СОДЕРЖАНИЕ
Введение………………………………………………………………………….......3
Глава 1. Природа политической власти и концепции теорий власти…………….11
1.1. Теория власти: методология,
традиции и современное состояние…………..11
1.2. Различные концепции теорий власти………………………………………….18
1.3. Современная теория власти в свете
теоретико-методологических
исследований………………………………………………………………………..26
Глава 2. Особенности функционирования власти в условиях реформирования
России………………………………………………………………………………..40
2.1. Политический
режим современной России …………………………………..40
2.2. Актуальные проблемы реформирования Российской государственности…..46
Заключение……………………………………………...…………………………...58
Список литературы……………………..………………………..…………...……..62
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы работы обусловлена тем, что проблема власти
во всех ее аспектах продолжает занимать умы, как профессиональных политиков,
так и теоретиков - философов, социологов, политологов, ученых самых разных
специальностей. Проблема власти всегда привлекала к себе
с пристальное внимание представителей политической, социальной и философской и
общественно- политической мысли. Там, где имеется коллективное или совместное
проживание людей, носящее системно- организованный характер, там налицо
властное взаимодействие, которое присуще всем сферам общественных отношений.
Качественные особенности его проявления зависят от ряда обстоятельств:
своеобразия социальных условий, конструкции общества, наличия соответствующих
форм правления, уровня экономического, политического, культурного развития и
других факторов. Эта многоплановость, многоликость, организационное и
функциональное разнообразие делают власть как бы «вечной» проблемой, которая
привлекала и будет привлекать внимание исследователей.
Произошедшие за последние
десятилетия радикальные изменения в мире, связанные с глобализацией,
превращением биполярного мира в монополярный, поставили человечество перед
необходимостью решения новых задач, среди которых особое место принадлежит
проблеме совершенствования властных отношений. Влияние на мировую и
государственную политику «глобальной власти» стало самоочевидным фактом. Все
это делает властную проблематику чрезвычайно актуальной. Важное место в ней
исследование теоретико- методологических аспектов власти, не только позволяющих
расширить представления о данном феномене, но и дающих ему возможность по- новому
взглянуть на отдельные стороны властных взаимоотношений в современном мире.
Особую значимость сохраняет
теоретико- методологический аспект исследования проблемы власти в истории
политической мысли, которая содержит- богатый материал для понимания проблем,
имеющих непосредственное отношение к развитию научных знаний о власти, ее роли
и значении в организации и функционировании общества.
В рамках классической западной
традиции (античность - первая треть XIX в.) в исследованиях власти заслуживают
внимания следующие методологические аспекты:
- выяснение сущностных
характеристик власти как социального и политического явления;
- понимание власти как фактора,
оказывающего доминирующее регулятивное воздействие на организацию политической
жизни общества, государства;
- разработка методологических
оснований для классификации форм правления;
- обоснование необходимости разделения
властей.
Важным аспектом властной
проблематики является вопрос о властном взаимодействии гражданского общества и
государства.
Теоретико-методологический
характер носит сравнительный политологический анализ концепции власти К.
Маркса и учения о власти М. Вебера. Наиболее актуальны исходные
методологические основания понимания сущности власти и ее роли в обществе,
предопределившие концептуальные различия.
В Западной Европе и США в течение
XX в. имел место достаточно широкий спектр подходов и направлений,
исследовавших власть, актуальность большинства их не вызывает сомнений. В
методологическим отношении такими аспектами являются следующие:
- наметившаяся еще в 1920- е гг.
в США и получившая развитие в дальнейшем интеграция социологии, социальной
психологии и политической науки в исследовании власти;
- нацеленность политических
исследований на практический результат, опора на факты;
- широкое использование
социологических методов в исследовании политики и власти (бихевиорального,
системного, структурно- функционального, сравнительного);
- наличие концептуальных
нетрадиционных подходов к пониманию и трактовке власти и ее разновидностей.
Для исследований власти в
отечественной литературе характерно своеобразие, вытекающее из особенностей исторического
развития России. Длительное господство марксистско- ленинской идеологии в
советский период ограничивало возможности объективного исследования проблем
власти. Поэтому в методологическом плане интерес представляют теоретические
исследования, направленные на раскрытие сущности власти, анализ регулятивных
категорий, их соотношения между собой.
В постсоветский период
актуальными в методологическом отношении представляются следующие направления в
исследовании власти и властных отношений:
- научный анализ зарубежных
исследований власти;
- анализ властных изменений в
постсоветской России, поиск путей совершенствования деятельности властных
структур в условиях демократических преобразований;
- понимание власти как одной из
регулятивных форм, ее соотношение с другими регулятивными формами;
- исследование информационно- волевого
механизма властного взаимодействия;
- анализ форм, принципов и
методов власти;
- выявление факторов,
обусловливающих легитимность политической власти;
- проблема идентификации и
сводимости интересов;
- исследование вопроса о
прогнозировании властных процессов.
Значимость и актуальность данной
работы состоят в том, чтобы дать концептуальное системно- целостное понимание
власти, которое могло бы служить методологическим основанием для дальнейших
теоретических исследований властной проблематики и решения связанных с ней
практических задач.
Степень разработанности проблемы.
Вопросам теоретико- методологических основ анализа власти посвящено
значительное число работ зарубежных и отечественных ученых. Существенный
интерес в методологическом отношении представляют работы представителей истории
политической мысли: Платона, Аристотеля, Полибия, Цицерона, Н. Макиавелли, Т.
Гоббса, Дж. Локка, Ш. Монтескье, Ж.- Ж. Руссо, И. Канта, Г. Гегеля. Каждый из
них внес определенный вклад в понимание методологических аспектов власти и
властного взаимодействия.
Платон, Аристотель, Полибий,
Цицерон оставили после себя большое творческое наследие, которое без
преувеличения составляет фундамент исходных научных представлений о власти,
имеющих исключительно важное теоретико- методологическое значение.
Среди исследователей власти в
эпоху Возрождения особое место принадлежит Н. Макиавелли, представившему свое
понимание роли и назначения власти в обществе, высказавшему практические
рекомендации о властных методах.
В XVII столетии английский
мыслитель Т. Гоббс сформулировал концептуальные основы теории общественного
договора, исходя из своего понимания роли власти в обществе. Его
соотечественник Дж. Локк в рамках этой концепции обосновал учение о
либерализме, высказал свои суждения о разделении властей. Эпоха французского
Просвещения выдвинула таких выдающихся мыслителей, внесших значительный вклад в
исследование власти, как Ш. Монтескье и Ж.- Ж. Руссо.
Ш. Монтескье предпринял попытку
заложить научные основы для понимания законов общественного и политического
развития, явился основателем концепции современного разделения властей. Ж.- Ж.
Руссо, критически относясь к существующей действительности, обосновал
необходимость демократических преобразований в обществе.
В теоретико-методологическом
отношении особого внимания заслуживают работы представителей немецкой
классической философии - И. Канта, явившегося основоположником концепции
правового государства, и Г. Гегеля, изложившего свое философское понимание
гражданского общества и государства. Названные ученые внесли существенный
вклад в исследование власти, властных проблем, расширив область теоретико- методологических
представлений о характере властных отношений в обществе.
Своеобразным является понимание
теоретико- методологических оснований власти у К. Маркса и М. Вебера.
На Западе в начале XX в.
существенное внимание уделялось развитию политической науки. Ч. Мерриам, X.
Лассуэлл, и Дж. Кетлин высказали идею о необходимости синтеза политической
науки с социологией и психологией при изучении политических процессов. Е.А.
Росс, А. Бентли, Ч. Мерриам, в первые десятилетия XX в. заложили основания для
бихевиоризма. Власть как центральная политологическая проблема политико- поведенческого
подхода исследована в многочисленных трудах X. Лассуэлла. В конце 1950- х - начале
1960- х гг. бихевиоральное направление становится господствующим. В конце
60- х гг. происходит переоценка
его роли и значения, результатом чего стал переход к постбихевиоральным
исследованиям власти.
После Второй мировой войны в
странах Западной Европы, Соединенных Штатах Америки широкое развитие получают
системный, структурно- функциональный, сравнительный методы анализа. Системный
метод первоначальное концептуальное оформление получил в работах Л. фон
Берталанфи, У. Росс- Эшби, Н.А. Бернштейна, существенный вклад в разработку
системного метода внесли Д. Истон, Г. Алмонд, А. Каплан. Структурный
функционализм нашел свое обоснование в работах Р.К. Брауна, К. Леви- Стросса,
Б. Малиновского. Значительный вклад в развитие этого метода внес Т. Парсонс.
Разработка сравнительного анализа связана с такими именами, как Г. Алмонд, Д.
Ап- тер, Д. Истон, Р.С. Макридис.
По методологическим проблемам
зарубежных исследований власти заслуживают внимания работы отечественных
ученых Т.А. Алексеевой, А.Л. Алешина, А.С. Автономова, Ю.М. Батурина, А.Д.
Дмитриева, В.Г. Каленского, В.В. Крамника, И.И. Кравченко, В.В Мшвениерадзе,
В.Г. Ледяева, В.И. Поруса, Е.В Осиповой.
Особый интерес представляют
исследования П. Шарана, который рассматривает общество в целом как систему
властных отношений. Оригинальным, нетрадиционным даже в рамках западной
политической мысли, является понимание власти Н. Луманом. Методологической
основой выступает созданная им коммуникативная модель общества. Работы М. Фуко
- это новое направление в исследовании
власти. Суть его - в переносе внимания на малоисследованные аспекты, имеющие
непосредственное отношение к жизнедеятельности человека, находящегося в
системе властных отношений, которые независимо от его воли диктуют правила
дисциплинарного поведения, навязывая соответствующие стереотипы восприятия
действительности. В рамках политической антропологии представляет интерес
работа Э. Канетти «Масса и власть», в которой речь идет об изначальных
механизмах, обусловливающих взаимодействие массы и толпы.
В советский период исследование
власти в основном осуществлялось в рамках требований марксистско- ленинской
идеологии. Отступление от ее установок рассматривалось как несовместимое с
государственными интересами деяние. Независимо от этого можно назвать
значительный круг исследователей, которые внесли определенный вклад в
теоретическую разработку проблем власти: Р.П. Алексюка, А.К. Белыха, Н.М.
Кейзерова, А.И. Королева, А.Н. Мушкина, Н.И. Осадчего, И.М Степанова, Ю.А.
Тихомирова, Ю.М. Козлова, А.И. Щиглика, Г.Г. Филиппова.
На этапе «перестройки» и в
постсоветский период основное внимание уделяется актуальным проблемам государственного
строительства, связанным с демократическими преобразованиями. Исследования
сосредоточиваются на нескольких основных направлениях: критика марксистской
доктрины власти; анализ зарубежных подходов, концепций, точек зрения на
понимание власти; конструктивный поиск ответа на возникшие перед страной
проблемы; исследование теоретических аспектов проблемы власти. В этот период
выходят работы Т.А. Алексеевой, А.Г. Аникевича, В.И. Буренко, Б.Н.Бессонова,
А.Н. Данилова, В.И. Власова, А.Г. Здравомыслова, М.В. Ильина, В.В. Ильина, Ю.В.
Ирхина, В.Г.Ледяева, О.М. Ледяевой, А.А. Лузана, В.В. Крамника, Ю. А. Красина,
В.П. Макаренко.
В исследование власти как
своеобразной формы социального регулирования, носящего характер информационно-
волевого взаимодействия, внесли вклад Г.Г. Дилигенский, С.Л. Рубинштейн, И.Д.
Левитов, Д.Н. Узнадзе, В.Е. Давидович, Э.В. Ильенков, В.А. Ойгензихт, Р.С.
Немов.
Основное внимание в исследовании
форм властного бытия общества уделено экономической и политической власти. По
вопросу экономической власти анализируются работы К. Маркса, М. Вебера, Р.
Арона, А. Мовсесяна, А. Либмана, Л. О. Келсо и П.Х. Келсо, В. В. Мшвениерадзе,
П. Шарана.
В процессе исследования
политической власти рассматриваются работы Т.А. Алексеевой, В.И. Буренко, X.
Арендт, В. А. Гуторова, А. Демишель и Ф. Демишель, М. Пикемаль, А.А. Галкина,
С. Хантингтона, И. Шумпетера, Р. Даля, А. Лейпхарта, А. Пшеворского, М.Я.
Острогорского, П.И. Новгородцева, Ю.А. Красина, М.В. Ильина, Ю.А Мельвиля,
В.И. Пантина, Г.И. Вайнштейна, П.К. Гончарова, Э.Я. Баталова.
Научный интерес представляют
вопросы о властных принципах и методах, легитимности политической власти.
Политическая легитимность рассматривается как одно из условий, обеспечивающих
сводимость основных интересов между государственной властью и населением
страны. К анализу данной темы привлекаются исследования В.Г. Ледяева, В.В.
Ильина, А.С. Автономова, Ю. Гайды, К.С. Гаджиева, Е.А. Борзуновой, А.Л.
Свенцицкого, К.Ф. За- вершинского, И.Г. Палий, Н.А. Саркисяна.
Проблема прогнозирования властных
отношений исследуется в тесной связи с происходящими в мире глобальными
изменениями, которые существенным образом не только влияют на развитие
международных процессов, но и отражаются на внутригосударственной политике. По
данной проблеме анализируются подходы и точки зрения А.С. Панарина, И. В.
Бестужева- Лады, М.В. Ильина, Г.А. Антонюка, В.И. Пантина, М. Молчанова, А.И.
Соловьева.
Анализ работ, посвященных
исследованию власти и властных отношений, свидетельствует, что данная тема не
только сохраняет свою актуальность, но и ставит перед современной политической
наукой значительный круг проблем, связанных с кардинальными изменениями в
мире, решение которых имеет самое непосредственное отношение к судьбам
отдельных стран и народов.
В дипломной работе я попытался дать некоторые
характеристики присущие власти как механизму опосредованного влияния на
процессы, происходящие в обществе которые как раз и благодаря их отношению к
власти становятся политическими. Понятие власти дает ключ к пониманию
политических институтов, политических движений и самой политики.
Цель данной работы в том чтобы, раскрывая феномен
политической власти, рассматривая его в некоторых основных аспектах, показать,
как отношения в обществе благодаря власти, становятся политическими. То есть
показать власть как первооснову политики.
Отсюда вытекают следующие задачи работы:
- выявить некоторые проявления власти в обществе,
показать власть как регулятор общественных отношений, проистекающий из
характера данного общества; То есть рассмотреть власть как общественное
явление.
- показать, как действует власть в рамках
государственного механизма и раскрыть структуру власти в рамках этого
механизма. Рассмотреть роль государства в системе властной регуляции;
- выявить основные тенденции реформирования российской
государственности. Это важно проанализировать, поскольку, наше общество,
продолжает оставаться своеобразным полигоном, социальных и политических
экспериментов, собственной власти. Тем более актуальна эта тема сейчас, когда
Россия находится в состоянии постоянного ожидания каких- либо очередных
сюрпризов со стороны своих властителей.
Методологической основой работы стали труды В.В. Ильина,
В.Н. Амелина, Б.И. Краснова, Г.А. Белова, А.Г. Здравомыслова, Г.А., Дегтярёв,
К.С. Гаджиев, А.И. Соловьев, А.А., Пушкарёва. Г.В. и др.
ГЛАВА 1. ПРИРОДА ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ВЛАСТИ
И КОНЦЕПЦИИ ТЕОРИЙ
ВЛАСТИ
Анализ литературы по теме исследования показывает, что сколько- нибудь
полной и непротиворечивой философской концепции власти политическая философия
пока не разработала, несмотря на давнюю традицию концептуальных и типологических
исследований явлений политики. Не лучше выглядит эта проблематика и в
современной отечественной литературе[1]. Более того, немало было сделано,
чтобы запутать и без того объективно сложную проблему объяснения власти.
Многочисленные попытки классифицировать ее определения мало способствуют
прояснению этой характерной интеллектуальной ситуации.
Классификационный и типологический труд
мало- помалу взяли на себя социология и политология. Они же произвели
наибольшее количество определений власти. Возникла оппозиция двух подходов:
конкретно- политического, ориентирующегося на внешне выраженные признаки
власти, и собственно философского, так или иначе избегающего всякой типологии и
отвергающего субстанциональные и функциональные концепций[2], в которых
власть представлялась видимой, законодательной, проявляющей себя запретами,
своей оппозицией подданным, тогда как для философа, особенно такого, как
М.Фуко, например, власть невидима, видны только ее проявления, процедуры,
стратегии (в речи, дисциплине).
Возникает тем самым более сложный, чем систематизация
типов власти, подход к ней: стремление обнаружить некую универсальную природу
власти, ее первооснову и разрабатывать типологию уже не самой власти, а ее проявлений,
признаков и т.п.
Близки к такой универсалистской позиции и другие исследователи,
не только последователи, но и предшественники Фуко. Для Вебера уже существует
всеобщий смысл власти - волевое отношение (реляционная концепция власти, идущая
от Вебера). Френд выделяет другое, но очень близкое к веберовскому всеобщее
начало власти - «командование». Затем уже он анализирует проявления или формы
власти: правление, порядок, повиновение, институты, организацию и самоорганизацию
общества. Идею волевого импульса, определяющего феномен власти (ее порождение),
Френд дополняет ее вторым сущностным началом - повиновением (обратной связью
или ответной реакцией, как теперь сказали бы мы). Таким образом, власть в этой
концепции - универсальное и сложное общественное, производное от двуединого
тоже универсального и нераздельного начала: командование - повиновение,
составляющего сущность власти. Пуланзас вьщеляет единые политико- идеологические
основы власти и только вслед за тем вьщеляет различные ее виды, такие как
власть собственности, власть на основе эксплуатации, власть как способность
применять средства производства, как возможность обращать их в дело.
«Экономический процесс» и производственные отношения образуют «сеть видов власти»[3].
Наконец, целые философские и научные школы исследований
власти[4] поведенческих
(бихевиоральных, от англ. behaviour - поведение) и
психологических (или как их часто называют у нас, психологизаторских)
направлений включаются в ту же исследовательскую схему: сочетание некой общей
универсальной основы (сознания и познания) власти и типологию ее внутренних и
внешних форм, функций и других выражений от подсознания и сознания до
практики теоретического и предметного действия. Психология политики, власти
составила, как известно, целое направление политического знания, которым были
увлечены и «чистые» политологи (лидером которых был Г. Лассуэлл) и философы
психоаналитической ориентации (в частности, крупнейшие из них - Э. Фромм, К. Юнг).
Психологические основы власти многообразны, отмечает П.Бирнбаум. Это преданность,
интерес, привычка, апатия. Власть - это также система ценностей: идей, вещей,
которые сами по себе не обладают властью, но могут стать ее инструментами,
если, с одной стороны, обладатель власти может придать им политический смысл, и
если те, на кого распространяется власть, со своей стороны готовы воспринять
этот смысл[5].
Тем не менее, в политических исследованиях,
философских и особенно научных преобладает субстанциональная концепция
власти, выделяющая ее институциональные, материализованные в аппаратах,
информации, в различных политических и неполитических сферах. Она встретила и
наиболее неприязненную критику философствующих исследователей политики.
Многообразие феномена власти - причина его нескончаемых
разночтений. Распространено мнение, что власть можно истолковать самыми
различными способами в зависимости от свободно избранного исходного признака.
«Власть, - пишет С.Дж. Бенн, - часто объясняется как отношение... Мы говорим,
следовательно, о распоряжении властью, о власти речи, о стремлении к власти
как к средству последующего удовольствия (Гоббс) или о власти как о
«производстве желаемых результатов (Рассел)»[6]. И потому не
удивительно, что при подобной методологии в истории политической мысли легко
обнаружить самые разные взгляды на власть в зависимости от выбора из многих ее
признаков одного признанного релевантным. Этот разнобой наследовала и
современная философия и политическая теория. Возникла поэтому потребность в
классификации самих теорий определения власти. В классификаторских
(преимущественно политологических) подходах нет недостатка, но нет также ни
полноты, ни достаточной методологической принципиальности. Однако они могут
быть резюмированы ради некоторых вьшодов, представляющих интерес для
философской типологии власти.
Основные определения власти производятся по
следующим признакам:
1. Области функционирования. Различаются
политическая, идеологическая, социальная, экономическая, юридическая и др. виды
власти. В прошлом различали светскую и духовную (религиозную) власти. Это же
деление Н.Боббио связывает с различием в средствах, применяемых властью:
обладание средствами производства, физического принуждения[7], идейного
влияния и т.п., что весьма непоследовательно, ибо средство - универсальный атрибут
власти, любой власти, а следовательно, следовало бы особо классифицировать
феномен власти по этому признаку. Однако сами средства также классифицируются
и не могут быть предельным критерием различения видов власти, не говоря о том,
что они сходны и повторяются во всех ее проявлениях.
2. По объему
прерогатив различаются государственная, международная, семейная и т.п.
власти.
3. По субъекту
власти: групповая олигархическая и полиархическая, классовая, партийная,
народная, личная (например, президентская, власть отца, учителя и т.п.).
4. По формальным
структурным признакам различается институциональная и неинституциональная,
единоначалие (монократия) и единовластие (монархия) и двое- либо многовластие
(диархия либо олигархия и полиархия).
5. По методам
различаются применение силы и насилия, подавления воли или какие- либо другие
формы принуждения, убеждения и т.п. Различие методов дало основание для различения
власти и авторитета (власти влияния, способности личности или группы
воздействовать на поведение других благодаря достоинствам характера, заслугам
и другим качествам власти). По этому же признаку, но с более выраженной
культурной организацией, можно различать харизматическую власть, а также
традиционную, идущую от унаследованной системы ценностей
и общественных отношений прошлого (от кровно- родственных, племенных, возрастных
отношений, от унаследованной культуры). Именно такая власть бывает в
соответствующей среде наиболее авторитетной. Распоряжения такой власти обязательны.
Они принимаются беспрекословно и добровольно, в отличие от других видов власти.
Источники авторитетной власти, или авторитета, как принято ее именовать, могут
быть самыми различными и не связанными с традицией. Ими могут быть знание,
заслуги, опыт субъекта власти. Во всяком случае авторитет -
это особая форма добровольного и порой неощутимого принуждения, эффективный и
экономичный способ добиться поведения, дающего полезные последствия,
дисциплину – цель любой власти.
6. По характеру
субъекта или власти носителя (а также и по существующему строю общества) - монархическая,
самодержавная, деспотическая, авторитарная, диктаторская, лидерская.
7. По объему
власти ее носителя (или же субъекта- носителя, если они совпадают) - единоличная,
коллегиальная, групповая. На государственном уровне такое деление может совпадать
с типом общественного строя или правления: монархической, самодержавной,
полиархической, олигархической, демократической властью.
8. По режиму
правления и форме государственного строя - монархическая, республиканская,
либеральная, демократическая, авторитарная, тоталитарная, бюрократическая и
т.п.
9. По социальному
типу - феодальная, капиталистическая, (буржуазная) социалистическая (как
проект или идеал) и др.
Наконец, из этих толкований власти (а они, как мы видели,
пересекаются) могут быть получены комбинированные типы и определения, которые
сводятся к одному общему признаку власти всех типов - отношению. Но само это
отношение понимается разными исследователями различным образом.[8]
Некоторые попытки философского анализа вопреки ожиданиям
лишь усугубляют смешение понятий власти. Так, Ф.Е. Оппенгейм полагает, что
понятие власти включает три отношения: а) власть заставить кого- либо сделать
что- то; б) власть сделать что- то; в) власть над чем- то (или кем- то),
объединяя, таким образом, отношение, деятельность и обладание. Оппен- гейм не
открыл этой типологией ничего нового, но отразил увлечение политико- философской
метафорой.
Реальная многозначность власти, отраженная в языке, стимулирует
семантические и терминологические смешения. Властью именуется ее носитель - лицо,
институт, верховная власть любого содержания, органы, аппараты этой власти и
т.п. Возможность именовать властью организации, учреждения создает мнение, что
властью может быть вещь.
Существуют и объективные предпосылки метафорики. Так,
обладание властью подразумевает свойство, способность, волю быть властью и
осуществить ее, «иметь силу властвовать». Обладание и способность осуществлять
власть отождествляются, как и проявления силы, воли, эмоций и прочих качеств,
способных воздействовать на людей. И они же определяются как власть15.
Таким образом, для понимания власти предстоит решить,
есть ли власть и вещь и отношение (проявление ее свойств, обращенное к
определенному объекту, определяемой цели). Что отношение заложено во всех
упоминавшихся выше истолкованиях власти, по- видимому, очевидно.
Решение аналогичного вопроса в области политической
экономики, как известно, принадлежит Марксу. Исследуя капитал, Маркс показал
его как общественное отношение. Власть также есть общественное отношение.
Понимание власти как лица, ее источника, политической силы, организации, и
толкование ее, конечно, условное как вещи, вполне обосновано16, но
лишь в рамках отношения, которое только и превращает предмет этого наименования
в действительную власть.
Приняв такое толкование власти, нужно его уточнить. Прежде
всего отпадает «власть над вещами». Такая власть - не более чем метафора
владения и распоряжения, переносное значение способности воздействовать на
вещество природы (естественной или искусственной, рукотворной). Власть - субъект-
объектное отношение и потому оно асимметрично, но это взаимное отношение, хотя
и неравное.
С той оговоркой, что субъект власти материализован лишь в
людях, ее носителях, в отличие от капитала, материализованного в орудиях и
средствах производства, в финансах, производственных связях и в людях - участниках
производства. Власть, следовательно, еще менее «вещь», чем капитал.
Зачастую власть отождествляется с политикой.
По нашему мнению, определение политики и власти должно,
таким образом, либо сопровождаться дополнительными указаниями на ее специфические
качества, которые им подразумеваются, либо прямо содержать указание в самом определении.
Такое определение будет более точным и содержательным, хотя и окажется более пространным.
Аналогичным должно быть и определение власти. Оно может
быть совмещено с определением политики в одном более полном и емком определении.
Итак, определение политики может быть следующим: «политика - одна из основных
формирующих общество организационных и регулятивно- контрольных систем
теоретической и предметно- практической деятельности со структурой действительных
и превращенных форм, рациональных и иррациональных идей, действий и
отношений, определяющихся вероятностным характером политического процесса и
политической жизни общества».
Таким же может быть определение
политической власти. «Власть - равнозначная политике общественная сущность,
средство организации общества, его контроля и управления им, способ
существования политики, присущий всем видам общественных отношений, во всех
действительных и превращенных формах, рациональных и иррациональных
проявлениях, которые присущи ее функционированию в обществе».
Аналогичным может быть и самое полное, совместное определение
политики и власти: «Политика - власть - двуединое общественное начало одной
из основных организационных и регулятивно- контрольных, формирующих общество
систем, со структурой из действительных и превращенных форм, рациональных и
иррациональных действий и отношений, присущих вероятностному характеру социально-
политического процесса».
1.2.
Различные концепции теорий власти
В
рамках структурно- функционального подхода власть рассматривается как посредник
в системе общественных отношений и более того, она принадлежит не отдельным
индивидам, а есть достояние коллектива[9]. Власть здесь выступает как интегрирующий и
регулирующий фактор. Функцией, которой является мобилизация общественных сил
для достижения той или иной социально- значимой цели.
В
формально- управленческом подходе власть, как механизм управления и
организации, впервые получает свою легитимность и легальность в правовом дискурсе.
В данном случае власть выступает, по большому счету, как власть государственная,
которая содержательно раскрывается в возможности и способности доминирующего
воздействия управляемого субъекта на управляемый объект. С этих позиций власть
есть правовая организация социума, а механизм власти представляет
государственно- правовое управление различными видами деятельности. Последний
имеет сложную иерархическую структуру, которая пронизывает каждое социальное
поле, беря свои ресурсы в «единении народа», где формальный субъект власти –
граждане, передают свои властные полномочия официальному агенту – государству.
Так
второму типу идей власти свойственно понимание её как отношения между
субъектами. Развенчивая мифичность объекта, авторы, придерживающиеся этой идеи,
утверждают, что власть, это социальное взаимодействие субъектов, которые с тех
или иных позиций влияют на её модальность, стратегии, знания и режимы
функционирования. Что касается объекта, то это лишь специально созданные
техники, с помощью которых один субъект усиливает свою власть благодаря к всё
более полному сведению позиции другого субъекта – к позиции объекта. В основном
эта традиция представлена двумя направлениями. Первое, коммуникативное, где
власть определяется, как вид тотального общения, которое в силу этого не может
являться чей- то собственностью. Власть – служит организации согласованных
общественных действий, опирающихся, прежде всего, на преобладание публичного
интереса над частным. Хабермас считает, что власть является механизмом
опосредованного возникновения противоречий между публичной и приватной сферой
жизни, обеспечивая при этом воспроизводство естественных каналов коммуникации и
взаимодействия между политическими субъектами.
Ко
второму направлению можно отнести концепцию М. Фуко Обращаясь к рассмотрению
сущности власти, он отходит от традиционного понимания, как воздействие
субъекта на объект по средствам различных механизмов, ресурсов и т.п. С этих
позиций, власть у Фуко рассматривается не как совокупность институтов и
аппаратов, а, прежде всего, как множественность отношений силы имманентных
области, где они осуществляются и формируются. В свете этого, власть понимается
не как достояние, которое можно приобрести и использовать, а наоборот – как
определённый комплекс стратегических действий с присущими им знаниями,
технологиями и техниками. Таким образом, власть не имеет своей собственной
экзистенции, она не произвольна и не живёт сама по себе, где каждый может её
захватить, удерживать и обладать ею, нет, она рождается в недрах социальной деятельности,
существует в виде мышления, действий, мнений и поведения. Сообразно такому
пониманию, власть выступает как социальное действие, которое
инструментализирует волю группы по отношению к определённой значимой цели.
Сложность
и многогранность современной социальной организации требует от исследователя
комплексного рассмотрения проблем, он должен осветить её во всех проявлениях и
связях. Сугубо прикладные и частные методы анализа больше не могут
способствовать получению целостной картины реальности. Без преувеличения можно
сказать, что такая системность и комплексность захватила ни одну современную
теорию. Так, например, даже такие теории как постструктурализм и постмодернизм,
вокруг которых разворачиваются основные дискуссии и которые обвиняют в не
системности, не фундаментальности и не упорядоченности, по большому счёту,
напротив пронизаны системным пафосом.
Поэтому,
основываясь на этих аспектах реальности власть, следует рассматривать как
некоторую системную целостность, но в свою очередь, разделённую на различные
властные зоны. В социальном пространство они вписаны не иерархическим
порядком, а переплетаются и оказывают взаимовлияние друг на друга. В силу
этого, как отмечает Ж. Делёз, власть не пирамидальна, а сегментирована и
линейна, она осуществляется посредством смешанности, а не через высоту и даль.
Так каждое дисциплинарное пространство независимо друг от друга по своей
технике, ритуалам и тактическим целям, в тоже время они смежные и решают одну и
туже задачу, функционируют по одной стратегии - «воспитанию послушных и
экономически эффективных тел». Каждое поле власти имеют отличительную
структуру позиций и систему отношений силы, свои правила и режимы функционировании,
свои ресурсы и технологии осуществления и легитимации власти. Очевидно, что
власть в том или ином социальном поле скорее является регулятором общественных
отношений, как ритуализированный механизм социального общения и поддержания
модели сосуществования, чем какой- либо инструмент или вещь. Она выступает как
своего рода синергетический принцип самоорганизации человеческой деятельности.
Более того, то или иное поле не в состоянии захватить или подчинить другое,
т.к. нуждается в его существование, как политика, например, нуждается в
экономике, в тоже время экономика нуждается в политике. Кроме этого каждое
поле конструирует свое пространство игры, со своими ограничениями и
возможностями, в них локализованы целое множество отношений силы приводящих ее
в постоянное движение. Таким образом, каждая часть системы постоянно флуктуирует,
изменяется, влияет и открывается сама внешнему воздействию.
Осуществляя
переход от теории власти непосредственно к теории государственной власти,
следует развести, с методологических позиций, политическую и государственную
власть. Отметим, вслед за Ч. Меррием, то, что современное политическое
пространство представлено двумя «полюсами» общественной жизни, в первую очередь
это государственная власть, с другой стороны, это неофициальное влияние
различных, в большинстве случаев, консолидированных субъектов Такое
сосуществование в политическом пространстве наряду с официальным центром
власти многих других полюсов сил и соответствующих им зон влияния, было
обозначено ещё в трудах Макиавелли, Гоббса, Локка, Руссо и др. В свете этого
политическую власть можно обозначить как постоянно изменяющуюся, самоорганизующуюся,
многоуровневую, сложную сеть властных отношений, национальных стратегий и
практик. Это целое многообразие институциональных и субъективных опор. От того,
как взаимодействуют между собой все субъекты политического измерения, каков
характер и принципы этих взаимоотношений, будет, несомненно, зависеть
состояние и режим функционирования политической системы в целом. Безусловно,
центральное место в политической организации общества занимает государственная
власть. В отличие от политической, государственная власть характеризуется
рядом специфических признаков. Она обладает собственным консолидированным
субъектом власти, что выражает её социальную сущность. Имеет неограниченный
юридический характер, монопольное право на правотворческую деятельность, как
способ организации общественных отношений, правоприменительную, как способ
регулирования и контроля. Государственная власть может совершенно легально
использовать силовые механизмы, опираясь на специальный аппарат принуждения,
при этом имеет единый организационно- оформленный центр принятия
управленческих решений, использую не только механизм принуждения, но и
экономические, социально- политические, культурно информационные ресурсы. Все
перечисленные признаки «прямо вытекают из отличительных черт государства. Они
их конкретизируют применительно к организации государственной власти, позволяют
отграничить от иных видов социальной власти».
Наделённая
определёнными полномочиями и легитимированная в правовом дискурсе
государственная власть пронизывает, присутствует в каждом социальном поле в
силу своего административно- управленческого характера. Означая позицию и
уполномочивая своих представителей в каждой точке социального пространства, через
систему знаний и общую модальность властных отношений, осуществлять влияние на
общую социальную стратегию. Как видится, понимать государственная власть
следует не как то, что даётся или захватывается, её не делегируют или
перераспределяют, власть осуществляется в различных напряжённых точках,
социальных позициях, в которых группа или отдельный субъект захватываются
властью. Лишь социальная позиции открывает субъекту весь арсенал власти и ее
ограничения, где он приобретает не свободу действий, а реальную возможность
оказывать влияние на действие, стратегию и современную практику. Так «… сама
субъективность есть идеологема власти: не мы присваиваем себе власть, а она нас
присваивает и дарует нам чувство обладания. Другими словами, субъект власти
возникает как знак ее мистификации, исчезновения, как знак ее не подвластности
не чему вне себя»[10].
Власть в обществе может быть разделена на явную и скрытую
двояким образом: внутри ее легальных аппаратов (учреждений и органов), в
партиях, политических ассоциациях или неполитических институтах, способных
влиять на политические события (промышленного директората, творческих союзах,
клубах влиятельных членов общества и т.п.) и между этими легальными инстанциями
власти и полулегальными («группами давления», общественными движениями,
лоббистскими организациями), скрытыми, тайными, либо противоправными (коррумпированными
членами и группами внутри официальных властей, мафиозными группировками). В
первой категории неизбежна «тайна власти» - не подлежащие оглашению документы
и сведения, невысказанные намерения, скрытый смысл политических документов.
Однако скрытая политика может превратиться в ее основное (скрытое от
общества) содержание: «крипто- правление», двойную политику - реальную и
преображенную риторикой и демагогией, в ложный образ действительно политики.
Подобное раздвоение власти обычно оказывается губительным для нее. Более
устойчивы сочетания легальных и полулегальных структур, сохраняющиеся в той
или иной степени и в демократически организованном обществе.
В соответствии с критерием видимости Боббио предлагает
различать три вида власти: эмерджентную или публичную власть видимого
правления; «полускрытую» или полупогруженную, то есть власть теневого
субправления, и власть скрытую («погруженную») или тайную, невидимую, которую
он и именует «крип- то- правлением» (К крипто- правлению можно отнести также
широко известный феномен лоббизма в США, деятельность так называемых групп
давления, существенно влияющих на внутреннюю и внешнюю политику правительства
и его учреждений).
Под «субправлением» имеется в виду обширнейшее общественное
пространство, захваченное общественными учреждениями или группами интересов,
через которые проходит значительная часть экономической политики или управления
экономикой. Это пространство, как отмечают и Боббио и другие исследователи,
безмерно расширилось за последние десятилетия. Однако экономика - лишь основа
еще более широкого распространения субправления на общество.
Деятельность субправления, как указывает
Н. Боббио, тесно связана с политикой правительства любого «видимого»
правления. Однако эта связь двойственна. Она осуществляется правящим персоналом
учреждений, назначенных самим правительством, но также и посредством
латентных, тайных операций, связывающих правительство с партиями, силовыми
структурами, военно- промышленным, аграрным комплексами, корпорациями и банками
и т.д., в частности, обеспечивающими их финансирование и иными превращенными
формами публичной власти.
Субправление само по себе устойчивее правления видимого.
«Правительства сменяются, субправление остается», - пишет Боббио. Этим
обеспечивается сравнительная устойчивость политической системы. Субправление никогда
не знает кризисов, правительственные кризисы даже делают это правление более
строгим. Субправление образует стабильную, постоянную структуру власти с менее
подверженным переменам персоналом, менее подконтрольным и также менее
поддающимся контролю, особенно со стороны общественного мнения, от которого
оно укрывается очень просто». Субправление обеспечивает преемственность
власти. «Катастрофическая несостоятельность правительственных органов, - подчеркивает
Боббио, - не ослабляет, а даже укрепляет, делает более требовательной и
угрожающей постоянно консолидирующуюся систему скрытой власти»[11].
Демократическому идеалу видимого правления противоположны
также различные формы автократии78. Автократическое правление
ускользает от общественного контроля двумя способами: засекречивая себя, то
есть принимая решения в тайне и засекречивая сами эти решения, а также и
принимающие и исполняющие их учреждения, прибегая тем самым к симуляции или
лжи, которые рассматриваются как нормальное орудие правления, характерное для
«теневой» власти.
Власть, направленная в полной тайне
против государства: неявная, но реальная власть преступных организаций, мафии,
заговорщических, политических сект (террористических, например).
2.
Власть секретных ассоциаций, имеющих целью не борьбу против государства,
правительства, его учреждений, а противоправное использование официальных
властей в своих интересах (незаконных извлечений прибыли и т.п.).
3.
«Невидимая» власть, учрежденная самим государством в форме секретных
служб, «перерождение которых, - указывает Боббио, - может дать жизнь подлинному
тайному правлению»[12].
В результате общегосударственное правление может быть
децентрировано, лишено центра, или точнее, центр его может сместиться в область
аппаратов и корпораций полувидимой или невидимой власти.
Философия, которая «отвечает за смысл», то есть за разум
и разумное, как говорит П.Рикер80, вынуждена вместе с наукой
обращаться с этой целью и к иррациональному политическому подполью, чтобы
обнаружить и его смысл. Разгадка тайной, скрытой власти, всех ее скрытых форм,
заставляющих ставить вопрос «кто правит?» или «какова подлинная цель власти?»
особенно сложна, но в то же время особенно важна и всегда актуальна. По сути
дела политическое знание всегда и занималось выяснением этой «тайны власти»,
практическая же политика - тем более, особенно в критических ситуациях
двоевластия и пресловутого «паралича власти», когда официальная власть государства
и его аппарата - не одно и то же или все эти инстанции уступают реальную
власть оппозиционным партиям, движениям или же тайным и противоправным
группировкам.
Политическая мысль, познающая тайны
иррациональных превращенных форм власти и способы их рационализации (такие,
например, как «отмывание» репутацмм коррумпированных чиновников или героев
мафии), открывает и пути их устранения. Крипто- правление подавляет только
последовательный демократический процесс, для которого любые формы
субправления чрезвычайно опасны и потому требуют тщательного изучения.
Рассматривая тайны политики и власти,
нельзя не обратить внимания на проблему политической преступности. Это не деятельность
тайных противоправных группировок или противоправные акции легальных
организаций. Речь идет о логике насилия, борьбы за власть неправовыми
средствами, логике и психологии террора, политических репрессий. Это логика
безостановочно движущегося конвейера: одно преступление влечет за собой
другое и серию последующих, подобно тому, как не могла остановиться и
удержаться от очередного убийства леди Макбет, постоянно устранявшая руками
короля очередного соперника, опасного свидетеля, союзника, который может стать
врагом. Перевороты, мятежи, покушения, убийства, «устранения» - весь этот
арсенал политической преступности был в ходу в восточной и европейской
политике на протяжении сотен и тысяч лет и поныне он не исчерпан. Достаточно
вспомнить династические и религиозные войны и террор, Варфоломеевскую ночь,
царство Ивана IV в России, цареубийства XVIII- XIX вв. и события
совсем недавнего времени с особой философией террористических режимов,
находивших обоснование репрессиям, геноциду, тотальным войнам и т.п.
Показательна и трансформация политической преступности - от этнических и
религиозных криминальных чисток (варварских, крестовых походов, инквизиции) -
к тотальной политической и национально- расовой репрессии, колониального и
расового геноцида и мировых войн, сменивших феодальные, «кабинетные» войны - первыми
«народными» (по выражению Клаузевица) наполеоновскими войн.
Вторая половина века ознаменовалась, как будто, некоторым
снижением политической преступности. Во всяком случае, она не стала массовой,
очаги ее, однако, сохраняются: репрессии в Азии (в Индонезии, Китае,
Кампучии), «особо жестокие» режимы (в Южной Америке, Африке, Азии) типа
правления Сиди Амина или Бокассы, гражданские войны в некоторых странах, племенные
распри в Африке и т.д. Известны и преступные агрессивные войны против
сопредельных стран. Если все это и считать не более, чем угасающими рецидивами
политического зла, пришедшего к нам из глубин истории, то две, по крайней мере,
формы преступности, хоть и новые в принципе, можно считать неновыми по масштабам
и значительности политического, морального и материального ущерба: массовую
коррупцию политического сословия и терроризм. На вооружении каждого из этих
явлений своя философия, свои особые средства тайной власти над обществом и
государством, свои специфические цели, свое отношение к праву и морали и специфические
связи с культурой и историей конкретных стран. Ситуация настолько серьезна, что
«третьей мировой войной», вероятно, станет война против этих двух зол. Может
быть, это и будет война двух цивилизаций, о которых говорит Хантингтон[13]: современной правовой и
демократической цивилизации против архаической цивилизации гоббсианского типа
(Имеется
в виду «естественное состояние» человека, не знающего власти государства в
трудах Т. Гоббса.) с дикой, необузданной эгоистической свободой творить
зло во имя собственных интересов.
Если
преломить Кантово выражение о бесконечном поиске определения права, через
властную проблематику, то можно с уверенностью сказать, что вся гуманитаристика
обречена на постоянный поиск определения, значимости и роли власти в социальной
жизни общества.
Весь
исторический путь развития человека свидетельствует о том, что от того, как
понимается власть, какой смысл вкладывается в это слово, зависит в целом и
социальная организация общества. Не случайно Б. Рассел считал, что «власть»
является одним из фундаментальных понятий, на основе которого выстраиваются
все политико- правовые концепции и доктрины.[14] Поэтому насколько чётко мы сможем
определить современную специфику власти, настолько будут «объективны» и наши
суждения о современной организации общества. Говоря о дефиниции власти, равно
как и о других общенаучных категорий, например, таких как право, закон,
государство и т.п. следует отметить их высокую эвристическую значимость для
гуманитарной науки. Так, например, определения и понятия в праве не только
очерчивают образ того или иного политико- правового явления, но и характеризуют
способы и формы осмысления правового бытия общества в целом. Однако, сегодня,
все чаще в периодической литературе можно встретить мнение о том, что при
исследование власти и существующих конфигураций властных институций
используются интуитивные и теоретически непроработанные представления о ней.
Более того, некоторые авторы утверждают, что как таковой власти, в её
современном понимании вообще не существует, в силу этого следует, по их мнению,
отказаться от этого концепта, заменив его чем- то более «полезным», хотя и не
понятно чем конкретно. Например, Ж. Бодрийяр пишет, что «в сущности, власти не
существует: нет и быть не может односторонности силового отношения, на котором
держалась бы «структура» власти, «реальность» власти и ее вечного движения. Все
это мечты власти в том виде, в каком они навязаны нам разумом».[15] Действительно в основании
исследовательского взгляда на власть, в настоящее время, лежат в основном
только её модели и способы осуществления, что отражает современную
прагматическую идею правления. Именно в рамках этого подхода в тот или иной
исторический отрезок времени высматривается определенный набор реквизитов
власти, что способствует реконструкции логики и архитектоники той или иной
социальности. Так, объясняя в свете права, власть мы априорно понимаем её как
механизм социальной коммуникации, который должен быть органично встроен в
юридическую жизнь общества, так или иначе, соответствовать «логике» самой
правовой системы. В этом плане механизмы власти весьма часто совпадают с самим
правовым регулированием, а в некоторых случаях власть вообще понимается как
средство для достижения правовых целей, т.е. не имеет собственного «языка», а
артикулируется в системе социальных отношений посредством права.
В
рамках политической теории понимание власти также сужается к технической
стороне, т.е. к анализу эффективных и социально приемлемых, методов для
управления коммуникацией. Исследовательский интерес к власти здесь больше вызван
прагматикой в ней всегда интересно то, что она может дать, нежели то, что она
из себя представляет. При таком понимании « «очевидность» власти, воплощенной в
политических институтах, создаёт опасную иллюзию лёгкости овладения властью.
Этот соблазн легкости в свою очередь стимулирует различного рода политический
радикализм... Государство представляет собой своего рода «надстройку» над
сложной системой технологий власти, располагающихся на более низком, «базисном»
уровне; оно - своего рода сгусток властных технологий, сконцентрированных в
одной точке, и эту точку действительно легче «взять», «захватить», чем
преобразовывать всю систему властных технологий или хотя бы оказать некое
формирующее, формообразующие влияние на процесс их эволюции».
Однако
общеизвестно, что в практике власть представляет собой огромный массив
отдельных, конкретных отношений включающие в себя субъективные моменты. В
своей обыденности она представляет нечто не устойчивое, изменчивое, стремящиеся
к постоянной трансформации в зависимости от социального места и пространства.
В силу этого техническая сторона власти подвержена постоянным подвижкам, и
сконструировать на ее основе, какое либо цельное ядро власти, остающееся
инвариантным в долгосрочной перспективе не представляется возможным. Это в
свою очередь приводят к неустойчивости многих теорий. Тем не менее, практика
учит нас тому, что все проявления власти вырастают из некой общей сущности,
осознание которой влияет на действия общественных агентов в том или ином
социальном поле, именно это общее позволяет нам классифицировать нечто как
«властное», делает его понятным для нашего мышления.
Все
эти дискуссии приводят к тому, что сама категория власти становится в настоящий
момент неконструктивной, т.е. перестает обозначать хоть что- нибудь конкретное.
Тем не менее, прояснение данного вопроса, по крайне мере для теории
государства и права, представляет эвристический интерес.
Обращаясь
к рассмотрению такого социального феномена как власть нелишне вспомнить
теоретико- методологическую направленность П.И. Новгородцева. Так, он
замечает, что исследователь, пытаясь ухватить сущность того или иного феномена,
в конце концов, сталкивается с логикой мышления, в рамках которой единичные
события действительности ищут тождества с понятиями заключенными в структуру
мышления. Действительно, именно через последнее конкретный социальный феномен,
как известно, актуализируется в человеческой реальности, в ней он получает
своё присутствие и значение, находит тождество и регулярность. Следует
помнить, говорит Новгородцев, что «как бы ни была теория связанна с фактами
действительности, она всегда есть абстракция; она всегда представляет
логическое построение, которое не только отражает, но и преломляет в себе
ближайшие исторические впечатления».[16] Не учитывая особенности исторического
мышления, или как бы сказа М.К. Мамардашвили, общую точку зрения на научную
проблематику и её объективное содержание, мы будем иметь дело лишь с подобием,
подчинённых нашему мышлению событий, соответствующих основным формулировкам,
абстрагируюсь от всего непонятного, единичного, упуская из виду различные
«обстоятельства и отношения, которые не вошли в первоначальную абстракцию и являлись
ее скрытым условием».
Поэтому,
особенно интересным, для современного правоведения становится исследование
особого политико- правового типа властвования, адекватного стилю
мыслидеятельности индивидов в конкретном ментальном поле, а также специфическую
процедуру рационализации, в рамках которой формируется значение, роль и понятие
того или иного социального феномена.
Опираясь
на эти общие представления, а также на принципы историко- философской методы
П.И. Новгородцева, можно предложить определенную исследовательскую
направленность при изучении власти, которая опирается на реконструкцию
конкретного образа власти, технологий её осуществления и способа властной
организации социальной действительности.
Очевидно,
что в социуме, понимаемом как конкретное диалогическое пространство,
вырабатываются типизированные черты, которые находят свое отражение в
ментальных представлениях. Эта совокупность представлений связываются и
переплетаются на основе некоторого образа власти укорененного в самом
фундаменте национального самосознания. Впервые он возникает в коллективном
опыте, который объединял тот или иной народ в каких либо значимых совместных
действиях, даруя ему чувства единства и возможность самоидентификации. В свою
очередь в ходе политико- правовой практики этот образ оживляется, наполняется
конкретным содержанием, одним словом вторгается в реальность в виде конкретной
«идеи власти», опирающейся на определенные модели и способы адаптации и
развития общества в определенных исторических условиях, сохраняя его единство,
да и саму власть. Соединяясь с практикой, эта идея воскрешает прошлое,
предсказывает будущее, организует настоящее. Таким образом, власть скорее
следует понимать лишь как имя, которое фигурирует в мыслидеятельности людей для
обозначения всего комплекса властных отношений связанных с организацией,
поддержанием порядка, осуществлением контроля и реализации социально значимых
стратегий.
Несомненно,
и то, что каждой исторической эпохе свойственен определенный дискурс власти,
порождаемый и поддерживаемый в рамках определенной социальности, где под
дискурсом понимается условия, которое раскрывает и актуализирует бытие для
субъекта, создаёт особый «фон», контекст существования реальных феноменов. В
свете этого дискурс можно представить, как особый стиль мышления, действия и
высказывания о бытие, характерный для определенной социокультурной среды,
содержащий особую логику объектов и потребностей, когнитивных готовностей и
аксиологических знаний.
Поэтому,
для характеристики социальной природы того или иного феномена, в частности
власти, в тот или иной исторический отрезок времени, необходимо «погрузится» в
определённое дискурсивное пространство, связывающее традиции и современность,
создающее интенциональную направленность восприятия и предпосылки развития
определенных социальных феноменов. Важно отметить, что сам дискурс имеет
сложную структуру, чья архитектоника складывается из: мета- , мезо- и микро- составляющих;
в политико- правовом исследовании власти он раскрывается, соответственно,
через: образ, определенную конфигурацию институций и реальную практику.
Образ
власти, архитипический порядок, поведенческий опыт, как мета основа дискурса
представляет собой транслируемые ментальные образы, символы, модели и способы
осуществления власти, адекватные глубинным основам конкретного общества. Из
всех этих элементов образ власти, как идеал, ценностная система, наиболее
глубокий, символические представления наиболее поверхностны и подвижны, а
модели и способы её осуществления занимают некоторое промежуточное положение.
Вообще,
политико- правовое мышление, пытаясь проникнуть в сущность социальных явлений и
процессов, опирается на реальную социокультурную жизнь общества, которая и
является источником формирования образов того или иного социального феномена.
Бесспорно, что познание, да и сама практика, не может обойтись без определенных
обобщений, которые в принципе являются идеальной моделью воспринимаемых
объектов и явлений. Так, конкретное историческое условие или социальный фон во
многом определяет образ того или иного политико- правового феномена, оформляет свой
неповторимый стиль, национального правового и политического мышления, а уже в
соответствии с последним выстраиваются конкретные модели и механизмы
упорядочивания социальных отношений. Поэтому, именно диалогически выстроенный,
с учётом историко- культурного фона, специфики и особенности политического и
правового мышления и действий образ власти позволяет более глубже и
последовательно проследить становление и развитие самого властного мышления.
Одним
словом на этом уровне необходимо «реконструировать присущий только этому
историческому знанию специфический порядок рациональности, отыскать
самоорганизующее ядро опыта, способствовать его выявлению в социальности…».
Власть здесь анализируется в качестве глубинных измерений социальности, где
властное мышление поддерживается не отдельным государственно- правовым
институтом, а в целом системой упорядоченности и контроля в обществе. В силу
этого, как «познать власть – это атаковать не столько «те или иные» институты
власти, группы, элиту или класс, но скорее технику, формы власти».
В
свою очередь, мезо составляющую дискурса можно рассматривать как конкретную
конфигурацию институций. Последняя представляется через типовые, устойчивые
культурные практики, определяющие своеобразные стратегии осуществления политических
и когнитивных действие социальных агентов. Например, М. Фуко раскрывает
специфику власти с помощью понятия «диспозитив», представляющий собой матрицу
конфигурирования культивированных определённым обществом практик. Диспозитив
воспроизводит в своём историческом варианте – «стратегический императив»,
способствующий внутри каждой конкретной культуры развертыванию сложившихся в
обществе конфигураций осуществления власти. Таким образом, власть не
конструируется в качестве «центрированного, субстанционального феномена», но
реализует себя именно посредством функционирования соответствующего
диспозитива, пронизывающего собой все уровни и формы властных отношений.
«Власть, как пишет Фуко – понимается не как достояние, а как стратегия, что
воздействия господства приписывается не «присвоению», а механизмам, маневрам,
тактикам, техникам, действиям. Что следует считать её моделью… власть скорее
отправляется, нежели принадлежит; она не «привилегия», приобретённая или
сохраняемая господствующим классом, а совокупное воздействие его стратегических
позиций». В этом смысле, власть можно рассматривать, не как некую субстанцию,
погружённую в социальное тело, а как множественность форм свойственные определённому
культурному контексту, которые и определяют характер и содержание социального
взаимодействия между отдельными индивидами, между индивидом и группой и т.п.[17]
Национальные
особенности, специфика властного мышления и соответственно особые, исторически
сложившиеся универсальные технологии осуществления власти организуют,
структурируют, стратифицируют социальное пространство, функционирующее уже как
пространство власти со свойственными ему властными отношениями и иерархической
структурой. Организованное властное пространство призвано сохранять упорядоченность,
единство и стабильность социальной общности, а уже в нем отдельный социальный
субъект становится участником властных отношений, вносит свои повороты в
понимание власти, способы её осуществления в процессе активно- диалогического
взаимодействия. Такая ситуация создает впечатление того, что конкретный социальный
агент, занимающий ту или иную властную позицию и есть сама власть. Однако, при
таком взгляде упускается из виду то, что сам действующий субъект помещен в уже
существующее пространство власти и систему властных технологий.
Реальность
власти здесь скорее следует рассматривать как некоторую системную целостность,
но в свою очередь разделённую на различные властные зоны. Каждое поле власти
имеет отличительную структуру позиций и систему отношений социальных сил, свои
правила и режимы функционировании, свои ресурсы и технологии осуществления и
легитимации власти. Кроме этого каждое поле конструирует свое пространство
игры, со своими ограничениями и возможностями, в них локализованы целое
множество отношений разновекторных сил, приводящих ее в постоянное движение. С
синергетической точки зрения можно сказать, что каждая часть властной системы
постоянно флуктуирует, изменяется, влияет и открывается сама внешнему
воздействию. Одним словом представляет собой специфический самоорганизующийся
организм, тем не менее, базирующийся и развивающийся на определённой основе –
образе социального порядка, власти и «универсальных» технологий её
осуществления, свойственных определенному промежутку времени.
И,
наконец, в рамках микро составляющей дискурса разворачиваются непосредственно
сами властные отношения, складывающиеся в повседневной практике, в которых все
властные образы и техники «оживляются». Это область, где сеть властных
отношений и стратегий получает свою реальность, где производятся знания и
смыслы. Здесь можно выделить две исследовательские позиции, которые с той или
иной точки рассматривают конкретные отношения власти.
Первая,
акцентирует внимание на локальных пространствах власти и свойственных ему
техниках, где может быть управляем и контролируем отдельный индивид. Здесь
положение конкретного индивида характеризует его место в сложившейся
институциональной конфигурации. Содержательная сторона социальной позиции, в
свою очередь, раскрывается через отношение к другим социальным местам,
посредством дистанции отделяющею эту позицию от других, а также через
информационную насыщенность. Следует заметить, что определённое социальное
место, предоставляет субъекту выбор некоторых возможных в этом состоянии
альтернатив. В этом ракурсе власть выступает не как то, что даётся или
захватывается, её не делегируют или перераспределяют, она осуществляется в
различных напряжённых точках, социальных позициях, в которых группа или отдельный
индивид захватывается властью. Лишь социальная позиция открывает субъекту весь
арсенал власти и ее ограничения.
Второе
направление отталкивается от отдельного субъекта, сознательно действующего в
рамках определенного социального поля, который конструирует свой смысловой
контекст через личный опыт и социальную практику. Так, например, М. Фуко
настаивает на том, что не может существовать сетки властных отношений без
некоторого числа «практик себя», из которых она вырастает, на которые она
опирается и разворачивается. В этих единичных практиках складываются стили
существования, которые с развитием, их социальным «отстаиванием» приобретают
общественный характер, и именно эти практики конструируют опоры
«всепроникающей сетки властных отношений».[18]
По
нашему мнению, философия власти – это философия политики. Большинство
авторов считает, что философия политики – это составная, относительно
самостоятельная часть системы социально- философского знания, которая изучает
наиболее глубокие общие основания политической деятельности, власти,
политической морали, природы и сущности самой политики, политических ценностей
и целей. Иными словами, философия политики – это система знаний, определяющая
содержание, характер и формы ориентации политической деятельности, власти,
политического выбора.
Как
видно из определения, политическая философия тесно связана с философией
социальной. В то же время между этими двумя областями философского знания
существуют определенные различия. Вот как их характеризует американский философ
Р. Вульф: социальная философия занимается философскими основаниями общественных
проблем, а политическая – фундаментальными вопросами природы, происхождения,
границ и легитимации власти и государства. Более распространенной, впрочем,
является точка зрения, что политическая философия изучает тотальный
политический образ, вписанный в систему всех общественных отношений.
Философия
политики выступает одновременно и как теория познания мира политического, то
есть как политическая эпистемология, и как учение о политическом бытии, то есть
как политическая онтология. В первом качестве это особая дисциплина, призванная
изучать духовные и мировоззренческие аспекты мира политического. Она включает
политическую онтологию, аксиологию, (аксиология – философское учение о природе
ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира) эпистемологию
и методологию. Во втором же качестве это та сфера духовной деятельности людей,
в которой формируются мировоззренческие, нормативные и ценностные основы мира
политического, сама идея политического, идея государства и власти.
Политическая философия, затрагивая одновременно сферы как
философии, так и мира политического, располагается в области пересечения
философии и политической науки. С одной стороны, политическая философия
является частью общей философии в собственном смысле слова. Более того, в
качестве самостоятельного феномена на определенном этапе исторического развития
она вышла из лона общей философии. С другой стороны, она теснейшим образом
связана с политической наукой и в отдельных своих аспектах входит в последнюю в
качестве самостоятельного подраздела. Поэтому очевидно, что ее судьбы теснейшим
образом связаны с судьбами как философии, так и политической науки.
Традиции философского осмысления проблем власти были заложены
еще в античности, развивались в трудах Н. Макиавелли, Т. Гоббса, Дж. Локка, Ш.-
Л. Монтескьё, И. Канта, Г. Гегеля, Дж. С. Милля и других мыслителей. Трудно
назвать социального философа, в той или иной степени не затрагивавшего проблемы
политики. Но вряд ли существовали и политические деятели, которые (подчас
бессознательно) не искали бы философской поддержки для обоснования своих
практических программ и действий. Власть была и остается одной из
основных сфер приложения философского знания.
Вспомним
о том, что политика одновременно является и сферой деятельности, и формой
деятельности. Под политическим подразумевается все то, что имеет касательство к
феноменам, институтам, организационным формам, за которыми признаны
окончательная власть и авторитет, существующие в этом обществе для утверждения
и сохранения порядка и реализации других жизненно важных для него целей.
Мир
политического, будучи одной из основополагающих подсистем человеческого
сообщества, представляет собой весьма сложный и многослойный комплекс явлений,
отношений, процессов и т.д. Важная составляющая мира политического – это
политические отношения. Очевидно, что такие отношения могут реализоваться как
между различными политическими институтами, так и между различными социально- политическими
силами. То есть и те, и другие могут выступать в качестве субъектов
политических отношений.
Поэтому
политические реальности и феномены невозможно понять без учета системы общения,
средств и механизмов политической коммуникации, которые в одинаковой степени
связаны как со сферой общественного сознания, социокультурной и политико- культурной
сферами, так и с миром политического в собственном смысле слова. Политическое
пронизывает мировоззренческая система, в которой важное место занимают
идеология и различные идейно- политические течения, обеспечивающие его
субъективную инфраструктуру.
В
центре мира политического находятся государство, власть, властные отношения.
Они составляют основополагающие категории политической философии и политической
науки и дают ключ к пониманию сущности и предназначения политики. Только
раскрыв вопрос о природе власти и государства, можно выделить политику из всей
общественной системы и комплекса общественных отношений.
Некоторые
авторы придают власти столь большое значение, что отождествляют ее с миром
политического в целом. Как считал, например, американский политолог Дж.
Кетлин, «политическая наука становится равнозначной исследованию власти в
обществе, то есть превращается в науку о власти. Это наука о действительной
воле к власти и ее рациональной координации в обществе». Очевидно, что здесь
политическая наука характеризуется как дисциплина, занимающаяся только
феноменом власти. Власть существовала задолго до возникновения государства,
она возникла, когда человек вышел из стадного состояния. С усилением социальной
дифференциации и возникновением государства на смену авторитету старейшин
пришел авторитет публичной власти. Возникли аппарат власти, особые
принудительные учреждения, которые в лице государства стали над обществом.
Иначе говоря, и государство, и власть в собственном смысле этих слов как бы дополняют
и усиливают друг друга. Государство – главный или единственный субъект власти
и властных отношений. Именно в этом качестве они составляют центральный
элемент мира политического.
Любой
политический феномен, например, власть, взятая самая по себе, невозможно
сколько- нибудь четко фиксировать в понятиях, взятых изолированно от других
феноменов. Чтобы выявить ее сущность, необходимо определить содержание понятия
«государство», а его, в свою очередь, нельзя выяснить, не выявив то, какое
именно содержание мы вкладываем в понятие «политическое», и т.д. Власть, взятая
в ее конкретной явленности, в чисто практическом ее воплощении, лишается многих
своих важных сторон, редуцируется и упрощается. Поэтому при анализе власти
применяется множество подходов, каждый из которых имеет свое понимание момента
истины, но при этом как бы оставляя за скобками вопрос о природе власти как
человеческого, социального феномена вообще.
Как
правило, в политической сфере зачастую значимость приобретают не только
реальные действия и меры правительства или государства, но и то, как они
оцениваются и воспринимаются, в каком контексте подаются. Значение имеют
господствующие в данном обществе нормы и правила, поведенческие стереотипы,
вербальные реакции, политическая символика и другие компоненты национальной
культуры. Применительно к рассматриваемому вопросу речь идет о политической
культуре, в которой как бы в превращенной форме получает свое воплощение ряд
важнейших аспектов политического мировоззрения людей. Политическая культура –
это комплекс представлений той или иной национальной или социально- политической
общности о мире политики, политического, законах и правилах их
функционирования. Политическая культура определяет и предписывает нормы
поведения и правила игры в политической сфере, обеспечивая ее единство,
целостность и интегрированность. В этом смысле политическая культура составляет
в некотором роде этнос, или дух, который одушевляет формальные политические
институты.
Мир
политического состоит из двух самостоятельных сфер: конкретной или повседневной
политической практики, осуществляемой исполнителями всех уровней в лице
чиновников, служащих государства; сферы разработки политических программ,
идеологий, курсов стратегического характера на всех уровнях и принятия решений
относительно путей, форм и средств их реализации. Это примерно соответствует
тому разделению, которое М. Вебер проводил между чиновником и политиком.
Задача первого состоит исключительно в беспрекословном профессиональном
выполнении принятых политиком решений, при этом не неся ответственности за
направление и содержание политического решения. Такую ответственность несут
политики, которые берут на себя задачу разработки программных установок и
основных направлений их реализации.
Исходя
примерно из такого расклада, австрийский социолог и политик А. Шеффле назвал
первую сферой «повседневной государственной жизни», а вторую – сферой
«политики». В первой сфере все решения по каждому конкретному случаю
принимаются в повседневной практической деятельности в соответствии с четко
установленными правовыми и другими нормами. Здесь уместно говорить не о
политике в собственном смысле слова, а о повседневном административном управлении.
О политике, считал Шеффле, мы вправе говорить лишь в тех случаях, когда речь
идет о легитимизации нового положения вещей, например о заключении договора с
иностранным государством или принятии парламентом нового закона о налогах.
Разумеется, такое разграничение носит условный характер, поскольку новая
расстановка политических сил и соответственно принятие политических решений
возможны и в процессе повседневного государственного управления.
Все
вышеизложенное дает достаточные основания для вывода, что понятие политического
шире и богаче понятий государства, политической системы, власти и т.д. Однако
при всей многозначности данного понятия, когда говорят о мире политического,
речь все же идет об особой сфере жизнедеятельности людей, связанной с
властными отношениями, с государством и государственным устройством, с теми
институтами, принципами и нормами, которые призваны гарантировать
жизнеспособность того или иного сообщества людей, реализацию их общей воли,
интересов и потребностей. Иными словами, под политическим подразумевается все
то, что имеет касательство к феноменам, институтам, организационным формам и
отношениям в обществе, за которыми признаны окончательная власть и авторитет,
существующие в этом обществе для утверждения и сохранения порядка и реализации
других жизненно важных для него целей.
ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ВЛАСТИ
В УСЛОВИЯХ РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИИ
2.1. Политический режим современной
России
Функционирующая в России общественно-политическая
система во многом не отвечает общепринятым критериям демократии, важнейшие из
которых - репрезентативность (представительность) власти и ее ответственность
перед обществом, наличие действенного общественного контроля за властью. Аналитики
характеризуют эту систему терминами «авторитарная демократия», «режимная
система», связывая ее возникновение со слабостью государства и незрелостью
гражданского общества.
Особенностью современного развития России является
возникновение режима, для которого интересы государства и общества не
совпадают. Это означает, что общественная власть на этом этапе не имеет
эффективной политической структуры. Такой режим политологи называют гибридным
или переходным. Обладая признаками демократии, он еще не является демократическим.
Россия получила в наследство правление
коммунистической партии и ограниченную автономию в составе Советского
государства. В результате сложилась ситуация, когда в государственных
структурах выражаются не интересы партий, а социально-экономических групп,
имеющих непосредственный доступ к политической власти. В российском
обществе происходила борьба между требованиями суверенитетов субъектами
федерации, отсутствовало разделение между экономическими и политическими
иерархиями. Политика осуществлялась через структурированные, хотя и
неформальные взаимоотношения. В итоге складывается ситуация, когда формальные
процедуры демократии скрывают опасный для общества торг между реальными
политическими и экономическими акторами.
Напряжение между государством и политическим режимом
является также напряжением между формальными и неформальными политическими
отношениями, между законом и политикой, между институционализированной и
персонифицированной политической властью. За формальным фасадом демократической
политики, проводимой на уровне государства, режим считал себя в основном
свободным от подлинно демократической отчетности и контроля со стороны
общества. Систему, сложившуюся при Б.Ельцине можно назвать «режимно-государственной»,
при которой в центре режима находился президент с большим объемом полномочий.
Результатом такой политической практики явилось ослабление государства, не
способного утвердить принципы конституциональной независимости политической
системы от существующего режима.
Политическая власть, осуществляемая в России, не
использует методы традиционного авторитаризма, а имеющий место политический
режим не может себя изолировать от некоторых черт современной либеральной
демократической политики таких, как критика со стороны СМИ, парламентский
надзор, а также выборов. В то же время политика 1990-х гг. основывалась на
классических постулатах либеральной демократии и рыночной экономики, и имела
двоякий характер: отсталая командное управление старого типа и бюрократическое
регулирование экономики (отсюда огромные возможности у элиты для получения
выгод и доступа к власти); и передовая, направленная на подлинное разделение
властей, отделение политики от экономики, подчинение политики закону и
свободные выборы. Не препятствуя дальнейшему развитию демократии, власть воспроизводила
практику прошлого, хотя и в радикально новых формах. Рождающаяся новая
общественно-политическая реальность несет в себе сложный сплав частично
преодоленных, а частично преобразованных традиций прошлого. Эти особенности
характеризуют неизбежный переходный период, так как для становления
действительного демократического режима важна не просто политизация,
сопровождающаяся конфликтами, а действительная поляризация и борьба активных
политических сил: только тогда стороны смогут заключить пакт, обеспечивающий
дальнейшее разрешение конфликтов в обществе согласительными методами.
Политическая интеграция в постсоветской России
происходит на уровне режима, а не на уровне политической системы. Политическая
система регулируется конституционными нормами, законами, судебными решениями, а
режим действует в зависимости от личных связей, покровительства и попытками сохранить
свою автономию. Политические институты создаются, но политические процессы
остаются не институционализированными, так как в их основе лежат личные связи.
Чем более институционализирована политическая
система, тем более упорядочено государство, которое угрожает гибридному,
относительно автономному режиму. Таким образом, кризис российского государства,
помимо прочих факторов, был частично вызван возникновением постсоветского режима.
Легитимность режима основывается не на том, чем режим является, а на том, что
он представляет. В России форма проведения реформ подорвала значительную часть
их содержания.
Политический режим 1990-х гг. имел двоякую
направленность: с одной стороны, стремление к демократии, международной
интеграции (вступление в Совет Европы в 1996 году), менее бюрократизированной и
подлинно рыночной экономике; с другой стороны, он унаследовал, продолжил и даже
развил многие черты прошлого.
Корнями постсоветского политического режима
являются, с точки зрения исследователей, особенности российской политической
культуры – патернализм, этатизм и т. д. Особенность заключается также в том,
что неформальные отношения (в настоящее время в значительной мере
формализованные) стали новым политическим порядком.
Экономика в России развивается по рыночным законам в
отсутствии эффективно функционирующей рыночной системы.
Политика лидерства в центре, воспроизводимая в
различных формах в субъектах федерации, имеет в своей основе структуры старой
элиты и нарождающегося социально-экономического порядка. Такой режим не
является волюнтаристским правлением, он функционирует в соответствии с логикой
дворцовой политики, совмещенной со сложностями современной экономической
системы.
Решительным шагом на пути к демократии является
переход власти от группы людей к набору правил. Р.Даль, давая характеристику
демократического государства, говорит, что главное – это свободные
альтернативные выборы для избрания политических представителей, основные
гражданские права и ясно обозначенные «правила игры», защищающие эти основные
свободы.
Двойное лицо российской политики отражает
напряжение, существующее между принципами функциональности (общественной
целесообразности) и законности (демократии). В какой-то момент эти два принципа
совпадут и станут взаимоподдерживающими, хотя остаточное напряжение сохраняется
и это является большим достижением либерально-демократических реформ. Сосуществование
режимной системы и демократического режима является непростым. С одной стороны,
режимная система является глубоко авторитарной и стремится изолировать себя от
эффективного демократического контроля (принцип функциональности); с другой
стороны, для достижения законности и устойчивости режимная система использует
демократические институты, такие как выборы и другие формы привлечения
общественной поддержки. Выборы сохраняют потенциал для превращения демократии
из режимной в реальную. Голоса избирателей являются важнейшим ресурсом режимной
системы. В сегодняшней России ни один политик не может построить или завоевать
власть без использования голосов в качестве ресурса. Если бы существовал
политический потенциал авторитарного ресурса, им бы, несомненно,
воспользовались.
Это сосуществование режимной политики и
демократического режима создает институты, которые формально являются
демократическими, но несут ответственность только перед самими собой. В то же
время институты демократии (парламент, суды и сама федеральная система)
сохраняют способность независимого функционирования и являются фундаментом
перехода к демократическому режиму.
Режимная политика обусловлена ограниченной
политической активностью общества, что подорвало общее представление о
демократизации, которая трансформирует активную гражданскую позицию в массовую
демократию. Нынешние политические партии заняты тем, что осуществляют связи с
элитой и мобилизуют идеологические и политические ресурсы на межэлитную борьбу.
В ходе их развития коммуникативные функции возьмут на себя представители
общественных объединений в нарождающемся гражданском обществе. Кроме этого, по
мере развития рыночных отношений, предприниматели сами добиваются большей
независимости от бюрократии для защиты своих личных и имущественных прав в
рамках независимой системы законов. Средний класс по мере своего развития также
будет стремиться обеспечить свои имущественные права и личные свободы в системе
законов. В результате укрепления законности режимная система постепенно
уступает место демократическому режиму. Для его установления необходимо, чтобы
противостояние оппонентов завершилось добровольным принятием всеми сторонами
демократических норм и ценностей и согласием институализировать свои интересы в
рамках новой политической системы.
Для усиления в России демократических тенденций
необходимо проведение реформ, имеющих положительный результат для большинства
людей: реформа административно-государственного аппарата, создание условий для
эффективного функционирования мелкого и среднего бизнеса, пенсионная реформа и
т.д.
Следует отметить, что наряду с тенденцией к
авторитаризму и олигархизации власти действует и противоположная тенденция -
укоренения в общественном сознании общедемократических ценностей. По данным
Института социологического анализа, от 67 до 98% населения разделяют ценности,
нехарактерные для традиционной этатистской политической культуры России:
свобода необходима российским гражданам не меньше, чем людям Запада; жизнь человека
является самой большой ценностью; закон обязателен для каждого - от президента
до простого человека; частная собственность священна и неприкосновенна; государство
тем сильнее, чем выше благосостояние населения.
Ввиду неэффективности российской власти растет число
сторонников внесения в Конституцию таких изменений, которые позволяли бы
реформировать политическую систему путем перераспределения полномочий в пользу
Государственной Думы, правительства и премьера. Независимо от политических
ориентаций многие из них выступают за предоставление парламентскому большинству
права формирования правительства и контроля за его деятельностью.
В отсутствие массового среднего класса, влиятельных
самостоятельных партий и независимого от власти местного самоуправления
перспективы демократической трансформации авторитарно-олигархической системы
во многом зависят от двух факторов - от наличия в самой правящей элите
влиятельных групп, заинтересованных в демократизации страны, и от воздействия
такого нового феномена, как формирующееся «транснациональное гражданское общество».
Следует также отметить, что здоровый государственный
консерватизм, помноженный на гражданский консенсус, - это те ценности,
приоритет которых для современной России безусловен в плане демократизации ее
политического режима.
Вектором развития политической власти в современной
России в последние годы стала политика центризма. Независимо от ее
идеологической направленности она способствует минимизации политических
конфликтов, помогает использовать политический потенциал всего общества,
поддерживать стабильные отношения между элитарными слоями и гражданами.
2.2 Актуальные проблемы
реформирования
Российской государственности
Усиление центральной власти имеет свои
пределы и обычно завершается ее кризисом, нередко в сочетании с социальным,
национальным кризисом общества. Кризис власти - это, по- видимому,
периодически наступающая фаза ее истории в ту или иную конкретную эпоху,
элемент общественного и политического развития.
Кризис советского общества - это, несомненно, и кризис
власти, в частности и в особенности - кризис централизма и концентрации,
настолько чрезмерной, что ее функционирование далеко выходит за пределы любого
рационализма.
В истории подобные кризисы возникали в конце определенных
эпох, отрезков процесса развития и разрешались усилием децентрализации, появлением
ее новых форм. Ранний феодализм с вольницей и раздробленностью, независимостью
дворянства (в рамках отношений сюзерена и вассала, с относительно свободным
крестьянством, остатками родовой военной демократии и т.п.) сменил, как известно,
гораздо более жесткие, хотя и распадавшиеся структуры власти рабовладельческого
общества. Раннебуржуазное общество, заложившее основы современной
демократии, сменило абсолютизм в его различных формах и начало с разрушения
жестких структур централизма, но затем по общему правилу воссоздало их, хотя и
в иных структурах.
Концентрация власти и ее деконцентрация
связаны, как видно, с цивилизационными процессами созидания и разрушения:
ростом экономической мощи, концентрацией насилия и одновременным развитием
гуманистических начал общественной жизни. Так, в истории Европы XIX- XX вв. вооруженная
борьба нарастала, приобрела невиданный размах и новые индустриальные формы,
малые «кабинетные» или «королевские» войны XVIII в. сменились
мировыми, тотальными войнами XX в. с
перспективой переродиться в глобальную («абсолютную») термоядерную войну.
Кульминация насилия в середине нашего столетия стала одним из аспектов предельно
концентрированной политики и власти. Не случаен поэтому и их кризис. Недаром
Германия пришла к современному демократическому режиму через гигантский
исторический кризис безгранично концентрированной тоталитарной и феодальной
по типу власти и абсолютистской имперской политики.
Общее направление политического развития ведет к постепенному
усилению децентрализаторских тенденций уже и в рамках современного капитализма.
Децентрализация и деконцент- рация власти (не только политической, но и экономической,
идеологической и другой) связана с ее демократизацией. Демократизация и
эффективность власти и, следовательно, всех политических и неполитических
процессов в обществе неразделимы.
Процесс гуманизации общества развивался, как это ни парадоксально,
параллельно противоположному и более сильному до недавнего времени нарастанию
власти силы. Не исключено, что более гармоничному сочетанию двух начал - управления
и самоуправления, централизованных форм власти - будет во все большей мере
отвечать гуманистически и демократически ориентированная политика. Иной выход
из кризиса или способ предотвратить его повторения в современных условиях вряд
ли возможен. Демократизация же власти во всем объеме отношений, служит ее
распределению между центром и политической периферией, так же, как и в других
сферах, в экономическом, социальном управлении, в культуре и науке. Повышение
общей социальной эффективности власти и политики на всех ее уровнях и во всех
ее структурах достигается именно таким путем, мобилизацией политических
ресурсов общества.
Современная демократия не случайно
складывается в эпоху массовых процессов производства и потребления духовных и
материальных благ - процессов, не допускающих ни чрезмерной концентрации
власти, ни ее неограниченной децентрализации. Им отвечают массовые процессы в
политике, демократизирующие ее, приближающие нас к высокому пониманию политики
как свободного участия свободных граждан в делах общества, разработанного еще
Аристотелем. Демократическая политическая система позволяет органически
сочетать функции центральных институтов с механизмами самоуправления. Взаимодействие
управления и самоуправления, регулирующих и контролирующих и контрольных функций
на макро- и микроуровнях обеспечивает полноценное функционирование власти и
развитие общества. В таком сочетании сил состоит и смысл перестройки социально-
политического процесса в нашей стране. От того, насколько гармоничным оно
будет и как скоро его удастся организовать, зависят и успех реформы и выход из
политического кризиса. Децентрализация политических, экономических, культурных
структур всех масштабов - от общереспубликанского до местного - способна
только разгрузить центральные институты власти, не ослабить их, а укрепить.
Необходимость такого преобразования была давно (хотя и по- своему) осознана в
развитых капиталистических странах, где в послевоенный период, связанный с
началом научно- технической революции и подготовкой перехода от индустриального
общества к постиндустриальному, стал формироваться новый, динамичный тип
политического развития с подвижными структурами власти. Сравнительно быстро
централизованные структуры индустриальной огосударствленной экономики,
государственный сектор крупной промышленности стали уступать место
децентрализованным (европейская приватизация 80- х гг.) структурам.
Разделение, дифференциация политики и власти, техника их
передачи - развивающийся исторический процесс, составная часть более общего
процесса общественного развития и одна из основ постепенно нараставшего в
новоевропейской цивилизации демократического процесса с динамичной системой
сложных взаимодействий центра с автономной периферией, политического участия
(включения в политику все более значительной части общества), развивающейся
технологией власти, регулирования конфликтов, постепенной гуманизацией политики
и другими атрибутами современной демократии. Изучение взаимосвязей политического
и социального процессов в этом направлении - одна из важных тем политических
исследований на протяжении по меньшей мере трехсот лет. Они охватывают и такие
сложные проблемы, как эволюция конституциализма, общественного договора,
отношений гражданского и политического обществ и многие другие классические,
но вечно актуальные предметы политического знания.
Разделение власти, теоретической и практической политической
деятельности между институтами, аппаратами государства, различными уровнями
труда и воспроизводства общественных отношений - особая тема политического
исследования, главным образом в его научной сфере. Есть, однако, и еще одна
вечная проблема познания политики, исследованием которой занята и политико- философская
мысль, - существование явной и тайной, скрытой власти и такой же политики,
не только разделяющих власть, но и соперничающих из- за нее. Для философа это
проблема действительных и превращенных (если не извращенных) форм политики и
власти. Это также проблема доступа общества к процедурам власти, ее «видимости»
- чрезвычайно важном критерии демократической политической системы,
поскольку демократия - это правление видимой власти, которая осуществляется
публично. Между тем власть (как и политика) имеет свои освещенные, видимые и
невидимые, теневые стороны и формы.
Итак, Россия была долгое
время типичным традиционным обществом. По мнению В.С.Степина[19], она переходила на путь
техногенного развития благодаря процессам модернизации, которые предполагали
прививки западного опыта на традиционалистскую почву. Наиболее важными вехами
на этом пути были реформы Петра I и
Александра П. Большевистская революция и советская эпоха, решившие задачу ускоренного
индустриального развития страны, также могут быть рассмотрены в качестве
особой, «догоняющей модернизации». В такие эпохи происходило особенно активное
заимствование элементов западной культуры, прежде всего науки, технологии и
обеспечивающей их системы образования.
Что же касается
политического строя России, то при всех его изменениях он всегда был далек от
идеалов демократии и прав человека. Каждая «догоняющая модернизация»
проводилась сильной деспотической властью, насильственно насаждавшей нормы,
привычки, способы деятельности, которые были чаще всего чужды устоявшимся
стереотипам народного сознания. «Догоняющие модернизации» сопровождались
видоизменением этих стереотипов, и в то же время сохраняли, воспроизводили их
некоторое сохраняющееся ядро. В России никогда народ не чувствовал себя и не
осознавал себя живущим в едином для всех правовом поле, и, конечно же, не верил
в правовое государство. Привычную для России систему бесправия народ
характеризовал в известных поговорках: «с сильным не судись, с богатым не
рядись», «закон, что дышло» и т.д.
В советский период также
не было создано предпосылок формирования правового государства. Система
политической юстиции, практика массовых репрессий, нарушения конституции во имя
политической целесообразности и т.п. - все это выступало явным антиподом
правовому обществу.
Идея правового
государства и соблюдения прав человека возникла в среде интеллигенции и
выступала в форме альтернативы господствующей идеологии советской эпохи. В
период перестройки эта идея стала лозунгом борьбы с партократией. Однако путь
от идеи до ее практической реализации оказался чрезвычайно непростым.
В настоящее время Россия
стремится к тому, чтобы стать демократической державой. Во всех сферах
общественного бытия приходят сложные и противоречивые процессы. Все более
очевидны как позитивные результаты перемен, так и сопровождающие их негативные
явления, отголоски тоталитаризма. Это находит, по сути, зеркальное отражение в
делах с правами человека - универсальном демократическом институте,
выработанном за столетия цивилизованным человечеством. И хотя сегодня в России
они подвергаются серьезным испытаниям, они звучат все ярче. Население и власть
утверждаются в мысли, что права человека есть неотъемлемые возможности
жизнедеятельности человека, вытекающие из его природы. Права, определяя меру
свободы людей, все более осознаются как источник прогресса и удовлетворения
важнейших индивидуальных потребностей и интересов в их гармоничном сочетании с
общественными.[20]
При сложившихся общих
весьма демократических законодательных реалиях и тенденциях воплощения в жизнь
прав и свобод человека остается ряд проблем соотношения внутригосударственного
законодательства и международных положений о правах человека, адекватного
понимания таких положений и их практического применения. Как справедливо
отмечено, едва ли сегодня можно обнаружить какую- либо национальную систему,
которая идеально бы взаимодействовала с международным правом, но расстояния,
отделяющие разные государства в этом плане, неодинаковы.[21] Сложность проблемы для
России в значительной мере вызвана относительной новизной ситуации, поскольку
действие международного права на территории СССР допускалось лишь в виде
исключения.
По мнению авторитетных
ученых, непосредственно занимающихся правозащитной работой, эффективность
конституционной формулировки о примате международного права над
внутригосударственным станет реальностью только при создании государственно- правового
механизма его реализации. Возникающие в правоприменительной практике споры о
соответствии норм одного нормам другого должны рассматриваться в широком плане
Конституционным Судом России и в частных ситуациях обычными судами всех
уровней. В нашем государстве все еще издаются сотни нормативных актов, тем или
иным образом затрагивающие права и законные интересы личности. Таким актам
следует придавать обязательную юридическую силу только после правовой
экспертизы на предмет соответствия не только законодательству страны, но и
нормам международного права. В свою очередь, если международными соглашениями
права и свободы личности признаются или закрепляются в меньшем объеме, нежели в
российском законодательстве, то они не должны умаляться правоприменителем
подданным предлогом.[22]
Для сегодняшней России,
пожалуй, самая сложная проблема: как создать правовое государство и сильную
демократическую власть, где власть не деспотична, где она не над правом, не
над народом, а подчиняется праву. Какие- то шаги сделаны последнее десятилетие.
Например, первое лицо в государстве стало объектом публичной критики. Это очень
важно, потому что в правовом государстве к нему должны относиться не как к
святому, который Богом дан, а как к нанятому чиновнику, который должен хорошо
выполнять свои функции, и, если он плохо их выполняет, надо его критиковать.
Важным шагом является и создание
основ разделения властей (законодательной, исполнительной, судебной). Но
самое трудное состоит в формировании и поддержке в массовом масштабе реальных
образцов правового поведения граждан. И в этом процессе важны не только
государственно- правовые акции (в том числе и неукоснительное наказание за
правонарушения), но и социальная поддержка образцов правового поведения
общественными объединениями граждан.
Образцы поведения и
деятельности в любой культуре выступают основной формой трансляции социального
опыта, формирования и воспроизводства традиции. И если посмотреть на реальные
образцы поступков, приводивших к материальному и социальному успеху людей в
последние годы, то в большой своей массе они вряд ли подходят под идеал
правового поведения. Мы не создали правового общества. Реально - это было
довольно противоречивое соединение авторитаризма с анархией и формированием
клановых интересов.[23]
При советской власти не
было и гражданского общества. В то время у нас была не только структура
государственно- партийной регуляции социальной жизни (государственные органы,
парткомы, профсоюзы и различные официальные общественные организации,
контролируемые партией), но и структуры, регулирующие жизнь трудовых
коллективов посредством неписанных правил и стандартов поведения, во многом
воспроизводящих хотя и в особой, модифицированной форме некоторые традиции
русской общинной жизни. То, что именовалось социалистическим производственным
коллективом, было не только производственным объединением людей, но и особой
системой неформального общения, когда люди после работы общались, чаевничали,
выпивали, обсуждали домашние и политические ситуации, помогали друг другу в
переездах на новую квартиру, в похоронах близких, отмечали юбилеи и т.д. У нас
не было жесткого разграничения между работой и внерабочей жизнью. Недаром бытовала
шутка, что в России, в отличие от Запада, на работе обсуждают домашние дела, а
дома говорят о работе. Важно выяснить, предполагает ли гражданское общество
разрушение этих прежних форм солидарности, или же оно может вырастать,
опираясь на эти формы и модифицируя их.
Процесс становления
правовой государственности занимает длительное историческое время. Он
совершается также вместе с формированием гражданского общества и
требует целенаправленных усилий. Правовое государство не вводится
единовременным актом (даже если этот акт является демократической
конституцией) и не может стать результатом чистого законодательства. Весь
данный процесс должен быть органически пережит обществом, если оно для этого
созрело.
Проблема здесь не только
юридическая, хотя создание совершенной законодательной системы, способной
«связать» государство, к формированию которой мы всего лишь приступили, - задача
первостепенной важности. Необходимо коренное преобразование социально- экономической
и политической систем, в первую очередь преобразование собственности, ибо при
безраздельном господстве монопольной бюрократической государственной собственности,
неизбежно требующей жесткой административно- командной власти, правовое
государство в принципе невозможно.[24]
Вместе с тем нельзя
думать, что чисто механическое заимствование сугубо западных идей (а идея
правового государства западного происхождения) привнесет в Россию согласие,
порядок, демократию. С одной стороны, этого, бесспорно, не произойдет, если
рассматриваемые теоретические конструкции не адаптировать к российской
действительности, характеризующейся невысоким уровнем политической и
парламентской культуры, правовым нигилизмом, слабостью демократических
традиций, чиновничье- аппаратным засильем.
Ряд публикаций последнего
времени показывает актуальность этой проблемы, причем подчеркивается, что
личность со всеми ее социальными свойствами (правами и обязанностями, свободой
и ответственностью, сознанием, культурой, нравственно- гуманистическими
началами) качественно характеризует правовое государство, ибо в проводимых
преобразованиях активизировался человеческий фактор. В силу этого личностная
проблематика крайне обострилась, стала одной из наиболее чувствительных.
Все государственные
органы должны стать реальным средством обеспечения достойных условий жизни
гражданина в экономической, социальной, политической и духовной сферах жизни
общества: гражданин, в свою очередь, обязан освободиться от иждивенческо- выжидателъных
позиций, активизировать предприимчивость в реализации индивидуального
интереса, сопряженного с общественным.
В целом такой подход со
стороны законодателя, с нашей точки зрения, повышает гражданскую и политическую
активность личности, усиливает ее ответственность за результаты своей
деятельности. В то же время практика реализации прав личности в нынешних
условиях требует и более широкого использования основополагающего принципа
правового регулирования: «дозволено все, что прямо не запрещено законом», т.е.
перехода от разрешающей к регистрирующей форме правового регулирования, что в
свою очередь требует активизации разработки как правореализующих, так и правоохранительных
юридических норм, направленных на защиту свободы личности, ее неприкосновенности
и безопасности. Это нашло отражение в концепции действий в сфере прав человека,
содержащейся в российской Декларации прав и свобод человека и гражданина.
Это вполне соответствует
ст. 5 выдающегося документа Французской революции - Декларации прав человека
и гражданина 1789 г., где отмечалось, что «все то, что не воспрещено законом,
то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписанному
законом»[25].
Следовательно, закон должен воспрещать лишь такие деяния, которые вредны
для общества.
Реализация данной
стратегической линии с необходимостью включает перевод идей на язык конкретных
нормативных правовых актов, практических решений, так как право опосредует
взаимоотношения личностей в рамках как социальной, так и политической системы
общества.
В обновленном обществе
каждый человек является общественной ценностью, выступает самостоятельным
субъектом в различных отношениях с участием государства, наделен реальными
правами и возможностями обеспечивать себя всем необходимым, действуя в рамках
закона и только на основании закона. Если общественные и личные интересы
противоречат друг другу, то должны вырабатываться и проводиться в жизнь
компромиссные решения. При несовпадении интересов большинства и меньшинства
принимаемое решение при всех условиях не должно вести к ущемлению прав
меньшинства, провозглашенных Всеобщей декларацией прав человека и Конституцией
Российской Федерации.
России предстоит пройти
долгий и сложный путь формирования структур гражданского общества и новых
принципов отношений власти и граждан, учитывая при этом, что даже общества,
обеспечивающие высокий уровень материальных благ и всеобщие гражданские права,
далеко не идеальны, так как в них не достигнуто реальное равноправие: существуют
проблемы равноправия женщин, социальных меньшинств и т.п.
В нынешних
политологических, историко- философских и даже правовых дискуссиях мелькают две
мысли: 1) правовое государство - конструкция, устаревшая для
постиндустриального общества; 2) эта идея вообще не органична российским
традициям и ментальности. Ни с той, ни с другой позицией, по мнению
М.А.Краснова[26],
нельзя согласиться.
Человечество даже в
постиндустриальную эру не располагает столь уж широким веером социальных
возможностей, а потому, отказываясь от идеи правового государства, общество
неизбежно обращается к такой государственности, где закон не основан на
естественном праве и где его «господином» является власть. Если что и
целесообразно пересматривать в постиндустриальную, информационную эпоху, так
это традиционную конструкцию демократии, искать её модель, наиболее подходящую
для нынешнего состояния цивилизации. А вот правовое государство - достижение,
не подлежащее пересмотру и тем более отказу от него.
Есть возражения и против
второй позиции. Да, в России не очень популярна идея законопослушания. Но было
бы ошибкой утверждать, что правовой нигилизм присущ природе россиян, а потому
создание у нас правового государства фатально бесперспективно. Наоборот, как
ни покажется странным, именно в России существуют благоприятные условия для
реализации такой идеи. Более того, перспективы формирования правового
государства в России благоприятны. Но такая государственность станет возможной
лишь тогда, когда право позитивное начнет сближаться с правом естественным - как
в нормотворчестве, так и в правоприменении.
К реальному благополучию,
стабильности и безопасности держава может прийти не посредством установления
режима силы, а посредством силы права, достижения широкого социального
консенсуса в вопросе уважения и защиты прав человека. При этом предполагается
свобода каждого в выборе собственного жизненного пути сообразно индивидуальным
потребностям, воззрениям, иным условиям. Гарант тому - права человека.
Другими словами,
достойная жизнь может и должна строиться как на основе отечественных традиций,
реалий, так и с учетом общечеловеческих ценностей, исторически осмысленных и
выраженных международным сообществом в правах человека, а ныне признанных
Российской Федерацией в полном объеме и органично дополняемых правами ее
граждан.
«Стабильность и
долгосрочность конституционной модели Российского правового государства
являются необходимыми условиями ее успешной практической реализации»[27], поэтому
принципиально важно, чтобы необходимые для изменения и корректировки исходной
конституционной модели российской государственности осуществлялись на основе
принципов, норм, механизмов и процедур нынешней Конституции - в рамках ее
толкования, поправок и дополнений к ней.
А для реализации идеи
правового государства должна существовать более высокая ступень развития
системы социально- экономических отношений, только это даст возможность в
полной мере реализовать положения, заложенные в концепции правового
государства.
И тогда, преодолевая
различные трудности и препятствия, Россия постепенно создаст свой образ
правового государства, который будет адекватен ее истории, традициям и
культуре, что и позволит ей стать подлинно свободным демократическим обществом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Можно выделить
ряд характеристик, которыми обладает современная государственная власть, если
ее рассматривать через призму социальных отношений, в сетку которых последняя
органично «вшита». К таким специфическим чертам государственной власти следует
отнести императивные, диспозитивный, информативный и дисциплинарный характеры
власти. Под императивным характером власти в теории государства и права
понимается совокупность общественных отношений основанных на принципах господства
и подчинения, т.е. такие отношения носят ассиметричный характер. Исходя из
принципа федерализма, подобный характер свойственен сфере государственного
управления, где существует четкое формально- нормативное регулирование
отношений между различными органами государственной власти. Далее говоря о
диспозитивном характере, следует отметить, что этот вид отношений основан на
принципах равенства сторон и установления взаимоотношений, как правило, в
гражданско- правовой сфере, между равными субъектами на договорной основе,
такому виду, соответственно, присущ симметрический характер отношений.
Информативный характер государственной власти предполагает создание и
поддержание определенных видов знания, являющиеся опорой властной деятельности
государственных органов и должностных лиц. Распространение информационных
потоков формирующих «образ» и «социальные привычки», через которые
воспринимается последняя, а также контроль за комментированием и циркуляцией
этих потоков в обществе. И наиболее трудно уловимые, порой неосознаваемые в
большинстве случаев властные отношения носят дисциплинарный характер. Подобный
вид взаимоотношений, возникающий между государством, его органами, различными
институтами и обществом, в настоящее время проработан слабо, этим как видится и
объясняется трудность анализа опосредованного, косвенного характера властного
влияния государства на общественную систему. В целом этот характер властного
влияния начинает формироваться в Европе с XVII – XVIII вв., когда властные
отношения распространяются на новые, приватные области человеческого поведения,
по средствам таких дисциплин как религия, медицина, образование,
территориальное распределение, тюрьмы и педагогический контроль, а так же
практик обучения, наказания, психиатрии и др. В рамках которых создаются
репрессивные и контрольные элементы, образующие «дисциплинарную власть». Под
которой в свою очередь и понимаются определённые техники, трансформирующие
отдельных субъектов коммуникации и взаимоотношения в объекты с помощью
различных созданных дисциплин, которые очевидно и задают определённую
модальность функционирования коммуникативных сетей взаимоотношений, стратегий,
техник, и других социальных практик.
Подобный
подход к властной проблематике не бесспорен и нуждается в дальнейшем развитии,
но уже сейчас можно смело сказать, что он открывает новые, куда более глубокие
«корни» власти, позволяет привязать теорию к реальности, обличая её стратегии
и механизмы.[28] Заканчивая эту мысль, следует отметить и
то, что в данный момент в научных исследованиях происходит переход к принципиально
иной аналитике как государственной, так и в целом власти, позволяющий
моделировать ее действительное осуществление. Сегодня очевидно, «что современной
отечественной правовой науке ещё предстоит построить адекватную аналитику
власти…, которая позволит рассматривать ее сущность в контексте российской
социо- правовой реальности, устоявшихся политико- правовых технологий. Причём
эта аналитика будет ориентироваться на реконструкцию отечественных властных
отношений, восстановления подлинной сути государственно- политических и
юридических институтов».
В современным условиях идет процесс развития власти, в
котором можно выделить ряд главных тенденций.
Первая тенденция заключается в усилении интенсивности
процессов демократизации политической власти. Четко выраженным является
процесс замены форм политической власти, основанных на прямом насилии и
подчинении, формами общественного консенсуса и самоуправления. Об усилении
демократической тенденции во властных отношениях свидетельствуют повышение
роли в воздействиях на властные отношения общественных движений и
неполитических объединений, становление и развитие в посттоталитарных странах
гражданского общества, в частности в России.
Вторая тенденция проявляется в возрастании фактора
легитимности власти как обязательного признака цивилизованной власти. Властные
структуры всех стран предпринимают максимум усилий для обеспечения легитимности
политической власти, т.е. признания ее законного характера обществом.
Третья тенденция проявляется в высоких темпах
бюрократизации аппарата властных структур. Данный процесс идет практически во
всех странах и имеет негативные последствия. Связано это с тем, что,
осуществляя конкретные управленческие функции, бюрократия вместе с тем
подвергается воздействию различных заинтересованных групп и отдельных лиц. Как
известно, не исключены случаи, когда бюрократия в такой ситуации действует
далеко не в государственных интересах.
Четвертая тенденция. Как правильно было замечено, злоупотребление
властью, подавление свободы граждан заложены не в сущности самой власти, а в необоснованной
и неоправданной ее Концентрации. Тенденция к разукрупнению политической власти,
к становлению системы разделения властей одна из ключевых в становлении и
функционировании политической власти. Особенно заметно действие этой системы в
странах Восточной Европы и в России. При этом проводится в жизнь разделение
властей не только по горизонтали (законодательная, исполнительная, судебная),
но и по вертикали. Ярко выраженной является передача ряда полномочий от
федеральных властных структур местным органам власти.
Пятая тенденция отражает негативный процесс нарастания
конфликтности между различными ветвями власти. Эта тенденция отрицательно
воздействует на столь желательную для всех стран экономическую и политическую
стабильность. Россия последних лет дает многочисленные иллюстрации действия
данной тенденции.
Итак, на этом я хочу закончить мою дипломную работу и,
обобщая все что, было сказано выше делаю вывод: политическая власть, которая
как видно из предыдущего текста, охватывая все сферы жизни и моделируя
человеческие отношения предает им статус политических является источником и
основой этой политики, т.е. власть - первооснова политики.
Список
литературы
1.
Авакян С.А. Практика Российской государственности.
Вестник МГУ, Сер. 18, 2007. - № 1.
2.
Аетономова Н.С. Власть в психоанализе и психоанализ власти // Власть.
Очерки совр. полит, философии Запада. - М., 1989.
3.
Алексеев С.С. Теория права. - М., 1995.
4. Алюшин АЛ.,
Порус В.Н. Властъ и политический реализм // Власть. Очерки совр. полит,
философии Запада. - М., 1989.
5.
Амелин. В. Н. Власть Как Общественное Явление. Социально-политические науки,
1991. - № 2.
6. Декларация прав
человека и гражданина 1789 года // Антология мировой правовой мысли: в 5 т. М.,
1999.
7.
Дубов. И. От Монтескье до наших дней// Диалог, 2003. - № 2.
8.
Иванов. В. Н. Российский федерализм: что дальше? //Социально-политический
журнал, 1997. - № 6.
9.
Исаев. И.А. История государства и права Росси. - М., 1994.
10. Карташкин В.А. Права человека в
международном и внутригосударственном праве. - М., 2005.
11. Керимов Д.А. Методология права:
предмет, функции, проблемы философии права. - М., 2001.
12. Королёв С.А. Бесконечное
пространство: гео- и социографические образы власти в России. - М., 1997.
13. Лукашук И.И. О применении
международного права судами России //Государство и право, 1994. - № 2.
14. Миронов. В. А. Российское
государственное строительство в постсоюзный период (1991-1994 гг.)// Кентавр,
1994. - № 4.
15. Новгородцев П.И. Кант и Гегель в
их учениях о праве и государстве. - СПб., 2000.
16. Осипов. Г. В. и д.р. Перестройка
и радикальные реформы: десять лет спустя// Социально-политический журнал ,
1996. - № 1.
17. Подорога В.А. Власть и познание
(археологический поиск М. Фуко) // Власть. Очерки современной политической
философии Запада. - М., 1989.
18. Подорога В.А. Власть и познание
(археологический поиск М. Фуко) // Власть. Очерки современной политической
философии Запада. - М., 1989.
19. Токвиль. А. Демократия В Америке.
- М., 1992.
20. Хантингтон.
Столкновение цивилизации? // Полис, 1994. - № 1.
21. Холмс. С. Чему нас учит Россия.
Слабое государство угроза – свободе// Открытая политика, 2007. - № 11.
22. Bobbio N. Le
ideologic e il potere in crisi: pliralismo, democrazia e socialismo, communismo.
- Firenze, 1981.
23. Dizionario di
politica / Dir. da N.Bobbio, N.Matteucci. - Torino, 1976. - P. 729). Oppenheim
F.S. Practical concepts. A reconstruction.- Oxford, 1981.
24. Lepouvoirpolitique/Ed.
par P. - Birnbaum. P., 1975.
25. Weber M.
Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1956.
26. Вепп S.J. Power. The enciclopedia of philosophy. Vol. 6. - N.Y., 1967.