Полный текст:
ПРОБЛЕМА ТРУДА И СОБСТВЕННОСТИ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ
Содержание
Вступление. 3
Глава 1. Общая характеристика постиндустриального общества. 5
Глава 2. Проблема труда в постиндустриальном обществе. 11
2.1. Теория трудовой стоимости. 14
2.2. Проблема молодежного труда в постиндустриальном обществе. 17
2.3. Интеллектуальный труд и формирование «класса интеллектуалов» в постиндустриальном обществе. 21
Глава 3. Проблема собственности в постиндустриальном обществе. 24
3.1. Интеллектуальная собственность. 28
Заключение. 31
Список использованной литературы.. 32
Вступление
Утверждение о спиралевидности и стадийности развития любого общества сегодня является аксиомой. Пожалуй, огромное значение в выкристаллизовывании этой концепции сыграла теория К. Маркса о прохождении обществом в своем развитии определенных формаций. Конечно, термин «постиндустриальное общество» не принадлежит К. Марксу, но само понятие продолжает ряд, начатый Марксом: доиндустриальное, индустриальное, постиндустриальное общество. Приставка «пост-» в данном случае объясняется тем, что постиндустриальное общество находится в стадии формирования, становления, и у ученых – социологов, историков, экономистов – ещё не сложилось четкого представления об этой эпохе для того, чтобы дать ей более содержательное, точное определение. Постиндустриальное общество характеризуется не только изменением в экономическом укладе и технологиях, но и преобразованиями во всех сферах человеческой жизни - изменениями в отношении к труду, личности, собственности, свободе, полу, ценностям и другим основополагающим концептам, определяющим человеческое бытие. Однако так как понятие постиндустриального общества слишком широко и многоаспектно, темой данной работы была выбрана экономическая составляющая данного типа общества, а точнее – проблема труда и собственности в новом обществе, так как изменение отношения к труду и собственности и самих этих понятий в новых условиях существования человека как нельзя лучше характеризует новую эпоху и позволяет понять её суть. Целью данной работы, таким образом, является рассмотрение понятий «труд» и «собственность» в постиндустриальном обществе и анализ трансформации значений этих понятий в новом мировоззрении. Для достижения данной цели были выполнены следующие задачи: дана общая характеристика постиндустриальному обществу, особое внимание обращалось на отличия новой формации от всех предыдущих; затем, были рассмотрены понятия «труд» и «собственность» в новых условиях развития общества, описана новая интерпретация понятия «труд» в постиндустриальном обществе, в том числе рассмотрен молодежный труд; проведен анализ понятия «собственность» и рассмотрены различные виды собственности – традиционная, производственная, интеллектуальная, частная, и т.д.
В работе использованы труды известных историков, социологов, философов современности - как отечественных (Иноземцева В.Л., Красильщикова В.А.), так и зарубежных (Тоффлера А, Белла Д. и др).
Глава 1. Общая характеристика постиндустриального общества
Экономические, социальные и культурные преобразования, происходящие в нашем обществе сегодня, наиболее адекватно описываются теорией постиндустриального общества, созданной Д. Беллом и развитой Д. Рисманом, А. Тоффлером, З. Бжезинским, Дж. Гэлбрейтом, А. Туреном и другими. Термин «постиндустриальное общество» впервые появился в США на рубеже 50-60х годов. Американский социолог Даниел Белл широко использовал этот новый тогда ещё термин в своих лекциях для характеристики нового этапа американского капитализма, основными чертами которого являлись экономический рост и повышение благосостояния, связанные с процессами технизации труда. Однако полноценно теория постиндустриального общества начинает развиваться только с конца 60-х годов. Именно тогда были определены отличительные черты нового типа общества: массовое распространение творческого, интеллектуального труда; качественно возросший объем и значение научного знания и информации; развитие средств коммуникации, преобладание в структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью и сельским хозяйством. Ученые начинают рассматривать постиндустриальное общество как качественно новую ступень развития всего человечества, а не только Запада.
Следует отметить, что в различные периоды развития теории постиндустриального общества подходы к этому понятию менялись. Так, например, в 70-е и 80-е годы концепция постиндустриального общества развивалась, главным образом, как футурологическая и социологическая теория, призванная описать воздействие новейших информационных технологий на социум. Д. Белл в своей основной работе «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» заявляет, что в наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет развитие нового социального уклада, зиждущегося на телекоммуникациях. Становление, постиндустриального общества он связывает с развертывающейся революцией в организации и обработке информации и знаний, в которой центральную роль играет компьютер, который, по мнению американского социолога, является символом и одновременно материальным носителем технологической революции, ведь именно компьютер коренным образом трансформирует общество второй половины ХХ века[1]. Таким образом, ключевая роль в новом обществе отводится информации и электронным средствам, обеспечивающим техническую базу для ее использования и распространения. В связи с этим, широкое распространение получил термин «информационное общество», в общем-то, дублирующий понятие «постиндустриальное общество», и использующийся для обозначения цивилизации, в основе развития и существования которой лежит особая субстанция, именуемая «информацией», обладающая свойством взаимодействия как с духовным, так и с материальным миром человека и, тем самым, определяющая одновременно и социокультурную жизнь человека, и его материальное бытие.
Следует отметить, что у теоретиков постиндустриального общества не наблюдается единого мнения по поводу названия новой стадии социального развития: для ее характеристики наряду с понятием «информационное общество» используются довольно широкий спектр эпитетов: «сверхиндустриальная цивилизация» (Тоффлер А.), «научное общество» (Понятовский М.), «телематическое общество» (Мартин Д.), «технотронное общество» (Бжезинский Д.). Но чаще всего для обозначения нового общества употребляются термины, содержащие приставку «пост»: постбуржуазное, посткапиталистическое, постмодернистское, постцивилизационное, постэкономическое, постисторическое общество и др. Интересным в этом плане является подход известного российского ученого В. Иноземцева. Учредитель Центра исследований постиндустриального общества, автор фундаментальных работ по экономике и социологии («Расколотая цивилизация», «За пределами экономического общества») подразделяет всю историю цивилизации на три эпохи: доэкономическую (когда основным типом деятельности была предтрудовая активность, позволяющая человеку противостоять природе в борьбе за выживание), экономическую (основанную на труде как уже целесообразной деятельности по созданию благополучной, с точки зрения материальных ценностей, и безопасной среды обитания) и постэкономическую (первые признаки которой стали проявляться в последние два десятилетия XX века). Под изменениями постэкономической эпохи В. Иноземцев понимает качественные изменения характера деятельности людей, создающих все более весомую часть валового продукта. Эту деятельность В. Иноземцев называет творчеством, которое по своим сущностным характеристикам принципиально отличается от трудовой деятельности в её традиционном понимании[2].
Рассмотрим подробнее основные признаки в экономической и социальной жизни общества, характерные для постиндустриального общества. В производственной сфере главные перемены в основном связаны с переходом от массового характера производства к мелкосерийному – принцип стандартизации постепенно сменяется принципом разнообразия. С технической точки зрения это стало возможным благодаря внедрению новейших компьютерных технологий. В свою очередь, успех технологий, разрушающих унифицированный подход в производственно-экономической сфере, во многом обусловлен стремлением человека вырваться из оков единообразия, которые породила механизация докомпьютерного периода. С философской точки зрения массовое производство и потребление, массовое тиражирование культурных стандартов и норм восприятия действительности является выражением примата целого над частным, общего над отдельным, единого над множественным. Как уже отмечалось выше, только с развитием компьютерной технологии, стал возможным отход от массификации производства – производство стало более гибким и нацеленным на удовлетворение самых разнообразных потребностей. Но, вместе с тем, связывать переход к новому историческому периоду только лишь с научно-техническими достижениями, было бы не слишком корректно: в этом случае имел бы место отход на позиции технократизма, что идет в разрез с постмодернистским мировоззрением, так как утверждает приоритет одной сферы над всеми остальными. Рассуждая в данном русле, Тоффлер О. подчеркивал, что демассификация производства происходит параллельно с утверждением новых стилей труда, новых ценностей, нового разнообразия, и эти изменения не сводятся только лишь к экономической сфере, они носят глобальный характер, проникая во все области жизнедеятельности людей. По его мнению, изменения в неэкономических сферах как раз и помогут определить, что происходит в сфере экономической. Пожалуй, именно Тоффлер О. был наиболее глубоким мыслителем из плеяды теоретиков постиндустриального общества; именно он подчеркивал масштабность изменений в обществе конца ХХ века, выводя их далеко за рамки технических и телекоммуникационных новаций. «Во все большей степени, – отмечал он, – люди осознают, что вокруг нас формируется новая культура. И дело не только в компьютерах… Это новые установки по отношению к труду, полу, нации, досугу, авторитетам и так далее»[3]. Таким образом, можно сделать вывод, что преобразования в производственно-экономической и научно-технической сферах следует описывать в контексте общекультурных изменений, происходящих в последних десятилетиях ХХ века, то есть исходя из реалий культуры постмодерна и особенностей постмодернистского мировоззрения.
Плюрализм (или разнообразие) является основным признаком постиндустриального общества. Если говорить об экономике, то разнообразие обнаруживается не только в типах техники, товарном ассортименте и видах услуг, но и в потребности в широком спектре различных профессий. Причем рабочий в постиндустриальном обществе мыслится уже не как придаток конвейера, которого можно заменить любым другим, а как разносторонне развитая, изобретательная, инициативная личность. Естественно, разнообразие как характеристика постиндустриального общества воплощается не только в области экономики – оно пронизывает все сферы и подсистемы общества. Утверждение разнообразия как некой фундаментальной основы гарантирует плюрализм, то есть равноправное существования самых разных позиций, и постиндустриальное общество создает определенные условия для реализации этого принципа.
С принципом плюрализма неразрывно связан принцип децентрации, воплощение явственно прослеживается в постиндустриальном обществе, ведь последнее фактически лишено того единого и основополагающего центра, вокруг которого вращается вся социальная жизнь. Это в полном смысле «мозаичное общество», которое то и дело меняет центры притяжения и отличается предельной подвижностью своих связей и зависимостей. Как отмечает социолог-постмодернист Зигмунд Бауман, время начальственных кабинетов, в которых рождались всеобъемлющие планы, во имя которых от каждого можно требовать послушания и согласованности действий, уходит в прошлое вместе с эпохой модерна. Мир больше нельзя моделировать как объект администрирования, обозреваемый с высоты стола генерального директора. Принцип единоначалия, который символизировал индустриальную эпоху, становится неуместным в постиндустриальном обществе. Децентрация охватывает практически все сферы общества наших дней: в производстве мы наблюдаем процессы демассификации и разукрупнения предприятий, в сфере управления происходит перераспределение властных полномочий центра в пользу регионов, а базисное планирование переносится на локальный уровень, а что касается доступа к информации, то новейшие электронные технологии предлагают невиданные доселе возможности для пользователей самостоятельно получать необходимые им сведения, независимо от цензуры центра[4].
Однако необходимо упомянуть и о получающих распространение в современном обществе интеграционных тенденциях. Так, налицо процессы экономической интеграции и образования наднациональных экономических и властных структур, например, становление Европейского сообщества. Одновременное наличие процессов дифференциации и глобализации мы имеем и в средствах массовой информации. Но интеграция в эпоху постиндустриализма не предполагает господства центра, в данном случае речь идет скорее о некой координации, цель которой – успешное функционирование и развитие составных частей.
Таким образом, в постиндустриальном обществе налицо постмодернистские по своему духу процессы децентрации, но никак не анархии, так как децентрированные части не пытаются обособиться, а наоборот, стремятся к совместной деятельности, но уже с учетом индивидуальных, самобытных особенностей.
Глава 2. Проблема труда в постиндустриальном обществе.
Общество переходит от одной формации к другой, от одного исторического этапа к другому путем определенных трансформаций. Трансформация, как процесс, представляет собой действительно полную «ломку» существующих стереотипов, интересов, ценностей, принципов. Не их оптимизацию, совершенствование, а именно радикальное изменение. Например, вместо принципа «внешний мир - враждебен, кругом одни конкуренты» начинает использоваться принцип «весь мир помогает нам, мы – партнёры». Вместо традиционного принципа «начальник-подчинённый», в трудовых отношениях начинает действовать принцип «руководитель-сотрудник», «сообщество равноправных партнёров». Трансформация касается всех аспектов общественного развития (и всей системы социально-трудовых отношений, в том числе), происходит на всех уровнях одновременно и параллельно, она возможна только на уровне общества в целом. Представляется нереальным и неэффективным осуществлять радикальные качественные изменения в только в одном из структурных элементов (идеология, политика, экономика, социальная сфера, институты).
Перечислим основные трансформации в сфере труда и трудовых отношений в период постиндустриального общества. Во-первых, трудовые отношения постиндустриального общества находятся в своем развитии, новые черты этих отношений только конструируются, и поэтому пока достаточно сложно выделить постиндустриальные признаки этих отношений. Более того, трансформация системы общественных отношений (и трудовых отношений, как их структурного элемента) осуществляется на качественно ином уровне, нежели в течение предшествующих периодов. Качественно изменяется система интересов и ценностных ориентиров общественного развития, интересов и ценностей в сфере труда. Качественные изменения касаются и системы критериев оценки эффективности труда и эффективности развития социально-трудовых отношений. Не следует также сужать происходящие изменения до масштабов НТР и экономических преобразований. По мнению Неходы Е.В., причина лежит глубже - в формировании качественно нового типа отношений в системе «общество-природа-человек». Все вышеперечисленные качественные изменения, по мнению социолога, привели к тому, что существующие теории общественного развития и их модификации оказываются неактуальными, требуется пересмотр всей господствующей трактовки законов общественных отношений (в том числе и трудовых), вступивших в новую стадию социализации.
Интересно также замечание Неходы Е.В. о том, что на современном этапе не происходит развития капитализма, социализма или коммунизма, вместо этого, создается новая система общественных координат и новая система трудовых отношений и отношений собственности[5]. В этой связи необходимо упомянуть о концепции Д. Белла, который в своей работе «Грядущее постиндустриальное общество» уже в 60е годы поставил вопрос о многовариантности развития на этапе становления постиндустриального общества, отвергнув концепцию «конвергенции» об однозначности превосходства какой-либо определенной модели. Революционный для своего времени вывод Д. Белла о том, что постиндустриальное общество не вырастает из противоречий индустриализма, а возникает с появлением новых качественных структур – научных сообществ, актуален и сегодня. Сохраняет свое значение также тезис об экспансии производства услуг и информации как основной черте становления нового общества[6]. Так, трехсекторная модель, предложенная К. Кларком в 40-е гг. XX века, была дополнена Д. Беллом ещё двумя секторами. К. Кларк выделял в народном хозяйстве индустриального государства три сектора: добывающие отрасли и сельское хозяйство; отрасли обрабатывающей промышленности; отрасли услуг. Д. Белл считает невозможным не выделить четвертичный сектор (торговля, финансовые услуги, страхование, операции с недвижимостью) и пятеричный сектор (здравоохранение, отдых, образование, наука, государственное управление, индустрия отдыха). Рассмотрим количественные изменения в сфере труда на примере США. Так, в сфере услуг (включая информационный сектор) в 1970 г. было занято 66 % работников, а в 1993 г. уже – 78 %. В то же время число занятых в производственных отраслях снизилось с 27 до 16 %. По общим оценкам в США доля занятых в сельском хозяйстве не превышает 5 %. Те же тенденции наблюдаются в Великобритании, переступившей эту черту в 1970 г., Японии (1975 г.), ФРГ и Италии (1980 г.). Предполагается, что в ведущих странах мира тенденция сокращения занятости в производственном секторе продолжится; и, согласно Бюро статистики занятости США, производственный сектор к 2007 г. составит 10 %. Подобные структурные изменения в занятости привели к увеличению доли квалифицированных работников, изменениям в характере труда, к увеличению значимости корпораций.
По мнению большинства исследователей в течение последних 30 лет корпорации активно «социологизировались», то есть большинству работников обеспечивалась система пожизненного найма, а удовлетворённость становилась главным направлением использования человеческих ресурсов. С другой стороны, все большее значение приобретает экономизация процесса производства – то есть направленность всех аспектов деятельности организации на достижение целей производства и максимизацию прибыли[7].
Ещё одной характерной чертой «нового» труда стала его индивидуализация, возврат к ремесленничеству (на качественно новом уровне), институтам мастерства, ученичества и наставничества. Стоит отметить постепенный уход в прошлое узкой специализации и узкого профессионализма, и, напротив, возрождение универсализации, повышения квалификации, постоянного обучения и совмещения функций и операций в процессе труда. Новый характер труда определяет и новый характер трудовых отношений, проявляющихся во взаимодействии и общении, в диалоге личности. Тот факт, что люди в общественном производстве сегодня общаются с людьми, а не взаимодействуют с машинами и механизмами, является фундаментальной характеристикой труда в постиндустриальном обществе. Изменения в экономической структуре хозяйства и занятости соответствующим образом повлияли и на формирование новых подходов к социальной стратификации. Если ранее основу социальной структуры составляла частная собственность, то в постиндустриальном обществе общественный статус человека зависит от его здоровья и образовательного уровня.
Следует ещё раз отметить, что невозможно говорить об элементарных отношениях замены во времени постиндустриальным обществом индустриального. Прогресс в общественных отношениях носит скорее качественный, нежели количественный характер, так как к концу 1980-х гг. доля индивидуального сектора в большинстве развитых стран как в ВВП, так и в структуре занятых стабилизировалась. Знания и информация проникают во все сферы экономики, а не концентрируются в её отдельных секторах или сферах деятельности.
2.1. Теория трудовой стоимости
Одним из основных понятий экономики в сфере трудовых отношений является понятие трудовой стоимости, введенное К. Марксом. Согласно марксизму меновая стоимость вещи или услуги, то есть количественное соотношение, в котором потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого рода, определяется объемом вложенного в данную вещь труда: «Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой "созидающей стоимость субстанции"»[8]. Следует уточнить, что речь идет не об объеме труда, вложенном в данную конкретную вещь, а о том минимальном объёме труда, который необходим для создания такой вещи на существующем уровне развития производительных сил. Каждый отдельный товар, таким образом, имеет значение лишь как средний экземпляр своего рода. Это следует непременно учитывать, так как при вульгаризации понятия принципа трудовой стоимости самой дорогой и ценной спичкой была бы та, к примеру, которая была выточена из целого бревна напильником. Этот пример как нельзя лучше иллюстрирует стремление повышать себестоимость за счет искусственного повышения нерационального вложения труда. Подобное извращение принципа трудовой стоимости часто применяется на практике при оценке «валовой стоимости».
Особое внимание стоит также обратить на то, что теория трудовой стоимости является идеализированной моделью и полностью реализуется в модели идеального рынка. То есть в условиях равновесия рынка, свободы рыночных операций, открытости информации, отсутствии монополий, отсутствии действующих внеэкономических факторов и т.д. Понятно, что в ситуации катастрофы теория трудовой стоимости работать не будет. Например, в ситуации голода цена хлеба будет практически не связана с его трудовой стоимостью в том случае, если его запасы ограничены внеэкономическими факторами (блокада, стихийное бедствие, невозможность быстрой доставки из-за разрушения коммуникаций и т.п.). Точно также будет возрастать цена на лекарства при эпидемии, или цена парашюта в салоне падающего самолёта. Трудовая стоимость – это, конечно, в определённой мере научная абстракция – такая же, как, скажем, абсолютно твёрдое тело в физике.
Необходимо также учитывать не только количество, но и качество труда. Это наиболее уязвимая точка в теории трудовой стоимости, хотя она не была, конечно, не замечена классиками. Отмечая, что труд имеет не только количественные, но и качественные характеристики, Маркс предлагает решать эту проблему с помощью коэффициента пересчета в простой механический труд: «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда, и, следовательно, сама представляет лишь определенное количество простого труда»[9]. Различные пропорции, в которых различные виды труда сводятся к простому труду как к единице их измерения, устанавливаются общественным процессом за спиной производителей и потому кажутся последним установленным обычаем.
В современном постиндустриальном обществе цена на одну и ту же вещь может отличаться в тысячи раз в зависимости от престижности магазина и фирменного знака, однако, является ли это сбоем теории трудовой стоимости? С одной стороны, можно сказать, что иллюзорная цена навязывается обществу за счет использования жёстких суггестивных технологий и контроля над сознанием. Можно также согласиться с тем, что на современном этапе развития постиндустриальное общество породило мощные средства и технологии манипуляции индивидуальным и массовым сознанием. Существует стереотипное мнение, что реклама является средством убеждения покупателя в целесообразности или желательности покупки, в создание притягательного для потребителя образа вкладываются средства сначала сопоставимые с ценой самого продукта, а затем и существенно превосходящие его. Если изначально расходы на рекламу представляли собой лишь дополнительную затрату на распространение товара, то сейчас мир подходит к тому, что основной объем труда вкладывается именно в создание и внедрение сенсорного образа в сознание, а материальный продукт становится лишь приложением, лишь материальным носителем этого образа. В данном случае основной покупаемой ценностью является не материальная вещь как таковая (ее цена при современном уровне производительных сил пренебрежимо мала), а связанный с этой вещью образ-симулякр, брэнд, в создание которого вложено гораздо больше труда и который поэтому составляет большую долю цены. Если мы примем во внимание тот факт, что в современном постиндустриальном и постмодернистском обществе основным товаром является не материальный промышленный продукт, а связанный с ним виртуальный образ, то такой взгляд позволит нам на новом уровне вернуться к марксистскому представлению о трудовой стоимости. В самом деле, при всей кажущейся иррациональности ценообразования, в большинстве случаев цена товара пропорциональна той мере труда, которая вложена маркетологами, имиджмейкерами, а также рядовыми рекламными агентами, работниками публикующих рекламу СМИ и т.д. в создание привлекательного образа данной вещи[10].
Таким образом, с определенными уточнениями и модификациями теория трудовой стоимости и в постиндустриальной экономике может служить для рационального объяснения происходящих в обществе явлений и процессов, которые на первый взгляд кажутся лишенными внутренней логики.
2.2. Проблема молодежного труда в постиндустриальном обществе
Антропологи полагают, что профессиональный труд возник в очагах перенаселенности, в городах, например. Именно там люди стали тратить силы и рисковать жизнью не для жизненных потребностей, а в силу ритуальных мотиваций. Они строили гигантские культовые сооружения, отправлялись воевать в неведомые земли, обрабатывали сырье не чтобы получить быстрый осязаемый результат (как древние люди), а чтобы снискать одобрение общества. В этот период эволюции деятельность человека мотивировалась уже не физиологией, а скорее мифологией. Сакрализация профессии мешала рациональным и новаторским подходам. Людей сложных профессий (например, лекарей, зодчих, гончаров, металлургов, мельников) «мистическая идеология» превращала в колдунов, масонов, волшебников, окутывала их технологии облаком тайн и суеверий.
Отношение к труду в разных социумах различалось. Где-то ценилось умение скромно и прилежно работать, где-то – способность к великим свершениям. В одних обществах старались не менять уклад жизни, в других поощрялось стремление к новизне. Помимо таких известных типов хозяйствования, как земледелие или скотоводство, целые племена (обычно в горных или пустынных регионах) существовали за счет разбойничества[11].
Точно так же менялось и отношение к детскому труду. Где-то дети повсеместно в него вовлекались, обучаясь мастерству, работая, добывая пропитание. Где-то выполняли только работу «недостойную» взрослых, где-то вообще изолировались от труда. Отчуждение детей от труда в основном присуще индустриальному обществу, построенному по образцу урбанизированного европейского мира. Здесь огромные, промышленные масштабы приобретает как система производства, в которой заняты взрослые, так и система образования. И ситуация, когда в небольших мастерских работали взрослые и дети, становится невозможной. Школа забирает почти все время дневной активности детей. Профессиональный труд прячется за барьером технологий и бюрократических правил.
В таком мире дети отстраняются не только от сферы труда, но и от практики в целом. А ведь практика очень важна для развития и тела, и мозга, и самой личности. Практико-ориентированное и трудовое обучение дает устойчивые знания и умения. То есть возможность практического труда в детстве имеет большой воспитательный и образовательный потенциал. Вместе с тем, детский труд – это масса проблем. Безопасность, дисциплина, регламент, организационные и правовые сложности. А деньги - разве можно вступать с несовершеннолетними в финансовые отношения? А как доверять им и возлагать на них ответственность? Как убедить настороженных и встревоженных родителей? Проще действовать по традиции. Привлекать детей к хозяйственно-бытовому труду со скромной компенсацией, лучше моральной.
В индустриальном и, тем более, постиндустриальном обществе детский труд – скорее ненормальное явление. В массовом сознании он вызывает ассоциации с маленькими шахтерами или рабами на мануфактурах. Идея трудового воспитания ограничивается представлением, что дети могут выполнять лишь малоценные и неквалифицированные задания по хозяйству и в быту. Отчасти это так, но в XXI веке многое изменилось. Так, например, выросла доля информационного труда, изменился сам его характер. Вслед за развитием высоких технологий во всех сферах деятельности, профессиональные задачи становятся унифицированными. Грузчик-логистик в порту, полиграфист, менеджер и представители тысячи других профессий фактически выполняют одну и ту же деятельность: сидят за экраном компьютера и манипулируют виртуальными объектами. Благодаря компьютеризации на первый план выходит не системное знание, а умение быстро и точно управлять информацией. Возможность для удаленной работы, дистанционного управления, выполнения заданий через Интернет отменяет социальную сторону труда, существование трудовых отношений в коллективе. Сегодня меняется и традиционный образ трудящегося, в том числе и работника интеллектуального труда. В наши дни именно молодые люди проявляют растущие успехи в овладении динамичным миром информационных технологий (IT). Множество подростков занимаются информационным бизнесом, создают сайты, управляют ими, работают с IT. Фактически они трудятся, попадая в слой занятого населения.
Отношение молодых людей к труду приобретает специфику нового века. Они не желают «ходить на службу», выполнять «указания начальства», заниматься однообразным, рутинным делом. Парадокс в том, что, молодые тратят на работу с IT гораздо больше времени, чем предусмотрено трудовым законодательством и выполняют множество правил и рутинных действий. Подросток способен проводит за компьютером больше 10 часов в сутки, очень уставать, но при этом чувствовать себя «свободным».
На территории РФ существует несколько основных форм труда, в который вовлекаются несовершеннолетние: в аграрных регионах это сельскохозяйственные работы, в крупных промышленных центрах – это работа на градообразующих предприятиях, в лесных регионах – работа в школьных лесничествах, повсеместно – хозяйственно-бытовой труд по благоустройству школ. Такое вовлечение реализует традиционные формы трудового воспитания, о которых хорошо известно. Однако с ростом урбанизации все больше молодых людей оказываются оторванными от реального производства, и занимаются только семантической, информационной деятельностью. Их зоны активности – это школа, колледж, библиотека, стол для приготовления уроков, компьютер.
Очевидно, что деятельность молодежи в сфере IT нуждается в регламентации, а ее потенциал – в плодотворной реализации. А для этого требуются понимание и воля целого общества. А конкретно программы вовлечения молодежи в IT-проекты: технические и творческие задания в сфере компьютерных технологий и Интернета, оплачиваемые потребителем. Отчасти это решило бы и проблему грамотного трудоустройства несовершеннолетних. Проблему актуальную, потому что молодым людям нужны личные средства, нужна практика для развития личности, нужны основания для повышения самооценки и самоуважения – более весомые, чем одни только хорошие оценки в дневнике. Нередко невозможность найти способ удовлетворить все эти потребности толкает несовершеннолетних на опасные, криминальные действия[12].
2.3. Интеллектуальный труд и формирование «класса интеллектуалов» в постиндустриальном обществе.
Усложнение социальной и классовой структуры современного общества является одной из характерных черт постиндустриализма. Знания и информация превращаются в важнейший ресурс производства, а основой отнесения людей к господствующему классу становятся контроль над этим ресурсом и возможность распоряжаться им. Сегодня вряд ли можно отрицать тот факт, что среди многочисленных социальных групп, на протяжении последних десятилетий существующих в обществе раннего постиндустриализма, особое значение приобретает группа, именуемая в западной обществоведческой теории knowledge-class (или класс-интеллектуалов)[13]. Наблюдая резкое снижение хозяйственного и политического влияния традиционного класса буржуа, западные ученые стали определять в качестве «правящего класса посткапиталистического общества» представителей высшего звена управления промышленными компаниями и лиц, принадлежащих к государственной бюрократии. Этот подход был развит впоследствии в теории технотронного общества, в первую очередь, 3. Бжезинским, по мнению которого, новая элита должна прежде всего иметь возможность контролировать и направлять процессы, определяющиеся логикой развития технологического прогресса[14].
В 60-е и 70-е годы большинство исследователей отказалось от гипотезы о бюрократической природе нового высшего класса; его стали чаще всего определять как социальную общность людей, воплощающих в себе знания и информацию о производственных процессах и механизме общественного прогресса в целом. При этом подчеркивалось, что главным объектом собственности, позволяющим этому классу занимать доминирующие позиции в обществе, не являются уже «видимые вещи», такие как земля и капитал; в этом качестве выступают информация и знания, которыми обладают конкретные люди. В отличие от труда, знания являются «редким производственным фактором», а положение и статус представителей новой элиты определяются в соответствии не столько с их иерархическими полномочиями, сколько с их научной компетентностью. Следовательно было сделано утверждение о подвижности границ нового высшего класса, поскольку информация представляет собой наиболее демократичный источник власти. Выделение новой общности людей преодолевает классовый характер общества, делает его бесклассовым с точки зрения традиционной обществоведческой теории[15].
Рассмотрим основные черты нового социального класса. Наиболее очевидным признаком этого класса являются высокие стандарты образования, принятые в этой среде. В большинстве случаев высококвалифицированные специалисты находят себе применение в новейших отраслях промышленности и сферы услуг. Рост технологического уровня современной промышленности приводит к тому, что от 30 до 60% валового национального продукта США производится в настоящее время в тех отраслях, где работа непосредственно связана с использованием знаний. Вторым отличительным признаком класса интеллектуалов является то, что статус работника в постиндустриальном обществе и его принадлежность к классу интеллектуалов определяются не столько собственно образовательным уровнем, сколько тем, в какой степени в тот или иной момент он превосходит аналогичный показатель среднего работника. Ещё одним важным признаком является востребованность представителей этого класса в разных структурных элементах социальной иерархии, а также их исключительная мобильность.
Появление работников интеллектуального труда на рынке труда радикальным образом повлияло и на сложившиеся отношения. Поскольку эти работники фактически владеют своими знаниями как необходимым ресурсом производства и являются носителями уникальных качеств и способностей, они меньше всего конкурируют друг с другом, нежели представители традиционных профессий (рабочего класса). Постиндустриальная деятельность, связанная с обработкой данных, информацией и управлением требует взаимодействия людей, прежде всего, друг с другом. Революция интеллектуалов стала развиваться на основе нового качества современного образования и новому отношению к нему со стороны государства, компаний и самих людей. Обучение сегодня рассматривается как процесс, продолжающийся в течение всей жизни. Доступность образования является условием вхождения в постиндустриальное общество и основным предметом социально-трудовых отношений[16].
Таким образом, фундаментом современного этапа общественного развития являются знания, а не труд или другие факторы производства, а наиболее динамичной составляющей производительных сил являются интеллектуалы, которые создают и владеют информацией и знаниями. Такие изменения позволили большинству исследователей утверждать, что современная деятельность на качественном уровне отличается от устоявшихся подходов к её определению.
Глава 3. Проблема собственности в постиндустриальном обществе.
Трудно переоценить значение понятия «собственность» в общественной философии. Однако редко в трудах философов и экономистов можно найти исчерпывающее объяснение этого термина. Более того, информационная революция, породившая новую отрасль экономики, под влиянием которой преобразуется весь хозяйственный уклад современного общества, позволила по-новому взглянуть на вопросы частной собственности и времени её возникновения, других видов собственности и её исторических судеб.
В современном своем значении понятие «собственность» возникло в XVII веке в период распространения идей естественного права. Существовало два направления определения собственности: во-первых, отделение собственности, происходящей из коммерческой деятельности граждан, от собственности государя, выступавшей в средневековье в качестве универсальной формы собственности (таким образом, возникло понятие «частная собственность», и, во-вторых, была определеа собственность человека, естественным образом возникающая из самого акта создания той или иной вещи или приобретений её у других людей.
Сегодня, когда человек в постиндустриальном обществе вышел за пределы массового материального производства, когда информация стала важнейшим хозяйственным ресурсом, а средства, необходимые для создания информационных продуктов, оказываются доступными все более широкому кругу работников интеллектуальной сферы, наступает ренессанс собственности. Все больше необходимых обществу товаров эффективно производится за пределами традиционных корпоративных структур. Возможность соединения работника со средствами труда обусловлена технологическим прогрессом последних десятилетий. Еще в начале 90-х гг. социологи отметили, что работники интеллектуальной сферы обладают собственностью на свои уникальные способности; при этом такая собственность не отчуждена и не может быть присвоена в объективированной форме. Как результат, по мере того как «средства производства становятся по своему характеру в большей степени информационными, нежели материальными, контроль над ними в определенной степени переходит к работникам». Вместе с тем, средства производства, применяемые для создания информационных продуктов, как и сама информация, становятся все более и более доступными[17].
Современная информационная революция не только сделала знания основной производительной силой, она сформировала предпосылки для того, чтобы средства, необходимые для создания, распределения и воспроизводства информационных продуктов, стали доступны каждому работнику, способному обеспечить им адекватное применение. Более того, налицо тенденция к воссоединению труда и средств производства, когда необходимое оборудование уже не является недоступно дорогим, приобретение его обусловлено издержками, представляющимися для частных лиц вполне разумными и допустимыми. При этом создание информационной собственности представляет собой процесс, в котором труд и средства производства становятся неразделимыми, в результате чего тенденция к отделению капитала от труда заменяется на противоположную. Приобретая в собственность необходимые им средства труда, работники интеллектуальной сферы покидают ряды пролетариата, они предлагают на рынке не свою высококвалифицированную рабочую силу, а индивидуальный и уникальный продукт, обладающий высокими характеристиками общественной полезности[18].
В этой новой ситуации собственники средств производства вступают с другими хозяйствующими субъектами в экономические отношения не до начала процесса производства, а после его окончания, что радикально меняет облик современного общества. Таким образом, существенно ослабляются позиции крупных компаний индустриального типа. Начиная со второй половины 70-х гг. социология фиксирует отход от традиционных форм организации крупного производства; например, сегодня экспорт из США на 50% состоит из продукции компаний, в которых занято 19 и менее работников, и только на 7% – применяющих труд более 500 человек. С другой стороны, работники, способные поставлять на рынок готовый информационный продукт или иные уникальные блага, а не продавать свою рабочую силу, как это делали и делают индустриальные рабочие, даже в случае сотрудничества с той или иной компанией, имеют возможность в любой момент выйти из ее структуры. Следовательно, укрепление института личной собственности становится действенным инструментом преодоления той материальной необходимости, о которой основоположники марксизма говорили как о причине отчуждения, важнейшим средством формирования социума, не являющегося не только капиталистическим, но и экономическим.
Стоит отметить, что экспансия личной собственности способна стать важнейшим фактором социальных изменений, неизбежных в начале нового столетия. Личная собственность приходит на смену частной в той степени, в какой происходит вытеснение экономических отношений из сферы непосредственного производства. Именно данная область, куда исторически эти отношения проникли в последнюю очередь, сегодня первой освобождается от их давления; подрыв устоявшихся отношений происходит не в силу «планомерного» регулирования распределения благ «общественным собственником», а как следствие появления у производителей новых побудительных мотивов деятельности. На поверхности явлений сохраняется присутствие всех важнейших атрибутов эпохи частной собственности; в действительности же «институт собственности» претерпевает фундаментальное изменение; если ранее права собственности служили экономическим базисом нарастания индивидуализма и, более того, определяли отношения между индивидами, то сегодня они не связаны так жестко с отдельными личностями, становясь все более и более «невидимыми» и не определяя социального статуса человека и социальные различия столь непосредственно, как это делало богатство в традиционных обществах.
На протяжении долгих столетий частная собственность воспринималась социальными философами как пусть и необходимое на определенном этапе развития цивилизации, но все же очевидное зло, разделяющее людей на враждебные классы и нарушающее единство человеческого общества. Предлагались разные пути ее преодоления – от установления всеобщего равенства до обеспечения изобилия благ, делающего собственность бессодержательной фикцией. Сегодня становится очевидным, что изобилие материальных благ приводит к становлению постиндустриального общества и порождает новые, постматериалистические ценности современного человека. Его стремление к максимальному саморазвитию, являющееся важнейшим источником прогресса, предполагает не насыщение потребностей, а безгранично расширяющееся потребление информационных благ[19].
В. Иноземцев спорит с утверждением А. Тоффлера о том, что информация является самым демократичным ресурсом. Напротив, по мнению российского ученого, информация является единственным на протяжении всей истории ресурсом, доступ к которому и даже собственность на который не означают возможность обладать и пользоваться им. Впервые в истории условием принадлежности человека к господствующему классу становится не право владеть благом, а способность им воспользоваться. Следовательно, социальный статус человека определяется, прежде всего, его образовательным уровнем, способностью превращать информацию в знания, самостоятельно осуществлять продуктивную деятельность в условиях технологически совершенного хозяйства. Классовые различия в постиндустриальном обществе обусловлены, прежде всего, различиями в образовании. Эти аспекты преодоления частной собственности, по мнению В. Иноземцева, таят в себе большие опасности. Так, устранение господствующей роли вещных материальных факторов снимает любые препятствия роста социального и имущественного неравенства. Утописты прошлых веков не осознавали, что достижение свободы, которое обеспечивается торжеством личной собственности, не только не означает достижения равенства, но скорее становится условием его невозможности. Будучи порождено не относительно условными и внешними характеристиками вещного богатства, а сущностными отличиями внутреннего потенциала членов общества, новое классовое деление может стать гораздо более жестким, чем в эпоху господства частной собственности.
Таким образом, проблема собственности не имеет прямого отношения к установлению равенства. Оно, по-видимому, оказывается невозможным до тех пор, пока человек остается переходной субстанцией от низших, чисто биологических, форм, из которых он проистекает, к высшим, чисто духовным формам, к которым он устремлен[20].
3.1. Интеллектуальная собственность
Промышленное развитие в эпоху постиндустриализма влечет за собой колоссальное развитие непромышленной, нерыночной сферы – системы социальной защиты, образования, здравоохранения, культуры и, что очень важно, домашнего труда по воспитанию, «производству» человеком самого себя и своих детей, труда непосредственного общения. Характерной чертой складывающегося постиндустриального общества становится двухэтажная, двухсекторная экономика, состоящая из сектора производства материальных благ и услуг, который контролируется рынком, и сектора «производства человека», где осуществляется накопление человеческого капитала и, по существу, не остается места рыночным отношениям. Причем развитие сферы «производства человека» все больше определяет развитие и структуру рынка, динамизм экономики и конкурентоспособность стран в мире. При этом «производство человека» все меньше является прерогативой государства и все больше самого гражданского общества: органов местного самоуправления, общественных организаций, наконец, самих граждан.
Интеллектуальная собственность «многомерного человека» постиндустриального общества складывается в результате огромных затрат труда по воспитанию детей в семье, расходов государства, частных фондов и самих граждан на образование, собственных усилий детей, а потом студентов по освоению знаний и ценностей культуры, общих государственных, частных и коллективных затрат на поддержание и развитие культуры и искусства, затрат времени людей по освоению достижений культуры. Наконец, в интеллектуальной собственности воплощаются затраты времени и усилия человека по поддержанию своей спортивной формы - своего здоровья, работоспособности, не говоря уже о совокупных расходах на охрану и восстановление окружающей среды. Уже в 1985 году величина «человеческого капитала» Америки в несколько раз превышала сумму всех активов американских корпораций. Такое сопоставление говорит само за себя.
Легкость накопления и передачи информации в эпоху постиндустриализации порождает свои проблемы. Так становится все более очевидной угроза полицейского и политического наблюдения за индивидами с использованием изощренной информационной техники. Другой не менее важный момент заключается в том, что контроль над информацией чаще всего выливается в злоупотребления, начиная с сокрытия информации и кончая ее незаконным обнародованием. Дабы предотвратить эти злоупотребления, необходимы институциональные ограничения, прежде всего в сфере информации.
В постиндустриальном обществе для самовыражения и самоутверждения человека велико значение политики, административно-общественного самоуправления - прямой («партисипаторной») демократии, которая расширяет общественные связи человека и тем самым возможности для проявления им творческой инициативы.
Западная общественная мысль в 80-е годы пришла к тому же выводу, к которому в свое время пришел Карл Маркс в первом черновом варианте «Капитала»: культура, наука, информация - всеобщее достояние. Как только их «запускают» в производство, т.е. используют как производительную силу, они становятся подлинно всеобщей собственностью. Главное состоит в том, что знание, как систематизированная теория является коллективным достоянием. Ни отдельное лицо, ни отдельная группа работников, ни корпорация не могут монополизировать или защитить патентом теоретическое знание, или извлечь из него уникальное производственное преимущество. Оно является общественной собственностью интеллектуального мира.[21] В то же время наука, информация, ценности культуры по существу, не отчуждаются ни от их создателя, ни от того, кто ими пользуется. Следовательно, эта общественная собственность является индивидуальной для каждого, кто пользуется ею. Таким образом, для постиндустриального общества характерно предсказанное Марксом единство индивидуальной и общественной (но не государственной) собственности на основной «продукт» и «производственный ресурс».
Заключение
Сегодня необратимость процесса постиндустриализации стала очевидной, однако ещё пока рано говорить о всеохватности этого явления – постиндустриализация охватила не все стороны общественной жизни и не все страны. Действительно, создается новая карта мира – информационная, на которой, подобно климатическим картам, отражены некоторые постоянные условия среды. Стоит отметить, что даже в странах золотого миллиарда, традиционно являющихся двигателями общественного прогресса, общество ещё не скоро станет полностью индустриальным. И сегодня миллионы людей заняты традиционным трудом, вступают в привычные уже им отношения капиталистической индустриальной эксплуатации, не говоря уже о многих миллионах неграмотных (даже в самых развитых странах), которым суждено остаться на обочине общественного прогресса. Все вышеперечисленные факторы препятствуют полной постиндустриализации, консервируют старые отношения и старые технологии, а порой и воссоздают их на новой технологической основе. Решение многих глобальных проблем (экологической, например) напрямую связано с развитием постиндустриализма, оно возможно только в рамках постиндустриализма, построение которого, в свою очередь, не мыслимо без решения этих проблем. Подобные сложные взаимосвязи и взаимозависимости обуславливают сложный, комплексный характер общественных изменений.
Список использованной литературы
1. Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2002. 390 с.
2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. Перевод с англ. М.: Academia, 1999. 956 с.
3. Белл Д. Социальные рамки информационного общества. // Новая технократическая волна на Западе, - М., 1986. - 362 с.
4. Бжезинский З. Между двумя веками. Роль Америки в эру технотроники. Пер. с англ. И.М. Максимовой, М., 1970. 278 с.
5. Дайзард У. Наступление информационного века. // Новая технократическая волна на Западе. - М., 1986. – 365 с.
6. Добрынин А.И., Дятлов С.А., Цыренова Е.Д. Человеческий капитал в транзитивной экономике: формирование, оценка, эффективность исследования. СПб.: Наука, 1999. 309 с.
7. Ефремов К. Кого мы считаем трудящимися? (Молодежный труд в постиндустриальном обществе) // Народное образование. - 2005.- Выпуск №6. – 59 с.
8. Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М., 1998. 640 с.
9. Иноземцев В.Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе // Cоциологические исследования. 2000. № 6. 93 с.
10. Иноземцев В.Л. Собственность в постиндустриальном обществе и исторической ретроспективе // Вопросы философии. 2000. № 12. 118 с.
11. Красильщиков В. Ориентиры грядущего в постиндустриальном обществе. // Общественные науки и современность, №2,1993. 175 с.
12. К. Маркс. Капитал. Критика политической экономии. Т.1. М., 1978, 698 с.
13. Нехода Е.В. Трансформация труда и социально-трудовых отношений в условиях перехода к постиндустриальному обществу//Электронный научный журнал: Современные технологии бизнеса. Выпуск №1, сентябрь2006.
14. Строев С. Теория трудовой стоимости и постиндустриальное общество // Вестник КПРФ от 13. 09. 2006, 37 с.
15. Тоффлер А. Шок будущего: Пер. с англ. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 557 с
16. Шкаратан О. Русская культура труда и управления // Общественные науки и современность. 2003. № 1. С. 30-54.
[1] Д. Белл. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986, с.330
[2] Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества: Научное издание. М.: «Academia» - «Наука», 1998. с. 278-291.
[3] Тоффлер А. Шок будущего: Пер. с англ. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. с. 34.
[4] Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2002. с 278.
[5] Нехода Е.В. Трансформация труда и социально-трудовых отношений в условиях перехода к постиндустриальному обществу//Электронный научный журнал: Современные технологии бизнеса. Выпуск №1, сентябрь2006, с. 17-28.
[6] Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. Перевод с англ. М.: Academia, 1999. с. 146-149.
[7] Добрынин А.И., Дятлов С.А., Цыренова Е.Д. Человеческий капитал в транзитивной экономике: формирование, оценка, эффективность исследования. СПб.: Наука, 1999. с. 87-90.
[8] К. Маркс. Капитал. Критика политической экономии. Т.1. М., 1978, с.165-169.
[9] Там же, с. 178.
[10] Строев С. Теория трудовой стоимости и постиндустриальное общество//Вестник КПРФ от 13. 09. 2006, с. 26-30.
[11] Шкаратан О. Русская культура труда и управления // Общественные науки и современность. 2003. № 1. С. 30-54.
[12] Ефремов К. Кого мы считаем трудящимися? (Молодежный труд в постиндустриальном обществе) / Народное образование. - 2005. - №6. - С. 36-40.
[13] Иноземцев В.Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе // Cоциологические исследования. 2000. № 6. С. 67-77
[14] Бжезинский З. Между двумя веками. Роль Америки в эру технотроники. Пер. с англ. И.М. Максимовой, М., 1970, с. 112-116.
[15] Иноземцев В.Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе // Cоциологические исследования. 2000. № 6. С. 67-77
[16] Добрынин А.И., Дятлов С.А., Цыренова Е.Д. Человеческий капитал в транзитивной экономике: формирование, оценка, эффективность исследования. СПб.: Наука, 1999. с 204-207.
[17] Иноземцев В.Л. Собственность в постиндустриальном обществе и исторической ретроспективе // Вопросы философии. 2000. № 12. С. 3–13
[18] Красильщиков В.А. Ориентиры грядущего: постиндустриальное общество и парадоксы истории // Общественные науки и современность. М., 1993. №2. С. 168-169
[19] Иноземцев В.Л. Собственность в постиндустриальном обществе и исторической ретроспективе // Вопросы философии. 2000. № 12. С. 3–10
[20] Там же, с. 12-13.
[21] Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986, с.330