Тема: Гуманитарная интервенция

• Вид работы:
  Курсовая работа (п) по теме: Гуманитарная интервенция
• Предмет:
  Другое
• Когда добавили:
  06.03.2012 20:20:04
• Тип файлов:
  MS WORD
• Проверка на вирусы:
  Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

• Полный текст:

                                         СОДЕРЖАНИЕ 

           

  Введение………………………………………………………………………… Глава 1. Генезис понятия “гуманитарная интервенция”. 1.1. Понятие “гуманитарная интервенция”. 1.2. Эволюция международных событий, обусловливающих проведение “гуманитарной интервенции”. 1.3. Общая характеристика принципов и норм международного права, соотносящихся с “гуманитарной интервенцией”. Глава 2. Правовые аргументы по проблеме “гуманитарной интервенции”. 2.1. Мотивы - в пользу “гуманитарной интервенции”. 2.2. Доводы против “гуманитарной интервенции”. Глава 3. Перспективы развития и практического применения “гуманитарной интервенции”. 3.1. Есть ли будущее у гуманитарных войн? 3.2. Миротворчество как альтернатива “гуманитарной интервенции”. Заключение. Библиография.        Заключение…………………………………………………………………………. Библиография…………………...………………………………………………….

  .3 .6 .6 19 25 47 48 61 73 73 79 85 88

  
  

                                           Введение

  
  

  Современный уровень цивилизации и правосознания позволяет говорить о первичности международного права среди других факторов, влияющих на международные отношения.

  Международное право выполняет координирующую и регулирующую функцию. Также в нем сложились механизмы, защищающие законные права и интересы государств, так что можно говорить об охранительной функции международного права.

  Особенность международного права состоит в том, что в международных отношениях не существует надгосударственных механизмов принуждения. В случае необходимости государства сами коллективно обеспечивают поддержание международного правопорядка.

  Нормообразование в международном праве происходит через заключение международных договоров и через формирование обычаев. Большое значение приобрели резолюции и решения международных организаций, в первую очередь ООН.

  Актуальность темы работы обусловлена тем, что в последнее время во внешней политике (общем курсе государства в международных делах) отдельных стран преобладают тенденции, противоречащие международному праву. Учредители ООН в свое время ставили перед собой задачу “создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права”[1].

  Международное право испытывает влияние внешней политики, проводимой государствами. С другой стороны, международное право среди прочих факторов оказывает непосредственное влияние на внешнюю политику государств в том смысле, что они должны сообразовываться со своими обязательствами по международному праву.

  Основные принципы международного права зафиксированы в Уставе ООН и документах сессий ОБСЕ (суверенного равенства государств; неприменения силы и угрозы силой; нерушимости государственных границ; территориальной целостности государств; мирного разрешения международных споров; невмешательства во внутренние дела; всеобщего уважения прав человека; самоопределения народов и наций; сотрудничества и добросовестного выполнения международных обязательств).

  Широко признано, что принципы Устава ООН не могут быть отменены государствами в одностороннем порядке или по соглашению. Вместе с тем конец 20 – начало 21 веков ознаменовались формированием «нового инструмента» международных отношений, своеобразной философии интернационализма, так называемой «гуманитарной интервенции», попирающей принципы международного права.

  Цель исследования – анализ состояния, тенденций и перспектив «гуманитарной интервенции».

  Задачи исследования:

  1. Исследование понятия «гуманитарная интервенция», его основных аспектов и характеристик.

  2. Изучение характера эволюции международных событий, связанных

  с осуществлением «гуманитарной интервенции».

  3. Выявление принципов и норм международного права, связанных с «гуманитарной интервенцией».

  4. Анализ правовых аргументов по проблеме «гуманитарной интервенции».

  5. Определение перспектив развития и практического применения «гуманитарной интервенции».

  Предметом исследования является «гуманитарная интервенция» как «современные» принцип и форма международный отношений.

  Объект исследования – международные события и международно-правовые документы.

  Методологическую основу исследования составил широкий и разнообразный круг документов, научных и прикладных трудов. При разработке отдельных теоретических и аналитических вопросов, особое внимание было уделено изучению работ таких отечественных и зарубежных политических деятелей и авторов, как К.А. Аннан, Б.Б. Гали, А.Е. Бовин, И.С. Иванов, В.Ф. Петровский и др. Информационной базой послужили материалы специальной периодической печати, материалы глобальной сети Интернет.

   Методы исследования. В процессе работы над темой автор руководствовался основными принципами историзма, объективности, научности. Характер определенных в работе задач вызвал необходимость при­менения и других многообразных методов исследования. Наряду с общенаучными методами исследования (теоретико-методологический анализ научной литературы и документации; теоретическое моделирование), автором использовались проблемно-хро-нологический метод, методы перио­дизации, актуализации и параллелей.

  Понятийный аппарат:

  1.  «Гуманитарная интервенция» - это нарушение территориального суверенитета и политической независимости третьих стран, вмешательство в их внутренние дела, в том числе с использованием вооруженной силы, для достижения определенных целей под предлогом защиты гражданского населения и прав человека. 

  2. «Гуманитарная помощь» - это содействие третьим странам в ситуациях вооруженного конфликта, проявления терроризма, стихийных бедствий и т.п., направленное на беспрепятственный доступ к гражданскому населению с целью обеспечения продовольствием, лекарствами, а также оказания медицинской помощи наряду с другими формами быстрого улучшения ситуации без нарушения суверенитета, территориальной целостности и национального единства государств.

  ГЛАВА 1. ГЕНЕЗИС ПОНЯТИЯ «ГУМАНИТАРНАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ»

                

  Под генезисом понятия «гуманитарная интервенция» в данной работе будет пониматься происхождение, возникновение; процесс образования и становления такого развивающегося феномена как вмешательство во внутренние дела третьих стран всевозможными способами для достижения определенных целей.

  
  

                             1.1. Понятие «гуманитарная интервенция»

  
  

  Анализ литературы по исследуемой проблематике показывает, что феномен «гуманитарной интервенции» привлекает многих исследователей на протяжении уже почти 600 лет.

  Термин «гуманитарная интервенция» в своих истоках в различных интерпретациях был связан с фактами нарушения государственного суверенитета.

  Считается, что классическая идея суверенной неприкосновенности восходит своими корнями к Аугсбургскому миру, завершившему в 1555 г. длительные религиозные войны  в Германии. Документ устанавливал, что каждый глава государства имеет право самостоятельно определять религию в своей стране. Как источник называется также и Вестфальский договор 1648 г., которым закончилась Тридцатилетняя война. Согласно ему каждая из стран-участниц получала право управляться в соответствии с представлениями своего государя.[2]

  Понятно, однако, что идея «суверенной ненарушимости» никогда не была священной и неприкосновенной. Если большие европейские государства в отношениях между собой еще более или менее придерживались установленных выше правил, то к малым странам отношение было гораздо менее уважительным, чему имеется множество примеров. В частности, раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией в конце XVIII века или ликвидация примерно в то же время революционной Францией Венецианской республики. В еще большей степени это относится к колониальным захватам великих держав в Африке.

  Действительно проблема «гуманитарной интервенции» не нова. Еще в 1625 году трактат Гуго Гроция «О праве войны и мира» утверждал, что правитель подвергает гонениям своих подданных, ставит под угрозу их существование, то человече­ское сообщество - во имя справедливости - имеет право си­лой оружия остановить эти го­нения.

  Впервые в международной практике термин «гуманитарная интервенция» появился в середине Х1Х века, когда Австро-Венгрия и Россия воевали с Турецкой империей за освобождение христианских, народов Балкан[3], в т.ч. вмешательство России и Франции в войну за независимость Греции (1821-1827) и действия Фран­ции в Ливане (1861). Гуманитар­ный аспект - реакция на гонения, которым подвергались в Великой Порте христиане. Такой аспект действительно имел мес­то. Но главным было другое - начинали делить шкуру турец­кого (правда, еще не убитого) медведя. «Взгляните на карту от Гибралтара до Дарданелл, - втолковывал Александр I фран­цузскому посланнику в Петер­бурге, - выберите, что вам под­ходит, и рассчитывайте не толь­ко на согласие, но и на искрен­нюю активную помощь Рос­сии. Нужно чтобы турки были отброшены как можно дальше и чтобы все могли прийти к по­любовному соглашению...»[4]

  Понятие вмешательство с целью защиты прав человека или «гуманитарная интервенция» было впервые использовано в конце 1980-х годов профессором международного права Парижского университета Марио Беттати и французским политиком Бернаром Кушнером, одним из основателей широко известной ныне организации "Врачи без границ".[5]

  B настоящее время оно прочно вошло в политический лексикон.  Так, в частности, определялись операции в Гаити, Боснии и Герцеговине, Сомали, Косово, а наиболее свежий и яркий пример - операция  в Ираке.

  Некоторые западные исследователи дают слову «интервенция» следующее толкование: это акция, которая обязательно опирается на использование военной силы; ее целью является определенное изменение политического устройства и/или основных принципов проводимой политики в государстве, являющемся ее объектом; она осуществляется без согласия этого государства. 

  В соответствии с этим, под «гуманитарной интервенцией» следует понимать осуществляемые извне вооруженные действия в некоей стране для предотвращения или прекращения там гуманитарной катастрофы, то есть массовых акций насилия с многочисленными жертвами, заключенными и  беженцами.[6]

  Сущность доктрины «гуманитарной интервенции», ее правомерность, объем и содержание - в контексте международного права. Или, другими словами, когда, в каких ситуациях и позволено ли вообще применять государством или группой государств вооруженную силу с целью вмешательства по причинам гуманитарного характера (т.е. при массовых репрессиях, злодеяниях по отношению к населению и при крупных нарушениях фундаментальных прав человека) во внутренние дела и юрисдикцию, сознательно идя на нарушение территориального суверенитета и политической независимости с целью защиты гражданского населения этой страны.

  Вместе с тем, понятие «гуманитарная интервенция» в разные периоды времени имело свои терминальные «производные»: «превентивная оборона», «ограниченный территориальный суверенитет», «оборонная (военная) дипломатия», «миротворческие операции», «военный гуманитаризм», «гуманитарное вмешательство» и т.д.

  Термин «превентивная оборона» ввел в 1996 г. министр обороны США Уильям Перри для характеристики программы обменов в военной области между Россией и США. Перри считал, что после окончания холодной войны стало возможным использовать превентивную оборону как первую линию защиты, сдерживание как вторую и военный конфликт как третью линию, последнее средство на крайний случай. Концепция включает два измерения: 1) предотвращение новых угроз жизненным интересам США (распространение ядерного, химического и биологического оружия) и 2) формирование военных и оборонных учреждений по всему миру для распространения демократии и расширения доверия и понимания между народами.

  «Оборонная дипломатия» рассматривалась как самый дешевый путь укрепления европейской безопасности. На самом деле она требует затрат. Хотя расходы основных членов НАТО на финансовую помощь снизились с момента окончания холодной войны, но США и страны Западной Европы продолжают тратить на это довольно большие суммы. Странам Центральной Европы также приходится расходовать немало средств для перехода к профессиональной армии, развития своих министерств обороны и военных образовательных учреждений, финансирования совместных учений и участия в совместных миротворческих операциях на Балканах.

  Европейскую военную дипломатию в 90-х годах можно оценить в пределах четырех категорий: устранение прямых военных контактов; содействие демократическим преобразованиям (гражданско-военные отношения, гражданский контроль, оборонный менеджмент и бухгалтерия); расширение взаимодействия (учения, доктрины, снаряжение); поддержка целей безопасности (нераспространение и контроль над вооружениями).[7]

  Идея «ограничения территориального суверенитета» впервые была озвучена летом 1999 г. года в связи с проведением «миротворческой операции       НАТО» в Косово. Как известно, истинной целью США было устранение режима Милошевича и разгром СРЮ путем ее территориального разложения. Основанием для ее осуществления на практике оказалась искусственно созданная «гуманитарная катастрофа» на территории Косово, Македонии и Албании. Дальнейшее развитие «конструктивная», по мнению Запада, идея получила в связи с событиями на Северном Кавказе и, в частности с концентрацией на территории Ингушетии потока беженцев из Чечни численностью (декларированной) до 190 тысяч человек. Признаки «гуманитарной  катастрофы» способствовали нагнетанию истерии и послужили поводом  для выдвижения Западом заранее неприемлемых для России требований о выводе войск под угрозой применения санкций.[8]

  Вследствие окончания «холодной войны» и изменения атмосферы взаимоотношений в Совете Безопасности ООН дебаты в конце 80-х – начале 90-х гг. затронули не связанный ранее с понятием «гуманитарной интервенции» аспект, а именно вопросы, связанные с тем, что обычно описывается в доктрине как понятие «гуманитарная помощь». Недавняя деятельность Совета дала новый толчок дискуссиям такого рода.

  В начале 1990-х гг. разные авторы под воздействием эскалации гражданских и межгосударственных распрей, насилия этнического и религиозного характера и "микронационализмов" вводят новую терминологию, как то: «интервенция в гуманитарных целях», «интервенция по причинам гуманитарного характера», «право демократической интервенции», или ссылаются на «право интервенции» или «право гуманитарной помощи» и «чрезвычайной гуманитарной защиты или помощи», или говорят об обязанности обеспечить такую помощь, даже если не получено согласие правительства затрагиваемого государства, в котором имеют место серьезные и систематические нарушения прав человека.

  Доктрина «гуманитарной интервенции» является классической в международном публичном праве, несмотря на вновь вспыхнувший к ней интерес и возросший поток информации по этому вопросу в связи с новой войной в Ираке. Однако нельзя отрицать, что уже сам по себе неоднозначный вопрос о значении, масштабе и современном статусе «гуманитарной интервенции» получил новое измерение с возникновением понятия «гуманитарной помощь» и операций в чрезвычайных ситуациях в практике государств и дискуссиях ученых. Это не только способствовало дальнейшей правовой сложности, но и вызвало растерянность и отсутствие взаимопонимания среди ученых мира, соответствующих неправительственных организаций и представителей государств. Сама же цель введения новых понятий предполагает обозначение сущности проблемы как наиболее возможное определение необходимого объема, содержания понятий путем аналитических исследований с целью развития концептуальных рамок, внутри которых существуют и развиваются основополагающие понятия гуманитарной интервенции и гуманитарной помощи. Только в этом случае представляется возможным определить тип отношений между «гуманитарной интервенцией» и «гуманитарной помощью» в сегодняшнем международном праве и провести четкое различие между ними.[9] Это тем более важно, поскольку различные наборы правовых и нормативных принципов должны применяться в различных ситуациях в зависимости от обстоятельств.

  При таком подходе в данной работе наше внимание будет обращено, прежде всего, на современный масштаб и статус «гуманитарной интервенции» и вместе с тем следует, как представляется, дать хотя бы краткую характеристику понятию «гуманитарная помощь» в рамках современного международного права. В этом контексте требуется высказать ряд предварительных наблюдений, касающихся термина «гуманитарная помощь», используемого в нашем исследовании.

  Большая часть ошибочного и непоследовательного использования понятия «гуманитарная интервенция» в качестве правового понятия в отношении «гуманитарной помощи» вытекает из ситуаций, в которых имеют место операции гуманитарного характера с использованием вооруженной силы и/или при вооруженных конфликтах (ius in bеllo).  По этой причине попытка создать действующие, ясные и четкие концептуальные рамки ограничивается подобными ситуациями. Можно, на наш взгляд, не согласится с утверждением о том, что эти два понятия имеют разный характер и поэтому их нельзя ставить вместе, а также то, что они как на практике, так и в теории имеют слишком мало общего. В то же время многие утверждают, что доктрина «гуманитарной интервенции» в своем обычном понимании и определении в литературе по вопросам права и использования в деятельности государства становится менее существенной в международных отношениях в результате изменений, имевших место в рамках системы ООН после окончания «холодной войны» или, если точнее, после принятия Советом Безопасности известной, однако часто некорректно интерпретируемой "гуманитарной" Резолюции по Ираку № 688 от 4 апреля 1991 г. и вытекающей из нее деятельности.[10] 

  Подавляющее большинство авторов работ по проблеме «гуманитарной интервенции» соглашаются с мнением, что в период, предшествовавший принятию Устава, не существовало четких норм «гуманитарной интервенции» из-за отсутствия последовательной практики деятельности государств и opinio iuris.

  Для того же, чтобы исследовать понятие «гуманитарная интервенция», его основных аспектов и характеристик в эпоху глобализации необходимо, по нашему мнению учитывать следующее.

  Во-первых, практика и «гуманитарной интервенции», и «гуманитарной помощи» должна осуществляться в рамках Устава ООН — это основные правовые нормы, из которых нужно исходить при изучении данного вопроса, это первое фундаментальное положение, так как отсюда вытекает, что данное определение будет иметь основное влияние на концептуальную и правовую основу.

  Во-вторых, предпринимается попытка дать определение «гуманитарной интервенции» в точных правовых терминах в свете большого количества в основном противоречивой литературы, а также ввиду широкого круга мнений по этой теме и при отсутствии последовательной четкой и прозрачной государственной деятельности в этой области.

  Отсюда вытекает, что актуальным является не только выявление сущности «гуманитарной интервенции», но и определение правовых отношений между прежними "неприкосновенными" принципами международного права вроде запрета на применение силы, права на территориальную целостность и суверенитет и т.д.

  В-третьих, «гуманитарная интервенция» или  «военный гуманитаризм», как это иногда называют на Западе, включает угрозу или применение силы без полномочий от Совета Безопасности.[11] В том числе подразумевается использование вооруженной силы и отсутствие необходимости в действительном согласии законного правительства на проведение действий, предпринимаемых третьей стороной — государством или группой государств. Эти правовые требования, или составляющие элементы, являются по своей сути совокупными. Если один из элементов выпадает, то операция может, тем не менее, квалифицироваться как обеспечивающая «гуманитарную помощь», но не может характеризоваться как «гуманитарная интервенция».  Это означает, что, по крайней мере, пять ситуаций не попадают под доктрину «гуманитарной интервенции», даже в том случае, если заинтересованность гуманитарного плана присутствует в контексте данных операций:

  акции с использованием вооруженной силы по просьбе законного правительства (включая акции, предусмотренные соглашениями);

  акции, происходящие в рамках традиционных миротворческих операций, проводимых ООН;

  военные операции, предпринимаемые государством с целью спасения своих подданных за рубежом от неминуемой угрозы их жизни или здоровью;

  акции принудительного характера, не включающие использование вооруженной силы;

  операции, включающие использование вооруженной силы, предпринимаемые при отсутствии согласия - законного правительства, но не обладающие основными признаками гуманитарного характера.

  В-четвертых, термин «гуманитарная интервенция» иногда используется для отрицания ситуаций, при которых срочно требуется гуманитарная помощь населению вследствие крупномасштабных природных бедствий или же других подобных ситуаций, которые влекут за собой большие человеческие страдания и могут привести к людским потерям, разрушениям и массовому переселению населения.

  Эта проблема впервые на мировом уровне была затронута в работе III Комитета Генеральной Ассамблеи (по социальным, гуманитарным и культурным вопросам) в 1988г., что привело к принятию Резолюции Генеральной Ассамблеи 43/131 от 8 декабря 1988 г. под названием «Гуманитарная помощь жертвам природных бедствий и чрезвычайных ситуаций». После признания ответственности мирового сообщества по отношению к жертвам подобных бедствий и чрезвычайных ситуаций Генеральная Ассамблея подчеркнула тот факт, что возможность беспрепятственного доступа к гражданскому населению, запасам продовольствия, лекарствам, а также оказание медицинской помощи наряду с другими формами быстрого улучшения ситуации могут позволить избежать роста числа жертв. Возможность доступа к таким жертвам должна быть открыта как для правительственных, так и для неправительственных организаций. Генеральная Ассамблея акцентировала внимание на том, что в подобных ситуациях согласие соответствующего государства рассматривается в качестве предпосылки для любой освободительной операции, независимо от того, предпринимаются ли данные акции на правительственном или на неправительственном уровне.

  Необходимость согласия государства была также подтверждена в Приложении к Резолюции Генеральной Ассамблеи № 46/182 от 19 декабря 1991 г. об «усилении координации ООН действий по оказанию чрезвычайной гуманитарной помощи»

  Суверенитет, территориальная целостность и национальное единство государств должны быть полностью соблюдены в соответствии с Уставом ООН. В данном контексте гуманитарная помощь должна оказываться при условии согласия соответствующего государства и основываться главным образом на просьбе данного государства. Однако операции по оказанию гуманитарной помощи (в т.ч. и чрезвычайной), которые обладают политическими и правовыми рамками, определенными соответствующими резолюциями Генеральной Ассамблеи и программами, организациями и отделениями ООН, выходят за рамки данной статьи, поскольку не имеют отношения ни к толкованию понятия гуманитарной интервенции в международном праве, ни и к типу гуманитарной помощи, который рассматривается в данном исследовании. Поскольку ни тот, ни другой не зависят от согласия соответствующего государства, не являются реакцией на масштабные и систематические нарушения фундаментальных прав человека в данной стране и не включает в себя использование вооруженной силы, то они не могут применяться в ситуациях вооруженных конфликтов.

  Таким образом, предпочтительнее характеризовать этот тип операций в правовых терминах как операции по оказанию чрезвычайной гуманитарной помощи, принимая во внимание их достаточно сформулированные и разграниченные правовые рамки, и сохранять термин «гуманитарная помощь» для операций, предпринимаемых в ситуациях, указанных во введении (ситуации вооруженного конфликта).

  Термин «гуманитарная помощь» в международном гуманитарном праве часто не является, по существу, юридическим и не обладает четко определенным значением, объемом и содержанием, хотя принципы, которые действуют и принимаются в рамках "помощи", не вступают в противоречие с международным (гуманитарным) правом и достаточно часто представляются юридическими.

  В контексте данной работы  можно определить две ситуации, когда следует обращение к гуманитарной помощи. Первая ситуация затрагивает применимость Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных протоколов 1977 г.

  В данных договорах не присутствует термин «гуманитарная помощь», однако в них отражены различные принципы с определенными ограничениями и разнообразными формулировками, знакомыми юристам-международникам и связанными с регулированием «гуманитарных акций и операций» (таких, как вопросы охраны здоровья, поставки продовольствия или других видов помощи, отмеченных в статье 23 Конвенции IV или статье 70 Протокола I) с целью облегчения страданий жертв вооруженного конфликта. Данные Конвенции и дополнительные Протоколы адресованы как государствам, Красному Кресту, так и любым другим беспристрастным гуманитарным организациям, действующим с согласия сторон, участвовавших: в конфликте. Согласно международному гуманитарному праву, закрепленному в этих международных соглашениях, положение о том, что высокие договаривающиеся стороны, согласно Женевской конвенции, должны соблюдать и обеспечивать соблюдение конвенций, не должно интерпретироваться как полномочие на вооруженное вмешательство, поскольку это выходит за рамки ius in bеllо.

  В данной работе не ставится целью описание различных принципов, используемых в ситуациях вооруженного конфликта, подпадающие под действие международного гуманитарного права. С концептуальной точки зрения наиболее важным является признание того, что понятие «гуманитарная помощь», используемое в международном гуманитарном праве, является, по существу,  описанием  многих  разнообразных  правовых  принципов,  относящихся  к международному гуманитарному праву (ius in bеllо); общим термином с варьирующим смыслом без специальной правовой коннотации, объема и содержания, который не имеет ничего общего с правовым понятием «гуманитарной интервенции».

  Второй ситуацией, в которой термин «гуманитарная помощь» достаточно часто используется, это сравнительно новая форма использования термина "помощь", что может быть важным при перечислении различных проявлений «гуманитарной помощи» в деятельности Совета Безопасности после принятия Резолюции № 688.

  Понятие «гуманитарная помощь» использовалось в различных проявлениях: некоторые из резолюций упоминают понятие «гуманитарная помощь» без дополнительных пояснений[12], другие ссылались на «операции по оказанию чрезвычайной помощи» или  «срочные операции/действия гуманитарного характера»[13], или просто «доставку гуманитарной помощи»[15]. В некоторых резолюциях, не принятых в рамках главы 7 Устава ООН, подчеркивается элемент «сотрудничества»[16] государств с ООН или различных сторон и фракций, с одной стороны, и ООН и межгосударственных и негосударственных организаций и специальных органов, Международной организации Красного Креста - с другой[17]. Учитывая достаточно частое использование Советом Безопасности термина общего характера, можно разграничить различные типы помощи. В некоторых резолюциях отмечаются проблемы, связанные с доступом или преградами на пути доставки гуманитарной помощи: Резолюция Совета Безопасности № 688 («доступ к нуждающимся в помощи»), Резолюция Совета Безопасности № 824 («доступ в безопасные районы») и Резолюция № 836 («препятствование оказанию гуманитарной помощи»). Другие резолюции требовали немедленного оказания гуманитарной помощи гражданскому населению[18] и указывали, что препятствование такой деятельности, в особенности доставке продовольствия и лекарств, будет рассматриваться как серьезное нарушение международного гуманитарного права[19]. Безопасность персонала, задействованного в оказании гуманитарной помощи, сотрудников ООН, межправительственных и неправительственных организаций, Красного Креста и обязательство "предпринимать все необходимые меры" в данном государстве или/и сторонами не раз подчеркивались Советом Безопасности[20]. Резолюция Совета Безопасности № 836 указала, что это положение распространяется на так называемые "охраняемые конвои". Три резолюции содержат формулировки, указывающие на то, что понятие гуманитарной помощи распространяется также на, операции, относящиеся к защите и репатриации беженцев и переселению перемещенных лиц[21], в то время как три другие резолюции посвящены созданию "безопасных районов" в Боснии и Герцеговине[22]. В них требовалось соблюдение действующими в войне сторонами безопасности на данных территориях, которые должны были охраняться защитными силами ООН "при поддержке нескольких правительств"[23].

  Из этого перечисления следует, что объем и границы понятия гуманитарной помощи четко не определены. Различные проявления гуманитарной помощи появились после проведения Советом Безопасности относительно недавних принудительных мер; некоторые уже существовали до этого в международном праве, некоторые были доселе неизвестны. Формирование понятия гуманитарной помощи до сих пор не закончено, и делать окончательные выводы о возможных новых проявлениях еще рано.

  В данной же работе под понятием «гуманитарная помощь» будет пониматься содействие третьим странам в ситуациях вооруженного конфликта, проявления терроризма, стихийных бедствий и т.п., направленное на беспрепятственный доступ к гражданскому населению с целью обеспечения продовольствием, лекарствами, а также оказания медицинской помощи наряду с другими формами быстрого улучшения ситуации без нарушения суверенитета, территориальной целостности и национального единства государств.

  Таким образом, рассмотрев различные подходы к определению понятия «гуманитарная интервенция» и его отличия от термина «гуманитарная помощь», можно сказать, что «гуманитарная интервенция» - это нарушение территориального суверенитета и политической независимости третьих стран, вмешательство в их внутренние дела, в том числе с использованием вооруженной силы, для достижения определенных целей под предлогом защиты гражданского населения и прав человека. 

  
  

              1.2. Эволюция международных событий, обусловливающих

                     проведение «гуманитарной интервенции»

  Считается, что предысторией (своеобразным пролом) проведения «гуманитарных интервенций» являются следующие события:

  в 1971 году Индия вмешалась в гражданскую войну в Восточной Бенгалии и нанесла поражение пакистанской армии, создав тем са­мым условия для появ­ления на карте нового государ­ства – Бангладеш;

  в декабре 1978 года вьетнамские войска вторглись в Кампучию и ликви­дировали кровавый режим Пол Пота.

  в 1979 году Танзания во­оруженной рукой помогла Уганде избавиться от сумасбродного диктатора Иди Амина.

  Первой же «гуманитарной интервенцией» считается последовавшая всего через несколько недель после капитуляции Ирака акция западных стран по защите от истребления курдского населения (действия многонациональных сил по освобождению оккупированного Ираком Кувейта в 1991 г.), в результате которой иракской авиации под угрозой уничтожения было запрещено летать над своей территорией севернее и южнее определенных параллелей.[24]

  Однако если говорить о «преемственности» (первоначальном виде проведения) понятия «гуманитарная интервенция», то, по нашему мнению, следует вспомнить обо всех, так называемых, операциях ООН по поддержанию мира.

  История операций ООН полна острых столкновений интересов и драматизма. Правду о первой из них, корейской, по существу, в России узнали только после создания Российской Федерации, когда появились публикации о том, что в 1950 г, произошло вторжение Северной Кореи в Южную. По существу, произошла война между Северной и Южной Кореей (1950-1953 гг.). Пользуясь отсутствием советского представителя Малика, предпринявшего амбициозный и ошибочный демарш, отказавшись участвовать в заседании Совета Безопасности, члены Совета приняли решение о проведении вооруженной акции под флагом ООН. На стороне Севера были советская авиация и китайские добровольцы, на стороне Юга - силы ООН, более чем на 90% состоявшие из американцев и небольшого числа южнокорейцев.[25]  

  По состоянию на 1 сентября 2002 года ООН проводила 15 международных миротворческих операций. Начиная с 1948 г. было завершено 50 таких миссий. В проведении этих операций принимали участие более 44 тыс. человек, в том числе воинские и полицейские контингенты из 90 стран мира.[26]

  Генеральная Ассамблея ООН впервые ввела в оборот термин «операции по поддержанию мира» (peace-keeping) 18 февраля 1965 г. Но последующее  спорадическое создание сил ООН по поддержанию мира в значительной степени носило характер "импровизаций". Это видно даже по различным наименованиям ее сил: "Стража ООН", "Полевой кадр ООН", "Легион ООН", "Международные полицейские силы ООН", "Чрезвычайные вооруженные силы", "Операции ООН в Конго", "Вооруженные силы по поддержанию мира на Кипре".

  Анализ документов, научных и прикладных трудов, монографий по проблеме «гуманитарной интервенции» показывает, что вторая половина XX века дала множество примеров гуманитарных войн. В 1960 и 1964 годах Бельгия и США провели операцию в Конго. В 1965 году войска США высадились в Доминиканской Республике. Произошли вмешательства Индии в Восточный Пакистан (1971 г.), Индонезии в Восточный Тимор (1975 г.), Бельгии в Заир (1978 г.). В 1979 году Франция провела гуманитарную интервенцию в Центрально-Африканской республике.

  Гуманитарной интервенцией были названы также военные операции США в Гренаде (1983 г.) и в Панаме (1989 г.).

  Возрастание интереса к рассматриваемой проблеме юристов-между-народников вновь началось с первой половины 90-х гг. после военного вмешательства Объединенных вооруженных сил в Ирак и действий, направленных на защиту курдов в Северном Ираке и шиитов на юге этой страны (установление двух запретных для полетов зон, 1991 г.); вмешательства в Сомали (1992-1993 гг.); продолжилось  связи с трагическими событиями в бывшей Югославии и Руанде.

  Гуманитарная интервенция в виде создания и контроля за зонами, запрещенными для полетов иракских военных самолетов, проводилась и в Ираке, начиная с 1991 г.

  Таким образом, с 1945 по 1987 г. было осуществлено 13 таких операций, затем до января 1992 г. еще столько же. В них участвовало 528 тыс. лиц военного, полицейского и гражданского персонала. Только за 1992 г. численность "голубых касок" возросла с 11 до 51 тыс. человек. В настоящее время проводится 17 операций ООН с участием 80 тыс. военнослужащих.[27]

  Согласно официальным формулировкам соответствующих документов, операции должны использоваться главным образом для: а) наблюдения за условиями перемирия, прекращения огня или военных действий; б) обеспечения разъединения между вооруженными силами в конфликте; в) содействия законному правительству в предотвращении вооруженного вмешательства извне или ликвидации последствий такого вмешательства; г) недопущения дальнейшей интернационализации конфликта; д) оказания гуманитарной помощи[28]. Вместе с тем, помимо перечисленных целей, в последующие годы было и прямое участие "голубых касок" в боевых действиях.

  Если попытаться дать общую оценку проведенным операциям, исходя из критерия успешности прекращения кровопролития, то наиболее плодотворными, на наш взгляд, были и остаются операция на Кипре ("зеленая линия") и, в известной мере, в Камбодже. К положительным итогам операций по поддержанию мира можно отнести и то, что в их ходе был решен ряд практических вопросов взаимодействия военных подразделений различных стран, строящихся на различных принципах.  В 1990-е годы наиболее кровопролитные конфликты происходили в Судане, Руанде, Анголе, Сомали, Бурунди, Либерии, Ираке, Съерра-Леоне, Боснии и Чечне. Эти страны и регионы должны были быть первостепенными кандидатами на проведение гуманитарных интервенций. Однако, практически ничего сделано не было. Причина проста: подобные операции проводить немыслимо, если число жертв среди миротворческих войск превысит число жизней мирного населения, которые теоретически могут быть спасены во время этой операции.

  Тем не менее, «состоялась» гуманитарная интервенция США совместно с ООН в Сомали. Но она была прервана после того, как сомалийцы начали оказывать миротворцам активное вооруженное сопротивление. Ее неудача и, в конечном счете, прекращение миротворческой операции обусловлено тем, что меж­дународное вмешательство в целях спасения жизни людей и восстановления порядка было провалено из-за плохого планирования, скверного исполнения и чрезмерной опоры на военную силу.[29]

  События в Руанде в 1994 году по-новому обнажили гибельность бездей­ствия международных организаций. Секретариат ООН и некоторые постоянные члены Совета Безопасности знали, что чиновники, связанные с тогдашним правительством Руанды, планировали геноцид; с само­го начала, хотя и в недостаточном количестве, в стране находились силы ООН, и при пра­вильной политике можно было предотвратить или, по крайней мере, значительно умень­шить масштабы кровавой бойни, которая последовала. Но Совет Безопасности отказался предпринять необходимые действия. Это был провал международной воли, гражданского мужества на самом высоком уровне. Последствия стали не просто гуманитарной катаст­рофой для Руанды: геноцид дестабилизировал положение во всем регионе Великих озер, и такая обстановка сохраняется там до сих пор. В результате многие африканские народы пришли к выводу, что, несмотря на всю риторику об универсальности прав человека, в ко­нечном счете, жизни одних людей значат для международного сообщества гораздо меньше, чем жизни других. События в Боснии, в особенности неспособность Организации Объединенных Наций и других предотвратить убийство тысяч гражданских лиц, искавших убежища в "районе безопасности" ООН в Сребренице в 1995 году, - это еще один случай, который оказал серь­езное влияние на современные политические дискуссии вокруг проблемы вмешательства в целях защиты людей. Предметом дискуссии стал принцип, согласно которому вмешатель­ство равносильно обещанию помочь людям, оказавшимся в бедственном положении: обе­щание было нарушено самым жестоким образом.

  В результате событий в Косове, где в 1999 году действительно имело место вмеша­тельство, было обращено внимание на все другие аспекты спорной проблемы. В связи с этой операцией возникли важнейшие вопросы относительно правомерности военного вме­шательства в дела суверенного государства. Было ли это вмешательство справедливым де­лом? Иными словами, были ли нарушения прав человека или угроза таких нарушений со стороны властей Белграда достаточно серьезными, чтобы оправдать вмешательство извне? Не манипулировали ли вмешательством извне для достижения своих политических целей те, кто намеревался выйти из состава федерации? Были ли полностью исчерпаны все мир­ные средства разрешения конфликта? Было ли вмешательство должным образом санкцио­нировано? Чем можно оправдать сам факт того, что "коалиция готовых действовать госу­дарств" предприняла акцию без санкции Совета Безопасности, в обход и при фактическом игнорировании системы ООН? Не привел ли на деле тот способ, которым было осуществле­но вмешательство, к ухудшению положения с правами человека, которое хотели улучшить? Или же - вопреки всему вышесказанному - был ли это тот вариант, когда без вмешательства со стороны НАТО Косово в лучшем случае стало бы ареной непрерывной кровопролитной и дестабилизирующей гражданской войны, а в худшем — произошла бы носящая характер геноцида резня наподобие той, которая имела место в Боснии четырьмя годами ранее?

  Последние четыре «случая» произошли в то время, когда после окончания "холодной войны" стали возлагаться большие надежды на эффективные коллективные действия. Все четыре события - в Руанде, Косове, Боснии и Сомали — оказали серьезное влияние на то, как про­блема вмешательства рассматривается, анализируется и характеризуется.

  Возможно, и последняя война в Ираке будет названа «гуманитарной интервенцией», пишет агентстве Washington Profile[30]… Таким образом, все перечисленные выше факты вмешательства США и ООН можно охарактеризовать как «гуманитарная интервенция», так как во всех случаях осуществлялось вмешательство во внутренние дела указанных стран под предлогом защиты гражданского населения и прав человека.

  По мнению многих экспертов в области международного права, гуманитарные интервенции, проводившееся до окончания "холодной войны", коренным образом отличаются от современных. В первом случае для посылки войск в ту или иную точку земного шара достаточно было, чтобы высшие должностные лица того или иного государства отдали соответствующий приказ. После 1990 года для начала гуманитарной интервенции необходима санкция ООН (так было в случае с бывшей Югославией, Руанде, Сомали, Восточном Тиморе)  санкция международной коалиции (Либерия, Косово).

  По мнению Майкла Хэнлона, научного сотрудника Brookings Institution, ввиду ее отсутствия не была проведена гуманитарная интервенция в Чечне. Было понятно, что миротворцы будут не столько снабжать продовольствием местное население, сколько воевать с российскими войсками. Поэтому невозможна, например, гуманитарная интервенция в Кашмире - для этого надо получить согласие на ее проведение, как минимум, у Индии и Пакистана.

  Марта Финнмор, политолог Университета Джорджа Вашингтона считает, что гуманитарные операции в будущее будут проводиться значительно чаще. По ее мнению, в мире возросло понимание важности соблюдения прав человека.[31]  В результате категория «гуманитарная катастрофа» сегодня приобретает принципиально новое звучание, что обуславливает необходимость, в первую очередь, рассмотреть принципы и нормы современного международного права, соотносящиеся с понятием «гуманитарная интервенция». 

  
  

  1.3. Общая характеристика принципов и норм международного

         права, соотносящихся с «гуманитарной интервенцией»

  
  

  Рассматривая «гуманитарную интервенцию» как нарушение территориального суверенитета и политической независимости государств, вмешательство в их внутренние дела, в том числе с использованием вооруженной силы, можно утверждать, что основополагающим принципом международного права в исследуемом аспекте является принцип суверенитета.

  В современном виде принцип суверенитета был сформулирован в Уставе ООН и фактически продублирован в основополагающих документах ОБСЕ. В     соответствии с ним, каждое государство имеет право проводить свою собственную внутреннюю политику, и вмешательство, тем более силовое, во внутренние дела любой страны с целью изменения ее политического устройства недопустимо. Это, а также обязательства государств соблюдать общепризнанные права человека было зафиксировано в документах Хельсинкского Заключительного акта.

  Таким образом, уже в саму основу заключенных соглашений было заложено весьма серьезное противоречие, тем более что если варианты ответных действий в случае вооруженной агрессии одного государства против другого были в общем ясны, особенно в условиях "холодной войны" и военного противостояния двух блоков, то возможные меры по предотвращению или прекращению нарушений прав человека не были прописаны конкретно.

  В прежней ситуации это практически не позволяло даже предполагать осуществление гуманитарной интервенции, поскольку одна из противоборствующих сторон была готова к оказанию потенциальной "жертве" всей возможной помощи, включая военную, что, естественно, создавало угрозу начала новой мировой войны. Тем не менее, один пример все же можно привести: это введение вьетнамских войск на территорию Камбоджи в целях предотвращения дальнейших преступлений полпотовского режима, однако и оно на Западе поначалу было встречено без большого энтузиазма.

  Казалось, что после окончания "холодной войны", когда рухнул социалистический лагерь, развалился Советский Союз, а возникшие новые независимые государства и, прежде всего, Россия заявили о своей приверженности общечеловеческим ценностям, у демократических стран нет больше оснований для того, чтобы закрывать глаза на то, что жестокие правительства делают со своими гражданами, и существующие проблемы будут достаточно быстро решены. На деле, однако, ситуация оказалась более сложной.

  Год назад Организация Объединенных Наций опубликовала результаты исследования, проведенного Университетом ООН в Токио. В них утверждалось, что вторжение вооруженных сил под эгидой ООН в суверенные государства для разрешения происходящих там конфликтов, связанных с нарушениями прав человека, является оправданным. Было даже предложено лишить членов Совета Безопасности ООН, включая США, права вето, чтобы исключить возможность предотвращения такой интервенции.

  Как известно, в Хартии ООН национальный суверенитет государств-членов поставлен выше призыва к защите прав человека. Однако, как утверждается в докладе по результатам исследования, многие нации, особенно небольшие, хотели бы изменить существующее положение. В сентябре 1999 года Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан заявил, что  суверенитет может быть преодолен гуманитарной «интервенцией» в случае массовых нарушений прав человека.[32]

  Он объяснил это тем, что Хартия является достаточно гибкой, чтобы допускать такое толкование. Действительно, Статья 42 Хартии в определенных ситуациях допускает военное вмешательство. Поэтому, по мнению некоторых официальных лиц в ООН, основная задача сейчас заключается в том, чтобы определить условия, при которых может быть начата такая  интервенция. Главный вывод упомянутого исследования, однако, заключается в том, что в современной политической обстановке почти невозможно достичь международного согласия по соответствующим критериям.

  Основным противоречием рассматриваемой проблемы является диаметрально противоположный подход различных государств к самой необходимости осуществления подобных действий. В целом как будто ни у кого не вызывает возражений принцип, согласно которому акции такого рода должны осуществляться только с санкции Совета Безопасности ООН. Однако в него, как известно, входят Россия и Китай, которые в настоящее время имеют особое мнение в отношении ряда конфликтных ситуаций. Так, с точки зрения руководителя комитета Государственной думы по международным делам Дмитрия Рогозина, таким путем развитые страны "проводят свою имперскую политику под прикрытием ООН"[33].

   Министр иностранных дел России Игорь Иванов неоднократно утверждал, что доктрины «ограниченного суверенитета» и «гуманитарной интервенции» неизбежно выведут нас за рамки международного закона и, следовательно, за рамки цивилизованных отношений между странами.[34]

   Наконец, еще раньше сам президент России заявил, что под видом гуманитарной  интервенции  могут осуществляться попытки перекроить политическую карту земного шара.[35]

  В изученной нами литературе  «гуманитарная интервенция» вообще не отражается как институт позитивного международного права.

  Еще со времен Французской революции 1789 года и известного послания Президента США Дж. Монро 1823 года относительно невмешательства оно (невмешательство) явилось предметом регулирования во многих международных актах, но ни в одном из них не предусматривалась допустимость «гуманитарной интервенции»[36].

  Устав ООН, закрепляя принцип невмешательства в дела, «по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства», допускает из этого принципа только одно исключение: в случае «применения принудительных мер на основании главы VII», т.е. по решению Совета Безопасности ООН, а не по собственному усмотрению какого-либо государства, либо альянса государств.

  Еще один подход международного права в исследуемой проблеме вытекает, на наш взгляд из определения «гуманитарной интервенции» как вмешательство во внутренние дела государств с использованием вооруженной силы, что невозможно квалифицировать иначе как вооруженную агрессию.

  В международном праве, международной практике еще с 30-х годов нынешнего столетия сложился постулат, в силу которого, как подчеркивается в принятом ООН определении агрессии, "никакие соображения, будь то политического, экономического, военного или иного характера, не могут служить оправданием агрессии". "Агрессия влечет за собой международную ответственность", она является международным преступлением. Интервенция, вмешательство во внутренние или внешние дела государств рассматриваются в проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, подготовленном по линии ООН, как одно из таких преступлений. Международная норма непререкаема: никакие соображения, а значит и "гуманитарность" интервенции не могут служить ее оправданием. Гуманитарные акции вообще не должны осуществляться антигуманными методами - бомбежками, обстрелами и т.п.

  Существующие нормы международного права, соотносящиеся с «гуманитарной интервенцией» обуславливают и дебаты о легитимности «гуманитарной интервенции», которые поднимают три главных вопроса:

  Может ли быть оправдана и в каких случаях внешняя гуманитарная интервенция (особенно военная интервенция)?

  Кто, когда и как имеет право осуществлять интервенцию?          

  Что должно следовать за интервенцией?

  Критики гуманитарной интервенции выдвигают два тезиса; а) нарушение принципа суверенитета; б) потенциальная угроза международному миру. Оба, по нашему мнению не выдерживают критики, исходя из следующего. Суверенитет не распространяется на возможность проведения пыток, геноцида, этнических чисток и невыполнения резолюций Совета Безопасности ООН. Что касается второго момента, то после окончания холодной войны риск того, что гуманитарная интервенция приведет к разрастанию конфликта, резко снизился. Например, вмешательство НАТО в Косово не привело к эскалации конфронтации, несмотря на протесты РФ и КНР. Конец холодной войны также высвободил потенциал Совета Безопасности как авторитетного судьи, решающего, когда гуманитарное вторжение является оправданным.

  События в Косово и Восточном Тиморе дают основания предположить, что гуманитарная интервенция становится важной характерной чертой международных отношений. Право на интервенцию не означает, что правительства будут пользоваться этим правом без реальной необходимости. По-прежнему предпочтительным является получение мандата Совета Безопасности ООН, однако случай с Косово показал, что в экстремальных ситуациях действия возможны без специального мандата Совета Безопасности, хотя это продолжает вызывать несогласие. Косово создало важный прецедент, который утверждает в международном праве право на интервенцию по гуманитарным соображениям в исключительных случаях даже без санкции Совета Безопасности ООН. Позиция стран НАТО и реакция правительств других стран предполагает, что такая военная интервенция без мандата ООН может быть законной только в случаях:

  1. экстремальной ситуации, угрожающей распространенной потерей жизни;

  2. наличие экстремальной ситуации получает авторитетное подтверждение;

  3. действия Совета Безопасности блокируются вето или угрозой применения вето.[37]

  Таким образом, вопрос правомерности и масштабов гуманитарной интервенции является предметом дискуссий о схожести и различиях, с одной стороны, между суверенным равенством государств, территориальной целостностью, политической независимостью и запрещением использования силы, что рассматривается в качестве фундаментальных принципов существующего мирового порядка и международной правовой системы, и, с другой стороны, между обязательствами и требованиями, налагаемыми международным правом с целью защиты фундаментальных прав человека в ситуациях чрезвычайных и постоянных нарушений данных прав.  Очевидно, что  здесь затрагиваются вопросы мира и безопасности в международном масштабе.

  В свете существующего права и в рамках Устава ООН можно представить две теоретические ситуации, в которых применима гуманитарная интервенция.

  Первая включает в себя использование вооруженной силы в ситуациях, когда правительство систематически и крупномасштабно нарушает права человека или, говоря иным языком, где правительство подвергает свое население систематической политике террора (к примеру, бывший режим Красных кхмеров в Камбодже). Вторая может быть описана как ситуация, при которой население сталкивается с потерпевшим крах правительством, тотальным хаосом и анархией, вытекающими из данной ситуации и ведущими к этническим, религиозным или/и гражданским волнениям вследствие нарушения прав какой-либо части граждан ("failed state").

  Независимо от того, с какой ситуацией приходится сталкиваться, с первой или второй, релевантные средства в данном контексте — виды вооруженных акций для уменьшения трагизма ситуации — являются двусторонними: вмешательство в форме коллективных акций под именем или с санкции компетентной всемирной или региональной организации и, во вторых, многосторонние или односторонние акции государств без такой санкции.[38]

  Вооруженное вмешательство сил ООН или с санкции ООН, законность и характер использования вооруженной силы в рамках Устава ООН и коллективной системы безопасности с целью защиты фундаментальных прав человека должны определяться и оцениваться в свете известных положений Устава и недавней деятельности ООН. В статье 2 (4) говорится: «Все участники должны воздерживаться от угрозы или применения силы против территориальной целостности или политической независимости любого государства, равно как каких-либо других действий, несовместимых с целями ООН».

  Существуют, однако, два исключения, касающиеся данного запрета: статья 42 и статья 51. Статья 51 подтверждает "неотъемлемое право на индивидуальную или коллективную самооборону" и выходит за рамки этого исследования. Статья 42 разрешает использование вооруженной силы Советом Безопасности в том случае, если Совет решит на основе статьи 39 Устава, что ситуация представляет собой "угрозу миру, нарушение мира или акт агрессии". В соответствии со статьей 24 Устава, только Совет Безопасности может(определять, существует ли угроза миру, нарушение мира или акт агрессии и, таким образом, является единственным органом в системе коллективной безопасности ООН, обладающим правом решать. "какие меры могут быть предприняты в соответствии со статьями 41 и 42 для укрепления или восстановления мира и безопасности. Статья 39 законно наделяет Совет правом использовать свои политические полномочия для определения мер по поддержанию или восстановлению мира и безопасности. Это право Совета Безопасности на "автоматическую интерпретацию" с целью определения тех ситуаций, которые представляют собой угрозу миру, нарушение мира или акт агрессии, а также принудительных мер, которые должны предприниматься в свете подобных решений, согласно статье 42, если Совет решит, что это необходимо и адекватно ситуации.

  Существуют ли правовые барьеры для Совета Безопасности в положениях статьи 2 (7) Устава? Вероятно нет, поскольку статья 2 (7) открыто заявляет: "Ничто, содержащееся в данном Уставе, не должно давать право ООН вмешиваться в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, или требовать отмены представления таких дел на рассмотрение в порядке настоящего Устава, однако этот принцип не затрагивает применения принудительных мер, согласно главе 7".

  Наряду с тем, что в государственной практике и в теории принято не причислять крупные нарушения фундаментальных прав человека к сфере исключительно внутренней компетенции государства, последнее предложение статьи 2 (7) не оставляет и намека на двусмысленность: Совет имеет право вводить принудительные меры, согласно статье 42, если, как отмечено в статье 39, злодеяния и другие систематические или массовые нарушения фундаментальных прав человека внутри государства представляют собой угрозу миру или затрагивают поддержание или восстановление международного мира и безопасности.

  У Совета есть два пути в рамках статьи 42: он может принять принудительные меры, санкционируя проведение военных акций, или же может дать согласие государствам — членам ООН прибегнуть к использованию вооруженной силы. Из-за отсутствия особых соглашений, предусмотренных в статье 43 Устава, Совет не будет прямо решать вопросы о принудительных мерах военного характера, если не доказана их эффективность, возможность и политическая осуществимость в данной конкретной ситуации.

  Если санкция на принудительные меры предоставляется государствам-членам, то какая-либо отдельная страна не должна сама прибегать к вооруженной силе для исправления ситуации в соответствующей стране (хотя принудительные меры являются обязательными и для соответствующей страны и для других государств). Это является лишь "рекомендацией, которая подтверждает законность использования вооруженной силы, что запрещено в других случаях статьей 2 (4) Устава ООН.

  Возникает вопрос: обладает ли Совет Безопасности правом вводить принудительные меры, согласно статьям 39 и 42, в ситуациях, описанных в начале данного параграфа?

  После разрушительной второй войны в Персидском заливе Совет Безопасности принял десятью голосами "за" и тремя "против" (Куба, Йемен и Зимбабве) при двух воздержавшихся (Индия, Китай), гуманитарную Резолюцию Совета Безопасности № 688 от 5 апреля 1991 г.

  Для многих аналитиков данная резолюция являет собой целую веху в деятельности Совета Безопасности в духе Устава: по их мнению, резолюция обеспечивала прочную правовую основу для вмешательства сил союзников, создания "безопасных портов" и введения "зон запрета для полетов". Согласно этим мнениям, резолюция санкционировала первую операцию в духе главы 7 для целей гуманитарного характера: вопиющие нарушения прав человека и варварские действия против гражданского населения (главным образом против курдов на севере страны), проводимые правительством Ирака, и доказала свою первостепенность по отношению к доселе неприкосновенному принципу суверенитета.

  Если глубоко задуматься над данной проблемой, то можно поставить под сомнение возможность создания союзниками "безопасных портов" и введения "зон запрета для полетов", основывающихся на резолюции. Другими словами, взгляды на Резолюцию Совета Безопасности № 688 до сих пор отражают старые дискуссии между "реалистами" и "теоретиками", или между сторонниками права на гуманитарную интервенцию и теми, кто утверждает, что данное право не существует в международном праве в период после принятия Устава. В Резолюции Совета Безопасности № 688 не упоминаются ни глава 7, ни формулировка, используемая в Резолюции Совета Безопасности № 678, которая призывала все государства — участники  ООН  "использовать все  необходимые средства" для  "восстановления международного мира и стабильности в регионе". Более того, в Преамбуле резолюции явно присутствует содержание статьи 2 (7), где говорится о суверенитете, территориальной целостности и политической независимости Ирака и всех государств региона.

  В оперативной (постановляющей) части резолюции именно Генеральный секретарь ООН должен "преследовать гуманитарные цели" и "использовать все средства, имеющиеся в его распоряжении", ради срочного содействия гражданскому населению Ирака, находящемуся в крайне сложном положении. Нигде в резолюции нет санкции Совета в отношении государств-членов на вооруженное вмешательство, нигде нет и какой-либо ссылки на проведение коллективных принудительных мер согласно статье 42.

  Точка зрения о том, что резолюция не обеспечивает правовую основу для акций, которые должны последовать за ней, подтверждается не только подготовительными материалами и существующими  формулировками  резолюции,  но  и  мнением  Правового  комитета Государственного департамента США, который пояснил, что введение "зон запрета для полетов" было добровольным шагом; резолюция носила "гуманитарный характер по направленности и являлась добровольной, поскольку не дает ссылки на главу 7 Устава ООН.[39]

  В оперативной части резолюции осуждается "подавление гражданского населения Ирака"; Совет настаивает на том, чтобы Ирак "разрешил немедленный доступ международных гуманитарных организаций". У этой ситуации, однако, существуют "последствия", т.е. "массовый поток беженцев по направлению и через международные границы" и "набеги чешез границу", которые ставили под угрозу международный мир и безопасность в регионе.

  По мнению одних специалистов-международников, "гуманитарная"  резолюция Совета Безопасности ООН № 688 от 5.04.91 г. создала правовую основу для вооруженного вмешательства союзных сил, впервые юридически подтвердила приоритетный характер подобных гуманитарных акций по отношению к принципам суверенитета, территориальной целостности любого  государства.                                                                         

  Однако многие другие специалисты и политики полагают, что нынешняя система международно-правовых принципов, изложенная в Уставе ООН, исключает любые акты вмешательства извне во внутренние дела суверенных государств по любым, в том числе гуманитарным, поводам без соответствующей санкции Совета Безопасности ООН.

  И в этом, по нашему мнению, заключен глубокий смысл. Ведь отдельные государства и региональные организации, пытающиеся подменить ООН и ее Совет Безопасности, не могут быть беспристрастными и в той или иной мере будут преследовать в таких акциях собственные пели. Негативные последствия вмешательства по односторонним решениям, как правило, перевешивают тот положительный  эффект, если даже он имеет место в результате такой акции.[40]                    

  Таким образом, резолюция не может, на наш взгляд, рассматриваться как прецедент для положения о том, что Совет Безопасности расценивает внутренние массовые нарушения прав человека в рамках одной страны как таковые, без трансграничных последствий и как прямую угрозу международному миру и безопасности. Это является важным прецедентом для случаев с подобными последствиями внешнего характера, касающихся нарушений прав человека.

  Что касается югославского кризиса, то из деятельности Совета нельзя вывести прямых заключений. В этом случае можно говорить о том, что специальные принудительные меры являлись следствием не зверств и серьезных нарушений прав человека, главным образом в бывшей Югославии, а позже в Боснии и Герцеговине. Хотя Совет Безопасности много раз и осуждал эту жестокость, в данном случае принудительные меры не предусматриваются статьей 42. Это очевидным образом может быть проиллюстрировано на примере Резолюции № 770 Совета Безопасности от 13 августа 1992 г. Данная резолюция признавала в своей Преамбуле, что ситуация в Боснии и Герцеговине представляет собой угрозу международному миру и безопасности и что крупные нарушения прав человека продолжают иметь место. Совет также признавал, что положение о "гуманитарной помощи" было важным элементом в "попытках восстановить международный мир и безопасность в регионе". Но кроме "требования" в главе 7, которая обязывает создать беспрепятственный и продолжительный доступ Международного Красного Креста и иных организаций к лагерям, пленным и центрам для интернированных, можно признать, что Совет не был готов предпринять следующий шаг: военные принудительные меры для восстановления нормальной ситуации с правами человека внутри Боснии и Герцеговины. Представляется также важным то, что параграф первый Преамбулы подтверждает "необходимость соблюдать суверенитет, территориальную целостность и политическую независимость Республики Босния и Герцеговина"[41]. Резолюция Совета Безопасности № 771 от 13 августа 1992 г. осудила практику "этнических чисток" и выразила "серьезную обеспокоенность продолжающимися сообщениями о повсеместных нарушениях международного гуманитарного права на территории бывшей Югославии и особенно в Боснии и Герцеговине, включая сообщения о массовых насильственных высылках и депортации граждан, захвате и нарушении работы больниц и станций медицинской помощи,  препятствовании доставке продовольствия, лекарств для гражданского населения,. а также бессмысленных разорениях и разрушении собственности". Однако, несмотря на данные "повсеместные нарушения", подпадающие под главу 7, Совет вновь воздержался от принятия решения по принудительным мерам, указав, что в случае продолжения нарушений он будет вынужден предпринять дальнейшие меры согласно Уставу. Подобные дальнейшие меры, однако, также не были отражены в Резолюции Совета Безопасности № 787 от 16 ноября 1992 г. касательно принудительного введения экономических санкций против Сербии и Черногории. Государствам было дано право на принятие мер по введению эмбарго, но Совет воздержался от санкционирования государств-участников на принятие мер в контексте серьезных нарушений прав человека и продолжающихся этнических чисток.

  По сравнению с Резолюцией Совета Безопасности № 688, Совет все-таки изменил свою позицию в отношении исключительно внутренних нарушений прав человека в Боснии и согласился, хотя и не единогласно, с тем, что эта ситуация может представлять угрозу международному миру и безопасности⁴¹. Это стало ясно после резолюций Совета Безопасности по "безопасным портам" или "безопасным территориям", и особенно Резолюции Совета Безопасности № 815 от 30 марта 1993 г. по мандату сил по поддержанию мира, Резолюции Совета Безопасности № 819 от 16 апреля 1993 г. и Резолюции, Совета Безопасности № 824 от 6 мая 1993 г. Более того, в Резолюции Совета Безопасности, № 824 Совет оказался готов предпринять дальнейшие шаги, если в том будет необходимость.

  Хотя уже известная формулировка "все необходимые средства" и не была использована, Совет практически полностью показал свою готовность прибегнуть к военным принудительным мерам по отношению к нарушениям прав человека внутри страны. Однако двусмысленное поведение Совета вновь проявилось при принятии Резолюции Совета Безопасности № 836 от 4 июня 1993 г., где отмечается принятие концепции "безопасных территорий" как "реакция на чрезвычайные ситуации", которая могла внести "ценный вклад" в сохранение мира на основе плана Вэнса-Оуэна, но "не должна никоим образом рассматриваться как самоцель, поскольку является частью процесса Вэнса-Оуэна...".

  В данной Резолюции, однако, Совет сделал последний шаг и дал разрешение Силам по поддержанию мира "в качестве самозащиты" использовать вооруженную силу в ответ на: «бомбардировки безопасных территорий любой из сторон при вооруженном вторжении или же в случае любого умышленного препятствования свободе передвижения Сил по поддержанию мира или охраняемых гуманитарных конвоев внутри или вокруг данных территорий»[42].

  Наиболее важный, 10 параграф оперативной части дает разрешение государствам-участникам в тесной координации с Генеральным секретарем и под его руководством предпринимать "все необходимые меры" для содействия Силам по поддержанию порядка. Если сравнивать ситуацию с иракской проблемой, то создается впечатление, будто Совет готов согласиться с тем, что ситуация с нарушением прав человека внутри страны может создать угрозу международному миру и безопасности, независимо от внешних последствий. До сих пор неясно, принял ли Совет также единогласно идею того, что военные принудительные меры могут быть предприняты с санкции Совета. Кроме всего прочего, различные соответствующие резолюции гуманитарного содержания подтвердили суверенитет и территориальную целостность Боснии и Герцеговины и должны рассматриваться в контексте полной картины конфликта. Но более важно помнить, что боснийские власти неоднократно и недвусмысленно просили ввести военные принудительные меры для защиты безопасных портов, под чем очевидно подразумевалось согласие боснийским правительством на введение вооруженных сил.

  Нежелание Совета Безопасности принимать решения по введению принудительных мер, включая и использование вооруженной силы, и приравнивать защиту прав человека к принципам суверенитета показывает, что Совет, хотя и обладает большой властью, до сих пор колеблется в вопросе санкционирования принудительных мер согласно статье 42 в связи с нарушением прав человека и с целью восстановления международного мира и безопасности.

  Если в случае с Боснией и Герцеговиной ситуация выглядела достаточно неоднозначной, то в случае с Сомали Совет действовал быстро и решительно, что выразилось в принятии Резолюции Совета Безопасности № 794 от 3 декабря 1992 г. После того, как Совет определил, что «огромная человеческая трагедия, вызванная конфликтом в Сомали и еще более усугубленная теми преградами, которые создаются на пути распределения гуманитарной помощи, создает угрозу миру и безопасности во всем мире».[43]

  Резолюция недвусмысленно дала полномочия государствам-членам совместно с ООН использовать вооруженную силу, использовать все необходимые средства для установления благоприятных условий для операций по гуманитарной помощи в Сомали. Для этого предложения четким прецедентом является то, что Совет Безопасности рассматривает массовое, но чисто внутреннее нарушение прав человека само по себе, без последствий вне страны, как прямую угрозу международному миру и безопасности. Более того, изучение ситуации в Сомали показывает, что Совет готов использовать меры военного принуждения (допустимое использование оружия) для исправления таких ситуаций. Наиболее важным является, на наш взгляд, признание того, что Совет действительно заложил удивительные прецеденты, расширив сферу приложения статей 39 и 42 по сравнению с принятым ранее решением и подняв статус прав человека по соотношению к суверенитету, территориальной целостности и невмешательству.

  Почти идентичный шаг был предпринят Советом Безопасности в отношении ситуации в Руанде. В резолюции Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г. Совет хотя и признал исключительность ситуации в Руанде, но определил в достаточно резкой форме, что масштабы кризиса представляют угрозу миру и безопасности в регионе, и санкционировал полномочия стран — членов ООН на проведение военных операций по ликвидации кризиса ("используя все необходимые средства для достижения гуманных целей")[44].

  Наиболее важным с концептуальной точки зрения, является то, что действия, совершаемые в рамках коллективной системы безопасности ООН, в том виде, как они заложены в Уставе этой организации, действительно свидетельствуют и подтверждают, что "принудительные меры", согласно статьям 39 и 42 главы 7, могут и будут предприниматься Советом Безопасности с целью улучшения ситуации с нарушением прав человека, поскольку данные внутренние ситуации представляют собой угрозу миру и влияют на международные мир и безопасность. Совет Безопасности обладает такими полномочиями и, следовательно, не превышает их в данных ситуациях.

  Однако такие обязательные меры, принятые Советом Безопасности согласно главе 7, не могут быть охарактеризованы как составная часть доктрины «гуманитарной интервенции». Наоборот, мы имеем дело с принудительными мерами в духе статей 39 и 42 Устава. 

  Иногда создается впечатление, что в тех ситуациях, когда Совет Безопасности дает санкцию государствам-участникам на использование вооруженной силы с целью вмешательства в другое государство в гуманитарных целях, подобное вмешательство может быть описано как применение принудительных мер в гуманитарных целях. Однако как с правовой, так и с концептуальной точки зрения такому определению предпочтение не отдается, поскольку обязательные принудительные меры, независимо от их объема, содержания и природы, направлены на поддержание или/и восстановление международного мира и безопасности. Они не предпринимаются в гуманитарных целях, и введение либо использование такой терминологии может привести к дальнейшим разночтениям и двусмысленным толкованиям.

  Представляется предпочтительным говорить о принудительных мерах в русле статьи 42 Устава, как об обеспечении гуманитарной помощи с целью сохранения или восстановления мира и безопасности. Данные меры являются лишь одной из форм принудительных мер в русле главы 7 Устава и не представляют собой специальную правовую категорию, равно как и трактовку понятия гуманитарной помощи со своим правовым статусом и содержанием, используемой в деятельности Совета Безопасности.

  Рассмотрение вопроса о том, имеет ли международный закон право санкционировать гуманитарную интервенцию в период после принятия Устава, может быть весьма кратким. Такого права не существует. Для внесения ясности можно сказать, что речь идет о международной гуманитарной интервенции в чистом виде или, другими словами, классической гуманитарной интервенцией. Тем не менее, угроза применения или, использования силы государством или группой государств исключительно в целях предотвращения или защиты от серьезных нарушений фундаментальных прав человека, особенно права на жизнь, независимо от национальности, может иметь место, как без разрешения соответствующих органов ООН, так и без разрешения законного правительства данного государства.

  Анализ мнений о доктрине «гуманитарной интервенции» (Дьюк, Гэллант, Хелтон, Лиллиу, Макдугал, Рейзман, Саймон, Тисон, Фарер, Хенкин, Маланчук, Офодийл, Родли, Сай, Вервей и др.) показывает, что доктрина, будучи "вторичным" источником международного права, не является нормой пшава, и из ее юридических текстов нельзя вывести каких-либо определенных выводов. Более убедительны с юридической точки зрения разработки Международного суда, например, относительно случая с Никарагуа, когда Суд определил, что международное право не санкционирует вмешательство без одобрения Совета Безопасности. Суд не приемлет несанкционированного использования государством вооруженной силы для исправления ситуации с серьезными нарушениями в области прав человека в другом государстве. Дальнейшие свидетельства можно найти в резолюциях Генеральной Ассамблеи № 2625 и № 3114 касательно определения агрессии.

  Подводя итоги общей характеристики принципов и норм международного права, соотносящихся с «гуманитарной интервенцией», можно, на наш взгляд, согласится с выводами Международной комиссия по вмешательству и государственному суверенитету, которая считает следующее.

  1. Центральными принципами должны быть:

  а) Государственный суверенитет подразумевает определенные обязанности, и основная ответственность за защиту населения страны возлагается на само государство.   

  б) Если населению страны причиняется тяжкий вред в результате внутренних военных конфликтов, волнений, репрессий или недееспособности государственной власти и соответствующее государство не желает или неспособно предотвратить этот вред, - принцип невмешательства уступает место международной обязанности защиты людей.       

  2. Юридическими основаниями являются:

  а) Обязанность защиты людей как один из руководящих принципов международного сообщества государств, заложена в:

  обязательствах, неотделимых от самого понятия суверенитета;

  ответственности Совета Безопасности ООН за поддержание международного мира и безопасности в соответствии со ст. 24 Устава ООН;

  конкретных обязательствах, накладываемых декларациями, пактами и договорами о правах человека и защите людей, международным гуманитарным правом и внутренним правом государств;

  получающей все большее развитие практике государств, региональных организаций и самого Совета Безопасности.

  б). Составные элементы обязанности защищать людей: обязанность предотвращать вред: бороться как с глубинными, так и с непосредственными причинами внутренних конфликтов и иных кризисов, создающих угрозы для населения страны;  обязанность реагировать на причинение вреда: в ситуациях настоятельной необходимости принимать соответствующие данной ситуации меры, в том числе, в случае необходимости, и меры принуждения, такие как санкции или международное уголовное преследование, а в самых крайних ситуациях и военное вмешательство; обязанность исправлять причиненный вред, обеспечивать, особенно после военного вмешательства, всю необходимую помощь для ликвидации последствий кризиса и вмешательства, для восстановления разрушенных объектов, примирения враждующих сторон, устранения причин того вреда, который вмешательство было призвано предотвратить или остановить.

  3. Принципами военного вмешательства являются:

  Военное вмешательство с целью защиты жизни и безопасности людей представляет собой исключительную и чрезвычайную меру. Оправдать ее могут лишь, причиняемый людям серьезный и непоправимый вред или непосредственная и неотвратимая угроза причинения такого вреда, а именно:

  фактическое или ожидаемое лишение жизни в больших масштабах, как в ходе осуществления преднамеренного геноцида, так и без подобного намерения, являющееся результатом намеренных действий государства, его неспособности или нежелания принимать необходимые меры для его предотвращения либо распада самой государственной власти в стране;

  фактически происходящие или ожидаемые крупномасштабные "этнические чистки", осуществляются ли они с помощью убийств, принудительного выселения, актов террора или массового изнасилования.

  4. Принципами предосторожности являются:

  Добросовестность намерений: какие бы иные мотивы не лежали в основе действий стран, осуществляющих вмешательство, - главной целью вмешательства должно быть прекращение или предотвращение страданий людей. Добросовестное намерение надежнее обеспечивается в случае многосторонних операций, опирающихся на поддержку со стороны самих жертв и общественного мнения в региона в целом.

  Принцип последнего средства: военное вмешательство может быть оправдано лишь в том случае, когда были тщательно рассмотрены все возможности иных стратегий, способных предотвратить или разрешить кризис, и имеются серьезные основания полагать, что меры меньшего масштаба не приведут к успеху.

  Достаточность шансов на успех: для оправданности вмешательства необходимы достаточные шансы добиться успеха в деле прекращения или предотвращения страданий и уверенность, что предпринимаемые действия не приведут к большим страданиям, чем привело бы бездействие.

  Соразмерность средств: масштаб, продолжительность и интенсивность планируемого военного вмешательства не должны превышать минимально необходимого для достижения заранее определенных целей защиты людей.

  Разумные шансы на успех: необходима достаточная вероятность успешного достижения оправдывающей операцию цели прекращения и предотвращения страданий, а вероятные последствия операции не должны быть более тяжелыми, чем вероятные последствия бездействия.                        

  5. Законными полномочиями на вмешательство должны быть:

  Наиболее подходящим органом для санкционирования военного вмешательства в целях защиты людей является Совет Безопасности ООН. Нужно не искать ему альтернативу, а добиться, чтобы он работал лучше, чем работает сегодня.

  Во всех случаях до начала военного вмешательства необходимо добиваться санкций Совета Безопасности. Те, кто добивается вмешательства, должны либо официально потребовать таких санкций, либо побудить Совет поднять этот вопрос по собственной инициативе, либо побудить Генерального секретаря ООН вынести этот вопрос на рассмотрение Совета в соответствии со статьей 99 Устава ООН.

  В случае обвинений в широкомасштабных убийствах или этнических чистках Совет Безопасности должен безотлагательно рассматривать любую просьбу о санкциях на вмешательство. В этих обстоятельствах ему следует стремиться к проверке достаточности фактов или обстоятельств, которые могли бы оправдать вмешательство. Пять постоянных членов Совета Безопасности должны договориться между собой, что в тех случаях, когда большинство членов Совета выступает за резолюцию о вмешательстве в целях защиты людей, они не будут прибегать к использованию своего права вето, если только ситуация не затрагивает их жизненных национальных  интересов.

  Если Совет Безопасности отклоняет просьбу о санкциях или не принимает никакого решения в разумный срок, возможны следующие альтернативные действия: о вынесение вопроса на рассмотрение чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН и о действия региональных организаций в соответствии с главой VIII Устава ООН, подлежащие впоследствии одобрению Совета Безопасности.

  Совет Безопасности, со своей стороны, должен учитывать, что, если в ситуации, взывающей к совести и настоятельно требующей действий, он не выполнит свою обязанность по защите людей, то государства, озабоченные ситуацией, могут не исключить для себя использование других мер, соответствующих серьезности и настоятельности ситуации, а это нанесет урон престижу ООН и доверию к ней.

  6. Принципами ведения операций должны быть:

  четкие задачи, четкий и недвусмысленный мандат во всех ситуациях, адекватные ресурсы;

  наличие у членов коалиции единого подхода к ведению военных действий, единство командования, ясная и недвусмысленная иерархия командования и коммуникаций;

  соблюдение ограничений, постепенность в наращивании применения силы, стремление в качестве цели военных действий не к нанесению военного поражения государству-противнику, а к защите населения;

  соответствие боевых приказов, определяющих правила ввода в бой и ведения боя, общей концепции ведения операции, строгая и точная их формулировка, полное соответствие принципу соразмерности и международному гуманитарному праву; признание того, что защита собственного персонала не может быть основной задачей.

  максимальная координация усилий с международными гуманитарными организациями.

  Таким образом, подводя итоги изучения генезиса понятия «гуманитарная интервенция», можно сделать следующие выводы.

  1. За все время исследования проблемы было предложено немало определе­ний «гуманитарной интервенции» как западными, так и отечественными учеными.  Само сочетание терминов "гуманитарная интервенция" является более чем противоречивым. Это касается, пре­жде всего, устоявшегося понятия о гумани­тарной интервенции как о силовой акции, подпадающей под довольно узкое военно-политическое определение.

  В трак­товке определения понятия этих противоре­чивых терминов явно не хватает таких со­ставляющих, как политические и этические традиции, международная политика и этика и ряд других.

  2. Новейшая история эволюции международных событий, обусловливающих проведение «гуманитарной интервенции», насчитывает уже более 50 лет. За это время различными странами и блоками были совершены нарушения территориального суверенитета и политической независимости более чем в 50 государствах, вмешательство в их внутренние дела, в том числе с использованием вооруженной силы, для достижения определенных целей под предлогом защиты гражданского населения и прав человека. Следовательно, практика проведения «гуманитарных интервенций» стала уже нормой, стабильно действующим механизмом регуляции международных отношений.

  3. Принципы и нормы международного права, соотносящиеся с «гуманитарной интервенцией» обусловлены четко сформулированной в Уставе ООН направленностью против военного вмешательства и не должны рассматриваться как аб­солютные, когда требуются решительные действия на основании необходимости защиты людей. Степень правомерности, придаваемая вмешательству, как правило, зависит от ответа на такие вопросы: цель, средства, исчерпанность других способов исправить положение, соразмерность ответного удара первоначальному действию и какой орган дол­жен давать санкцию на вмешательство.

  4. Смещение акцентов международного права в оценке приоритетов ценностей от суверенитета государства к правам человека требует во избежание негативных последствий «гуманитарных» действий по уже устоявшимся понятиям осуществления «гуманитарной интервенции» переосмыслить принятую терминологию и наполнить ее новым правовым содержанием.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  Глава 2.  Правовые аргументы по проблеме «гуманитарной интервенции»

  
  

  Вряд ли какой-нибудь вопрос на стыке мировой политики и международного права вызывал в последние годы такие ожесточенные споры, как право на гуманитарное военное вмешательство вообще, как и когда такое вмешательство можно (или нельзя) осуществлять и кто имеет (или не имеет) право принимать о нем решение.

  Для кого-то защита со стороны внешней силы жителей страны-жертвы «гуманитарной интервенции» от действий или бездействия их собственного правительства - проявление запоздавшей "интернационализации" совести человечества.

  Для других это же - опасная брешь в мировом порядке, целиком построенном на принципе суверенитета государств и неприкосновенности их территории. Не случайно одинаково яростные возражения вызывало и использование военной силы в гуманитарных целях - как в Сомали, Боснии, Косово, и уклонение от него - как в Руанде.[45]

  Но и среди сторонников гуманитарного вмешательства нет единства. Для одних единственная реальная проблема - добиться, чтобы вмешательство было действенным; другим куда серьезнее кажутся вопросы о законности, процедуре и предотвращении возможных злоупотреблений. Видимо, здесь по-своему проявились те же сложности "стыка" принципов международного гуманитарного права, права войны и прав человека, о которых речь шла выше.

  Определение перспектив развития и практического применения «гуманитарной интервенции» немыслимо, как представляется без изучения общественных доводов против «гуманитарной интервенции», а также изучения мотивов - в ее пользу.

  
  

           2.1. Мотивы - в пользу «гуманитарной интервенции»

  Еще в 1991 г. в своем ежегодном докладе Генеральной Ассамблее Бутрос  Гали высказал интересное и важное, хотя достаточно превратно истолковываемое наблюдение об отношении международного сообщества к постоянным нарушениям государствами фундаментальных прав человека. В достаточно недвусмысленной форме он отметил: «Сейчас как никогда осознается, что принцип невмешательства во внутреннюю компетенцию государств не должен рассматриваться в качестве защитного барьера, за которым систематически безнаказанно нарушаются права человека. Тот факт, что в различного рода ситуациях ООН не была способна предотвратить жестокость, не может расцениваться в качестве аргумента правового или морального характера против необходимых действий по изменению ситуации, особенно при угрозе миру. Сами доводы, касающиеся невмешательства, территориальной целостности и политической независимости государств, являются бесспорными. Однако их можно ослабить, если включить положение о том, что суверенитет, даже в наши дни, дает право на массовое истребление или начало систематических кампаний по истреблению или массовому изгнанию гражданского населения под видом подавления мятежа или вооруженного восстания.

  Ставя государства, являющимися членами ООН, под международную опеку, могло бы критиками идеи попечительства рассматриваться как разрушение ведущего принципа государственного суверенитета и нарушением принципа суверенного равенства и равноправия государств членов ООН, воплощенными в статье 2(1) устава этой организации.... В сущности однако это совсем не так. Принцип суверенитета не противоречит системе протекторатов»[46].

  В контексте сказанного в качестве основания для применения вооруженной силы против третьих государств Стратегическая концепция НАТО не ссылается поименно на допустимость так называемой гуманитарной интервенции, как она признается некоторыми специалистами международного права на Западе. Однако в ходе разработки концепции, и особенно в связи с операцией в Косово, немалый акцент делается на то, что грубые и массовые нарушения прав человека и вообще надвигавшаяся гуманитарная катастрофа являются, чуть ли не императивным основанием для военного вмешательства НАТО, т.е. все той же "гуманитарной интервенции"[47].

  Свои подходы к проблеме гуманитарного вмешательства практикуются         ведущими странами НАТО во главе с США. Эти подходы не только прошли апробирование в ряде регионов. Странами НАТО была сделана попытка юридически закрепить вмешательство во внутренние дела суверенных государств с использованием гуманитарных предлогов в официальных документах Североатлантического альянса, принятых на Вашингтонском саммите в апреле 1999 г. Не обошлось и без ложного пафоса - авторы этих документов пытаются убедить всех, что такие операции «служат в поддержку более широкой цели укрепления и распространения стабильности»[48].

  Очевидно,   что   идея "ограничения  территориального суверенитета" насильственным способом получила практическое воплощение в Югославии в виде прямого вторжения в Косово и прекращения действия на части суверенной территории Югославии законов СРЮ. Фактически контроль над Косово  перешел к военной администрации и командованию «миротворческих сил" НАТО с весьма слабыми  перспективами    осуществления   деклараций   о   восстановлении докризисного состояния и полной юрисдикции СРЮ над Косово.

  За положениями "соглашения" НАТО-СРЮ по Косово о сохранении края в составе Югославии просматривается всего лишь уловка политиков Запада, их желание закрепить сложившееся разделение территории суверенного государства вопреки основополагающим, признанным на международном уровне принципам невмешательства и суверенитета. С точки зрения руководства США и НАТО, успешное проведение воздушно-космической операции против Югославии   и   развитие   наземной фазы "миротворческой операции" на территории Косово позволило Западу выдвинуть идею проведения, так называемой,  «гуманитарной интервенции». Именно она усиленно внедряется в общественное мнение. Она поддержана правительствами стран Европы и ЕС, как авторитетным органом государств "истинной демократии". Возможность гуманитарной интервенции с участием международного контингента войск не отвергается и деятелями самого высокого уровня в ООН. По существу сегодня за любой миротворческой акцией уже маячит "ограничение суверенитета".[49]

  Принятие НАТО концепции «гуманитарной интервенции», ее реализация в Югославии коренным образом изменили вектор общеевропейского развития в направлении, едва ли не противоположном тому, который был определен в Хельсинкском заключительном акте 1975 г. и документах ОБСЕ: Парижской хартии 1990 г. Хельсинском документе 1992 г. и др. И хотя саммит ОБСЕ в Стамбуле 17-19 ноября 1999 г. формально подтвердил роль этой организации как основного европейского инструмента по предотвращению конфликтов и их мирному урегулированию, однако тенденция "натоцентризма" в построении общеевропейской системы безопасности и стабильности не была переломлена. Североатлантический альянс - организация, обладающая огромной военной мощью и занимающая доминирующие позиции в ОБСЕ, - отнюдь не намерена отходить на второй план. "Натоцентризм", продвигаемый его сторонниками как новейшая философия всеобщей безопасности на евроатлантическом  пространстве и за его пределами, в последние годы берет верх над провозглашенными Хельсинкским заключительным актом 1975 г. принципами.

  Обращает на себя внимание и тот факт, что уже через семь лет после окончания холодной войны и принятия Хельсинкского документа 1992 г. (в котором была разработана стройная система миротворческой деятельности ОБCE), многие из тех стран, которые подписывали и этот документ, и Заключительный акт 1975 г., без особых колебаний подписали в Вашингтоне в 1999 г. иные документы, в которых, в частности, миротворческие функции на евроатлантическом пространстве и за его пределами закреплялись за НАТО. Несмотря на всю приглаженность и известную туманность формулировок в документах альянса, за ними явственно просматривается вмешательство во внутренние дела суверенных государств, силовое их принуждение к внутренним преобразованиям по указаниям НАТО и ее лидера США.

  Имеет ли идея «гуманитарной интервенции» право на жизнь обсуждалась и в нашей стране. Проблема гуманитарного вмешательства на территории бывшего СССР была поднята практически сразу же после его распада. И первое, что сделали западные страны в этом отношении - постарались убедить руководство и общественное мнение новых независимых государств, что терзающие их конфликты - не только их внутренняя проблема, они становятся предметом особой заботы международного, прежде всего европейского, сообщества. Такой подход, получивший юридическое закрепление в Хельсинкском документе 1992 г. "Вызов времени перемен", не только не вызвал возражений у России и других новых независимых государств, но и был поддержан их руководителями, поставившими свои подписи под этим и последующими документами ОБСЕ; в которых проблема интернационализации конфликтов на территории СНГ, их урегулирования силами общеевропейского сообщества получила дальнейшее развитие. Тем более что конфликтный потенциал и связанные с ним угрозы подрыва региональной и общеевропейской стабильности не только не снизились, но и возросли, и руководителям государств Европы, собравшимся в Будапеште в 1994 г., речь пришлось вести уже об определенных районах СНГ, пораженных вооруженными конфликтами, и договариваться о конкретных мерах по их урегулированию.[50]

  Этим, очевидно, обусловлена и позиция России, когда она не только согласилась на введение войск НАТО в качестве миротворческих сил в Боснию и Герцеговину, но и сама приняла в этом участие. Профессор Университета штата Индиана Дмитрий Шляпентох считает, что русские стали очень скептически относиться как к моральным основам гуманитарной интервенции, так и к самой идее защиты прав человека и к западным либеральным принципам в целом после военных действий НАТО в Сербии. Он объясняет это ощущением разочарования в добрых намерениях Запада и обидой на его "обман", в результате которого распался Советский Союз, а дивизии Альянса оказались почти вблизи российских границ. По его мнению, в России сложился общественный консенсус в том, что "гуманитарная  интервенция" является кодовым выражением, аналогичным интернациональному долгу.[51]

  В ОБСЕ также сложилось общее понимание, что предотвращение и урегулирование конфликтов и гуманитарных кризисов - проблема общеевропейского масштаба, решение которой не под силу одной стране и потребует координации усилий всех государств - членов ОБСЕ, привлечения значительных сил и средств, не исключая в некоторых случаях и военного персонала. Под эту проблему, при активном участии России и других государств СНГ, была разработана солидная теоретическая и правовая база в основополагающих документах ОБСЕ. Что касается Североатлантического альянса, то в Вашингтонской декларации 1999 г. этого союза и в других документах подчеркивается решимость блока принять самое активное участие в урегулировании конфликтов как во всей евроатлантической зоне, так и за ее пределами. НАТО и в практическом плане не теряет времени даром, расширяя военное сотрудничество со всеми государствами на постсоветском пространстве на двусторонней основе и в рамках программы "Партнерство во имя мира" и активно осваивая их территории и военную инфраструктуру. Ясно, что делается это отнюдь не из чистого альтруизма, а с совершенно определенной целью, на случай, если придется использовать их территории в военных целях - для проведения наземных или воздушных операций.

  Тот факт, что в основе прежних противоречий между западными государствами и Россией оказались уже не столько идеологические, сколько чисто политические и прагматические разногласия, не слишком сильно повысил возможность осуществления такого рода акций. А если принять во внимание аналогичную позицию Китая, у которого, кстати, существуют схожие проблемы с тибетцами и жителями Синцьзян - Уйгурского округа, то становится понятным, насколько сложно было получить санкцию Совета Безопасности на проведение подобной операции.

  Именно такое положение дел и привело НАТО к решению осуществить в Косово без согласия Совета Безопасности свою военную акцию, вызвавшую ряд резких демаршей России, явно опасавшейся, что подобная практика станет постоянной. Как само это решение, так и его последствия были и остаются сложными и противоречивыми, однако в ближайшее время возможность повторения такого варианта развития событий, то есть осуществления странами Запада «гуманитарной  интервенции»  без санкции ООН, представляется маловероятной. Да и само принятие решения о вмешательстве является весьма непростым, а во многих случаях и вообще невозможным.

  После Косово и Восточного Тимора предлагалось много мест для осуществления гуманитарной интервенции. Понятно, что по целому ряду причин далеко не во всех из них могли предприниматься соответствующие попытки. Так, например, очевидное нежелание западных держав принять аналогичные меры по защите курдского населения Турции служит постоянным поводом для предъявления им упреков в применении двойного стандарта. Представляется, однако, что в данном случае вряд ли уместен максималистский подход - все или никто: даже одно остановленное кровопролитие хорошо еще и потому, что каждый удачный исход повышает шансы на успех в следующий раз.           

  Вместе с тем, следует учитывать и другие обстоятельства. Во-первых, во всех войнах погибают люди, поэтому нет никаких оснований ожидать от правительств, что они будут готовы жертвовать многими жизнями своих граждан во имя даже самых гуманных принципов. Кроме того, любая акция такого рода должна в конечном счете улучшать ситуацию, а не усугублять ее. Ясно, что любая попытка силового решения извне той же, скажем, курдской проблемы в Турции приведет к такому количеству жертв, которое многократно превзойдет то, которое имеет место сейчас. Фактически это привело бы к реализации на практике известного иронического высказывания: "Мы будем так бороться за мир, что камня на камне не останется".

  Поэтому прагматические соображения вполне имеют право на существование, тем более что принципы и заинтересованность едва ли когда-нибудь могут быть полностью разделены. А поскольку главной целью гуманитарной интервенции должно быть все-таки оказание помощи населению, права которого тем или иным образом подавляются, а не преследование чьих - то специфических интересов, то, вероятно, в некоторых случаях действительно лучше продолжать попытки разрешить имеющиеся проблемы иными, более мирными средствами, несмотря на явное наличие предпосылок к вмешательству.

  Во всяком случае, всегда должно быть дано честное объяснение, почему в данной конкретной ситуации гуманитарная интервенция невозможна. Вполне очевидно, что многие варианты отпадают из - за отсутствия политической заинтересованности в ней у тех государств, которые в принципе могли бы принять в таких операциях активное участие. В иных случаях направляемые в регионы "голубые каски" вынуждены играть роль фигового листка, не имея надлежащих ресурсов для решения поставленных перед ними проблем. Например, США и их союзники не выделили ни сил, ни средств для операции в Сьерра - Леоне, избегая подвергать опасности свои войска и запрашивать - в случае Соединенных Штатов - деньги у Конгресса, что привело к вынужденной передаче пятьюстами ооновскими миротворцами своего оружия и снаряжения местным бандитским группировкам.

  В свете событий последних лет весьма актуально обсуждение вопроса об использовании Советом Безопасности вооруженных сил, "которые окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности", т.е. для ведения с этой целью военных действий.[52] В этой связи заслуживает поддержки идея о решительной "реанимации" Военно-Штабного Комитета (ВШК) или создании какого-либо иного органа, способного "давать советы и оказывать помощь Совету Безопасности по всем вопросам, относящимся к военным потребностям Совета Безопасности"[53].

  Рассмотрение вопроса об использовании вооруженных сил, в частности, необходимо после войны в Ираке, которая обозначила, на наш взгляд, такую тенденцию в "импровизациях" в толковании Устава ООН, которые могут поставить под сомнение роль самой ООН.

  Резолюция 661 Совета Безопасности, обоснованно признавшая правомерным применение вооруженных сил против иракской агрессии, содержит ссылку на ст. 51 Устава, предусматривающую право на индивидуальную и коллективную самооборону. Однако после принятия резолюции ни Совет Безопасности, ни страна-жертва в дальнейшем не сделали необходимого, предусмотренного статьями 42 и 43 Устава ООН шага. Не были осуществлены меры, которые придавали бы последующим вооруженным действиям в отношении агрессора характер операции ООН. Фактически ООН в период еще войны "Буря в пустыне", да и войны 2003 г. от дальнейшего участия в операции, перешедшей в боевую стадию пресечения иракской агрессии в первом случае и наземной операции – во втором, устранилась, и антииракская коалиция была создана вне ООН под руководством США.

  Ведь признание Советом Безопасности факта агрессии и правомерности применения вооруженных сил для ее пресечения есть правовая основа для последующих действий самой ООН. Нормальный ход событий возможен только после заключения соглашения или соглашений с членами ООН о передаче в распоряжение Совета Безопасности необходимых вооруженных сил. В этом случае не исключается согласие на готовность какой-либо державы под контролем ООН, а также ВШК взять на себя бремя лидерства и основной ответственности за операцию.

  К сожалению, за пределами Европы и Северной Америки немногие страны обладают как людскими, так и материальными ресурсами для проведения подобных операций, а в их начале расходы ложатся преимущественно на страны - участницы.

  После окончания "холодной войны" государства, которые традиционно составляли хорошо обученную основу миротворческих сил ООН, -североевропейские страны, Нидерланды, Канада - существенно сократили свои военные бюджеты и, соответственно, армии. Пять постоянных членов Совета Безопасности, которые все еще обладают достаточно внушительными и хорошо подготовленными вооруженными силами, редко соглашаются на их использование.

  Во-вторых, существует сложная проблема определения потенциальных объектов «гуманитарной  интервенции». Список стран, где постоянно в массовом масштабе совершается насилие над собственным населением или его частью, достаточно обширен. Так, согласно оценкам Национального разведывательного агентства США, к концу 1999 года насчитывалось 23 таких государства, и еще в 9 аналогичный кризис готов был разразиться.

  Понятно, что аналогичные оценки ситуации, сделанные в других странах, могут существенно отличаться от американских. А поскольку речь идет о весьма серьезных акциях, то необходимо, прежде всего, установить достаточно простые и четкие условия, признанные как можно более широким кругом субъектов мирового права, только при соблюдении которых возможно подобное вмешательство. В противном случае неизбежно воцарится хаос. К сожалению, до настоящего времени именно из-за существующих различий в подходах разных государств выработать некие определенные критерии не удается. Существует много исследований на данную тему, в которых эти вопросы рассматриваются достаточно подробно, однако предлагаемые решения едва ли можно назвать полностью приемлемыми.

  В частности, можно согласиться  с таким мнением, что существующие длинные списки прав человека не могут быть взяты за основу, так как они устанавливают чрезмерно широкие рамки. Очевидно, например, что нарушение права граждан на жизнь и права трудящихся на забастовку несопоставимы. Невозможно установить также, сколько протестующих демонстрантов или представителей этнических меньшинств должно быть убито, чтобы мировое сообщество приняло решение о вмешательстве.

  На примере Югославии были сформулированы два основания для вмешательства. В качестве первого называется факт отрицания права на самоуправление четко определенного народа на четко определенной географической территории другой, большей этнической группой, которая заявляет, что меньшая находится на ее "суверенной" территории, то есть случай Косово. При этом, правда, признается, что во всех частях света имеется много подобных ситуаций, которые не будут разрешены либо в ближайшем будущем, либо вообще никогда, как, например, в Тибете.

  Однако и помимо этого данное предложение оставляет слишком много вопросов. Например, остается неясным, как в этом случае следует поступать в ситуациях, подобных имевшим место в Камбодже или Руанде, где не было никаких "очерченных территории", и репрессии невероятного масштаба проводились по идеологическим или чисто этническим основаниям. Кроме того, какая степень самоуправления может быть признана достаточной? В Стране басков, на Корсике в Северной Ирландии, которые подпадают под предлагаемое определение, идет борьба за полный  суверенитет, но едва ли можно ожидать, что ей будет оказана поддержка со стороны демократических государств.

  Другим основанием для интервенции предлагается считать авторитарный контроль главы государства над всей страной. Утверждается, что если некое правительство стремится удержать власть против желания большинства своих граждан и не собирается менять свою позицию, оно не должно надеяться, что такому отрицанию демократических принципов будет позволено остаться безнаказанным. Данное положение было проиллюстрировано ситуацией с Милошевичем, которому Европой и Америкой было заявлено, что он не может отрицать свое поражение на выборах. Его воодушевленные оппоненты вышли на улицы, и победа было одержана без кровопролития.[54]

  Как представляется, последний пример также не является слишком убедительным, поскольку в данном случае не имела места "классическая" «гуманитарная интервенция»: во-первых, в собственно Сербии не происходило массовых репрессий против населения, соответственно, не было ни жертв, ни беженцев, а, во - вторых, Запад не осуществлял вооруженного вмешательства в страну. Действительно, теперь уже доподлинно известно, что западные страны внесли весьма солидный идеологический и материальный вклад в организацию протестного голосования сербских избирателей, однако военное вторжение не произошло и даже не предполагалось.

  Таким образом, можно сделать заключение, что попытки выработать некие общие правила и критерии вряд ли приведут к достижению желаемого: слишком различны условия в каждом конкретном случае, чтобы можно было всякий раз действовать в соответствии с заданным алгоритмом. Вместе с тем, совершенно очевидно, что некоторые ситуации бывают настолько нетерпимы, что невмешательство становится постыдным. Как сказал канадский дипломат, направленный ООН в 1996 году в Руанду для расследования новых фактов геноцида, "мы все утратим часть наших душ, если допустим повторение того, что здесь произошло"[55].

  Тем не менее, Устав ООН все же создает определенную правовую основу для осуществления совместных действий при решении стоящих перед странами-участниками общих проблем. С этой целью ООН, согласно статье 1 своего Устава, принимает коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру подавления актов агрессии или других нарушении мира, которые осуществляются мирными средствами, в соответствии с принципами справедливости и международного права. Однако известно, что операции, проводимые в соответствии с Главой VII, не требуют согласия сторон и являются ак­тами законного применения силы. Следует акцентировать внимание на том положении Устава ООН, что он не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по сути подпадающие под внутреннюю юрисдикцию любого государства.

  Сейчас раздается все больше голосов о трансформации самой сути по­нятия суверенности государства в результате глобализации, междуна­родного сотрудничества, экономической взаимозависимости многих стран. Разумеется, что именно этот пункт всегда представляет собой предмет для дискуссий.

  В-третьих, с точки зрения международного права и национального законодательства международные, т.е. внутренние конфликты - это  вооруженное противоборство между правительственными силами, с одной стороны, и незаконными вооруженными формированиями - с другой, в пределах территории одного государства. Основные вопросы, связанные с  использованием вооруженных сил и других, силовых компонентов военной организации государства в условиях  внутреннего воору­женного конфликта, относятся исключительно к компетенции суверенного государ­ства. Никто не вправе вмешиваться в дея­тельность государства в этой области.[56]

  При этом важно иметь в виду, что поло­жения международного гуманитарного права применимы к внутренним, конфликтам только тогда, когда военные действия достигают определенного уровня интенсивно­сти. Всегда что находится ниже этого уровня (беспорядки, волнения, напряженность), признаются вооруженными конфликтами и должны регулироваться специальными  национальными законами о чрезвычайном положении.

  Следовательно, мы можем констатиро­вать, что согласно статье 25 Устава ООН о выполнении решений Совета Безопасности всеми государствами - членами ООН практически любые предпринимаемые ООН действия являются «законными» с точки зрения международного права, так как от­носительно их "де-юре" достигнут консен­сус мирового сообщества. Действия ООН могут быть законными, но не рассматриваться в качестве таковых многими народами мира, особенно любой группой, которая сочтет себя жертвой "агрессии" со стороны ООН. Безусловно, по этой причине в процессе принятия решений в рамках ООН не­обходимо стремиться и к обеспечению за­конности "де-факто", поскольку, в конеч­ном итоге, для содействия любому вмеша­тельству в целях мирного разрешения спо­ров потребуется поддержка  действий ООН со стороны народа.

  Таким образом, анализ «мотивов» - в пользу «гуманитарной интервенции», позволяет сформулировать основные предпосылки, при наличии которых в современном мировом сообществе считается возможным реальное осуществление «гуманитарной интервенции». Несмотря на упомянутые очевидные ограничения, главным условием все же остается, естественно, возникновение где-либо такой обстановки, когда создаются (или уже реализуются) угрозы жизни значительного количества людей, основным условиям их существования и/или свободе, вызывающие мощный всплеск общественного мнения в развитых странах. Вместе с тем понятно, что вооруженное вмешательство едва ли может быть реализовано в стране, обладающей достаточно мощными вооруженными силами, поскольку в этом случае потери наверняка окажутся значительно больше приобретений.

  Еще один обязательный критерий - это принятие соответствующего решения Советом Безопасности ООН. Высказанные выше соображения дают основания утверждать, что ситуация, подобная Косово, не повторится. Разумеется, должно быть выделено финансирование и найдено необходимое количество военнослужащих. По имеющимся оценкам, на новые предполагаемые операции по поддержанию мира потребуется не менее 200 млн. долларов в год. При этом крайне желательно, чтобы в акции было заинтересовано хотя бы одно из крупных государств, которое взяло бы на себя основные заботы по организации вмешательства, подобно Австралии в Восточном Тиморе или Франции в Руанде.

  Понятно, и то, что, как и всякий другой феномен современной политической жизни, «гуманитарная интервенция» не может быть оценена однозначно, поскольку она представляет собой сложное и местами противоречивое явление общественного развития, тем более на данной ранней стадии, когда еще только идет процесс его осмысления и выработки необходимых критериев.

  
  

                2.2. Доводы против «гуманитарной интервенции»

  В свое время операция НАТО в Югославии в 1999 г. довела разногласия по вопросу целесообразности проведения «гуманитарной интервенции» до точки кипения, перенеся их и в расколовшийся Совет Безопасности ООН. В результате, как известно, было де-факто признано право на военное вмешательство без санкции Совета, хотя оно, практически, не обсуждалось и никак не было обосновано. А моральные и гуманитарные обоснования силовой акции в связи с конфликтом в Косово, на первый взгляд, куда более сильные, чем юридические и политические, подрывались обоснованными утверждениями, что интервенция на практике привела к не меньшим потерям среди мирного населения, чем предотвратила. Да и сами методы осуществления операции вызывали острую критику, а мотивы участников - серьезные сомнения.

  Нынешний Устав ООН допускает «вмешательство», если оно вызывается наличием угрозы международному миру и бе­зопасности. Сюда с некоторыми, правда, натяжками можно отнести реакцию на угрозы, которые порождает связь с гло­бальной сетью терроризма, а также наличие оружия массо­вого уничтожения или настой­чивые попытки создать его.[57] Однако ни геноцид, ни массовые преследования на поли­тической, расовой, религиозной почве, если скрупулезно следо­вать Уставу ООН, не дают меж­дународной общественности права на «гуманитарную интервенцию». Ибо с точки зрения международного права тирани­ческие режимы не менее суверенны, чем режимы демократи­ческие.[58]

  ООН переживает ныне новый этап деятельности. Она освобождается от сковывавшей ее многолетней конфронтации, обретает свое предназначение, провозглашенное в Уставе в качестве первой задачи Организации: "Избавить грядущие поколения от бедствий войны". В арсенале этой Хартии международных отношений содержатся важные средства, способные обеспечить задачи миротворчества в сферах превентивной дипломатии.

  Так, глава VI Устава ООН содержит обстоятельный перечень средств мирного разрешения споров, продолжение которых может угрожать миру. Они были подтверждены в Манильской декларации 1988 г. о предотвращении и урегулировании споров и ситуаций, которые могут угрожать международному миру и безопасности, и о роли ООН в этой области; 15 ноября 1989 г. Генеральная Ассамблея приняла резолюцию (44/21) о поддержании международного мира.

  В главе VII Устава предусмотрены положения, определяющие действия ООН в отношении угрозы миру, нарушений мира и актов агрессии. Принципиально важны положения об исключительных прерогативах Совета Безопасности определять наличие любой из перечисленных ситуаций и принимать необходимые решения - от мер, не связанных с использованием вооруженных сил, до действий "воздушными, морскими или сухопутными силами"[59]. Создатели Устава предусмотрели для этого конкретную процедуру, предполагающую соглашения, которые должны в каждом случае заключаться между Советом Безопасности и членами Организации, о предоставлении в распоряжение Совета необходимых вооруженных сил и средств обслуживания.

  В VII главе Устава ООН содержатся и другие положения, касающиеся реализации права Совета Безопасности на применение силы. Здесь приведены лишь те из них, которые необходимы для оценки операций по поддержанию мира, многие из которых были существенно отличны от указанных выше уставных принципов.

  В контексте исследуемой проблемы уместно отметить, что в то время, когда отвергаются такие совершенно необходимые для адаптации Устава ООН к современным реалиям поправки, как предусматривающие расширение членского состава Совета Безопасности (Устав ООН в 1945 г. был принят 51 государством, сейчас членский состав ООН приближается к двум сотням государств), или ликвидация Совета по опеке (в мире давно нет подопечных территорий), или устранение из Устава давно ставшего анахронизмом положения о "вражеских государствах", в области поддержания мира незыблемые положения Устава попросту игнорируются.

  Выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН и отвечая за­щитникам суверенитета, Кофи Аннан так сформулировал во­прос: «Если «гуманитарная интервенция» действительно является неприемлемым уда­ром по суверенитету, то как нам следует реагировать на гру­бые и систематические наруше­ния прав человека, которые противоречат всем заповедям человеческого бытия?»[60]

  Сегодня подавляющее большинство юристов выступает против права на гуманитарную интервенцию по трем основным причинам. Во-первых, Устав ООН и современное международное право не предусматривают такое право; во-вторых, деятельность государств в последние два столетия, и особенно после 1945 г., в лучшем случае указывает лишь на несколько явных случаев гуманитарной интервенции, а согласно большинству оценок, их вообще не существует; в конечном счете, масштаб возможности злоупотребления таким правом в целях предосторожности ставит под сомнение смысл его существования"[61].

  Концепция «гуманитарной интервенции» не выдерживает проверки на обоснованность. Это констатировал, в частности, МИД Великобритании, который еще в 1986 году, высказался в том смысле, что подавляющее большинство современных правовых авторитетов «выступают против существования права на гуманитарную интервенцию» по трем главным основаниям: во-первых, не представляется, что Устав ООН и в целом современное международное право предусматривают такое право; во-вторых, практика государств за последние два века, и особенно с 1945 года, знает лишь несколько случаев действительно гуманитарной интервенции, а, по мнению многих - вообще ни одного; и наконец, в-третьих, масштабы злоупотребления таким правом в значительной мере свидетельствуют против его создания.[62]

  «Гуманитарные интервенции», в принципе, остаются нарушением международного права. Подобные соображения высказывались и в германском бундестаге в октябре 1998 года, когда речь шла лишь только об угрозах НАТО в адрес СРЮ. Однако, признавая юридическую уязвимость своей позиции, правительство ФРГ, тем не менее, утверждало, что ситуация в Косово настолько отчаянна, что оправдывает эти угрозы даже без мандата со стороны ООН, «в состоянии гуманитарной необходимости, не оставляющей выбора средств»[63]. При этом подчеркивалось, что германское согласие с правовой позицией, занятой альянсом в специфическом случае с Косово, не должно рассматриваться как "зеленый свет" для подобных интервенций вообще. По словам тогдашнего министра иностранных дел ФРГ К. Кинкеля, "решение НАТО не должно стать прецедентом"; в том, что касается монополии Совета Безопасности на применение силы "мы должны избежать того, чтобы оказаться на скользком склоне"[64].

  Как указывалось выше, согласно современ­ному международному праву правомерность применения силы без решения Совета Безопасности ООН отвергается. Ог­раниченное применение силы в гуманных целях правомерно лишь в исключительных обстоятельствах для спасения государством своих граждан, насильственно удерживае­мых на иностранной территории.

  При этом следует исходить из того, что гуманитарные акции вообще основываются на трех основных регулирующих принципах:

  принцип гуманизма заключается в том, что помощь должна оказываться в любых случаях, когда людям причиняются страда­ния; при этом необходимо защищать досто­инство и все неотъемлемые права, как от­дельных лиц, так и групп населения;

  принцип беспристрастности строится на положении о том, что гуманитарная по­мощь должна предоставляться без каких-либо ограничений и безотносительно наци­ональности, политических или идеологиче­ских убеждений, расы, веры, пола или этни­ческой принадлежности в зависимости от экстренности ситуации;

  принцип нейтралитета подразумевает тот факт, что гуманитарная помощь должна предоставляться без каких-либо пристра­стий в отношении одной или более сторон для устранения политических, военных, ре­лигиозных, идеологических или этнических противоречий, которые вызвали человече­ские страдания, при этом следует подчерк­нуть, что участники гуманитарных акций должны избегать объединения с одной из сторон конфликта.

  В большинстве проводимых операций эти принципы, по существу, были нарушены и торжествовал принцип  так называемого "двойного стандарта" по отношению к общепринятым нормам международного гуманитарного права.

  А в регионах, подвергшихся массированной ракетно-бомбовой "гуманитарной" обработке, наступала стабильность, зачастую кладбищенского типа.

  Поэтому многих независимых и объективных аналитиков в связи с              устремлениями блока НАТО к глобальному лидерству в Миротворческом   процессе возникает ряд серьезных опасений.          

  Первое. Международное сообщество лице ООН подменяется региональным Североатлантическим альянсом, а точнее - небольшой группой его ведущих государств во главе с США, которая присваивает себе право определять наличие гуманитарного кризиса в том или ином государстве, степень его остроты и опасности, влияния на региональную и глобальную стабильность. Эти оценки осуществляются по собственным критериям, в целом ряде случаев не соответствующим общепринятым международным принципам.

  Особую тревогу вызывает то обстоятельство, что государства - лидеры НАТО вознамерились совмещать в своем лице функции и главного судьи, выдающего санкции на силовое вмешательство, и исполнителя силовых акции, и "архитектора" постконфликтного государственного переустройства, и "старшего надзирателя" за исполнением своих послевоенных предначертаний и планов.

  Второе. Уже сейчас наблюдается тенденция слияния натовской концепции «гуманитарной интервенции» с другой рожденной на Западе концепцией – «ограниченного суверенитета», предполагающей вмешательство во внутренние дела государства под различными предлогами (в т.ч. экологическими,  миротворческими, гуманитарными и др.). Не есть ли именно ограничение суверенитета неугодных альянсу по тем или иным причинам государств их главной целью?

  Третье. Возникает вопрос: где пролегает граница между «гуманитарной помощью» и «гуманитарным вмешательством»? Где та грань, вторая отделяет гуманитарное вмешательство "негуманитарного"? Ясно, что эти границы должны быть определены четкими международными законами. Субъективное начертание таких границ может усугубить развитие кризиса.

  Четвертое. Принятая НАТО концепция «гуманитарной интервенции» может послужить оправданием для дальнейшего расширения блока, реализовавшего экспансионистских планов, безудержного и неоправданного наращивания военной мощи, выходящей далёко за рамки оборонительных потребностей.

  Пятое. НАТО в противовес основополагающим принципам Хельсинкского заключительного акта 1975 г. Устава ООН и базовых документов ОБСЕ, которые предполагают использование главным образом мирных средств разрешения конфликтов, делает ставку на военную силу.

  В противовес, военная доктрина Российской Федерации исходит из того, что применение военной силы недопустимо. В ней подчеркивается, что Россия отдает предпочтение политическим, дипломатиче­ским и иным невоенным средствам предотвращения, локализации и нейтрализации во­енных угроз на региональном и глобальном уровнях.[65]       

  И уроки Косово подтверждают, что, с одной стороны, использование "силовой дубины" не может решить сложных проблем, лежащих в основе межэтнических конфликтов и гуманитарных кризисов. А с другой - лишний раз показывают бесперспективность попыток НАТО действовать вне рамок ООН, попирая международное право.

  Шестое. в "пуле" государств, пытающихся подменить собою мировое  сообщество, тон задают великие ядерные державы: США, Великобритания, Франция. Самовольное и грубое вмешательство ядерных держав во внутренние дела государств в сочетании с жесткими силовыми мерами может спровоцировать опасное "расшатывание" режима нераспространения оружия массового уничтожения. И, кроме того, вызвать усиление диверсионных и террористических методов противодействия.

  Особая роль в реализации концепции «гуманитарной интервенции» принадлежит США. Высказываются опасения, что гуманитарные интервенции могут стать одним из основных инструментов для реализации Соединенными Штатами  своих планов по обеспечению мирового лидерства. Это означает: что проводить "аудит" конфликтогенных регионов, принимать решения о силовом вмешательстве, определять направления внутренней политики "побежденных" государств после завершения «гуманитарной войны» будет не весь альянс натовских государств, даже не их малая "могучая кучка", а единолично США. Естественно, для мирового общественного мнения все такие акции будут максимально прикрыты завесой коллегиальных действии, высокопарными словами о совместной защите демократических свобод, прав личности, интернациональной помощи угнетаемым группам населения. При этом видится особая опасность настойчиво продвигаемых США подходов к реализации концепции «гуманитарных интервенций» - в обход Совета Безопасности ООН, так как, во-первых: Вашингтон отнюдь не намерен упускать лидерство в  военной сфере, что позволяет среди прочего, защищать интересы США в объявленных ими жизненно важных зонах, а при необходимости - обеспечивать силовое прикрытие экспансии американских компаний в их борьбе за рынки сбыта и источники сырья.

  Во-вторых, США в результате участия в серии вооруженных конфликтов обеспечили свое постоянное военное присутствие и практически полный контроль над «регионами своих интересов», использование развитой и удобной военной инфраструктуры.

  B-третьих, из вооруженных конфликтов, локальных и гуманитарных войн Соединенные Штаты могут извлечь и извлекают немалую финансовую и экономическую выгоду. При этом США не ограничиваются извлечением только материальной выгоды, но стараются "выжать" из своего участия в гуманитарных акциях и максимальные политические дивиденды. Например, за обещанную Югославии помощь для восстановления ими же разрушенной экономики США требовали соответствующей ориентации внутриполитического и внешнеполитического курса, добились выдачи Милошевича, фактически шантажируя югославское правительство. Причем им нужен был даже не Милошевич сам по себе - для США важно было создать прецедент, который должен сделать посговорчивее "строптивых" и неугодных им лидеров других стран, а самое главное - послужить своего рода эффективной профилактической мерой против распространения "инфекции антиамериканизма" на другие страны.

  В-четвертых, приходится слышать, что мир стоит на пороге острого энергетического кризиса из-за истощения запасов основных энергоносителей-нефти и газа. Нарастает борьба за контроль над их основными месторождениями. Гуманитарная интервенция - удобный повод, позволяющий устанавливать такой контроль, не теряя лица в глазах мировой общественности, к тому же при сравнительно небольших затратах. В этой связи ряд исследователей обращают внимание на то, что наиболее "высокотемпературные" зоны современных локальных конфликтов и гуманитарных кризисов совпадают или находятся в непосредственной близости от нефтегазоносных районов мирового масштаба и путей транспортировки многих видов сырья на Запад.

  Есть и другая сторона проблемы. Предотвращение и урегулирование вооруженных столкновений локального масштаба, гуманитарных кризисов, миротворческая деятельность требуют отвлечения огромных сил и средств. Соединенным Штатам, даже если они искренне захотят сделать все возможное для затухания действующих и предотвращения новых гуманитарных кризисов и катастроф, в одиночку с этим не справиться. Здесь заложена хорошая возможность для продуктивного взаимодействия, в том числе между Соединенными Штатами и Российской Федерацией. Но реализовать эту возможность можно только при искреннем, а не декларируемом стремлении США способствовать урегулированию локальных конфликтов и гуманитарных кризисов. Конечно, нельзя утверждать, что такие благородные цели во внешней политике США в гуманитарной сфере напрочь отсутствуют. Но пока, к сожалению, они заслоняются другими, сугубо эгоистическими и гегемонистскими целями - закрепить сферы своего влияния, обеспечить политическое и экономическое доминирование в определенных районах, устранить неугодных лидеров или правящие режимы, повернуть вектор политики тех или иных государств в выгодном для себя направлении.

  Таким образом, в связи с вооруженными конфликтами в последние годы США и НАТО стали уделять большое внимание возможности «миротворческих действий» исходя из своих интересов. Применение всех законных средств и мер, способных ликвидировать конфликты на региональном уровне, разумеется, весьма желательно. Вместе с тем возникает вопрос о соотношении такого рода действий с компетенцией ООН. Правовые основания для решения такого рода вопросов содержатся как в главе VIII Устава ООН ("Региональные соглашения"), так и в договоре НАТО, подтверждающем приверженность Союза основополагающим принципам ООН.

  Если говорить о иерархии такого рода акций, то очевиден приоритет ООН, прежде всего в силу универсального характера этой организации, все члены которой, в том числе члены регионального соглашения НАТО, приняли на себя обязательства и по главе VIII Устава. Устав ООН обязывает участников региональных соглашений, прежде всего, приложить все усилия для достижения мирного разрешения споров, относящихся к поддержанию мира и безопасности, до передачи их в Совет Безопасности, который, согласно Уставу, должен быть всегда информирован о миротворческих действиях, предпринятых или намечаемых на основе региональных соглашений или региональными органами.

  "Совет Безопасности - четко указывает ст. 53 Устава ООН, - использует, где это уместно, также региональные соглашения или органы для принудительных действий под его руководством. Однако никакие принудительные действия не предпринимаются, в силу этих региональных соглашений или региональными органами, без полномочий от Совета Безопасности".

  Особую актуальность представляет также и анализ современных концепций гуманитарного вмешательства под углом зрения интересов России, которую саму не обошли стороной внутренние конфликты. Ей приходится в течение последнего десятилетия практически в одиночестве исполнять функции основного миротворца на пространстве бывшего СССР и осуществлять те или иные «гуманитарные действия» на территориях субъектов Федерации.

  Несмотря на сложности решения внутренних проблем, Россия, подчеркивается в ее Концепции внешней политики, готова к предметному диалогу по совершенствованию, правовых аспектов применения силы в международных отношениях в условиях глобализации и исходит из того, что поиск конкретных форм реагирования международного сообщества на различные острые ситуации, включая гуманитарные кризисы, должен вестись коллективно, на основе четкого соблюдения норм международного права и Устава ООН.[66]

  Таким образом, рассмотрев различные аргументы по проблеме «гуманитарной интервенции», можно сделать следующие выводы.

  1. Право на «гуманитарную интер­венцию» - это вопрос, ставший актуальным как никогда ранее: в каких случаях (если такое вообще возможно) государствам целе­сообразно предпринять принудительные, и в особенности военные, действия против друго­го государства в целях защиты находящихся в опасности людей в другом государстве. По крайней мере, вплоть до событий 11 сентября 2001 года, в результате кото­рых на передний план вышла необходимость международного ответа терроризму, вопрос о вмешательстве в целях защиты людей считался одним из наиболее спорных и сложных среди всех проблем международных отношений.

  Военное вмешательство извне в целях защиты людей вызывало споры и тогда, когда оно осуществлялось, например, в Сомали, Боснии и Косове, и тогда, когда его не было, напри­мер в Руанде. Для одних этот новый вид активности был весьма запоздавшим проявлением интернационализации человеческой совести, для других - вызывающим тревогу наруше­нием международного государственного правопорядка, основанного на суверенитете госу­дарств и неприкосновенности их территории. Для некоторых опять-таки единственный ре­альный вопрос состоит в обеспечении эффективности мер вмешательства в целях принуж­дения, для других же большее значение имеют вопросы правомерности, хода операции и возможного злоупотребления прецедентом.

  Основные направления дискуссий, которые в настоящее время посто­янно ведутся в ООН и в столицах повсюду в мире, очерчены вполне четко. Одни считают, что международное сообщество вмешивается недо­статочно; другие полагают, что оно вмешивается слишком часто. Одни утверждают, что единственный реальный вопрос - обеспечение эффективности принудительных мер вме­шательства; для других же вопросы правомерности, хода операции и возможного злоупот­ребления прецедентом имеют гораздо более важное значение. Для некоторых новые случаи вмешательства возвещают о появлении нового мира, в котором права человека берут верх над государственным суверенитетом; для других это - начало мира, в котором крупные дер­жавы подавляют более мелкие государства, манипулируя риторикой о гуманизме и правах человека. Такое расхождение во мнениях обнажило отсутствие единства внутри междуна­родного сообщества по этому важному вопросу. В интересах всех тех, кто страдает и гиб­нет, становясь жертвой бездействия руководства и учреждений государства, крайне важно устранить это расхождение.

  2. Современная полемика ведется в условиях существования значи­тельно расширившегося круга государственных, негосударственных и институциональных действующих лиц и при явно усилившихся взаимодействии и взаимозависимости между ними. Это — дискуссии, в которых нашли отражение новые комплексы проблем и новые разновидности тревог. Это — полемика, которая ведется в рамках новых норм поведения государств и отдельных лиц и в контексте значительно возросших ожиданий в отношении действий. И, наконец, это - дебаты, ведущиеся в рамках институциональной структуры, ко­торая с окончанием "холодной войны" сулила перспективу эффективных совместных меж­дународных действий в вопросах поддержания мира, обеспечения безопасности, прав че­ловека и устойчивого развития во всем мире.

  3. Существующие противоречия в правовой базе легитимности проведения «гуманитарных интервенций» требуют обеспечение консенсуса в отношении вмешатель­ства - это не просто принятие решения о том, кто должен его санкционировать и когда правомерно его предпринять. Не менее важно также продумать в правовом аспекте, как его осуществить, чтобы благородные цели не были запятнаны неподобающими средствами. Широко признается тот факт, что стратегии ООН по поддержанию мира, разработанные для эпохи войн между го­сударствами и предназначенные контролировать и обеспечивать соблюдение прекращения огня, согласованного между воюющими сторонами, уже более не годятся для защиты граж­данского населения, оказавшегося в центре кровавой схватки между государствами и ин­сургентами. В этом контексте задача состоит в том, чтобы выработать правовую основу и для тактики и для стратегии военного вмешательства и тем самым заполнить существующий разрыв между устаревши­ми концепциями поддержания мира и полномасштабными военными операциями, которые могут пагубно сказаться на гражданском населении.

  4. Проблема «гуманитарных интервенций» в целях защиты людей представляет собой ясный и убедительный пример настоятельной необходимости совместных действий, чтобы привести международные нормы и институты в соответствие с потребностями и ожиданиями мирового сообщества.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

         Глава 3. Перспективы развития и практического применения

                             «гуманитарной интервенции»

                        3.1. Есть ли будущее у гуманитарных войн?

  Сейчас с определенной долей уверенности можно сказать, что именно операцией, проведенной Североатлантическим альянсом в Югославии, было в основном завершено формирование принципиально нового вида силового интернационального гуманитар­ного вмешательства. Именно эта операция привела  к появлению в международном лексиконе нового, более чем парадоксального термина – «гуманитарная война»[67].

  Прошло почти четыре года после завершения этой так называемой "гуманитарной войны", но проблема гуманитарного вмешательства остается ак­туальной и сегодня, особенно после войны в Ираке. Более того, некоторые исследователи отождествляют проведение такого рода  "миротворческих" акций с политикой неоколониализма и теорией, "золо­того миллиарда". В этой связи есть все осно­вания считать, что гуманитарное вмешательство может стать своеобразной "фило­софией интернационализма" XXI века и одним из существенных факторов складывающегося сегодня нового мирового порядка. Если это будет миропорядок, в котором со­бытия будут развиваться по сценарию "гу­манитарной войны" США и НАТО на Бал­канах, то человечество уже в самое ближай­шее время может ожидать очередных "гу­манитарных войн" в различных регионах земного шара.[68]

  Деятельность Совета Безопасности ООН, которая формируется через призму Резолюции № 688 свидетельствует о желании Совета предпринимать принудительные меры согласно статье 42 Устава для исправления исключительно внутригосударственных ситуаций, опасных для народов, и является весомым прогрессом в системе коллективной безопасности ООН.

  Однако, продолжение деятельности Совета Безопасности в данной области безусловно обусловит возможность дальнейшего развития концепции «гуманитарной помощи», более того, может привести к более эффективному воплощению принципов международного гуманитарного права, поскольку данные принципы могут быть описаны как проявление гуманитарной помощи. Такие принципы уже известны и заложены в различных договорах (Женевская конвенция   1949 г., Дополнительные   протоколы   1977 г. и последующие).   Необходимо   отметить предпочтительность использования этих принципов вместо общего термина "гуманитарная помощь" в рамках концепции «принудительных мер».

  В то же время следует признать, что Совет Безопасности взял на себя ответственность изучать новые векторы и представил новые понятия помощи, доселе неизвестные в международном гуманитарном праве. Еще слишком рано оценивать положительный эффект от новых направлений и использования общего термина "гуманитарная помощь", однако нельзя отрицать, что за сравнительно короткое время возникло (как было указано выше) определенное количество новых тенденций. Более того, эта практика в целом принята общественностью.     

  Однако Совет Безопасности должен и дальше работать над еще более содержательной терминологией и оставлять такие термины, как "чрезвычайные операции гуманитарного характера" и "чрезвычайные освободительные акции" для операций в мирное время.[69]

  Другим очевидным выводом является то, что будущее доктрины «гуманитарной интервенции» выглядит довольно мрачным; если учесть разницу между гуманитарной интервенцией в ее обычной трактовке в международном праве и принудительными "мерами" в рамках главы 7 Устава ООН, то она вскоре может стать «надежным» основанием «гуманитарных войн».

  Многие критические обозреватели структуры и практики Нового мирового порядка заметили, что война в Ираке, высадка в Сомали и Гаити, расчленение и оккупация Югославии, являются не только проявлениями американского экспансионизма, но в этих войнах намечается также все более возрастающая тенденция начала реставрации колониализма или, скорее всего, неоколониализма.[70]

  За последнее десятилетие произошло качественное изменение природы конфликтов, смещение их из межгосударственной во внутригосударственную плоскость. Претерпел изменения и характер конфликтов. Сейчас они являются преимущественно гражданскими (т.е. между группами населения, которые формируются главным образом по признакам этнической принадлежности, расы, религии или культуры).

  Что касается конфликтов такого - нового - характера, то надо отметить, что эти конфликты стали более смертоносными. Устрашающая устойчивость конфликтов, свидетелями которых мы являемся в последние десятилетия, приводят к росту числа невинных, гражданских жертв современных военных действий состоит в том, что 90% жертв так называемых некомбатантов - практически посторонних, случайных жертв, которые зачастую сознательно избираются в качестве мишени по причине их этнической и религиозной принадлежности.[71]  По словам Генерального секретаря ООН Кофи Аннана, особенность современного конфликта состоит в том, что он угрожает самой природе человеческого сосуществования.

  Как показывает опыт ООН, любая стратегия по урегулирование внутригосударственных конфликтов предполагает эволюционный ненасильственный, демократический и правовой подход.

  Для его реализации Организация Объединенных Наций обладает, на наш взгляд, «богатым» набором специальных инструментов, способных обеспечить:

  1) устранение разрыва между существующими международными нормами и полным уважением и соблюдением прав человека;

  2) обеспечение беспрепятственного доступа гуманитарных работников в зоны конфликта для оказания помощи нуждающимся;

  3) обеспечение безопасности гуманитарного персонала;

  4) рассмотрение более эффективных мер по защите детей в конфликте, включая повышение до 18 лет возраста призыва на службу и забота о том, чтобы дети всегда избирались в качестве главного объекта внимания в ходе всяких усилий, по миростроительству и разрешению конфликтов;

  5) тщательная адресация санкций, с тем чтобы свести к минимуму воздействие на наиболее уязвимые слои населения;

  6) прекращение безнаказанности за военные преступления и преступления против человечества;

  7) по мере возможности, предотвращение использования информационных средств в качестве инструмента конфликта;

  8) дополнение согласованных дипломатических и политических усилий мерами экономического и гуманитарного характера.

  Проведенное исследование документов и литературы показало, что полемика в международном сообществе вокруг военного вмешательства в целях за­щиты людей вспыхнула в основном из-за достигшего критических размеров разрыва меж­ду, с одной стороны, нуждами и страданиями людей, испытываемыми ими в реальном мире (и все это видят), и, с другой стороны, нормативными международно-правовыми докумен­тами и средствами управления мировым порядком. Параллельно существует достигший не менее критических размеров разрыв между устанавливаемой международными нормами наилучшей практикой международного поведения, сформулированной в Уставе ООН, и фактической практикой государств, развившейся со времени принятия Устава. Хотя еще нет достаточно серьезного основания утверждать о возникновении нового принципа международного обычного права, расширяющаяся практика государств и региональных организаций, а также прецедент в практике Совета Безопасности позволяют сделать пред­положение о том, что возникает новый руководящий принцип, который, по мнению независимой Международной комиссии по воп­росам вмешательства и государственного суверенитета (МКВГС), лучше всего мог бы быть сформулирован как "ответственность по защите"[72].

  Данный принцип заключается в том, что вмешательство в целях защиты людей, включая, в крайних случаях, военное вмешательство, приемлемо, если наносится или ожидается, что будет неизбежно нанесен, серьезный вред гражданскому населению, а данное государство не способно или не желает положить этому конец либо само является его винов­ником. В последние годы и Совет Безопасности все более проявляет готовность действо­вать на такой основе: наиболее очевидно это было в отношении Сомали, где Совет опреде­лил то, что, по сути, было внутренней ситуацией, как представляющее угрозу международ­ному миру и безопасности, тем самым оправдывая принудительные действия, преду­смотренные главой VII Устава ООН. Это, в сущности, также служило основанием для оправ­дания вмешательства Экономического сообщества государств Западной Африки (ЭКОВАС) в Либерии и Сьерра-Леоне его участниками; так обстояло дело и в отношении интервенции, осуществленной союзниками по НАТО без санкции Совета Безопасности ООН в Косове.

  Представление о том, что существует набирающий силу руководящий принцип в пользу военного вмешательства в целях защиты людей, также поддерживается самыми разнооб­разными правовыми источниками, включая те, которые существуют независимо от любых обязательств, ответственности или полномочий, устанавливаемых на основании положе­ний главы VII Устава ООН. Эти правовые основания включают основополагающие прин­ципы естественного права, положения о правах человека в Уставе ООН, Всеобщую декларацию прав человека и Конвенцию о геноциде. Женевские конвенции и Дополнительные протоколы по международному гуманитарному праву, статут Международного уголовного суда и ряд других международных соглашений и пактов по правам человека и защите чело­века.

  Ознакомившись с материалами доклада МКВГС, мы пришли к выводу, что в международной практике получает "легитимность" практически любое вмешательство (вплоть до "ограничения суверенитета") во внутренние дела государств, якобы, не способных обеспечить демократические нормы соблюдение гуманитарного права на своей территории.

  Нет сомнения в том, что с помощью манипуляций и на основе новых представлений о целесообразности получат "законные" права такие понятия как "международно   принятое   ограничение   территориального суверенитета" и "возможность насильственной гуманитарной интервенции", естественно, под прикрытием войск и мер военно-экономического характера. При этом присутствие иностранных представительств и оккупационных органов в качестве правовых институтов на территории суверенного государства будет рассматриваться как обязательный элемент установления "демократического порядка" с помощью оккупационных войск.

  Следует констатировать факт не только ревизии основных понятий и   международного права, но и подведения формальной базы для новых принципов взаимоотношения государств в рамках ООН.

  Очевидно, что «гуманитарная интервенция» маскирует и прикрывает прямую военную агрессию,   является   подоплекой   насильственного "ограничения территориального суверенитета".

  Понятие   «гуманитарная интервенция» полностью соответствует новой стратегии обеспечения безопасности НАТО с возможностью применения силы за пределами территории стран Альянса против любого другого государства-члена ООН.                    

  Создание прецедента вмешательства в дела Югославии, по существу, открыло широкие возможности для  оправдания  любого рода агрессивных действий под прикрытием мотивированных соблюдением прав человека  гуманитарных акции. На этом может быть основан ввод миротворческих сил и оправдано любое вмешательство, вплоть до организации агрессии против неугодного государства.

  Возникает вопрос, что можно и нужно противопоставить политике США, НАТО  и  подконтрольных  им  организаций. 

  
  

   3.2. Миротворчество как альтернатива «гуманитарной интервенции»

  
  

  На современном этапе развития мирового сообщества в условиях всеобщей глобализации территориальные, национальные и другие противоречия взрываются конфликтами, которые приводят к новым, причем опаснейшим формам насилия.

  Между тем многие государства не могут и не хотят быть бесстрастными наблюдателями нарастающей опасности кризисов и войн, трагического развития событий, в каком бы уголке Земли они ни развертывались. Этому противятся и естественное чувство сострадания, и международно-правовые установления, и сугубо прагматические соображения об общей безопасности в мире. Нельзя не видеть, что любые вооруженные конфликты и локальные войны при определенных условиях могут перерасти в крупномасштабную войну. Вот почему мировое сообщество, прежде всего в лице ООН и составляющих его государств, оказывается вынужденным вмешиваться в конфликты нового типа.

  В последнее время мир стал свидетелем не только беспрецедентного увеличения числа и масштабов операций ООН по поддержанию мира, но также и непредвиденного расширения соответствующих полномочий, часто выходящих далеко за рамки традиционных действий по поддержанию мира и сопровождающихся приданием для этого силам ООН вспомогательных структур в виде воинских контингентов и боевой техники.

  Инициативы и усилия международных организаций, государств, общественных движений, направленные на урегулирование международных конфликтов, в первую очередь на прекращение вооруженной борьбы, объединяются понятием «миротворчество». Оно включает в себя предложения и меры по снижению военного присутствия в отдельных регионах мира, частичному или полному разоружению, расширению мер доверия и т.д., а также деятельность ООН и других субъектов мировой политики по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности.

  Учитывая многообразие современных конфликтов, является очевидным, что для их урегулирования нужен широкий арсенал гибких структур и механизмов для утверждения и поддержания мира. Миротворчество, согласно духу и букве Устава ООН, предусматривает применение различных мер, призванных вынудить конфликтующие стороны прекратить действия, угрожающие международному миру и безопасности. В большинстве случаев оно является частью широкого спектра экономических, социальных, политических и дипломатических усилий. Миротворчество как «комплекс мероприятий» должно, по нашему мнению, быть направлено на устранение глубинных причин возникновения конфликтов: экономических неурядиц, социальной несправедливости, политического диктата и др.

  Разумеется, лучше предотвращать конфликты посредством раннего предупреждения, "тихой дипломатии" и в некоторых случаях превентивного развертывания, чем прилагать значительные военно-политические усилия по урегулированию конфликтов после их возникновения.

  В сложной комбинации мирных и военных средств миротворческой деятельности особое значение имеют следующие аспекты.

  Во-первых, принципиальное различие между поддержанием мира и установлением мира. Как известно, миротворческие действия ООН обычно делятся на две категории: миссии военных наблюдателей, состоящие из невооруженных офицеров, и операции по поддержанию мира, осуществляемые специальными контингентами войск, имеющих легкое оружие. И те и другие, по сути своей, основывались на трех взаимосвязанных принципах: согласие участвующих в конфликте сторон, нейтральность и минимальное применение силы, в основном в целях самообороны.

  Однако в последние годы в ходе важнейших операций по поддержанию мира все эти принципы подверглись новой интерпретации, если не полной отмене. В этой связи в ООН утверждается мнение, что миротворческая деятельность "не требует обязательного согласия всех заинтересованных сторон". Некоторые аналитики полагают оправданным применение "голубыми касками" не только стрелкового, но и других видов оружия, в том числе тяжелого. И если войска ведут военные действия, они сами становятся участниками конфликта, что серьезным образом сказывается на нейтральности проводимой операции.

  Это придает особую остроту вопросу о том, когда в интересах миротворчества военные усилия оправданы (необходимы), когда они возможны, и когда недопустимы. Ведь взаимосвязь между политическими и военными методами миротворчества чрезвычайно сложна и не поддается точному определению. В критических ситуациях, особенно в условиях развернувшейся вооруженной борьбы, нелегко сделать правильный выбор.

  Во-вторых, военное принуждение является лишь одной и крайней, по существу - чрезвычайной мерой. Оно не является универсальным средством и с его помощью можно добиться только ограниченных результатов. Использование силы нередко бывает той дорогой ценой, которую оно вынуждено платить за свою прежнюю неспособность предотвратить конфликт и уладить его иными средствами. Развертывание воинских контингентов направлено на то, чтобы предотвратить начало или возобновление военных действий, а также поставить под контроль локальные вспышки возможного конфликта.

  В то же время военные операции выступают в качестве важнейшей составной части всеобъемлющего процесса мирного урегулирования. Применение силы может или создать обстановку для проведения гуманитарных операций, или содействовать созданию условий, необходимых для урегулирования конфликта, или оказаться единственным способом положить конец геноциду или воспрепятствовать гибели населения целой страны, как это было, например, в Руанде.

  Сложившейся практике соответствует и военное право России. Основные положения военной доктрины Российской Федерации определяют, что при проведении операций по поддержанию мира на международной арене на контингента Вооруженных Сил РФ могут возлагаться следующие основные задачи:

  разъединение вооруженных группировок конфликтующих сторон; обеспечение доставки гуманитарной помощи гражданскому населению и его эвакуация из зоны конфликта;

  блокирование района конфликта с целью обеспечения выполнения санкций, принятых международным сообществом.

  В-третьих, для сил, участвующих в миротворческих операциях, основополагающее значение имеют принципы беспристрастности и нейтралитета. В годы "холодной войны" одним из видимых выражений их соблюдения являлось неучастие в таких операциях великих держав, соседних стран, а также других государств, имевших "свой" интерес в зоне конфликта. В современных условиях следование названным принципам предполагает согласованное участие всех стран мирового сообщества и выработку ими решения на основе консенсуса. Только так объединенная акция миротворцев будет восприниматься как достоверный и убедительный инструмент принуждения к миру и сдерживания агрессии.

  Принуждение к миру может потребовать больших средств и сил. Их мобилизация возможна, только если большинство крупных государств поддержат военную акцию и ни одна из ядерных держав не будет активно ей препятствовать. Государства - члены ООН должны обладать решимостью для реализации операции, когда принято решение о вмешательстве.

  В-четвертых, в самих миротворческих военных операциях речь идет не о ведении классических боевых действий, направленных на уничтожение или разгром регулярных сил врага, а о подавлении воли противника к действиям, о его нейтрализации, о прикрытии населения, т.е., о миротворческих акциях. Военные действия, тем более наступательные операции интервенционистских, по существу, сил должны вестись исключительно против военных целей. При этом силы ООН должны хорошо знать, применять и уважать нормы международного гуманитарного права.

  Однако многочисленные акции, связанные с привлечением войск ООН, а теперь и миротворческая деятельность нашей страны в рамках СНГ показали неоднозначность и неразработанность многих вопросов, связанных с формированием и финансированием контингентов миротворческих войск, системой их подчиненности и руководства, в том числе боевого управления ими, правового обеспечения их деятельности и т.д.

  Как показывает опыт, согласие государств с проведением той или иной операции совсем не всегда сопровождается их готовностью внести собственный финансовый, материальный и прочий вклад при ее осуществлении. Нередко заинтересованные государства противятся использованию своих вооруженных сил в конфликтах нового типа, так как они плохо подготовлены к участию в них. Исправлению ситуации призвана служить инициатива ООН о создании системы резервных ресурсов, которые могут быть полностью или частично развернуты в любой точке земного шара по просьбе Генерального секретаря в согласованные сроки для выполнения задач ООН, определенных Советом Безопасности. Эти ресурсы могут предоставляться государствами (на оговоренных определенными условиями) в виде отдельных военнослужащих или воинских формирований, гражданской полиции, специального персонала (военного и гражданского) и услуг, а также материалов и оборудования. Эти ресурсы держатся "в резерве" в своих странах, где они проходят подготовку к выполнению конкретных задач и функций в соответствии с руководящими принципами ООН. Резервные ресурсы используются лишь для операций по поддержанию мира, санкционированных Советом Безопасности. Государства-члены сохраняют полную ответственность за них, пока они находятся у себя в стране. В период назначения в состав операций по поддержанию мира персонал, предоставленный участвующими государствами-членами, остается на национальной службе, но функционирует под командованием ООН.

  Части и подразделения войск ООН для осуществления операций по поддержанию мира должны отбираться из многих стран, а их географическое представительство обеспечивать широкое участие в этих операциях всего международного сообщества.

  Предназначение этих сил должно иметь исключительно международный характер, и лица из их состава выполнять свои обязанности и регулировать свое поведение, исходя только из интересов ООН. На практике, однако, государства часто ревниво оберегают свой контроль над подразделениями из состава своих вооруженных сил и сегодня, по-видимому, возникают лишь зачатки механизма по совместному принятию решений.

  
  
  
  
  
  

                                              ЗАКЛЮЧЕНИЕ

  
  

  Одной из наиболее характерных особенностей развития современной цивилизации стало беспрецедентное стирание казавшихся ранее незыблемыми государственных границ во всех сферах общественной деятельности. Интернет осуществляет это ошеломляющими темпами в области обмена информацией. В экономике данный процесс проявляется в виде все более ускоряющейся, хотя и вызывающей крайне противоречивые оценки глобализации. В сфере же политических отношений свидетельством идущей трансформации являются не менее широко и остро дискутируемые проблемы связанные с так называемой «гуманитарной интервенцией».

  В практи­ке межгосударственных отношений доктри­на «гуманитарной интервенции» зачастую при­меняется для того, чтобы оправдать развя­зывание агрессивных войн. На наш взгляд, это не что иное, как обоснование применение силы "в гуманных целях".

  К большому сожалению, для урегулиро­вания конфликтов как международного, так и немеждународного характера прибегают к силовым методам, зачастую под предло­гом якобы имеющей место гуманитарной катастрофы.

  Последствия проведения «гуманитарных интервенций» ставят задачу найти альтернативу «негуманитарной концепции», в которой основное внимание уделяется реагированию на катастрофу в какой-либо из стран, и в частности реагированию путем военного вмешательства, а не попытке, прежде всего, предотвратить такую катастрофу.

  Международное сообщество ведет большую работу по определению  приоритетов в решении указанных в данной работе проблем и, в частности по выработке политического курса для устранения имеющего места дисбаланса в работе Совет Безопасности ООН.

  Главное внимание уделяется проблеме поиска «миротворческого консенсуса». На национальном, региональном и международном уровнях ве­дется немало дискуссий по вопросу о том, как подойти к решению практической задачи - попытаться оформить любой новый консенсус, достигнутый между государствами по воп­росу вмешательства в целях защиты людей. Некоторые предлагают сосредоточить усилия на составлении проектов руководящих принципов для внутреннего использования Советом Безопасности; другие поддерживают принятие более официальной резолюции Генераль­ной Ассамблеей; а третьи пошли еще дальше и предлагают начать работу по составлению новой международной конвенции или даже внести поправки в Устав ООН.

  Обсуждения проблемы вмешатель­ства определяет и значение его предупреждения как неотъемлемой части всей проблемы, а также всякий раз необходимых мер постконфликтного миростроительства после проведения военного вмешательства.

  Что касается реализации указанного, то здесь мы встретились с наиболее широко распространен­ной обеспокоенностью. За последнее десятилетие было слишком много случаев, когда Со­вет Безопасности, столкнувшись с ситуациями, возмущающими совесть человечества, не отреагировал на них должным образом путем своевременного предоставления полномочий и оказания поддержки необходимым мерам реагирования. И события последних лет слишком часто показывали, что даже решение Совета Безопасности, которым он санкционировал проведение международных акций для разрешения ситуаций, вызывающих большую обес­покоенность с гуманитарной точки зрения, не являлось гарантией того, что какие-либо дей­ствия будут предприняты, а если и будут предприняты, то окажутся ли они эффективными.

  Работа над темой диплома показала необходимость надлежащим образом определить оперативные меры реагирования, определить принципы и правила, кото­рыми необходимо руководствоваться при осуществлении актов военного вмешательства в целях защиты людей,

  Самым важным инструментов исследуемой проблемы является, по нашему мнению обеспечение надлежащей политической решимости и мобилизации политической воли к действию, когда таковое требуется.

  Ключом к мобилизации международной поддержки является мобилизация поддержки внутри страны или, по крайней мере, нейтрализация внутренней оппозиции. Как будет ре­шаться какой-либо вопрос на национальном уровне - какую поддержку или противодей­ствие получит то или иное конкретное решение о проведении вмешательства с учетом значи­тельных финансовых затрат и людских потерь, которые оно может повлечь, и перераспреде­ления внутренних ресурсов, которое может потребоваться, — всегда играет роль при приня­тии решений, касающихся международных проблем, хотя степень влияния такого внутрен­него фактора, разумеется, весьма различна в разных странах и в разных конкретных случаях.

  Исключение проведения «гуманитарной интервенции» как только военного вмешательства возможно, прежде всего, при укреплении перспектив осуществ­ления действий на коллективной и принципиальной основе, минимизируя при этом двой­ные стандарты, в ответ на связанные с огромными гуманитарными бедствиями ситуации, возмущающие совесть человечества и взывающие к таким действиям.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

   БИБЛИОГРАФИЯ

  
  

                                            I. Правовые акты  и документы:

  
  

  1. Устав ООН от 26 июня 1945 г.

  2. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 43/131 от 8 декабря 1988 г.

  3. Резолюция Генеральная Ассамблея ООН 44/21 15 ноября 1989 г.

  4. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 46/182 от 19 декабря 1991 г.

  5. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 2625.

  6. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН  № 3114.

  7. Резолюция Совета Безопасности № 688 от 4 апреля 1991 г.

  8. Резолюция Совета Безопасности № 767 от 12 августа 1992 г.

  9. Резолюция Совета Безопасности № 770 от 13 августа 1992 г.

  10. Резолюция Совета Безопасности № 771 от 13 августа 1992 г.

  11. Резолюция Совета Безопасности № 787 от 16 ноября 1992 г.

  12. Резолюция Совета Безопасности № 794 от 3 декабря 1992 г.

  13. Резолюция Совета Безопасности № 814 от 30 марта 1993 г

  14. Резолюция Совета Безопасности № 815 от 30 марта 1993 г.

  15. Резолюция Совета Безопасности № 819 от 16 апреля 1993 г.

  16. Резолюция Совета Безопасности № 824 от 6 мая 1993 г.

  17. Резолюция Совета Безопасности № 836 от 4 июня 1993 г.

  18. Резолюция Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г.

  19. Документ ООН. Документ Комиссии по разоружению. Генеральная ассамблея официальные ответы. Тридцать восьмая сессия. Дополнения № 42 (а,38,42). Нью-Йорк, 1983.

  20. Документ   ООН.   Всеобъемлющее   исследование   группы правительственных экспертов по темам укрепления доверия 17/36/474, в октябре 1981 г. ООН.

  21. Аннан К.А. Общая судьба и новая решимость. Годовой доклад о работе Организации за 2000 год - Нью-Йорк, ООН, 2000.

  22. Аннан К.А. Проблема вмешательства. Выступление Генерального секретаря Организации Объединенных Наций - Нью-Йорк, ООН, 1999.

  23. Аннан К.А. Две концепции суверенитета//Проблема вмешательства. - Нью-Йорк, 2000.

  24. Послание Президента РФ Федеральному собранию Российской Федерации 8 июля 2000 г.

  25. Доклад Междуна­родной комиссии по вопросам вмешательства и государствен­ного суверенитета «Обязанность защищать».

  26. Действующее международное право в 3-х томах / Сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. 1996.

  27. OAU Doc. CM/1884/(LXII)D, 1995. Report of the Secretary-General of Angola.

  28. OAU Doc. CM/1884/(LXII)A, 1995. Report of the Secretary-General of Somalia.

  29. OAU Doc. CM/1884/(LXII), 1995. Conflict situations in Africa.

  30. Organization of African Unity: Resolving Conflicts in Africa, Implementation options: OAU Information Services Publication, 1993.

  31. UNDoc. S\1999\265 10 march 1999.

  32. UN Doc. S\l999\247 10 march 1999.

  33. UN Doc. A\Res\47\120, 18 December 1992.

  34. UN Doc. S\UNF\51, № 4, 1998.

  35. UN Doc. S\25859\28 march 1993.

  36. UN Doc. S\1999\1678 February 1999.

  37. The United Nations and Iraq-Kuwait Conflict. 1990-1998. N.Y., 1998.

  
  

  II. Литература:

  
  

  38. Абашидзе А.Х., Эмин В.Г. Членство в международной организации//Между-народные организации. М., 1994.

  39. Александров С. Новая Венская конвенция по дипломатическому праву//Международная жизнь, 1975. - № 7.

  40. Бельский В. Африка: Континент конфликтов//Международная жизнь, 1997. - № 8.

  41. Блищенко И.П. Дипломатическое право. - М., 1991.

  42. Бовин А.Е. Главный урок иракского кризиса//Независимая газета. – 2003. – 7 апреля. 

  43. Бодсон Ж. Европа Алитридов. - Белград, 1996.

  44. Волхонский Б. Кофи Аннан зовет к оружию//Коммерсант, 29 октября, 1999.

  45. Гали Б.Б. Повестка для мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира. - Нью-Йорк, ООН, 1992.

  46. Гали Б.Б. Повестка дня для мира. 1995. - Нью-Йорк, ООН, 1995.

  47. Гали Б.Б. Радикальные преобразования в мировой системе после окончания холодной войны, естественно находит отражение в деятельности ООН // Международная жизнь, 1996, № 5.

  48. Гуськова Е.Ю. Урегулирование на Балканах: от Бриони до Дейтона (мирные планы 1991 -1995 гг.). - М, 1998.

  49. Дмитриев Г.Ф. Многосторонняя дипломатия США: теория и практика. - М., 1981.

  50. Жданов Ю.Н. Принудительные меры в международном праве. - М., 1998.

  51. Иванов И.С. Внешняя политика России в эпоху глобализации., - М., 2002.

  52. Игнатенко Г.В. Заключительный акт общеевропейского совещания в Хельсинки // Правоведение, 1976г., № 3.

  53. Левин Д.Б. Международное право, внешняя политика и дипломатия. - М.,1981.

  54. Михайлов Н. Особенности XXI века//Независимая газета, 12 октября, 1999.

  55. Морозов Г. "Голубые каски": миротворчество ООН или импровизации?

  56. Морозов Г. Миротворчество и принуждение к миру//Мировая экономика и международные отношения, 1999. - № 2.

  57. Образ и реальность. Вопросы и ответы об Организации Объединенных Наций. - М., 1998.

  58. Петровский В.Ф. Стратегия и инструменты урегулирования конфликтов// Дипкурьер. – 2001. - 21 июня.

  59. Петровский В.Ф. ООН действует от имени 184 государств//Международная жизнь, 1994. - № 10.

  60. Пураск Н. Миротворческие акции и проблема гуманитарного вмешательства//Власть. – 2002. - № 2.

  61. Романов В.А. Договор Пелиндаба // Московский журнал международного права, 1997, № 3.

  62. Сандровский К.К. Дипломатическое право. - Киев, 1981.

  63. Сандровский К.К. Дипломатия и международное право как средство регулирования международных отношений // Вестник Киевского университета. Серия: международные отношения и международное право. Киев, 1976, Вып. З.

  64. Сборов А. Россия и США будут дружить большими домами // Коммерсант, 1999. - 1 октября.

  65. Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский  журнал международного права и международных отношений, 1998. - № 4.

  66. Тузмухамедов Б.Р. Некоторые правовые проблемы операции по поддержанию мира // Московский журнал международного права, 1999.

  67. Шатуновский С.В. Организационно-правовой механизм развития международного права" // Московский журнал международного права, 1997. - № 2.

  68. Эмин В.Г. Региональные конфликты и международные организации. - М., 1991.

  69. Яновский М.В. Юридическая сила резолюций Генеральной Ассамблеи и Устав ООН // Советское государство и право, 1965. - №  9.

  70. An Era of Reconciliation and Cooperation Begins. National unification Board. Republic of Korea. 1992.

  71. Clement S. Conflict Revention in the Balkans. Case studies of Kosovo and the FYR of Makedonia. P. Just for security for studies of WEU-1997.

  72. Gerald В. Helman and Steven R. Ratner "Saving Failing States" (Foreign Policy, Number 89, Winter 1992-93, Washington, D.C.).

  73. Iweze. The international and multilateral dimension of ECOMOG joint Operation. Lagos, 1994.

  74. Lee Choon Kirn. Causes of Tension in Northeast Asia and the Arms Race There. // East Asian Review. Vol. II, N2. 1995.

  75. Regional Security and economic Cooperation International Academic Symposium. Published by world league for freedom and democracy Republic of China Chapter. Taipei, Taiwan, ROC, January 14, 1993.

  76. Restoring American Leadership: A.U.S. Foreign and defence Policy Blueprint. Ed. By Kim R. Holines and Thomas G. Moore. Heritage I Foundation. 1996.

  77. Ross Robert S. The 1996 Taiwan strait crisis Lessons for the United States China, and Taiwan // Security .dialogue, vol. 27, N4. December 1996.

  78. US. — Soviet Cooperation and the New Structure of International Relation in Northeast Asia: A Spesial Report of the centre for International Security and Arms Control. August 1991.

  79. Yoromos G.J. ECOMOG and West African Regional security: a Nigerian perspective //A journal of opinion, vol.XXI/1-2, 1993.

  
  

                                                   III. Материалы из Интернет:

  
  

  79. Анчуков С. Начало интервенции//Washington Profile: Начало интервенции, 2003.

  80. В мир пришла мода на гуманитарные интервенции. Независимая информация и аналитика из США// Washington Profile, 2003.

  81. Война с Ираком//Washington Profile:Пришла мода на гуманитарные интервенции//Mignews.com.ua. - 05.10.2002.

  82. "Гуманитарная интервенция" в исполнении военной машины НАТО//Washing-

        ton Profile: Untitled, 2003.

  83. Гуманитарная интервенция//Washington Profile: Военно-политическая ситуация в мире, 2003.

  84. Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового правопорядка//Washington Profile:Современная «философия интернационализма», 2003.

  85. Крейтор Н.К. Новый американский колониализм//www. prezident.ru

  86. Независимая информация и аналитика из США//Washington Profile: В мир пришла мода на гуманитарные интервенции.

  87. Применение силы: «серые зоны права»//Washington Profile: Право и обязанность гуманитарного вмешательства: куем единство, пока горячо, 2003.

  88. Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile: Из двух зол – меньшее, 2003.

  
  
  

  
  
  
  
  
  
  

  
  

  ---

  [1] Устав ООН. – Нью-Йорк, с. 1.

   

   

  ¹ Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile: Из двух зол – меньшее, 2003.

   

   

  [3] В мир пришла мода на гуманитарные интервенции. Независимая информация и аналитика из США// Washington Profile, 2003.

  [4] Бовин А.Е. Главный урок иракского кризиса//Независимая газета. – 2003. – 7 апреля. 

  [5] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile: Из двух зол – меньшее, 2003.

  
  

   

  [6] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция//Washington Profile: Из двух зол – меньшее, 2003.

  
  

  [7] Гуманитарная интервенция// Washington Profile: Военно-политическая ситуация в мире, 2003.

  
  

   

  
  

  [8] Анчуков С. Начало интервенции// Washington Profile: Начало интервенции, 2003.

  [9] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский

     журнал международного права и международных отношений, 1998. -  № 4.

  [10] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский

     журнал международного права и международных отношений, 1998. -  № 4.

   

  [11] "Гуманитарная интервенция" в исполнении военной машины НАТО//file: Untitled, 2003.

   

  [12] См. резолюции Совета Безопасности №№ 767, 794, 819, 836.

  [13] См. резолюции Совета Безопасности №№  794,   814.

  [14] См. резолюцию Совета Безопасности № 836.

  [15] См. резолюцию Совета Безопасности № 688.

  [16] См. там же.

  [17] См. резолюцию Совета Безопасности № 767.

  [18] См. там же.

  [19] См. резолюции Совета Безопасности №№ 794, 819.

  [20] См. резолюции Совета Безопасности №№ 794, 814, 819. 824.

  [21] Резолюции Совета Безопасности №№ 688, 929, 814.

  [22] См. резолюции Совета Безопасности №№ 819, 824, 836.

  [23] Резолюция Совета Безопасности № 836.

  [24] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция//file: Из двух зол – меньшее.

    htm, 2003.

  [25] Морозов Г. "Голубые каски": миротворчество ООН или импровизации?

  [26] Независимая информация и аналитика из США//Washington Profile: В мир пришла мода на гуманитарные

     интервенции.

  
  

   

  [27] Морозов Г. "Голубые каски": миротворчество ООН или импровизации?

  [28] Решение Совета Безопасности от декабря 1992 г. об оказании гуманитарной помощи Сомали.

  [29] Доклад Междуна­родной комиссии по вопросам вмешательства и государствен­ного суверенитета «Обязанность

     защищать»

   

  [30] Война с Ираком//Washington Profile:Пришла мода на гуманитарные интервенции//Mignews.com.ua. - 05.10.2002

   

  [31] См. там же.

   

  
  
  

   

  [32] Аннан К. Две концепции суверенитета//Проблема вмешательства. - Нью-Йорк, 2000.

  [33] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile : Из двух

     зол – меньшее,  2003.

  [34] См. Иванов И.С. Внешняя политика России в эпоху глобализации., - М., 2002.

  [35] Послание Президента РФ Федеральному собранию Российской Федерации 8 июля 2000 г.

   

  [36] «Гуманитарная интервенция» в исполнении военной машины НАТО////Washington Profile:Untitled.

  [37] Гуманитарная интервенция////Washington Profile:Военно-политическая ситуация в мире, 2003.

  
  

  [38] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский  

     журнал международного права и международных отношений, 1998. - № 4.

  
  
  

  [39] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский  

     журнал международного права и международных отношений, 1998. - № 4.

  
  
  

  [40] Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового правопорядка//Washington Profile:Современная   

        «философия интернационализма».  

  [41] Резолюция № 770 Совета Безопасности от 13 августа 1992 г.

  [42] Резолюция Совета Безопасности № 836 от 4 июня 1993 г.

  [43] Резолюция Совета Безопасности № 794 от 3 декабря 1992 г.

   

  [44] Резолюция Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г.

  [45] Применение силы: «серые зоны права»//Washington Profile: Право и обязанность гуманитарного

     вмешательства: куем единство, пока горячо, 2003.

  [46] Gerald В. Helman and Steven R. Ratner "Saving Failing States" (Foreign Policy, Number 89, Winter 1992-93,  

     Washington , D.C. ) p. 17.

  
  

   

  [47] "Гуманитарная интервенция" в исполнении военной машины НАТО////Washington Profile:Untitled, 2003.

  [48] Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового правопорядка//Washington Profile:Современная 

    «философия интернационализма», 2003.

  
  

  [49] Анчуков С. Начало интервенции//Washington Profile: Начало интервенции, 2003.

  
  

  [50] Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового правопорядка//Washington Profile:Современная

     «философия интернационализма», 2003. 

   

  [51] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile: 

    Из двух зол – меньшее,  2003.

  
  

   

  [52] ст. 42 Устава ООН.

   

  [53] ст. 47 Устава ООН.

   

  [54] Федоров А. Новые тенденции в современном мире: гуманитарная интервенция// Washington Profile : Из двух

    зол – меньшее,  2003.

  [55] См. там же.

   

  [56] Пураск Н. Миротворческие акции и проблема гуманитарного вмешательства//Власть. – 2002. - № 2.

  
  
  

  [57] Бовин А.Е. Главный урок иракского кризиса//Независимая газета. – 2003. – 7 апреля.

  [58] Морозов Г. "Голубые каски": миротворчество ООН или импровизации?

   

  [59] Ст. 42 Устава ООН.

  [60] Аннан К.А. Общая судьба и новая решимость. – Нью-Йорк, 2000.

  [61] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский 

     журнал международного права и международных отношений, 1998. - № 4.

  [62] "Гуманитарная интервенция" в исполнении военной машины НАТО////Washington Profile:Untitled, 2003.

  [63] "Гуманитарная интервенция" в исполнении военной машины НАТО////Washington Profile:Untitled, 2003.

  [64]  См. там же.

  
  

   

  [65] Пураск Н. Миротворческие акции и проблема гуманитарного вмешательства//Власть. – 2002. - № 2.

  
  

  [66] Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового правопорядка//Washington Profile:Современная

       «философия интернационализма», 2003.  

   

  [67] Пураск Н. Миротворческие акции и проблема гуманитарного вмешательства//Власть. – 2002. - № 2.

  [68] См. там же.

  
  

   

  [69] Танья Г. Гуманитарная интервенция и гуманитарная помощь: эхо прошлого и перспективы//Белорусский  

    журнал международного права и международных отношений, 1998. - № 4.

  
  

   

  [70] Крейтор Н.К. Новый американский колониализм//www. prezident.ru.

  [71] Петровский В.Ф. Стратегия и инструменты урегулирования конфликтов// Дипкурьер. – 2001. - 21 июня.

  
  

   

  [72] Доклад Междуна­родной комиссии по вопросам вмешательства и государствен­ного суверенитета «Обязан-

     ность защищать».

  
  
Скачать курсовую работу