетов, оружие (наконечники стрел, сулиц), различные бытовые предметы: кресала для получения огня, ключи от замков, горшки (рис. 66; 67, 1, 2). И стеклянные изделия, и бронзовые предметы, {266} конечно, не местного производства. Попали они сюда вместе с людьми, которые поселились здесь в начале XII века. Жизнь на Шиловском поселении продолжалась с небольшими перерывами с XII до начала XV веков, но к XIIXIII векам относятсяРис. 66. Предметы материальной культуры древне-русского времени:1 скобель, 2 гвоздь, 3 гвоздодер, 4 кресало, 5 рыболовное грузи-ло, 6 обломок браслета, 7 бусина (14 железо, 5 глина, 67 стекло). {267}Рис. 67. Древнерусская керамика (1, 2) и железная коса (3). {268}лишь шесть полуземлянок, существо-вавших в разное время. Две-три полуземлянки, две-три семьи вот и весь поселок, а точнее, хуторок, жители которого ловили рыбу, выращивали хлеб, разводили скот, охотились. Зате-рявшегося в лесах, его не трогали половцы. Может быть, еще и потому, что сами жители избе-гали конфликтов с кочевниками.Поселков, аналогичных Шиловскому, в низовьях реки Воро-нежа выявлено еще несколько: у села Таврова (недалеко от плотины Воронежского водохрани-лища); напротив главного корпуса университета «Университетское поселение») и дру-гие.Севернее реки Воронежа, в верховьях Дона располагались земли Черниговского и Рязан-ского княжеств, история которых достаточно хорошо и полно изложена в книгах русских и со-ветских ученых. Нет смысла пересказывать их, лишь добавим, что река Воронеж, за исключе-нием ее верхнего течения, не входила ни в Черниговские, ни в Рязанские земли, хотя не ис-ключено, что рязанские князья претендовали на владения Воронежем на всем ее протяже-нии.***Мы уже приводили пример о битве на реке Колокше рязанской и владимирской дру-жин. Рязанский князь Глеб, братья его жены Мстислав и Ярополк были разбиты владимирским князем Всеволодом, вошедшим в историю как Всеволод Большое Гнездо. Ярополк бежал с по-ля брани, но Всеволод потребовал от рязанцев выдать ему Ярополка.Лаврентьевская летопись сообщает об этом событии следующее: «А по Ярополка посла глаголя рязанцем: «вы имете нашего ворога, али иду к вам». Жители Рязани не были готовы к отпору, да и Ярополком они, вероятно, не очень дорожили. «Рязанцы же здумаша, рекуще, князь наш и братья наши погыбли и чужем князи, ехавше Воронеж яша его сами и приведоша его Володимер».Итак, на страницах летописи впервые упоминается слово «Воронеж».В другом летописном своде (Никоновском) эти же {269} события изложены более подробно: «Выдайте ми врага моего шурина Глебова, князя Ярополка Ростиславовича; сице не сотворите ми тако, иду бо на вас со многими воинст-вы». Резанци же реша в себе, глаголюще: «сих ради князей Ростиславичев и нашим князем беда бысть и изгибоша; идем убо в Воронож и имем его», отбежа бо князь Ярополк Ростиславович в Воронож, и тамо прехожаше от града во град, от многие печали и скорби не ведый себя камо ся дети. И тако шедше в Воронож, изымаша его, и ведоша в Володимер ко князю Всеволоду Юрь-евичу; он же повеле взяти его у них и всажен бысть к прочим».Слово «Воронож» вызвало дис-куссию среди ученых: что имел в виду летописец: город, или реку, или область? Попытаемся высказать на этот счет свои предположения. Во-первых, полностью присоединяемся к тем ис-следователям, которые считают, что в летописи речь идет о Воронеже (независимо о реке, го-роде или области), находившемся в пределах Рязанского княжества, иначе как бы жители Ряза-ни могли взять не очень-то любимого ими родственника князя и отдать его в руки Всеволода. Во-вторых, Никоновская летопись (которая считается более подробной) как бы поясняет чита-телям, что Ярополк не только бежал «в Воронож», но и «тамо прехожаше от града во град». На наш взгляд, это дополнение снимает ряд вопросов. Очевидно, что речь идет о реке, на которой имеются «грады». И совершенно не исключено, что среди них был и «град» под названием Во-ронеж (Вороняж, Воронож). В таком случае, где он мог располагаться? И где те «грады», в ко-торых мог быть Ярополк, и о которых пишет летописец? Другие письменные источники, кото-рые бы проливали свет на Воронеж XII века, к сожалению, пока неизвестны.Прежде всего, по-селения бродников вряд ли могли служить пристанищем для Ярополка, да и не их имел в виду летописец, сообщая о его переходе «от града во град». Под «градом» в Древней Руси подразу-мевалось, как правило, поселение, расположенное на высоком месте и имеющее оборонитель-ные укрепления (городища).По нашему мнению, город Воронеж мог стоять только на реке Во-ронеж, а не на Дону, как к этому {270} склоняются некоторые исследователи. В частности, по-явилось мнение о тождестве летописного Воронежа с древнерусским городищем XIIXIII ве-ков в городе Семилуки Воронежской области. Сам по себе это очень интересный древнерус-ский памятник. В последние годы здесь ведутся широкие раскопки экспедицией ВГУ под ру-ководством А. Д. Пряхина и М. В. Цыбина.Семилукское городище расположено на высоком (около 45 метров) мысу правого берега реки Дона, на северной окраине города. С напольной стороны имеются вал и ров. Здесь люди поселились еще в конце III тысячелетия до н. э., затем был поселок в I тысячелетии до н. э. Славяне основали укрепленное поселение (городище-убежище) в IXХ веках, а в эпоху Древней Руси в XIIXIII веках здесь существовал горо-док, вокруг которого вырос посад.На городище в настоящее время вскрыта значительная пло-щадь. Изучены жилые, хозяйственные постройки, целые усадьбы древнерусского времени. Во время раскопок собрана интересная коллекция древнерусской керамики, в том числе с клейма-ми мастеров. Обнаружено большое количество изделий из железа (ножи, ключи, скобы, гвозди, рыболовные крючки, кресала и другие предметы), цветных металлов (витые и пластинчатые браслеты, перстни, подвески), обломки стеклянных браслетов. В древнерусской коллекции Семилукского городища имеются и вещи, изготовленные в Западной Европе и в Византии.В целях отождествления Семилукского городища с летописным Воронежем приводится сообще-ние венгерского монаха Юлиана о том, что часть войск монголо-татар накануне нападения на Рязанское княжество осенью 1237 года «остановилась против реки Дона близ замка Ovcheruch также княжества русских». В другом списке сочинения Юлиана замок назван Orgenhusin. Вен-герский ученый Л. Бендефи перевел название совершенно, на наш взгляд, произвольно как «Воронеж», а автор русского перевода Юлиана С. А. Аннинский согласился с этим мнением, написав: «близ замка Воронеж» (Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIIIXIV вв. о татарах и Восточной Европе. В кн.: Исторический архив, т. III, М., 1940, с. 86). {271}Кроме того, из сообщения никак не вытекает, что замок Воронеж находится на Дону, а не на Воронеже, так как фраза «...против реки Дона» не означает, что войска Батыя стояли на пра-вом берегу реки Воронежа, то есть в воронежско-донском междуречье. В таком случае монго-ло-татары именно отсюда могли начать движение на северо-восток, в пределы Рязанского кня-жества, уничтожить древнерусский городок на месте Семилукского городища и устремиться дальше на запад, в пределы Черниговской земли. Но подобного не произошло. Юлиан не со-общает, что монголо-татары взяли Ovcheruch. Молчат и русские летописи о движении Батыя осенью 1237 года на Русь именно из этого района. Если следовать сообщениям того же Юлиа-на, войска Батыя были сосредоточены в левобережье реки Воронежа, у впадения ее в Дон. Кстати, на высоком правом берегу Воронежа в его нижнем течении неизвестны древнерусские городки, которые выполняли бы роль сторожевых крепостей. Вероятно, отсюда, из низовьев реки Воронежа монголо-татары (если они вообще там были) по левому берегу реки могли дой-ти до верховьев ее, откуда и начался их завоевательный поход на Рязанское княжество. Эти со-бытия и нашли отражение в летописи и в других источниках. А Семилукское городище было сожжено монголо-татарами, вероятно, в следующем, 1238 году, когда орды Батыя после разо-рения Северо-Восточной Руси двинулись на юг, в половецкие степи.И еще одно обстоятель-ство необходимо иметь в виду при использовании сочинения Юлиана для серьезных историче-ских обобщений. Некоторые сообщения Юлиана, в том числе и о размещении войск Батыя накануне их вторжения на Русь, не являются результатом его личного наблюдения, они полу-чены от людей, бежавших от монголо-татарского погрома. «Как передавали нам словесно сами русские, венгры и болгары, бежавшие от татар», пишет Юлиан. Такого рода сообщения, естественно, вызывают и определенное недоверие. Были ли вообще монголо-татарские войска перед их вторжением на Рязанское княжество в низовьях реки Воронежа «против реки Дона» и был ли замок по имени Ovcheruch? Мнение {272} Юлиана, не подтвержденное другими источ-никами того времени, должно использоваться крайне критически. Не случайно во многих ра-ботах, посвященных монголо-татарскому нашествию на Русь, данные Юлиана почти не при-влекаются и речь ведется не о городе (замке), а о реке Воронеже.В некоторых древних источ-никах, где рассказывается о первых столкновениях рязанских князей с монголо-татарами, го-ворится, что «...придоша из восточной страны на Рязанскую землю лесом татары, с царем их Батыем, и пришедше стали станом на Онозе и взяли ее и сожгли». И далее излагаются события, связанные с завоеванием Рязанской земли. Как видим, упомянут еще один пункт в южном, а точнее, юго-восточном пограничье Рязанского княжества.«Оноза» была сожжена, ее характер и точное местонахождение неясны. Рязанцы вышли на битву с противником, как гласят все ле-тописи, к границам своей земли, на реку Воронеж (в начале XIII века она была пограничной рекой Рязанского княжества).Мы не пытаемся выяснить, что означает летописная «Оноза». К сожалению, источников для решения этого вопроса очень мало. Но отметим, что отождеств-лять Онозу и летописный Воронеж и считать сведения об Онозе как бы продолжением изве-стий о летописном Воронеже нет никаких оснований. Летописец не мог в одном месте назвать город «Воронеж», а в другом «Оноза». Скорее всего, прав воронежский историк профессор В. П. Загоровский, когда пишет, что упоминаемый Юлианом замок Orgenhusin можно сопоста-вить в предварительном плане с летописной Онозой, где остановились монголо-татары перед походом на Рязанское княжество.И наконец, любое название реки или населенного пункта ис-торически обусловлено и никогда случайно не появлялось. Чем и как можно объяснить, что жители поселка, основанного на берегу Дона, дали ему название «Воронеж», то есть по имени реки, которая протекала почти на 20 километров южнее? Никакого логического объяснения мы найти не можем.Таким образом, Семилукское городище, на наш взгляд, нельзя рассматривать как претендента на место летописного Воронежа. {273}Еще раз обратим внимание читателя на то обстоятельство, что если и был в Рязанской земле «град» Воронеж, то искать его необходи-мо только на реке Воронеже. И такие попытки предпринимались неоднократно. Но высказан-ные в литературе суждения о летописном Воронеже пока трудно признать вполне обоснован-ными. Совершенно бездоказательно (по крайней мере до сего времени) помещается летопис-ный Воронеж на месте современного города (М. Н. Тихомиров, В. В. Каргалов). Территорию города Воронежа, правый берег реки неоднократно обследовали археологи, они выявили па-мятники различных исторических периодов, в том числе и славянские укрепленные поселения IXХ веков. Но ни на одном из высоких мысов, где раскинулся современный город Воронеж, ими не обнаружены остатки поселения XII века, то есть летописного Воронежа.В. П. Загоров-ский на основании изучения данных топонимики, архивных материалов высказал предполо-жение о возможности географического совмещения летописного Воронежа XII века с Романо-вым городищем у села Ленино недалеко от Липецка. К сожалению, этот памятник для археоло-гических раскопок недоступен, так как на всей его территории расположено действующее на протяжении не одного столетия кладбище, которое полностью разрушило культурный слой. Экспедиция Воронежского университета в 1973 году обнаружила здесь, правда, маловырази-тельные, материалы древнерусского времени. В. П. Загоровский сообщает интересные сведе-ния о том, что старые жители села Ленино место, где расположено городище, называют «Град-чина». Но проводимая связь древнего Воронежа с Романовым городищем тоже неубедительна. Да и сам В. П. Загоровский пишет на этот счет: «...утверждать с полной определенностью на основании анализа географических названий, рассмотрения расположения древнерусских го-родищ на р. Воронеже и изучения старинных преданий, что летописный город Воронеж нахо-дился на месте Романова городища, мы не можем... гипотеза по-прежнему остается гипотезой» (Загоровский В. П. О древнем Воронеже и слове «Воронеж». Воронеж, 1977). Но, тем не менее, древнерусское поселение на {274} Романовом городище вполне могло быть одним из тех «гра-дов», в котором побывал Ярополк после бегства на Воронеж.В последние годы славянским от-рядом археологической экспедиции Воронежского университета ведется исследование Живо-тинного городища (под руководством А. З. Винникова), расположенного в 30 километрах от города Воронежа вверх по течению реки, недалеко от рабочего поселка Рамонь. Оно занимает высокий мыс (около 40 м) правого берега. Как показали раскопки, это место привлекало к себе внимание людей в различные исторические периоды. Здесь были поселения в эпоху бронзы, скифо-сарматское время. В IX начале XI века тут жили славяне, в XIIXIII веках суще-ствовала небольшая древнерусская крепость.Древнерусский поселок занимал лишь часть мыса, будучи ограничен глубокой естественной седловиной, которую еще в IXХ веках углубили, ее склоны подчистили, сделали их круче. Земля, извлеченная из седловины, образовала вал, и общая высота укреплений от дна седловины до вершины вала равнялась почти семи метрам. Это внушительные укрепления! В древнерусский период появились вал и ров и на стрелке мы-са там, где склон более пологий и где поселение было более уязвимо.На Животинном горо-дище раскопано несколько наземных построек с глинобитным полом и остатками печей, сде-ланных из глины. Площадь полов 16 18 квадратных метров. Сами наземные дома, возможно, были более значительных размеров. В постройках обнаружено большое количество древнерус-ской гончарной керамики: горшки, миски; на днищах некоторых сосудов имеются клейма. Кроме древнерусской посуды найдена и привозная керамика южного происхождения. К XIIXIII векам относятся различные изделия из железа (коса-горбуша (рис. 67, 3), ножи, долота, кресала, строительные гвозди, наконечники стрел и другие предметы), украшения (бронзовые перстни, стеклянные браслеты, серьги, бусы). Каменная форма для отливки перстней и различ-ных подвесок свидетельствует о наличии местного ювелирного производства. {275}Древнерусское поселение на месте Животинного городища вряд ли можно считать горо-дом в полном смысле, но элементы городской жизни здесь налицо: укрепления, ремесленное производство (включая ювелирное), торговые связи с другими районами. И хотя оно находится на значительном расстоянии от верховий реки Воронежа наиболее вероятных южных рубе-жей рязанской земли, вполне возможно, что Ярополк Ростиславович был и в нем, переходя «от града во град». А где же другие «грады» места возможного пребывания Ярополка?Между городищами Животинным и Романовым около 70 километров. Расстояние небольшое, но, к сожалению, нельзя сказать, что территория достаточно изучена археологами. И нет основания категорически утверждать, что между Животинным городищем и Романовым нет древнерус-ских «градов», в которых также мог бы прятаться Ярополк. Более того, открытия новых памят-ников древнерусского времени в этом районе вполне вероятны.Выше по течению реки Воро-нежа древнерусские городища тоже не обнаружены, зато выявлены довольно обширные не-укрепленные селища (раскопки В. И. Матвеевой). Расположены они, правда, на реке Матыре, притоке Воронежа. Селища имеют мощный культурный слой, свидетельствующий о продол-жительной жизни на них. Археологи раскопали наземные жилые дома с глинобитными печа-ми, деревянными и глиняными полами, ремесленные и хозяйственные постройки, большое ко-личество железных изделий, обломков стеклянных и бронзовых браслетов, перстни и другие предметы. Селища отличаются от поселений в низовьях Воронежа большей площадью, обшир-ными кладбищами, где захоронения совершены в неглубоких ямах по христианскому обряду, а также ярко выраженным местным ремесленным производством. Открыты наиболее типичные для Рязанской земли и других районов Руси наземные срубные дома. В целом селища в верхо-вьях Воронежа ближе к древнерусским, чем поселения в ее низовьях. В этом нет ничего удиви-тельного, поскольку верховье реки Воронежа входило в состав древнерусского Рязанского княжества. {276}Таким образом, к настоящему времени известно всего два «града», в которых мог находиться Ярополк. Может быть, летописец под словом «грады» имел в виду вообще древнерусские поселения? Тогда в число «градов» войдут и селища в верховьях реки Воронеж на территории современной Липецкой области. Какой же из всех «градов» назывался Вороне-жем?Мы не предлагаем никакого нового варианта местонахождения летописного Воронежа, так как само существование такого города в XII веке, как мы видим, не является бесспорным. И в то же время не хотим быть и категоричными в данном вопросе. Поиски продолжают-ся.***Не углубляясь в дискуссию о происхождении названия «Воронеж», которая в послед-ние годы развернулась на страницах местной печати, отметим, что предпочтительнее, на наш взгляд, славянское происхождение слова и, вероятнее всего, появилось оно в нашем крае на рубеже VIIIIX веков, то есть значительно раньше, чем в летописи.Река получила название, когда стала заселяться славянами выходцами из Днепровского бассейна, в том числе из его левобережья, с территории будущего Черниговского княжества, где уже существовало славян-ское поселение, возможно, имевшее название «Воронеж» или близкое к нему. Основателем его вполне мог быть и Воронег, как считает В. П. Загоровский.Жители городищ Белогорского, Михайловский кордон, Кузнецовского (Козарского), Шиловского, Липецкого и других реку, на которой они жили, по которой плавали, где ловили рыбу и брали воду, называли Воронеж («Воронож», «Вороняж», «Воронаж»). С освоением славянами в конце I тысячелетия н. э. Дон-ского бассейна связано и появление названий рек Воргол, Снова, принесенных сюда пересе-ленцами из более западных районов (реки с такими названиями есть на Черниговщине). И на Ворголе, притоке Быстрой Сосны, впадающей в Дон, и на Снове, правобережном притоке До-на, имеются славянские поселения {277} последних веков I тысячелетия н. э. На Ворголе рас-положено даже славянское святилище. Это было действительно массовое переселение славян на совершенно свободные земли. И возможно, лишь в верховьях реки были финские (мордов-ские) поселения, но они в настоящее время практически неизвестны и археологически не изу-чены.Гипотеза о мордовском происхождении слова «Воронеж», выдвинутая ленинградским профессором А. И. Поповым и поддержанная некоторыми воронежскими краеведами, выгля-дит неубедительно. Попытка несколько «подновить» ее, увязав слово Воронеж с тюркским «онуз» и мордовским «вор», вообще несостоятельна: тюркское население на реке Воронеже появилось с монголо-татарским нашествием, то есть в 30-х годах XIII века. До этого времени ни о каком тюркском этносе, включая и печенежско-половецкие орды, которые практически не оставили своих названий в нашем крае, говорить не приходится. Не могли и алано-болгары, проникшие сюда в середине Х века, изменить название реки, на которой славяне жили уже по-чти 200 лет.Уход славянского населения в начале XI века с реки Воронежа никак не означал ее запустение до такой степени, что стерлось в народной памяти название реки, что название ис-чезло и снова возродилось спустя 7080 лет, когда началось движение сюда уже древнерус-ского населения с территории Черниговского княжества, а в более восточные районы из Ря-занской земли. Тем более, что вряд ли было полное запустение данного района. Какое-то, пусть незначительное, славянское население осталось, уйдя с высоких мысов в низменные, более скрытые места. К тому же новая волна древнерусского населения, как свидетельствуют архео-логические исследования, тоже не была массовой, особенно в нижнем и среднем течении реки Воронеж.В более северные районы бассейна Дона приток древнерусского населения оказался более значительным, но и там названия рек предшествующего времени сохранялись.Таким об-разом, подчеркнем еще раз, что свое название река Воронеж получила задолго до того, как {278} попала в поле зрения летописца, и если существовал город Воронеж в XII веке на юге Рязанской земли, то назван он, конечно, по реке, на которой был сооружен.***Городище Жи-вотинное являлось форпостом на южных границах Рязанского княжества, а Семилукское горо-дище на восточных рубежах Черниговской земли. Они определяли юго-восточное пограничье русских земель. Далее на юго-запад, на реке Осколе (приток Северского Донца) у села Холки в Чернянском районе Белгородской области обнаружено еще одно городище древнерусского времени тоже своеобразное звено в цепи пограничных крепостей на юго-востоке Древней Руси (исследовалось С. А. Плетневой, А. Г. Николаенко, Г. Е. Афанасьевым и А. З. Виннико-вым).Расположено городище на высоком меловом мысу правобережья. Площадь мыса около 1,5 гектара. С трех сторон (со стороны реки, северной и южной) мыс имеет крутые склоны со следами искусственной подрезки (для придания большей крутизны), а с западной, то есть со стороны поля, укреплено валом и рвом. В свое время (в XI начале XIII века) они представ-ляли собой неприступные сооружения, выполненные в лучших традициях древнерусского оборонного зодчества. На вал эпохи раннего железного века (на мысу было укрепленное посе-ление еще в I тысячелетии до н. э.), который был перекрыт слоем глины, поставлены деревян-ные срубы, заполненные землей, а впереди выдолблен в меловой материковой скале ров глу-биной около 4 метров, шириной 78 метров.Жителями городища Холки были не только древ-ние русичи, но и потомки алано-болгар. Об этом говорят юртообразные постройки с открыты-ми очагами, нехарактерные для древнерусского населения. И в керамике присутствуют алано-болгарские признаки: в форме горшков, составе глиняного теста, орнаментации. Уместно вспомнить сообщение летописи о том, что после одного из удачных походов на половцев в район Северского Донца в 1116 году князь Ярополк Владимирович (сын Владимира Монома-ха) взял здесь {279} жену из ясов (алан) «красну вельми». Значит, жили тут аланы и в XII ве-ке.У городища Холки нет посада неотъемлемого элемента многих древнерусских городков. Воины с семьями выходцы из Руси и потомки алано-болгар, несшие сторожевую службу, все жили в крепости. Занимались они рыболовством, мелкими ремеслами, включая ювелирное. Об этом говорят частые находки рыболовных грузил, крючков, острог, каменных литейных формочек. Вряд ли были широко развиты земледелие и животноводство, так как они требовали длительного пребывания за пределами крепости, что было весьма затруднительно при посто-янной угрозе половецких набегов. Даже умерших хоронили в крепости, на северном склоне мыса. Выявлено несколько погребений в неглубоких (0,20,4 м) ямах. Почти все захоронения совершены по христианскому обряду: вытянуто на спине, головой на запад, руки сложены на груди. В них нет никакого инвентаря. В одном захоронении покойник лежал на левом боку с подогнутыми ногами, что напоминало обряды алано-болгарского населения.Городище Холки было окраинным древнерусским укрепленным поселением на юго-восточных рубежах, далее на юг и юго-восток простиралась половецкая степь. Других древнерусских поселений на реке Осколе не обнаружено. Не раз останавливались около городища русские дружины перед ре-шающим броском на половецкие вежи. Так было и в печально знаменитом в истории Древней Руси 1185 году. Событие этого года поход Новгород-Северского князя Игоря на половцев воспето в знаменитом произведении древнерусской литературы «Слове о полку Игоре-ве».Ученые выдвигают более десяти вариантов маршрута Игоря к месту битвы. Наиболее убе-дительной нам представляется версия академика Б. А. Рыбакова.23 апреля 1185 года Игорь Святославович выступил из Новгорода-Северского в район ближайших половецких кочевий в бассейне Северского Донца. На пути в половецкую степь он должен был встретиться с вой-сками брата своего Всеволода Святославовича, шедшего из Трубчевска через Курск. И на реке Оско-{280}ле 67 мая произошла эта встреча. Где она могла состояться? Вероятно, Игорь со своей дружиной мог остановиться на несколько дней там, где было поселение-крепость и где находились запасы продовольствия и фуража. Такой крепостью на реке Осколе могло быть го-родище Холки . И отсюда объединенная дружина двинулась дальше навстречу своей гибели:А Игорь к Дону войско ведет.Уже беду его подстерегают птицы по дубравам,Волки грозу накликают по оврагам,Орлы клекотом зверей на кости зовут,Лисицы брешут на червленные щиты.О, Русская земля! Уже ты за холмом.***Почти два столетия шла борьба с переменным успехом между Русью и половцами. Русские князья не только отражали нашествия половцев, но и нередко со-вершали походы в степь, захватывая большую добычу, а иногда терпели и жестокие пораже-ния. Озабоченные противоборством, они и не предполагали, чтo их ожидает, какой появится у них опасный враг.В начале XIII века (1206 год) в бескрайних степях Центральной Азии сло-жилось новое крупное политическое объединение Монгольское государство. И с этого вре-мени начались стремительные завоевательные походы монголо-татарских феодалов. Хорошее вооружение, четкая организация и высокая дисциплина, военная тактика, основанная на вне-запных ударах по противнику, прекрасная разведка, умение впитывать все лучшее в военной технике завоеванных народов обеспечивали успех монголо-татарскому войску. Победы монго-ло-татар объяснялись и тем, что они воевали с государствами, ослабленными феодальной раз-дробленностью, враждой между княжествами.Когда в 1223 году впервые появилось в южно-русских степях монголо-татарское войско во главе с Субедеем и Джебэ, оно довольно легко разгромило вначале половцев, а потом в битве на Калке объеди-{281}ненную русско-половецкую рать. Но это еще не было началом завоевания Руси монголо-татарами.Прошло 14 лет. В Никоновской летописи рассказывается о событиях 1237 года. Пришли из восточной страны на Рязанскую землю летом безбожные татары и с царем их Батыем и пришедше стали станом на Онозе, взяли и сожгли ее. И отсюда послали послов своих к великому князю Рязан-скому Юрию Ингворовичу и к брату его князю Олегу Ингворовичу и прочим князьям Рязан-ским, прося у них десятины во всем: в князьях, в людях, в конях. Князья рязанские, муромские и пронские ответили послам Батыевым: «Коли нас не будет, то все ваше будет». Собрали рать и вышли «противу их в Воронож, хотя брань с ними сотворити тамо...» Русская дружина по-терпела поражение, и в этом же году пала Рязань и другие рязанские города. Началось наше-ствие монголо-татар на русские земли.Воронежский край оказался под первыми ударами похо-дов монголо-татарских полчищ на Русь. В это время прекратилась жизнь на Семилукском, Жи-вотинном и Холкинском городищах. Закончилось господство половцев в южнорусских степях. Покоренные монголо-татарами, они кочевали в прежних местах, войдя в состав монголо-татарской Золотой Орды.Открывалась следующая страница в истории нашего края, повеству-ющая о суровом испытании, выпавшем на долю русских земель с нашествием монголо-татар, о героических усилиях народа, со временем увенчавшихся освобождением от поработителей и новым расцветом Русского государства. {282}ТАЙНЫ, КОТОРЫЕ ЖДУТ РАЗГА-ДОК(Вместо заключения)Скрывает все то, что таитсяу нас под ногами...И очень нередко сего-дняне видим глазами Того, что назавтра самим нам Должно показаться азами.Л. Мартынов.Итак, дорогой читатель, по мере наших возможностей мы попытались рассказать с помощью архео-логии о древней истории воронежской земли. Каждый из вас смог убедиться, что наш край удивительно богат памятниками древности. В течение столетий и тысячелетий здесь жили раз-личные племена и народы, и они не исчезли бесследно. Их следы обнаружены раскопками. Огромное количество орудий труда, предметов вооружения, быта, украшений, скопления ко-стей мамонта под многометровой толщей земли и средневековые полуземлянки, белокаменные раннефеодальные замки и стоянки первобытного человека, произведения искусства каменного века и изумительные изделия греческих мастеров все это позволяет нам, живущим в XX ве-ке, представить, что происходило на родной земле в глубине веков и тем самым обогатить нашу историческую память.Какие же можно сделать выводы из всего вышеизложенно-го?История древнего населения края является неотъемлемой частью общеисторического про-цесса развития человеческого общества.Необходимо подчеркнуть, что историческое развитие народов, обитавших в бассейне лесостепного Дона, не может быть освещено с позиций только внутреннего саморазвития, изолированного от влияний извне, как нельзя считать, что все из-менения связаны с внешним воздействием. В реальности имели место и то, и другое.Сейчас все более настоятельной становится необходимость комплексного подхода к изучению исто-рии древних обществ. Помимо изучения собственно {283} исторического прошлого необхо-димо воссоздавать реальную природную обстановку, окружавшую человека, которая оказывала огромное влияние на формирование производительных сил, направление экономи-ки.Среднедонской регион занят лесостепью и частично на юге степью. Это наложило отпе-чаток на специфику хозяйственного уклада первобытных и раннеклассовых обществ. На от-дельных стадиях исторического развития именно данный район стал пунктом активного взаи-модействия различных группировок людей. Археологические памятники лесостепного Дона в большей степени, чем где-либо, содержат информацию для изучения вопросов синхронизации разнокультурных материальных комплексов и изучения на этой основе новых этнокультурных образований, путей их сложения. Все это в целом является отражением объективных законов исторического развития. В этом заключается большая научная значимость археологических ис-следований в нашем крае.Эпоха позднего палеолита получила столь полное освещение, глав-ным образом, благодаря раскопкам донских памятников. Костенковские стоянки стали эталон-ными в раскрытии многих исторических явлений древности. Именно здесь сформировалась школа советского палеолитоведения. На базе изучения костенковских стоянок была разработа-на методика вычленения и изучения палеолитических жилых и хозяйственных комплексов, что вместе с такими находками, как женские статуэтки, фигурки животных, жезлы, состави-ло важнейшую часть источников для освещения социально-экономической истории людей древнекаменного века. Раскопки как на Дону, так и в других местах показали, что палеолити-ческие коллективы были вооружены большим опытом во взаимодействии с окружающей при-родной средой. Комплекс их практических навыков, положительных знаний снимает имевши-еся ранее недооценки общественного устройства, уровня развития экономики, условий быта в целом. Далеко не примитивными к тому времени были проявления общественного сознания в искусстве, религиозно-культовых представлениях, уровень которых можно соотнести с разви-тым этапом родового строя. {284}Исследования на Дону памятников мезолитической эпохи заполняют существенный пробел в изучении последующего за верхним палеолитом этапа древней истории нашего края. Буквально в последнее время, уже после того, как рукопись книги была подготовлена к публикации, археологи нашли новые мезолитические стоянки, ко-торые подтверждают факт прихода на Дон групп позднемезолитического населения из юго-восточных пределов нашей страны. Этот процесс связан с передвижением, охватившим насе-ление широких пространств Евразии.Сформировавшийся затем на Дону комплекс ранних неолитических материалов оказался весьма своеобразным, что и позволило выделить средне-донскую неолитическую культуру. Отличаясь от культур сопредельных областей лесостепной зоны Восточной Европы, она в то же время имеет некоторые общие черты с ранненеолитиче-ской верхневолжской культурой, что, видимо, связано с некоторой общностью этнического компонента. Позднее наметились контакты населения Дона с племенами культур западных (днепро-донецкой) и восточной (средневолжской) территорий. Фиксируются также связи местного населения, хотя и ограниченные, с областью распространения культур неолита Ниж-него Дона и Северного Прикаспия, что в целом помогает решению вопросов датировки ранне-го периода Среднедонской неолитической культуры. Нарушение этнического единства и отно-сительной замкнутости местных племен проявилось на втором этапе развития культуры, с проникновением из северного этнокультурного мира носителей рязанско-долговской культуры с ямочно-гребенчатой керамикой и с приходом в Лесостепное Подонье с юга ранних энеоли-тических групп населения. В связи с этим значительная часть прежнего населения мигрирова-ла в северном и западном от донской территории направлениях. Примерно около середины III тыс. до н. э. здесь появляются новые группы северных племен, сформировавших рыбноозер-скую культуру.Раскопки последних лет позволили археологам впервые поставить вопрос о существовании на донской территории энеолитической эпохи. Более того, здесь выявлены па-мятники трех культур (нижнедон-{285}ской, среднестоговской, репинской), материалы кото-рых снимают преграду для оценки данной эпохи в пределах лесостепного и степного регионов Восточной Европы. Каждая из названных культур входила в обширные культурно-исторические образования, для которых характерно единство экономического базиса, форми-рование сходного мировоззрения, включая религиозно-культовые представления; существова-ние активных контактов в самых разных формах; в известной степени общность происхожде-ния. Каждая из культур обладает и определенными специфическими признаками в материаль-ном и духовном развитии.Однако, несмотря на появление новых археологических источников, эпоха энеолита на Дону требует дальнейшего исследования. Пока еще остаются неясными си-стема взаимодействия разнокультурных группировок, характер социальной организации, мно-гие аспекты экономики, быта, мировоззрения и т. д.Что касается начальных этапов эпохи брон-зы, то сейчас уже стало возможным говорить о расселении из Нижнего Поволжья и Нижнего Подонья на среднедонскую территорию древнеямных племен. Причины этого процесса следу-ет искать в сфере экономики населения, практиковавшего кочевое скотоводство с овцеводче-ской специализацией. Такая форма хозяйствования предполагала прежде всего полное освое-ние глубинных степных пастбищ и лесостепных районов. По имеющимся материалам можно говорить о мирном характере взаимоотношений пришлых групп с местным населением но-сителями репинской культуры, в основном коневодами потомками выходцев из тех же юж-ных районов. Специфика лесостепи и активные контакты с местным населением наложили отпечаток на характер экономики древнеямных племен и вызвали тенденции к оседлости. Бо-лее определенно сейчас можно говорить об индо-иранской принадлежности среднедонских древнеямных племен и о сложных социальных явлениях, предполагающих сословное оформ-ление их общества.Причиной разложения устоев родового строя явилось дальнейшее развитие производительных сил на базе производящей экономики. Материалы Павловского могильника позволяют, в частности, ставить вопрос {286} о выделении в древнеямном обществе категории ремесленников, то есть вопрос об истоках второго крупного общественного разделения тру-да.На рубеже IIIII тыс. до н. э. в среду древнеямных племен проникли новые группы насе-ления племена катакомбной культуры с иными традициями: погребальные сооружения катакомбы; ритуальная посуда курильницы; орнаментальные построения в виде концентри-ческих кругов; обряд положения умерших скорченно на правом боку преимущественно с юж-ной ориентировкой; искусственная деформация головы и другие. Сохраняя ямно-катакомбный облик, местная культура обогащалась путем активных контактов с синхронными культурами Северного Кавказа, Предкавказья, Поволжья и Донца. Контакты не исключают и прямого про-никновения сюда в ограниченных масштабах носителей этих культур.Многое удалось узнать о происхождении и характере абашевской культуры Дона, тоже принадлежавшей среднему пе-риоду эпохи бронзы. Абашевские племена предстают перед нами как скотоводы и земледель-цы, с ярко выраженным сословным оформлением общества, с хорошо налаженным бытом, где немалую роль играли военные навыки. На это указывают частые находки каменных наконеч-ников стрел и других видов оружия, а также находки псалиев деталей конской упряжи для боевых колесниц и открытие погребений военных вождей. Может возникнуть вопрос, право-мерно ли предполагать сосуществование на среднедонской территории племен катакомбной и абашевской культур? Если следовать за традиционным представлением о строгом территори-альном разграничении археологических культур, то действительно, вопрос этот не будет рито-рическим. Однако необходимо учитывать, что существование сложных чересполосных пере-плетений разнородных этнических групп подтверждается большим количеством примеров из этнографии. А вот причины появления таких сложных явлений еще предстоит выяснить ар-хеологам. Изучение взаимоотношений населения двух культур уже сейчас дает основание го-ворить о далеко не всегда миролюбивом их характере.Завершающий этап эпохи бронзы в нашем крае {287} представлен, главным образом, памятниками срубной культуры. Раскопки курганов и поселений, находки кладов вещей раскрывают дальнейший процесс развития древ-них обществ накануне крушения родового строя. Совершенно по-новому сейчас может оцени-ваться уровень производств срубных племен и особенно бронзолитейного производства, что стало возможным благодаря раскопкам мастерских металлургов-литейщиков на Мосоловском поселении.Что касается эпохи раннего железа на Среднем Дону, то пока можно констатировать существование здесь весьма сложных этнических и политических процессов, далеко не всегда поддающихся определению. Археологами выделена своеобразная культура среднедонская лесостепная, которая на протяжении всего своего существования испытывала заметное влия-ние со стороны скифского этнокультурного мира. Не меньшего внимания заслуживают поиски и исследования сарматских памятников и сопоставление их результатов с данными древних письменных источников по истории сарматских племен.Следующий этап истории нашего края связан с проникновением сюда значительных масс восточнославянского населения, которое началось, как свидетельствуют археологические источники (к сожалению, письменных прак-тически нет), не ранее VIII века. Это отнюдь не исключает, что в будущем появятся материалы, которые дадут возможность говорить о более раннем заселении славянами данного района. В VIII IX веках, возможно и в начале Х века, край заселялся выходцами с бассейна Верхней Оки и из Среднего Поднепровья. Славяне пришли сюда с вполне сложившейся экономикой. Пашенное земледелие, металлургия и металлообработка (в том числе и цветных металлов), охота, рыболовство вот основные направления хозяйственной деятельности донских славян. Славянами осваивался край, который являлся восточным и юго-восточным пограничьем сла-вянского мира, и этим объясняются определенные особенности их культуры: поселения глав-ным образом расположены на высоких мысах; развитая система оборонительных сооружений; влияние на материальную культуру южных соседей алано-болгар и т. д. Вторжение пече-{288}негов и половецкая угроза заставили донских славян покинуть обжитой район, каким в ту пору являлся Верхний и Средний Дон.С юга территория донских славян примыкала к севе-ро-западному пограничью Хазарского каганата, заселенному аланами и болгарами, создавши-ми очень высокую культуру с развитой каменной фортификационной архитектурой, ремеслом (гончарным, металлообрабатывающим, ювелирным и т. д.), со своеобразным искусством и по-гребальным обрядом. В первой половине Х века печенеги вынудили алано-болгарское населе-ние оставить свои поселки.Бассейн Дона в последних веках I тысячелетия н. э., то есть в эпоху формирования и укрепления Древнерусского государства, оказался весьма сложным в этниче-ском и историко-политическом отношениях регионом. Соседство славян и алано-болгар втор-жение сюда в IX веке угров, а в Х веке печенегов, расположение на восточном порубежье сла-вянского мира и на перекрестке торговых путей, связывающих Киев с Востоком, все это да-ло возможность Б. А. Рыбакову назвать данный регион «Воронежским узлом». И, вероятно, распутав этот узел, можно будет ответить на многие пока еще неясные вопросы из истории нашего края в раннем средневековье.Одним из составных и, пожалуй, наиболее запутанным и неясным в «Воронежском узле» является вопрос о местонахождении города Вантита. Арабские историки, географы, путешественники, которые смотрели на славянский мир с востока, обра-щали внимание прежде всего на население восточных районов славянской земли. У Гардизи можно прочесть: «на крайних пределах славянских есть город, называемый Вантит». Где и как найти археологический эквивалент этому письменному сообщению? Отдельные исследователи связывали Вантит с Краковом, с Киевом, с другими средневековыми славянскими городами, но эти попытки сразу следует признать неудачными: все источники, упоминающие Вантит, отмечают, что расположен он на восточной окраине славянского мира, и безусловно права А. Н. Москаленко, подчеркивая, что «этот город следует искать где-то на берегах Дона и Вороне-жа, где находился самый восточный рубеж {289} славянского мира» (А. Н. Москаленко. Сла-вяне на Дону (Боршевская культура). Воронеж, 1981. С. 78). Она сопоставляет Титчихинское городище самое южное из всех славянских донских городищ с письменными источниками и высказывает предположение, что именно это городище было знакомо восточным купцам и оно могло попасть в поле зрения арабских авторов (А. Н. Москаленко. Славяне на Дону. С. 79). Действительно, на Титчихинском городище обнаружены и восточные изделия из стекла, и арабские монеты, и кости верблюда (наиболее приспособленного животного для длительной караванной торговли), и многое другое, свидетельствующее о широких торговых функциях Титчихинского городища. Одним словом, предположение А. Н. Москаленко не лишено осно-ваний.Несколько иного мнения придерживается Б. А. Рыбаков, изучавший торговый сухопут-ный путь из Булгара в Киев. В ряде работ он пишет о возможности совмещения средневеково-го Вантита с городищем Михайловский кордон, расположенным на реке Воронеже (Воронеж-ское водохранилище) в черте современного г. Воронежа (пос. Рыбачье). Б. А. Рыбаков сопо-ставляет это городище с одним из крупнейших городов Волжской Болгарии Суваром. Дей-ствительно, Михайловский кордон одно из самых значительных славянских поселений на реке Воронеже. Его площадь около 9 гектаров, видны западины более 600 жилищ, оно укреп-лено двумя линиями валов и рвов, но не по периметру, как считает Б. А. Рыбаков, а лишь с од-ной из сторон со стороны плато. Городище исследовалось нами в 1985 и 1989 годах. Рас-копки внешней (первой) линии укреплений показали, что здесь в IX веке была сооружена ли-ния деревянных срубов, ширина которых 2 м, длина вдоль вала 2,22,5 м. В отдельных местах они сохранились до четырех венцов 0,50,6 м. Срубы заполнены землей. Какова была их высота в момент функционирования поселения на месте Михайловского городища сказать трудно, но не менее 22,5 м. На расстоянии около 2 м от линии срубов с внутренней стороны выявлено деревянное наземное сооружение размером 2,5?3 м, внутри которого находились остатки печи-каменки. Постройка эта сохранилась очень плохо, но тем не ме-{290}нее она вполне сопоставима с клетями, примыкающими к линии срубов на Титчихинском городище, которые сохранились несколько лучше, но не имели отопительных сооружений. На городище Михайловский кордон также выявлены предметы, свидетельствующие о торговых связях с арабским миром и южными соседями. К сожалению, раскопки городища Михайловский кор-дон и Титчихинского не сопоставимы. На Титчихинском площадь вскрыта многократно боль-ше и, следовательно, материалов для его характеристики получено больше. Но на основе всех вышеперечисленных фактов городище Михайловский кордон может претендовать на место, где арабские авторы размещали славянский город Вантит.Казалось бы, и Титчихинское горо-дище, и Михайловский кордон имеют одинаковые шансы носить древнее название Вантит, ес-ли бы не одно обстоятельство. Город Вантит, судя по арабским источникам, и с этим согласен Б. А. Рыбаков, стоит в земле вятичей. В главе, посвященной донским славянам, при описании погребального обряда мы обращали внимание читателя, насколько он различен на Среднем Дону, где расположено Титчихинское городище, и на реке Воронеже. У славян, живших на Дону, он характеризуется чертами, позволяющими считать их вятичами, а воронежских славян погребальный обряд связывает с иной группой восточных славян. И если привлечь эти, каза-лось бы, косвенные данные, то приоритет называться городом Вантитом остается за Титчихин-ским городищем, так как именно это городище находится в земле вятичей. И все-таки этот во-прос нельзя считать решенным. Мы высказали здесь лишь свое понимание его. Требуются или новые источники (и письменные, и археологические), или новое прочтение уже имеющихся. Проблема Вантита остается.А вот еще одна неясная, запутанная страница средневековой исто-рии народов юго-востока Европы. В сведениях арабских географов и историков среди славян, русов, хазар и других народов встречается имя буртасов. Сообщения эти, с одной стороны, разнообразны и позволяют судить о многих сторонах их хозяйственной и политической жизни, с другой очень противоречивы и вызвали очень серьезные спо-{291}ры среди ученых об их географическом расположении и о том, какие археологические памятники с ними можно свя-зать. Среди нескольких десятков гипотез (бассейн рек Суры, Цны, Мокши; территория Средне-го Поволжья; лесостепное Волго-Камье и многие другие) наше внимание привлекает та, что высказана археологом, кандидатом исторических наук Г. Б. Афанасьевым о возможности связать с буртасами алано-болгарские памятники, в том числе и Маяцкий комплекс (крепость, селище, могильник), о которых шла речь в главе «На южных рубежах славянского мира». В пользу этого, как считает Г. Е. Афанасьев, свидетельствуют следующие факты: 1) реку Буртас вполне можно отождествить с Доном, который настолько близко подходит к Волге, что неко-торые восточные авторы, по мнению Г. Е. Афанасьева, принимали Дон за приток Волги (Ити-ля), к западу от которой, как свидетельствуют арабские источники, обитали буртасы; 2) хозяй-ство буртасов, судя по письменным источникам, полностью соответствует тем данным, кото-рые характеризуют хозяйство населения, обитавшего в условиях лесостепи: земледелие, жи-вотноводство, охота, пчеловодство; 3) археологические памятники буртасов должны быть да-тированы VIIIХ вв.Все эти три критерия соответствуют и территории, и характеру памятни-ков алан лесостепного Дона.Понимая ответственность, которую возлагает на себя исследова-тель, предлагая то или иное решение вопроса, хотели бы отметить некоторые, на наш взгляд, недостаточно аргументированные позиции Г. Е. Афанасьева. Это касается отождествления ре-ки Буртас с Доном и локализации территории расселения буртасов на основе сведений об их хозяйственной деятельности. И оседлое животноводство, и пашенное земледелие, и такие про-мыслы, как охота и бортничество, значительно в большей степени характерны для более север-ных районов лесостепи, нежели для самого пограничья степи и лесостепи, где, собственно, и расселились донские алано-болгары. Думается, что археология далеко не исчерпала свой воз-можности и в решении этой задачи поиск новых групп памятников, которые можно было бы связать с буртасами, более углубленное исследование уже известных памят-{292}ников в тех районах, в которых исследователи локализуют буртасов. Ведь и на археологической карте Воронежской области восточные районы и прилегающие территории являются еще белым пятном, и даже те незначительные работы, которые проводят воронежские археологи и специ-алисты из соседних областей, вселяют надежды на обнаружение при целенаправленном обсле-довании Хопра, Медведицы, Вороны, Савалы и их притоков памятников, которые вполне могут быть связаны с буртасами. Здесь уместно напомнить, что еще М. И. Артамонов и С. А. Плетнева размещали буртасов в междуречье Хопра и Медведицы. Загадка буртасов остает-ся.Совсем недавно археологам пришлось столкнуться и еще с одной тайной, хранившейся в земле не менее тысячи лет. Случилось это при раскопках Второго Власовского могильника (в непосредственной близости от Первого). От очередного объекта сравнительно невысокой насыпи ожидались те же результаты, что и от ранее раскопанных курганов: погребения эпо-хи бронзы, сарматские погребения, возможно захоронения средневековых кочевников. Од-нако после снятия насыпи, при зачистке материковой глины, выявилась совершенно неожи-данная картина: вместо строго оконтуренных темных пятен от погребений по широкой площа-ди (более 200 кв. м) разветвились следы взаимопереплетающихся ходов. Но это были не ходы сурков или кротов, нередко встречаемые в курганах, а более крупные лазы с прямыми стенка-ми и ровными полами, с определенной планиграфической системой в целом. К тому же в во-сточной части сооружения прослежено несколько вертикальных колодцев, от которых на по-гребенной почве (на уровне древней дневной поверхности) сохранились материковые выкиды. Заметим, что прокладывать под землей ходы было делом непростым, ибо современному чело-веку среднего роста и скромной комплекции можно туда проникнуть разве что на корточках или ползком. Для освещения при рытье использовались деревянные факелы. Об этом поведали многочисленные вкрапления угольков на полу ходов. Все лазы сходились к центру, к обшир-ной прямоугольной яме. В ее центральной части находилась глубокая столбовая ямка, забуто-{293}ванная щебнем. По профилю насыпи удалось проследить, что яма представляла собой остатки довольно любопытной конструкции с земляным купольным сводом. Легко себе пред-ставить, что здесь, в центре юртообразного сооружения, стоял деревянный или каменный идол, который позднее (но неизвестно когда) был извлечен и вывезен. Здесь же, у алтаря, было со-вершено ритуальное захоронение взрослого человека. Так археологам посчастливилось от-крыть подземное святилище лабиринт. Но одновременно возникло множество вопросов, и первый из них: кому могло принадлежать святилище? О времени его сооружения помогли узнать жертвенники из западной части лабиринта. Некоторые из них представляли собой от-члененные передние ноги и головы лошадей. А одна такая голова сопровождалась прекрасно сохранившимися железными удилами, датируемыми на основе аналогий VIIIX веками нашей эры! Покажется странным, но эта находка еще больше окутала тайной древний объект. Подземное святилище-лабиринт, и вдруг средневековье? Ученые достаточно хорошо осведом-лены о религиозных представлениях и культовых сооружениях этнокультурных образований средневековья: и славян, и тюрков, и алано-болгар, и финно-угров, тех народов, которые в той или иной степени были связаны с территорией Среднего Дона. Ведь от той поры дошли до нас не только вещественные источники, но и письменные свидетельства. И ни в какие рамки имевших место религиозных и идеологических воззрений средневековья власовское святили-ще-лабиринт не вписывается! Оно не должно было возникнуть, но оно существует!Может быть, капище принадлежало «отщепенцам» отделившейся от основного этнического масси-ва группе тюркского происхождения и видоизменившей установки в духовной сфере? Ведь знаем же мы о существовании религиозных сект, отошедших в своем мировоззрении и риту-альных действиях от основных направлений развития мировых религий.Или, может быть, да-ли о себе знать реминисценции традиций, отстоящих на несколько тысячелетий в глубь исто-рии, когда сооружался кносский подземный лабиринт архаической Греции, еще более древ-{294}ние лабиринты Беломорья, Мастищенских мысов, Стоунхенджа? Но как в таком случае могли реально сохраняться связующие звенья между разными эпохами? Кстати, несколько слов о преемственности и силе традиций. На Власовских могильниках обнаружен некрополь жре-цов ямно-катакомбного времени; здесь же открыты более поздние захоронения абашевских вождей-жрецов эпохи бронзы с признаками проведения сложных религиозно-культовых обря-дов; в здесь же средневековое капище. Может быть, место, отмеченное совершением рели-гиозных обрядов, становилось заповедным, и молва о его особом назначении передавалась из поколения в поколение на протяжении тысячелетий?А могло все это быть и вне связи друг с другом: сходство мотивировалось возникновением похожих условий быта. А нет ли тут связи с буртасами? Ведь бассейн Вороны, да и хронология (VIIIX вв.) капища этому не противо-речат.Но так или иначе, тайна пока остается нераскрытой.С середины XI века господствующей силой в южнорусских степях и прилегающих районах лесостепи стали половцы. В русско-половецком пограничье, а нередко и в глубине половецкой земли селились так называемые бродники выходцы из древнерусских земель и из кочевнического мира. Примерами таких поселений могут быть Шиловское, Дронихинское и другие. Исследованные в последние годы Животинное, Семилукское, Холкинское городища фиксируют границы древнерусских и поло-вецких земель.Проведенные археологические исследования древнерусских поселений на реках Дон и Воронеж, к сожалению, не разрешили многолетний спор о возможном существовании и локализации города Воронежа в XII веке. Этот вопрос по-прежнему остается открытым.С вторжением монголо-татар в 30-х годах XIII века в истории населения Воронежского края от-крывается новая страница, при написании которой данные археологии играют значительно меньшую роль, так как возрастает количество письменных источников. {295}***Еще раз зададим себе вопрос: все ли мы знаем о времени, столь отдаленном от нас? Конечно, нет.Новые находки ставят перед археологами новые вопросы. Например, какие социальные факторы кроются за находками в детских палеолитических погребениях жезлов инсигний власти? При какой системе взаимоотношений, в какой степени и кем осуществлялась власть? Переда-валась ли она по наследству и по какой линии? Осознавались ли, и в какой мере, индивиду-альные качества людей? Ведь наделена же индивидуальными чертами человеческая скульптур-ка того времени! Почему некоторые погребения сопровождаются многочисленными вещами и в целом несут следы пышной обрядности? Заметим, что эти, как и целый ряд других вопросов, обращены в глубь не одного и даже не пяти тысяч, а двух с лишним десятков тысячелетий! Раскопки стоянок в Костенках продолжаются. И как знать, может быть, очень скоро появятся такие вещественные доказательства, с помощью которых удастся решить пока открытые во-просы. Но обязательно появятся новые проблемы. В этом диалектика познания мира.На архео-логической карте края еще очень много белых пятен, не тронутых археологами. Многие реки из 588 еще ждут археологических разведок, и кто сейчас скажет, какие яркие источники они могут дать! Буквально в последние годы начались поиски археологических памятников в во-сточных районах нашей области (по рекам Хопру, Вороне, Савале, Карачану), а сколько уже открыто нового! Поселения эпохи бронзы, городища ровесники скифов, курганы сарматов и половцев. И самое удивительное раннеславянские неукрепленные поселения! А что впе-реди? Что таит в себе наша земля?А разве памятники, которые считаются изученными (многие из них упомянуты в этой книге), исчерпали свои возможности? Тоже нет. На Маяцком селище раскопанная площадь составила около 5000 квадратных метров, изучено 50 построек различно-го назначения, около 20 погребений. Этого вполне достаточно для того, чтобы сделать первые обобщения, первые выводы, чтобы приоткрыть завесу над давно извест-{296}ным великолеп-ным памятником. Но ведь вся площадь поселения около 40 гектаров, то есть 400 000 квадрат-ных метров и, таким образом, раскопана лишь одна восьмидесятая часть поселения! Так все ли мы знаем о населении, жившем здесь тысячу лет назад? Можно только представить, сколько еще жилищ, погребений, а возможно, и культовых сооружений скрыто под слоем земли на Маяцком селище, сколько новых вопросов и ответов таят они в себе!В одном километре от Бе-лой горы вверх по течению реки Воронежа расположено древнеславянское кладбище (о нем сообщается в главе «О чем молчат летописи?»). Раскопано здесь за несколько полевых сезонов 60 курганов лишь десятая часть всего могильника. 60 курганов дали возможность просле-дить погребальный обряд, наметить этническую историю славянского населения в данном районе в эпоху средневековья. Но оставшиеся более 500 курганов в будущем существенно до-полнят наши знания о донских славянах, а может быть, в чем-то и изменят их.Перечень подоб-ных примеров можно было бы и продолжить.Археологи по разным причинам заканчивают ис-следование того или иного памятника. Во-первых, некоторые из памятников в силу большой площади невозможно сейчас раскопать полностью.Во-вторых, археологи хорошо понимают, что будущее науки связано и с совершенствованием методики полевой работы, и с более ши-роким внедрением в археологию методов естественных наук. Например, Черкасская стоянка, расположенная в устье Битюга на его правом берегу при впадении в Дон (Павловский район Воронежской области) великолепный многослойный памятник. Здесь селились люди с не-большими перерывами от неолита до поздней бронзы (с V до конца II тысячелетия до н. э.). Но, к сожалению, копать его в объеме, каком хотелось бы, невозможно, так как самые ранние культурные слои лежат ниже современного уровня воды в Битюге и работа напоминала бы «подводную археологию». А таких неолитических стоянок немало в Донском бассейне. Оста-ется надеяться, что в будущем и техническая, и методическая оснащенность археологии позво-лит обратиться к {297} памятникам, которые пока недоступны для изучения.Ученые уже сей-час начинают заботиться о сохранении для грядущих поколений наследства древних времен. Например, в США разработана концепция «Этика консервации памятников», в основе ко-торой находится положение о том, что поскольку памятник культуры является контейнером информации о деятельности человека в прошлом, а потеря археологических объектов невос-полнима, то, следовательно, они должны в большей степени сохраняться для будущих исследо-вателей, которые смогут вооружиться более совершенной методикой в сравнении с имеющейся сейчас. Данная концепция подкрепляется целой системой важных мероприятий. В частности, уже несколько десятков университетов США готовят специальные кадры по охране памятни-ков. Добавим, что аналогичные мероприятия проводятся и в ряде других стран.В-третьих, ар-хеологические раскопки каждый раз дают огромное количество нового материала, который археолог должен «переварить». Для непосвященного человека это просто груда черепков, ко-стей, обломков изделий из металла, камня, кости; для археолога предметы анализа. Их надо систематизировать, извлечь из них историческую информацию.Каждые 1520 лет количество археологических источников по всем периодам удваивается, а методы их обработки меняются очень медленно. Поэтому часто археолог приостанавливает раскопки памятника, чтобы подве-сти итоги его исследования, а нередко и с тем, чтобы возвратиться к нему вновь через какое-то время, но уже с новыми задачами и вопросами.Сколько еще нераскопанных курганов, поселе-ний, стоянок, сколько еще тайн хранит воронежская земля, сколько еще предстоит открыть, разгадать!«Московские ведомости» от 16 апреля 1895 года сообщали о том, что в селе Воробье-во (тогда Богучарского уезда Воронежской губернии) при строительстве железнодорожных со-оружений обнаружено захоронение богатого воина с лошадью. При нем находились меч, нако-нечники копий, стрел, украшения. Как предполагают, это одно из немногочисленных погребе-ний древних венгров, оставленных ими в восточной Европе. О находке мы знаем мало, так как погребение об-{298}наружено случайно и специалистами не исследовалось.Но обратимся к письменным источникам. Византийский император X века Константин Багрянородный пишет: «...народ турок (так он называет древних венгров) имел древнее поселение близ Хазарии, в местности, называвшейся Леведия по прозвищу их первого воеводы... Они жили вместе с хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах».Итак, совер-шенно очевидно, что венгры вступали в контакт с населением Хазарского каганата. Где это могло произойти? Надо полагать, в бассейне Дона, куда распространялись владения хазар, и где, как предполагают многие и советские, и венгерские исследователи, находилась легендар-ная страна Леведия. Наверное, какой-то отпечаток наложили древние венгры и на культуру донских славян: на их поселениях обнаружены некоторые древневенгерские украшения. А может быть, именно из-за опасности со стороны венгров и были впервые построены укрепле-ния на Титчихинском городище? Много возникает вопросов, гипотез, предположений в связи с изучением древней истории венгров «на пути обретения ими родины».То же самое можно сказать о любой исторической эпохе нашего края. Вот почему воронежские археологи каждый новый сезон максимально используют для раскопок, разведки новых памятников свидетель-ств исторического прошлого воронежской земли.Позволим себе несколько отвлечься и пред-ставить, как будет археолог собирать информацию в самом недалеком будущем. Вот он скло-няется над картой и видит: вдоль берега реки протянулась цепочка кратковременных стойбищ, а чуть выше разместился родовой поселок, справа от которого, в полутора километрах, четкие контуры грунтового могильника. Все памятники еще залегают под толщей земли, а археолог не только знает об их местонахождении, но вполне информирован о степени их насыщенно-сти, размерах, остатках построек, а главное, какому археологическому периоду принадлежит каждый из памятников.Можно ли быть обладателем такой «волшебной» {299} карты? Оказы-вается, можно. Правда, для этого требуется подготовить и осуществить программу космиче-ских съемок, которые с помощью электроники и специальной оптики способны уловить лю-бые микропосадки и другие признаки, скрытые под землей...Но это впереди, а пока археологи мечтают о машине, бульдозере и скрепере, тратя, как правило, массу времени, нервов и средств на их аренду. И очень многое в деятельности археологов держится только на энтузиаз-ме.Рискнем в последний раз утомить читателей небольшим отступлением.В нашей стране име-ется достаточное количество законодательных актов, предусматривающих целый комплекс ме-роприятий по охране и использованию памятников археологии, включая ответственность за нарушение правил их охраны. Вместе с тем нам приходится говорить о проблеме охраны ар-хеологических памятников, поскольку они гибнут десятками и сотнями, и серьезной ответ-ственности за их гибель пока никто не понес. Считаем, что за этим кроется не только пример низкой культуры отдельных должностных лиц, связанных с землепользованием, но и несовер-шенство самих законодательных охранительных актов, провозглашающих памятники археоло-гии «бесценным достоянием государства». Практика показывает, что понятие «бесценный» чаще обезличивает тот объект, к которому оно прилагается, и к тому же находится в явном противоречии с общепризнанным «все познается в сравнении». Давно назрела необходимость введения стоимостных оценок археологических материалов. Этические нормы при этом никак не пострадают, ибо археологические памятники остаются собственностью государства. А вве-дение стоимостных оценок поможет по-настоящему оценить и труд археологов. Будет прямая выгода и государству в деле охраны своей собственности при реальном учете тех усилий, ко-торыми она создается. Заметим, что в целом ряде развитых стран уже давно проведена такая работа, включая издание специальных каталогов, и, судя по ним, даже такой ординарный «представитель» археологических материалов, как глиняный сосуд, оценивается не в одну ты-сячу долларов! А сколь бо-{300}гаты вещевым содержанием донские памятники, думается, нам удалось показать в предшествующих главах.Воронежская земля богата археологическими па-мятниками, но их количество не безгранично. Им, вероятно, тоже есть какой-то предел. Да и сами памятники не вечны. Благополучно простояв тысячелетия и столетия, они исчезают с ис-торической карты. Причины тому разные. Одни из них раскапываются археологами и безвоз-вратно разрушаются. Но таких памятников, к сожалению, чрезвычайно мало. Значительно больше других. Возьмем, к примеру, древние курганы. Среди них есть насыпи прямо-таки ги-гантских размеров. Можно только догадываться, какие тайны скрывают земляные великаны!А между тем курганы продолжают разрушаться и при установке на них геодезических знаков, и особенно при распашке полей. Тысячи их уже исчезли под лемехом плуга, многие ждет та же участь, если не будет организована их охрана.Разрушаются не только курганы. Древние стоянки, селища, а нередко и городища разделяют ту же судьбу.Остается надеяться, что в тех хозяйствах, на землях которых расположены курганы и другие памятники, правильно будут подходить к проблемам их охраны и изучения. И археологам удастся воссоздать новые главы в неписаной летописи минувших тысячелетий. {301}СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫМаркс К. Вынужденная эмиграция. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8.Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20.Энгельс Ф. Происхож-дение семьи, частной собственности и государства. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21.Ленин В. И. Социализм и религия. Полн. собр. соч. Т. 12.Ленин В. И. О государстве. Полн. собр. соч. Т. 39.Валукинский Н. В. По следам древних предков. Воронеж, 1940.Замятнин С. Н. Очерки по доистории Воронежского края. Каменный и бронзовый век в Во-ронежской губернии. Воронеж, 1922.Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976.Москаленко А. Н. Памятники древнейшего прошлого Верхнего и Среднего Дона. Воронеж, 1955.Очерки истории Воронежского края. Т. 1. Воронеж, 1961.Пряхин А. Д., Синюк А. Т. Древности из зоны Воронежского моря. Воронеж, 1968.Семенов С. А. Раз-витие техники в каменном веке. Л., 1968.Формозов А. А. Памятники первобытного искусства. М., 1965.«Первопроходцы каменного века»Абрамова З. А. Палеолитическое искусство на территории СССР. М.Л., 1962.Абрамова З. А. Изображение человека в палеолитическом искусстве Евразии. М.Л., 1966.Борисковский П. И. Очерки по палеолиту бассейна Дона. Малоизученные поселения древнего каменного века в Костенках. М.Л., 1963.Герасимов М. М. Люди каменного века. М., 1964.Григорьев Г. П. Верхний палеолит // Каменный век на тер-ритории СССР. М., 1970.Ефименко П. П. Костенки 1. М.Л., 1958.Палеолит Костенков-ско-Борщевского района на Дону / Под ред. Н. Д. Праслова и А. Н. Рогачева. Л., 1982. {302}Рогачев А. Н. Палеолитические жилища и поселения в Восточной Европе. М., 1964.Тарасов Л. М. Гагаринская стоянка и ее место в палеолите Европы. Л., 1979.«Полет стрелы»Афонюшкин В. А. Древний челн из села Щучье Воронежской области // «Труды Воро-нежского государственного университета». Т. 51. Воронеж; ВГУ. 1958.Левенок В. П. К характеристике культур мезолита, неолита и бронзы в Воронежском Подонье // «Известия Воро-нежского государственного педагогического института». Т. 45. 1964.Левенок В. П. Долгов-ская стоянка и ее значение для периодизации неолита на Верхнем Дону // «Материалы и исследо-вания по археологии СССР» (далее МИА). Вып. 131. 1965.Синюк А. Т. Стоянка Мона-стырская 1 как источник для выделения мезолита и периодизации неолита на Среднем Дону // «Археологические памятники на Европейской территории СССР». Воронеж, 1985.Синюк А. Т. Население бассейна Дона в эпоху неолита. Воронеж, 1986.Формозов А. А. Проблемы этно-культурной истории каменного века на территории Европейской части СССР. М., 1977.«На пу-ти к металлу»Васильев И. Б., Синюк А. Т. Энеолит Восточно-Европейской лесостепи. Куй-бышев, 1985.Кривцова-Гракова О. А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы // МИА. 1955. № 46.Либеров П. Д. Племена Среднего Дона в эпоху бронзы. М., 1964.Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М., 1974.Пряхин А. Д. Абашевская культура в Подонье. Воронеж, 1971.Пряхин А. Д. Древнее население Песчанки. Воронеж, 1973.Пряхин А. Д. Поселения абашевской общности. Воро-неж, 1976.Пряхин А. Д. Погребальные абашевские памятники. Воронеж, 1977.Пряхин А. Д. Поселения катакомбного времени лесостепного Подонья. Воронеж, 1982.Синюк А. Т. Энеолит лесостепного Дона // Энеолит Восточной Европы. Куйбышев, 1980.Синюк А. Т. Репинская культура эпохи энеолита бронзы в бассейне Дона // «Советская археология». № 4. 1981. {303}Синюк А. Т. Курганы эпохи бронзы Среднего Дона. Воронеж, 1983.Синюк А. Т., Пого-релов В. И. Периодизация срубной культуры Среднего Дона // Срубная культурно-историческая общность. Куйбышев, 1985.Черных Е. Н. Человек металл время. М., 1972.«На окра-ине скифо-сарматского мира»Граков Б. Н. Скифы. М., 1971.Замятнин С. Н. Скифский мо-гильник «Частые Курганы» под Воронежем (Раскопки Воронежской ученой архивной комиссии 19101915 гг.) Советская археология. Т. VIII. 1946.Граков Б. Н. Ранний железный век. М., 1977.Либеров П. Д. Памятники скифского времени на Среднем Дону // Свод археологиче-ских источников. Вып. Д131. М., 1965.Либеров П. Д. Проблема будинов и гелонов в све-те новых археологических данных // МИА. № 151. 1969.Медведев А. П. Сарматские памят-ники в лесостепном Подонье // Археология Восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1980.Медведев А. П. Сарматское погребение близ г. Воронежа // Советская археология. № 4. 1981.Медведев А. П. О новом типе сарматских курганов // Древние памятники на территории Восточной Европы. Воронеж, 1983.Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. М., 1979.Смирнов К. Ф. Савроматы. М., 1964.«О чем молчат летописи»Винников А. З. Славянское городище на Белой горе под г. Воронежем // Из истории Воронежского края. Вып. 6. Воронеж, 1977.Винников А. З. Славянские курганы лесостепного Дона. Воронеж, 1984.Ефименко П. П. и Третьяков П. Н. Древнерусские поселения на Дону // МИА. № 8. 1948.Куза А. В. Со-циально-историческая типология древнерусских укрепленных поселений IX середины XIII вв. (методика исследования) // Археологические памятники лесостепного Подонья и Поднепровья I тысячелетия н. э. Воронеж, 1983.Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне обра-зования Древнерусского государства // МИА. № 152. 1968.Москаленко А. Н. Городище Титчиха. Воронеж, 1965.Москаленко А. Н., Винников А. З. Древнерусские археологические памятники на Верхнем и Среднем Дону (Материалы к археологической карте) // Из истории Воро-нежского края. Воронеж, 1966.Москаленко А. Н. Славяне на Дону (Боршевская культура). Воронеж, 1981. {304}Москаленко А. Н. О возникновении древнерусских поселений на Дону // Вопросы истории славян. Воронеж, 1966. Вып. 2.Москаленко А. Н. Славяно-венгерские отношения в IX в. и древнерусское население Среднего и Верхнего Дона // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972.Пряхин А. Д. Археологические памятники боршевской культуры на р. Воргол // Вопросы истории славян. Воронеж, 1963. Вып. 1.Пряхин А. Д., Винников А. З. Итоги исследования Малого Боршевского городища на р. Дон // Археология Во-сточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1980.Рыбаков Б. А. Путь из Булгара в Киев // Древ-ности Восточной Европы. М., 1969.Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII XIII вв. М., 1982.Седов В. В. Восточные славяне в VIXIII вв. // Археология СССР. М., 1982.Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности. М., 1970.Третьяков П. Н. Об истоках культуры роменско-боршевской древнерусской группировки // Советская археология. № 4. 1969.«На южных рубежах славянской земли»Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962.Афанасьев Г. Е. Исследование южного угла Маяцкой крепости в 19771979 гг. // Маяцкое городище. М., 1984.Афанасьев Г. Е. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIIIX вв. // Археологические открытия на новостройках. Вып. 2. М., 1987.Винников А. З. Жилые и хозяйственные постройки Маяцкого селища (результаты раскопок 1975, 1977, 1978 гг.) // Маяцкое городище. М., 1984.Ляпушкин И. И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бас-сейне р. Дон // МИА. № 62. 1958.Плетнева С. А. О связях алано-болгарских племен Подо-нья со славянами в VIIIIX вв. // Советская археология. № 1. 1962.Плетнева С. А. От ко-чевий к городам // МИА. № 142. 1967.Плетнева С. А. Хазары. 2-е изд. М., 1986.Плетнева С. А. Рисунки на стенах Маяцкого городища // Маяцкое городище. М., 1984.Плетнева С. А. Маяцкое городище // Маяцкое городище. М., 1984.Степи Евразии в эпоху средневековья // Археология СССР. М., 1981.Флеров В. С. Маяцкий могильник // Маяцкое го-родище. М., 1984. {305}Эрдели И. Венгры на Дону // Маяцкое городище. М., 1984.«Перед суровым испытанием»Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. Л., 1940. Т. 3.Каргалов В. В. Внешне-политические факторы развития феодальной Руси. М., 1967.Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961.Плетнева С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях // МИА. № 62. 1958.Плетнева С. А. О юго-восточных окраинах русских земель домонгольского времени // КСИА. Вып. 99.Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния I/ Свод археологических ис-точников. Вып. Е4-2. 1974.Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью Золотоордынских ханов. М., 1966.Пряхин А. Д., Цыбин М. В. Раскопки многослой-ного Семилукского поселения // Археологические памятники эпохи бронзы Восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1986.Пряхин А. Д., Винников А. З., Цыбин М. В. Древнерусское Ши-ловское поселение на р. Воронеж // Археологические памятники эпохи железа Восточноевропей-ской лесостепи. Воронеж, 1987.Цыбин М. В. Погребения средневековых кочевников X XIV вв. в Среднем Подонье // Советская археология. № 3. 1986. {306}УКАЗАТЕЛЬ АР-ХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВАбашевский могильник эпохи бронзы (Чуваш-ская АССР) 22.Аверинское городище раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 177, 180, 182, 183.Александрия, поселение и могильник эпохи неолита бронзы (Харьковская обл., Купянский р н) 19.Архангельское городище (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19.Белогорские городища (I и II) и могильники (IIII) (г. Воронеж) 19, 38, 167, 194, 207, 215, 218, 256, 257, 277, 297.Беленджер, хазарский город (Дагестанская АССР) 229.Бельское городище ран-него железного века (Харьковская обл.) 186.Большой Липяг, энеолитическая стоянка (Липецкая обл.) 18.Бондарихинское поселение эпохи бронзы (Харьковская обл., Изюмский р-н) 162.Боршевские городища (Большое и Малое) и могильник (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19, 36, 37, 38, 211, 213, 218, 220, 256.Борщево, серия палеолитических стоянок (Борщево IIV) (Воронежская обл., Хохольский р-н) 29, 30.Борщево IV, поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19, 33, 116.Булгар, центр Волжской Болгарии (Татарская АССР) 213Бунарки, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Бобровский р-н) 33.Введенские курганы эпохи бронзы (Липецкая обл., Хлевенский р-н) 18, 126.Верхнекарабутовское поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Подгоренский р-н) 19, 33, 123.Владимировские курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Лискинский р-н) 33.Власовский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Грибановский р-н) 19, 34, 130, 133, 134, 152, 153155, 293, 295.Вогрэсовская дамба, поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33, 137.Волошинские городища раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 36.Воргольское славянское городище (Липецкая обл., Елецкий р-н) 18, 38, 215, 216, 278.Воробьевка, средневековое венгерское погребение (Воронежская обл., с. Во-робьевка) 298.Вязовский сарматский могильник (Тульская обл., Ефремовский р-н) 18, 136. {307}Гагаринская стоянка палеолитической эпохи (Липецкая обл., Задонский р-н) 18, 29, 59, 60.Глинище, неолитическая стоянка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18, 31.Гремячье, наход-ка бронзового кельта (Воронежская обл., Хохольский р-н) 137.Дмитриевский могильник (Белго-родская обл., Шебекинский р-н). Долговская неолитическая стоянка (Липецкая обл., Данковский р-н) 18, 32.Дронихинское поселение эпохи неолита-бронзы, могильник эпохи энеолита (Воронеж-ская обл., Таловский р-н) 19, 32, 78, 82, 84, 105, 109, 111, 123, 295.Дуровка, могильник раннего железного века (Белгородская обл., Алексеевский р-н) 36.Животинное городище (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 39, 167, 186, 194, 203, 275, 276, 279, 282, 295.Задонск, находка бронзо-вого кельта (Липецкая обл.) 137.Иванобугорский могильник эпохи энеолита бронзы (Воронеж-ская обл., Павловский р-н) 19, 32, 112, 123.Ильменский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Борисоглебский р-н) 19. Итиль, центр Хазарского каганата (низовья Волги) 198, 213, 255.Караяшниковский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Ольховатский р-н) 19, 33.Карбун, клад медных изделий трипольской культуры (Молдавская ССР) 105.Колосковская мезолитическая стоянка (Белгородская обл., Валуйский р-н) 19.Кондрашовский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18, 33.Копанищенские многослойные стоянки (IIII) (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 32, 33, 8284, 93, 103, 143, 146. Костенковские палеолитические стоянки (Костенки 121) (Воро-нежская обл. Хохольский р-н) 19, 28, 30, 35, 43, 46, 49, 51, 52, 57, 59, 60, 61, 63, 284.Костенковско-Борщевский палеолитический район (Воронежская обл., Хохольский р-н) 30.Краснолипье, курган эпохи бронзы (Воронежская обл., Репьевский р-н) 33.«Кубаева Могила», курган эпохи бронзы (Белгородская обл., г. Валуйки) 19.Кузнецовское городище (г. Воронеж) 19, 37, 207, 218, 256, 277. Куль-Оба, курган с захоронением представителя скифской знати (Крымская обл.) 169. {308}Липецкое славянское городище (г. Липецк) 194, 277. Лобовская неолитическая стоянка (Липецкая обл., Долгоруковский р-н) 18. Лысогорский славянский могильник (г. Воро-неж) 19, 36, 218.Масловское поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 19. Масловская палеолитиче-ская стоянка (Воронежская обл., Рамонский р-н) 30.Майкопский курган, захоронение вождя эпохи ранней бронзы (Адыгейская АО) 147.Мастищенские поселения ранней бронзы (I и II) и городище скифского времени (I) (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 36, 116, 123, 125, 157, 158161, 163, 177, 179184. Мастюгинский могильник раннего железного века (Воронежская обл., Остро-гожский р-н) 19, 35, 36, 174.Маяцкое городище, комплекс памятников (крепость, селище, могиль-ник) салтово-маяцкой культуры (Воронежская обл., Лискинский р-н) 19, 39, 228, 230244, 246252, 255, 296. Мезинская палеолитическая стоянка (Черниговская обл.) 57. Михайловский кор-дон, славянское городище (г. Воронеж) 19, 218, 277, 290, 291.Монастырская стоянка эпохи мезо-лита (Воронежская обл., Аннинский р-н) 19, 83.Монастырщина 2, стоянка эпохи неолита (Туль-ская обл.) 18. Мосоловское поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Аннинский р-н) 19, 116, 135, 136, 288.Нальчикская гробница, усыпальница вождя (царя) эпохи энеолита ранней бронзы (Кабардино-Балкарская АССР) 147. Нижняя Ведуга, курганный могильник эпохи бронзы (Воро-нежская обл., Семилукский р-н) 33.Никольский могильник эпохи энеолита (Днепропетровская обл.) 103.Новокумакские курганы эпохи бронзы (Казахская ССР) 156. Новоникольский сармат-ский могильник и поселение (Липецкая обл., Данковский р-н) 186.Новосильский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18, 33.Новотроицкое славянское городище (Сум-ская обл., Лебединский р-н) 224.Новоусманский курганный могильник эпохи бронзы (Воронеж-ская обл.) 19, 33.Новохоперский курганный могильник древнеямной культуры (Воронежская обл., г. Новохоперск) 119.Ольховатский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., р. п. Ольховатка) 19, 33.Отрожкинская стоянка эпохи неолита бронзы (г. Воронеж) 19, 33. {309}Павловский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., г. Павловск) 19, 34, 119121, 143, 148, 149, 152, 286. Пасековский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Кантемировский р-н) 19, 34.Пекшевское городище раннего железного века (Воронежская обл., Рамонский р-н) 36.Писаревский сарматский могильник (Воронежская обл., Рамонский р-н) 186.Плодосовхозный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 142.Погоново озеро, мезолитиче-ское местонахождение (Воронежская обл., Каширский р-н) 30.Подзоровская неолитическая сто-янка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18, 31, 82.Подклетное, курганы эпохи бронзы (г. Воро-неж) 33. Подклетное, неолитическая стоянка (г. Воронеж) 31. Подпешное озеро, мезолитическое местонахождение (Волгоградская обл., Серафимовичский р-н) 30.Поляны, древние сыродутные горны (Воронежская обл., Верхнемамонский р-н) 242.«Попова Дача», поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Придача, поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33.Радченские курганы эпохи брон-зы (Воронежская обл., Богучарский р-н) 142.Репинское поселение эпохи энеолита (Волгоградская обл.), 19, 105.Репьевка, находка бронзового кельта (Воронежская обл., р. п. Репьевка) 137.Романово городище (Липецкая обл., Липецкий р-н) 18, 274276.Россошь, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., г. Россошь) 33.Рудкино, находка бронзового кельта (Воронежская обл., Хохольский р-н) 137.Рыбачье, славянское городище (См.: Михайловский кордон) 194. Рыб-ное озеро, неолитические стоянки (Липецкая обл., Грязинский р-н) 18, 32, 82, 83.Рыкань, поселе-ние эпохи бронзы (Воронежская обл., Новоусманский р-н) 33.Савицкая неолитическая стоянка (Липецкая обл., Усманский р-н) 18, 32, 89.Санаторий им. М. Горького, славянское городище (См.: Кузнецовское городище) 201.Саркел Белая Вежа, хазарская крепость, древнерусский го-род (Ростовская обл.) 198, 213, 235.Сасовские курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Репьев-ский р-н) 19, 32, 148.Семендер, хазарский город (Дагестанская АССР) 229. Семилукское городи-ще (Воронежская обл., г. Семилуки) 19, 38, 116, 271273, 279, 282, 295. Сомовское поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 133. {310}Старая Калитва, находка бронзового кельта (Воронежская обл., Россошанский р-н) 137.Старая Криуша, половецкое святилище (Воронежская обл., Петро-павловский р-н) 264.Старая Тойда, неолитическая стоянка (Воронежская обл., Аннинский р-н) 32.Старо-Юрьевский могильник эпохи бронзы (Тамбовская обл., Старо-Юрьево) 18, 127.Сторожевое, городище раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 36.Староведугский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18.Стоунхэдж, мегалитическое сооружение (Англия) 160. Стояновский курганный могильник эпохи бронзы раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 34. Сунгирь, палеолитическая стоянка и погребения (Владимирская обл.) 56, 58, 63.Таврово, курганы эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Тавровское поселение эпохи бронзы и древнерусского времени (г. Воро-неж) 19, 269.Терешковский клад бронзовых орудий (Воронежская обл., Богучарский р-н) 137, 138.«Терешковский Вал», поселение и могильник эпохи неолита бронзы (Воронежская обл., Богучарский р-н) 19, 162. Терновое, поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 33.Титчихинское городище (Воронежская обл., Лискинский р-н) 19, 38, 195198, 201, 203, 205, 211, 212, 222, 256, 290, 291. Третьяковский могильник эпохи бронзы и средневековья (Воро-нежская обл., Борисоглебский р-н) 19, 261.Улица Громова, курган эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Университетские стоянки эпохи неолита бронзы (IIV) и древнерусского времени (г. Воро-неж) 19, 32, 83, 89, 269. Утевский курган эпохи бронзы (Куйбышевская обл.) 147. Устье, неолити-ческая стоянка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18.Холки, древнерусское городище XIXIII вв. (Белгородская обл., Чернянский р-н) 39, 279, 280, 281, 282, 295.Хохольский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., п. Хохольский) 19, 139, 140.Хреновое, курган эпохи бронзы (Воронеж-ская обл., Бобровский р-н) 143.«Частые Курганы», могильник раннего железного века (г. Воро-неж) 19, 35, 36, 169, 170, 172, 175, 177. {311}Черкасское, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 34, 112.Черкасская стоянка эпохи неолита бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 19, 32, 76, 78, 82, 83, 84, 103, 105, 123, 297. Чернавская неолитическая стоянка (г. Воронеж) 82. Чертовицкая неолитическая стоянка (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 32.Чертовицкий сарматский могильник (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 36, 186.Чертовицкое славянское городище (Воронежская обл., Рамонский р-н) 194.Чехурский мо-гильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Петропавловский р-н) 117.Чир (река), энеолитический могильник (Ростовская обл.) 103. Чижовские поселения эпохи бронзы раннего железного века (г. Воронеж) 19.Шапкино, поселение эпохи неолита бронзы (Тамбовская обл.) 19.Шелаевские стоянки эпохи неолита бронзы (Белгородская обл., Валуйский р-н) 19, 33.Шиловское поселе-ние эпохи неолита бронзы и древнерусского времени (г. Воронеж) 19, 33, 143145, 266, 267, 269.Ширяевский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Калачеевский р-н) 19, 34.Шиловское славянское городище (г. Воронеж, пос. Шилово) 277, 295.Щучье, находки неоли-тических челнов (Воронежская обл., Лискинский р-н) 31.Ярлуковские неолитические стоянки (Липецкая обл., Грязинский р-н) 18, 32, 33. {312}ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬАбрамова З. А. археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 302.Абу Ха-мид ал Гарнати арабский путешественник XII в. 211. Агафирс, в греческой мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Агни в древнеиндийской мифологии бог огня 151. Ал-Истахри арабский путешественник и историк X в. 240.Андрианова-Перетц В. П. филолог 192. Аннинский С. А. историк 271, 305.Апраксин П. Н., граф в 1911 г. председатель Воро-нежской архивной комиссии 169.Аргази Т. румынский поэт (18801967) 16.Артамонов М. И. археолог (18981972) 293, 305.Аспарух протоболгарский хан VII в. 224.Афанасьев Г. Е. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 279, 292, 305.Афонюшкин В. А. ис-торик (19221971) 303.Бадер О. Н. археолог (19061980) 56. Батый монгольский хан XIII в. 272, 273.Башилов В. А. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 36.Бендефи Л. венгерский историк 271.Березуцкий В. Д. археолог, сотрудник Воронежского педагогиче-ского института 130. Берестов В. поэт.Бибиков С. Н. археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 57. Блок А. поэт (18801921) 101.Борисковский П. И. археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 30, 302. Бунин И. писатель (18701953) 259.Валукинский Н. В. сотрудник Воронежского област-ного краеведческого музея в 19201922 (19251941) 37, 302. Вейнберг Л. Б. воронежский краевед (18521901) 36. {313}Васильев И. Б. археолог, сотрудник Куйбышевского педагоги-ческого института 303.Винников А. З. археолог, сотрудник Воронежского государственного университета 275, 279, 304306.Вишвакарман в ведийской и индуистской мифологии боже-ственный творец Вселенной, поэт 148.Владимир Киевский князь (X нач. XI в.) 214, 217.Воронег предполагаемое древнеславянское имя 277.Всеволод Большое Гнездо Влади-мирский князь (11541212) 262, 269, 270.Всеволод Святославич брат Игоря Святославича (см.: Игорь Святославич) 280.Гардизи арабский историк XI в. 219, 289.Гелон в древнегрече-ской мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Геракл один из героев в древнегре-ческой мифологии 171. Герасимов А. А. антрополог (19071970) 302. Геродот древнегре-ческий историк (V в. до н. э.) 171, 183, 188. Глеб Рязанский князь (XII в.) 262, 269, 270. Гмелин Иоганн Георг один из первых академиков Российской Академии наук (17091755) 44. Город-цов В. А. археолог (18601954) 28, 35. Горький А. М. писатель (18691936) 37, 256. Граков Б. Н. археолог (18991970) 304.Григорьев Г. П. археолог, сотрудник Ленинград-ского отделения Института археологии АН СССР 302Гуляев В. И. археолог, сотрудник Инсти-тута археологии АН СССР 36.Джебэ монгольский военачальник XIII в. 281.Джеррах Ибн-Абдаллах ал Хаками арабский полководец и наместник в Армении VIII в. 230.Ефименко П. П. археолог (18841969) 28, 29, 30, 31, 37, 222, 302, 304.Ефимов К. Ю. археолог, сотрудник Воронежского областного управления культуры 261.Загоровскнй В. П. историк, профессор Воронежского государственного университета 273, 274, 277.Замятнин С. Н. археолог (18991958) 28, 29, 31, 33, 96, 302, 304. Зверев С. Е. воронежский краевед (18611920) 169. {314}Ибн-да Русте (Ибн Даста) арабский писатель X в. 200, 211, 219.Ибн-Фадлан арабский путешественник, историк X в. 212, 217, 244.Игорь Святославич Новгород-Северский князь XII в. 280.Идриси арабский путешественник, историк, географ XII в. 211.Каганкатваци Моисей средневековый армянский историк 238, 244, 246, 247.Каргалов В. В. историк 274, 306.Ковалевский А. П. востоковед 213, 217.Коковцев П. К. семитолог, академик (18611942).Константин VII Багрянородный Византийский император (905959) 223, 235, 299.Кривцова-Гракова О. А. археолог (18951970) 303.Куза А. В. археолог (19391984) 304.Левенок В. П. археолог, в 30-е годы сотрудник Воронежского краеведческого музея 30, 32, 303.Ленин В. И. (18701924) 16, 302.Леонов Д. Д. воронежский краевед (19031977) 37.Либеров П. Д. археолог (19021982) 35, 173, 185, 186, 303, 304.Лихачев Д. С. филолог, академик 192.Лонгфелло Генри американский поэт (18071882) 65.Лылова М. И. архео-лог, сотрудник Воронежского областного краеведческого музея 152.Ляпушкин И. И. археолог (19021968) 224, 304, 305.Майоров Н. поэт (19191942) 165. Макаренко Н. Е. археолог 35, 39, 232, 233, 236, 239. Македонский Александр выдающийся полководец древности (356323 гг. до н. э.) 43.Маркс К. (18181883) 16, 19, 8587, 150, 302. Мартинович А. И. воро-нежский краевед, член Воронежской архивной комиссии 36, 169. Мартынов Л. поэт 283.Массон В. М. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 302.Матвеева В. И. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 276.Маяковский В. поэт (18931930) 28.Медведев А. П. археолог, сотрудник Воронежского государственного университета 188, 304.Мерперт Н. Я. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 303.Милютин А. И. воронежский краевед (18691907) 39, 232, 248.Монгайт А. Л. археолог (19151974) 211, 306. Мономах Владимир Киевский князь (11131125) 279. Москаленко А. Н. археолог (19181981) 35, 37, 38, 194, 212, 222, 289, 290, 302, 304. Мстислав Рязанский князь XII в. 262, 269. {315}Нестор древнерусский летописец, автор «Повести временных лет» (XI нач. XII вв.) 192, 193, 221.Низами азербайджанский поэт (ок. 1141 ок. 1209) 264. Николаенко А. Г. учитель-краевед из р. п. Волоконовки Белгородской области 279. Новосельцев А. П. исто-рик 219.Олег Киевский князь (IXX вв.) 231.Олег Ингворович Рязанский князь XIII в. 282.Олейников Т. М. сотрудник Воронежского краеведческого музея в 30-е годы 37.Пан древнегреческое божество, покровитель лесов, пастбищ и пастухов 154, 155, 162.Патканьян К. армянский историк, филолог (18331889) 244246.Перун бог грозы в славянском языческом пантеоне, главное божество древних славян 214, 217. Петр I русский царь (16721725) 43, 44.Петрона византийский инженер, строитель хазарского города-крепости Саркел (IX в.) 235.Пимин митрополит московский в XIV в. 228. Плано Карпини средневековый путеше-ственник 261. Плетнева С. А. археолог, профессор, сотрудник Института археологии АН СССР 39, 230, 236, 241, 261, 264, 265, 279, 281, 293, 305, 306.Погорелов В. И. археолог, сотрудник Воронежского педагогического института 117, 152, 303. Подгаецкий Г. В. археолог (19081942) 33. Поляков И. С. ученый, профессор Петербургского университета (18471887) 28, 30.Попов А. И. профессор Ленинградского университета 278. Праслов Н. Д. археолог, со-трудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 30.Пряхин А. Д. археолог, профессор Воронежского государственного университета 33, 116, 126, 135, 162, 266, 271, 302, 303, 305, 306.Пузикова А. И. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 36. Пуру-ша в древнеиндийской мифологии первочеловек 150.Раевский Д. С. археолог, сотрудник Института востоковедения АН СССР 171.Рогачев А. Н. археолог (19121984) 30, 302. Роман II сын византийского императора Константина Багрянородного (см.: Константин Багрянород-ный) 223. Рожер II Сицилийский король XII в. 211.Рыбаков Б. А. историк и археолог, ака-демик 171, 172, 210, 211, 214, 218, 265, 280, 289291, 304, 305. Рубрук Г. французский путе-шественник XIII в. 261. {316}Сагайдак В. И. археолог (19481976) 135. Сафронов А. поэт 227. Святослав Киевский князь X в. 255, 256.Седов В. В. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 305.Семенов С. А. археолог (18981978) 302.Смольянин Игнатий участник путешествия по Дону с митрополитом Пимином (см.: Пимин) 228.Синюк А. Т. ар-хеолог, профессор Воронежского педагогического института 116, 302, 303.Скиф в древнегре-ческой мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Смирнов И. Д. сотрудник Воро-нежского областного краеведческого музея в 30-е годы 37, 38. Смирнов К. Ф. археолог (19171980 гг.) 304. Спицын А. А. археолог (18581931 гг.) 28, 29, 3537, 232. Субедей мон-гольский военачальник XIII в. 281.Тарасов Л. М. археолог, сотрудник Ленинградского отделе-ния Института археологии АН СССР 30, 302Тенгри-хан главное божество в языческой религии тюркских народов 238, 246, 255.Тихомиров М. Н. историк, академик (18931965) 274. Треть-яков П. Н. археолог (19091976) 28, 37, 222, 304, 305. Тутанхамон египетский фараон около 14001392 гг. до н. э. из XVIII династии 166.Федоров-Давыдов Г. А. археолог, профес-сор Московского государственного университета 264, 306.Феофил Византийский император IX в. (829842) 235. Флеров В. С. археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 305.Формозов А. З. археолог, сотрудник Института археологии СССР 302, 303. Фосс М. Е. археолог 28, 31, 33.Хвольсон Д. А. востоковед 200.Цыбин М. В. археолог, сотрудник Воро-нежского государственного университета 271, 306.Черных Е. Н. археолог, сотрудник Институ-та археологии АН СССР 303.Шагин-Гирей крымский хан XVIII в. 171. {317}Энгельс Ф. (18201895) 16, 19, 75, 87, 119. Эрдели И. венгерский археолог 305.Юлиан венгерский мо-нах-путешественник XIII в. 271, 272, 273.Юрий Ингворович Рязанский князь XIII в. 282.Ярополк Рязанский князь XII в. 262, 269, 270, 276, 277. Ярополк Владимирович сын Владимира Мономаха (XII в.) 279. {318}События последнего десятилетия с новой силой инициировали дискуссию сторонников западных образцов государственности и права и сторонников собственного пути в формировании политической и правовой системы российского общества. Мощнейшим аргументом в пользу самобытного пути правового, политического, экономического развития является менталитет нашего народа. И в данной работе этот аргумент представлен методологически корректно.Менталитет должен быть контекстом в исследовании той среды, в которой происходит формирование любого социального института. Правовой менталитет должен быть контекстом интерпретации правовых институтов в сравнительной юриспруденции. Однако не все исследователи правового менталитета, в отличие от авторов, выдерживают методологически корректную позицию.Однако следует помнить, что состояние современного правосознания и менталитет - совершенно разные параметры социальной жизни (менталитет следует изучать в исторической перспективе), что философы и психологи часто отождествляют правосознание и законосознание, а также рассматривают право с позиции западноевропейского пра- вопонимания, через призму его понятий. Этим отличаются и работы некоторых юристов, исследующих правовой менталитет, а также истоки современного правосознания и правовой культуры россиян.В качестве примера приведем одну из работ, принадлежащих перу отечественных авторов. Так, Р.С. Байниязов в лучших традициях российской интеллигенции, отличающейся склонностью к «самобичеванию» и порицанию своего с одновременным «уважением ко всему европейскому », выносит приговор правовому менталитету россиян, якобы отличающемуся «небрежным, отрицательным отношением к праву», «юридическим нигилизмом», «непониманием фундаментальных ценностей правового бытия» и т.д., предлагая в качестве спасения заблудших русских душ индивидуализм­ как прививку от «коллективистских», «антииндивидуалистических импульсов и тенденций» , якобы ведущих к правовому нигилизму. Автор не замечает противоречия в своих же суждениях, когда в одном месте говорит о том, что «каждая национальная правовая система, обладает только ей присущим правовым менталитетом, правосознанием, стилем юридического мышления», иными словами, своим пониманием права, а в другом критикует за несоответствие западноевропейскому правопониманию, с его «подлинно» правовыми параметрами.Исследователи подобного плана уровень «цивилизованности» русского народа измеряют по некоей универсально-ценностной системе измерения «отсталости», как того требует идеология глобализма, скрывающаяся за идеалами гуманизма и общечеловеческих ценностей. Конечно же, образцом этой мерки служила и служит западная цивилизация. Менталитет западного мира, идеал западного образа жизни стал у многих авторов единственно истинным мерилом, пригодным для переоценки исторического прошлого нашей страны и ее будущего.Думается, современная общественно-политическая мысль уже выявила основные проблемы глобализации европейских­ экономических, правовых и политических представлений, навязывание которых иным народам стало основным стилем международной политики Запада. Отчетливо понимая, что привитие американо-европейских либеральных правовых стандартов, не соответствующих не только российской правовой культуре и истории, но и явно не соответствующих сложившейся ситуации в стране, в которой идет криминальная война (от рук преступников ежегодно погибает около 30 тысяч человек), влечет за собой дальнейшую деградацию государственного порядка, последний тем не менее продолжает всеми способами навязывать его России, полагая тем самым ускорить процесс государственного разложения и облегчить себе доступ к энергоресурсам.На наш взгляд, методологически корректной является та позиция, которая исходит из следующей логической связки: если менталитет представляет собой нечто константное, то надо не пытаться его разрушить или изменить путем доведения «до ума», до единственно правильного правового идеала, а надо пытаться развивать в нем то положительное, благодаря чему сохраняется носитель этого уникального менталитета - народ и его самобытность. Ведь именно в подчеркивании некоторой своеобразной, характерной­ константы, присутствующей в правовой истории народа, и заключается значимость выделения правового менталитета в качестве категории права. Критически анализировать один менталитет, один смысл права за счет другого некорректно, хотя бы по причине отсутствия универсального критерия оценки.Исследователи придерживаются именно такой позиции, обращая внимание на то, что ментальность каждого народа порождает свое самобытное правопонимание, свой смысл права. Авторы показывают, что российский правовой менталитет иной по отношению к западному, следовательно, иными должны быть стратегии развития государства, иным должен быть собственный путь к осуществлению общественного идеала посредством права. А оценивать его как «недоразвитый» - в высшей степени некорректно.Полагаю, что предлагаемое исследование является существенным вкладом в развитие цивилизационного подхода к праву, так как изучение политико-правового опыта собственного народа через субъективные образы оказывается значительно более продуктивным, чем анализ своего права через призму закономерностей, понятий и концепций, возникших в рамках определенной культурно-исторической общности - европейских народов и потому непригодных­ для объяснения государственно-правовых явлений российской цивилизации. Надеемся, что его кропотливый и многолетний труд будет еще одним шагом вперед в изучении самобытности российской государственности и правовой культуры, сохранении ее ценностно-нормативной, культурной идентичности, что так необходимо в современном глобализирующемся мире.А. Я. Овчинниковдоктор юридических наук, профессорСамое лучшее в новом то, что отвечает старому устремлению.Поль ВалериВВЕДЕНИЕОдна из наиболее сложных проблем, решаемых сегодня правовой и политической науками, - природа, направленность и последствия начавшихся в начале 90-х годов ХХ в. политико-правовых трансформаций, приведших к изменению содержания структурных элементов российской государственности. После 14-15 лет институционального хаоса, постоянной угрозы (социально-экономических, политических, юридических и др.) существованию постсоветской России в качестве суверенного государства, явившихся следствием отсутствия у властных элит не только концепции реформирования, но даже более или менее ясных представлений о ходе, последствиях и сроках проводимых изменений во всех сферах жизни общества, начало XXI в. воспринимается­ как время, благоприятствующее осмыслению судьбы страны, ее прошлого, настоящего и будущего, период взвешенной оценки многих событий новейшей истории, эпоха возвращения «к себе» на новом витке национального развития.Глобализация, либерализация, вестернизация и противостоящий последним консервативный и неоевразий- ский проекты политико-правовой институционализации на постсоветском пространстве, противоборство центробежных и центростремительных сил в отечественном государственном устройстве, необходимость сохранения уникального этнокультурного ландшафта России и др. предполагают изменение существовавшей ранее парадигмы правовых исследований, в которых национальное измерение права, как правило, выводилось «заскобки», игнори-ровалось и подменялось либо его общефункциональными характеристиками, либо выводами о наличии «непреодолимой силы» неких общих для всех времен и народов закономерностей, обусловливающих модернизацию российской политико-правовой реальности.Правда, стоит отметить, что некоторые современные правоведы, философы и политологи (их количество крайне невелико) в последние годы все же начали духовное освоение российской государственно-правовой­ действительности. В работах П.П. Баранова, А.М. Величко, А.Г. Дугина, А.А. Королькова, Т.В. Кашаниной, А.Н. Кольева, В.Я. Лю- башица, В.В. Момотова, А.И. Овчинникова, В.Н. Синюкова, С.О. Шаляпина, О.И. Цыбулевской и др. представлен анализ различных аспектов политико-правовой институционализации русской национальной идентичности.Есть авторы, которые также обращаются к тем или иным элементам российской правовой культуры, в частности правовому менталитету. Однако их рассуждения достаточно часто имеют весьма поверхностный, не соответствующий сложному и далеко не однозначному пониманию данного феномена характер. Как правило, такие исследователи недооценивают устойчивость национального правового менталитета - структуры социального бытия, способствующей преемственности в процессах становления основных юридических и политических институтов. Считается, что для решения насущных задач государственного или муниципального строительства его можно и нужно изменить. «­Разумеется, никакая, даже самая совершенная конституция не создаст нового общества в России. Для этого нужно прежде всего кардинально (выделено нами. - А.М., В.П.) изменить российский менталитет... Нужно на иных началах преобразовать менталитет властвующей политической и экономической элиты, всего политического «класса», бизнесменов...».Реформаторское «лихолетье» на рубеже веков, очередная, полная оптимизма и веры в светлое европейское завтра попытка вестернизации нашего образа жизни, достаточно быстро сменившаяся разочарованием не только большинства населения, но и ряда самих архитекторов российских реформ, обнажили много проблем в сфере права и политики.Как и в предшествующие потуги быстрых и радикальных изменений в стране (петровские реформы, деятельность Александра II, Временного правительства и др.), основным парадоксом существующего правопорядка остается несоответствие, очевидный разрыв между издаваемыми и вполне западными (по крайней мере очень похожими) по содержанию и направленности юридическими предписаниями и поведением, мышлением большинства населения. Новые законы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было.Многие, казалось бы, полезные и взвешенные проекты для российского общества оказались слишком смелыми, так и не привели к ожидаемым (позитивным) результатам. Периодические всплески различных по рангу и масштабам деятельности - от Президента РФ и палат Федерального Собрания до инициатив отдельных представителей депутатского истеблишмента,­ губернаторского и «мэрского» корпуса страны - руководителей относительно «скорейшего наведения порядка в государстве», установления «сильной власти» или «диктатуры закона» на деле только еще раз демонстрируют деградацию обыденного и профессионального правосознания. Более того, в последнее время исследователи правовых, политических и социально-экономических процессов в современной России, вскрывая сущность происходящих явлений, останавливают свое внимание на проблеме неправовых практик, широкое распространение и укоренение которых несомненно оказывается одним из важнейших препятствий к реализации либерально-правового сценария трансфо??мации российского общества.Подобная ситуация, естественно, не может остаться незамеченной, не отразиться должным образом на Доктринальном уровне отечественной правовой системы, содержании и специфике юридических концепций. Юридическая наука наконец-то должна возвысить свой голос.Весьма затянувшийся спор между позитивистами и убежденными сторонниками естественно-правовой теории пра- вопонимания при всей его эпистемологической важности для решения проблем национальной правовой действительности уже­ малопродуктивен. Рассуждения ­Таким образом, характерная для классической философии права эссенциальная схема определения понятия права, естественно, будет дополнена экзистенциальной, в рамках которой право определяется через феноменологически найденные и гипостазированные «правовые переживания», состояния сознания субъектов - носителей конкретного, коррелирующего с национальными символами, образами и установками, юридико-государственного опыта. Вполне очевидно, что данные состояния сознания содержат в себе как сущностные (эйдетические), так и специфические общие и индивидуальные культурно-исторические моменты. Именно для адекватного понимания смыслового содержания права (государства, власти, политики и др.) следует обратиться к категории правовой ментальности (менталитета). В частности, И.П. Малинова под последним подразумевает «совокупную характеристику индивидуальных интенций, ценностных ориентаций, смысловых аберраций и типов дискурса в сфере права» (хотя вряд ли можно вообразить себе дефиницию более «туманную» как в формально-логическом, так и в содержательном плане). Правовой менталитет включает в себя как нижние этажи общественной и индивидуальной психологии, так и правосознание,­ но не в традиционном смысле, а с точки зрения его ориентированности, избирательности, настроенности, тенденциозности, а также культурной специфики. Р.С. Байниязов оправдывает введение категории «правовой менталитет» в эпистемологическое (эвристическое) поле современной юридической науки прежде всего тем, что «улавливание» сложнорефлексирующих правовых эйдосов требует не только праворационального объяснения, но и интуитивного проникновения в различные элементы правовой сферы социума, т.е. связывает его существование с наличием нерациональных механизмов жизненного понимания права.Другими словами, исследование права, правосознания и правовой культуры не только за рубежом, но и (прежде всего!) в России нуждается в понятии, отображающем сложную морфологию и корреляцию общественного и индивидуального сознания. Такой категорией и является понятие национального политико-правового менталитета. В первом приближении достаточно очевидна априорная природа правового менталитета (Г. Бутуль), его устойчивость и бинарность (объединяет рациональные и иррациональные элементы), историчность (обращенность и к прошлому, и к настоящему, и к будущему), органичная взаимосвязь­ с правовым поведением, стилем и особенностями юридического мышления при сохранении основополагающего характера и т.д. Интерсубъективный в своей сущности мир правового менталитета, осознаваясь и рационализируясь (как, впрочем, и вербализируясь) только выборочно, «пятнами», связывает высокорационализированные формы сознания (правовую идеологию, философию права, политику и др.) с миром бессознательных структур, с неосознанными культурными кодами (архетипами), определяя тем самым отношение личности к праву и иным явлениям социально-юридической действительности, поведенческо-правовую и психолого-правовую самореализацию индивида.Однако вряд ли теоретически и методологически оправданы (хотя, несомненно, заслуживают внимания и уважения) стремления некоторых современных авторов четко выделить два уровня структуры правового менталитета - сознательный и бессознательный, т.е. некоторым образом абсолютизировать его бинарный характер. Так, Р.А. Луб- ский, предлагая достаточно емкую и наукообразную дефиницию политического менталитета, понимает последний в качестве совокупности «­обыденных (повседневных) осознанных и неосознанных представлений ценностей и аттитюдов (установок), характерных для той или иной социальной общности. При этом методологически важно подчеркнуть, что представления, ценности и аттитюды (установки) на осознанном и неосознанном уровнях зачастую представляют собой бинарные оппозиции».Это, безусловно, важный, но в то же время излишне «психологизирующий» (почти по структуре личности дедушки Фрейда, однако каким же способом или «прибором» можно безошибочно установить, сознательная, подсознательная или бессознательная «оппозиция» включена в поведение индивида в данный момент, чем он руководствуется) природу данного явления подход. Менталитет, по выражению А.Я. Гуревича, представляет собой «тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отчленена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания, - люди ими пользуются, обычно сами того не замечая...».О.Г. Усенко справедливо отмечает, что «грань между подсознанием и сферой осознанного провести не так-то просто...», на самом деле «...большинство человеческих поступков (понимаемых как цепочки взаимосвязанных действий, переживаний и мыслительных актов) представляют собой сплав бессознательного и осознаваемого...».Трудно или вообще невозможно установить, структуры какого уровня (сознательного или бессознательного, предсознательного) актуализировались уобратить внимание на известную методологическую пластичность понятия «правовой менталитет», так как именно последняя открывает для правоведа новые возможности познания, несомненные эвристические перспективы. Обращает на себя внимание и то, что занимающиеся данной проблемой отечественные исследователи (юристы, историки, философы, психологи и др.) чаще всего избегают жестких формулировок (явных дефиниций) в отношении данной категории. Однако в известной «размытости» понятия следует усматривать не только его уязвимость, но и определенное преимущество. Многочисленные попытки проигнорировать трудноуловимую природу правового (политического) менталитета, «не заметить» его, по сути, неисчерпаемой многоуровневости и разноплановости, ввести в какие-то фиксированные рамки, на наш взгляд, так и не увенчались успехом. Однако вряд ли стоит соглашаться и с весьма «пессимистичной» позицией Ф. Грауса, который полагает, что ввиду отсутствия четких контуров ментальность вообще невозможно описать достаточно предметно, ее можно лишь «тестировать» , «считывать» по внешним формам проявления. При такой постановке вопроса любое исследование феномена­ национальной правовой ментальности будет иметь исключительно прикладной, вспомогательный характер, служить для решения других политико-юридических проблем. Но можно ли явление, коренящееся в глубинах государственно-правовой реальности, так или иначе выступающее в качестве глубинного (духовного) уровня ее структур, просто автоматически вывести за рамки фундаментальных исследований, в принципе лишить даже самой возможности их проведения? Речь, видимо, должна идти о другом, а именно о представлении общего плана (архитектоники) правового менталитета, выявлении его основных структур, определении их места («глубины залегания») и роли, характера взаимодействия и способов экспликации (истолкования, распознавания и т.п.). В методологическом плане последнее означает не что иное, как намеренный уход от гиперболизации психологической сущности юридического менталитета (ментальности) в пользу обстоятельного изучения его социокультурной природы через построение многомерной модели.Полагать же, что в российской юридической (впрочем, как и в исторической, политической и др.) науке имеется теория правовой ментальности, конечно, пока преждевременно. В специальной литературе можно обнаружить­ лишь некоторые идеи и подходы. Хотя уже достаточно очевидно, что современная доктрина отечественного правового менталитета «нуждается в систематическом исследовании своих многочисленных, в том числе специальных юридических, этнокультурных и конкретно социологических измерений».Однако прежде чем начинать какое-либо систематическое исследование, а тем более исследование национальной правовой ментальности, следует определиться в используемых терминах и в первую очередь в соотношении категорий «правовой менталитет» и «правовая ментальность». Большинство авторов (отечественных и зарубежных) считают, что данные понятия синонимичны, хотя менталитет происходит от немецкого «Mentalitat», а ментальность - термин французской «Новой истории» - от «mentalite» (который, по мнению отечественного психолога В. Шкуратова, в последние годы все-таки усиленно заменяется немецким вариантом). Историки Е.Ю. Зубкова и А.И. Куприянов термины «менталитет» и «ментальность» рассматривают как варианты русской транскрипции французского слова «mentalite», и полагают, что «нарождающаяся дискуссия о соотношении­ «менталитета» и «ментальности» окажется еще менее плодотворной, чем былые изыскания в области «просвещения» и «просветительства».Однако в современной литературе встречаются и иные мнения. Например, Л.В. Акопов и М.Б. Смоленский предлагают «развести» правовую ментальность л.ичностииее правовой менталитет. «­В первом случае речь может идти о глубинном понимании корней правовой автономии личности в смысле ее духовно-правовых и интеллектуальноправовых истоков (возможностей). Во втором случае в качестве правового менталитета, по-видимому, следует понимать реальный уровень развитости правосознания и правовой культуры, присущий определенному индивиду, социальной группе и иной общности людей. Правовой менталитет связывается с правовой ментальностью через реальные, конкретные личности посредством и благодаря их деятельности ».Е.А. Ануфриев и Л.В. Лесная представляют свое видение проблемы: «Суть этого соотношения в следующем: в отличие от менталитета под ментальностью следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, связанной или вытекающей из менталитета. Поэтому в обычной жизни чаще всего приходится иметь дело с ментальностью, нежели с менталитетом, хотя для теоретического анализа важнее последний».Из приведенных постулатов видно стремление авторов подойти к рассмотрению соотношения понятий «правовой менталитет» и «правовая ментальность» разнопланово. Их выводы интересны и не лишены теоретической и методологической оригинальности. Тем не менее заметим, что подобное различение нуждается в более подробном обосновании. Видимо,Видимо, речь должна идти о явной близости, единой понятийной связке, но не синонимичности данных категорий. Прежде всего, стоит указать на смысловой нюанс лингвистического порядка, а именно на то, что в русском языке слова на -ость обозначают, как правило, родовые качества или свойства, воплощающиеся в целом ряде находящихся в постоянном развитии (во времени или в пространстве) феноменов, явлений. Однако даже в последнем случае сохраняется общее проблемное поле (так или иначе позволяющее отвлечься, пренебречь подобным разведением столь близких категорий) - создание доктрины отечественной правовой ментальности (менталитета).- чтобы «овладеть» массовым сознанием, закон должен преодолеть тот «порог» сопротивления, который часто воздвигается на пути его реализации именно отечественной правовой ментальностью, ее кризисным (с точки зрения современных политико-правовых реалий) состоянием, противоречивыми интересами различных социальных слоев и групп, а для этого важно обретение как законодателем, так и правоприменителем ясного представления обо всем многообразииментальных особенностей адресатов нормативно-правовых актов, их юридических и политических стереотипов;- к числу факторов «ментального порядка», способных оказывать негативное воздействие на процессы реализации законов (в различных ее формах), относится и весьма специфическое общественное мнение. В российском миропонимании исторически сложилась ситуация (подтверждаемая многими событиями отечественной истории, особенно в переломные ее моменты) явного преобладания обыденного уровня­ правосознания, на котором общественное мнение чаще всего складывается под влиянием слухов, особого понимания процессов, событий, тенденций общественного развития. Данная «традиция» неизменна и сейчас - обыденный уровень массового правосознания в современных условиях содержит значительную долю стихийности и иллюзорности . Поэтому стремительное развитие социально-правовых реалий, либеральная модель реформирования отечественной государственности неизбежно наталкивается на устоявшиеся стереотипы и догмы национального правового макроменталитета.Следует отметить и нарастающий интерес современных отечественных ученых-юристов ко многим из вышеизложенных проблем. Так, в той или иной степени данные вопросы исследуются Ю.А. Тихомировым, В.Н. Синюковым, М.С. Гринбергом, Ю.А. Дмитриевым, Л.А. Сыровацкой, Н.С. Малеиным, В.Н. Кудрявцевым, А.И. Бобылевым и др. Однако за редким исключением при их решении (например в работах В.Н. Синюкова) используются положения и методологические принципы концепции политикоправового менталитета, но даже если и выдвигается ряд аргументов, связанных с особенностями отечественного правосознания и правовой культуры, то чаще всего в рамках традиционной для российской (советской) юридической науки позитивистской доктрины, элиминирующей глубинные слои, архетипы и этнокультурные аспекты национальной политико-правовой действительности. И причины этого теоретико-методологического «казуса» - в традициях российского правоведения и всей гуманитарной сферы последних десятилетий (некоторые из них уже рассматривались выше).Очевидно, что для решения прикладных вопросов (подобных только что рассмотренным) правовой науки­ следует определиться с теоретическими проблемами российской правовой ментальности, хотя бы через ее феноменологический анализ, найти вполне определенную, методологически выверенную, корректную позицию, придающую требуемую (принципом научности!) строгость дальнейшим рассуждениям. Последнее означает не что иное, как создание концептуальных оснований и адекватного категориального аппарата изучения российской ментальности вконтексте проблематики формирования национального правового государства и правовой системы.Однако это одна сторона проблемы - «внутренняя», а есть еще и другая - «внешняя». Последняя также находится в поле зрения некоторых отечественных правоведов. Например, Т.В. Кашанина, исследуя вопросы возникновения российского государства, выделяет ряд (подлежащих дальнейшему обсуждению) особенностей национального политико-правового менталитета: «­Задумаемся, откуда у русского народа такая страсть к распространению своей государственности и государственно-правового опыта развития (кстати, далеко не всегда и не во всем лучшего)?.. За многие годы существования русского народа у него сложился свой менталитет... Грубо менталитет русского народа можно обозначить так: его интересуют в большей мере глобальные проблемы бытия, чем приземленные задачи повседневной жизни. Он склонен обращать свое внимание, тратить силы и средства на то, что находится за пределами его дома, именно там наводить порядок. То же, что творится внутри собственного дома - дело второстепенное. Но энергия не беспредельна и, уходя вовне, ее мало остается для решения внутренних дел. Вот почему Россию постоянно сотрясают бури, вот почему она постоянно не обустроена» .Глава 2АРХИТЕКТОНИКА ПРАВОВОГО МЕНТАЛИТЕТА2.1. Право в пространстве культурыДля того чтобы ориентироваться в какой-либо сфере, следует исходить из ощущений, отчетливых или хотя бы «смутных» представлений о реальности этой сферы. Реальность, данная человеку в ощущениях и представлениях, - это, с одной стороны, основа, некая априорная сущность, первоначало ее теоретического описания и практического опыта, а с другой - определенный результат вовлеченности субъекта в соответствующие социальные практики. Подобно тому, как концепции психологической или экономической реальности, представленные, например 3. Фрейдом, К.Г. Юнгом, К. Марксом или Дж. Кейнси, помогают или, по крайней мере, помогли на определенном историческом этапе индивиду и обществу найти оптимальные решения своих проблем, концепция правовой реальности, т.е. представления о природе, социокультурных, экономических и иных основаниях, развитии сложного мира права, безусловно, помогают ориентироваться в нем и философу права, и юристу-практику, и студенту, и любому гражданину, так или иначе «обитающему» в конкретном правовом и политическом пространстве. Видимо, перефразируя известное суждение Аврелия­ Августина о времени, Е.В. Спек- торский подчеркивал: «­Юристам кажется, что они знают, с какой реальностью они имеют дело, только до тех пор, пока их об этом не спросят. Если же их спросят, то им уже приходится или самим спрашивать и недоумевать, или же по необходимости решать один из труднейших вопросовтеории познания»В плане поиска оснований отечественной правовой действительности, выявления и понимания сущности собственного типа нормативности, а значит, образа и специфики национального права обращение к несколько «подзабытому» советскими авторами культур-онтологическому аспекту философского осмысления юридической сферы трудно переоценить .В рамках формирующейся в последние годы в российском правоведении теории юридического менталитета появляется реальная возможность рассмотрения права как базовой регулятивной формы культуры, ценностно-значимого «продукта» саморазвития цивилизации, нации, этноса, закономерного явления эволюции их бытия. И если немецкий философ права А. Кауфман, решая вопрос, что значит быть для права вообще, где оно «живет», другими словами, к какому типу реальности принадлежит, отмечал: «Вопрос... правовой онтологии должен гласить: каким способом право причастно бытию... какая модальность бытия... ему подходит», то в нашем случае прочтение этого «вопрошания» может и должно быть иным, аименно: «Каким образом право сопричастно бытию культуры, национальному самосознанию». В этой связи рассмотрение различных типов правопонимания,­ форм осознания юридической и политической действительности - это, в методологическом плане, необходимые смыслообразующие этапы магистрального для современной юридической науки процесса культурной идентификации национального права. Однако проведение подобных исследований, очевидно, предполагает решение ряда проблем.сетовал в конце XIX в. Г.Ф. Шершеневич, отмечая сохранившуюся в определенном смысле и в настоящее время «рас- колотость» отечественной гуманитаристики в решении многих актуальных проблем1. «­Право - это тот социальный феномен, который «закрыт», если на него смотреть только юридическим взглядом. В этом состоит методологический недостаток многих интерпретаций права», -утверждает современный правовед Р.С. Байниязов . Преодоление же теоретического изоляционизма, данной псевдонаучной установки открывает широкие возможности для радикального обновления отечественной юридической науки, изменения ее эвристических акцентов, целей, задач, методологических ориентиров, для объективной и серьезной разработки заявленной темы, до сих пор относящейся к области «белых пятен» российского обществознания. С другой стороны, нельзя не заметить, что в отечественной юридической действительности право (но не правда) подменялось приказным нормотворчеством и, соответственно, трактовалось как утилитарно-прагматическое средство политико-властной регуляции общественных отношений. Господствующее в России, по крайней мере начиная с реформ Петра Великого, политико-идеологическое понимание права элиминировало любой негосударственный, а позже и неклассовый подход к данному явлению - объективной, по сути, социокультурной целостности, в конечном счете не зависящей от каких-либо или чьих-либо властных усмотрений и всегда имеющей цивилизационное и национально-этническое прочтение. Позитивистские и разного рода этатистские представления реальности права, сводящие последнее исключительно­ к одному из разнообразных продуктов мыследеятельности государственного аппарата, неизбежно выхолащивают суть права, лишая его всех атрибутов регулятивной формы культуры, а часто вообще приводят к таким сомнительным каламбурам, как «три слова законодателя - и целые библиотеки становятся макулатурой» или «где могло бы существовать право, которое вышло бы не из деятельной силы и энергии индивидуалов и начало которого не терялось бы в темной глубине физической силы?».Современные же попытки преодоления рецидива социалистического правосознания как и ряда его последствий неизбежно предполагают принципиально иное понимание права, а именно признание в нем «­таких элементов, которые не могут быть произвольно изменены, поскольку они теснейшим образом связаны с нашей цивилизацией и нашим образом мыслей. Законодатель не может воздействовать на эти элементы точно так же, как и на наш язык или нашу манеру размышлять».Стремление выйти за рамки нормативистско-позитивистской трактовки права в иное его измерение, признание архетипических элементов национальной правовой культуры, юридических и политических инвариант в качестве имманентных и смыслообразующих структур, определяющих содержание любой национальной правовой реальности, несомненно, коррелирует с фундаментальными проблемами современного правопонимания. Так, в работах американского юриста Р. Паунда и австрийского правоведа Е. Эрлиха уже обозначился соответствующий дискурс: выявляется значимость социальных (ментальных) оснований, задающих, «определивающих» правовые предписания определенной цивилизационной природы и обеспечивающих тем самым адекватное широкому спектру проявлений национального бытия правовое пространство. «Центр тяжести развития права в наше время, как и во все времена, - не в законодательстве, не в юриспруденции, не в судебной практике, а в самом обществе». Стремление обнаружить «живое право», свойственное многим юридическим школам и отдельным исследователям (от Аристотеля, Цицерона, Локка, Монтескье, до Иеринга, Петражицкого и др.), неизбежно приводит многих авторов к убеждению об историческом постоянстве,­ устойчивости и, более того, самодостаточности и самоценности национального права, независимо от тех модификаций, всевозможных обновлений и рецепций, которые претерпевали нормы. Именно «наличие этих элементов дает основание говорить о праве как науке и делает возможным юридическое образование».Подобный, хотя и более «осторожный», пока еще уступающий в теоретическом и методологическом обосновании предшествующим (советским) традициям юридической науки подход в последнее время прослеживается и у некоторых современных российских ученых. Например, А.Б. Венгеров, кроме собственно государственных, признает присутствие и влияние самоорганизационных (социальных) начал в правотворческом процессе. В этом же направлении ведутся исследования и представителей либертарной правовой теории (В.С. Нерсесянца, Е.А. Лукашевой, В.А. Чет- вернина и др.). Хотя преодоление редукционизма как одного из существенных признаков господствующей в последние годы методологической парадигмы, в рамках которой не раз демонстрировались попытки значительного упрощения проблемы, связанные с известным стремлением обнаружить «первооснову» (первоначало) права либо в различных неюридических­ явлениях (экономике, классовой структуре общества, нравственности, политике, идеологии и др.), либо через прямое отождествление его с актами государственной власти, несомненно, в нашем правоведении все еще остается теоретико-методологической задачей «номер один».Современный методолог В.М. Розин, утверждая о кризисе отечественного юридического мышления, [3]обращает внимание на особенности современных взаимоотношений правовой науки и практики. «Юридическая наука сегодня не удовлетворяет запросы юридической практики: она ориентируется на старую социалистическую идеологию, на неработающие в настоящее время в юридической практике идеалы естественной науки и марксистской философии, на устаревшие знания и методологию ».Постепенный отказ от явно упрощенных представлений о природе права, предполагающих возможность исчерпывающего сведения права к каким-либо социальным сферам и институтам, личностным (индивидуальным) переживаниям и установкам, ведет к конституированию принципиально иного теоретического слоя (уровня) научной деятельности в области права и государства. Представляется, что только на этом пути в современном правопонимании и государствоведении возможно изменение базовых методологических принципов, теоретических схем и процедур, способов обработки и интерпретации эмпирических данных, различного рода систематизаций и т.д. Причем речь идет не только о преодолении отмеченных редукционистских установок, но и (как уже было замечено ранее) о переосмыслении самих ориентиров и конечных целей построения правовых теорий: переход от «принципиально» универсальных, наднациональных концепций, объясняющих природу права и характер его развития, значение последнего в культуре и цивилизации вообще и тем самым неизбежно отвлекающихся от его национальных артикуляций, к так называемому юридическому «культуро(этно)центризму », предполагающему «возвращение» (приземление или, точнее,­ заземление) права в границы определенного этносоциального пространства.Такой поворот теоретически и, тем более, практически представляется вполне оправданным, так как достаточно очевидно, что процесс правопонимания (правотворчества, правоприменения) на всех уровнях (« профанном », профессиональном и доктринальном) всегда развертывается только в определенном ментально-цивилизационном пространстве, в рамках которого и происходит маркирование основных правовых теорий, возникает национальная специфика юридических явлений, которые часто не могут быть в полной мере соотнесены с так называемыми общечеловеческими ценностями. Для их понимания вряд ли пригодны также различного рода позитивистски-институциональные способы юридического анализа, здесь необходима более «тонкая» методология, тем более что «­смысловая сущность права как способа человеческого бытия доступна открытию в весьма узком секторе духовной и практической деятельности и не всегда поддается выявлению рациональными методами».Освоение принципов дополнительности, альтернативности и поливариантности в рамках современной юридической науки не только позволит выйти из явного эпистемологического тупика настоящего периода развития, характеризующегося известными теоретико-методологическими «шараханиями», свойственными переходному, постсоциалистическому периоду, но и, несомненно, откроет новые горизонты правового анализа и политико-юридического прогнозирования, обогатит категориальный аппарат, необходимый для плодотворных исследований различных проблем. В этом же ключе рассуждает и С.С. Алексеев, отмечая, что «при последовательно научном подходе исходная задача при рассмотрении позитивного права заключается в том, чтобы «увидеть» и держать в поле зрения все грани права, последовательно охарактеризовать их, начиная с наличных юридических реалий, а затем - через особенности юридического содержания - к глубоким, «невидимым» пластам правовой материи».Другими словами, в процессе саморазвития отечественный юридический дискурс, находящийся, конечно, в динамичном, поисковом, плюралистическом, внутренне противоречивом состоянии, все же (постепенно) выходит на иные, мягко говоря, не преобладающие в традициях отечественного правоведения последних лет, эпистемологические ориентиры, направленные на конституирование целостных правовых образов и тем самым предполагающие возвращение праву культурно-национальной самости (адекватности основам исторической субъектности российского народа), признание его способности развиваться и расти по собственной внутренней логике, отражая, скорее, некую внутреннюю необходимость, чем волю «государя», отдающего повеления в форме правил и налагающего санкции за их неисполнение.Однако ясно и то, что наше «юридическое мышление долгое время формировалось под влиянием однозначной трактовки права и недостаточно подготовлено к многослойному анализу правовой сущности». Представляется, что основной трудностью, методологическим препятствием для обновления содержания дискурса правопозна- ния (от нормативно-организационного к социально-юридическому) является «расширение» бытия права: от­ привычного corpus juris до многоуровневого правового пространства, в рамках которого происходит уникальное юридико-политическое действование, где правовые институты это не мертвые категории, сущность которых исчерпывается только выполняемыми или конкретными функциями, а «... ­живые существа. Некоторые из них - мертворожденные, другие бесплодны от рождения. Среди них происходит острая борьба за жизнь, и выживают только самые приспособленные».Думается, что в рамках по-прежнему господствующей редукционистско-позитивистской, ориентированной на создание универсальной теории права и сведение последнего к элементарно-предметным признакам юридической парадигмы, вряд ли возможно приблизиться к адекватному самопознанию, выявлению подлинного смысла и содержания национальной юридико-политической реальности в единстве с отечественным цивилизационно-культурным опытом. Напротив, признание того, что «право само по себе есть некоторое в высшей степени сложное и многостороннее образование, обладающее целым рядом отдельных сторон и форм «бытия», и каждая из этих сторон входит в сущность того, что именуется одним общим названием «право» », но в то же самое время « представляет по всему существу своему нечто до такой степени своеобразное, что предполагает и требует особого, наряду с другими, специального определения и рассмотрения»,является важной предпосылкой не просто перехода к так называемой широкой концепции права, но и развертывания права как регулятивной формы культуры до особым образом организованного социально-правового пространства (поля).Теоретическая сложность подобного распредмечивания юридической реальности вполне «окупается» теми методологическими и теоретическими «дивидендами», которые исследователь получает в ходе данной эвристической операции, когда дефиниции, иные положения многих отечественных авторов могут конкретизироваться, наполняться смыслом и значением. Так, социологически ориентированные (субстанциональные) определения типа «право - это, прежде всего, сама общественная жизнь» или «право выступает как источник, олицетворение и критерий справедливости» могут и должны быть верифицируемы (фальсифицируемы) только в контексте, задаваемом национальной правовой реальностью. Вполне очевидно, что в ее рамках должны найти место как собственно юридические (позитивные) рационализированные элементы, так и иные, юридически значимые (ценностно-символические) явления. Однако ясно и другое - при таком широком взгляде неизбежно изменение представлений об Источниковой­ базе, ведь именно источники права включают не только экономические условия, волю законодателя, господствующие (религиозные или идеологическое) доктрины, но и другую, не менее важную для развития и функционирования национальной правовой системы часть базового культурного (цивилизационного) сценария конкретного общества (мифологию, традиции и обычаи, «разум и совесть общества», «чувство приличия» ит.д.). «Юридические правила отнюдь не лишены причин, и их происхождение связано с некоторыми скрытыми от внешнего взора данностями», - справедливо отмечает Ж.-Л. Бержель. «Здесь мы хотим сказать, что в условиях существования большого числа социальных правил, отличных от правил юридических, особая задача права заключается в том, чтобы «­суметь усвоить любое другое социальное правило...Юридическое правило как таковое сравнимо с «прозрачным сосудом», отвечающим определенным критериям. Вместе с тем такое правило в зависимости от конкретной системы может получать особое содержание, приспособленное к определенным требованиям, которым оно должно удовлетворять ».В рамках подобной теоретической реконструкции право как объект юридической науки предстает в виде имеющего собственную историю и внутреннюю логику изменений (как части общекультурной модели изменений) грандиозного «предприятия по подчинению человеческого поведения руководству правил», процесса, в котором сами правила имеют смысл только в рамках существующих социальных институтов и практик, ценностей и образа мышления.В ходе современной отечественной правовой реформы, в плане обнаружения ее коллизионного характера и часто драматических результатов, определились, точнее обострились, проблемы, прямо или косвенно связанные с попытками нового теоретического конституирования правовой действительности и «конкуренцией» различных «правообъяснительных» теорий и моделей.Как «выявить» собственно право и воссоздать его в актах государства? Как в условиях широкомасштабной и явно ускоренной политико-правовой вестернизации основных сфер жизни российского общества все же сохранить собственные «юридические импульсы»? С помощью каких юридических инструментов можно поддерживать хотя бы минимальный уровень правопорядка, соответствующего и перестраивающегося­ социально-политической системе, и настроениям большинства населения, и «играм» новых властных элит? И это, конечно, далеко не полный перечень весьма «наболевших», обусловленных переходным периодом вопросов.Имплицитно важнейшей задачей реализации данных проблем стало стремление к такому моделированию национального правового пространства, при котором возможно, например, теоретическое и практическое разграничение права и закона как различающихся по природе явлений, признание и возможное «оправдание» имеющего место несовпадения закона и права (неправового закона), утверждение новых форм осознания современной юридической действительности (практики, науки, методологии и т.д.).Именно на понимание нарождающейся в России новой интеллектуальной ситуации (нового мышления) в юриспруденции и были направлены методологические семинары и организационно-деловые игры, посвященные решению ряда актуальных проблем судебной реформы и юридического образования, в ходе которых ряд ведущих современных правоведов делали, безусловно, интересные попытки конструирования социально-правового (регулятивного) пространства, в качестве идеального объекта, некоторой­ модели реальных юридических и иных юридически значимых явлений.В частности, М.В. Рац, возвращаясь к обсуждению соотношения права и закона, предположил наличие некоего «третьего слоя», залегающего «с той же стороны, где право, но глубже», и назвал его морально-аксиологической «протоплазмой». По его мнению, значение последней прежде всего в том, что именно в ней «вываривается и вырастает то или иное содержание права», т.е. иными словами, формируется «предправо» или «метаправо». «Это примерно то, что написано в Библии и что является не правом и не законом, а некими общечеловеческими ценностями», - утверждает Рац.Таким образом, в рамках предлагаемой схемы искомого идеального объекта представлено в современной науке три слоя социально-правовой реальности: закон - право - морально-аксиологическая «протоплазма». Причем движение именно по всем этим позициям - это стремление, с одной стороны, соответствовать и следовать глубинным ценностям и установкам (библейским текстам или сформировавшимся в конкретную эпоху представлениям о добре, зле, пользе, выгоде, справедливости, свободе и др.), а с другой -­ доводить все до состояния писаного закона и иных форм позитивного права, что как раз и отличает юриста-профессионала от специалиста, который может блестяще знать современное ему законодательство, но так и не подняться выше уровня известного диккенсовского стряпчего.Собственно, право в рамках подобного измерения естественным образом проблематизируется в контексте социально-юридического дискурса как альтернативе традиционному и наиболее распространенному в отечественной литературе нормативно-организационному подходу к вопросам правопонимания.Однако социально-юридический дискурс требуетнекоторых существенных дополнений и уточнений.Прежде всего, «слой» право, очевидно, должен включать в себя фундаментальные принципы (основы) правотворчества и правоприменения, которые реальны и действенны ровно настолько, насколько они соответствуют предправовой социокультурной ситуации (или ментальному сценарию), сложившимся в конкретной стране социальным практикам, конституирующим национальное политико-правовое пространство2*.В этих условиях, когда право как цивилизационный продукт и в то же время один из определяющих факторов развития социума балансирует между культурно-аксиологической средой и системой функционирующих социальных практик, оно естественным образом подвергается всевозможным изменениям, так называемым юридическим «мутациям». Однако, и это подчеркнем особо, в рамках социо- правового пространства право все же следует отнести к весьма устойчивым регулятивным элементам: оно, всегда в той или иной мере испытывающее «силовое притяжение» национальной правовой ментальности, изменяется на порядок медленнее своего внешнего выражения - законодательства. Законы же­ есть вещь «скоропортящаяся», отвечающая текущему моменту и поэтому значительно более подверженная влиянию обстоятельств разного порядка, в том числе и влиянию вышеперечисленных социальных практик. «­Власть установленных государством законов во все исторические эпохи (от древней до современной) выполняла роль стабилизирующего фактора, упорядочивающего многие (не только чисто правовые) социальные процессы и отношения между людьми. Однако существующие законы всегда испытывали ощутимое (вплоть до разрушительных последствий) влияние противоборствующих сил и воздействий» , -рассуждает В.Г. Графский . Напротив, право как ценность духовная, в частности как требование равнозако- ния, справедливого воздаяния, уважения прав человека, порядка, гармонии общественных связей и отношений, не сводится и вряд ли в рамках предлагаемого подхода можетбыть сведено только лишь к набору установленных (обществом и государством) или признаваемых норм и требований, но представляется разновидностью повторяющегося и устойчивого (!) общения, в котором все его участники обмениваются определенными «пристрастными» суждениями, демонстрируя свою приверженность вполне определенным этическим основам национальной культуры, составляющим базис законности и правового порядка в стране. Собственно, право и возникает как специфический социальный язык, особая форма социального взаимодействия.Включенность права и предправовой мировоззренческой инварианты в единое социально-культурное, регулятивное пространство, кроме всего прочего, создает ряд онтологических предпосылок для возникновения достаточно известного в мировой и отечественной правовой истории явления «замещения»: во время кризиса правовой системы и, соответственно, упадка правовой культуры, возможно, краха сложившейся­ юридической традиции (норм, процедур, институтов и учреждений) мораль, обычаи, представления, поведенческие установления (культурные коды), имманентные собственному, генетически обусловленному жизнепониманию и укладу большинства членов социума, восполняют в той или иной степени не только регулятивную, но и охранительную функцию права. В подобной ситуации именно эти «социокультурные автоматизмы» сознания индивидов и групп, принадлежащие широкому полю внепози- тивных предправовых феноменов, представленных Рацом, правда в несколько упрощенном виде, в качестве моральноаксиологической «протоплазмы» снабжают участников правового общения значительно большей уверенностью в устойчивости и предсказуемости упорядочиваемых социальных отношений, чем это делает, например закон. «­Всякой институционализации предшествуют процессы хабитуализа- ции (опривычивания). Любое действие, которое часто повторяется, становится образцом, осознается как образец и может быть совершено в будущем тем же самым образом и с тем же практическим усилием».Очевидно, что и право, и закон как важнейший элемент содиоправовой реальности требуют для своего различения и уяснения особенностей их взаимодействия гораздо больших усилий, нежели это отражено в известных суждениях об их практической роли в социальном регулировании, способах выражения и фиксации. Тем более, что характерное для многих разновидностей юридического позитивизма отождествление права с системой законов помимо серьезных концептуальных «потерь» сильно привязало юридическую науку к воле законодателя, привело к тому, что из юриспруденции выпало самое главное - право. На его месте утвердилось «творение» законодателя, воспринимаемое догматически, часто без критического размышления. Напротив, « «жизнь» права в социальном континууме опосредуется целями, интересами тех или иных социальных групп, организаций, индивидов, а факт принятия официальной юридической нормы не рассматривается единственным и достаточным условием действия права в обществе».Фетишизация же юридической формы, отвлечение от ее содержания создает соблазн для юристов рекомендовать обществу в качестве права то, что в действительности есть лишь воля правящих элит. Это случалось много раз в новейшей западной, да и в нашей собственной истории.Видимо, разделяя это далеко не безосновательное опасение остаться с «правоведением без права», Л.М. Карнозо- ва предлагает собственное понимание права и социоправо- вого (регулятивного) пространства.Следуя традициям европейских типов правопонима- ния, сложившихся прежде всего в рамках греко-римской гуманитарной практики, Карнозова представляет многослойную социоправовую реальность, включающую следующие структуры: «мир идей: идея права», «мир социальный: взаимодействие между социальными субъектами» и «мир знаковых форм: правовые нормы и законы». «Идея права, - утверждает автор данной модели, - довольно позднее образование в истории мысли, право вычленяется из синкретических организованностей, таких, например, как «справедливый закон». Идею права я связываю с этической рефлексией ситуации бесправия». « Нетождественность и в то же время связь этих слоев, то есть относительная автономность и помехи, возникающие при отображении этих слоев друг на друга... и порождают области правовых проблем».Несомненный интерес представляет и специальный, «сквозной» слой юридической мыследеятелъности, который, во-первых, связывает, объединяет представленную структуру, а во-вторых, является полем конструирования правовых норм («мира знаковых форм») в соответствии с идеями и принципами («мир идей права») и в то же время тенденциями правообразования в имеющей место социальной реальности («мир социальный»).По мнению автора данной работы, предлагаемая Л.М. Кар- нозовой схема - это, вне всяких сомнений, «продукт», идеальный объект, схватывающий определенную область социальной реальности, в данном случае право, возникший в рамках социально-юридического дискурса и им же методологически определяемый. Проблема права здесь - это, прежде всего, проблема деятельности, рефлексии, мышления. Так что в конечном счете «вся коллизия и сердцевина проблематики права состоит не в метафизическом ответе на вопрос о его сущности, а в «угадывании» права «здесь и теперь», в данной ситуации».Признавая определенную результативность и эвристическую значимость обоих представленных подходов (М.В. Рацаи Л.М. Карнозовой), сделаем ряд замечаний­ по последнему из них (тем более что некоторые ремарки относительно позиции М.В. Раца уже звучали выше):1) включая в психологически-идеологический (доктринальный) по своей сути «мир идей» вполне определенные, рефлекторно-отработанные нравственные принципы, в контексте которых только и может рассматриваться предлагаемая «ситуация бесправия», Карнозова элиминирует (по крайней мере нивелирует) дорефлекторный слой правового сознания, иррациональные структуры и неосознанные, но исторически (геополитически, этнически и т.д.) обусловленные юридико-культурные коды, которые наряду с рационализированными цивилизационными формами сознания (этикой, религией, философией, политической идеологией) определяют образ национально-правовой действительности;2) бесправие (псевдоправо, теневое право, неправо и т.д.) действительно можно фиксировать в случае, если есть определенное упорядочение социального пространства и действует законодательное регулирование, однако, во- первых, следует прежде определиться с природой и характером социального порядка (можно быть уверенным в том, что в разных социумах мы обнаружим оригинальную основу, способ упорядочения социальных связей),­ спецификой его генезиса, факторами, которые обеспечили и сохраняют равновесие, устойчивость общественных отношений, в той или иной мере гарантируют то, что М.М. Ковалевский удачно назвал «замиренной средой»; во-вторых, что вероятнее всего, «распознавание» «бесправия» все же выйдет за рамки исключительно этической маркировки национального политико-правового уклада в иные (возможно, менее рационализированные) пласты социальности. Более того, при детальном рассмотрении проблемы оказывается, что в ходе формирования и морально-аксиологической «протоплазмы», и «мира знаковых форм», и «мира идей» именно глубинные элементы политико-правовой жизни общества всегда выступают первичным уровнем той единственной реальности (сознания), где, по сути, и развертываются эти рационализированные формы бытия. Однако есть и другая сторона вопроса: мораль и принятая шкала ценностей имеет смысл только в связи с количеством и разнообразием накопленного опыта и «жизнь навязывает большинству людей одно и то же количество опыта», а последний, аккумулированный разными цивилизациями, часто оказывается слишком разнообразным, чтобы его можно­ было бы привести к общему знаменателю. Значит, при попытке конструирования таких многомерных идеальных объектов, каковым и является право (правовая реальность, правовая система, правовая жизнь), следует делать поправку на ментально-генетический фактор, поскольку разные условия развития народов, стран, цивилизаций порождают ничуть не меньшую вариативность, чем сама история. То обстоятельство, что разные цивилизации имеют различные фундаментальные принципы социальной организации, явно или неявно отличающиеся друг от друга модели политико-юридического развития, заставляет нас признать, что формальное присутствие права и закона (как, впрочем, и иных социальных и политических институтов: государства, самоуправления и т.п.) практически во всех существующих странах еще не означает возможности выведения универсальной, научно достоверной и при этом приемлемой для любого наблюдателя формулы ценности права, правового регулирования, юридических (правоохранительных) структур и, в конечном счете, всего опыта правового развития общества и государства, принадлежащих к тому или иному цивилизационному континууму.Именно в этом ключе и следует реконструировать представленные ранее позиции.Признание­ собственной онтологии права, различение ее от юридической деонтологии, разграничение сущего идолжного означает понимание сути и содержания права как явления, всегда (в той или иной мере) выражающего требования определенного типа цивилизации, формирующегося и развивающегося на исторически заданном ментальном фоне, вбирающего в себя разнообразные проявления национальной ментальности, которые неизбежно отражаются и фиксируются в структуре и содержании деятельности социально-политических институтов, сопряженных, таким образом, с ценностно-нормативной сферой общества.В поисках онтологических оснований права, через отказ от привычных в отечественной традиции редукционистских его представлений и признание того, что «­право в специфическом виде отражает жизнь во всех ее сложных проявлениях, причем в проявлениях чрезвычайно широкого диапазона - от глубинных пластов жизни (экономической организации общества, структуры политической власти и др.) до самых что ни на есть прозаических, житейских, семейных, бытовых»,необходимо использовать иной познавательный инструментарий. Так, в свете методологической проницательности отмеченных выше отечественных правоведов, в соответствии с тематической акцентуацией данной работы проведем дальнейшее «распредмечивание» Правовой реальности, во многом органичное рассмотренным выше моделям.Учитывая высказанные замечания в отношении приведенных схем, представим несколько иную аналитику права, а именно развернем признаваемый и М.В. Рацом, и Л.М. Карнозовой (как, впрочем, и другими авторами, например С.С. Алексеевы^) первичный (наиболее дискуссионный) слой юридического пространства - морально-аксиологическую «протоплазму» («мир идей») вместе с «миром взаимодействия социальных субъектов». В результате такой реконструкции, проведенной в ракурсе ментального измерения, данный, ранее описанный с помощью всякого рода абстракций и допущений, предправовой (предзнаковый) уровень распадается на ряд элементов, выявление и изучение которых как раз и позволяет его конкретизировать, «декодировать» эту принципиально «неотрефлексированную стихию» юридически значимых чувств, мыслей и т.п. При этом очевидная (функциональная­ и топологическая) корреляция юридического менталитета и так называемой «генетической» области правовой материи позволяет рассматривать данные компоненты в качестве основных (архитектонических) структур юридической ментальности: «юридической парадигмы» (парадигма правового сознания)другие (агрессия). Так, в православной ментальности бедность всегда вызывала сочувствие, а богатство считалось чем-то порочным, однако для христианского протестантизма - духовной и идеологической основы западного капитализма и правовой государственности - богатство выступает символом близости к Богу, так как чем более человек угоден высшему разуму, тем в большей мере Бог способствует его финансовому успеху. Типичные для «полунормативной» сферы того или иного социума потребности и устоявшиеся способы их удовлетворения существенно влияют на саморазвивающиеся, доминирующие (принимаемые большинством членов общества в качестве положительных) стандарты поведения, которые в юридическом дискурсе, прежде всего, могут и должны быть оценены с точки зрения наличия и величины криминогенного потенциала.В исследованиях предправовых компонентов нельзя обойти вниманием и еще один аспект - устоявшиеся представления о сущности и степени экстерриториальности личности, ее неподопечности в обществе и государстве, об особенностях понимания необходимости уважать права другой личности и всячески удерживать себя от вторжения в ее автономный мир, совершения неправомерных (как в строго юридическом,­ так и внеюридическом смыслах) поступков. С позиций ментального измерения политико-институциональной и социоправовой действительности последнее является чрезвычайно важным критерием познания и оценки любого национально-цивилизационного пространства, создает необходимые предпосылки объяснения причин возникновения, смысла существования и функционирования многих юридических и политических институтов и структур, правовых практик и типичных (привычных) поведенческих реакций.Так, кросс-культурные социологические исследования последних лет показывают весьма тесную сопряженность последних с представлениями о «privacy»: типичный американец, для того чтобы остановить очень шумную ночную вечеринку у соседа, всегда обратится в полицию, так как считает органы власти единственным субъектом, имеющим право на вмешательство в чужую жизнь. Большинство же россиян подобные персоноцентрические установления расценивает не иначе как зловредность или «стукачество», порожденное «высокой межличностной отчужденностью в западном мире». В ряде стран Западной Европы положительное высказывание мужчины об одежде женщины часто может быть расценено в качестве одного из вариантов сексуального­ домогательства.Экспликацией национального «кодекса» установлений традиционно заняты этнографы и антропологи. Обращаясь к рассмотрению различных проблем современных мультикультурных обществ (России, Франции, Германии, США и др.), количество которых в силу известных событий ХХ в. (мировых войн, революций и т.п.) значительно возросло, эти специалисты могут по достоинству оценить непревзойденное значение данного компонента национальной ментальности для поддержания необходимой устойчивости, равновесности общественных отношений, его ощутимую реальность для всех членов социума. Например, нередко сейчас можно услышать или прочитать как в доступной массовому читателю, так и в специальной литературе следующее утверждение: «­В результате наплыва мигрантов из бывших республик СССР и за счет большого оттока населения в страны дальнего зарубежья отмечается изменение демографического облика Москвы. В 90-х годахжители Северного Кавказа и Закавказья удерживают пальму первенства по численности мигрантов в Москве, и это способно повлиять на культурные и социальные традиции столицы».Зарубежные исследователи также останавливаются на проблемах столкновения разных предправовых комплексов и поведенческих схем в рамках одной правовой и политической системы. Так, американский армянин Лео Хамальян пишет: «Я чувствовал, что для моих детей важно усвоить представления и обычаи той страны, где они живут. Я не видел разумных причин загружать их юные головы бесконечными рассуждениями... об экзотической религии, о древней стране, о которой помнят только наши отцы».Овладение способами поведения, осознание (или хотя бы искусная имитация последнего) незнакомой иерархии ценностей, принятых на «новой Родине», - это обязательный шаг на пути освоения иммигрантом иной, возможно, ранее вообще чуждой для него правовой действительности. Шаг настолько необходимый для жизни в новых условиях, что, как свидетельствуют многие этнографы, даже мигранты, выходцы из традиционных культур Азии и Африки, готовы жертвовать ради него своими, ранее, казалось бы, незыблемыми представлениями (о должном, допустимом и запретном), а соответственно, и поведенческими реакциями, обычаями. «На Востоке жизнь женщины все еще ограничена преимущественно домашним кругом. Ее интересы представляют в обществе муж, отец, брат. А в эмиграции наряду с традиционной своей ролью она зачастую выполняет также функцию «связи с общественностью» - социальными институтами, школой, в которой учатся дети, с муниципалитетом. Она приобщается к западному образу жизни», -отмечает З.И. Левин. Так что выдающийся этнограф и историк культуры XIX в. Э.Б. Тай- лор, кажется, явно поспешил заявить, что «при рассмотрении с более широкой точки зрения характер и нравы человечества обнаруживают однообразие и постоянство яв-лений, заставившие итальянцев сказать: «Весь мир есть одна страна».Последнее, кроме всего прочего, подтверждается и тем несомненным различием, которое обнаруживают многие правоведы, в частности компаративисты, даже при самом поверхностном рассмотрении у разных народов так называемых практических форм правосознания - правовых чувств, привычек, навыков, знаний, присутствующих как следствие и итог овладения индивидами принятых в конкретном социуме правозначимых стандартов поведения, их достаточной ориентации в сфере национальных установлений и наиболее типичных для членов данного общества потребностей. Таким образом, и субъективно ощущаемые установки по отношению к различным сторонам и признакам политико-институциональной и юридической действительности (например чувство долга, справедливости, ответственности), и умение совершать требуемые правовым общением внешние действия (например заключение договора, обмен благами, возмещение­ ущерба и т.п.), и устойчивая или, наоборот, неустойчивая потребность индивида в следовании собственно правовым стандартам поведения (юридическим предписаниям), и стихийно формируемый у субъекта набор первичных сведений о праве, законах, иных существующих в стране нормативно-правовых актах и правовых средствах (режимах) и т.д. во многом являются отзвуком именно данного (поведенческого) компонента правовой ментальности, всегда развиваются и наполняются конкретным содержанием в рамках ментального фонда. Поэтому в свете последнего (а не вообще!) только и могут быть действительно поняты и оценены.Обобщая все сказанное, можно говорить о непревзойденной значимости предправовых установок, привычек и стереотипов для процесса освоения индивидом стандартов нормативного, законопослушного поведения, который в специальной литературе получил название правовой (политико-правовой) социализации. Последняя же (как одна из функций правовой ментальности) «­предполагает не только обретение соответствующих нормам права навыков социального поведения, но и развитие мотивационных структур как внутренних гарантов, обеспечивающих соблюдение личностью правовых предписаний ».В этом плане вполне понятна и цель данной социализации - интеграция личности в систему политических институтов и структур, ее подготовка к полноценному и продуктивному освоению, прежде всего (как наиболее доступного), национального социально-правового опыта (опыта предшествующих поколений), существованию и функционированию в структурах гражданского общества и государства. «Разучивание» социальных ролей возможно лишь при достаточно успешном овладении индивидами набора базовых, ценностно окрашенных установок и стереотипов этноса, социума и конфессии, представителем которых он является.Во всеобщей правовой истории есть и весьма знаковые примеры репрезентации, преломления тотальности жизненного (поведенческого) уклада в различных типах политических и правовых структур и институтов. Например, учреждение института присяжных заседателей в Англии - это результат «материализации»Общее, интеллектуально-поведенческое поле (система принятых социальных практик), соответствующее характерному для развития страны культурному сценарию, способствовало появлению идей о гармоничном сочетании «Короны и мест»: первая идея состоит в том, что власть разъездного коронного судьи не может быть безграничной, произвольно вмешиваться в жизнь подданных, а поэтому должна быть ограничена представителями мест;вторая идея - это идея суда равных: баронов должен судить не просто суд королевской курии, а еще и сами бароны. Очевидно, что эти представления и идеи и были движущей силой процесса создания суда присяжных, а с другой стороны, понятно, почему подобный институт появился в Англии, а не, скажем, в России.Таким образом, рассмотрение политико-правового менталитета в его сущностном аспекте действительно позволяет выделить три базовых структурных (архитектонических) элемента (подсистемы), каждый из которых, с одной стороны, представляет собой некое постижимое (самодостаточное!) целое и, несомненно, имеет свои особенности (их существование выражает сущность национальной юридической ментальности), но, с другой стороны, лишь в единстве (естественно, с учетом принципа­ эмерджентнос- ти - несводимости характеристик и свойств целого к характеристикам и свойствам его частей) данные компоненты отражают целостность, тотальность самого правового менталитета. В методологическом плане последнее утверждение кажется достаточно сложным, но теоретическую значимость его вряд ли можно переоценить, особенно следуя современной тенденции преодоления редукционизма как глобальной установки гуманитарного познания. «­Конечно, целое в своем поведении существенно зависит от свойств и характера поведения его элементов. Однако редукция свойств целого к свойствам его частей возможна лишь в простейших ситуациях (в случае так называемых суммативных систем), которые представляют собой лишь незначительную часть из всего многообразия реально существующих объектов. Как правило, целое характеризуется специфическими параметрами и законами, которые не присущи отдельным его элементам».Следует также заметить, что не только целое несводимо к частям, но и часть может быть в полной мере понята лишь в ее соотнесении с целым, в контексте последнего. Тем не менее, вряд ли обоснованны (особенно в разного рода социально-гуманитарных исследованиях) представления о части как о чем-то количественно и качественно «ущербном» , второстепенном по отношению к целому. Например, выше уже отмечена относительная автономия, самоценность архитектонических структур юридического менталитета, то же самое можно сказать и об индивидуальном уровне правового менталитета в универсуме национальной ментальности и т.д. Для иллюстрации подобного рода отношений вполне показательным является пример, приводимый чешским средневековым писателем Томашем из Штитного. Объясняя, что каждая из частей причастия содержит все тело Господне, он прибегает к сравнению с зеркалом, которое едино, и с определенного положения, задаваемого держащим это зеркало, максимально полно отражает лицо, но, по большому счету, всегда состоит из определенных частей (их количество определяется силой удара и, может быть, еще некоторыми факторами), конфигурация которых при объединении, конечно, уже не даст абсолютно точного,­ первоначального варианта (целого) зеркала, хотя, возможно, по своим основным характеристикам и приблизится к нему. Однако и каждый из полученных осколков, но уже в ином положении (расстояние, угол зрения и т.д.), так же способен отразить (плохо ли, хорошо ли?) лицо смотрящегося в него. Приведенное сравнение очень образно: дробится план выражения, но не план содержания, который остается целостным.Дифференциация же представленных компонентов - смысловое «определивание» политико-правовой парадиг-мы, стиля юридического мышления и правозначимого кодекса поведения весьма условна и оправданна, прежде всего, как необходимый для понимания такой «тонкой» субстанции, какой и является инвариантная основа национального правового мира эвристический прием. Представителями западной философско-методологической традиции последний весьма активно обсуждался еще на рубеже XIX и ХХ вв. А.Н. Уайтхед писал: «­Что такое понимание? Как мы могли бы его охарактеризовать? В первую очередь понимание всегда нуждается в понятии «композиция». Это понятие вводится двумя путями. Если понятая вещь составная, то понимание ее может заключаться в указании на составляющие ее факторы, а также на способы их переплетения, в результате чего и образуется целостная вещь. Такой способ постижения делает очевидным, почему вещь именно такова, какова она есть. Второй способ понимания заключается в том, чтобы рассматривать вещь как единство независимо от того, можно ли ее анализировать... В первом случае вещь познается как результат, во втором как каузальный фактор».Тем не менее по характеру и степени «погруженности» данных компонентов в правовое поле представляется возможным иерархизировать основные ментальные структуры, соотнести их между собой. Так, можно говорить о трех (архитектонических) уровнях правового менталитета:- правозначимый «кодекс» поведения, наличествующий прежде всего как продукт самоорганизации и саморазвития национального бытия, нормы, запреты, представления о допустимых, недопустимых и обязательных видах и формах индивидуальной и коллективной активности;- стиль правового мышления, включающий когнитивные установки, обусловливающие понимание того, что такое право, закон, справедливость, правосудие, государственная власть и способы принуждения индивидов и их групп, правомерное и неправомерное поведение, а также правила и стереотипы интеллектуальной познавательнойпрактики в различных видах политического и юридического «общения»;- политико-правовая парадигма как высший уровень, наиболее широкий пласт правовой и политической ментальности, содержание которой определяется спецификой функционирования других компонентов, чем и задается ее роль и значение в национальном (цивилизационном) политико-институциональном­ пространстве в качестве исходного уровня развития собственно политических и правовых структур, явлений и процессов (например правотворчества и правореализации, государственноправовых институтов и учреждений, законности и правопорядка и т.д.).Подчеркнем, что переход от одного уровня правового менталитета на другой, и это вполне очевидно, носит кумулятивный и рефлексивный характер: происходит усвоение основного содержания и соответствующее его отражение и расширение за счет подключения новых факторов и форм. С другой стороны, в динамике ясно и то, что представленные уровни юридического менталитета коэво- люционны в своем формировании и развитии.В итоге анализ конкретной политической системы, ее природы и особенностей функционирования, различного рода кросс-культурные исследования будут ограниченными и с методологической точки зрения некорректными и «п??стыми» без выявления и учета сложившегося в глубинах национального бытия политико-правового менталитета как интегрированного вектора, суммарного результата деятельности его архитектонических структур, факторов детерминации поведения «юридических и политических агентов». Постоянная артикуляция­ компонентов правовой ментальности в рамках национальной политико-институциональной сферы приводит к эффекту «разлитости» в ней этих трудноуловимых настроений, неявных мыслительных установок и ценностных ориентаций.Известную «растворенность» права и политических структур в различных внеюридических социальных институтах заметил еще Г. Мэн, указывая, в частности, что древние свободы законов римлян, греков и индусов и наВостоке, и на Западе «смешивали религиозные, гражданские и просто моральные предписания без малейшего внимания к их сути». Более того, ментальное измерение правовой системы, рассмотрение последней сквозь призму основных компонентов глубинной этнонациональной инварианты, с одной стороны, позволяет выявить природу и особенности процесса социализации позитивного права, его фактическую легитимность, специфику включения юридических форм (как собственных, так и инокультур- ных) в постоянно развивающийся общественный организм, а с другой - увидеть и изучить те социокультурные факторы, в силу которых право в процессе позитивации часто теряет свою (собственно юридическую) сущность и логическое содержание.В конечном счете системное­ и фундаментальное исследование правовой ментальности - новой проблематики в отечественной теории права, видимо, все же приведет к значительным корректировкам в области современного правопонимания в пользу представления права как неоднозначного, многопланового феномена, нормативной (формально-определенной) оболочки «реальностей слишком разнообразных, чтобы быть удобным объектом для изолированного изучения...»

  
  
Скачать дипломную работу