Тема: Работа журналиста в зоне вооруженного конфликта

• Вид работы:
  Курсовая работа (п) по теме: Работа журналиста в зоне вооруженного конфликта
• Предмет:
  Другое
• Когда добавили:
  06.03.2012 20:21:10
• Тип файлов:
  MS WORD
• Проверка на вирусы:
  Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

• Полный текст:

                   ГЛАВА 2.  РАБОТА ЖУРНАЛИСТА В ЗОНЕ

                                       ВООРУЖЕННОГО КОНФЛИКТА

                                2.1. Доступ к источникам информации

  
  

  Большинство проблем доступа журналиста к информации с целью последующей передачи сведений массовой аудитории, на первый взгляд, должен разрешать Закон РФ «О средствах массовой информации», в котором говорится, что журналист имеет право посещать различные организации, пред­приятия, учреждения (государственные и общественные); быть принятым должностными лицами в связи с запросом информации; получать доступ к документам, копировать их, оглашать, вести запись; посещать специально охраняемые места стихийных бедствий, аварий и катастроф, массовых бес­порядков и массовых скоплений граждан, а также местности, в которых объявлено чрезвычайное положение, присутствовать на митингах и демон­страциях [Закон РФ «О средствах массовой информации»//Законодательство Российской Федерации о средствах массовой информации. – М., 1996, ст. 47]. Однако эти права не всегда реализуются, и тем более в районах вооруженных конфликтов.

  Газета «Известия» в период дагестанской трагедии писала «удача, если специальный корреспондент находится на месте со­бытий. Возможно, в этом случае ему удастся все увидеть воочию или обзавестись «неофициальным информатором». Но передать материал оттуда, кто не имеет спутниковой связи, могут разве что с голубиной почтой. Получить оперативно официальную информацию негде [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].

  Корреспондент еженедельника «Общая газета» Д. Гриценко отмечает, что журналистам попасть в районы боевых действий непросто. Даже если «есть аккредитация Временного информцентра - лети в Моздок, Владикавказ и ломай голо­ву, что передавать в редакцию. Здесь много эффектных для съемки тан­ков и спецназовцев в масках. А вот сожженную бронетехнику, много­численные потери среди солдат и населения фиксировать уже не дают. Журналистов кидают лицом в грязь, бьют прикладами, засвечивают пленки...» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 163].

  Проведенный нами анализ публикаций показывает, что первым и самым распространенным видом источников информации для журналистов являются представители органов власти. Но в период вооруженного конфликта эти источники становятся «труднодоступными». И. Голембиовский, главный редактор газеты «Известия», подтверждает это такими фа­ктами: «Премьер встречается с двумя министрами дудаевского правитель­ства. Важный факт? Важный. Говорит о том, что правительство ищет выходы из кризиса. Но что мы знаем об этом? ...Или встречают­ся президент и премьер, очевидно, это очень важно. То есть не очевид­но, а безусловно важно. Возникает информация, которая кончается со­общением о том, что речь шла о крупных кадровых перестановках. Важно это знать стране? Важно, но не знаем, и не только мы - журна­листы [Стенограмма дискуссии Комитета РФ по печати. Москва, 18 января 1995 г.].

  Как показывает проведенное нами исследование содержания публикаций, особенно проблематично получить информацию в зоне вооруженного конфликта от представителей военных властей. Например, двое корреспондентов газеты "Вечерний Волгоград" – И. Переходов и Д. Кутепов, - прибывшие в группе волгоградских жур­налистов в Грозный на военном самолете по личному приглашению ге­нерала Л. Рохлина, подверглись нападению военнослужащих воздуш­но-десантных войск. Журналисты по собственной инициативе направи­лись осматривать Грозный и, не доходя примерно 1 км до президентско­го дворца, были остановлены группой военнослужащих ВДВ, которые потребовали документы и, не обнаружив аккредитационных карточек, завязали журналистам глаза и развели их по разным местам. Д. Кутепова избили прикладом автомата, и по счастливой случайности его увидел полковник Скопенко из 8-го волгоградского гвардейского кор­пуса, который потребовал от солдат освободить журналиста. У фотокорреспондента И. Переходова десантники отобрали фотоаппарат и отснятую фотопленку, избили его, сломав два ребра, заявив, что журна­листа расстреляют. Его спас местный житель-старик, который сооб­щил об избиении журналиста командованию 8-го гвардейского корпуса. [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 72-73].

  Другой пример: корреспондент газеты "Московский комсомолец"            А. Овер­чук прибыл в расположение бригады по приглашению командования. Журна­лист подвергся нападению пьяных офицеров 7-й воздушно-десантной бригады МО РФ, дислоцированной недалеко от селения Шатой. Вечером в одной из палаток на территории дислокации бригады пьяные офицеры неожиданно стали издеваться над журналистом, требуя при­знаться, что он является агентом Дудаева, угрожали надеть на него на­ручники, приставляли нож к горлу, обещали отрезать уши и расстре­лять, засветили отснятую фотопленку. Утром ему насильно сделали укол с каким-то раствором, после чего Оверчук потерял сознание [Журналисты на    чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 114].

  Особенность работы с органами управления заключается в том, что между средства­ми массовой информации и руководителями федерального, ре­гионального и местного уровней есть посредники — пресс-секретари и пресс-службы, которые для журналистов, безусловно, являются вторым видом источников информации. Они организуют брифинги, пресс-конференции и встречи с руководством для интервью, отвечают на запросы, проводят аккредитацию корреспондентов, пригла­шают их на закрытые мероприятия, готовят информацию в виде пресс-релизов, справок, отчетов.

  Однако полу­чаемая таким образом информация часто бывает односторон­ней, поскольку задачи пресс-служб не совпадают с обязанностя­ми прессы: в первом случае — сделать положительным образ руководства в общественном мнении, во втором — сообщить аудитории о реальных фактах. А реальные факты, как отмечалось выше, не всегда устраивают руководителей СМИ.

  «На глазах одного корреспондента начальник пресс-центра Восточной группировки без малого сорок минут по спутниковой связи убеждал телевизионного начальника... что не его вина в том, что нет в кадре кровавой мясорубки. Телевизионщик «врубался» с трудом, и только когда все аргументы были изложены, по третьему разу, начал чего-то соображать. Казалось бы, радоваться надо, что наступление идет с минимальными потерями. Ан нет, некоторым хочется погорячее. Вот и маются корреспонденты, а операторы выклянчивают у артиллеристов пару залпов «для оживляжа»… [Гусаров Р. Война и пресса // Военный вестник Юга России. - 2000. - № 6, с. 8].

  Подобные проблемы достаточно часто встают и перед представителями прессы.

  Противоречия интересов руководства СМИ и военных пресс-центров обуславливают немалые трудности общения журналистам с посредниками от пресс-служб.

  Один российский тележурналист рассказывал случай, когда его разговор в Моздоке с бывшим начальником пресс-службы ФСК А. Михайловым едва не закончился дракой, однако вовремя подоспевшие коллеги и охранники Михайлова развели их. На фоне такого поведения должностных лиц уже не выглядят нонсенсом обстрелы машин, в которых передвигались журналисты, случаи незаконных и без всякого на то ос­нования изъятий у них российскими омоновцами и солдатами внутрен­них войск аппаратуры и пленок [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 170].

  Особенно следует сказать об аккредитации. Закон «О средствах массовой информации» говорит о праве редак­ции подать заявку на аккредитацию своих журналистов при государст­венных органах или органах общественного объединения.

  Это право следует рассматривать в связи с закрепленной в статье 38 Закона «О средствах массовой информации» обязанностью государственных органов и общественных объединений предоставлять сведе­ния о своей деятельности средствам массовой информации.

  Аккредитацию, таким образом, нельзя рассматривать как обязан­ность редакции и тем более как предварительное условие осуществле­ния конституционного права на свободный поиск и получение информа­ции любым законным способом.

  В то же время Постановление Правительства РФ от 9 декабря 1994 го­да «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской республики и прилегающих к ней регионах Северного Кавка­за» (пункт 5) и Временные правила об аккредитации и порядке работы представителей российских и иностранных средств массовой информа­ции при Территориальном управлении федеральных органов исполни­тельной власти в Чеченской республике вводят, по существу, новый вид аккредитации - аккредита­цию журналистов, работающих в зоне вооруженного конфликта.

  Такого рода аккредитация не предусмотрена действующим законо­дательством. Более того, она противоречит тому пониманию аккреди­тации, которое содержится в статье 48 Закона «О СМИ».

  О проблемах временной аккредитации говорится, чуть ли не в каждом третьем репортаже из района вооруженного конфликта. Например, А. Павлов – корреспондент «Комсомольской правды» писал: «Перед тем как ехать к передовой, я поинтересовался, какие офи­циальные телодвижения следует сделать, дабы не быть отловленным в Чечне в качестве неорганизованного туриста или, упаси Бог, шпиона. Мне ответили: «Надо аккредитоваться во Временном информцентре при Комитете РФ по печати». Получая белую карточку, спросил у мо­лодых сотрудниц ВИЦ, а что, собственно, дает аккредитация? «Ну, - по­яснили мне неуверенным тоном, - вы имеете право получать у нас ин­формацию». «А передвигаться и работать в местах скопления войск?» Ну, говорят, наверное... [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 164].

  Проблема передвижения в районах вооруженных конфликтов является второй стороной медали проблемы аккредитации.

  Закон «О праве граждан РФ на свободу передвижения и выбор ме­ста пребывания и жительства в пределах РФ» содержит исчерпываю­щий перечень ситуаций, в которых возможно ограничение свободы пе­редвижения.

  Согласно этому перечню, ограничения возможны в пограничной полосе, в закрытых военных городках и закрытых административно-территориальных образованиях, в зонах экологических бедствий и в зо­нах, в которых введены особые условия проживания и хозяйственной деятельности для предотвращения распространения инфекционных и массовых неинфекционных заболеваний и на территориях, где введено чрезвычайное или военное положение.

  Любые ограничения права журналистов посещать и свободно пере­двигаться по территории вооруженного конфликта и по своему выбору посещать населен­ные пункты (за исключением закрытых военных городков и закрытых административно-территориальных образований) прямо нарушают как ст. 27, так и ст. 29 Конституции и статьи 1 и 47 Закона «О средствах массовой информации».

  Более того, меры, ограничивающие свободу передвижения, при­менялись во многих районах Северного Кавказа, на которые распростра­нено действие Постановления Правительства от 9 декабря 1994 года (известен случай, когда журналистам не разрешили передвигаться по территории Кабардино-Балкарии, мотивируя это распоряжением мини­стра МВД «не пропускать журналистов»).

  Во Временных Правилах аккредитации введено дополнительное ограничение, касающееся необходимости передвижения по части тер­ритории Чечни (которая не относилась в соответствии с законом к ка­тегории территорий, на которых возможно ограничение права на пере­движение) только в сопровождении представителя военных или пред­ставителя Мобильного центра.

  С началом боевых действий, например, в Чечне «необходимую аккредитацию получили 875 российских и иностранных журналистов. Из них 460 человек представляли иностранные СМИ, 415 - российские» [О ситуации в Чеченской республике: аргументы наших парламентариев в ответ на требования Совета Европы//Российская газета. – 2000. – 4 апреля, с. 3]. И большинство аккредитаций осуществлялась через ВИЦ в Москве. На территории же Чеченской республики данный документ практически не признавался в большинстве районов расположения федеральных войск. В книге «Журналисты на чеченской войне» приводятся сотни примеров этому. И как следствие – подозрения в шпионаже журналистов, ограничения их доступа к источникам информации.

  В январе 1995 г. «Комсомольская правда» писала, что полные карманы документов, виз, аккредитаций не мешает журналистам быть принятыми  за наемников и диверсантов. Журналистов таскают за волосы, бьют кулаками по голо­вам, снимают отпечатки пальцев, фотографируют с номе­ром на груди.

  М. Шабалин – корреспондент газеты «Невское время» рассказывал: «...Как ни дико это звучит, просчитать реакцию чеченского боеви­ка, увидевшего человека с фотоаппаратом или телекамерой, гораздо проще, нежели реакцию какого-нибудь российского сержанта или пра­порщика. У тебя могут разбить аппаратуру, засветить пленки, могут из­бить. На войне, даже официально войной не названной, действуют воен­ные законы. Человек, сидящий в кабине боевого вертолета, запросто может нажать на гашетку и изрешетить машину с беженцами или жур­налистами, ему за это ничего не будет... [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 167].

   «Неудивительно поэтому, - пишет Д. Бальбуров корреспондент газеты «Русская мысль», - что журналистам в массе своей приходит­ся работать в районах, находящихся под контролем боевиков Дудаева, поскольку последние не только не мешают репортерам, а подчас, на­против, помогают им собирать информацию. Но именно это и дает ос­нования официальным лицам обвинять журналистов в необъективности и продудаевских настроениях» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 170].

  Третьим видом источников информации для отечественных журналистов, по нашему мнению, являются западные СМИ и  различные источники информации террористов[1]. Например, когда события в Дагестане еще только разгорались, на московских газетных лотках появилась «Версия» с крупным заголовком «Сговор. Волошин и Басаев тайно встречались во Франции». Ссыла­ясь на источник во французских спецслужбах и французские же СМИ, «Версия» очень грамотно, не утверждая, что Волошин был Волошиным, а лишь «человеком, похожим на Волошина», запусти­ла эту зубодробительную «утку». В любом цивили­зованном государстве такая информация не могла бы остаться без внимания властей. Ведь хотя  таин­ственный  детективчик был опубликован под рубри­кой «О чем говорят», что давало возможность в случае судебного иска прикрыться расхожим: «А мы что? Мы ничего. Мы же не утверждаем, что...», тем не менее, на обложке предполагаемый факт выдавался за действительный.

  Под той же осторожной рубрикой «О чем гово­рят» «Версия» вскоре снова уделила своей версии пристальное внимание. «Басаев берет Кавказ» - речь шла лишь о стратегических планах главного чеченского боевика, которым наша армия не дала сбыться. Но, представляя весьма осведом­ленного в кавказских сюжетах автора статьи А. Сурикова, редакция не преминула между прочим сообщить: именно он организовал тайную встречу Шамиля Басаева с Александром Волошиным. Так из сферы слухов компромат был элегантно переве­ден в пространство фактов.

  В качестве примера о чеченских СМИ можно привести следующие факты. Прихо­дит в Агентство "Чечен-пресс" журналист, а в это время звонит телефон. Сотруд­ник говорит: «Вот, кстати, звонят из Ведено. Передают, что наблюдают бомбардировки». Дает трубку журналисту, и тот слушает, как (из соседней комнаты) ему сообщают о бомбеж­ках. И «лопоухие наши журналисты, готовые получать инфор­мацию «из компетентных источников», все заглатывают и кладут на бумагу» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 109].

  «Независимое Военное обозрение» писало, что «лидеры боевиков приложили значительные усилия для того, что­бы информация об обстановке в Чечне проходила исключительно че­рез их руки. С этой целью они развернули в ряде стран так называе­мые «Чеченские информационные центры», выполнявшие прямые распоряжения Дудаева и целенаправленно снабжавшиеся соответству­ющими видеоматериалами и текстами заявлений правительства непри­знанной Республики Ичкерия. В информационных центрах устраива­лись встречи с журналистами и правозащитниками, проводились меж­дународные конференции, тематические семинары и «круглые сто­лы». При одном из наиболее активных информационных центров, дей­ствовавших в Кракове (Польша), была развернута радиостанция «Сво­бодный Кавказ».

  Много внимания боевики уделяли журналистам, которым удава­лось проникнуть в контролируемые ими районы. Корреспонденты не встречали отказа ни в одной просьбе об интервью, что частенько слу­чалось в стане федеральных войск. Им активно помогали в сборе ма­териалов, заботились об их охране и пропитании. [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 400].

  Чеченские же журналисты информацию о военных операциях ввиду «недоверия» боевиков вынуждены были получать от коллег из центральных СМИ. Заинди Абиев, главный редактор хасавюртов-ской чеченской газеты «Халкъан аз» («Голос народа») рассказывал: «Когда ездили в зону конфликта, аккредитацию не брали, предпочита­ли журналистами не представляться, так легче добраться и выбрать­ся» [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 438].

  Еще одним источником инфорсации был экстремистский «Кавказ-центр», материалы которого использовали некоторые российские издания (например, интервью с че­ченским идеологом Мовлади Удуговым опублико­вал 12 августа 1999 г. «Коммерсантъ») и электронная страница самого Удугова в Интернете. «Сайт изначально был рас­считан на нерадивость наших военных источников, прежде грешивших искусством создания информа­ционного вакуума. Ведь писать все равно о чем-то надо, а удуговский продукт обновлялся регуляр­но. Им и пользовались» [Карпенко И. В этом сезоне принято быть патриотичным //Журналист. - 1999. - № 10].

  Используются и «специаль­ные средства «рекламы» разрушительных последствий террористических актов (публичные объявления о своей причастности к совершенному акту, привле­чение отдельных представителей СМИ для освещения требований и действий террористов, героизация лидеров терроризма и т.п.)» [Авдеев Ю.И. Терроризм как социально-политическое явление // Современный терроризм: состояние и перспективы. Под ред. Е.И. Степанова. – М., 2000, с. 41].

  Пропагандистские материалы распространялись также в виде слухов на базарах Грозного, тезисов выступлений участников митин­гов, а также оперативной пропаганды, передававшейся боевиками по местному телевидению, в том числе с помощью мобильного передаю­щего телевизионного центра [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 402].

  Четвертым видом источников информации для журналистов, на наш взгляд, являются такие официальные учреждения, как МВД, МО, МЧС, ФСБ и т.п. 

  Особенно непростой объект журналистского интереса представляют собой органы внутренних дел, причем в зоне вооруженного конфликта журналистам, чтобы получать ин­формацию, приходится «особо» аккредитоваться.

  Положением об аккредитации при отделении информа­ции и общественных связей МВД пред­ставителей СМИ предусмотрены следующие права для аккреди­тованных журналистов: посещать брифинги, пресс-конференции МВД; получать от пресс-службы пресс-релизы и иные инфор­мационные материалы; производить записи с использованием различных средств, за исключением случаев, предусмотренных законом; проверять достоверность информации, получать необ­ходимые справки, консультации; присутствовать на заседаниях, совещаниях и других мероприятиях, проводимых МВД, за ис­ключением закрытых.

  «Временное положение об аккредитации и порядке дея­тельности представителей российских и иностранных средств массовой информации» ограничивает права и возможности доступа к источникам информации журналистов, находящихся в зоне боевых дейст­вий, так как требует обязательного присутствия представи­теля МВД (или МО, или МЧС, или ФСБ) или сотрудника Мобильного центра пресс-службы Правительства при производстве журналистом видео-, звукозаписи или фотосъемки.

  С Федеральной Службой Безопасности работать несколько сложнее. Аккредитация предусматривается не во всех структу­рах. Вся информация проходит через группу по связям с прессой (общественностью) и в большинстве случаев предоставляется по запросам.

  Однажды «Известиям» в Центре общественных связей ФСБ России сообщили, что «вся информация по военным событиям, предназначен­ная для публичного распространения, через пресс-службы соответст­вующих министерств и ведомств концентрируется в Федеральной службе безопасности РФ. Однако, по словам источника, опять-таки «пожелавшего остаться неизвестным», кому, в каком виде и когда не выдавать, Лубянка решает по своему усмотрению» [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].

  Многое зависит от степени доверия к данному СМИ и конкретному журналисту. По действующим внутренним прика­зам, оперативные работники могут общаться с корреспондента­ми только через пресс-службу и по решению руководства.

  Прокуратуры во взаимодействии с журналистами исходят из приказа Генерального прокурора (1993), которым обязанность сотрудничать со средствами массовой информации была возло­жена на старших помощников прокуроров. Они сортируют и дозируют информацию, предлагаемую прессе, в соответствии с законами и положениями, по которым действует данная право­охранительная структура.

  «По наблюдениям журналистов, случа­ется, что прокуратура пытается навязать свое мнение журнали­сту - как правило, это позиция обвинения в той или иной пра­вовой коллизии» [Основы творческой деятельности журналиста. Под ред. С.Г. Корконосенко. – М., 2000, с. 84]. 

       Проведенный анализ публикаций показал, что все перечисленные четыре вида источников информации являются довольно труднодоступными в районах вооруженных конфликтов, поэтому наиболее «популярным» (пятым видом) среди журналистов является сбор информации от частных лиц, многие из которых с готовностью дают журналисту ин­формацию, однако у них нет должных полномочий и компетен­ции, и поэтому полученные от них сведения не могут считаться достоверными.

            Другую проблему сбора информации от частных лиц представляет характер отношения людей к журналистам.

  Яркое подтверждение этому – картинка, приведенная специальным корреспондентом «Ли­тературной газеты» Д. Беловецким в своей дагестанской     статье «Согласно непроверенной ин­формации», опубликованной 25 августа 1999 г.: «Поскольку все подъезды в районы боевых действий были пе­рекрыты, а ежедневные сводки Временного пресс-центра российских войск в Дагестане предназна­чались, естественно, для общего пользования, ка­ждый добывал информацию и коротал время в пыльной Махачкале, как мог. Где-то там шли бои за «Ослиное ухо», Ботлих, селенья и перевалы, а в привокзальной хинкальне Д. Беловецкий бе­седовал со старшим лейтенантом Паюровым об особенностях войны и был поражен, когда тот вдруг, резко отодвинув бутылку с коньяком, сказал:

  «Да если бы я знал, сука, что ты журналист...» Продолжать разговор было бесполезно, посчитал Беловецкий» [Карпенко И. В этом сезоне принято быть патриотичным.//Журналист. - 1999. - № 10].

  Приходится также журналистам учитывать, что их собеседники боятся «репрессий» со стороны своего начальства, озабочены карьерой, не хотят общественной огласки, стесняются.

  Например, Исмаил Мунаев, первый заместитель министра информации и печати Правительства национального возрождения Чеченской республики это иллюстрирует следующим образом: «Наши телеоператоры однажды в течение поч­ти целого часа убегали от БТРа, который хотел их задавить. Это было в июле в поселке Калинина. Наша журналистка Зулай и ее супруг Саид-Магомет. Они целый день не могли прийти в себя. Они там засняли ма­шину, которую раздавил БТР, и БТР за ними погнался. Со стороны сторонников Дудаева угрозы были. Мне не хотелось бы обо всем этом говорить. Это небезопасно» [Пресса Чеченской республики 1992 – 1995// Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 249].

  С. Ястрежемский утверждал, что «главная задача была — создать сис­тему, дающую возможность всем, в том числе и зарубежным, журналистам, про­являющим интерес к освещению ситуа­ции в Чеченской Республике, получать достоверную информацию. При этом без ущерба для безопасности и здоровья журналистов [С. Ястрежемский  С фабрикой слухов в Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг. 2001г. Декабрь.  №  12].

  Проведенный нами анализ публикаций показывает, что в зоне военного конфликта доступ к источникам информации без ущерба для безопасности и здоровья журналистов, практически невозможен. Данный вывод может подтвердить следующий рассказ корреспондента «Московской правды» В. Якова: «За день до штурма несколько журналистов, в том числе и коррес­понденты «Московской правды», пробравшись через так называемое «железное» оцепление, вошли в Первомайское и взяли интервью у предводителя боевиков Салмана Радуева. Я задавал террористу точно такие же вопросы, какие летом прошлого года в буденновской больни­це Шамилю Басаеву. «Полковник Радуев» явно проигрывал пионеру чеченского терроризма - не было ощущения, что сидишь рядом с по­стоянно взведенной пружиной огромной мышеловки: одно неосторож­ное слово - и она прихлопнет тебя. Пока Радуев раздавал интервью, его подчиненные, активно эксплуатируя заложников, вгрызались в мерзлую дагестанскую землю, роя окопы и траншеи. Благо командо­вание федералов отпустило на это аж пятеро суток. К вечеру все кор­респонденты почли за лучшее распрощаться с гостеприимными и сло­воохотливыми бандитами и выйти из села. Внутри остались лишь два корреспондента». Один из них, чудом уцелевший после шквала огня, и рассказал корреспондентам «Московской правды», как все это было.

  «Радуевцы весьма неохотно выпускали корреспондентов из Перво­майского. Особенно террористы не хотели расставаться с иностранны­ми журналистами, считая их гарантами собственной безопасности. В числе таких и оказались двое российских журналистов, работающих на американское телевидение. Намеренно затянув их пребывание до тем­ноты, террористы не отпустили телевизионщиков, сославшись на то, что их могут застрелить российские солдаты. Сочтя эти доводы весь­ма убедительными, журналисты остались в селе до утра. Утром был штурм. Примерно за час до первой вертолетной атаки одного из жур­налистов бандиты послали за сигаретами. Оператор остался в Перво­майском. В начале десятого закружилась огненная карусель. Вместе с двумя солдатами российской армии, которых боевики захватили не­сколько месяцев назад в Гудермесе, оператор залег в полуподвале. После артподготовки, когда по селу затрещали автоматы спецназовцев, оператор и двое солдат услышали родную русскую речь. Коррес­пондент лишь успел крикнуть: «Пресса, не стреляйте», - как несколь­ко спецназовцев открыли беглый огонь из автоматов. К счастью, опе­ратор успел спрятаться. Его крик, так и не услышанный бойцами спец­подразделения, донесся до слуха затаившихся неподалеку боевиков, которые также открыли огонь по несчастным заложникам. И все же ребята выжили, выжили и вышли в расположение федеральных час­тей» [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 266 - 267].

  Таким образом, проведенное исследование показало, что источниками информации для журналистов являются представители органов государственной, ведомственной и местной власти; их пресс-секретари и пресс-службы; различные информационно-пропагандистские центры и другие СМИ, а также население зоны вооруженного конфликта. Но доступ к указанным источникам информации в условиях вооруженного конфликта достаточно проблематичен и представляет для журналистов серьезную опасность.

  
  

                       2.2. Факт и его интерпретация в публикациях

                                        о вооруженных конфликтах

  
  

  Под понятием «факт» в данном исследовании понимается то или иное событие, связанное с вооруженным конфликтом, а также эпизоды боевых действий, о которых сообщалось в СМИ.

  Проведенный анализ публикаций показывает, что одним из способов ведения информационной войны является искажение фактов или их различная интерпретация.

  Например, вторжение чеченских боевиков в Дагестан освещалось в прессе в таком противоречивом информационном спектре, что после дагестанских событий командующий 58-й армией генерал-лейтенант Г. Трошев направил в адрес центральных средств массовой информации откры­тое письмо, в котором перечислил факты искажения информации о ходе операции в селении Первомайское. В письме, в ча­стности, говорилось: «Для меня остается непонятным, почему в газетах и на телевидении зачастую так легко появляется информация о про­исходящих событиях из первоисточников, заведомо ложных и неком­петентных». По словам генерала, «откровенное вранье и попытки игр в политику приводят к многотысячно тиражируемой дискреди­тации исполнительной власти страны, командования, солдат и офицеров российских войск».

  Таким образом, первой причиной различной интерпретации фактов, на наш взгляд, является проблема противодействия прессы и силовых структур. Из многих сообщений и публикаций мы можем проследить их информационное противостояние, несовпадение данных, получаемых через прессу и от военных. Например, после «вылазки» банды Радуева по официаль­ным заявлениям в конце проведения операции «по уничтожению боевиков» было обнаружено 160 трупов бое­виков, 11 взято в плен, 82 заложника освобождены. «Вечерняя Москва» же сообщила, что только половине из 300 террористов банды Радуева удалось вырваться из окруженного села Первомайское. 

  А журнал «Коммерсант Daily» сообщил: «Салман Радуев заявил, что его группа «успешно прорвала кольцо обороны российского спец­наза и с минимальными потерями смогла выбраться на территорию Чечни». Потери боевиков, по словам Радуева, составили 15 человек убитыми и 16 ранеными. Еще четверо дудаевцев, прикрывавших отход отряда, с тяжелыми ранениями попали в плен. По словам Радуева, пе­ред отходом он освободил всех заложников-дагестанцев, забрав с со­бой 37 пленных омоновцев из Новосибирска. Радуев предложил обме­нять этих омоновцев на раненых чеченских бойцов [Информационная война в Чечне. Сост. О. Панфилов. – М., 1997, с. 266]. Таким образом, налицо желание каждой стороны с помощью журналистов исказить реальную обстановку, выиграть еще один бой в информационной войне.

  После переноса боевых действий на территорию Чечни «За рубежом» писала: «Министерство обороны РФ и его верный рупор Росинформцентр опровергали сообщения западных СМИ о тяжелых боях, происшедших ... в чеченской столице: не было боя, не было техники, не было жертв. «Эта информационная провокация, кем она запущена, сейчас надо узнать», - заявил Интерфаксу министр обороны России Игорь Сергеев. Оказывается она запущена агентством «Рейтер». Корреспондентом этого агентства М. Эйсмонт... Правоту этого подтвердил другой известный журналист - корреспондент радио «Свобода» А. Бабицкий, тоже находившийся тогда в Грозном... И я ему верю больше, - заявляет корреспондент журнала «За рубежом» Ш. Асуев, - чем всем другим коллегам, вынужденным сидеть в Моздоке под жестким контролем военных» [Асуев Ш. Приказано верить // За рубежом. - 1999. - № 50, с. З].

  В начале 2000 г. официальные источники утверждали, что почти вся территория Чеченской республики находится в руках федеральных сил, а «войска наступали так, что ни одного «гуляющего» селения в их тылу не оставалась» [Корбут А. Кремль и войска извлекают уроки//Независимая газета. - 2000. - 29 февраля, с. 5]. А четыре месяца спустя в «Комсомольской правде» появилось интервью с одним известным боевиком Майдаевым, в котором он рассказывал, что территория Чечни почти не контролируется российскими войсками. Расставленные блокпосты в состоянии осматривать лишь до пятисот метров вокруг себя. И боевики свободно перемещаются в обход этих блокпостов куда им заблагорассудится. «И те же постовые нам говорят: нас не трогайте и делайте, что хотите. Домой-то все хотят вернуться». И не с пустыми руками. Поэтому и поясняет помощник А. Масхадова, что среди солдат «очень много таких, которые любым путем пытаются что-то заработать и отвезти домой.  Оттуда и взрывчатки и патроны» - продается все, что можно, как во времена первой чеченской кампании, но тогда об этом писали. А сейчас? После этой публикации посыпались противоречивые опровержения: мол, обходят блокпосты только малые группы, а торгуют боеприпасами, а торгуют боеприпасами только в пехоте, среди десантников и морпехов такое не замечали... [Евтушенко А. Мобильные группы ФСБ наиболее уязвимы для наших снайперов//Комсомольская правда, - 2000. - 19 июля, c. 6].

  А когда «завоевывали» Грозный «диссонансом бравурным маршам прозвучало мало кем замеченное сообщение: временно перекрыта трасса Ростов-Баку - по ней вдруг стали спешно перебрасывать в Чечню дополнительные части - на помощь уже действующей более чем 160-тысячной группировке». Спрашивается: зачем столько силы против 3 тыс. боевиков, как утверждали официальные источники?  [Къеза Д. В такой войне не бывает победы // Общая газета. - 2000. - 17-23 февраля. С. 16].

  Представи­тель МВД Ворожцов, заявил однажды, что на каждого убитого милицио­нера приходится убитыми 35 боевиков Дудаева. «Журналисты, которые бывали в «горячих точках» или, скажем, в Югославии, которые воюют давно, ска­жут вам, что этого не может быть, потому что этого не может быть ни­когда. Не погибают даже один к одному...» [А. Минкин, обозреватель газеты «Московский комсомолец»//Стенограмма «круглого стола» Международного пресс-центра и клуба «Москва» и Фонда «Фридом Форум». Москва, 5 июля 1995 г.].

  В первую чеченскую войну «...во время боев за президентский дворец корреспонденты «Крас­ной звезды» полковник В. Хабаров и капитан 1-го ранга О. Одноколенко во время обеда оказались за одним сто­лом с десантником, который, узнав, кто рядом с ним, сразу же, без «здрасьте» выпалил:

  - Правду надо писать!

  - Так вроде на нас не обижаются...

  - Так что же вы написали, будто Самашки уже взяли? Не взяли, там самое осиное гнездо!

  - Такое было официальное сообщение... Впрочем, вы же, наверное, тоже ошибаетесь... Извините... Но как же было на самом деле?

  - Пусть об этом вам мертвые расскажут. Пусть вам расскажут те офицеры, которых, раненных, добивали выстрелом в голову [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 180].

  Во второй чеченской кампании «десантники и морпехи, ... пограничный спецназ... -  все они вынуждены были не громить боевиков, а держать круговую оборону, защищая лишь самих себя. Ни оказывать действенную помощь своим в горах, ни наладить регулярное снабжение по воздуху командование просто не в состоянии: и погода опять-таки не та, и навигационное оборудование, да такого количества вертолетов, чтобы наладить бесперебойный воздушный мост у них просто нет. А наземные коммуникации, как мы убедились, войска контролируют лишь кое-где и чисто номинально. Даже безопасность не слишком протяженных и вовсе не горных трасс и то не могут обеспечить» [Воронов В. Круговое наступление в Чечне//Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 5].

  Пресс-центр же объединенной группировки войск сообщал совершенно иную информацию. Поэтому ежедневно информационные колонки многих газет сообщали как «малой кровью», «могучим ударом» федеральные силы брали один населенный пункт за другим, как уничтожают и берут в плен боевиков сейчас. И остается только одно, якобы, усилие, чтобы завершить войну славной победой [Воронов В. Круговое наступление в Чечне//Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 5].

  У характера истолкования фактов есть, на наш взгляд, политическая детерминанта, поэтому второй причиной  интерпретации фактов является проблема, связанная с антагонизмом власти и прессы. Не случайно Президент РФ В. Путин назвал некоторых журналистов «проводниками беспринципной и бестолковой политики» [Баранец В. Покаяние Президента//Комсомольская правда. - 2000. - 3 августа, с. 2].

  В период войны в интересах власти закрыть проблемы, связанные с вооруженным конфликтом «плотнее от посторонних глаз» [Борисов А. Политика как концентрированная информация//Независимая газета. - 2000. - 20 января, с. З], так как всегда «существовало» негативное отношение Запада и отечественного общественного мнения к внутрироссийским конфликтам. Власть, на наш взгляд, не может полностью игнорировать подобное «мнение», власть вынуждена определенным образом «подстраиваться» под него. А журналистика иногда «мешает» этому.

  Так, например, в аргументах наших парламентариев в январе 2000 года в ответ на требования Совета Европы о прекращении военных действий говорилось, что «во время мусульманских религиозных праздников федеральные силы в одностороннем порядке прекратили огонь» [О ситуации в Чеченской республике: аргументы наших парламентариев в ответ на требования Совета Европы//Российская газета. – 2000. – 4 апреля, c. 3].

  Однако у прессы было другое мнение: огонь в одностороннем порядке был прекращен потому что «... основная часть ударной группировки завязла в Грозном... Командование было не в состоянии оказать немедленную помощь - ни с воздуха, ни с земли. Из-за нелетной погоды бездействовала авиация. Молчала артиллерия - ее еще надо было перебросить на новые позиции, разведать цели. Бронетанковые колонны не могли свободно маневрировать по тыловым коммуникациям» [Воронов В. Круговое наступление в Чечне // Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 4].

  Позиция журналистики высказывается практически во всех печатных изданиях, смысл которой можно охарактеризовать выдержкой из публикации газеты «Вечерняя Москва»: «…правительство, и все нижестоящие госструктуры нагло врут своему на­роду, а самое прискорбное - пишут об этом аргументирование. И неук­люже, - непрофессиональные военные игры "засвечиваются" все боль­ше и больше... [А. Песков. ВМ, 19.12.94.//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 162].

  Газета «Сегодня» отмечала, что «руководство РФ считает возможным как ни в чем не бывало распространять по каналам официальной пропаганды сообщения вроде того, что прозвучало на совместном заседании Совета Безопасности и Правительства под председательством О. Сосковца: «Город Грозный бомбардировкам не подвергался. Однако усилиями боевиков имитировались бомбежки жилых кварталов...»

  Подобные пропагандистские усилия впервые привели к от­крытому скандалу между высокопоставленным сановником и журнали­стским сообществом. Заместитель министра Внутренних дел РФ гене­рал Куликов по ходу своей пресс-конференции обвинил репортеров в стремлении «облить грязью российские войска», распространяя «тен­денциозную информацию». Генерал заявил также, что в Грозном рабо­тают «только продудаевские агентства», все сообщения которых «конт­ролируются чеченскими властями» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 164].

  Однако и иностранные журналисты, в частности С. Эрлангер, заведующий московским бюро газеты «New York Times», подчеркивали, «что российская армия не оказывает журналистам никакой помощи. Она по традиции агрессивно настроена против СМИ. А заявления правительственного пресс- центра оказались столь откровенно лживы, что даже ребенок им не поверит. Сообщения о том, что чеченцы сами себя бомбят, взрывают, утверждение, что воюют одни лишь наемники и «бандформирования» перечеркивают даже правдивую информацию» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 172].

  Достаточно много было публикаций также и о причинах заинтересованности некоторых политических сил в поддержании вооруженных конфликтов (нефть, оружие и т.п.) Но, как утверждает С. Ястрежемский, «из Главной военной прокуратуры мы не получа­ли свидетельств, подтверждавших по­добные публикации. Нам отвечают, что они рассматриваются, изучаются, откры­вается уголовное дело. А потом оно за­крывается, потому что информация не подтвердилась. То же самое произошло со многими обвинениями правозащитных организаций, сообщавших о так называе­мых массовых репрессиях в отношении гражданского населения [Ястрежемский С. С фабрикой слухов в Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг. 2001г. Декабрь. № 12]. (Тысячи уничтоженных гражданского населения С. Ястрежемский не считает массовыми репрессиями – прим. автора).

  Журналист И. Дементьева также высказывает мысль, что абсолютно «нормально для прессы в обыч­ных обстоятельствах конфликт с властями (любыми), однако он опасен и практически неразрешим в условиях двойного бремени граж­данской войны» [Дементьева И. Чеченская пресса на фоне Чечни//Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 452].

  С. Хожалиев, редактор чеченской газеты «Маршо», говорил: «Редакция газеты в последние годы старалась отражать на страницах своей га­зеты весь спектр мнений по тем или иным вопросам жизни района и республики. Однако такая позиция коллектива не всегда нравилась лю­дям, старавшимся любой ценой удержаться у власти, и они прибегали к всевозможным способам давления на газету. Особенно тяжело при­шлось коллективу газеты с приходом к власти в Чеченской республике Д. Дудаева и его окружения. Не найдя других, законных способов за­крыть рот журналистам, прикарманить газету, новые власти начали  открытый курс на закрытие газеты [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 240].

  Таким образом, когда точка зрения журналистов не нравиться сильным мира сего, они прибегают к различным методам нажима на прессу, начиная от критики и кончая применением различных юридических актов. 

  У интерпретации фактов есть, на наш взгляд, и экономическая детерминанта, поэтому третьей причиной различной интерпретации фактов являются  отсутствие необходимых механизмов финансирования деятельности журналистов в зоне вооруженного конфликта.

   Данный аспект, как показало исследование литературы, не находит глубокой научной проработки. Некоторые СМИ лишь «касаются» данной проблемы.

  Журнал «Огонек» подчеркивает, что у большинст­ва российских газет сегодня не хватает денег на достойную оплату опасного труда журналистов [К. Светицкий//Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, c. 346].

  А из спущенной Москвой «Федеральной программы развития эко­номики и социальной сферы Чеченской республики» был исключен пункт о развитии средств массовой информации Чечни - на эти цели не отпущено ни одного рубля.

  В Чечне сегодня практически не выходит ни одной газеты, потому что нет полиграфической базы - она разрушена. Без работы остаются сотни чеченских журналистов.

  Пункт о поддержке СМИ в федеральной программе по Чечне, не­сомненно, был, в его разработке активно участвовали Роскомпечать и Союз журналистов России. Однако «кому-то понадобилось его убрать, и остается вычислить - где же это могло произойти, на каком уров­не?» - вопрошал собравшихся на пресс-конференции Я. Ахмадов (председатель Комитета информации и печати Чеченской республики в пророссийском правительстве национального примирения)...

  Возглавляемый им комитет создал 9 редакций: 3 республиканские газеты, 3 местные газеты и 3 журнала, принял на работу около 200 жур­налистов и может дать работу еще 100 журналистам. Но на все газеты у них одна пишущая машинка. Комитет не имеет средств связи ни с Мо­сквой, ни с одним российским городом: телефонная связь разрушена.

  И. Мунаев, первый заместитель министра информации и печати Правительства национального возрождения Чеченской республики говорил: «Мощный полиграфический центр также был разнесен вдребезги, Дом печа­ти пострадал больше всего, хотя в этом не было никакой необходимо­сти. Разрушена типография Заболотного. Журналисты остались прак­тически без базы. Те деньги, которые нам якобы выделили, гуляют где-то по банкам. Несколько месяцев назад нам якобы выделили деньги, но до сих пор мы их не получила. Это наши проблемы, и до сих пор они ос­таются нашими, хотя российское телевидение и газеты преподносят де­ло таким образом, что здесь полным ходом идет восстановление. Все это миф, который раздувается с целью создать ожесточение по отноше­нию к чеченцам, чеченскому образу внутреннего врага, который сейчас успешно создается в средствах массовой информации России, ожесточе­ние, неприятие чеченцев, чеченского народа. [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 248].

  У различной интерпретации фактов есть, на наш взгляд, и национальная детерминанта, поэтому четвертой причиной различной интерпретации фактов являются межнациональные противоречия.

  Например, многие руководители чеченских печатных СМИ отмечали, что в смысле условий труда и быта работники российских СМИ в сравнении с чеченскими пользовались немалыми преимущест­вами - аккредитация, допуск в воинские части, пресс-конференции, ко­мандировочные на питание, транспорт и оплату гостиницы...Если к столичным журналистам дудаевская сторо­на долгое время относилась благожелательно, проявляя явную в них заинтересованность, то к «своим», грозненским, почти всегда - с подо­зрением. Федеральное военное начальство и своих-то репортеров не жаловало, не говоря уж о чеченских. В итоге информацию о военных операциях местные журналисты вынуждены были получать от коллег из центральных СМИ.

  Экономический аспект, по нашему мнению, больше способствует поверхностному изучению журналистами обстоятельств описываемых событий, чаще приводит к  непроизвольному искажению фактов в силу ограниченных возможностей.

  Но у характера истолкования фактов есть, на наш взгляд, и информационная детерминанта, поэтому пятой причиной  интерпретации фактов является проблема, связанная с надежностью источников информации и правдивостью самой информации.

  В качестве примера можно привести один из самых противоречивых и малодостоверных во всей информации наших СМИ аспектов: речь идет о силах  противоборствующих сторон и потерях.

  Кто только не пытался выяснить численность федеральных войск. Даже «Учительская газета» писала: «В Дагестане операцию начинали 60 тыс. человек, и накануне вступления на территорию Чечни федералы имели 5-7 – кратное превышение в вооружениях и живой силе перед боевиками. Кроме войск Минобороны, численность которых составила не менее 50 тыс., значительные силы имели внутренние войска, милиция и ОМОН - не менее 40 тыс. военнослужащих плюс соответствующая боевая и другая техника (не менее 1000 единиц)» [Хмыстун  В. Школа террористов // Учительская газета. - 1999. - № 46, с. 5].

   «Новое время» сообщало иные данные: 160 тыс. военнослужащих, 4 тыс. единиц бронетехники, более 2 тыс. артстволов, несколько сотен самолетов и вертолетов [Вторая чеченская война // Новое время. - 1999. -  № 52, с. 14].

  Аналогичная картина и с численностью незаконных вооруженных формирований. «Независимая газета» сообщала, что «боевиков на начало было 1 тыс. человек» [Победы мнимые и настоящие // Независимая газета. - 1999. - 5 октября, с. 157].

  «Комсомольская правда» утверждала, что «основные силы чеченских вооруженных формирований составляли  15-20 тыс. человек, плюс бандитские «партизанские» отряды, затаившиеся в горах и лесах» [Баранец В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение // Комсомольская правда. -  2000. - 17-24 марта, с. 4].

  Во многих публикациях были сообщения и о других количествах боевиков, но они рознились не в пользу федеральных сил. А газета «Сегодня» утверждала, что «численность бандформирований остается в пределах 3 - 3,5 тыс. человек [Одноколенко О. Не президентское это дело // Сегодня. - 2000. - 8 апреля, с. 7].

  Тем не менее, как показывает анализ публикаций, истинное соотношение сил не так волнует общественное мнение, как вопрос о потерях. Но здесь информация абсолютно различная. Например, «Комсомольская правда» «подсчитала», что в Дагестане было 47 убитых и 33 раненых [Баранец В. Чечня война без правил // Комсомольская правда. - 1999. - 20 октября, с. З].

  «Московские новости» приводят другие цифры: 280 погибших и 600 раненых [Приставкин А. Страна войны // Московские новости. - 1999. - 16-22 ноября, с. 3.]

  «Российская газета» сообщает, что «сотни людей погибли от рук террористов в Дагестане» [Абдулатипов Р. Нельзя отдавать народ в рабство террористам. Открытое письмо // Российская газета. -  1999. - 18 ноября, с. 7].

  И. Иванов – в то время министр внутренних дел России – через журнал «Политическое самообразование» говорил, что «в Дагестане погибло более 1,5 тыс. мирных граждан» [Имбрачимбейш Х-М. Сказать правду о трагедии народов // Политическое самообразование. - 1989. - № 4, с. 11].

  Цена схватки в Чечне также имеет свой спектр мнений. «Комсомольская правда» сообщала, что за восемь месяцев боев «объединенная группировка потеряла около 2 тысяч человек убитыми и почти пять тысяч человек ранеными. Более 60 пропали без вести..., уничтожено более 40 боевых машин пехоты, танков и бронетранспортеров, 4 самолета и 5 вертолетов, свыше 70 автомашин» [Баранец В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение // Комсомольская правда. - 2000. - 17-24 марта, с.4].

  «Независимая газета» утверждала, что «потери составляли - 50 убитых за неделю» [Куликов А. О проблемах нормализации обстановки в Чечне // Независимая газета. – 2000. - 14 июня, с. 8]. Нетрудно подсчитать, что за восемь месяцев войны убито около 1700 российских военнослужащих.

  Газета «Известия» писала: «Подавляющее большинство поступающих... сообщений сопровождаются фразами: «по неподтвержденным данным», «как сообщил информированный источник, пожелавший ос­таться неизвестным» и так далее. Как следствие, информация крайне неоперативна и нередко ошибочна. Сколько раз менялись официаль­ные данные о количестве заложников и террористов! Причем расхож­дения в цифрах были в кратное число раз. Говорится о количестве по­гибших... без указания имен. Неясна картина с заложниками... Кто эти люди, сколько среди них жен­щин и детей? Ответов на все эти вопросы нет [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].

  И какой только аспект войны ни возьми - будь то бои или передышка, снабжение или его отсутствие, боевики или беженцы, передовая или госпиталь – во всех сообщениях средств массовой информации идет искажение фактов или различная их интерпретация.

  И как показало исследование публикаций, в основе искажения фактов, своеобразного литературного вымысла, лежат социально-политические, экономические и личностные мотивы представителей власти, военных, а также журналистов и руководителей их печатных органов.

  Также различная интерпретация фактов имеет как субъективную, так и объективную составляющую, подчиненную интересам информационной войны, так как объективность отражения военных конфликтов в СМИ обусловлена особенностями ее проведения.

  
  
  

   

  
  
  
  
  
  
  

         2.3. Причины журналистской дезинформации и ее последствия

  Проведенный анализ более сотни публикаций на тему чеченской войны позволил на основании ряда факторов, влияющих на достоверность и объективность информации, а также характера содержания статей, обозрений и репортажей о событиях чеченской войны выявить следующие группы причин журналистской дезинформации.

  1. Политические причины.

  2. Правовые причины.

  3. «Организационно-информационные» причины.

  4. Причины искажения информации, обусловленные профессионально-личностными качествами журналистов.

  5. Причины дезинформации в прессе, обусловленные военным фактором.

  К политическим причинам журналистской дезинформации сама пресса относит следующие аспекты.

  Во-первых, информационная политика печатных изданий в период проведения контртеррористической операции в Дагестане и после развертывания боевых действий на территории чеченской республики строилось, исходя из соображения обеспечения интересов сил, проводивших различные политические кампании, главная из которых - президентские выборы в России.

  «Новое время», анализирую деятельность политиков, считает, что «всем для продолжения политической судьбы нужна была эта война» [Дубнов В. Хроника одного самоубийства: Дагестан. Репортаж со странной войны//Новое время. – 1999. - № 33, с. 11], поэтому «естественными союзниками Путина была война и связанные с ней страхи» [Мильштейн И. После ультиматума//Новое время. – 1999. - № 50, с. 50].

  Аналогичную точку зрения высказывает и «Литературная Россия»: «маленькая победоносная война нужна была для путинских выборов» [Петров М. Чеченская отечественная…//Литературная Россия. – 2000. – 25 февраля, с. 4].

  Западные журналисты также утверждали, что вторая «чеченская война началась, в основном, по предвыборным политическим мотивам и должна завершиться по тем же причинам [Къеза Д. В такой войне не бывает победы //Общая газета. – 2000. – 17 февраля].

  Исследование других публикаций показало, что нагнетание военного психоза в прессе и в первую чеченскую войну, и во вторую способствовало получению политических дивидендов, как пропрезидентских сил, так и оппозиции, в зависимости от того, под каким «соусом» преподносилась информация. Воздействие мировой общественности,   влиятельных политических организаций и финансовых кругов Запада осуществлялось средствами массовой информации на все институты власти и граждан России, что бумерангом отражалось и на самих СМИ и на журналистах, аккредитованных в Чечне.

  Во-вторых, активные действия политической цензуры, которые выражались в усилении давления на СМИ (кадрового, финансового, юридического, организационного и прочего), а так же в обеспечении отсутствия гласности в таких вопросах как: кто и что стоит за этой войной; сколько она стоит и осилит ли ее российская экономика; какими потерями обходится каждая победа; какое и как применяется оружие; боевая техника, средства материально-технического обеспечения; какие средства призваны к урегулированию российско-чеченского противодействия политическим путем; какие жертвы мирного населения и т.д. и т.п. (примеры публикаций по данным проблемам приводятся во всех главах данной работы).

  Мы делаем предположение, о том, что с целью сокрытия указанных проблем в Москве, как об этом еще весной 1994 г. писала «Московская правда», было создано несколько специальных центров для снабжения российских журналистов дезинформацией о событиях в Чечне. По словам бывшего заместителя руководителя администрации Президента РФ В. Волкова, эти центры запускают «через телеви­дение и некоторые газеты сообщения, искажающие ситуацию» [Журналисты на    чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 39].

  У людей, как указывал журнал «Журналист», пытаются создать некие нейтральные, «успокаивающие» стереотипные представле­ния, которые придумыва­ются в высоких кабинетах и навязы­ваются общественному мнению, а орудием целенаправленных информа­ционных залпов служат СМИ  [Д. Назарбаева. Время не бросает никаких вызовов//Журналист. - 2001. - № 9].

  В-третьих, поддержка некоторыми печатными органами противников победы России в этой войне (определенных западных кругов, отдельных чеченских и влиятельных российских политических лидеров, руководителей ВПК, которые имею свои интересы в продолжение боевых действий).

  Так, например, «Комсомольская правда» считает, что «жестокая политика в отношении Чечни для Кремля, похожа, единственная. А, значит, будем воевать» [Евтушенко А. Мобильные группы ФСБ наиболее уязвимы для наших снайперов//Комсомольская правда, - 2000. - 19 июля, с. 6].

  «Московские новости» обличает тех политиков, которые «за власть в Москве заложат не только Чечню с Кавказом, но и свою «малую родину». Поддержав войну с терроризмом, они замысловато, смешивая  ложь  с  ложью,  пытаются  нам объяснить, как при помощи вертолетов и танков можно изловить террористов на дорогах Чечни» [Приставкин А. Страна войны//Московские новости. - 1999. - 16-22 ноября, с. 3].

  Политические причины, в основном влияют на объективность и правдивость информации. На достоверность и «противоречивость» данных, приводимых в печатных изданиях, а также на журналистский вымысел воздействуют, так называемые, организационно - информационные ограничения. Их много, но в ходе проведенного исследования были выявлены следующие, наиболее важные из них.

  1. Корреспонденты и обозреватели не всегда имеют возможность получить информацию «из первых рук», или берут ее от не проверенных источников.

  2. Фактор устаревания информации (несвоевременное прибытие на место, невозможность отправить материал, опережение коллегами из других СМИ и т.п.) влияет на желание журналиста внести в репортаж «свежую струю», и он использует вымышленные факты.

  3. Требования руководителей предоставлять «горячий» материал вынуждают корреспондентов заниматься подтасовкой фактов.

  4. «Заказные» статьи, заявку на которые получают журналисты от (со)владельцев СМИ в угоду коммерческим интересам.

  К правовым причинам журналистской дезинформации следует, на наш взгляд, отнести недостаточность зако­нодательного регулирования рассматриваемой проблемы.

  Новый Уголовный Кодекс Российской Федерации предполагает уголовную ответственность за прину­ждение журналиста к распространению или отказу от распространения инфор­мации.

  Умышленная дезинформация журналистов может образовывать состав преступления - воспрепятствования законной профессиональ­ной деятельности журналиста в тех случаях, когда в действиях присут­ствовал элемент злостности и предоставление ложной информации преследовало цель ограничения свободы массовой информации (то есть права свободно искать, получать, производить и распространять массовую информацию). Но виновные вряд ли несут наказание по­тому, что в новом Уголовном кодексе исключена уголовная ответст­венность за воспрепятствование в доступе к информации и в соответ­ствии с принципом обратной силы уголовного закона, устраняющего или смягчающего уголовную ответственность, уголовные дела, будь они даже возбуждены до 1 января 1997 года (даты вступления в силу нового Уголовного Кодекса), после указанной даты должны быть пре­кращены, а приговоры, будь они вынесены по этим делам до указан­ной даты, - пересмотрены.

  Формально журналист или редакция могли бы взыскать с дезинформа-торов причиненные убытки (такая возможность продекларирована в статье 24 Федерального закона «Об информации, информатиза­ции и защите информации»), но понятие убытков, сформулированное в гражданском праве для целей гражданского оборота, совершенно не­применимо к отношениям, возникающим в информационной сфере, которые в большинстве случаев носят не гражданско-правовой, а кон­ституционно-правовой характер.

  Анализ изданий периодической печати выявил также следующие причины искаженной информации, обусловленные профессионально - личностными качествами журналистов.

  1. Некоторые журналисты преподносят репортаж явный вымысел в связи с использованием командировок в район боевых действий не «по назначению». (боязнь пребывания на передовой, вольготное проведение рабочего времени и т.п.).

  Журнал «Огонек» указывал, что «чаще всего журналисты в Чечне гибнут от пули или осколка. В этих случаях принято обвинять руководителей федеральных властей, «развязавших кровавую бойню». Но ведь газета - не армия, где за не­исполнение приказа карают трибуналом. Журналисты подставляют голову под пули добровольно. С целью очень прозаической - вернуть­ся с информацией, которая поможет понять суть происходящего бес­предела. Ведь мертвый репортер уже никому ничего не расскажет» [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 346]. Поэтому некоторые журналисты, опасаясь за свою жизнь, делают свои репортажи, не приближаясь к району боевых действий.

   Другие журналисты, как, например, сообщил один из командиров батальонов корреспонденту «Московской правды» В. Мальшакову «к ним за полтора месяца, что стоит здесь их ба­тальон, побывало только два журналиста. 7 марта из агентства «Рей­тер» приехал один на бронированном джипе: «Спасибо ему, увез в гос­питаль наших раненых. Вторым после 10 марта был «паренек из «Комсомольской правды», фамилию забыл. А третий вот - ты. Боль­ше не было». Ну а остальные, надо полагать, одетые в бронежилеты, получают информацию у подполковника Астафьева из пресс-центра МО РФ в штабе Ханкалы, вокруг которой тройное кольцо обороны [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 346].

  2. Иногда, как указывалось выше, корреспондентам не удается попасть на позиции федеральных войск и они берут информацию у боевиков.

  3. У журналистов существует понятие «профессионального цинизма, предполагающее   некоторую   степень   отстраненности   от происходящего. Невозможно абсолютно все пропустить через душу и сердце. Разумеется, меру отстраненности каждый определяет самостоятельно, по обстановке» [Гусаров Р. Война и пресса//Военный вестник Юга России. - 2000. - № 6, с. 8]. Добавим от себя - не только меру отстраненности, но и в меру причастия.  Некоторые  журналисты, как показывает исследование публикаций, не утруждают себя поиском интересного, информационно-конкретного, аналитически-продуманного и объективного материала. В ряде статей [Аракишвили Г. Чеченский кинжал//За рубежом. - 2000.- 15 апреля; Группа индивидуального террора//Известия. - 1999. - 21 октября; На всех хватит: Чеченская война глазами российского солдата//Московские новости. - 2000. - № 5; Окопная правда//Комсомольская правда. - 1999. - 11 ноября и др.] авторы достаточно абстрактно описывают; они не называют ни конкретных фактов, ни обстоятельств происходящего, ни причин случившегося; не дают анализа последствий очерчиваемых событий. Отсюда и несвежесть информации, и искажение фактов, и литературный вымысел.

  4. Отдельные журналисты обижены на свое руководство: последний материал не включили в номер, или предыдущие заслуги не оценили по достоинству, или что-то другое. Поэтому они испытывают профессиональную «усталость», равнодушие к работе.

  5. На войне у некоторых корреспондентов отсутствует должное понимание и осознание судьбоносности освещаемых событий, поэтому присутствует некая легкость и небрежность в их комментариях, за которыми проскальзывают неточные данные, идет поверхностный анализ того, что они видят и слышат.

  6. У некоторых - журналистская позиция не совмещается с гражданской и появляются репортажи, оплаченные противником или заказные ложные сообщения, оплаченные российскими воротилами большого бизнеса, отдельными политиками. Бывший председатель Комиссии Государственной Думы по расследованию причин и обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской республике С. Говорухин однажды зачитал депутатам доклад, приписыва­емый начальнику департамента госбезопасности Чечни Гелисханову Джохару Дудаеву. В нем, в частности, говорится: «Докладываю, что со­гласно вашему разрешению департаментом госбезопасности в декабре 1994 года на оплату журналистов было израсходовано 1,5 миллиона дол­ларов. В последнее время российские власти приняли меры по облегче­нию работы российских и иностранных журналистов, что существенно затруднило их использование в наших интересах. В связи с этим прошу вас дать распоряжение о выделении дополнительно одного миллиона долларов» [Журналисты на  чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 88].

  7. Иногда сам журналист работает на сенсацию, на «бомбу», которая должна взорваться... за деньги.

  8. Торговля информационным сырьем толкает корреспондента в погоне за средствами к существованию продавать «некачественный товар». Им, как и военным, не всегда выплачивают обещанное.

  9. Личностные качества журналиста: некая бравада. Отсутствие должной компетенции, «потребность» выдать компромат и другие - ведут иногда не только к нарушению журналистской этики. Но и приводят к публикации лишенный смысла и наивного материала.

   10. У вооруженного конфликта свои особенности, своя логика, своя правда. Поэтому здесь у журналистов не действует принцип беспристрастности.

  Среди причин дезинформации в прессе, обусловленных военным фактором, можно назвать действие военной цензуры и те обстоятельства, когда военные в целях дезинформации противника или спецпропаганды предоставляют корреспондентам ложную информацию.

  Но особенно действия военного фактора, по нашему мнению, проявляются при ведении информационной войны.

  «Информационные войны за­претить нельзя — за ними стоят день­ги, интересы заказчиков. На многих медиа-конференциях выступающие очень любят говорить с высоких три­бун о такой высокой материи, как свобода и независимость СМИ. Одна­ко практика показывает, что СМИ да­леко не свободны — от власти, от стратегов... и  ко­гда  журналисты говорят и пишут, они услаждают «ам­биции политиков, приумножают ка­питалы олигархов» [Д. Назарбаева. Время не бросает никаких вызовов//Журналист. - 2001. - № 9] - организаторов Информационных войн.

  О данной проблеме достаточно много публикаций, но особо хочется выделить деятельность идеологического аппарата незаконных вооруженных формирования.

  Довольно часто информационно-пропагандистская работа чечен­ских сепаратистов сдабривалась откровенными фальсификациями, но, тем не менее, имела успех. И главным образом потому, что велась ак­тивно, динамично, постоянно и по различным направлениям, с различ­ными слоями общества как в России, так и за рубежом. Отдельные детали проведения информационной войны хорошо, на наш взгляд, описало «Независимое военное обозрение»: «основательно разрушенные города стали благодатным пропаган­дистским материалом. Практически ежедневно по всем телеканалам мира демонстрировались панорамы поверженных городов, улицы, усе­янные трупами. Все это производило неизгладимое впечатление на мировое общественное мнение, побуждая его вставать на сторону чечен­ских сепаратистов. Хотя нередко разрушения в чеченских городах бы­ли произведены самими дудаевскими боевиками. Они специально под­рывали заводы, фабрики, жилые дома, железнодорожные пути, неф­тепроводы и вводили в заблуждение общественность.

  Лидеры боевиков приложили значительные усилия для того, что­бы информация об обстановке в Чечне проходила исключительно че­рез их руки. С этой целью они развернули в ряде стран так называе­мые «Чеченские информационные центры», выполнявшие прямые распоряжения Дудаева и целенаправленно снабжавшиеся соответству­ющими видеоматериалами и текстами заявлений правительства непри­знанной Республики Ичкерия. Основное финансирование этих цент­ров в Польше, Литве, Эстонии и других странах осуществлялось ис­ламскими организациями Саудовской Аравии, Иордании и Турции, а также за счет средств, полученных от незаконной продажи российской нефти.

  Одна из задач информационных центров состояла в том, чтобы инициировать в зарубежных средствах массовой информации антирос­сийскую пропагандистскую кампанию, посредством которой возло­жить ответственность за неурегулированность конфликта в Чечен­ской Республике на федеральную сторону и убедить Запад в живуче­сти чеченского сопротивления. В информационных центрах устраива­лись встречи с журналистами и правозащитниками, проводились меж­дународные конференции, тематические семинары и «круглые сто­лы». При одном из наиболее активных информационных центров, дей­ствовавших в Кракове (Польша), была развернута радиостанция «Сво­бодный Кавказ».

  Много внимания боевики уделяли журналистам, которым удава­лось проникнуть в контролируемые ими районы. Корреспонденты не встречали отказа ни в одной просьбе об интервью, что частенько слу­чалось в стане федеральных войск. Им активно помогали в сборе ма­териалов, заботились об их охране и пропитании. В результате дудаев­цам удалось завоевать доверие представителей средств массовой ин­формации, создать впечатление того, что им предоставляется возмож­ность получения эксклюзивной информации. В обстановке, как прави­ло, негативного отношения к представителям прессы в федеральных войсках восприятие журналистами происходящих в Чечне событий было соответствующим.

  Журналисты в подавляющем большинстве случаев по достоинст­ву оценивали внимательное к себе отношение чеченских сепаратистов и в долгу не оставались. Лидеры боевиков регулярно появлялись на ка­налах многочисленных телекомпаний, их голоса постоянно звучали в радиоэфире.

   Помимо культивирования позитивного отношения к боевикам, их идеологи умело распространяли дезинформацию. Она использовалась всякий раз, когда надо было убедить общественность в том, что феде­ральная авиация наносит удары по школам, больницам, жилым домам и т. д. Вплоть до последнего времени журналисты передавали матери­алы, в которых занижались потери боевиков и сообщалось лишь об их военных успехах.

  Со страниц газет, из теле- и радиоэфира на российских военнослу­жащих обрушивался поток материалов о зверствах федералов, якобы заливших кровью гордую и свободолюбивую Чечню. Особо подчерки­валась низкая боеспособность российских воинских частей. Ни слова не говорилось о том, что Дудаев три года целенаправленно готовился к войне, а его боевики, по сути, представляют собой отлично подгото­вленную профессиональную армию. В российских средствах массовой информации подчеркивалась бездарность командиров, бестолковость солдат, звучали обвинения в садистской жестокости и мародерстве. Смаковались плохая оснащенность и низкая обученность военных. За­малчивалась информация о зверствах дудаевцев.

  Излюбленной темой стал отказ некоторых солдат от направления в Чеченскую Республику, практически незавуалированная пропаганда дезертирства, призыв к солдатским матерям направляться в Чечню и вырывать своих чад из рук «злодеев-командиров». Если сын оказался в плену, то «добрые и благородные» боевики торжественно вручали сына матери, правда, в том случае, если поблизости были осветитель­ные юпитеры и телевизионные камеры или когда за пленного вноси­лась многомиллионная плата. Еще лучше, если отказником становил­ся офицер. Он получал поистине всероссийскую известность. На самом же деле пленные российские военнослужащие подвергались пыткам, продавались в рабство, насильно приучались к наркотикам, превраща­лись в звероподобных существ [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 400].

  Приведенные выше причины появления на страницах газет и журналов недостоверной, необъективной, противоречивой, а иногда и ложной информации (дезинформации) определяют не только характер публикаций, но и прямо влияют на последствия в виде оценок, корректировки курса и изменения общественного мнения или социально-политической обстановки.

  Последствия журналистской дезинформации, как показало проведенное нами исследование, могут быть политическими, экономическими, социальными и военными.

  К политическим последствиям можно отнести:

  1. Изменение тактики действий руководителей (лидеров), проводящих те или иные политические кампании.

  2. Усиление (ослабление) противостояния руководства страны и оппозиции.

  3. Увеличение (уменьшение) степени влияния на страну и ее руководство мирового общественного мнения.

  4. Коррективы политических решений противоборствующей стороны.

  5. Ужесточение (ослабление) действий политической цензуры.

  6. Замена региональных и местных руководителей.

  К экономическим последствиям, по нашему мнению, можно отнести:

  1. Перераспределение бюджетных средств.

  2. Увеличение (уменьшение) выделений из небюджетных выплат.

  3. Корректура финансовых планов.

  Социальными последствиями могут быть: 

  1. Активизация действий различных неформальных объединений (комитеты солдатских матерей, «Русский ПЕН-центр» и т.д.).

  2. Проведение митингов, забастовок, стачек, голодовок и пр.

  3. Консолидация или разобщение различных общественных групп.

  Характер публикаций может влиять и на изменения в отношении к армии и в среде самих военных (бойкот призыва в армию, замена военных руководителей, изменение боевых планов генералов и т.д.).

  Военно-политические и социально-экономические последствия, на которые в той или иной степени повлияла работа СМИ, в комплексе воздействуют и на изменения, происходящие в «лагере» журналистов. Как показывает анализ тех статей, в которых пресса раскрывает деятельность средств массовой информации, вторая чеченская война по своему разрушительному воздействию на российское общество и государство превосходит первую. Она нанесла мощный удар по робким росткам российской демократии. В первую очередь, имеется в виду расширение ограничений свободы слова, прав журналистов, усиление зависимости и давления на средства вещания, вовлечение прессы в «грязные игры» и информационную войну, которую ведут политики и военные.

  Интересен тот факт, что, чем больше средства массовой информации влияют на общественное мнение. Тем больше через обратную связь они получают проблем для своей деятельности. Отсюда следует вывод, что трудности и критику, которые имеют СМИ, они, во многом создают себе сами. Это подтверждает каждый прошедший день второй чеченской войны.

  Чтобы выйти их этого замкнутого круга журналистскому корпусу необходимо изменить не только свою информационную политику, но и обеспечить проведение комплекса организационных, экономических и морально-этических мер, по крайней мере, в отношении тех корреспондентов, которые аккредитованы на войне.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

                                     Выводы по второй главе:

  1. Условия работы журналиста в зоне вооруженного конфликта обусловлены рядом проблем, главные из которых – возможности аккредитации и получения доступа к источникам информации.

  Одной из важных детерминант отражения характера внутрироссийских военных конфликтов в отечественны печатных СМИ, помимо творческого потенциала журналистов, является их способность взаимодействовать с представителями органов государственной, ведомственной и местной власти; их пресс-секретарями и пресс-службами; различными информационно-пропагандистс-кими центрами и другими СМИ.    

  Объективность отражения военных конфликтов в печатных СМИ обусловлена особенностями проведения «информационной войны». Значительную роль в распространении дезинформации иг­рают, так называемые государственные источники информации, которые распро­страняют официальные сведения, исходящие, в первую очередь, от си­ловых ведомств.

  2. Другой, не менее значимой детерминантой отражения характера вооруженных конфликтов является военно-политический, социально-экономичес-кий и национальный факторы взаимодействия противоборствующих сторон в зоне конфликта, а также противостояние власти, военных и журналистов, антагонизм которых, во-первых, не позволяет обществу обладать достоверной информацией о событиях в зоне военного конфликта, а во-вторых, делает население заложником информационной войны.

  3. Военно-политические, правовые, организационные профессионально-личностные и некоторые другие причины журналистской дезинформации имеют достаточно серьезные политические, экономические и социальные последствия, а также определенным образом сказываются на военном аспекте эволюции вооруженного конфликта.

  
  

  ---

  [1]  Интересы зарубежных СМИ к внутрироссийским вооруженным конфликтам  удовлетворяются, прежде всего через помощника Президента РФ. При его аппа­рате аккредитовано около 1500 журнали­стов, из них более 570 зарубежных [Ястрежемский С. С фабрикой слухов в Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг. 2001г. Декабрь. № 12].

  
  
Скачать курсовую работу