Введение
1. Основные черты историографии
Литература
Введение
Развитие
общества невозможно без глубокого знания истории. Интерес к ней особенно
возрастает в переломные моменты общественного развития. Изменения,
происходящие сегодня в России, носят весьма неоднозначный характер. Вместе с
деформациями политического и социально-политического свойства наблюдается и
эволюция нашего сознания в отношении прошлого России. Нельзя не согласиться с
тем, что назрел пересмотр ряда концептуальных положений в оценке исторических
событий и процессов. Но переоценка стереотипов должна осуществляться не на
основе выдвижения полярно противоположных оценок и суждений, основанных лишь на
отрицании ранее господствовавших идеологических построений, а на строго научном
анализе изучаемых исторических фактов, событий и процессов. Необходимо уходить
от односторонних трактовок, не отражающих всей сложности
социально-экономических, политических и иных процессов и явлений, происходивших
в прошлом. Это положение в полной мере относится и к отечественной
историографии. Отечественная историческая наука в последние десятилетия крайне
быстро меняет знаковые ориентиры, при оценке обширного историографического
наследия, исходя лишь из принципа приемлемости таковых в той или иной
политической ситуации. С этим явлением мы часто сталкиваемся на протяжении
практически всего 20 века. Достаточно тревожно выглядит ситуация в
отечественной исторической науке в плане наличия большого количества
политизированных историографических работ и обзоров по самой различной
тематике.
Вот почему в интересах
исторической науки следует разобраться в том длительном пути, который она
прошла, в том значительном по объему и неравноценном по качеству багаже,
который нам достался, с тем чтобы решить от чего следует отказаться, а что
использовать и изучать дальше. Для реализации этого должны быть раскрыты
условия, определяющие развитие исторической науки, проанализированы
исторические направления и школы, этапы в развитии отечественной историографии,
концепции историков, показаны реальные достижения и недостатки в изучении
конкретных проблем, поставлены новые вопросы и намечены пути их решения.
Проблемы образования
российского государства всегда находились в центре внимания отечественных
историков. В литературе постоянно подчеркивалось то огромное влияние, которое
оказывало взаимодействие между Русью, Великим княжеством Литовским и Золотой
Ордой на процесс формирования российского государства. Именно характер
русско-литовских отношений во многом определил вектор государственно-политического
развития земель бывшей Киевской Руси. Само возникновение Московского княжества,
его территориальный рост и усиление, выдвижение на ведущие позиции в
Северо-Восточной Руси происходили на фоне особенных отношений с Золотой Ордой и
Великим княжеством Литовским и в тесной связи с ними.
Современная
общественно-политическая ситуация рождает у многих авторов желание обратиться к
прошлому, стараясь найти в нем ответы на вопросы настоящего. В попытке понять
многие межэтнические, этноконфессиональные, культурологические аспекты
взаимодействия народов, населяющих современную Россию, исследователи обращаются
к истории их взаимодействия в момент складывания современной государственности.
В настоящее время научное познание данной исследовательской проблемы стало
одним из ведущих направлений в отечественной исторической науке. На современном
этапе ее развития наряду с конкретно-историческими исследованиями по указанной
проблеме большую роль играет и ее историографическое осмысление. В свете общепризнанной
важности темы отношений Руси с Золотой Ордой и Великим княжеством Литовским
парадоксально выглядит тот факт, что до сих пор нет обобщающего
историографического исследования, которое бы охватывало весь период изучения их
отношений в середине XIII-XV вв.
На сегодняшний день
появляются работы, в которых авторы, оставаясь на прежней источниковой базе,
пытаются развивать положения и выводы, полученные их предшественниками, что
делает весьма актуальными попытки историографического переосмысления всего
доставшегося нам научного наследия, созданного более чем двухсотлетними трудами
отечественных историков.
Поставленная проблема в
широком смысле актуальна, имеет самостоятельное значение и вписывается в рамки
одной из задач историографической науки, которая подразумевает «изучение
методики исторического исследования, совокупности приемов анализа, истолкования
и использования источников различными школами и направлениями исторической
мысли»[1].
Такая постановка
проблемы, включающая обобщение и осмысление опыта, накопленного несколькими
поколениями историков, дает возможность представить не только степень ее
разработанности со всеми достижениями и недостатками, но и выявить еще не в
полной мере изученные ее стороны.
Вопрос о характере
русско-литовских отношений в середине XIII - XV вв. издавна принадлежит к числу
дискуссионных в отечественной историографии. И хотя он не стал предметом специального
рассмотрения историографов, авторы освещали его в тесной связи с другими
вопросами: во-первых, в обобщающих трудах - по русской истории в целом[2],
во-вторых по истории Северо-Восточной Руси[3].
Специальные работы посвящались прежде всего либо времени княжения Дмитрия
Донского до 1380 г. включительно, либо эпохе Ивана III до 1480 г. включительно, т.е. внимание исследователей было сконцентрировано лишь на двух ключевых
эпизодах - Куликовской битве и ликвидации зависимости от Золотой Орды. Во всех
этих конкретно-исторических сочинениях имеются как специальные
историографические очерки, так и ценные замечания о работах коллег, сделанные в
ходе исследования.
Что касается вопроса
изучения русско-литовских отношений в середине XIII - XV вв., отметим, что он
долгое время почти не интересовал историков. Дореволюционных исследователей
поначалу больше привлекала история Северо-Восточной Руси. Изучение Великого
княжества Литовского и связанных с ним вопросов русско-литовских отношений
началось только с 30-х гг. XIX в. преимущественно украинскими историками.
Ученых интересовали вопросы об отношении «народностей» в Великом княжестве Литовском,
о характере самого государства, о положении русских земель, о литовском
«феодализме» и т. д.
Подчеркнем, что на
протяжении XVIII в. и большей части XIX в. происходит накопление и осмысление
материала по данному вопросу в рамках пока еще конкретно-исторических исследований.
Историографическое осмысление проблемы предприняли на рубеже XIX - XX вв. В.И.
Пичета, М.В. Довнар-Запольский.
Советские исследователи,
как и их дореволюционные коллеги, продолжали анализировать вопросы, связанные
с русско-литовскими отношениями XIII - XV вв., хотя до конца 30-х гг. XX в. не
появилось практически ни одной сколько-нибудь значимой работы по этой теме, не
только историографической, но и конкретно-исторической.
Работы советских
историков и историографов 50—60-х гг. XX в. были направлены, в том числе,
против «буржуазных извращений» истории СССР, в частности, при освещении
средневековых русско-ордынских отношений. В это время вышла в свет первая
работа по истории Великого княжества Литовского, написанная с марксистских
позиций1. Работа В.Т. Пашуто содержит источниковедческий,
историографический и конкретно-исторический разделы. Автор чрезвычайно
критически оценивал дореволюционную русскую и довоенную польскую и литовскую
историографию. Он говорил об ее классовой ограниченности и неспособности выйти
за пределы идеалистического понимания и описания истории.
С конца 60-х гг. XX в.
наблюдается активизация конкретно-исторических исследований по нашей теме с
включением в них и небольших историографических сюжетов. В этой связи отметим
историографический очерк, который поместил в свою работу В.В. Каргалов . В нем
автор дал достаточно подробную и интересную характеристику литературы по нашей
теме, выделил основные тенденции ее развития, дал критические замечания по
многим работам. Рассмотрев историографическую ситуацию в «монгольском вопросе»,
сложившуюся к середине 60-х годов XX в., В.В. Каргалов пришел к выводу о необходимости
создания «специального исследования» именно о периоде монголо-татарского
нашествия на Русь. Он считал, что предшествующая историография сужала границы
проблемы территориально, хронологически, социально. Его работа была попыткой
исправить данное положение.
Продолжая традиции,
заложенные В.Т. Пашуто, советские исследователи обращались к теме
предшествующей историографии по интересующим их вопросам и при решении
конкретно-исторических задач, связанных с историей Великого княжества
Литовского.В этой связи надлежит отметить некоторые современные работы, в
тексте которых присутствовали историографические сюжеты[4].
Значительное внимание
анализу историографии русско-литовских отношений в своих работах уделяют Д.Н.
Александров, Д.Ю. Дворниченко, М.М. Кром[5].
Их исследования, во многом новаторские применительно к историографии вопроса,
позволяют оценить историю изучения русско-литовских отношений с позиций,
свободных от идеологических клише и стереотипов.
Таким образом, в
отечественной исторической литературе накопилось существенное количество
материалов, касающихся историографического осмысления всего предшествующего
развития научной мысли по истории русско-литовских отношений. Они представлены
либо отдельными очерками, помещенными в монографиях, либо специальными статьями
с конкретной историографической проблематикой. Отсутствие специальных
монографических работ, недостаточная изученность отдельных сюжетов, наличие
дискуссионных и не до конца разрешенных проблем предполагает дальнейшее изучение
темы путем системного историографического осмысления основного комплекса выявленных
конкретно-исторических исследований.
1. Основные черты историографии тех
лет
Эти земли далеко не сразу привлекли внимание русской
исторической науки. Не говоря уж об «осьмнадцатом» столетии, тщетно искать
подробное изложение истории Великого княжества Литовского и в знаменитом труде
Н.М. Карамзина. Русских историков более влекли земли Руси Северо-Восточной, а
не Западной.
Характерна в этом смысле позиция крупнейшего русского историка
С.М. Соловьева. Он писал: «неверно историю Юго-Западной Руси ставить наряду с
историею Северо-Восточной: значение Юго-Западной Руси остается навсегда важным,
но всегда второстепенным; главное внимание историка должно быть постоянно
обращено на север».[6]
Отечественные историки довольно долго следовали именно этому принципу.
Еще одна черта русской историографии тех лет – практически
отсутствие интереса к Великому княжеству Литовскому как к самостоятельному
историческому явлению, привлечение материалов истории только в связи со
стремлением показать борьбу Российского государства с его противниками. Другими
словами, история самого Литовско-Русского государства, его отношений с русскими
землями как самостоятельная научная проблема еще не стояла на повестке дня.
Все же необходимо отметить, что русская официальная
историография проделала значительную работу по выявлению и введению в научный
оборот основного круга источников по истории русско-литовских отношений середины
XIII-XVI вв.
Так, Н.Н. Бантыш-Каменский за время своей службы в московском
архиве Коллегии иностранных дел в 1780-1784 гг. подготовил обзор содержания
хранившихся там посольских книг сношений России с Великим княжеством Литовским
и Польшей за 1487-1584 гг., опубликованный намного позднее[7].
Посольские дела, польскте и крымские, наряду с литовскими служили М.М. Щербатову
главным источником при изложении внешнеполитических событий, кроме того, он
использовал разряды, родословия, хронику М. Стрыйковского. Еще шире
источниковая база «Истории» Н.М. Карамзина. Он привлек ряд летописей, не
известных М.М. Щербатову (в частности Архангелогородский летописец), хронику М.
Кромера, «Записки» С. Герберштейна, копии документов Кенигсбергского архива и
другие материал, относящиеся к русско-литовским отношения XIII-первой трети XVI
века, часть из них он поместил в примечаниях.
В либеральной исторической традиции, представленной в первую
очередь в труде С.М. Соловьева сколько-нибудь значительного расширения фактической
основы при изложении русско-литовских отношений не наблюдается – за исключением
впервые использованных им материалов двух томов «Актов Западной России»,
извлеченных в основном из Литовской метрики и опубликованных в 1846 – 1848 гг.
Главным отличием С.М. Соловьева от его предшественников в освещении внешней
политики России была прослеживаемая им взаимосвязь с ее внутриполитическими
процессами.
Там, где М.М. Щербатов и особенно Н.М. Карамзин видели
столкновение характеров воюющих государей, С.М. Соловьев усмотрел глубокое различие
в государственном устройстве Московской и Литовской держав, объяснявшее военный
перевес в ходе русско-литовских войн первой из них. Если соединение областей в
Московском государстве, по мнению выдающегося русского историка, «было прочно
по единоплеменности и единоверию народонаселения», то великие князья литовские
ослаблялись «внутреннюю борьбою между составными частями своих владений». Кроме
того, в то время как «московский государь самовластно располагал средствами
своей страны», его соперник в Польше и Литве вынужден был обращаться за помощью
к сеймам, зависел от вельмож, от своевольного войска, от рады панов»[8].
Большой заслугой С.М. Соловьева было и то, что опережая
появление монографических изысканий по истории Великого княжества Литовского и
Западной Руси, он поместил в пятом томе своей «Истории России», в главе о
внутреннем состоянии русского общества при Иване Великом, и очерк положения
городов, сельского населения, судоустройства в Западной Руси, находящейся под
властью Литвы[9].
Однако сама жизнь, политические события, самыми яркими из
которых было восстание в Польше 1830 года, пробуждали интерес историков к истории
этого региона. Изучение истории Великого княжества Литовского начиналось в
Петербурге.
Лавры пионера в этой области исторического знания принадлежат
Н.Г. Устрялову. В 30-х годах прошлого столетия он заявил: «Доколе оно было самостоятельно,
имело своих князей из дома Гедимина, сохраняло все черты русской народности и
спорило с Москвою о праве господствовать над всей Русью, историк обязан
говорить с равною подробностью о делах литовских и московских и вести оба
государства рядом так точно, как до начала XIV столетия он рассказывал о борьбе
удельных русских княжеств... Положение дел будет одно и то же, с тою
единственной разностью, что в удельное время было несколько систем, а тут
только две: московская и литовская».[10]
Великого княжества Литовского он посвятил одну из глав своего учебника, который
несколько раз переиздавался.[11]
Вслед за Н.Г. Устряловым к теме Литовско-Русского государства
обращаются К.Н. Бестужев-Рюмин, Н.И, Костомаров. М.О. Коялович, И.Д. Беляев. В
этих работах, на наш взгляд, еще много наивного, зачастую здесь просто излагались
события.
Особенностью исторических построений К.Н. Бестужева-Рюмина в
отношении настоящей темы было признание наличия двух центров объединения
русских земель: московского и литовского. Для своей «Русской истории» основоположник
школы петербургских историков написал объемистую главу, вошедшую во второй том
его сочинения, которое В.О. Ключевский считал настольной книгой каждого
историка[12].
В 1850-х – 1860-х гг. стали появляться и специализированные
работы по истории Западной Руси и русско-литовским отношениям. К сожалению
первые изыскания оказались не очень высокого научного уровня. Так вышедшее в
1857 году «Обозрение истории Белоруссии» Ф. Турчиновича представляло собой
компиляцию, составленную в основном по Н.М. Карамзину и Нарбуту и не свободную
от грубых ошибок[13].
Исследование Г.Ф. Карпова о русско-литовских отношениях 1462-1508 гг., изданное
в 1867 году отдельной книгой[14],
хотя и являлось первой монографией на эту тему, но ни фактографической
наполненностью, ни глубиной анализа не отличалось. Не изучив положения западнорусских
земель, из-за которых шла борьба в описанный период, опираясь главным образом
на посольские дела, с привлечением разрядов и некоторых летописей, и объявив
Литовскую метрику «незначительным дополнением» к посольским статейным спискам[15],
автор ограничился по существу дипломатической истории того времени, по большей
части уже знакомой читателю. Польские хроники, как и труды современных ему
польских историков, Г.Ф. Карпов оставил без внимания. Очень скоро его работа
утратила научное значение, сохранив в определенной степени статус историографического
источника.
Восстание 1863-1864 гг. в Польше, Литве и Западной
Белоруссии, подавленное царскими войсками, вызвало в российском обществе
значительный интерес к данному региону. Откликом на этот социальный «заказ»
явилось появление в 1860-х – 1880-х гг. сочинений (М.О. Кояловича, П.Н. Батюшкова,
П.Д. Брянцева и др.), в которых доказывалось, что «западнорусский народ» (куда
относились и украинцы и белорус) веками подвергался колонизации, испытывая гнет
католицизма, а воссоединение с Россией после разделов Польши в конце XVIII века
явилось для него освобождением, актом исторической справедливости и
возрождением в первоначальной чистоте спасительного православия[16].
Главный идеолог этого направления, профессор Петербургской
духовной академии М.О. Коялович, считал, что через всю историю Западной России
проходит борьба двух начал – русского и польского. По его словам, уже Городельская
уния 1413 г. завершила разделение между Литвой и Русью: «литвины-латиняне
поставлены в положение господ. Русские православные – в положение рабов…»[17].
И.Д. Беляев сделал большой вклад в изучение земского волостного
устройства, господствовавшего в Западной Руси. «Все формы и порядки новгородского
устройства сохранялись в Полоцке даже при литовских князьях, вплоть до введения
магдебургского права»,[18]
- писал И.Д. Беляев. Отметив значительное влияние полоцких порядков на Литву,
И.Д. Беляев попытался разобраться и в специфике литовского политического
устройства. Он увидел ее в особенностях княжеской власти в Литве. Здесь
«княжеская власть досталась литовцам же, а не пришлым князьям, как в Полоцке,
следовательно, князья имели большую поддержку в единоплеменности подданных...
литовские князья были богатые и сильные землевладельцы, еще до получения княжеской
власти у них были целые полки слуг... следовательно, земщина не могла им
грозить изгнанием, как это бывало с полоцкими князьями; княжеская власть была
ограничена, но не в пользу народа, как в Полоцке, а в пользу прежних княжеских
товарищей, богатых и сильных землевладельческих родов».[19]
Неоспоримой заслугой М.О. Кояловича и И.Д. Беляева было то,
что они обратили внимание на долгое сохранение в контексте Литовского княжества
древнерусских общинных, земских традиций, которые буквально пронизывали жизнь
этого государства.
Как видим, уже в ранних работах по истории Западной Руси
возник вопрос о земском, общинном характере политического строя западнорусских
земель. В этом нет ничего удивительного, поскольку к изучению этой истории
приступили те самые авторы, которые убедительно обосновывали земский, общинный
характер Руси киевской поры.[20]
Другая важная мысль, которую находим уже в самых ранних работах по истории
западнорусских земель, - мысль о мирном присоединении этих земель к Литве, но
принципу «равного с равным».[21]
Однако на истинно научной основе к изучению общины приступил Н.Д.
Иванишев - профессор киевского университета им. Св. Владимира. По мнению
последующих исследователей, «он первый открыл следы общинного быта в пределах литовско-русского
государства»[22]
первый «нашел... следы существования общинно-вечевых судов…».[23]
Оперируя небольшим еще по объему материалом, исследователь тем не менее сумел уловить
ряд важнейших закономерностей в развитии общины, сделал любопытные наблюдения.
Принципиальное значение имел его вывод о том, что «постоянно возраставшая
власть помещиков, ограничивая общинные права поселян, произвела важное
изменение в составе народных собраний. В XVII в. мужи-сходатаи начинают терять
свое прежнее значение, уступая власть своим помещикам».[24]
В развитии историографии роль Н.Д. Иванишева очень значительна
не только потому, что именно он фактически выявил роль общины. Он был талантливым
педагогом, подготовившим целую
плеяду учеников. Одним из крупнейших был В.Б. Антонович. В «Очерке истории Великого
княжества Литовского до смерги великого князя Ольгерда» он попытался понять
механизм возникновения и развития Великого княжества Литовского. Начальный
политический быт литовцев был, по его мнению, достаточно примитивен:
отсутствие городов, как объединяющих земских центров, полное отсутствие
монархической власти. До второй половины XIII в. литовские вожди возглавляли
только небольшие волости. Большое количество таких волостей группировалось вокруг
центрального святилища и сословия жрецов. По мнению В.Б. Антоновича, литовцы
двигались в направлении к теократическому государству, но внешние условия и
прежде всего угроза рыцарских орденов ускорили процесс становления
государственности и заменили мирную власть жрецов властью князей. Однако чтобы
выстоять в борьбе с противником, литовцы примкнули к Руси. «Отношения в
возникавшем государстве сразу противопоставляли в его внутреннем быту два
народных начала», писал В.Б. Антонович.[25]
При князе Миндовге он отмечает появление децентрализованных стремлений русских
областей. Лишь при князе Витене и Гедимине русские земли начинают участвовать в
государственной жизни... Ольгерд уже являлся проводником политических
стремлений, выработанных русским средневековым обществом. Характеристика же
строя русских областей Великого княжества, данная В.Б. Антоновичем, не отличается
подробностью. Он лишь отмечает, что с конца XII в. заметен поворот в течении
русской истории. Если в киевский период три составные общественные силы
русского общества - князь, вече и дружина — находились в постоянной борьбе
между собой и уравновешивали друг друга, то теперь в разных землях одерживают
верх те или иные силы, что приводит к возникновению различий в развитии земель.[26]
В «Исследовании о городах в Юго-Западной России» он более
подробно описал внутреннее устройство русских земель. Судя по его
высказываниям, основание этого устройства зижделось на общинностн, но сама она
не была неизменной. «Понятие о городе в южной Руси, исходя из дрсвнеславянского
понятия общинного центра... с течением времени переходит в понятие крепости и
места пребывания старосты».[27]
Причину такой эволюции городской общинной жизни на юге Украины он, вслед за
некоторыми польскими историками, видит в военно-феодальном порядке: «Военное
устройство новозавоеванных земель и извлечение из них возможного количества
боевых сил - вот задача, господствовавшая по преимуществу при первоначальном
устройстве» государства. Образец для такого устройства был налицо в устройстве
немецких государств, форма феодальная была применена литвинами...». Завоеванная
земля отчуждалась, раздавалась на основе ленной зависимости при непременном
условии военной службы. «Этим путем устанавливается на Литовской Руси особая
сословная организация», которая разрушила старый земский строй русских
областей. На материалах истории городских общин юга Украины В.Б. Антонович
прослеживал борьбу русского общинного строя с военно-феодальным литовским
порядком и сделал ряд ценных наблюдений о характере городской общинной
собственности, об эволюции повинностей, изменении «внутреннего самоуправления и
самосуда общины».[28]
«Военное сословие сумело сначала оттянуть от общин их сельские территории, потом
совершенно выделиться из общины, выработать для себя сословные нрава».[29]
С целью оградить южнорусские города от окончательного упадка правительство
выдавало грамоты на магдебургское право. Время его пожалования совпадет со
временем упадка общинного строя жизни в каждой области. Право, выработанное на
чужой почве, не могло быть, по мнению исследователя, усвоено жителями городов.
В.Б. Антонович подчеркивает живучесть древних общинных порядков и под покровом
магдебургского права. «Если даже в черте земель, тянувших к известному городу,
возникал другой, новый город, то последний становился к первому в отношение древнего
пригорода к главному городу».[30]
В работе «Киев. Его судьба и значение с XIV по XVI столетие»
В.Б. Антонович проследил историю Киева и Киевской земли и показал, что уже с
конца XV в. здесь зарождалось новое землевладельческое и военное сословие.[31]
Однако, обозревая все сословия, на которые распалось народонаселение киевской
области, исследователь отметил общую черту их взаимных отношений, что «сословия
не отличаются резко друг от друга, сливаются и смешиваются между собой...
Старые вечевые предания о равноправии всех жителей земли продолжают
господствовать среди всех слоев населения и довольно свободно укладываются в
литовские рамки, которые открывали самый широкий простор для личного дарования
и личных заслуг».[32]
По вопросу об образовании Литовско-Русского государства в
полемику с В.Б. Антоновичем вступил Н.П. Дашкевич. По его
мнению, «и в первой половине XIII века не всегда имела место политическая
разрозненность, а развивалось нечто вроде федерации, в которую входили Литва и
Жмудь», а позже вошли и русские земли.[33]
В отличие от В.Б. Антоновича Н.П. Дашкевич относит начало борьбы
русского и литовского «начал» ко времени после 1386 г.[34]
«До конца XIV столетия в Литве не было борьбы народностей, и в этой характеристической
черте литовско-русской истории и должно искать объяснения образования
Литовско-Русского государства и быстрого развития его».[35]
Литовское завоевание не изменило общественного строя русских земель. Коснулся
он и вопроса о «феодализме», в котором видел готовую форму развившегося «военного
строя».[36]
Двумя выдающимися учениками и последователями Н.Д. Иванишева
были специалисты в области истории права М.Ф. Владимирский-Буданов и Ф.И.
Леонтович. Первый-профессор кафедры истории русского права юридического
факультета Киевского университета, уже в 1868 г. выступил с исследованием, значение которого в изучении интересующей нас темы трудно переоценить, - «Немецкое
право в Польше и Литве». Он пишет об общинном, земском характере общественного
строя русских земель, входивших в состав Великого княжества Литовского. Одна из
глав его исследования так и называется: «Город земский н город мещанский». По
мнению М.Ф. Владимирского-Буданова, «существенными чертами древнерусского
городового устройства были следующие: во-первых, город стоит во главе земли,
во-вторых, городское население составляет все новые классы тогдашнего общества
без различия; в-третьих, город вместе с землею пользуется самоуправлением. Эти
же черты сохраняются и в городах западной Руси ХШ-ХV вв.».[37]
Но почему же, в конце концов, был разрушен этот древнерусский порядок? Каким образом
общеземские права превратились в сословные и из высокого блага сделались злом?
Роль такого разрушителя древнерусского строя ученый отводил немецкому праву,
которое было заимствовано в XV в. «...Городовое право внесло сословную рознь в
общество, которому она была до сих пор совершенно чужда».[38]
Исследователь полемизировал с Н.П. Дашкевичем, а заодно и с польскими
историками, по вопросу о феодализме в Литовско-Русском государстве. Он
отказывался видеть в праве завоевания основу возникновения феодализма. В более
поздней работе он писал: «.. .объяснение феодализма здесь из факта завоевания
должно быть признано также неверным, как такое же объяснение подобного явления
в Западной Европе».[39]
Jus ducale землевладельцев, которое в Польше сложилось
окончательно под влиянием немецкого права, лишь постепенно вторгается в Литву.[40]
Взгляд русского историка в корне противоположен воззрениям его современников –
польских историков: унии не уничтожали феодализм, а, напротив, привнесли его в
Литву. «Мы замечаем вторжение феодализма там где Ярошевич видит уничтожение
феодализма».[41]
Однако больше всего исследователя привлекла история общины.
Изучая формы крестьянского землевладения в XVI в., он рисует структуру крестьянской
общины и приходит к выводу, что на южных окраинах государства «общинное
владение землей целой волостью с центральным городом во главе нелепо до
половины XVI в. почти во всей своей первобытной посредственности... Если так
было в конце XVI в., когда цехи юридического сознания возросли и когда уже
потребовались грамоты на владение, то во времена более древние разграничение
прав государства и общины и вовсе невозможно».[42]
С воззрениями историка на место и роль общины была связана и его точка зрения
на характер крестьянского землевладения. До половины XVI в., по мнению М.Ф. Владимирского-Буданова,
«сельское население пользовалось всеми теми правами землевладения, какие были
доступны и всем другим свободным классам, т. е. под условием исполнения
повинностей».[43]
М. Ф. Владимирский-Буданов изучал и крупное землевладение и «семейное право».[44]
В общем, он нарисовал широкое полотно социального строя западно-русских
земель XIV-XVI вв.
Ф.И. Леонтович — один из самых плодовитых
исследователей литовско-русской старины. Еще в середине 60-х годов он обратился
к теме «Русская правда и литовско-русское право». Проанализировав многие
положения Литовского статута 1529 г., он пришел к выводу, что институты Русской
Правды получили дальнейшее развитие в литовско-русском законодательстве, а сама
задача этого законодательства состояла в сохранении элементов, выработанных
древнерусской жизнью. Институты же эти носили характер общинный, архаический.[45]
Ф.И. Лсонтовичу присуще стремление по достоинству оценить то огромное значение,
какое удерживали в землях русских «начала древнего русского быта». Он также
изучал и проблему «феодализма» в Литовско-Русском государстве. Ее он связал с
другой - проблемой генезиса и развития этого государственного организма.
Отметив, что и польские и русские сторонники феодализма исходят из теории
завоевания Литвой русских земель, Ф.И. Леонтович писал: «Прибегать к
завоеваниям не было никакой необходимости там, где гнетущие бытовые условия
старого времени... должны были заставлять русские земли и русских князей
вступать в союз, а затем и добровольно подчиняться власти сильных и энергичных
литовских вождей».[46]
«Лишь благодаря литовскому объединению русские области получили гарантии для
спокойного развития своей внутренней жизни».[47]
В трактовке литовско-русского феодализма Ф.И. Леонтович близок к М.Ф.
Владимнрскому-Буданову. …«Феодальный оттенок» сословных отношений в Литве
объясняется вернее преемственным развитием тех бытовых условий, какие существовали
уже раньше во всех русских землях», и «параллелизмом государственного
устройства Руси Западной и Восточной, в период до более тесного сближения первой
из них с Польшей».[48]
Ф.И. Леонтович отмечал значительную децентрализацию в структуре государства.
Лишь со времен Витовта начинается внутреннее объединение государства путем постепенного
изживания старой удельной розни между отдельными литовско-русскими областями.
Это объединение завершается к началу шестого десятилетия XVI столетия, но литовское
единодержавие никогда не достигало такой силы и напряжения, как это было в
Москве.[49]
Ф.И. Леонтович рассмотрел некоторые государственные институты
Великого княжества Литовского[50]
что же касается сословного строя государства, то, по мнению исследователя, «в
старых литовско-русских актах и других источниках не находим никаких
непреложных указаний на присутствие в быту местных бояр и слуг каких-либо
сословных элементов и признаков, намечавших собою особые прерогативы и права
служилых классов и выделявших их из состава остального населения страны. Права
литовско-русских бояр и слуг в сфере политической и частно-правовой жизни
народа, до появления шляхетских привилеев, мало чем рознились от прав других
свободных классов».[51]
Необходимо обратить внимание, что в отечественной
историографической традиции второй половины XIX века создалось представление
о Великом княжестве Литовском как о неком противоестественном соединении
разнородных элементов, нежизнеспособном образовании, раздираемом социальными и
национально-конфессиональными противоречиями и уже с конца XIV века, со времени
унии с Польшей, вступившем на путь упадка и гибели.
В конце XIX-начале XX в. начинается новый период изучения
истории западнорусских земель на основе начавшегося систематического изучения материалов
Литовской метрики исследователи перешли от поиска абстрактных начал к изучению
реальных процессов в Литовском государстве XIII-XVI вв. Это был период
наиболее насыщенном в историографическом отношении, изучения Великого княжества
Литовского и его взаимоотношений с русскими землями. Издается огромный археографический
материал. Он так велик, что и по сей день оставляет прочную источниковую базу
для каждого, кто пожелает заниматься литовско-русской историей.[52]
Крупнейшими центрами научной мысли стали ведущие университеты России –
Московский, Петербургский, Киевский. Одним из показателей развития
историографии была разработка «областной» истории, т. е. истории отдельных
земель, вошедших в состав Великого княжества Литовского (эта работа в основном
была выполнена в Киеве учениками В.Б. Антоновича). Особое внимание при этом
обращалось на исторические судьбы западнорусских земель в долитовский период,
но в то же время затрагивались и вопросы литовско-русской истории. Такое углубленное
изучение древности с выходом в последующий период дало, на наш взгляд,
блестящий результат. П.В. Голубовский изучил Смоленскую землю. Рассматривая
общественный и политический быт Смоленской земли, он обнаружил, что общественным
учреждениям этой земли были присущи черты общеславянской древности. Вечевые
порядки продолжают жить в XV в., «но это было время уже падения веча. Боярство же
окончательно отделилось от народа и стояло из-за личных выгод на стороне чужой
власти завоевателей-литовцев».[53]
Во многом аналогичные выводы сделал и В.Е. Данилевич,
проследивший историю Полоцкой земли до конца XIV в. Полоцкая земля, - писал он,
- как известно, принадлежит к числу тех русских земель, в которых общинное
начало достигло очень высокой степени развития, поглотив почти совершенно княжескую
власть. Но вместе с тем изучение общинного начала в Полоцкой земле интересно и
в том отношении, что в ней оно обнаружило наибольшую живучесть и в то время, как
княжеская власть уже прекратилась, общинное устройство продолжало действовать
по-прежнему. Таким образом, ясно, что общинное начало, так сказать, слилось с
самой природой полочан и составляло наиболее существенную сторону их политического
быта».[54]
Интересные наблюдения по истории общины, сословий и государства
были сделаны и в других работах, посвященных отдельным западнорусским землям.[55]
В это же время изучалась не только история отдельных земель.
Объектом пристального внимания со стороны исследователей становится и право. В
этой области много сделали ученики М.Ф. Владимирского-Буданова,[56]
подробно исследовавшие историю отдельных государственных институтов Великого княжества
Литовского[57]
и отдельных национальных групп.[58]
Достижения в области изучения литовско-русской истории и
издание огромного археографического материала позволили перейти к обобщениям, выполнявшимся
уже на новом, более высоком уровне, чем это было в предшествующий период.
Симптоматично, что попытки создания таких «синтезирующих» трудов были
предприняты во всех крупнейших университетских центрах - Петербурге, Киеве,
Москве.
В Московском университете эта попытка связана с именем крупнейшего
историка – М.К. Любавского. Истории местного управления в
Литовско-Русском государстве посвящен один из его трудов - фундаментальное
исследование многих вопросов «областной» жизни этого государства.[59]
Истории центрального управления посвящена его работа о Литовско-русском сейме.[60]
Переработав собственный материал, М.К. Любавский в 1910 г. издал «Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно». В чем же
суть его концепции? Приступая к изложению, он дает определение значения
западнорусской истории. Оно, по мнению М.К. Любавского, заключается,
прежде всего, в том, что эта история в известном смысле является прямым продолжением
истории Киевской Руси. Вот почему «ретроспективного уяснения» разных черт
древнейшего, так называемого киевского, периода русской истории следует искать
главным образом в позднейших данных литовско-русской истории. «Говоря вообще -
изучение литовско-русской истории является одним из средств к углублению
понимания русского исторического процесса в древнейший его период. По мнению
М.К. Любавского, необходимо изучать этот пласт истории и для того, чтобы понять
феномен Люблинской унии, понять суть отличий развития Московской Руси и Литвы.[61]
Эволюция Литовского государства представляется М.К. Любавскому
в следующем виде. В XII-начале XIII в. у литовцев существовали мелкие общественные
союзы, получившие в русских источниках русское название волостей. Во второй
половине XIII в. в разбитой на мелкие общественные союзы Литве образовалась
крупная политическая структура - великое княжество под властью Миндовга и его
ближайших преемников. Одновременно с этим государством, по мнению М.К. Любавского,
родилась и значительная земельная аристократия.[62]
Анализируя процесс присоединения русских земель, историк приходит к выводу о
том, что «сила оружия в данном случае имела второстепенное значение. Литве
сравнительно легко было захватывать раздробленную Русь. Мало того, под
давлением внешних опасностей западнорусские земли сами должны были идти в
объятия Литвы».[63]
С этим положением вполне можно согласиться. Но вот мысль о том, что «объединение
западнорусских земель вокруг Литвы было повторением того, что происходило на
той же западнорусской территории в IX-начале Х в.»,[64]
вряд ли можно принять; на наш взгляд, ситуация с того времени значительно
изменилась.
М.К. Любавский проследил процесс развития политической
структуры Литовско-Русского государства. Последнее в XIV в. в сущности состояло
из конгломерата земель и владений, объединенных только подчинением верховной
власти великого князя. Это государство являлось симбиозом нескольких политических
организаций. Исследователь скрупулезно рассматривает политическую структуру
Литовско-Русского государства, ее особенности, региональные различия. Как истый
государственник, он преуспел в вопросах генезиса и политического устройства
государства. Об этом свидетельствует и его рецензия на книгу Ф.И. Леоитовича, в
которой он высказывает ряд замечаний по поводу смешения разных политических организмов
в Литовско-Русском государстве.[65]
Исследуя княжескую власть, он убедительно доказывает, что князья в областях
выступали не столько в качестве сонаследников государства, сколько как военачальники
и правители. «В преемстве великокняжеского стола не заметно только действия
одного фактора — известного обычая, известного права».[66]
Анализируя развитие сейма Великого княжества Литовского, политическую борьбу в
Литовско-Русском государстве, рост шляхетских привилегий, М.К. Любавский
приходит к выводу, что уния не создала строя Литовско-Русского государства, но
закрепила результат его предшествующего социально-политического развития. После
издания привился 1447 г. (он был первым общеземским привилеем) в
Литовско-Русском государстве установился политический строй, имеющий много
сходного со средневековым западноевропейским феодализмом.[67]
М.К. Любавский занимался и историей русских земель. Он
отмечает их силу, консолидацию. «Со времен киевской эпохи население
западнорусских областей представляло из себя не разбитую народную массу, над
которой легко было властвовать из центра, а ряд довольно крупных и компактных
обществ, имевших своих вождей и руководителей и бывших в состоянии постоять за
свои права и интересы».[68]
Это единство держалось за счет военнослужилых землевладельцев областей, от
которых зависело местное крестьянство. Землевладельцы объединялись в местные
ополчения и на местных вечах, или сеймах. Автономия русских земель опиралась па
сильный солидарный класс землевладельцев - князей, панов и бояр. Картине,
нарисованной М.К. Любавским, в данном случае присуща статика. Складывается
такое впечатление, что специально историей киевского периода М.К. Любавский никогда
не занимался. На наш взгляд, надо прослеживать события не только от литовского
периода к киевскому, но необходимо и движение в обратном направлении. Нельзя
заниматься историей Литовско-Русского государства, пренебрегая реалиями истории
киевского периода.
Впрочем, такого рода воззрения М.К. Любавского могли быть
следствием гипертрофированного «государственного» восприятия исторического процесса,
что совершенно очевидно из его трактовки общины. В своем «Очерке» он отрицал
древность общинной организации. В рецензия на труд М. В. Довнар-Запольского,
посвященный волостной общине, он писал: «Итак, все признаки изображенной
автором автономной организации – волости - говорят за то, что эта организация
не архаическая, а сравнительно поздняя, хотя и с некоторыми архаическими
чертами», «поземельный строй сельской общины был развалинами древнего общинного
землевладения, а простым результатом развития эаимочного землепользования и
землевладения».[69]
В устах государственника М.К. Любавского особый оттенок приобретают слова: «Его
(М.В. Довнар-Запольского. - А. Д.) книгу по своей основной задаче и по
научным приемам вполне можно поставить рядом с произведениями, например, Лешкова
и Беляева».[70]
Это можно понять только как полное неприятие славянофильской концепции общинности
и считать одним из слабых мест исследования М.К. Любавского.
Слабые места были сразу подмечены критиками историка. И.
Малиновский, сочувственно отозвавшись о выводах М.К. Любавского касательно связи
древнерусской истории и истории Литовско-Русского государства, отметил, что в
таком случае задача историка Литовско-Русского государства стоит в том, чтобы
«установить связь между древнерусским и литовским строем; выяснить те условия,
при наличности которых совершалось изменение древнерусского строя; характеристику
литовско-русского строя. Проф. Любавский останавливается на всестороннем
разрешении двух последних задач почти игнорирует первую».[71]
«Нельзя ограничиться, - пишет далее И. Малиновский, - уясненияем
связи между учреждениями литовской эпохи; нужно задать вопрос: из каких
древнейших учреждений образовались они?».[72]
И. Малиновский прав и в другом. «Можно не соглашаться с некоторыми мнениями, взглядами
проф. Любавского, но нельзя не признать, что его исследования - крупное явление
в русской исторической литературе: последующим научным работникам в той же
области литовско-русской истории предстоит идти дальше от его исследования, как
от отправного пункта, считаясь с его взглядами, опровергая или развивая их».[73]
С Московским университетом связано и начало научной
деятельности известного русского и советского историка В.И. Пичеты. До
Октябрьской революции было опубликовано ряд изысканий историка, в том числе и
«Аграрная реформа Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве». В последней
работе автор не только проанализировал важные исторические явления Литовско-Русского
государства в XVI веке, но и совершил очень интересный экскурс в историю
предшествующего периода. Взяв за основу проблему связи населения с
господарскими дворами, В.И. Пичета высказал свое мнение зачастую более
убедительно, чем его предшественники.
Крупным вкладом в изучение литовско-русской истории было и
творчество М.В. Довнар-Запольского. Его магистерская диссертация о государственном
хозяйстве Великого княжества - это своего рода энциклопедия государственной
жизни целого региона Восточной Европы. По мнению исследователя, хронологически
русское влияние является в государстве не только более ранним, чем польское, но
и по своему влиянию в области государственной (не говоря о языке и литературе)
оно более значимо. Главная же особенность образования Литовского государства в
том, что обстоятельства рано вызвали к жизни государственные начала - в
противовес вотчинным порядкам собственно Литвы и земскому строю русских
областей.[74]
М. В. Довнар-Запольский выстроил следующую схему государственного развития
Великого княжества Литовского. К середине XIII в. возникает государство,
появление которого было обусловлено внешними причинами. Во главе его стал один
из родовых князей – князь-вотчинник. Однако быстрого перехода вотчинных
отношений в государственные не произошло. Что касается присоединения русских
земель, то правы здесь были М.Ф. Владимирский-Буданов и Ф.И. Леонтович – оно в
целом мирное, но все-таки картина была сложнее, чем они полагали. Присоединение
земель шло разными путями: одни земли присоединялись путем дипломатических
переговоров, другие — после борьбы на договорных началах, а третьи — несомненная
добыча литовских князей.[75]
Обстоятельства присоединения обусловили различия во взаимоотношениях литовского
правительства с различными частями своего государства. Государство представляло
собой, по мысли М.В. Довнар-Запольского, федерацию, в которую с русской стороны
входили удельные княжения и земли. Если Литовское княжество в узком смысле
этого слова (т. е. земли Аукштайтии и приросшие к ним русские земли Черной
Руси) князья считали своей вотчиной, то с другими частями государства
устанавливались договорные отношения. Государство строилось на договорных
началах.[76]
Однако можно заметить разницу в отношениях к удельным княжествам и землям. «Политика
по отношению к землям однообразнее и устойчивее, чем к княжениям», - пишет
исследователь. Это объясняется тем, что «вольные общины (имеются в виду Полоцк,
Витебск, Смоленск, Киев, Жмудь. - А. Д.) заключают в себе больше
элементов государственных, чем вотчинных».[77]
Ясно, что киевский исследователь исходил из теории смешения вотчинного и
государственного начал - теории весьма распространенной в дореволюционной
историографии. По его мнению, в Древней Руси эти начала уравновешивали друг
друга. Развитию вотчинного начала препятствовало вече и то, что князь едва ли
сделался вотчинным собственником всей территории. Литовско- Русское государство
заимствовало это смешение с явным перевесом общественно-правового начала. Литовское
правительство воспользовалось уже существовавшими в русских областях
повинностями. Вся система обложения Литовско-Русского государства имеет свое
начало в Древней Руси.[78]
Историк внимательно проследил за формированием системы налогов и повинностей в
Литовско-Русском государстве.[79]
Что касается сословной структуры, то здесь он полемизирует с Ф.И. Леонтовичем по
поводу появления сословий в результате рецепции иноземного права, выдвигая
несколько неожиданный для современного восприятия тезис о том, что древнерусские
земли были вольными общинами, но состоявшими из сословий.[80]
Тем не менее, и он обращает внимание на длительность процесса формирования сословий
и их архаический характер в Литовско-Русском государстве.[81]
Так, он пишет о том, что шляхетское сословие слилось в плотную и более или
менее юридически однородную сословную группу только к концу XVI в. В древности
служба лица определялась не его принадлежностью к тому или иному сословию, а повинностью,
лежавшей на земле.[82]
Что касается «феодальных понятий», то здесь М.В. Довнар-Запольский высказался
совершенно определенно. Он считал, что, не отрицая известного их влияния в
древнее время в собственно литовских землях, их нельзя распространять на межкняжеские
отношения в Литовско-Русском государстве, так как здесь не было выработано
общей схемы отношения вассала к сюзерену, да и принцип смешения вотчинного и
государственного начал противоречил бы условному характеру феодального землевладения.[83]
Одну из работ М.В. Довнар-Запольскнй посвятил крестьянской
общине.[84]
Он нарисовал своего рода типологическую схему развития общины в западнорусских
землях, причем общины до сих пор мало изученной - волостной. Его труд в этой области
- отправная точка для каждого, кто начинает заниматься историей западнорусской
общины.
Другие ученики и соратники В.Б. Антоновича (В.Е. Данилевич,
А.М. Андрияшев, М.С. Грушевский и др.) выполнили также весьма значительную исследовательскую
работу по изучению процесса взаимоотношения литовских и русских земель.
На Украине работал один из крупнейших знатоков интересующих
нас проблем - М.С. Грушевский. Этим проблемам он посвятил два тома своей знаменитой
истории Украины - Руси (четвертый том посвящен политическим отношениям). До
XIII в. историк не замечает у литовских племен следов сильной политической
организации - ее создал только Миндовг. При Гедимине литовское правительство
вступает на путь собирания русских земель. Причем завоевания не было, а было
именно собирание «рассыпанной части киевской державы».[85]
Государственный строй Великого княжества Литовского был в XIV
в. весьма схож с государственным строем Древней Руси. Литовское правительство
давало землям широкую автономию. Ликвидация княжеской власти на местах при
Витовте - шаг к централизации, но до полного уничтожения автономии было еще
очень далеко. Эта система напоминала федерацию, но не настоящую федерацию, так
как до середины XVI в. не было выработано форм представительства земель в
центральных органах власти.[86]
Отчего же произошли потом в строе Литовско-Русского государства радикальные
изменения? Тут М.С. Грушевский обращается к проблеме крупной земельной
собственности и феодализма. Он отмечает, что были сторонники рецепции
феодализма. Были и историки, которые ее отрицали, но распространяли на
древнерусский период условность и ограниченность земельной собственности характерные
для литовского периода. Ученый полемизирует с тем и с другим направлением. По
его убеждению, верховное право государя - результат долгого, но естественного развития
в новых условиях, сложившихся в рамках Литовско-Русского государства, а вовсе
не принцип, с самого начала положенный в основу отношения к земельной собственности.[87]
Новые условия - это постоянная внешняя опасность, которая, в
свою очередь, вызывала необходимость постоянной военной службы. Для этого
требовалось и новое войско. Все это подметил и Довнар-Запольский, но считал,
что в Древней Руси было пешее ополчение, а в новых условиях нужно было конное
войско.[88]
С точки зрения М.С. Грушевского, и в Древней Руси ополчение было конным, но оно
не годилось для далеких и частых походов и озабочено было только интересами
своей земли.[89]
С течением времени основой военного дела и стала земельная собственность, но
это, в свою очередь, приводило к значительным изменениям в недрах русского
обшества. Росли и оформлялись сословия, увеличивались силы местного боярства.
Следствием этих процессов был упадок политической деятельности общины. В
результате – боярские «сеймы» пришли на смену древнерусскому всенародному вечу.
М.С. Грушевский подметил ошибку М.К. Любавского, для которого сеймы были
непосредственным продолжением вечевых собраний Древней Руси.[90]
Первичная целостность и односословность земель слабела. Большую роль тут играло
административное дробление, введенное литовским правительством. Но еще больше
разрушали прежнее единство перемены в общественной организации, в частности,
введение магдебургского права. М.С. Грушевский убедительно критикует М.К.
Любавского, который фактически не замечал таких сдвигов и настаивал на
цельности земель и в поздний период.[91]
М.С. Грушевский приходит к выводу, что суть общественно-политической эволюции
государства - утрата древнерусского наследия. Но государственное наследие
Древней Руси прослеживается вплоть до середины XVI в., отсутствуют классовые и
сословные границы.[92]
То же самое он отмечает и непосредственно в сфере управления.
И в Галиции, и в Литовском государстве распадаются, теряют значение и сходят на
нет древнерусские «уряды». Только в Галиции, вошедшей в состав коронных польских
земель, это происходит в течении столетия, а в Великом княжестве Литовском в
течении нескольких столетий.[93]
Процесс же разложения волостной старины начался, по М.С. Грушевскому, еще до
литовского периода.[94]
В Петербурге были свои традиции изучения Литовско-Русского
государства. Не избежал увлечения этой тематикой и К.Н. Бестужев-Рюмин.[95]
Ему принадлежат замечательные слова, от соблазна привести которые трудно
удержаться: «Чем более будет изучаться история Западной Руси, тем яснее и нагляднее
будет выступать перед нами Русь Киевская, тем яснее и нагляднее станет самое
объяснение великорусского племени и его последующей истории. Из многообразия
отдельных и как бы противоречащих явлений встанет тогда величавый облик
русского народа».[96]
Конкретными проблемами истории Великого княжества Литовского
занимались С.А. Бершадский, В.Г. Васильевский и его ученик - И. Лаппо. Складывалась
своего рода школа изучения западнорусской истории. Вот почему не вызывает удивления,
что этой историей заинтересовался и такой выдающийся ученый, каким был А. Е.
Пресняков. В то время, когда М.К. Любавский готовил к изданию курс своих
лекций, прочитанных им в Московском университете, в стенах Петербургского
университета А.Е. Пресняков читал свой курс, посвященный истории Западной Руси
и Литовско-Русского государства. Судьба этого курса была менее счастливой (он
увидел свет лишь спустя тридцать лет). Уже автор предисловия (Н.Л. Рубинштейн)
подметил, что большой заслугой А.Е. Преснякова было как выделение отдельной
темы о русских землях в составе Литовско-Русского государства, так и
непосредственное изучение их судеб.[97]
Действительно, истории земель-аннексов, как они назывались и дореволюционной
историографии - одной литовской (Жмудь) и шести русских (Полоцкой, Витебской,
Смоленской, Киевской, Волыни, Подолии), была посвящена отдельная глава. По
мнению А.Е. Преснякова, социально-политические отношения в этих землях развивались
на почве древней русской традиции. Новая литовская власть выступала наследницей
русской княжеской власти, не изменяя но сути местного строя социальных
отношений и управления. Но кто находился под этой властью? На первое место А.Е.
Пресняков поставил бояр,[98]
Он считал, что и повода нет «поднимать вопрос о сохранении непрерывной традиции
боярского землевладения и местного значения боярства от времен киевских к литовским».[99]
Забегая вперед, скажем, что, но нашему мнению, это одно из досадных заблуждений
почтенного историка.
Но заслуга его и в том, что он наметил эволюцию «боярского
класса». Правовое определение его происходит при Витовте - в первые десятилетия
XV в. Но этот же момент связан со значительным изменением самого состава боярского
класса. Утрата самостоятельной роли «удельных князей» привела к превращению
измельчавших Гедиминовичей и Рюриковичей в крупных землевладельцев -
вотчинников. К этому слою боярства примкнули владетельные роды крупных
литовских панов, а также верхи боярства русских земель (это позднейшие «паны
хоруговные»). Землевладельческое боярство, уцелевшее в кризисе XIII-XIV вв., по Преснякову, начинает
приобретать системообразующую роль в западнорусской истории.[100]
Но А.Е. Пресняков тут же на авансцену истории выводит еще одну
силу: «И долго остается устойчивым традиционное значение города как центра
земли». Исследователь подметил, что и в XIV-XV вв. города практически не
приобрели новых черт специфического центра жизни городского общества.[101]
Городская область - земля-княжение - со временем преобразовывается, меняя
внутреннее свое строение. Медленно сходят на нет вечевые собрания. Со второй
половины XV в., с развитием шляхетских привилегий нарастает обособленность
сословий, однако этот процесс обособления сословий развивается постепенно. «Эта
промежуточная стадия, — по мысли А.Е. Преснякова, - весьма существенна, хотя бы
потому, что, с одной стороны, указывает условия разложения старого единства
городских вечевых общин, преобразившихся в сословно-расчлененную единицу, а с
другой - на те бытовые, выработанные самой жизнью условия, которые дали
содержание тем заимствованиям из немецкого и польского права формам, в которые
вылился новый сословный строй. Этим последним уясняется и значительно
ограничивается ходячее представление о «заимствовании» в Западной Руси
иноземных форм сословного строя».[102]
Эта, приближающаяся по своей отточенности к формуле, мысль А.Е. Преснякова -
блестящий образчик его проницательности и строгой логики. Фактически ученый
наметил пути изучения процесса перерастания древнерусского, общинно-волостного
строя в новый, сословный. Но основное внимание, как представитель
«государственного» направления, он уделяет государственности, политическому
строю. Этим сюжетам в его работе отводится главное место. Государственность
литовская, зарождающаяся во время Миндовга, подтачивается «сильной
раздробленностью отношений на живой основе первобытных отношений, постепенно
формируется в борьбе сепаратизмов, под влиянием внешней опасности».[103]
Время конца XIII-первой половины XIV в. можно назвать временем завершения
здания, заложенного Миндовгом.[104]
Ученый подметил, что тяжелые внешние условия обусловили создание сильной
военной организации - отсюда связь военного дела и военной службы с
землевладением.[105]
А.Е. Пресняков изучает процесс территориального роста государства, намечает этапы
в этом процессе. Суть его - собирание земли через объединение власти, В его
размышлениях о развитии государственного строя привлекает эволюционный момент.
Он приходит к выводу об элементах самодовлеющей государственности в организации
отдельных земель и о слабости развития основ общей государственности так
называемого Литовско-Русского государства. Принципиально важен его вывод о том,
что Литовское княжество окрепло в общественно-политическом единстве,
выразившемся в организации сейма.[106]
1492 г. А. Е. Пресняков считает гранью двух периодов в истории государства,
так как основной принцип средневекового государственного правления - активная
роль монарха, личное его участие в делах правления сводились привилеем
(изданным в этом же году) на нет.[107]
Таким образом, проблема развития Русско-Литовского
государства и его отношений с русскими землями прошла в дореволюционной
отечественной историографической традиции путь от почти полного игнорирования
до выделения ее в качестве ведущей в исследованиях ученых. Авторы
дооктябрьского периода осознали важность изучения этого вопроса для понимания
развития исторического процесса как в Великом княжестве Литовском, так и в
русских землях. Исследования по данной тематике прошли путь от работ, носивших
компилятивный характер до серьезных монографических изысканий, в которых авторы
отходили от фактографического описания событий и сосредотачивались на
объяснении и анализе тех или иных исторических явлений.
Заслугой дореволюционных авторов, безусловно. Является и
вычленение проблемы изучения собственно Литовско-Русского государства, причин и
условий его возникновения, внутреннего устройства, отношений с соседями. Поднимая
и решая такого рода вопросы в своих исследованиях, ученые не просто выражали
свое мнение, но и вносили существенный вклад в понимание закономерностей
исторического процесса на территории не только Великого княжества Литовского
или Московской Руси, но и в рамках всей Восточной Европы.
Что касается исследования русско-литовских отношений середины
XIII-XVI вв. в дореволюционной отечественной историографии, следует отметить,
что эта исследовательская проблема прошла путь от практически полного игнорирования
до выделения в качестве ведущей. Во многом это было обусловлено
господствовавшими тогда идейно-политическими воззрениями ученых, конкретной
общественно-политической ситуацией в России и на ее окраинах. История
русско-литовских отношений практически совсем не освещалась в начальных
обобщающих трудах по русской истории у В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина. Их
основное внимание было обращено на эволюцию монархических институтов российской
государственности, на которые, с их точки зрения практически не влияли
отношения русских земель с Великим княжеством Литовским.
Одним из первых о необходимости изучения Литвы в официальной
исторической традиции заявил в 1830-е гг. Н.Г. Устрялов. В 1850-х – 1860-х гг.
стали появляться специальные работы по истории Западной Руси и русско-литовским
отношениям, к сожалению, не отличавшиеся ни исчерпанностью фактографического
отображения, ни глубиной исследовательского анализа.
Восстание 1863-1864 гг. в Польше, Литве и Западной Белоруссии,
подавленное правительственными войсками, вызвало в обществе повышенный интерес
к Литве и ее прошлому. В это время на изучение вопросов связанных с историей
Великого княжества Литовского и его отношений с русскими землями обратили
внимание М.О. Коялович, П.Н. Батюшков, П.Д. Брянцев и др.
Существенный вклад в решение вопросов о русско-литовских
отношениях в середине XIII-XVI вв., истории Великого княжества Литовского
внесли представители киевской школы русских историков (Н.Д. Иванишев, В.Б. Антонович,
Н.П. Дашкевич). Анализируя механизмы рождения и развития княжества, его
историю, политический строй русских земель в его составе, общину и др., эти
ученые внесли свежий взгляд на изучение и интерпретацию исследовательских
сюжетов.
Рассмотрением механизмов рождения Великого княжества
Литовского, его государственных институтов, сословного строя, влиянием на него
его западных соседей занимались М.Ф. Владимирский-Буданов, Ф.И. Леонтович.
В конце XIX- начале XX века изучение Великого княжества
Литовского и его отношений с русскими землями в русской исторической науке
достигло наивысшей степени интенсивности. Был издан многочисленный археографический
материал, исторические исследования становились все более интенсивными. На это
период приходится научно-исследовательская деятельность таких известных ученых
как М.В. Довнар-Запольский, В.Е. Данилевич, В.Г. Васильевский, И.И. Лаппо, А.Е.
Пресняков, М.К. Любавский, В.И. Пичета[108].
Центральное местоположение в анализе русско-литовских
отношений у дореволюционных исследователей занимал вопрос рождения, становления
и развития Литовского государства. Именно поэтому в их исследованиях существенное
место занимало решение вопросов, связанных с механизмом включения новых
(русских) земель в состав Великого княжества Литовского, реконструкцией
политического и социального строя, включенных в него русских земель.
Большинство историков XIX- начала XX вв. под русско-литовскими отношениями,
прежде всего, понимало отношения между русскими и литовцами в составе Великого
княжества Литовского. В связи с этим история русско-литовских отношений
середины XIII-XVI вв. рассматривалась ими в контексте изучения сложного
процесса возникновения литовско-русской государственности в целом. Именно это
обстоятельство определяло особенности исследовательских оценок русско-литовских
отношений XIII-XVI вв.
Несмотря на наличие многих дискуссионных вопросов (к примеру,
причины и условия возникновения Литовско-Русского государства, анализ его
внутреннего устройства и отношений с соседями, вопрос о феодальной сущности
Великого княжества Литовского и др.), большинство дореволюционных историков
сходились во мнении, что русско-литовские отношения накладывали отпечаток на
формирование русской и литовской государственности не менее рельефно, нежели
отношения русско-ордынские – вот одна из особенностей трактовок и оценок
русско-литовских отношений середины XIII-XVI вв. дореволюционными
исследователями. Для них вместе с тем, отношения Руси и Литвы означали
многогранные и многоуровневые отношения русских и собственно литовских земель
внутри самой Литвы – вот другая особенность трактовок и оценок русско-литовских
отношений середины XIII-XVI вв. дореволюционными историками. И для понимания
исторического процесса на Руси середины XIII-XVI вв., с их точки зрения,
следовало учитывать влияние как русско-ордынских, так и русско-литовских
отношений. Кроме того, в это время наблюдались попытки взглянуть на русскую
историю середины XIII-XVI вв. не с позиций доминирования Москвы в процессе
централизации, но и с точки зрения наличия альтернативного пути объединения
русских земель, выраженного в политике литовских князей – третья особенность
оценок русско-литовских отношений середины XIII-XVI вв. дореволюционными
исследователями.
Источники и литература
Balcer 0. Genealogja Piastow. - Krakow, 1895, -
S.394,396.
Bardach J. Studia z ustroju i prawa
Wielkiego Ksiestwa Litewskiego (XIV-XVII w.). - Bialystok, 1970. - S.23-33;
Cruczynski A. Op. cit.
- S.513-515.
Czuczynski A, Traktat ksiazat
litewskich z Kazimierzem Wielkim z roku 1366 // КН. -
1890. - Z.3. - S.514.
Dabrowski J. Op. cit. - S.111-112;
Dabrowski J. Ostatnie
lata Ludwika Wielkiego. - Krakow, 1918. - S.109,113.
Dabrowski J. Z czasow Lokietka // RAU.
- T.59. - S.318-321;
Zakrzewski St. Wplyw sprawy ruskiej na panstwo polskie w
XIV w, - Zamosc, 1922. - S.15-16,21.
Detmar von Lubeck Op.cit. - S.222.
Detmar von Lubeck. Chronik // SRP. - Liepzig, 1813. - Т.3. - S.121-122.
Dlugosz J. Dziejow
Polskich ksieg dwanascie. - Krakow, 1868. - Т.3. -
S.491.
Dlugosz J. Op. cit. - T.3. - Ks.10.
- S.491.
Dlugosz J. Op. cit. -
T.5, ks.9. - S.165-166. - Not. № 6, 170;
Zajaczkowski St. Op.cit - S.604.
Dlugosz J. Op. cit. - T.5, ks.9. -
S.215;
Wlodarski B. Op. cit. - S.278.
Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой
Орды. - С.201-202.
Dlugosz J. Roczniki czyli kroniki slawnego Krolewstwa Polskiego. - Warszawa, l975. - T.5. ks.9.
- S.69.
Dlugosz,
J. Dziejow J. Dziejow Polskich ksiag dwanascie. - T.3, ks.10. - S.469.
Dowiat J. Polska-panstwiem sredniowiecznej Europy. -
Warszawa, 1968. - S.323;
Gorka О.
Zagadnienie czarnomorskie w polskiej politycie sredniowiecznej // PH, 1933,
z.1/2.
Guagninus A. Rerum Polonicarum. Tomus
tres // Francofurti. - 1584. - T.2. - P.53;
Hammer-Purgstall J. Geschichte der
Golden Horde im Kiptschak. - Pest, 1840. - S.517.
Historia Polski - Warszawa, 1957. - Т.1, cz.1. - S.432-440;
Baszkiewicz J. Powstanie ziednoczonego panstwa polskiego na przelomie XIII-XV w.w. - Warszawa, 1954. - S.401-410;
Hurmuzaki L.Documente privitore la
istoria Romanilor L.Hurmuzaki. - Bucuresti, 1882. - Vol.1, pt.2. - P.144.
Jena
Zamojskiego inwentarz atchiwum koronnego: Materialy do dziejow Rusi i Litwy XV
w. //Arhiwum Komisyi Historycznei. - Krakow, 1919. - T.12, cz.1. - S.163.
Joannis de Czarnkow. Chronicon Potonorum // MPH. - Lwow, 1871. -
T.2. - S.623.
Joannis de Czarnkow. Op. cit - S.631;
Joannis de Czarnkow. Op. cit. - S.629;
Dlugosz J. Op. cit. - T.5, ks.9. - S.321-322.
Joannis de Czarnkow.
Op. cit. - S.630; Kaczmarczyk Z. Op. cit. - S.65-66.
Joannis de Czarnkow. Op. cit. - S.631.
Joannis de Czarnkow. Op. cit. - S.631.
Joannis de Czarnkow. Op. cit. -
S.643-644,675.
Johanns von Posilge. Chronik des Landes
Preussen // SRP. - T.3. - S.80-81.
Kaczmarczyk Z. Op.
cit. - S.58-59.
Kaczmarczyk Z. Op.
cit. - S.99; Wyrozumski J. Op. cit. - S.229.
Karwasinska J. Zlote bulle Karola IV w
sprawie chrestu Litwy // Cultus et Cognitio. - Warszawa, 1976. - S.233-249.
Kodeks dyplomatyczny miasta Krakowa. - № 60. - S.74.
Kodeks dyplomatyezny miasta Krakowa. - Krakow, 1879. - № 57.
Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Xiestwa
Litewskiego za Jagiellonow.- Warszawa, 1930. - S.7-8.
Kolankowski L. Op. cit. - S.133;
Kolankowski L. Op. cit. - S.19-20.
Kolankowski L. Op. cit. - S.47-53;
Kolankowski L. Op. cit. - S.49; Prochaska A. Przyczynki krytyczne do
driejow unii. - Krakow, 1896. - S.32-34.
Kronika Polska Marcina Bielskiego. - Sanok,
1856. - T.1. - S.479;
Kuczynski St.M. Sine wody / rzecz о wyprawie Olgierdowej 1362 r. // Kuczynski St.M. Studia z dziejow
Europy wschodnej X-XVII w. - Warszawa, 1965. - S.159,172,175 etc.
Kuczynski St.M. Ziemie
czernigowsko-siewierskie pod rzadami Litwy. - Warszawa, 1936. - S.114-117.
Lowmiaanski H.
Agresja Zakonu krzyzackiego na Litwie w wiekach XIII-XV // PH. - T.45, z.2/3. -
S.338-361;
Lowmianski H. Op. cit.
- S.354;Zajaczkowski St. Op. cit. - S.608-616.
1.
Lowmianski H. Wcielenie Litwy do Polski w 1386 r
// AW. - 1937. - R.12. - Not.122. - S.66,
Lowmianski
H. Wcielenie Litwy do Polski w 1386 r. - S.111.
Lowmianski H. Wcielenie Litwy do Polski w 1386 r.-S.100-108.
Lowmianski H. Wcielenie Litwy do Polski
w 1938 r. - S.66.
Lowmianski
Н. Uwagi w sprawie podloza spotecznego i gospodarczego
unii jagiellonskiej // Ksiega pamiatkowa ku uczczeniu 400-ej rocznicy wydania
Pierwszego Statutu Litewskiego. - Wilno, 1935. - S.287-296.
Lowmianski
Н. Wcielenie Litwy do Polski w 1386 r. - S.63.
Lowmianski Н.
Wcielenie Litwy do Polski w 1386 r. - S.63.
Lowmianski Н. Wcielenie
Litwy do Polski w 1386 r. - S.78-82.
Mapкс К.
Хронологические выписки // Архив Маркса и Энгельса. - М., 1946. - Т.8. - С.149.
Marx К.
Secret Diplomatic History of Eighteenth Century/Ed, by his daughter
E.Marx-Eveline. - London, 1899. - P.80.
Meyendorff J. Byzantium and the Rise of
Russia: A study of Byzantino-Russian Relations in the Fourteenth Century. -
Cambrelge, 1981. - S.206-221.
Meyendorff J. Ор. cit. - S.212.
Meyendorff J. Ор. cit. - S.212. - Not.38; S.213. - Not.43; S.218-221,223-224. Прохоров
Г.М. Указ. соч. - С.91-93.
Meyendorff J. Ор. cit. - S.213. - Not.43.
Paszkiewicz Н. Jagiellonowie a
Moskwa. - Warszawa, 1933. - S.272-273. - Not.2.
Petri de Dusburg.
Chronicon terrae Prussiae // SRP. - T.1. - S.182-185.
Petri de Dusburg.
Chronicon terrae Prussiae. - S.190,191.
Piekosinski Fr. - Op. cit. - S.217.
Piekosinski Fr. Op. cit. - S.239-242;
Piekosinski Fr. Op. cit. - S.340.
Piekosinski
Fr. Op. cit. - S.76.
Piekosinski Fr. Rachunki dwow krola Wladyslawa Jagielly i krolowej
Jadwigi z lat 1388 do 1420. - Krakow, 1896. - S.76.
Polska dzielnicowa i zjednoczona. - Warszawa, 1972. -
S.235-256.
Prochaska A. 0 prawdiwosci listow Gedymina.
- Krakow, 1895. - S.3-6.
Prochaska A. Dzieje Witolda wielkiego
ksiacia litewskiego. - Warszawa, 1914. - S.74.
Prochaska A. Krol Wladyslaw Jagiello. -
Krakow, 1908. - Т.1. - S.102,104.
Prochaska A. Podole lennem
Korony, 1352-1430. - Krakow, 1895. - S.1-3.
Prochaska A. Przywileje Jagielly dia Rusinow //
Prochaska A. Przyczynki krytyczne do dziejow unii. - S.52-54.
Prochaska A. Rozejm Jagielly z landmistrzem inflanckim
zatwiordzony w Rydze 27 lutego 1380. // КН. 1909. - Т.33. - S.565; LUB. - Т.3. - № 1153.
Prochaska A. Z Witoldowycn dziejow. Ukland
Witolda z Tochtamyshem 1397 r. // PH. - T.14. 1912. - Z.3. - S.259-264;
Puryna J. Koriat i Koriatowicze // AW. - 1930. - R.7,
z.3/4. - S.427-428,433.
Puzyna J. Koriat i
Koriatowicze oraz sprawa podolska. - AW. - 1936. - R.4. - S.12-19;
Puzyna J. Koriat i Koriatowicze. - S.443.
Puzyna J. Pierwsze wystapienia
Koriatowiczow na Rusi Poludniowej // AW. - 1938. R.13, z.2. - S.1-67;
Rulikowski Edw. Opis powiatu Wasylkowskiego. - Warszawa, 1853. -
S.33-34;
Sarnicii S. Deseriptio veteris et novae
Poloniae. - Cracoviae, 1585. - Col.1134.
Sfryjkowski M. Op.cit.
- T.2. - S.6.
Skrzypek J. Poludniowo-wschodnia polityka Polski
od koronacji Jagielly do smerci Jadwigi i bitwy nad Worskla, 1386-1399. - Lwow,
1936. - S.25-29.
Skrzypek J. Poludniowo-wschodnia
polityka Polski od koronacji Jagielly do smerci Jadwigi i bitwy nad Worksla. -
S.104-105;
Skrzypek J.
Poludniowo-wschodnia polityka Polski. ... - S.55-56.
Skrzypek J. Usuniece Fedora Koriatowicza z Podola w 1393
r. // Prace historyczne w 30-lecie dzialalnosci profesorskiej St.
Zakrzewskiego. - Lwow, 1934. - S.316-317;
Stadnicki
К. Bracia Wladyslawa-Jagielly Olgieidowicza, krola
Polski, wielkiego xiecia Litwy. - Lwow, 1867. - S.236-237.
Stadnicki К.
Synowie Gedimina. - Lwow, 1853. - S.22-23. Батура Р. Указ. соч. -
С.20-21),
2.
Stryikowski М. Op. cit.
- Т.2. - S.6,7.
Stryjkowski M. Of. cit. - Т.2. - S.7.
Stryjkowski M. Op. cit - Т.2. -
S.7.
Stryjkowski M. Op. cit. - T.2. - S.103.
Stryjkowski M. Op. cit. - T.2. - S.6.
3.
Stryjkowski M. Op. cit. - T.2. - S.6-7.
Stryjkowski M. Op. cit. - Т.2. - S.100-101.
Stryjkowski M. Op. cit. - Т.2. - S.101.
Stryjkowski M. Op. cit. - Т.2. - S.8.
Stryjkowski
М. Kionika polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi.
- Warszawa, 1846 - Т.1. - S.363.
Stryjkowski М.
Op. cit. - S.363,365.
Stryjkowski М. Ор. cit. - Т.2. - S.8.
Wigand von Marburg. Cronica nova
Prutenica // SRP. - T.2. - S.511.
Wigand von Marburg. Op. cit. -
S.531-539; Stadnicki K. Olgierd i Kiejstut synowie Gedymina w xiecia Litwy. -
Lwow, 1870. - S.55-68.
Wigand von Marburg. Op. cit. - S.607; НПЛ. - С.375;
Wlodarski B. Op. cit. - S.225-231;
Крип'якевич І.П. Вказ. праця. - С.109-110.
Wlodarski B. Op. cit. - S.287-289;
Wlodarski B. Polska i Rus.
1194-1340. - Warszawa, 1966.
Wlodarski В.
Op. cit. - S.291-292.
Wolff J. Kniazowie litewsko-rusci od konca XIV w. - S.422.
Wolff J. Kniazowie litewsko-rusci od
konca XIV w. - Warszawa, 1895. - S.202
Wolff J. Op. cit. - S.177;
Wolff J. Op. cit. - S.202.
Wolff J. Op. cit. - S.677
Wolff J. Rod Gedimina. - Krakow, 1886. - S.95.
Wolff J. Rod Gedimina. -
S.95-96,104.
Wolff J. Rod Gedimina.
- Warszawa, 1878. - S.З6-37. - Not.4.
Wyrozumski J. Historia Polski do 1505
r. - Warszawa, 1978. - S.227.
Zajaczkowski
St. Op. cit. - S.569,571,579.
Zajaczkowski St. Op. cit. - S.603.
Zajaczkowski St. Op.
cit. - S.604.
Zajaczkowski St. Prymierze
polsko-litewskie 1325 r. // КН. - R.40, z.4. - S.603.
Азбелев С.Н. Об устных источниках летописных текстов (на
материалах Куликовского цикла) // Летописи и хроники, 1976 г. - М., 1976. - С.98;
Акчокраклы О. Старокрымские и отузские надписи XIII-XIV
вв. // Иэв. Таврич. о-ва истории, археологии и этнографии. - 1927. - Т.1. -
С.7.
Барбашев А. Витовт и его политика до Грюнвальдской битвы
1410г. - Спб., 1885. - С.95.