СОДЕРЖАНИЕ
Введение.
Глава 1.
Вооруженные конфликты и их отражение в СМИ.
1.1. Эволюция понятия
«военный конфликт». Отечественные
и
западные оценки внутрироссийских конфликтов.
1.2.
Проблемы свободы печати в зоне вооруженного конфликта
1.3.
Соблюдение журналистами профессиональной этики в период
вооруженного конфликта
1.4. Влияние журналистики на характер развития вооруженных
конфликтов.
Глава 2. Работа
журналиста в зоне вооруженного конфликта.
2.1. Доступ к источникам информации.
2.2. Факт и его интерпретация в публикациях о вооруженных
конфликтах.
2.3. Причины журналистской дезинформации и ее последствия
Глава 3.
Чеченский конфликт в отражении российских печатных СМИ.
3.1. Спрятанная война и СМИ: «право на вмешательство» в
информационную деятельность.
3.2.. Ответственность СМИ при освещении вооруженных
конфликтов.
3.3. Проблемные факторы информационной войны и механизмы
их преодоления.
Заключение.
Библиография.
ВВЕДЕНИЕ
Вопросы отражения военных конфликтов в печатных средствах массовой
информации относятся к числу сложных социально-политических проблем. Они
привлекают в последние годы повышенное внимание историков, философов, социологов,
экономистов и других представителей социально-гуманитар-ного знания.
И это совсем не случайно. Пожалуй, нет ни одной журналистской тематики,
которой было посвящено такое огромное количество материала - публикации, документы,
стенограммы пресс-конференций, авторские статьи - подробно освещающие весь
спектр боевых действий и анализирующие всю социальную ауру, связанную с ними.
В последнее время сведения о современных конфликтах во всё большей
степени становятся доступными общественности без какой-либо их фильтрации, без
ограничения какими-то рамками или помещения в какой-то специальный контекст.
Однако законы и обычаи войны разочаровывают нас тем, что противоречат нашему
интуитивному пониманию происходящего. И журналистам, которые освещают военные
конфликты, «известно, как часто они вынуждены действовать на неисследованной
территории. Суметь среди хаоса, замешательства и дезинформации понять, что же
происходит, — дело далеко не простое. Между тем почти ничто в их образовании не
готовит журналистов к умению различать законные, незаконные и преступные
действия. Являются ли артиллерийский обстрел больницы в Сараево, задержка
конвоя с гуманитарной помощью на границе Дагестана с Чечней или сражение в
Шри-Ланка, в ходе которого не берут пленных, преступлениями по международному
праву, или это - ужасные, губительные, но вполне законные военные действия?
Когда дома предположительных террористов обращают в груду мусора, как это раз
за разом происходит в Израиле, - что это: законная санкция со стороны
правительства или военное преступление? Когда комбатанты смешиваются с
гражданским населением, как это было во Вьетнаме и совсем недавно в Руанде, являются
ли их действия нарушением международных соглашений?» [Военные преступления.
Под ред. Р. Гутмэна и Д. Риффа. - М., 2001, с. 12-13].
На рубеже XX-XXI столетий возник парадокс. Гуманитарное и международное
право никогда еще не были так развиты, и, вместе с тем никогда прежде так много
ни в чем не повинных гражданских лиц не становились жертвами военных преступлений,
а права человека никогда не нарушались столь часто.
Договоры о законах и обычаях войны всегда разрабатывались с тем, чтобы
регулировать ведение войн между государствами, но не гражданских войн (или, как
их теперь называют, вооруженные конфликты немеждународного характера). Всегда
затруднительно определить момент, когда противоборство и насилие в пределах
государства выходит за рамки его собственного уголовного права и становится
вооруженным конфликтом, подпадающим под действие права международного.
В условиях подобного правового вакуума журналистика приобрела новое,
пусть пока недостаточно ясно очерченное, измерение. В сравнении с правовыми
институтами у журналистов совершенно иные задачи, методы работы, способы
получения доступа к информации и пороги доказательности.
Трудности журналистики, на наш взгляд, состоят в необходимости сочетания
высокого качества творческого материала о складывающейся в ходе конфликта
ситуации с новыми ценностями. Создается определенное непонимание гуманитарного
права общественностью, ложащееся дополнительным бременем на плечи пишущих на
темы военных конфликтов журналистов.
А стороны конфликта, в особенности те, которые обвиняются корреспондентами
от прессы в совершении военных преступлений, могут в ходе бессовестной
пропагандистской кампании, направленной на завоевание симпатий и политической
поддержки разыгрывать целые спектакли, показывая совершенные против них
жестокости - со свидетелями, фотографиями и видеозаписями.
Выдвинув в качестве общего идеала государственного развития идеал правового
государства, мы зачастую рассматриваем демократию как одну из форм правового
государства. А так как с идеей правового государства неразрывно связано
представление не только об основах власти, но о правах и свободах граждан, то с
этой точки зрения демократия означает, очевидно, полную свободу личности,
свободу ее исканий, свободу состязания мнений и систем. Действительно, сейчас
идее демократии соответствует, возможно, полное и свободное проявление человеческой
индивидуальности, открытость для любых направлений и проявлений творчества, в
том числе и журналистском поприще.
Однако с началом боевых действий законы войны требуют резкого ограничения
демократии. Возникает проблема свободы печати в условиях вооруженного
конфликта, а журналисты становятся заложниками политических игр
«недемократического» периода истории. В данной работе мы хотим проследить,
каким образом представители журналистского корпуса, не желающие «расставаться»
со свободой слова, противопоставляют себя и свои цели определенным традициям
и институтам, участвующим в военных конфликтах, с российской социальной
практикой.
Актуальность исследования
обусловлена недостаточностью научных разработок проблем аргументации и
объективности отражения внутригосударственных военных конфликтов в российских
печатных СМИ; слабой теоретической проработкой социально-политических аспектов
вооруженных конфликтов немеждународного характера; отсутствием правового поля в
деятельности журналистов, аккредитованных на войне; детерминизмом противоречий
между утверждаемыми демократическими принципами и необходимостью их моратория в
условиях государства, «связанного» военным конфликтом.
Россия, вкусив плоды демократии, решила, что война - это слишком важное
дело, чтобы предоставить заниматься ею только одним генералам. Однако
власть, декларируя свободу печати, постоянно и настойчиво ее нарушала, загоняла
в рамки дозволенной и нужной той же власти информации. Поэтому общество
пришло к выводу, что освещение войны - вещь слишком важная, чтобы некритически
предоставить его средствам массовой информации.
В период военных конфликтов началось определенное противостояние между
гласностью и властью, иными словами, между государством и прессой, в котором
российская пресса пытается отстаивать свою свободу.
Цель исследования –
определить характер и детерминанты отражения внутрироссийских военных конфликтов
в отечественны печатных СМИ.
Задачи исследования:
Изучение процесса трансформации понятия «военный конфликт», отечественных
и западных оценок внутрироссийских конфликтов.
2. Рассмотрение проблемы свободы печати и журналистской этики в зонах
вооруженных конфликтов.
3. Изучение влияния журналистики на характер развития вооруженных
конфликтов.
4. Характеристика работы журналиста в зоне вооруженного конфликта.
5. Изучение характера и детерминант отражения чеченского конфликта в
российской печати.
6. Определение проблемных факторов информационной войны и механизмов их
преодоления.
Методологическую основу данного исследования составили идеи и выводы
отечественных и зарубежных ученых по вопросу места, роли и функционирования
средств массовой информации в области выяснения причин сущности, содержания,
специфики и освещения вооруженных конфликтов в различных регионах, а также
путей выхода из них.
Эмпирическую базу исследования составили источники, факты, документы, отражающие особенности развития
военных конфликтов, практический опыт, накопленный в мире в вопросах
урегулирования и разрешения вооруженных конфликтов, результаты социологических
исследований межнациональных отношений на Северном Кавказе, материалы с
экспертными оценками ученых и политологов, опубликованные в периодической
печати, обзоры зарубежной литературы о роли средств массовой информации в освещении
международных конфликтов в различных странах.
Методы исследования. В
процессе работы над темой автор руководствовался основными принципами
историзма, объективности, научности. Характер определенных в работе задач
вызвал необходимость применения и других многообразных методов исследования.
Наряду с общенаучными методами исследования, автором использовались:
проблемно-хронологический, периодизации, актуализации и параллелей.
Предмет исследования:
характер отражения внутрироссийских военных конфликтов в отечественных печатных
СМИ.
Объектом исследования
являются материалы печатных СМИ, посвященные внутригосударственным вооруженным
конфликтам в России.
ГЛАВА 1. ВОЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ И ИХ
ОТРАЖЕНИЕ В СМИ
1.1. Эволюция понятия «военный конфликт». Отечественные
и западные
оценки внутрироссийских конфликтов
Новейшая
история России сложилась так, что целый ряд народов, этносов и национальных
групп, долгое время живших между собою в мире и согласии, оставивших порой
вековую вражду и признавших добрососедство в качестве фундаментальной ценности,
вдруг перессорились между собой и заявили о «полной» государственной
самостоятельности.
Главный
результат преобразований, ознаменовавшихся распадом СССР, действительно состоял
в том, что положения деклараций о суверенитете, принятых в республиках Союза в
1989 - 1990 гг., были реализованы в полной мере. На территории СССР возникло
15 новых государств, каждое из которых стало само распоряжаться национальными
ресурсами и проводить национальную политику. Вместе с тем за несколько лет территория
бывшего Советского Союза превратилась в цепь национально-этнических вулканов:
Карабах, Приднестровье, Таджикистан, Абхазия, Южная Осетия, Ингушетия и
Северная Осетия, наконец, Чечня. Все это зоны затяжных вооруженных конфликтов,
ставшие столь же известными, как Северная Ирландия, Палестина, Югославия.
Анализ
научно-энциклопедической и справочной литературы показал, что понятие «военный
конфликт» за последнее десятилетие претерпело существенные изменения.
Термином
«конфликт» (от лат. conflictus - столкновение) определяется
столкновение противоположных интересов, взглядов, стремлений; серьезное разногласие,
острый спор, приводящий к борьбе [Большая Советская Энциклопедия. Под ред. Прохорова
А.М. – М., 1973. Т. 13. С. 84].
Распад
тоталитарной системы в нашей стране привел к резкой дестабилизации
межнациональных отношений, обострению старых и появлению новых конфликтов на
национально-этнической почве. Различаясь по масштабам, социальному значению,
происхождению, «возрасту», напряженности, они имеют одну «конечную природу».
Их глубинные корни - нарушение прав той или иной нации или национальной
группы, справедливости и равноправия в межнациональных отношениях. Это может
быть политическое неравенство, когда в системе государственного управления преобладают
представители какого-либо одного этноса в ущерб другим. Или языковое
неравенство — провозглашение государственным (официальным) языка какого-либо
этноса, пусть даже он и доминирует в том или ином государстве, в ущерб другим
этническим группам. (Пример — ситуация с румынским языком в Молдове, вызывающая
недовольство в Приднестровье, где половину населения составляют украинцы и
русские.) Или — насильственная ассимиляция, отказ в праве на автономию.
(Судьба немецкого населения в СНГ, депортированного в годы второй мировой
войны в различные районы Сибири и Казахстана.) [Этингер Я. Международные
конфликты в СНГ и международный опыт//Свободная мысль. - 1993. - № 3, с. 87].
Долгое
время военные конфликты на территории одной страны определялись как межнациональные
(межэтнические) конфликты. В литературе по национальным движениям сложилось
несколько точек зрения на проблемы подобных конфликтов. Суть одной из наиболее
известных и распространенных концепций выражается в том, что наступает новый
цивилизационный кризис, который в ближайшем будущем обозначит себя в еще более
драматичных формах. В основе столкновения лежит культурная несовместимость
народов и, прежде всего несовместимость евро-христианской и
азиатско-мусульманской цивилизаций [Huntington S.P. The Clash of Civilizations?//The Intermational System after the Collapse of the East-West Order. 1994].
Действительно, если посмотреть на перечень горячих точек планеты, то нетрудно
заметить, что культурно-цивилизационный компонент играет в них немаловажную
роль (Боснийский конфликт, палестино - израильский конфликт и др.).
Однако
если присмотреться к этим конфликтам более внимательно, то нетрудно заметить,
что не менее важную роль в обосновании позиций сторон конфликта играют
территориальные притязания и стремления к обоснованию права на существование
суверенного государства в пределах определенной территории. Причем вопрос о
праве на территорию облекается, как правило, в форму апелляции к «священному»:
к историческим корням народа, к религиозным традициям и, разумеется, к
«национальным интересам» соответствующих сообществ.
Вторая
точка зрения на развертывающиеся конфликты представляет собой теоретическое
обобщение ситуации, сложившейся во всем мире в послевоенный период. Распад
колониальной системы стал и следствием, и мощным стимулом национальных движений
и соответствующих национальных идеологий. Через национальные движения,
противостоящие метрополиям, народы, добившиеся политической независимости,
встали на путь модернизации, приобщения к таким достижениям мировой культуры,
как высокие технологии, современные информационные системы, рациональность
управления, основанная на сочетании рыночных отношений и государственного
регулирования экономики. Перед этими народами, представляющими большую часть
населения земли, встала дилемма: либо раствориться в достижениях современной
цивилизации, либо найти средства сохранения своей самобытности с помощью национализма.
Вот
почему, прежде чем объяснять национальные конфликты с помощью национализма, необходимо
выяснить — в каждом конкретном случае отдельно, — о каком именно национализме
идет речь, в какой мере и каким образом сочетаются в нем элементы архаики, защита
этнических или национальных интересов данного народа и стремление к
модернизации. Более того, при конкретном анализе этой проблемы выясняется, что
национализм каждого народа связан с версиями национального самосознания,
опирающимися на соответствующий исторический опыт, на более или менее
утвердившееся и распространенное в массовом сознании этноса или национальной
группы представление о самих себе, о своих ближайших соседях, об исторических
нациях современного мира. Но здесь национализм сталкивается с проблемой
гражданственности, правового государства, с проблемой приоритетности прав личности
или прав этнических образований, народов и наций.
Смысл
третьей точки зрения или «концепции идеологического обруча» послужившей
основой создания теории источников многонациональных конфликтов, сводится к
тому, что социалистическая идеология, будучи вариантом идеологии тоталитарной,
служила срeдством подавления национальных интересов. Как только под
напором внешних и внутренних сил мощь тоталитарного государства ослабла, так, в
полную меру, обнаружились подавлявшиеся до тех пор национальные интересы и
национализмы [Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском
пространстве. – М., 1996, с. 3-4].
В
основе всех трех перечисленных точек зрения на природу межнациональных
конфликтов лежат, на наш взгляд, слишком широкие предпосылки, не позволяющие в
полной мере учесть специфику происходящего в России. Это не значит, что они
полностью неверны. Каждая из них схватывает какую-то сторону процесса и
обращает внимание на некоторые важные характеристики субъекта социального
действия, осуществляющего преобразования, но ни одна из них не сконцентрирована
на происходящем ныне в российской жизни.
В
последнее время при анализе этно-национальных конфликтов преобладают
междисциплинарные подходы, используется богатый материал, накопленный историей,
политической наукой, культурологией, экономикой, этнологией, психологией,
социологией, статистикой и географией [Анализ и прогноз межнациональных
конфликтов в России и СНГ//Ежегодник Центра социологического анализа
межнациональных конфликтов РНИСиНП. Под ред. С.Я. Матвеева. - М., 1994;
Взаимодействие политических и межнационально-этнических конфликтов.//Материалы
международного симпозиума 18 – 24 апреля 1994 г. Под ред. А.Г. Здравомыслова. - М., 1994.]
Исследование
межнациональных конфликтов на фоне общего хода российских преобразований, как
правило, уже рассматривается как некая совокупность более широких процессов,
как своего рода социальный контекст, в котором происходят эти конфликты.
Межнациональные конфликты рассматриваются также сквозь призму меняющихся
интересов и ценностей [Динамика ценностных ориентаций населения России: 1990 –
1994 годы. Под ред. Л.А. Беляевой. М., 1996.], а отношение к межнациональным
конфликтам основано, прежде всего, на определенных нормативно-ценностных
категориях. В качестве межнациональных столкновений рассматриваются те
конфликты, которые, так или иначе, включают в себя национально-этническую
мотивацию. В конфликтах подобного рода действует «сознание Мы» как этнической
или национальной общности, выступающее специфическим средством или механизмом
мобилизации социального, массового действия. В свою очередь, социальное
действие оказывается средством и инструментом борьбы формирующихся групп политической
элиты за доступ к ресурсам и за возможность контроля над этими ресурсами. Таким
образом, в определении межнациональных конфликтов объединяются ценностные и
ресурсные подходы, имеющие взаимодополняющий характер. Кроме того, обращается
внимание на особую роль политической элиты в провоцировании межнациональных
или межэтнических конфликтов, хотя сама она, в свою очередь, представляет собой
вполне определенный продукт внутренней дифференциации соответствующей
национальной группы [Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. 3-е изд. - М.,
1996].
Действительно,
подобный подход позволяет сделать вывод прогностического свойства: в любом
национально-этническом сообществе со сложной внутренней структурой и
перспективами перераспределения «групп влияния» будет возникать этническая
напряженность с тенденцией перерастания ее — при определенных условиях — в
межнациональный конфликт.
Тема
данного исследования предопределяет изучение вооруженного противоборства, т.е.
военную «составляющую» межнациональных конфликтов, которые в последнее время
«насыщаются» все более острым содержанием, выраженным в применении регулярных
воинских подразделений, т.е. приобретают форму чисто военных конфликтов.
Конфликт
военный – это форма разрешения противоречий между государствами с двусторонним
применением военной силы. В широком смысле – всякая война, в узком – чаще всего
вооруженное столкновение на государственной границе (в приграничной зоне),
вызванное ее нарушением, ущемлением суверенитета того или иного государства и
др. [Военно-энциклопедический словарь. Под ред. Огаркова Н.В.
– М., 1983. С. 354].
Однако,
на первый взгляд, предмет нашего исследования больше соотносится с термином
«вооруженные конфликты немеждународного характера» [Роджерс А.П.В. Гражданская
война//Военные преступления. Под ред. Гутмена Р. и Риффа Д. – М., 2001, с.
127], т.е. с внутрироссийскими военными конфликтами. Международные правовые
нормы, регулирующие вооруженные конфликты немеждународного характера,
проработаны в гораздо меньшей степени, нежели те, что относятся к
межгосударственным вооруженным конфликтам. Эти нормы могут быть найдены лишь в
основных принципах обычного права и в общей статье 3 Женевских Конвенций 1949
года, дополненных в 1977 г. Протоколом II, в котором
приводятся наиболее важные нормы, обязательные для всех сторон вооруженных
конфликтов немеждународного характера.
Содержательный
анализ конфликтов в пределах РФ, проведенный А. Здравомыслов, С. Матвеевым и
др. [Здравомыслов А., Матвеев С. Межнациональные конфликты в России и
СНГ//Институт этнологии РАН. М., 1995], позволяет сгруппировать вооруженные
конфликты немеждународного характера в три основных вида:
1.
Конфликты, в которых доминирующую роль играют территориальные притязания. Они
касаются соседствующих народов и этнических групп и могут приобретать весьма
острый характер. Наиболее явный пример конфликта этого типа —
осетино-ингушский. Напряженность в связи с территориальными спорами имело место
и в Кабардино-Балкарии.
2.
Конфликты сецессионного типа, в основе которых ставится вопрос о выходе из
России и полной государственной самостоятельности, Здесь наиболее ярким
примером является чеченский кризис. Сецессионные тенденции имели место и в
Татарстане до заключения договора о разграничении полномочий между федеральными
и республиканскими властями, несмотря на отсутствие у Татарстана каких-либо
внешних границ. За пределами России конфликтами
такого же типа являются абхазско-грузинский и приднестровский.
3.
Статусные конфликты, в основе которых лежат требования о расширении
административно-управленческих полномочий в соответствующем регионе. Один из
источников подобных конфликтных ситуаций заключается в проблеме административного
и государственного статуса соответствующих национальных образований.
В
данном виде конфликта российская история пока не знала применения военной силы,
поэтому в нашем исследовании будут рассмотрены только первые два вида
конфликтов, которые до 1994 года в отечественной литературе именовались, как
уже указывалось, межнациональными или межэтническими.
События,
развернувшиеся в Чеченской Республике в 1994 г., внесли изменения в терминологию. Внутрироссийский конфликт в Чечне приобрел звучание как военная операция,
война или чеченский кризис. [Илюхин В. Отказаться от попыток
«разыграть» чеченскую карту// Российская
газета. 15 дек. 1994. С. 2; Симонов В. Срок ультиматума истек. Что дальше?// Российская газета. 16 дек. 1994; Климов В. Они за
победу. За свою.// Российская газета. 6 янв. 1995. С. 2].
Война в Чечне, по официальным российским оценкам — это внутригосударственный
конфликт, основное содержание которого -борьба России за территориальную
целостность и укрепление безопасности. Основные задачи, которые решали
федеральные войска, состояли в разгроме бандитских формирований, баз и центров
подготовки диверсантов, пунктов управления и узлов связи, а также прекращение
притока помощи боевикам из-за рубежа. Россия преследовала и важную
стратегическую цель - не допустить блокирование своих выходов в Азию.
В данном исследовании под термином
«внутригосударственный военный (вооруженный) конфликт» будет пониматься военное
противоборство федеральных сил (армии, подразделений МВД и спецподразделений) и
незаконных вооруженных формирований в интересах
территориальной целостности и укрепления безопасности России.
Как
показал анализ процесса эволюции понятия «военный конфликт» под это
определение, как внутригосударственный конфликт с применением военной силы,
подходят столкновения в Таджикистане и Дагестане, осетино-ингушское
противостояние и чеченские войны. На примерах этих «событий» и будет построено
основное исследование характера отражения военных конфликтов в печатных СМИ
России.
1.2.
Проблемы свободы печати в зоне вооруженного конфликта
Свобода
печати и журналистская этика в зоне вооруженного конфликта во многом, на наш
взгляд, зависит от соблюдения правовых и моральных норм, принятых в обществе.
Основой
функционирования средств массовой информации в правовом государстве является
свобода массовой информации. Но любая свобода никогда не бывает беспредельной,
она должна сопрягаться с ответственностью - правовой и этической. Среди
исследователей журналистики считается, что «чем больше свободы действий, а
значит и возможностей влиять на общественную жизнь предоставлено журналистике,
тем выше мера ее ответственности за характер и последствия использования этой
свободы. И каждый журналист, выполняя свой профессиональный долг, обязан
отвечать на требования, предъявляемые к журналистике своим творчеством,
достоверными, объективными публикациями, которые никто не смог бы
опровергнуть» [Ворошилов В.В. Правовые и этические нормы журналистики. – СПбТУ,
1999, 300 с.].
Данные
требования сформулированы в соответствующих конвенциях, законах и иных
подзаконных актах.
Свобода искать, получать и распространять информацию и
идеи любыми способами и независимо от государственных границ закреплена во
Всеобщей декларации прав человека (статья 19) и Европейской конвенции о защите
прав человека и основных свобод (статья 10).
В большинстве существующих правовых документах
сформулирован статус средств массовой информации, который включает в себя
такие реалии, как свободу слова и печати, право на информацию и обязанность
предоставлять ее — объективную и достоверную, полную, а не дозированную —
обществу, прежде всего, гражданам.
Системе
журналистского права Российской Федерации уже более 15 лет, однако, проблема
обеспечения свободы печати продолжает оставаться актуальной. Отражение характера происходящих событий в
средствах массовой информации, на наш взгляд, зачастую имеет неполный,
неконкретный, а иногда и искаженно-вымышленный характер.
Особенно это касается освещения вооруженных конфликтов.
Ход боевых действий, их политическая подоплека, экономическое и военное
обеспечение, особенности и детали, жертвы и материальные потери остаются для
граждан России многими неизвестными в уравнении, которое решают политики и военные.
А газеты, телевидение и радио зачастую не могут или не хотят рассказать полную
правду о ходе противостояния конфликтующих сторон.
Не
могут потому, что повсеместно действует политическая и военная цензура. И
зачастую не хотят из-за проблем, которые возникают у журналистов с военными и
руководителями собственных СМИ.
Первой, на наш взгляд,
проблемой свободы печати является
несогласованность большинства из перечисленных правовых документах.
Практически
в зонах всех вооруженных конфликтах велась необъявленная война. Во многих
странах существует «чрезвычайное» законодательство, специально созданное для
применения в подобного рода чрезвычайных ситуациях, при этом действие ряда
норм законодательства «мирного времени» ограничивается или приостанавливается.
В
России ситуация, пока, несколько иная. Статья 56 Конституции Российской
Федерации предусматривает возможность ограничения прав и свобод человека, в том
числе и права свободно искать, получать, передавать, производить и
распространять информацию, лишь в период чрезвычайного положения. На военное
положение, в качестве основания для ограничения прав Конституция не указывает.
В силу прямого указания Конституции (ст. 56) обстоятельства, при которых может
вводиться чрезвычайное положение, а также ограничения прав и свобод человека
могут устанавливаться лишь федеральным конституционным законом. Эта
конституционная норма исключила возможность применения на территориях военных
конфликтов Закона РФ «О чрезвычайном положении», который не является конституционным
законом.
В
результате сложилось парадоксальное положение: в законодательстве полностью
игнорируется возможность возникновения в России чрезвычайной ситуации типа
конфликта в Чечне, в результате чего у представителей государственной власти
нет достаточных законных оснований для ограничения прав и свобод граждан (даже
с целью обеспечения их жизни, здоровья и безопасности); с другой стороны, отсутствие
четкого указания на пределы возможного ограничения прав создает благоприятную
почву для нарушения прав и свобод граждан (в том числе и журналистов),
находящихся в зоне чеченского конфликта.
Образовавшийся
правовой вакуум крайне неудачно, на наш взгляд, был заполнен Постановлением
Правительства Российской Федерации «Об обеспечении государственной безопасности,
территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод
граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории
Чеченской республики и прилегающих к ней районов Северного Кавказа», принятым
во исполнение Указа Президента Российской Федерации «О мерах по пресечению
деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской
республики и в зоне осетино-ингушского конфликта». Создавая по существу
неконституционный режим на территории Чечни, это постановление Правительства
открыло путь для дальнейших массовых нарушений прав граждан, в том числе и права
на информацию.
Таким образом, в отечественном правовом поле не всегда учитывается, что
роль СМИ в развитии глобальных исторических процессов постоянно возрастает,
вызывая великое искушение использовать их как действенный инструмент в решении
проблем разного уровня. СМИ действительно стали самым эффективным
манипулятором общественного мнения и, увы, очень редко в интересах общества. На
сегодняшний день, пожалуй, нет другого такого мощного оружия разрушения или
орудия созидания, каковыми являются СМИ [Дарига Назарбаева. Время не бросает
никаких вызовов//Журналист. – 2001. - № 9].
Очевидно, что трудно подсчитать, сколько
журналистов являются носителями подобного оружия – десятки тысяч, сотни... Тем
не менее, «90% информации о событиях мы узнаем из крупнейших западных
информационных агентств» [Спрятанная война: о событиях в Чечне без военной цензуры//Известия.
- 1999. - 2 ноября. С. 7].
Почему же так происходит, что отечественные
представители прессы, фактически «загнаны в угол», и не имеют возможности
давать необходимый объем и качество информации?
Вторая, на наш взгляд,
проблема свободы печати обнажена в одном из совместных заявлений Союза
журналистов России, Комитета по защите свободы слова и прав журналистов и Фонда
защиты гласности (декабрь 1994 г.), в котором говорится, что «…российское
общество столкнулось с вызывающим нежеланием высших органов государственной
власти сообщать ему достоверную информацию о своей деятельности. Более того -
откровенная ложь становится «фирменным стилем» общения правительства с
народом». (Имелись в виду, прежде всего, события в Чечне и операция «секретных
служб» против «Мост-банка» в Москве). Авторы заявления требовали «уважения к
праву граждан получать своевременную и правдивую информацию... прекращения унижающего
всех нас обмана, потоком льющегося из официальных источников» [Журналисты на
чеченской войне/Под ред. Симонова А. – М., 1995. С. 21].
В
январе 1995 г. московская хартия журналистов распространила заявление, в котором
констатировала «широкомасштабные нарушения профессиональных прав журналистов» в
результате открытого давления органов власти на российские и зарубежные
средства массовой информации, освещающие события на Северном Кавказе. Кроме
того, хартия призвала журналистов «не распространять так называемые
информационные сообщения правительства без «скрупулезной проверки». А
заместитель руководителя администрации Российского Президента В. Волков заявил,
что «в Москве создано несколько специальных центров для снабжения российских
журналистов дезинформацией о событиях в Чечне». По его словам, эти центры
«запустили через телевидение и некоторые газеты сообщения, искажающие
ситуацию". Он отказался назвать эти центры и их руководителей [Журналисты
на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 54].
«Российская газета» в этом же месяце опубликовала
анонимное обращение Президенту, председателю правительства, председателю
Совета Федерации, Председателю Государственной Думы, министру обороны,
начальнику Генерального штаба вооруженных сил РФ, подписанное «Воины Объединенной
группировки войск в Чеченской республике», в котором говорится, что
«Российская Армия по существу действует в окружении... с тыла удары наносят
противники укрепления российской государственности, засевшие в ряде средств
массовой информации... многие средства массовой информации дезинформируют
население, преднамеренно обостряют политическую обстановку в стране, подрывают
авторитет России на международной арене...» [Журналисты на чеченской войне. Под
ред. Симонова А. – М., 1995, с. 73].
Одной из причин подобных заявлений, на наш взгляд,
являются «нетрадиционные» публикации самих журналистов. Одним из примеров может
служить интервью Елены Масюк, в котором она говорила: «Россия не готова к этой
войне. Такие силы и так бездарно используются. У солдат нет идеи. За что они
воюют? Не случайно и солдаты, и офицеры сами вооружают чеченцев, продают им боеприпасы
и обмундирование. И по дешевке: Нурс, например, стоит 50 тысяч рублей. А когда
начались переговоры, все вообще пошло за копейки. Сама все это наблюдала. Или
такой факт, которому тоже была свидетелем: российский блокпост договаривается
с чеченским отрядом, что те не будут стрелять в них: там, мол, по соседству
другой пост, в него и стреляйте. Как это можно? Или еще видела, как в деревне
Аллерой к чеченскому командиру Хункару приходил российский солдат — просить
еду. А в каких окопах, в каких землянках всю зиму провели солдаты? Не зря нам
не разрешали эти землянки снимать. Какими они вернутся с войны, наши парни?
Никто победу у них не крал. Она изначально была невозможна» [Прекрасная дама в
бронежелете. Елена Масюк дает интервью //Журналист. - 1994 - № 1].
Таким
образом, третья, по нашему мнению, проблема свободы печати обусловлена
своеобразным противостоянием государства и СМИ, «официальных» источников
информации и «свободной» прессы.
Обозреватель
газеты «Московский комсомолец» Александр Минкин подтверждает эту мысль: «Если
бы не было свободы печати, люди бы верили официальной пропаганде. Официальная
пропаганда фантастически лжет, и продолжает это делать и сейчас [Стенограмма
«круглого стола» Международного пресс-центра и клуба «Москва» и Фонда «Фридом
Форум». Москва, гостиница «Рэдиссон-Славянская», 5 июля 1995 г. Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 225-226].
В газете «Вечерняя Москва» 20 января 1996 г. отмечалось, что «все, что творится в Чечне, начиная с 1991 года, включая войну с ноября -
декабря 94-го, опутано такой густой паутиной лжи, что в ней насмерть завяз
авторитет многих ведущих российских политиков, в том числе и президента.
У журналистского корпуса, как показывает анализ
публикаций, появляется ответная реакция на «поведение» органов государственной
власти. О ее проявлении говорит
Аркадий Удальцов, главный редактор еженедельника «Литературная газета»:
«Официально растиражированных ложных сообщений… было за это время несметное
количество. Начиная с того, что половина чеченского народа, или даже больше
вот-вот сама свергнет Дудаева, потом этот парашютный полк, потом бомбардировки
идут или не идут, потом пятого числа без единого выстрела войдем в город. И
конечно, газеты не могли не отреагировать, может быть, иногда даже слишком
остро, саркастично. Ну и это море крови, и часто безвинной крови. Когда еще
солдат погибает в бою, можно как-то понять, но когда мирные жители в таких
количествах гибнут! Тогда пресса не могла не встать в оппозицию к власти
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 186].
И
власть продолжала свое «противостояние» журналистам. В феврале 1995 года руководитель дирекции информационных программ
Российского телевидения А. Нехорошев заявил в своем выступлении на «круглом
столе» «Чеченский кризис и свобода прессы»: «Мне известно, что с первых дней
чеченской войны существовал устный указ Павла Грачева о недопущении освещения
журналистами происходящих в Чечне событий» [Журналисты на чеченской войне. Под
ред. Симонова А. – М., 1995, с. 86].
Причину этому объясняет журналист Елена
Масюк: «…все мы абсолютно бесправны. Что государство захочет, то оно и
сделает. Мы пишем о войне, показываем ее ужасы, а государство, несмотря ни на
что, как убивало, так и продолжает убивать…Есть власть силы, власть денег [Прекрасная
дама в бронежелете. Елена Масюк дает интервью //Журналист. - 1994 - № 1].
Действительно, в первую чеченскую войну много писалось
и говорилось о том, что в нашей армии, среди наших олигархов есть силы и люди,
которые наживаются на войне, и отсутствие реакции власти на такого рода
информацию во многом компрометировало ее. Прошлую войну называли коммерческой. И без СМИ тут опять не обошлось:
«Незадолго до Дагестана в республиканской прессе появились сообщения о том, что
против республики развязана информационная война, поэтому СМИ следовало бы быть
разборчивыми в подборе и подаче различной информации, особенно политического
характера, с тем, чтобы не превратить Дагестан в информационное поле, с
которого собирают кровавую жатву». И вот грянул август 1999 года. Внимание всех
мировых информационных агентств и прочих СМИ было приковано к Дагестану. В
горный край хлынули толпы журналистов и на репортажах и иных материалах об этой
«странной» дагестанской войне они, падкие на сенсацию, хорошо заработали. Не
остались внакладе и их хозяева. Стрингеры дагестанского происхождения, которые
порой, рискуя жизнью, добывали для своих хозяев самые свежие факты, так и не
поняли, что работали, засучив рукава на противника.
«Военная картинка» не сходила в те августовско-сентябрьские
дни с экрана российского телевидения. А ведь на торговле военным информационным
сырьем получили хороший навар известные многим люди, на чьи телевизионные акции
обрушился благодатный дождь дивидендов» [Магомедов С. Закончилась ли война в Дагестане?//Военный
вестник Юга России. – 2000. - № 3, С. 5].
Другие дельцы «не желали упустить случая получить что-то от той «золотой
жилы» (начиная еще с первой чеченской войны – прим. автора), которая открывалась
в связи с формированием рынка оружия» [А.Г. Здравомыслов. Межнациональные
конфликты в постсоветском пространстве. – М., 1996, с. 83].
Третьи – использовали вооруженные конфликты для финансового обеспечения
реализации своих политических целей. Поэтому четвертая, на наш взгляд,
проблема свободы печати обусловлена зависимостью
СМИ от общественно-политического «фактора», от характера оценок самих
журналистов или их руководства вооруженных конфликтов.
Как показывает анализ публикаций, определяющими
факторами из всех, которые влияют на журналистскую и гражданскую позиции,
являются политические аспекты, особенно для государственных средств массовой
информации. «Для журналистов, которые работают в государственных СМИ, всегда
существует проблема взаимоотношений с властью. Что значит государственное телевидение
или газета? Где грань между государственными интересами и интересами простых
людей? Некоторые руководители подчас считают, что есть их интересы, есть интересы
власти, а интересов народа не существует. Общенародные, по-настоящему
государственные интересы подменяются интересами власти» [Доев О. 10 лет в
«горячем» эфире//Вся Осетия. - 2000. - 1 августа. С. З].
Обозреватель «Независимой газеты» Н. Молчанов,
учитывая политический фактор, еще в начале 2000 года убеждал читателей в том,
«независимо от реальных событий в середине марта Москва объявит о завершении
антитеррористической кампании». Иначе вся предвыборная кампания теряет логику» [В чеченской
политике пора менять тактику // Независимая газета. - 2000. - 20 января. С. 1].
Развивая эту же тему военный корреспондент В.
Воронов, писал: «Чем дальше, тем виднее, что воюют не с террористами, а за
кремлевский тpoн» [Воронов В. Стояние на Тереке // Новое время. - 1999. - № 41.
С. 4].
Д. Kъeзa в том же контексте относительно
предвыборной ситуации провозглашал, что «сейчас выиграть войну - или сделать
так, чтобы люди думали, что она выиграна - означает победу на президентских
выборах» [Къеза Д. В такой войне не бывает победы // Общая газета. - 2000. -
17-23 февраля. С. 16].
Именно поэтому в прессе встречалось немало
репортажей о победном шествии федеральных войск по территории Чеченской
республики. «Манипуляция общественным мнением, подавление инакомыслия на
государственном телевидении (и в газетах - прим. автора) отбрасывает нас в
доперестроечные времена» [Паин Э. Колониальная драма России//Московские
новости. - 1999. - 21-27 декабря. С. 7].
И в это вносят свой вклад отдельные журналисты,
аккредитованные в Чечне. Правда, когда из Москвы прибывает очередной циркуляр:
войну не показывать, «Дума и мировая общественность волнуется» [Спрятанная
война: о событиях в Чечне без военной цензуры // Известия. - 1999. - 2 ноября.
С. 7] понимаешь, что не бывает свободы печати на «спрятанной» от народа войне.
И от Запада. «Будь этот самый терроризм только антирусским - еще бы годы и годы
- и Запад, и подвластные ему СМИ не замечали бы Чечни» [Петров М. Чеченская
отечественная ...// Литературная Россия. - 2000. - 25 февраля. С. 4].
Но терроризм вышел из-под контроля, стал международным.
«То какая-то Масюк в ею же вырытую яму упадет, то представителя самого
президента украдут, то цивилизованным англичанам бандиты головы отрежут»
[Петров М. Чеченская отечественная ...// Литературная Россия. - 2000. - 25 февраля.
С. 4].
Проанализировав все это, Запад на Стамбульской сессии Парламентской
Ассамблеи Совета Европы дал России строгие рекомендации прекратить войну в
Чечне. Анализ публикаций того периода показывает, что немало журналистов изменили
курс и стали оправдывать действия армии в глазах Запада» [Петров М. Чеченская
отечественная ...// Литературная Россия. - 2000. - 25 февраля. С. 4].
А на Западе тогда Северо-Кавказский регион
притягивал большое внимание «тех внешних сил, которые всегда считали своей
главной задачей дальнейшее ослабление России, расширение собственных позиций и
окончательный вывод Северного Кавказа из-под влияния России» [Максимова Н.
Битва за каспийскую нефть//Военный вестник Юга России. – 2000. - № 25, с. 3].
Именно на эти силы делают свою ставку руководители бандформирований в своей
борьбе за суверенитет. Для достижения своих целей они используют все средства,
в том числе и российскую прессу; многие из них «свободно выступали в российских
«масс медиа» с прославлением «борцов за свободу» и с какой угодно дезинформацией
о зверствах армии и уничтожении чеченского народа. Многие российские журналисты
им служили, кто за идею: коммунистическую, демократическую или пацифистскую,
кто просто за деньги» [Браев Л.И. Как нам обустроить Чечню или почему не состоялось
государство Ичкерия? // Российская газета. – 2000. – 13 января. – С. 5].
Именно зависимость СМИ и журналистов от денег
обуславливает, на наш взгляд, пятую проблему свободы печати.
М.
Лесин говорил, что СМИ получают негласную подпитку от политических партий,
властных структур, бизнеса, криминальных сообществ. В этих условиях говорить о
свободе, независимости печати — значит, просто закрывать глаза на объективную
реальность» [Лесин М. Ю. Мнение Михаила Лесина.// Журналист. - 2000. - № 9.]
Корреспондент В. Дубнов рассказывает, что «в ту
войну Дудаев выделил журналистам, двадцать миллионов... Теперь (во вторую войну
– прим. автора)- полтора миллиарда» [Дубнов В. Хроника одного самоубийства:
Дагестан. Репортаж со странной войны // Новое время. – 1999. - № 33. С. 11].
Только
за необходимую информацию об одном офицере чеченцы давали 4 тысячи долларов
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 114].
В
свое время директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин в своем
интервью газете "Известия" изложил документ, который, по его словам,
был обнаружен в архиве президента Чеченской республики Джохара Дудаева. Он
представляет собой докладную записку начальника Департамента государственной
безопасности Чеченской республики С. Гелисханова, который доложил, что "в
декабре 1994 года на оплату журналистов было израсходовано 1,5 (полтора)
миллиона долларов", а также сообщил о выделении еще одного миллиона долларов
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 86].
Многие представители журналистского цеха в открытую писали о том за
такие деньги немалая часть российских СМИ взяла сторону чеченцев, лоббировала
чьи угодно интересы, но только не русских «оккупантов»...
Например журнал «Журналист» писал: «…предали и продали армию не только
политики и бизнесмены. В среде только столичных журналистов называли тогда
даже суммы (хотя со свечой при этом наверняка никто не стоял), которые иные
наши коллеги получали от чеченских «братьев». Что ж удивляться, если теперь
иной захмелевший от вина или крови армеец назовет журналиста..., а то и, не дай
Бог, выстрелит в него, запечатлевающего с обочины картинку войны. В конце
концов, мы сами приучили своих читателей и зрителей к тому, что презумпции
невиновности в нашей стране нет, везде ложь, интриги, шкурничество, все продается
и покупается. [Карпенко И. В этом сезоне принято быть патриотичным.//Журналист.
- 1999. - № 10].
Никто не будет признаваться в том, что война является
средством наживы, но чтобы об этом меньше говорилось и писалось, начинается
травля журналистов. Таким образом, противостояние государства и СМИ проявляется
еще и через гонения журналистов. Об этом, в первую очередь, говорят
многочисленные заявления Фонда защиты гласности, Союза журналистов России,
Комитета по защите свободы слова и прав журналистов, а также других общественных
организаций, в которых приводятся многочисленные примеры, свидетельствующие о
намеренном преследовании журналистов, злостном воспрепятствовании их профессиональной
деятельности: задержании и избиении; изъятии аппаратуры, отснятых видео- и
фотоматериалов, и другие факты, демонстрирующие желание военных и политиков
скрыть правду о вооруженных конфликтах [ ].
В одном из своих репортажей А. Чуйков рассказывает
как трудно журналисту, даже имея аккредитацию, добиться разрешения и оформить соответствующие
документы для встречи с интересующим его офицером, как с боем приходиться
пробиваться на передовую, как нелегко передать свежий материал в очередной
номер [Спрятанная война: о событиях в Чечне без военной цензуры // Известия. -
1999. - 2 ноября. С. 8].
Среднестатистический телезритель ли читатель ...
видит «картинку», читает текст и совершенно не задумывается, каким образом все
это делается, и что за этим стоит. Вот как описывает будни своих коллег военный
корреспондент Р. Гусаров: «...Из автомобиля - в вертолет, из вертолета – на
броню, а там еще «пешком и не стонать» кочует съемочная группа от КП к КП и
далее в вечной погоне за выигрышным планом, сочной «картинкой» и емкими
комментариями. Время от времени - «стенд-ап» навскидку, когда в считанные
секунды нужно собрать в кучу разбегающиеся мысли и вытянуть из этой кучи
связный текст. А сразу по возвращении из района - цейтнот, аврал, «перегон с
колес»..., а в ответ претензии. Начальство не довольно. Мол, где динамика, где
кровь, где трупы, где жестокие бои и компромат» [Гусаров Р. Война и пресса //
Военный вестник Юга России. - 2000. - № 6. С. 7].
Существует, впрочем, и совсем иной способ освещения
боевых действий: «Не выезжая из столицы. Не выходя из кабинета. Был, например,
такой специалист в «Известиях». Информацию, зачастую непроверенную и
противоречивую, добывает в «Интернете», а отсутствие живых впечатлений с лихвой
компенсирует буйной фантазией.
Еще один «известинец» все-таки выехал на место
событий. Но еще в Махачкале так напитался впечатлениями, что через сутки стал
героем сенсационной публикации в родной газете. Заметка сообщала о попытке
захвата заложника. Потенциальным заложником был сам корреспондент. Приступив к
тотальной дегустации местных коньяков, он вскоре «гонял чертей» по гостиничному
этажу, а затем забаррикадировался в номере и до утра был в готовности отразить
нападение. А утром в Москве ждали от него информацию...» [Гусаров Р. Война и
пресса // Военный вестник Юга России. - 2000. - № 6. С. 8].
Таким образом, шестая проблема свободы печати
обусловлена различными способами освещения вооруженных конфликтов.
Начальник
Центра общественных связей Министерства внутренних дел РФ В. Ворожцов говорил:
«Ежегодно мы выявляем большое количество лжежурналистов, то есть лиц, которые
путем подделки документов мошеннически, выдавая себя за журналистов, пытаются
осуществлять несовместимую со статусом журналиста деятельность. [Стенограмма
«круглого стола» Международного пресс-центра и клуба «Москва» и Фонда «Фридом
Форум». Москва, гостиница «Рэдиссон-Славянская», 5 июля 1995 г. Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 225-226].
Подобные
действия (подлоги, подделки и т.п.) зачастую являются следствием, и об этом
писали многие журналисты, того, что существует седьмая проблема свободы
печати, обусловленная необходимостью и неизбежностью общения журналистов в зоне
вооруженного конфликта с военными.
Военный корреспондент Р. Гусаров так и пишет, что
война - не парламентские дебаты. Тут свои законы, своя логика, поэтому наглядно
убеждаешься, что у свободы слова есть оборотная сторона [Гусаров Р. Война и
пресса // Военный вестник Юга России. - 2000. - № 6. С. 8].
Но ни в одной из исследованных нами работ и публикаций
не говорится о том, что логика войны оправдывает нарушения права на информацию,
недопущение журналистов в определенные местности, изъятие у них аппаратуры и записей,
дезинформацию журналистов и широкой общественности о происходящих событиях и
т.п.
В
принципе и российская Конституция, и международно-правовые акты (в частности,
Пакт о гражданских и политических правах) допускают ограничения права искать,
получать и передавать информацию и права свободно передвигаться по территории
страны в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав
и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности
государства. Однако любые ограничения подобного рода могут вводиться лишь федеральным
законом.
Поэтому
в ситуации, когда подобное законодательство отсутствовало, любые ограничения прав
журналистов, даже если они преследовали цель охраны их жизни и здоровья,
противоречили закону.
Выход
из такой ситуации был бы возможен через применение положений о состоянии
крайней необходимости: в тех случаях, когда речь шла о совершении деяний, содержащих
признаки преступления (например, признаки злостного воспрепятствования законной
профессиональной деятельности журналиста), правомерна постановка вопроса о
том, не действует ли зачастую военное руководство, вводившее ограничения, в
состоянии крайней необходимости, то есть не пожертвовало ли оно профессиональными
правами журналиста ради устранения угрозы более высоким ценностям - жизни и
здоровью журналиста.
Таким образом, анализ публикаций о событиях на
территориях вооруженных конфликтов позволят сделать следующие выводы:
1. Журналистам, аккредитованным в районы боевых
действий, приходится работать в условиях серьезных информативных ограничений и
они не имеют необходимых возможностей, чтобы рассказать полную правду о
вооруженном конфликте.
2. Свобода печати в России - понятие относительное,
особенно в отношении политики страны, ведущей на своей территории боевые
действия. На свободу печатной информации у нас влияют следующие факторы:
а) наследие советского закрытого общества;
б) жесткий контроль информационной политики военной
цензурой (фильтрация новостей о происходящем в районах вооруженных конфликтов
осуществляется органами военной прессы);
в) восприятие вооруженных конфликтов, особенно в Чечне
не как полномасштабной войны, а как некой военной операции, направленной на
восстановление основ конституционного строя, обуславливающей объективность
оценок причин, характера и последствий боевых действий.
3. Оборотная сторона свободы печати проявляется в
следующем:
а) выбрана тактика сокрытия фактов и умалчивание о
происходящих событиях: отрицается наличие крупномасштабных тяжелых боев и
значительных потерь; занижается численный состав сил и средств террористов1;
не называются масштабы разрушений; не говорится о положении беженцев;
приукрашиваются успехи федеральных сил, обходится стороной недостойное
поведение российских военнослужащих (несанкционированное вступление в
переговоры с террористами, договоренности о неприменении оружия друг против
друга, продажа боеприпасов и вооружения, дезертирство из района военных
действий, пассивное ведение боевых действий, мародерство среди местного населения);
б) российские печатные средства в своих выпусках нередко
используют данные, преподносимые лидерами террористов в интересах формирования
антиправительственного общественного мнения.
1.3.
Соблюдение журналистами профессиональной этики
в период вооруженного конфликта
Анализ проблем свободы печати в зоне вооруженного
конфликта позволяет также говорить и о субъективном факторе свободы
слова – о журналистской этике.
Возникшая как философская категория (большинство
исследователей связывают зарождение этики как науки с появлением книги
Аристотеля «Никомахова этика»), в наши дни этика распространила свое «влияние»
практически на все стороны жизни и многие области знаний.
В отечественной науке проблемами этики занимались С.Ф.
Анисимов, Л.М. Архангельский, В И. Бакштановский, Г.Г. Гумницкий, А.А.
Гусейнов, О.Г. Дробницкий, В.Т Ефимов, В.П. Кобляков, Н.Н. Крутов, Ю.В.
Согомонов, Э.Ю. Соловьев, А.И. Титаренко, К.А. Шварцман, А.Ф. Шишкин и другие
исследователи.
В большинстве работ данных авторов по-разному
характеризуется, во-первых, сущность морали, ее природа, структура,
функционирование; во-вторых, разработанные нормативы — идеалы, принципы, нормы,
а также соотношение этики и морали. И это понятно, так как, на наш взгляд,
моральные (этические) отношения представляют собой совокупность связей, в
которую входят индивидуальное и общественное сознание, индивидуальное
поведение и общественная практика, а также сознание и поведение как таковые.
Обобщение материалов разных исследований сделал Л.М.
Архангельский. Говоря о предмете этики как науки, он писал: «индивиды как
субъекты нравственных отношений обладают волей, способностью принимать и осуществлять
на практике решения, т.е. необходимыми психологическими свойствами, обеспечивающими
их нравственную дееспособность. Взаимоотношение общности и индивидов в
нравственном аспекте конкретизируется как прямая и обратная связь признанных
(объективно утвердившихся) моральных норм и поведения отдельных людей.
Человеческое поведение опирается на интериоризацию (субъективацию) моральных
норм и их объективацию (реализацию) в практических действиях и отношениях.
Такое повседневное функционирование морали, развертывающееся в рамках
взаимодействия общего и индивидуального морального сознания, общественной и
индивидуальной деятельности, позволяет отнести этот процесс к области
социальной регуляции поведения. Моральная регуляция и психические механизмы регулятивной
деятельности человека представляют собой различные взаимосвязанные аспекты
более общего процесса — социальной регуляции» [Архангельский Л. М. Марксистская
этика. - М., 1985. С. 69-70.].
По нашему мнению, этика является объективно-субъективным отражением
сложившегося механизма получения знания о морали.
Существующее
множество этических концепций и нормативных разработок возникло, по всей
видимости, для того, чтобы их влияние на мораль осуществлялось в процессе
состязательности и не было бы беспрепятственным, абсолютным ни для одной из них
[Лазутина Г.В. Профессиональная этика журналиста. – М., 1999, с. 20].
Помимо марксистской теории морали, в рамках которой
преимущественно развивалась в XX в отечественная этическая мысль, насчитывают
еще несколько десятков этических теорий и направлений (см. Апресян Р.Г. Идея
морали и базовые нормативно-этические программы. - М., 1995; Гусейнов А.Л.,
Апресян Р.Г. Этика. - М., 1998 и др.).
Если рассматривать проблемы профессиональной этики и, в
частности журналистской, то едва ли не первым обратился к выявлению природы
профессиональной этики Р.Г. Бухарцев. Он обосновал органичную связь между уровнем
профессионально-этического развития журналиста и его творческим потенциалом
[Бухарцев Р.Г. Вопросы профессиональной этики журналиста. - Свердловск, 1971].
В дальнейшем В.А. Казакова обозначила основные виды
нравственных отношений, в которые вступают журналисты в процессе работы
[Казакова В.А. Социальные проблемы профессиональной этики журналиста. Автореф.
дисс. …канд. соц. наук. - М., 1975]. В.М. Теплюк подробно рассмотрел проблему
социальной ответственности журналиста и систематизировал принятые в
журналистике этические нормы сбора и использования информации [Теплюк В.М.
Журналист и источники информации: этические проблемы творческой деятельности
журналиста. - М.,1977]. И.А. Кумылганова проследила, как развивались нормы
журналистской морали и пронаблюдала действие морали в ходе творческого
процесса [Кумылганова И.А. Нравственные критерии в профессиональной журналистской
деятельности. - М., 1992].
Д.С. Авраамов всесторонне охарактеризовал
профессиональную мораль журналиста как социальный феномен, определил ее место в
общественном сознании и особый характер норм, обозначил связь индивидуального
сознания как носителя профессиональной морали с позицией журналиста,
реализуемой в тех профессионально-нравственных отношениях, на которые его
«выводит» работа [Авраамов Д.С. Профессиональная этика журналиста, парадоксы
развития, поиски, перспективы. - М., 1991. С. 20].
Большинство трудов перечисленных и других исследователей
построено на изучении практики советской журналистики и отражает особенности
подхода, принятого в отечественной этике.
В
последние годы проблемы журналистской этики исследовались Центром прикладной
этики Тюменского научного центра Сибирского отделения РАН совместно с Фондом
защиты гласности и Комитетом Российской Федерации по печати [Становление духа
корпорации: правила честной игры в сообществе журналистов. - Тюмень, 1995];
ежегодных практических семинаров «Журналистика и социология» [Журналистика и
социология. Россия, 90-е годы. Под ред. Корконосенко С.Г. – СПб., 2001;
Журналистика и социология’2000. Журналистика как массовая коммуникация. Под
ред. Корконосенко С.Г. т др. – СПб., 2001 и др.].
Результаты указанных и других исследований показывают,
что профессия предоставляет журналисту право и обязанность «вершить» от имени
общества публичный моральный суд над явлениями, привлекающими общественный интерес.
Выбор темы и поиски адреса, определение цели публикации и отбор фактов, оценка
поведения героя или характера ситуации, даже построение материала — в каждой
из этих «технологических» операций обязательно проявляется и отношение
журналиста к тем, о ком и для кого он пишет. То есть моральные отношения
вплетены в содержание его работы, а сама она от начала до конца предстает как
нравственная по своему характеру деятельность. Следовательно, журналистскую
мораль можно рассматривать и как форму общественного сознания, и как субъективное
состояние личности, и как реальное общественное отношение [Корконосенко С.Г.,
Ворошилов В.В. Право и этика СМИ. – СПб., 1999].
В содержание этики СМИ входят правила поведения, выработанные
самими журналистами, и те, что привносятся извне.
В данной работе журналистская этика будет рассматриваться
как правила поведения, принятые в журналистской среде и понимаемые ею, как
нравственные нормы.
Изложение подобных правил мы находим в Кодексе Общества
профессиональных журналистов - старейшего в мире объединения издателей, редакторов,
репортеров и студентов-журналистов, в Декларации принципов поведения журналиста
(Международная федерация журналистов), в Кодексе профессиональной этики
российского журналиста и других документах.
В начале второй чеченской войны перед журналистами
выступил В. Васильев, заместитель секретаря российского Совета безопасности:
«Сейчас идет борьба за общественное мнение как внутри страны, так и за ее
рубежом. Важны не только военные действия, но и информация. Тот, кто будет
формировать общественной мнение, будет выигрывать процесс... чеченская сторона
не, испытывает особых угрызений совести в плане проверки информации и
сбрасывает ее в любом варианте в соответствующем толковании. Здесь мы видим
необходимость активизации нашей работы» [Асуев Ш. Приказано верить // За рубежом.
- 1999. - № 50. С. З]. Вот и подтверждение тому, что информация, необходимая
террористам, распространяется, в том числе и через российских журналистов. Вот
и призыв к СМИ не пренебрегать в указанных целях дезинформацией. Многие
журналисты, к сожалению, прислушиваются к подобным указаниям.
А некоторые журналисты, как показывает исследование
публикаций, не утруждают себя поиском интересного, информационно-конкретного,
аналитически-продуманного и объективного материала. Во многих статьях [Аракишвили
Г. Чеченский кинжал // За рубежом. - 2000.- 15 апреля; Группа индивидуального
террора // Известия. - 1999. - 21 октября; На всех хватит: Чеченская война
глазами российского солдата // Московские новости. - 2000. - № 5; Окопная правда
// Комсомольская правда. - 1999. - 11 ноября и др.] авторы пишут о том, что
видят, но они не называют ни конкретных фактов, ни обстоятельств происходящего,
ни причин случившегося; не дают анализа последствий; не сообщают о потерях. А
просто перечисляют названия населенных пунктов, затейливо сообщают о передвижении
войск, о поступлении инфекционных больных в госпиталь, о трудностях общения с
начальником военного пресс-центра и многом другом, что далеко от войны и не
интересно читателям. Но заголовки к своим репортажам придумывают интригующие:
«О событиях в Чечне без военной цензуры», «Окопная правда», «Чеченская война
глазами российского солдата», «На войне без правил» и др.
Корреспондент журнала «За рубежом» Ш. Асуев приводит
другой пример соблюдения журналистской этики. Росинформцентр в свое время
опровергал сообщения западных СМИ о тяжелых боях, происшедших в чеченской
столице: «не было боя, не было техники, не было жертв. «Эта информационная
провокация, кем она запущена, сейчас надо узнать», - заявил Интерфаксу министр
обороны России Игорь Сергеев. Рейтером была она запущена, отвечает Ш.Асуев.
Корреспондентом этого агентства М. Эйсмонт... Правоту этого подтвердил другой известный
журналист - корреспондент радио «Свобода» А. Бабицкий, тоже находившийся тогда
в Грозном...» [Асуев Ш. Приказано верить // За рубежом. - 1999. - № 50. С. З].
И какой только аспект того или иного вооруженного
конфликта ни возьми - будь то бои или передышка, снабжение или его отсутствие,
боевики или беженцы, передовая или госпиталь - все, о чем пишут корреспонденты,
показывает, соблюдается ли журналистская этика.
Если ее рассматривать через призму выборки, режиссуры,
фильтрации, искажения фактов, дезинформации и грубо сотканной лжи, то это
обратная сторона свободы печати, на которую «имеет право» журналист,
аккредитованный в зоне вооруженного конфликта.
Таким образом, несоблюдение правил
поведения, принятых в журналистской среде и отсутствие широкой практики
применения ответственности за эти нарушения, а также Кодекса для журналистов,
действующих в зоне вооруженного конфликта, приводит к «масштабным» нарушениям
журналистской этики.
1.4. Влияние журналистики на характер
развития вооруженных конфликтов
Изучение проблем влияния журналистики на развитие
вооруженных конфликтов и борьбу с терроризмом имеет, на наш взгляд, богатую
мировую практику. Данному аспекту посвящены документы многочисленных Конгрессов
ООН, международных семинаров, Европейская конвенция «О защите прав человека и основных
свобод» и т.п.
Например, на VIII Конгрессе ООН по предупреждению
преступности и обращению с правонарушителями подчеркивалось, что существенным
фактором роста преступности является распространение средствами массовой информации
идей и взглядов, ведущих к росту насилия, неравенства и нетерпимости [Криминология
и организация предупреждения преступности. - М , 1995, с. 56-57].
А на IX Конгрессе ООН отмечалось, что СМИ нередко
искажают информацию о содержании и эффективности борьбы правоохранительных
органов с преступностью, а также что их аудитория не информируется объективно
о криминогенных факторах, равно как и о путях предупреждения преступных посягательств
[Иванов Э.А. Средства массовой информации и борьба с преступностью: союзник или
наблюдатель?//Преступность: стратегия борьбы. М, 1997, с. 96-97].
Часть 2 статьи 10 Европейской конвенции «О защите прав
человека и основных свобод» в отношении прав на свободу выражения мнений и
деятельности СМИ подчеркивает, что «пользование этими свободами, поскольку это
согласуется с обязанностями и ответственностью, может быть предметом таких
формальностей, условий, ограничений и наказаний, предусмотренных в законе и
необходимых в демократическом обществе в интересах национальной безопасности,
территориальной целостности или публичного порядка в целях предотвращения
беспорядков и преступлений, для защиты здоровья и морали, а также для защиты
репутации или прав других лиц, для предотвращения утечки информации, полученной
конфиденциально, или поддержания авторитета и беспристрастности правосудия»
[Права человека. Сборник универсальных и региональных международных документов.
- М., 1990, с. 89].
В мировой практике интересы обеспечения безопасности
общества рассматриваются через призму обеспечения продуктивного взаимодействия
СМИ с властями, в том числе и правоохранительными органами, в плане
противодействия угрозе терроризма.
Например, в правоохранительных органах Австралии считают,
что «вредным» в сообщениях СМИ является:
- своего рода «возвеличивание» преступников и их действий
(в зависимости от того, какое место отводилось им в публикациях);
- возможное влияние интервью с преступниками на
проводимые полицией переговоры;
- постоянное рассекречивание размещения, численности и
оснащения полиции, пытающейся разрешить инцидент;
- ненужное травмирование родных и близких жертв;
- подталкивание неуравновешенных людей к стремлению
подражать известным террористам путем широкого и неадекватного освещения
имеющих место инцидентов.
По мнению индийского «Журнала полиции», имеются следующие
основные варианты негативного воздействия СМИ на исход инцидента:
- усиление беспорядков, включая и возможное подражание
«понравившимся» кому-то террористам;
- создание нервозной обстановки и угрозы жизни заложников
во время переговоров (из-за раскрытия важной информации тактического
характера);
- влияние на процесс переговоров, проводимых
правоохранительными органами;
- усиление беспокойства общественности, которая начинает
оказывать больший нажим на власти в целях достижения скорейшего разрешения
конфликта, невзирая на интересы правосудия [Хлобустов О.М. Срндства массовой
информации и борьба с терроризмом//Современный терроризм: состояние и перспективы.
- М., 2000, с. 176 - 180].
В зарубежной литературе проблема влияния средств массовой
информации на общество в период вооруженного конфликта рассматривается в
работах Д. Моррисона, М. Манделбаума, Дж. Каррела, Ф. Тейлора и других авторов.
Среди
российских ученых проблемы СМИ и их роль в освещении конфликтов исследуются в
работах Ю.П. Буданцева, Г.Н. Вачнадзе, А.А. Грабельникова, Б.А. Грушина, Н.Н.
Моисеева, А.И. Ракитова, В.И. Саппака, В.А. Сидорова, М.И. Скуленко и др. Но во
всех работах перечисленных авторов [ ] проблема влияние журналистики на
характер развития вооруженных конфликтов практически не рассматривается.
В отечественной практике также существует множество, хотя
и до конца не согласованных, документов регламентирующих взаимодействие СМИ и силовых
структур. В правовом аспекте – это, в первую очередь, Закон РФ «О борьбе с терроризмом».
Но во всей юридической литературе обозначаются лишь принципы взаимоотношений
СМИ и органов госбезопасности.
Среди
научных исследований следует отметить работы И.О. Кулиева, который обосновал
организацию взаимодействия органов внутренних дел со средствами массовой
информации в условиях межнационального конфликта [Кулиев И.О. Автореф. дисс.
…кандид. юридич. наук. – М., 1996], а также Н.П. Свенцитской, которая
исследовала роль СМИ в регулировании национальных конфликтов на Северном
Кавказе [Свенцитская Н.П. Роль СМИ в регулировании национальных конфликтов на
Северном Кавказе. Автореф. дисс. …кандид. соц. наук. - М., 2000].
Однако выводы, которые делаются в работе Н.П.
Свенцитской, на наш взгляд, слишком обобщенные и не конкретные. В частности
автор определяет, что «роль средств массовой информации в осетино-ингушском
конфликте -неоднозначна, так как роль СМИ в рассматриваемом конфликте - противоречива.
Это обусловлено противоречивостью интересов самих социальных общностей, прямо
или опосредованно задействованных в конфликтной ситуации.
А
роль прессы при освещении вооруженного конфликта в Чечне обусловлена разными
позициями конкретных органов СМИ, поскольку они выражают интересы несовпадающих
социальных групп и слоев населения. ...Характер освещения межнациональных
отношений и конфликтов СМИ не был достаточно взвешенным. Все зависело от
симпатий коммуникатора, его политических ориентации, умения разобраться в
обстановке. Такой подход, очевидно, не способствовал стабилизации
межнациональных отношений, а скорее, являлся конфликтогенным фактором»
[Свенцитская Н.П. Роль СМИ в регулировании национальных конфликтов на Северном
Кавказе. Автореф. дисс. …кандид. соц. наук. - М., 2000].
Н.П. Свенцитская, по нашему мнению, только обозначает
проблему, не указывая, как же конкретно СМИ влияют на государственные структуры
и на общество в целом именно в период межнационального конфликта, когда он
принимает форму вооруженной борьбы.
В
данной работе делается попытка изучить именно особенности влияния журналистики
на характер развития вооруженных конфликтов.
Исследование многочисленных документов и публикаций
позволяет нам говорить о том, что воздействие журналистики оказывается, во-первых,
на власть, и, прежде всего силовые структуры, которые стараются использовать
СМИ для завершения старых и предупреждения возникновения новых вооруженных конфликтов,
террористических актов и, в частности, предотвращения их трагических исходов.
Однако некоторые СМИ считают, что проблемы «сворачивания»
старых и предупреждения новых вооруженных конфликтов можно решить с помощью публикаций,
примерно следующего содержания: в первую чеченскую войну «армию бросили
неукомплектованной, необученной, не довооруженной, скверно обмундированной, без
разведки, с бюрократическим безалаберным и некомпетентным командованием.
Дудаевцам предательски продавалась секретная информация и вооружение...
Боевиков выпускали из окружения» [Браев
Л.И. Как нам обустроить Чечню, или почему не состоялось государство Ичкерия //
Российская газета.- 2000.- 13 января, c. 5].
Войну показывали с чеченской стороны чуть ли не народно-освободи-тельной,
а с российской - грязной, предательской, с бездарными генералами и трусливыми
русскими солдатами, которые и стрелять-то толком не умеют? [Петров М.
Чеченская отечественная…//Литературная Россия. – 2000. – 25 февраля, с. 4].
Информация СМИ о потерях в боевых действиях также,
безусловно, оказывает большое влияние на эволюцию вооруженных конфликтов.
«Аргументы и факты» приводят данные о том, что в
1994-1996 годах погибло 25 тысяч россиян и 61 тыс. чеченцев [Асатуров Б.
История конфликта в Чечне в цифрах и фактах // Аргументы и факты. - 1997. - №
37, с. 2], а «Московские новости» указывают, что только «десятая часть погибших
в прошлой войне - гражданское население» [Паин Э. Колониальная драма
России//Московские новости. - 1999.- 21-27 декабря, с. 7].
В свое время «Комсомольская правда» сообщила, что с
началом второй войны в Чечне за восемь месяцев боев «объединенная группировка
потеряла около 2 тысяч человек убитыми и почти пять тысяч человек ранеными.
Более 60 пропали без вести..., уничтожено более 40 боевых машин пехоты, танков
и бронетранспортеров, 4 самолета и 5 вертолетов, свыше 70 автомашин» [Баранец
В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение // Комсомольская
правда. - 2000. - 17-24 марта, с.4].
После
подобных публикаций «у солдат появляется мотивация для ожесточенных военных
действий: отомстить за товарищей, которые легли рядом, уничтожить ненавистных
чеченцев. Это, конечно, страшная вещь для будущих национальных отношений. И
прессе тут надо бы тонко поработать, потому что такая мотивация может
действительно армию повернуть в античеченское русло, против нации как таковой»
[Удальцов А. Стенограмма дискуссии Комитета РФ по печати. Москва, 18 января 1995 г.//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 185].
Тем
не менее, после сообщений о тысячах жертв большая часть общества уже не хочет
«новых» побед, даже если нарушается государственная целостность страны и «повышается энергетика разрушительного
потенциала экстремизма» [Антонян Ю. Энергетический потенциал
экстремизма//Независимая газета. – 2000. – 15 апреля, с. 3].
В
свое время Секретарь Совета Безопасности РФ Лобов О. дал анализ ситуации в Чеченской
республике. В нем, в частности, говорится по поводу российских и зарубежных
средств массовой информации, которые «усиливают деструктивное воздействие» на
общество [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с.
73].
«Комсомольская правда» отмечала, что «в России
есть достаточно сил, не желающих победы. Еще больше ее противников вокруг
России. В распоряжении этих сил огромный арсенал средств. Это и верные СМИ:
телеканалы, газеты, журналы, которые уже начали «антивоенную» обработку
россиян» [Шурыгин В. Кому мешает наша победа?//Комсомольская правда. — 1999. -
16 ноября, с. 5].
«Российская газета» пишет, что война «...при всех
ее благих целях была крупной ошибкой центра, который не учел масштабов
разложения, раскола и разброда собственных рядов и в государственном аппарате,
и в армии, и в СМИ, и по всей реформируемой стране: наживавшиеся на Чечне и
крови аферисты и коррупционеры, антиельцинская оппозиция среди чиновников и офицеров,
как правая, опасавшаяся за демократию, так и левая, прокоммунистическая, тайно
пособничали боевикам и вредили войскам, чтобы привести их к поражению…» [Браев
Л.И. Как нам обустроить Чечню, или почему не состоялось государство Ичкерия //
Российская газета. – 2000. - 13 января, с. 5].
А.
Бондаренко указывает, что в первую чеченскую кампанию мы «остались без мощного
средства массового воздействия на свои войска, на свое население и на население
противостоящей стороны» [Бондаренко А. Циклические трансформации нашей
«информации»//Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с.
397].
Свое влияние в пользу «сворачивания» вооруженного
конфликта в Чечне, по нашему мнению, оказывали и публикации с конструктивными
предложениями. Например, «Независимая
газета» важным считает «изменение психологии народа, которая допускала
рабовладение в конце XX века и захват заложников как промысел и «профессию».
Необходимо убеждение самого народа в том, что лучше работать, чем воевать, и
что Россия и русские не являются врагами чеченцев» [Антонян Ю. Энергетический
потенциал экстремизма // Независимая газета. - 2000. - 15 апреля, c. З].
«Российская газета» видит способ выхода из
конфликта, предлагая решение полувыхода Чечни из России и полусохранения в ней.
«Во внутренних делах - полная независимость и самоуправление... Но Россия в
состоянии и вынуждена сделать для Чечни три вещи...: дать внешнюю защиту...,
защиту в Чечне внутреннего правопорядка..., помочь в организации
просвещения...» [Браев Л.И. Как нам обустроить Чечню, или почему не состоялось
государство Ичкерия // Российская газета. – 2000. - 13 января, с. 5].
Во-вторых, влияние журналистики,
по нашему мнению, оказывается на
власть и ту часть общества, которая не хотела смириться с тем, что «Москва утратила контроль над ситуацией в Чечне»
[Гушер А. Ключ к Кавказу: политико-экономическая ситуация и межнациональные
отношения в Дагестане // Азия и Африка сегодня. - 1999. - № 4-5, с. 40].
Поэтому после начала второй войны «держава
и народ, то есть армия, политики, общество, печать - все впервые за долгие годы
сплотились и выступили единым фронтом против общего врага. Главное его надо
было обозначить. (И - назначить!)» [Приставкин А. Страна войны // Московские
новости. - 1999. - 16-22 ноября, с. 3]. Пресса,
конечно, активно решала эту задачу.
«Литературная газета» указывает на то, что
«чеченская кампания - не узкая антитеррористическая акция, это начало борьбы
России с тотальной агрессией против нее, внешней и внутренней... поднять Россию
с колен, воздать агрессору за воровство и геноцид, есть исполнение воли всего
русского народа. Глас униженного услышал Владимир Путин! ...Абсолютное большинство
граждан России, как показывают опросы, требует от него довести войны со всем
преступным, чужеродным до победного конца, чего бы это ни стоило...» [Осетинский
О. Чеченский синдром//Литературная газета. - 1999. - 15-21 декабря, с. З].
Решению продолжать войну в Чечне до окончательной победы
способствуют и такие публикации, в которых высказывает мнение, что «Россия
геостратегически заинтересована в становлении и развитии в Чечне
цивилизованного и миролюбиво настроенного гражданского общества с предсказуемым
руководителем, способным ... четко понимать и твердо защищать интересы…, как
Грозного, так и Москвы. В абсолютном значении данное обстоятельство становится
для многих очевидным, так как НАТО предпринимает попытки продвинутся на Кавказ»
[Асуев Ш. Фантомная боль России // За рубежом. - 2000.- 3-9 февраля, с. З] (это
подтверждает приглашение американцев в Грузию).
Таким образом, и на это указывает «Независимая
газета», «поддержанию состояния чеченского кризиса активно способствуют
некоторые СМИ» [Фурман Д. Самый трудный для России народ: Чечня, которую мы не
знаем//Независимая газета. – 1999. – 11 ноября], которым выгодно, с одной
стороны, показать «безобидный» характер боевых действий, как это делает, например,
журнал «Новое время»: «Нынешняя война не очень изобилует фронтальными
столкновениями, и серьезными ныне считаются даже стычки, в которых
задействованы по десятку-другому бойцов с каждой стороны» [В. Дубнов Правда о
победе, сочиненная три дня спустя//Новое время. - 2000. - № 6, с. 7], а с
другой стороны, сформировать образ лютого и коварного врага: «Там - нелюди,
воюющие не за идею, а за право грабить. Пытать, убивать, наживаться на жизни и
смерти» [Гусаров Р. Война и пресса // Военный вестник Юга России. - 2000. - №
6, с. 7].
К формированию образа нынешнего врага прибегают «не
только для того, чтобы обеспечить солидарность общества с властью, но еще и для
того, чтобы не дать внутренним противоречиям перерасти в открытое вооруженное
противостояние» [Дубнов В. Правда о победе, сочиненная три дня спустя//Новое
время. - 2000. - № 6, с. 7], как это было, например, во времена путча.
Однажды Дудаев изрек: «Вы напрасно думаете, что мы
станем вам мстить. Вам отомстят ваши собственные мальчики, которые вернутся с
этой войны...» Его предвидение сбылось, у нас в уголовных делах потоком идут
«афганцы» и «чеченцы» [Приставкин А. Страна войны // Московские новости. -
1999. - 16-22 ноября, c. 3].
По-своему с помощью СМИ у нас идет эскалация роста
преступности, в том числе преступности насильственной. Например, «в настоящее
время в России в свободном обороте находится огромное количество литературы
(книг, журнальных и газетных статей по вопросам самостоятельного изготовления
взрывчатых веществ и самодельных взрывных устройств). В некоторых из них
фактически содержатся рекомендации по их изготовлению и применению. Это
обстоятельство, является одним из факторов, негативно сказывающихся на
состоянии криминогенной обстановки в стране. Так в Российской Федерации только
в 1998 году был зарегистрирован 21 взрыв, в 1999-м — 28, а в 2000 году более
60. причем больше половины из них были совершены с применением взрывных
устройств. Всего же в 1991 — 2000 годах в России (не считая территории Чеченской
Республики) произошло более 12 тысяч взрывов разного характера» [Хлобустов О. Все мы в заложниках у
преступников//Журналист. - 2001. - № 5].
В-третьих, влияние
журналистики, по нашему мнению, сказывается
и на действиях военных. Хотя в некоторых публикациях существует другое мнение.
Например, главный редактор газеты «Правда» А. Ильин рассказывал, что когда «шла
война, властями распространялась явная ложь, все газеты, радио и телевидение -
все разоблачали эту ложь, а события, тем не менее, шли своим чередом. Никто
реально не реагировал на выступления прессы. Никто реально не получал никаких
шишек, ну, за исключением тех генералов, которые отказались возглавить
операции, а "силовики" как шли, так и идут, наматывая на гусеницы
своих танков трупы и размазывая человеческое достоинство… Сегодня, несмотря на
то что пресса показывает и трупы, показывает и жестокость, показывает и
бессмысленность каких-то действий, а может, и всей этой операции в целом, она
не может уже переломить внутреннюю инерцию войны и психологическую инерцию
ответственности: "Раз я уже влез в какое-то преступление, то мне надо
совершить новое для того, чтобы не отвечать за предыдущее, добиваться победы,
"победителей не судят" и т.д.» [Стенограмма «круглого стола»
Российско-американского информационного пресс-центра//Журналисты на чеченской
войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 219].
Мы
не можем согласиться с подобным мнением. Показательным
признаком влияния журналистики путем критики силовых структур является
изменение характера боевых действий. Например, усиление активности федеральных
сил во второй чеченской войне мы наблюдали с июля 2000 года. Активизации
военных предшествовала целая волна «возмущенных» публикаций в прессе.
Так, В. Романов в апреле поставил вопрос: «Почему
боевики спокойно колоннами уходили из Ножай-Юрта?» [Романов В. Беги, чеченец, беги...//Сегодня.
- 2000. - 8 апреля, с. 7].
Р. Калиев и другие журналисты в июне обвиняли
генералов, которые умышленно не наносят ударов по Хаттабу – «в его банде нет
чеченцев» [Р. Калиев Аллах высоко, а мир далеко: репортаж из лагерей чеченских
боевиков//Общая газета. - 2000. - 15-21 июня, с. 1].
В. Дубнов поднимает вопрос, как окруженные боевики в
«котле» успевают спокойно расположиться, определить по домам раненных и даже
ампутировать ногу Басаеву, прежде чем организовавшие им «котел» федеральные
войска их там блокировали и, естественно, отпустили» [В. Дубнов Правда о
победе, сочиненная три дня спустя//Новое время. - 2000. - № 6, с. 7]
В-четвертых, как показало
исследование публикаций, влияние журналистики оказывается на незаконные
вооруженные формирования, на стремление террористов использовать СМИ для
осуществления дополнительного «нажима» на власти, усиления страха и паники
среди населения. Например, с началом второй войны в Чечне через СМИ «мафиозно-криминальные сепаратисты стали трубить
на весь мир о «преступной российской империи», вновь стали призывать исстрадавшееся
от местных и пришлых «воинов Аллаха» население республики дать отпор российским
«оккупантам», «насильникам» и «убийцам» [Россия разрубает чеченский
узел//Военный вестник Юга России. - 2000. - № 3, с. З].
«Независимое
военное обозрение» писало: «в ходе боевых действий в Чечне боевики Джохара
Дудаева развернули активную информационно-пропагандистскую работу, во многом
упредив как пресс-центры федеральных войск, так и информаторов из госструктур.
Идеологам сепаратистов приходилось решать весьма сложные задачи - расширять
круг сторонников, пополнять число добровольцев в своих рядах, повышать боевой
дух боевиков, формировать позитивное отношение к ним у российской и
международной общественности. Надо сказать, что им это удалось сделать, причем
в первые же недели после ввода войск в Чеченскую Республику. Федеральные войска
оказали им в этом плане поистине неоценимую услугу. Основательно разрушенные
города стали благодатным пропагандистским материалом. Практически ежедневно по
всем телеканалам мира демонстрировались панорамы поверженных городов, улицы,
усеянные трупами. Все это производило неизгладимое впечатление на мировое
общественное мнение, побуждая его вставать на сторону чеченских сепаратистов»
[Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 399].
В-пятых, сказывается собственная позиция СМИ в
освещении террористических актов, особенно таких, как захват заложников,
имеющих, как правило, достаточно продолжительный характер.
Многим памятны «прямые трансляции» проведения операций по
штурму дагестанского села Первомайское, наблюдая которые чеченские «командос»
могли получать ценную информацию о деятельности спецназа по их нейтрализации
[Хлобустов О.М. Средства массовой информации и борьба с терроризмом//Современный
терроризм: состояние и перспективы. - М., 2000].
Можно, на наш взгляд, согласится с мнением О.М.
Хлобустова и С.Г. Федорова, которые указывают, что «в нашей стране
информационная обстановка достаточно неблагоприятна. Известно, что некоторые
сообщения СМИ могут рассматриваться как своеобразные «учебные пособия» для
потенциальных террористов.
Внимание СМИ и общественности к проблеме терроризма,
наличие значительного числа публикаций по ней, может вызвать «эффект
бумеранга», то есть оказывать стимулирующее воздействие на преступников».
Авторы отмечают, что захват заложников получил столь широкое распространение после
того, как эта практика получила широкое освещение в прессе во второй половине
80-х годов [Хлобустов О.М., Федоров С.Г. Терроризм: реальность сегодняшнего
состояния//Современный терроризм: состояние и перспективы. - М., 2000].
В-шестых, и на это
указывают, в частности, материалы «круглого стола» Российско-Американского
информационного пресс-центра, журналистика оказывает большое влияние на духовную
атмосферу в зоне вооруженного конфликта: «здесь происходит... травма не только
тела, но и сознания... уже сегодня не только те ребята, которые непосредственно
воюют там, на передовой, не знают, с какой стороны эта передовая, но и люди,
которые живут в этом обществе, люди, которые живут далеко от тех событий, не
понимают, что происходит. Ожесточаются сердца, начинается эскалация жестокости»
[Ильин А. Стенограмма «круглого стола» Российско-Американского информационного
пресс-центра//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995,
с. 219].
А в
прессе продолжают появляться «очень эмоционально заряженные выступления, часто
несущие не так много информации, но создающие колоссальное эмоциональное напряжение»
[Малашенко И. Стенограмма «круглого стола» Российско-Американского информационного
пресс-центра.]
Таким образом, проведенный анализ публикаций позволяет сказать, что,
во-первых, содействие и противодействие журналистики прекращению вооруженного
конфликта, противостояния государственных структур и общества в целом являются
элементами информационной войны, так как большинство публикаций - это
выполнение социального заказа определенных политических сил в интересах
пропагандистской борьбы с назначенным противником. Во-вторых, влияние журналистики
обуславливает характер развития вооруженных конфликтов следующим образом:
Во-первых,
журналистика, с одной стороны, оказывает содействие разрешению конфликта, а, с
другой стороны, способствует его эскалации. Это проявляется:
- в работе на сенсацию, оправдании насилия,
распространении стратегической информации о потенциальных целях, и
распространении тактической информации в тот период, когда продолжаются боевые
действия или отдельные террористические акты;
- в
критике военного руководства и искажении действий федеральных сил;
- в тенденциозном освещении процесса переговоров,
проводимых властными структурами.
Во-вторых, отдельные публикации журналистов
способствуют обострению межнациональных отношений, что неизбежно сказывается на
состоянии войск противоборствующих сторон и тем более на населении зоны
вооруженного конфликта.
В-третьих, через журналистов незаконные вооруженные
формирования осуществляют давление на власти, способствуют усилению страха и
паники среди населения, т.е. оказывается необходимое влияние на духовную атмосферу
в зоне конфликта, взгляды российской общественности и характер реакции
международного сообщества.
В-четвертых,
печатные издания нередко способствуют увеличению роста преступности, так как некоторые из них являются
своеобразными «учебниками» для террористов.
Выводы по
первой главе:
1.
Среди широкого спектра внутригосударственных российских конфликтов особым
образом выделяется типология вооруженного противоборства конфликтующих сторон,
которое в последнее время приобретает все более острый характер, содержание
которого состоит в широкомасштабном применении, с одной стороны, сил и средств
органов государственной безопасности, а с другой стороны, всесторонне
подготовленных «незаконных вооруженных формирований».
Отдельной
составляющей вооруженного конфликта является диверсионная война и терроризм.
2. Печатные
средства массовой информации играют важную роль в решении многих актуальных
проблем развития общества. В последнее время особое внимание СМИ концентрируется
на освещении событий в так называемых «горячих точках». При этом существуют
различные, в том числе, тенденциозные подходы к анализу вооруженных конфликтов.
Использование
печатных средств массовой информации в интересах предупреждения конфликтов и их
конструктивного разрешения - одно из перспективных направлений повышения
информационной культуры российского общества. Включение данной проблематики в
сферу интересов политологии намного повышает практические возможности науки по
изучению и регулированию всевозможных конфликтов, в том числе и вооруженных.
3.
Из многих трудностей в деятельности печатных СМИ особым образом выделяются
ограничения свободы слова и проблема соблюдения журналисткой этики в условиях
военного конфликта, когда журналистам
приходится работать при определенном социальном заказе в условиях
информативного вакуума, и они не имеют необходимых возможностей (правовых,
финансовых, моральных и т.п.), чтобы рассказать полную правду о вооруженном конфликте.
Объективность информации, особенно государственных
изданий, в период вооруженного конфликта зависит от распространяемых
официальных сведений, исходящих, в первую очередь, от силовых ведомств.
Сообщения пресс-центров органов государственной безопасности, а также деятельность
военной цензуры приводят к противоречию возможностей и желаний журналистов.
Данные обстоятельства, а также работа СМИ в условиях отсутствия правового поля,
когда проблемы свободы печати и журналистской этики детерминированы законами и
условиями участия государства в военном конфликте, обуславливают их втягивания
в «информационную войну.
4.
Журналистика оказывает прогрессорское влияние на эволюцию вооруженных
конфликтов, так как возрастание роли средств массовой информации на факторы,
определяющие поведение людей, способствует тому, что содержание, форма и
динамика сообщений печатных СМИ, оказывают определенное влияние на
интенсивность развития вооруженного конфликта и событий вокруг него, а также на
психологическое состояние людей, их отношение к происходящим событиям.
Средства
массовой информации оказывают мощное воздействие на формирование установок,
влияющих на поведение участников конфликтующих сторон и помогают формировать
стереотипы (де) конструктивного поведения в различных ситуациях такого
социального взаимодействия, как вооруженный конфликт.
ГЛАВА 2. РАБОТА ЖУРНАЛИСТА В ЗОНЕ ВООРУЖЕННОГО КОНФЛИКТА
2.1. Доступ к источникам информации
Большинство проблем доступа журналиста к информации с
целью последующей передачи сведений массовой аудитории, на первый взгляд,
должен разрешать Закон РФ «О средствах массовой информации», в котором говорится,
что журналист имеет право посещать различные организации, предприятия, учреждения
(государственные и общественные); быть принятым должностными лицами в связи с
запросом информации; получать доступ к документам, копировать их, оглашать,
вести запись; посещать специально охраняемые места стихийных бедствий, аварий и
катастроф, массовых беспорядков и массовых скоплений граждан, а также
местности, в которых объявлено чрезвычайное положение, присутствовать на
митингах и демонстрициях [Закон РФ «О средствах массовой информации»//Законодательство
Российской Федерации о средствах массовой информации. – М., 1996, ст. 47].
Однако эти права не всегда реализуются, и тем более в районах вооруженных
конфликтов.
Газета
«Известия» в период дагестанской трагедии писала «удача, если специальный
корреспондент находится на месте событий. Возможно, в этом случае ему удастся
все увидеть воочию или обзавестись «неофициальным информатором». Но передать
материал оттуда, кто не имеет спутниковой связи, могут разве что с голубиной
почтой. Получить оперативно официальную информацию негде [Информационная война
в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].
Корреспондент еженедельника «Общая газета» Д. Гриценко отмечает, что
журналистам попасть в районы боевых действий непросто. Даже если «есть аккредитация
Временного информцентра - лети в Моздок, Владикавказ и ломай голову, что передавать
в редакцию. Здесь много эффектных для съемки танков и спецназовцев в масках. А
вот сожженную бронетехнику, многочисленные потери среди солдат и населения
фиксировать уже не дают. Журналистов кидают лицом в грязь, бьют прикладами,
засвечивают пленки...» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. –
М., 1995, с. 163].
Проведенный нами анализ публикаций показывает, что
первым и самым распространенным видом источников информации для журналистов
являются представители органов власти. Но в период вооруженного конфликта эти
источники становятся «труднодоступными». И. Голембиовский, главный редактор газеты
«Известия», подтверждает это такими фактами: «Премьер встречается с двумя
министрами дудаевского правительства. Важный факт? Важный. Говорит о том, что
правительство ищет выходы из кризиса. Но что мы знаем об этом? ...Или встречаются
президент и премьер, очевидно, это очень важно. То есть не очевидно, а
безусловно важно. Возникает информация, которая кончается сообщением о том,
что речь шла о крупных кадровых перестановках. Важно это знать стране? Важно,
но не знаем, и не только мы - журналисты [Стенограмма дискуссии Комитета РФ по
печати. Москва, 18 января 1995 г.].
Как
показывает проведенное нами исследование содержания публикаций, особенно
проблематично получить информацию в зоне вооруженного конфликта от
представителей военных властей. Например, двое корреспондентов газеты "Вечерний
Волгоград" – И. Переходов и Д. Кутепов, - прибывшие в группе волгоградских
журналистов в Грозный на военном самолете по личному приглашению генерала Л.
Рохлина, подверглись нападению военнослужащих воздушно-десантных войск.
Журналисты по собственной инициативе направились осматривать Грозный и, не
доходя примерно 1 км до президентского дворца, были остановлены группой
военнослужащих ВДВ, которые потребовали документы и, не обнаружив
аккредитационных карточек, завязали журналистам глаза и развели их по разным
местам. Д. Кутепова избили прикладом автомата, и по счастливой случайности его
увидел полковник Скопенко из 8-го волгоградского гвардейского корпуса, который
потребовал от солдат освободить журналиста. У фотокорреспондента И. Переходова
десантники отобрали фотоаппарат и отснятую фотопленку, избили его, сломав два
ребра, заявив, что журналиста расстреляют. Его спас местный житель-старик,
который сообщил об избиении журналиста командованию 8-го гвардейского корпуса.
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 72-73].
Другой
пример: корреспондент газеты "Московский комсомолец" А. Оверчук
прибыл в расположение бригады по приглашению командования. Журналист подвергся
нападению пьяных офицеров 7-й воздушно-десантной бригады МО РФ, дислоцированной
недалеко от селения Шатой. Вечером в одной из палаток на территории дислокации
бригады пьяные офицеры неожиданно стали издеваться над журналистом, требуя признаться,
что он является агентом Дудаева, угрожали надеть на него наручники,
приставляли нож к горлу, обещали отрезать уши и расстрелять, засветили
отснятую фотопленку. Утром ему насильно сделали укол с каким-то раствором,
после чего Оверчук потерял сознание [Журналисты на чеченской войне. Под ред.
Симонова А. – М., 1995, с. 114].
Особенность работы с органами управления заключается в
том, что между средствами массовой информации и руководителями федерального,
регионального и местного уровней есть посредники — пресс-секретари и
пресс-службы, которые для журналистов, безусловно, являются вторым видом
источников информации. Они организуют брифинги, пресс-конференции и встречи с
руководством для интервью, отвечают на запросы, проводят аккредитацию корреспондентов,
приглашают их на закрытые мероприятия, готовят информацию в виде
пресс-релизов, справок, отчетов.
Однако получаемая таким образом информация часто бывает
односторонней, поскольку задачи пресс-служб не совпадают с обязанностями
прессы: в(первом случае - сделать положительным образ руководства в
общественном мнении, во втором - сообщить аудитории о реальных фактах. А
реальные факты, как отмечалось выше, не всегда устраивают руководителей СМИ.
«На глазах одного корреспондента начальник пресс-центра
Восточной группировки без малого сорок минут по спутниковой связи убеждал
телевизионного начальника... что не его вина в том, что нет в кадре кровавой
мясорубки. Телевизионщик «врубался» с трудом, и только когда все аргументы были
изложены, по третьему разу, начал чего-то соображать. Казалось бы, радоваться
надо, что наступление идет с минимальными потерями. Ан нет, некоторым хочется
погорячее. Вот и маются корреспонденты, а операторы выклянчивают у артиллеристов
пару залпов «для оживляжа»… [Гусаров Р. Война и пресса // Военный вестник Юга
России. - 2000. - № 6, с. 8].
Подобные проблемы достаточно часто встают и перед
представителями прессы.
Противоречия интересов руководства СМИ и военных
пресс-центров обуславливают немалые трудности общения журналистам с
посредниками от пресс-служб.
Один
российский тележурналист рассказывал случай, когда его разговор в Моздоке с
бывшим начальником пресс-службы ФСК А. Михайловым едва не закончился дракой,
однако вовремя подоспевшие коллеги и охранники Михайлова развели их. На фоне
такого поведения должностных лиц уже не выглядят нонсенсом обстрелы машин, в
которых передвигались журналисты, случаи незаконных и без всякого на то основания
изъятий у них российскими омоновцами и солдатами внутренних войск аппаратуры и
пленок [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с.
170].
Особенно
следует сказать об аккредитации. Закон «О средствах массовой информации»
говорит о праве редакции подать заявку на аккредитацию своих журналистов при
государственных органах или органах общественного объединения.
Это
право следует рассматривать в связи с закрепленной в статье 38 Закона «О
средствах массовой информации» обязанностью государственных органов и
общественных объединений предоставлять сведения о своей деятельности средствам
массовой информации.
Аккредитацию,
таким образом, нельзя рассматривать как обязанность редакции и тем более как
предварительное условие осуществления конституционного права на свободный
поиск и получение информации любым законным способом.
В то
же время Постановление Правительства РФ от 9 декабря 1994 года «Об обеспечении
государственной безопасности и территориальной целостности Российской
Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных
вооруженных формирований на территории Чеченской республики и прилегающих к ней
регионах Северного Кавказа» (пункт 5) и Временные правила об аккредитации и
порядке работы представителей российских и иностранных средств массовой информации
при Территориальном управлении федеральных органов исполнительной власти в
Чеченской республике вводят, по существу, новый вид аккредитации - аккредитацию
журналистов, работающих в зоне вооруженного конфликта.
Такого
рода аккредитация не предусмотрена действующим законодательством. Более того,
она противоречит тому пониманию аккредитации, которое содержится в статье 48
Закона «О СМИ».
О
проблемах временной аккредитации говорится, чуть ли не в каждом третьем
репортаже из района вооруженного конфликта. Например, А. Павлов – корреспондент
«Комсомольской правды» писал: «Перед тем как ехать к передовой, я
поинтересовался, какие официальные телодвижения следует сделать, дабы не быть
отловленным в Чечне в качестве неорганизованного туриста или, упаси Бог,
шпиона. Мне ответили: «Надо аккредитоваться во Временном информцентре при
Комитете РФ по печати». Получая белую карточку, спросил у молодых сотрудниц
ВИЦ, а что, собственно, дает аккредитация? «Ну, - пояснили мне неуверенным тоном,
- вы имеете право получать у нас информацию». «А передвигаться и работать в
местах скопления войск?» Ну, говорят, наверное... [Журналисты на чеченской
войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 164].
Проблема
передвижения в районах вооруженных конфликтов является второй стороной медали
проблемы аккредитации.
Закон
«О праве граждан РФ на свободу передвижения и выбор места пребывания и
жительства в пределах РФ» содержит исчерпывающий перечень ситуаций, в которых
возможно ограничение свободы передвижения.
Согласно
этому перечню, ограничения возможны в пограничной полосе, в закрытых военных
городках и закрытых административно-территориальных образованиях, в зонах
экологических бедствий и в зонах, в которых введены особые условия проживания
и хозяйственной деятельности для предотвращения распространения инфекционных и
массовых неинфекционных заболеваний и на территориях, где введено чрезвычайное
или военное положение.
Любые
ограничения права журналистов посещать и свободно передвигаться по территории
вооруженного конфликта и по своему выбору посещать населенные пункты (за
исключением закрытых военных городков и закрытых административно-территориальных
образований) прямо нарушают как ст. 27, так и ст. 29 Конституции и статьи 1 и
47 Закона «О средствах массовой информации».
Более
того, меры, ограничивающие свободу передвижения, применялись во многих районах
Северного Кавказа, на которые распространено действие Постановления
Правительства от 9 декабря 1994 года (известен случай, когда журналистам не
разрешили передвигаться по территории Кабардино-Балкарии, мотивируя это
распоряжением министра МВД «не пропускать журналистов»).
Во
Временных Правилах аккредитации введено дополнительное ограничение, касающееся
необходимости передвижения по части территории Чечни (которая не относилась в
соответствии с законом к категории территорий, на которых возможно ограничение
права на передвижение) только в сопровождении представителя военных или представителя
Мобильного центра.
С началом боевых действий, например, в Чечне
«необходимую аккредитацию получили 875 российских и иностранных журналистов. Из
них 460 человек представляли иностранные СМИ, 415 - российские» [О ситуации в
Чеченской республике: аргументы наших парламентариев в ответ на требования
Совета Европы//Российская газета. – 2000. – 4 апреля, с. 3]. И большинство аккредитаций
осуществлялась через ВИЦ в Москве. На территории же Чеченской республики данный
документ практически не признавался в большинстве районов расположения
федеральных войск. В книге «Журналисты на чеченской войне» приводятся сотни
примеров этому. И как следствие – подозрения в шпионаже журналистов, ограничения
их доступа к источникам информации.
В
январе 1995 г. «Комсомольская правда» писала, что полные карманы документов,
виз, аккредитаций не мешает журналистам быть принятыми за наемников и
диверсантов. Журналистов таскают за волосы, бьют кулаками по головам, снимают
отпечатки пальцев, фотографируют с номером на груди.
М.
Шабалин – корреспондент газеты «Невское время» рассказывал: «...Как ни дико это
звучит, просчитать реакцию чеченского боевика, увидевшего человека с
фотоаппаратом или телекамерой, гораздо проще, нежели реакцию какого-нибудь
российского сержанта или прапорщика. У тебя могут разбить аппаратуру,
засветить пленки, могут избить. На войне, даже официально войной не названной,
действуют военные законы. Человек, сидящий в кабине боевого вертолета, запросто
может нажать на гашетку и изрешетить машину с беженцами или журналистами, ему
за это ничего не будет... [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А.
– М., 1995, с. 167].
«Неудивительно
поэтому, - пишет Д. Бальбуров корреспондент газеты «Русская мысль», - что
журналистам в массе своей приходится работать в районах, находящихся под
контролем боевиков Дудаева, поскольку последние не только не мешают репортерам,
а подчас, напротив, помогают им собирать информацию. Но именно это и дает основания
официальным лицам обвинять журналистов в необъективности и продудаевских
настроениях» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995,
с. 170].
Третьим
видом
источников информации для отечественных журналистов, по нашему мнению, являются
западные СМИ и различные источники информации террористов[2]. Например, когда события в
Дагестане еще только разгорались, на московских газетных лотках появилась
«Версия» с крупным заголовком «Сговор. Волошин и Басаев тайно встречались во
Франции». Ссылаясь на источник во французских спецслужбах и французские же
СМИ, «Версия» очень грамотно, не утверждая, что Волошин был Волошиным, а лишь
«человеком, похожим на Волошина», запустила эту зубодробительную «утку». В
любом цивилизованном государстве такая информация не могла бы остаться без
внимания властей. Ведь хотя таинственный детективчик был опубликован под
рубрикой «О чем говорят», что давало возможность в случае судебного иска
прикрыться расхожим: «А мы что? Мы ничего. Мы же не утверждаем, что...», тем не
менее, на обложке предполагаемый факт выдавался за действительный.
Под той же осторожной рубрикой «О чем говорят» «Версия»
вскоре снова уделила своей версии пристальное внимание. «Басаев берет Кавказ» -
речь шла лишь о стратегических планах главного чеченского боевика, которым наша
армия не дала сбыться. Но, представляя весьма осведомленного в кавказских
сюжетах автора статьи А. Сурикова, редакция не преминула между прочим сообщить:
именно он организовал тайную встречу Шамиля Басаева с Александром Волошиным.
Так из сферы слухов компромат был элегантно переведен в пространство фактов.
В
качестве примера о чеченских СМИ можно привести следующие факты. Приходит в
Агентство "Чечен-пресс" журналист, а в это время звонит телефон. Сотрудник
говорит: «Вот, кстати, звонят из Ведено. Передают, что наблюдают бомбардировки».
Дает трубку журналисту, и тот слушает, как (из соседней комнаты) ему сообщают о
бомбежках. И «лопоухие наши журналисты, готовые получать информацию «из
компетентных источников», все заглатывают и кладут на бумагу» [Журналисты на
чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 109].
«Независимое
Военное обозрение» писало, что «лидеры боевиков приложили значительные усилия
для того, чтобы информация об обстановке в Чечне проходила исключительно через
их руки. С этой целью они развернули в ряде стран так называемые «Чеченские
информационные центры», выполнявшие прямые распоряжения Дудаева и
целенаправленно снабжавшиеся соответствующими видеоматериалами и текстами
заявлений правительства непризнанной Республики Ичкерия. В информационных
центрах устраивались встречи с журналистами и правозащитниками, проводились
международные конференции, тематические семинары и «круглые столы». При одном
из наиболее активных информационных центров, действовавших в Кракове (Польша),
была развернута радиостанция «Свободный Кавказ».
Много
внимания боевики уделяли журналистам, которым удавалось проникнуть в
контролируемые ими районы. Корреспонденты не встречали отказа ни в одной
просьбе об интервью, что частенько случалось в стане федеральных войск. Им
активно помогали в сборе материалов, заботились об их охране и пропитании.
[Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 400].
Чеченские
же журналисты информацию о военных операциях ввиду «недоверия» боевиков
вынуждены были получать от коллег из центральных СМИ. Заинди Абиев, главный
редактор хасавюртов-ской чеченской газеты «Халкъан аз» («Голос народа»)
рассказывал: «Когда ездили в зону конфликта, аккредитацию не брали, предпочитали
журналистами не представляться, так легче добраться и выбраться»
[Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 438].
Еще одним источником инфорсации был экстремистский
«Кавказ-центр», материалы которого использовали некоторые российские издания
(например, интервью с чеченским идеологом Мовлади Удуговым опубликовал 12
августа 1999 г. «Коммерсантъ») и электронная страница самого Удугова в
Интернете. «Сайт изначально был рассчитан на нерадивость наших военных
источников, прежде грешивших искусством создания информационного вакуума. Ведь
писать все равно о чем-то надо, а удуговский продукт обновлялся регулярно. Им
и пользовались» [Карпенко И. В этом сезоне принято быть патриотичным
//Журналист. - 1999. - № 10].
Используются и «специальные средства «рекламы»
разрушительных последствий террористических актов (публичные объявления о своей
причастности к совершенному акту, привлечение отдельных представителей СМИ для
освещения требований и действий террористов, героизация лидеров терроризма и
т.п.)» [Авдеев Ю.И. Терроризм как социально-политическое явление // Современный
терроризм: состояние и перспективы. Под ред. Е.И. Степанова. – М., 2000, с.
41].
Пропагандистские
материалы распространялись также в виде слухов на базарах Грозного, тезисов
выступлений участников митингов, а также оперативной пропаганды,
передававшейся боевиками по местному телевидению, в том числе с помощью
мобильного передающего телевизионного центра [Информационная война в Чечне.
Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 402].
Четвертым видом источников информации для
журналистов, на наш взгляд, являются такие официальные учреждения, как МВД, МО,
МЧС, ФСБ и т.п.
Особенно непростой объект журналистского интереса
представляют собой органы внутренних дел, причем в зоне вооруженного конфликта
журналистам, чтобы получать информацию, приходится «особо» аккредитоваться.
Положением об аккредитации при отделении информации и
общественных связей МВД представителей СМИ предусмотрены следующие права для
аккредитованных журналистов: посещать брифинги, пресс-конференции МВД;
получать от пресс-службы пресс-релизы и иные информационные материалы; производить
записи с использованием различных средств, за исключением случаев, предусмотренных
законом; проверять дощтоверность информации, получать необходимые справки,
консультации; присутствовать на заседаниях, совещаниях и других мероприятиях,
проводимых МВД, за исключением закрытых.
«Временное
положение об аккредитации и порядке деятельности представителей российских и
иностранных средств массовой информации» ограничивает права и возможности
доступа к источникам информации журналистов, находящихся в зоне боевых действий,
так как требует обязательного присутствия представителя МВД (или МО, или МЧС,
или ФСБ) или сотрудника Мобильного центра пресс-службы Правительства при
производстве журналистом видео-, звукозаписи или фотосъемки.
С Федеральной Службой Безопасности работать несколько
сложнее. Аккредитация предусматривается не во всех структурах. Вся информация
проходит через группу по связям с прессой (общественностью) и в большинстве
случаев предоставляется по запросам.
Однажды
«Известиям» в Центре общественных связей ФСБ России сообщили, что «вся
информация по военным событиям, предназначенная для публичного
распространения, через пресс-службы соответствующих министерств и ведомств
концентрируется в Федеральной службе безопасности РФ. Однако, по словам
источника, опять-таки «пожелавшего остаться неизвестным», кому, в каком виде и
когда не выдавать, Лубянка решает по своему усмотрению» [Информационная война в
Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].
Многое зависит от степени доверия к данному СМИ и
конкретному журналисту. По действующим внутренним приказам, оперативные
работники могут общаться с корреспондентами только через пресс-службу и по
решению руководства.
Прокуратуры во взаимодействии с журналистами исходят из
приказа Генерального прокурора (1993), которым обязанность сотрудничать со
средствами массовой информации была возложена на старших помощников
прокуроров. Они сортируют и дозируют информацию, предлагаемую прессе, в
соответствии с законами и положениями, по которым действует данная правоохранительная
структура.
«По наблюдениям журналистов, случается, что прокуратура
пытается навязать свое мнение журналисту - как правило, это позиция обвинения
в той или иной правовой коллизии» [Основы творческой деятельности журналиста.
Под ред. С.Г. Корконосенко. – М., 2000, с. 84].
Проведенный анализ публикаций показал, что все
перечисленные четыре вида источников информации являются довольно
труднодоступными в районах вооруженных конфликтов, поэтому наиболее
«популярным» (пятым видом) среди журналистов является сбор информации от
частных лиц, многие из которых с готовностью дают журналисту информацию,
однако у них нет должных полномочий и компетенции, и поэтому полученные от них
сведения не могут считаться достоверными.
Другую проблему сбора информации от частных лиц
представляет характер отношения людей к журналистам.
Яркое подтверждение этому – картинка, приведенная
специальным корреспондентом «Литературной газеты» Д. Беловецким в своей
дагестанской статье «Согласно непроверенной информации», опубликованной 25
августа 1999 г.: «Поскольку все подъезды в районы боевых действий были перекрыты,
а ежедневные сводки Временного пресс-центра российских войск в Дагестане
предназначались, естественно, для общего пользования, каждый добывал информацию
и коротал время в пыльной Махачкале, как мог. Где-то там шли бои за «Ослиное
ухо», Ботлих, селенья и перевалы, а в привокзальной хинкальне Д. Беловецкий беседовал
со старшим лейтенантом Паюровым об особенностях войны и был поражен, когда тот
вдруг, резко отодвинув бутылку с коньяком, сказал:
«Да если бы я знал, сука, что ты журналист...» Продолжать разговор было
бесполезно, посчитал Беловецкий» [Карпенко И. В этом сезоне принято быть патриотичным.//Журналист.
- 1999. - № 10].
Приходится также журналистам учитывать, что их
собеседники боятся «репрессий» со стороны своего начальства, озабочены
карьерой, не хотят общественной огласки, стесняются.
Например,
Исмаил Мунаев, первый заместитель министра информации и печати Правительства
национального возрождения Чеченской республики это иллюстрирует следующим
образом: «Наши телеоператоры однажды в течение почти целого часа убегали от
БТРа, который хотел их задавить. Это было в июле в поселке Калинина. Наша
журналистка Зулай и ее супруг Саид-Магомет. Они целый день не могли прийти в
себя. Они там засняли машину, которую раздавил БТР, и БТР за ними погнался. Со
стороны сторонников Дудаева угрозы были. Мне не хотелось бы обо всем этом
говорить. Это небезопасно» [Пресса Чеченской республики 1992 – 1995// Журналисты
на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 249].
С. Ястрежемский утверждал, что «главная задача была — создать систему,
дающую возможность всем, в том числе и зарубежным, журналистам, проявляющим
интерес к освещению ситуации в Чеченской Республике, получать достоверную
информацию. При этом без ущерба для безопасности и здоровья журналистов [С.
Ястрежемский С фабрикой слухов в Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг.
2001г. Декабрь. № 12].
Проведенный
нами анализ публикаций показывает, что в зоне военного конфликта доступ к
источникам информации без ущерба для безопасности и здоровья журналистов,
практически невозможен. Данный вывод может подтвердить следующий рассказ
корреспондента «Московской правды» В. Якова: «За день до штурма несколько
журналистов, в том числе и корреспонденты «Московской правды», пробравшись
через так называемое «железное» оцепление, вошли в Первомайское и взяли
интервью у предводителя боевиков Салмана Радуева. Я задавал террористу точно
такие же вопросы, какие летом прошлого года в буденновской больнице Шамилю
Басаеву. «Полковник Радуев» явно проигрывал пионеру чеченского терроризма - не
было ощущения, что сидишь рядом с постоянно взведенной пружиной огромной
мышеловки: одно неосторожное слово - и она прихлопнет тебя. Пока Радуев
раздавал интервью, его подчиненные, активно эксплуатируя заложников, вгрызались
в мерзлую дагестанскую землю, роя окопы и траншеи. Благо командование
федералов отпустило на это аж пятеро суток. К вечеру все корреспонденты почли
за лучшее распрощаться с гостеприимными и словоохотливыми бандитами и выйти из
села. Внутри остались лишь два корреспондента». Один из них, чудом уцелевший
после шквала огня, и рассказал корреспондентам «Московской правды», как все это
было.
«Радуевцы
весьма неохотно выпускали корреспондентов из Первомайского. Особенно
террористы не хотели расставаться с иностранными журналистами, считая их
гарантами собственной безопасности. В числе таких и оказались двое российских
журналистов, работающих на американское телевидение. Намеренно затянув их
пребывание до темноты, террористы не отпустили телевизионщиков, сославшись на
то, что их могут застрелить российские солдаты. Сочтя эти доводы весьма
убедительными, журналисты остались в селе до утра. Утром был штурм. Примерно за
час до первой вертолетной атаки одного из журналистов бандиты послали за
сигаретами. Оператор остался в Первомайском. В начале десятого закружилась
огненная карусель. Вместе с двумя солдатами российской армии, которых боевики
захватили несколько месяцев назад в Гудермесе, оператор залег в полуподвале.
После артподготовки, когда по селу затрещали автоматы спецназовцев, оператор и
двое солдат услышали родную русскую речь. Корреспондент лишь успел крикнуть:
«Пресса, не стреляйте», - как несколько спецназовцев открыли беглый огонь из
автоматов. К счастью, оператор успел спрятаться. Его крик, так и не услышанный
бойцами спецподразделения, донесся до слуха затаившихся неподалеку боевиков,
которые также открыли огонь по несчастным заложникам. И все же ребята выжили,
выжили и вышли в расположение федеральных частей» [Информационная война в
Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 266 - 267].
Таким
образом, проведенное исследование показало, что источниками информации для
журналистов являются представители органов государственной, ведомственной и
местной власти; их пресс-секретари и пресс-службы; различные
информационно-пропагандистские центры и другие СМИ, а также население зоны
вооруженного конфликта. Но доступ к указанным источникам информации в условиях
вооруженного конфликта достаточно проблематичен и представляет для журналистов
серьезную опасность.
2.2. Факт и его интерпретация в
публикациях о вооруженных конфликтах
Под
понятием «факт» в данном исследовании понимается то или иное событие, связанное
с вооруженным конфликтом, а также эпизоды боевых действий, о которых сообщалось
в СМИ.
Проведенный
анализ публикаций показывает, что одним из способов ведения информационной
войны является искажение фактов или их различная интерпретация.
Например,
вторжение чеченских боевиков в Дагестан освещалось в прессе в таком
противоречивом информационном спектре, что после дагестанских событий
командующий 58-й армией генерал-лейтенант Г. Трошев направил в адрес
центральных средств массовой информации открытое письмо, в котором перечислил
факты искажения информации о ходе операции в селении Первомайское. В письме, в
частности, говорилось: «Для меня остается непонятным, почему в газетах и на
телевидении зачастую так легко появляется информация о происходящих событиях
из первоисточников, заведомо ложных и некомпетентных». По словам генерала,
«откровенное вранье и попытки игр в политику приводят к многотысячно
тиражируемой дискредитации исполнительной власти страны, командования, солдат
и офицеров российских войск».
Таким
образом, первой причиной различной интерпретации фактов,
на наш взгляд, является проблема противодействия прессы и силовых структур. Из
многих сообщений и публикаций мы можем проследить их информационное противостояние,
несовпадение данных, получаемых через прессу и от военных. Например, после
«вылазки» банды Радуева по официальным заявлениям в конце проведения операции
«по уничтожению боевиков» было обнаружено 160 трупов боевиков, 11 взято в
плен, 82 заложника освобождены. «Вечерняя Москва» же сообщила, что только
половине из 300 террористов банды Радуева удалось вырваться из окруженного села
Первомайское.
А
журнал «Коммерсант Daily» сообщил: «Салман Радуев заявил, что его группа
«успешно прорвала кольцо обороны российского спецназа и с минимальными
потерями смогла выбраться на территорию Чечни». Потери боевиков, по словам
Радуева, составили 15 человек убитыми и 16 ранеными. Еще четверо дудаевцев,
прикрывавших отход отряда, с тяжелыми ранениями попали в плен. По словам Радуева,
перед отходом он освободил всех заложников-дагестанцев, забрав с собой 37
пленных омоновцев из Новосибирска. Радуев предложил обменять этих омоновцев на
раненых чеченских бойцов [Информационная война в Чечне. Сост. О. Панфилов. –
М., 1997, с. 266]. Таким образом, налицо желание каждой стороны с помощью
журналистов исказить реальную обстановку, выиграть еще один бой в
информационной войне.
После переноса боевых действий на территорию Чечни «За
рубежом» писала: «Министерство обороны РФ и его верный рупор Росинформцентр опровергали
сообщения западных СМИ о тяжелых боях, происшедших ... в чеченской столице: не
было боя, не было техники, не было жертв. «Эта информационная провокация, кем
она запущена, сейчас надо узнать», - заявил Интерфаксу министр обороны России
Игорь Сергеев. Оказывается она запущена агентством «Рейтер». Корреспондентом
этого агентства М. Эйсмонт... Правоту этого подтвердил другой известный
журналист - корреспондент радио «Свобода» А. Бабицкий, тоже находившийся тогда
в Грозном... И я ему верю больше, - заявляет корреспондент журнала «За рубежом»
Ш. Асуев, - чем всем другим коллегам, вынужденным сидеть в Моздоке под жестким
контролем военных» [Асуев Ш. Приказано верить // За рубежом. - 1999. - № 50, с.
З].
В начале 2000 г. официальные источники утверждали, что почти вся территория
Чеченской республики находится в руках федеральных сил, а «войска наступали
так, что ни одного «гуляющего» селения в их тылу не оставалась» [Корбут А. Кремль и войска извлекают
уроки//Независимая газета. - 2000. - 29 февраля, с. 5]. А четыре месяца спустя
в «Комсомольской правде» появилось интервью с одним известным боевиком
Майдаевым, в котором он рассказывал, что территория Чечни почти не
контролируется российскими войсками. Расставленные
блокпосты в состоянии осматривать лишь до пятисот метров вокруг себя. И боевики
свободно перемещаются в обход этих блокпостов куда им заблагорассудится. «И те
же постовые нам говорят: нас не трогайте и делайте, что хотите. Домой-то все
хотят вернуться». И не с пустыми руками. Поэтому и поясняет помощник А. Масхадова,
что среди солдат «очень много таких, которые любым путем пытаются что-то
заработать и отвезти домой. Оттуда и взрывчатки и патроны» - продается все,
что можно, как во времена первой чеченской кампании, но тогда об этом писали. А
сейчас? После этой публикации посыпались противоречивые опровержения: мол,
обходят блокпосты только малые группы, а торгуют боеприпасами, а торгуют
боеприпасами только в пехоте, среди десантников и морпехов такое не замечали...
[Евтушенко А. Мобильные группы ФСБ наиболее уязвимы для наших
снайперов//Комсомольская правда, - 2000. - 19 июля, c. 6].
А когда «завоевывали» Грозный «диссонансом бравурным
маршам прозвучало мало кем замеченное сообщение: временно перекрыта трасса
Ростов-Баку - по ней вдруг стали спешно перебрасывать в Чечню дополнительные
части - на помощь уже действующей более чем 160-тысячной группировке».
Спрашивается: зачем столько силы против 3 тыс. боевиков, как утверждали
официальные источники? [Къеза Д. В такой войне не бывает победы // Общая
газета. - 2000. - 17-23 февраля. С. 16].
Представитель МВД Ворожцов, заявил однажды, что на каждого убитого
милиционера приходится убитыми 35 боевиков Дудаева. «Журналисты, которые
бывали в «горячих точках» или, скажем, в Югославии, которые воюют давно, скажут
вам, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Не
погибают даже один к одному...» [А. Минкин, обозреватель газеты «Московский
комсомолец»//Стенограмма «круглого стола» Международного пресс-центра и клуба
«Москва» и Фонда «Фридом Форум». Москва, 5 июля 1995 г.].
В первую чеченскую войну «...во время боев за президентский дворец корреспонденты
«Красной звезды» полковник В. Хабаров и капитан 1-го ранга О. Одноколенко во
время обеда оказались за одним столом с десантником, который, узнав, кто рядом
с ним, сразу же, без «здрасьте» выпалил:
- Правду надо
писать!
- Так вроде на
нас не обижаются...
- Так что же вы
написали, будто Самашки уже взяли? Не взяли, там самое осиное гнездо!
- Такое было официальное
сообщение... Впрочем, вы же, наверное, тоже ошибаетесь... Извините... Но как же
было на самом деле?
- Пусть об этом
вам мертвые расскажут. Пусть вам расскажут те офицеры, которых, раненных,
добивали выстрелом в голову [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова
А. – М., 1995, с. 180].
Во второй чеченской кампании «десантники и морпехи, ... пограничный
спецназ... - все они вынуждены были не громить боевиков, а держать круговую
оборону, защищая лишь самих себя. Ни оказывать действенную помощь своим в
горах, ни наладить регулярное снабжение по воздуху командование просто не в
состоянии: и погода опять-таки не та, и навигационное оборудование, да такого
количества вертолетов, чтобы наладить бесперебойный воздушный мост у них просто
нет. А наземные коммуникации, как мы убедились, войска контролируют лишь
кое-где и чисто номинально. Даже безопасность не слишком протяженных и вовсе не
горных трасс и то не могут обеспечить» [Воронов
В. Круговое наступление в Чечне//Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 5].
Пресс-центр
же объединенной группировки войск сообщал совершенно иную информацию. Поэтому ежедневно информационные колонки многих
газет сообщали как «малой кровью», «могучим ударом» федеральные силы брали один
населенный пункт за другим, как уничтожают и берут в плен боевиков сейчас. И
остается только одно, якобы, усилие, чтобы завершить войну славной победой
[Воронов В. Круговое наступление в Чечне//Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 5].
У
характера истолкования фактов есть, на наш взгляд, политическая детерминанта,
поэтому второй причиной интерпретации фактов является проблема,
связанная с антагонизмом власти и прессы. Не
случайно Президент РФ В. Путин назвал некоторых журналистов «проводниками
беспринципной и бестолковой политики» [Баранец В. Покаяние Президента//Комсомольская
правда. - 2000. - 3 августа, с. 2].
В период войны в интересах власти
закрыть проблемы, связанные с вооруженным конфликтом «плотнее от посторонних
глаз» [Борисов А. Политика как концентрированная информация//Независимая
газета. - 2000. - 20 января, с.
З], так как всегда «существовало» негативное отношение Запада и отечественного
общественного мнения к внутрироссийским конфликтам. Власть, на наш взгляд, не
может полностью игнорировать подобное «мнение», власть вынуждена определенным
образом «подстраиваться» под него. А журналистика иногда «мешает» этому.
Так, например, в аргументах наших
парламентариев в январе 2000 года в ответ на требования Совета Европы о
прекращении военных действий говорилось, что «во время мусульманских
религиозных праздников федеральные силы в одностороннем порядке прекратили
огонь» [О ситуации в Чеченской республике: аргументы наших парламентариев в
ответ на требования Совета Европы//Российская газета. – 2000. – 4 апреля, c.
3].
Однако у прессы было другое мнение: огонь в
одностороннем порядке был прекращен потому что «... основная часть ударной
группировки завязла в Грозном... Командование было не в состоянии оказать
немедленную помощь - ни с воздуха, ни с земли. Из-за нелетной погоды
бездействовала авиация. Молчала артиллерия - ее еще надо было перебросить на
новые позиции, разведать цели. Бронетанковые колонны не могли свободно
маневрировать по тыловым коммуникациям» [Воронов В. Круговое наступление в
Чечне // Новое время. - 2000. - № 2-3, с. 4].
Позиция
журналистики высказывается практически во всех печатных изданиях, смысл которой
можно охарактеризовать выдержкой из публикации газеты «Вечерняя Москва»:
«…правительство, и все нижестоящие госструктуры нагло врут своему народу, а
самое прискорбное - пишут об этом аргументирование. И неуклюже, -
непрофессиональные военные игры «засвечиваются» все больше и больше... [А.
Песков. ВМ, 19.12.94.//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. –
М., 1995, с. 162].
Газета
«Сегодня» отмечала, что «руководство РФ считает возможным, как ни в чем не
бывало распространять по каналам официальной пропаганды сообщения вроде того,
что прозвучало на совместном заседании Совета Безопасности и Правительства под
председательством О. Сосковца: «Город Грозный бомбардировкам не подвергался.
Однако усилиями боевиков имитировались бомбежки жилых кварталов...»
Подобные
пропагандистские усилия впервые привели к открытому скандалу между
высокопоставленным сановником и журналистским сообществом. Заместитель
министра Внутренних дел РФ генерал Куликов по ходу своей пресс-конференции
обвинил репортеров в стремлении «облить грязью российские войска»,
распространяя «тенденциозную информацию». Генерал заявил также, что в Грозном
работают «только продудаевские агентства», все сообщения которых «контролируются
чеченскими властями» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М.,
1995, с. 164].
Однако
и иностранные журналисты, в частности С. Эрлангер, заведующий московским бюро
газеты «New York Times», подчеркивали,
«что российская армия не оказывает журналистам никакой помощи. Она по традиции
агрессивно настроена против СМИ. А заявления правительственного пресс- центра
оказались столь откровенно лживы, что даже ребенок им не поверит. Сообщения о
том, что чеченцы сами себя бомбят, взрывают, утверждение, что воюют одни лишь
наемники и «бандформирования» перечеркивают даже правдивую информацию»
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 172].
Достаточно
много было публикаций также и о причинах заинтересованности некоторых
политических сил в поддержании вооруженных конфликтов (нефть, оружие и т.п.)
Но, как утверждает С. Ястрежемский, «из Главной военной прокуратуры мы не
получали свидетельств, подтверждавших подобные публикации. Нам отвечают, что
они рассматриваются, изучаются, открывается уголовное дело. А потом оно закрывается,
потому что информация не подтвердилась. То же самое произошло со многими
обвинениями правозащитных организаций, сообщавших о так называемых массовых
репрессиях в отношении гражданского населения [Ястрежемский С. С фабрикой
слухов в Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг. 2001г. Декабрь. № 12].
(Тысячи уничтоженных гражданского населения С. Ястрежемский не считает
массовыми репрессиями – прим. автора).
Журналист
И. Дементьева также высказывает мысль, что абсолютно «нормально для
прессы в обычных обстоятельствах конфликт с властями (любыми), однако он
опасен и практически неразрешим в условиях двойного бремени гражданской войны»
[Дементьева И. Чеченская пресса на фоне Чечни//Информационная война в Чечне.
Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 452].
С.
Хожалиев, редактор чеченской газеты «Маршо», говорил: «Редакция газеты в
последние годы старалась отражать на страницах своей газеты весь спектр мнений
по тем или иным вопросам жизни района и республики. Однако такая позиция
коллектива не всегда нравилась людям, старавшимся любой ценой удержаться у
власти, и они прибегали к всевозможным способам давления на газету. Особенно
тяжело пришлось коллективу газеты с приходом к власти в Чеченской республике
Д. Дудаева и его окружения. Не найдя других, законных способов закрыть рот
журналистам, прикарманить газету, новые власти начали открытый курс на
закрытие газеты [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М.,
1995, с. 240].
Таким образом, когда точка зрения журналистов не нравиться сильным мира
сего, они прибегают к различным методам нажима на прессу, начиная от критики и
кончая применением различных юридических актов.
У интерпретации фактов есть, на наш взгляд, и экономическая детерминанта,
поэтому третьей причиной различной интерпретации фактов
являются отсутствие необходимых механизмов финансирования деятельности
журналистов в зоне вооруженного конфликта.
Данный аспект, как показало исследование литературы, не находит глубокой
научной проработки. Некоторые СМИ лишь «касаются» данной проблемы.
Журнал
«Огонек» подчеркивает, что у большинства российских газет сегодня не хватает
денег на достойную оплату опасного труда журналистов [К. Светицкий//Информационная
война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, c. 346].
А из
спущенной Москвой «Федеральной программы развития экономики и социальной сферы
Чеченской республики» был исключен пункт о развитии средств массовой информации
Чечни - на эти цели не отпущено ни одного рубля.
В Чечне
сегодня практически не выходит ни одной газеты, потому что нет полиграфической
базы - она разрушена. Без работы остаются сотни чеченских журналистов.
Пункт о поддержке СМИ в федеральной программе по Чечне, несомненно,
был, в его разработке активно участвовали Роскомпечать и Союз журналистов
России. Однако «кому-то понадобилось его убрать, и остается вычислить - где же
это могло произойти, на каком уровне?» - вопрошал собравшихся на
пресс-конференции Я. Ахмадов (председатель Комитета информации и печати Чеченской
республики в пророссийском правительстве национального примирения)...
Возглавляемый им комитет создал 9 редакций: 3 республиканские газеты, 3
местные газеты и 3 журнала, принял на работу около 200 журналистов и может
дать работу еще 100 журналистам. Но на все газеты у них одна пишущая машинка.
Комитет не имеет средств связи ни с Москвой, ни с одним российским городом:
телефонная связь разрушена.
И.
Мунаев, первый заместитель министра информации и печати Правительства
национального возрождения Чеченской республики говорил: «Мощный полиграфический
центр также был разнесен вдребезги, Дом печати пострадал больше всего, хотя в
этом не было никакой необходимости. Разрушена типография Заболотного.
Журналисты остались практически без базы. Те деньги, которые нам якобы
выделили, гуляют где-то по банкам. Несколько месяцев назад нам якобы выделили
деньги, но до сих пор мы их не получила. Это наши проблемы, и до сих пор они остаются
нашими, хотя российское телевидение и газеты преподносят дело таким образом,
что здесь полным ходом идет восстановление. Все это миф, который раздувается с
целью создать ожесточение по отношению к чеченцам, чеченскому образу
внутреннего врага, который сейчас успешно создается в средствах массовой
информации России, ожесточение, неприятие чеченцев, чеченского народа. [Журналисты
на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 248].
У различной интерпретации фактов есть, на наш взгляд, и национальная детерминанта,
поэтому четвертой причиной различной интерпретации фактов
являются межнациональные противоречия.
Например,
многие руководители чеченских печатных СМИ отмечали, что в смысле условий труда
и быта работники российских СМИ в сравнении с чеченскими пользовались немалыми
преимуществами - аккредитация, допуск в воинские части, пресс-конференции, командировочные
на питание, транспорт и оплату гостиницы...Если к столичным журналистам
дудаевская сторона долгое время относилась благожелательно, проявляя явную в
них заинтересованность, то к «своим», грозненским, почти всегда - с подозрением.
Федеральное военное начальство и своих-то репортеров не жаловало, не говоря уж
о чеченских. В итоге информацию о военных операциях местные журналисты
вынуждены были получать от коллег из центральных СМИ.
Экономический
аспект, по нашему мнению, больше способствует поверхностному изучению
журналистами обстоятельств описываемых событий, чаще приводит к
непроизвольному искажению фактов в силу ограниченных возможностей.
Но у
характера истолкования фактов есть, на наш взгляд, и информационная
детерминанта, поэтому пятой причиной интерпретации фактов
является проблема, связанная с надежностью источников информации и правдивостью
самой информации.
В качестве примера можно привести один из самых
противоречивых и малодостоверных во всей информации наших СМИ аспектов: речь
идет о силах противоборствующих сторон и потерях.
Кто только не пытался выяснить численность федеральных
войск. Даже «Учительская газета» писала: «В Дагестане операцию начинали 60 тыс.
человек, и накануне вступления на территорию Чечни федералы имели 5-7 – кратное
превышение в вооружениях и живой силе перед боевиками. Кроме войск Минобороны,
численность которых составила не менее 50 тыс., значительные силы имели внутренние
войска, милиция и ОМОН - не менее 40 тыс. военнослужащих плюс соответствующая
боевая и другая техника (не менее 1000 единиц)» [Хмыстун В. Школа террористов
// Учительская газета. - 1999. - № 46, с. 5].
«Новое время» сообщало иные данные: 160 тыс.
военнослужащих, 4 тыс. единиц бронетехники, более 2 тыс. артстволов, несколько
сотен самолетов и вертолетов [Вторая чеченская война // Новое время. - 1999. -
№ 52, с. 14].
Аналогичная картина и с численностью незаконных
вооруженных формирований. «Независимая газета» сообщала, что «боевиков на
начало было 1 тыс. человек» [Победы мнимые и настоящие // Независимая газета. -
1999. - 5 октября, с. 157].
«Комсомольская правда» утверждала, что «основные силы
чеченских вооруженных формирований составляли 15-20 тыс. человек, плюс
бандитские «партизанские» отряды, затаившиеся в горах и лесах» [Баранец В.
Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение // Комсомольская
правда. - 2000. - 17-24 марта, с. 4].
Во многих публикациях были сообщения и о других
количествах боевиков, но они рознились не в пользу федеральных сил. А газета
«Сегодня» утверждала, что «численность бандформирований остается в пределах 3 -
3,5 тыс. человек [Одноколенко О. Не президентское это дело // Сегодня. - 2000.
- 8 апреля, с. 7].
Тем не менее, как показывает анализ публикаций, истинное
соотношение сил не так волнует общественное мнение, как вопрос о потерях. Но
здесь информация абсолютно различная. Например, «Комсомольская правда» «подсчитала»,
что в Дагестане было 47 убитых и 33 раненых [Баранец В. Чечня война без правил // Комсомольская правда. -
1999. - 20 октября, с. З].
«Российская газета» сообщает, что «сотни людей погибли
от рук террористов в Дагестане» [Абдулатипов Р. Нельзя отдавать народ в рабство
террористам. Открытое письмо // Российская газета. - 1999. - 18 ноября, с. 7].
И. Иванов – в то время министр внутренних дел России –
через журнал «Политическое самообразование» говорил, что «в Дагестане погибло
более 1,5 тыс. мирных граждан» [Имбрачимбейш Х-М. Сказать правду о трагедии народов
// Политическое самообразование. - 1989. - № 4, с. 11].
Цена схватки в Чечне также имеет свой спектр мнений.
«Комсомольская правда» сообщала, что за восемь месяцев боев «объединенная
группировка потеряла около 2 тысяч человек убитыми и почти пять тысяч человек
ранеными. Более 60 пропали без вести..., уничтожено более 40 боевых машин
пехоты, танков и бронетранспортеров, 4 самолета и 5 вертолетов, свыше 70
автомашин» [Баранец В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее
поражение // Комсомольская правда. - 2000. - 17-24 марта, с.4].
«Независимая газета» утверждала, что «потери составляли
- 50 убитых за неделю» [Куликов А. О проблемах нормализации обстановки в Чечне
// Независимая газета. – 2000. - 14 июня, с. 8]. Нетрудно подсчитать, что за
восемь месяцев войны убито около 1700 российских военнослужащих.
Информация о потерях в осетино-ингушском конфликте также
неоднозначна. Например, «Вестник временной администрации в зоне чрезвычайного
положения» сообщал, что во время конфликта погибло 546 человек [Вестник временной
администрации в зоне чрезвычайного положения на части территории Республики
Ингушетии и Республики Северная Осетия. – 1993. – № 37], а директор Центра
социологического анализа межнациональных конфликтов А.А. Здравомыслов писал,
что погибших было более 600 человек [Здравомыслов А.А. Осетино-ингушский
конфликт: перспективы выхода из тупиковой ситуации. – М., 1998].
Газета
«Известия» писала: «Подавляющее большинство поступающих... сообщений
сопровождаются фразами: «по неподтвержденным данным», «как сообщил
информированный источник, пожелавший остаться неизвестным» и так далее. Как
следствие, информация крайне неоперативна и нередко ошибочна. Сколько раз
менялись официальные данные о количестве заложников и террористов! Причем
расхождения в цифрах были в кратное число раз. Говорится о количестве погибших...
без указания имен. Неясна картина с заложниками... Кто эти люди, сколько среди
них женщин и детей? Ответов на все эти вопросы нет [Информационная война в
Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 253].
И какой только аспект войны ни возьми - будь то бои или
передышка, снабжение или его отсутствие, боевики или беженцы, передовая или
госпиталь – во всех сообщениях средств массовой информации идет искажение
фактов или различная их интерпретация.
И
как показало исследование публикаций, в основе искажения фактов, своеобразного литературного вымысла, лежат
социально-политические, экономические и личностные мотивы представителей
власти, военных, а также журналистов и руководителей их печатных органов.
Также
различная интерпретация фактов имеет как субъективную, так и объективную
составляющую, подчиненную интересам информационной войны, так как объективность
отражения военных конфликтов в СМИ обусловлена особенностями ее проведения.
2.3.
Причины журналистской дезинформации и ее последствия
Проведенный анализ более сотни публикаций на тему
чеченской войны позволил на основании ряда факторов, влияющих на достоверность
и объективность информации, а также характера содержания статей, обозрений и
репортажей о событиях чеченской войны выявить следующие группы причин
журналистской дезинформации.
1.
Политические причины.
2.
Правовые причины.
3.
«Организационно-информационные» причины.
4.
Причины искажения информации, обусловленные профессионально-личностными
качествами журналистов.
5. Причины дезинформации в прессе, обусловленные военным
фактором.
К политическим причинам журналистской дезинформации сама пресса относит
следующие аспекты.
Во-первых, информационная
политика печатных изданий в период проведения контртеррористической операции в
Дагестане и после развертывания боевых действий на территории чеченской
республики строилось, исходя из соображения обеспечения интересов сил,
проводивших различные политические кампании, главная из которых - президентские
выборы в России.
«Новое
время», анализирую деятельность политиков,
считает, что «всем для продолжения политической судьбы нужна была эта война» [Дубнов
В. Хроника одного самоубийства: Дагестан. Репортаж со странной войны//Новое
время. – 1999. - № 33, с. 11], поэтому «естественными
союзниками Путина была война и связанные с ней страхи» [Мильштейн И.
После ультиматума//Новое время. – 1999. - № 50, с. 50].
Аналогичную точку зрения высказывает и «Литературная
Россия»: «маленькая победоносная война
нужна была для путинских выборов» [Петров М. Чеченская отечественная…//Литературная
Россия. – 2000. – 25 февраля, с. 4].
Западные журналисты также утверждали, что вторая
«чеченская война началась, в основном, по предвыборным политическим мотивам и
должна завершиться по тем же причинам [Къеза Д. В такой войне не бывает победы
//Общая газета. – 2000. – 17 февраля].
Исследование других публикаций показало, что нагнетание военного психоза
в прессе и в первую чеченскую войну, и во вторую способствовало получению
политических дивидендов, как пропрезидентских сил, так и оппозиции, в зависимости
от того, под каким «соусом» преподносилась информация. Воздействие мировой
общественности, влиятельных политических организаций и финансовых кругов
Запада осуществлялось средствами массовой информации на все институты власти и
граждан России, что бумерангом отражалось и на самих СМИ и на журналистах, аккредитованных
в Чечне.
Во-вторых, активные действия политической цензуры, которые выражались в усилении
давления на СМИ (кадрового, финансового, юридического, организационного и прочего),
а так же в обеспечении отсутствия гласности в таких вопросах как: кто и что
стоит за этой войной; сколько она стоит и осилит ли ее российская экономика;
какими потерями обходится каждая победа; какое и как применяется оружие; боевая
техника, средства материально-технического обеспечения; какие средства призваны
к урегулированию российско-чеченского противодействия политическим путем; какие
жертвы мирного населения и т.д. и т.п. (примеры публикаций по данным проблемам
приводятся во всех главах данной работы).
Мы делаем предположение, о том, что с целью сокрытия
указанных проблем в Москве, как об этом еще весной 1994 г. писала «Московская правда», было создано несколько специальных центров для снабжения
российских журналистов дезинформацией о событиях в Чечне. По словам бывшего
заместителя руководителя администрации Президента РФ В. Волкова, эти центры
запускают «через телевидение и некоторые газеты сообщения, искажающие
ситуацию» [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995,
с. 39].
У людей, как указывал журнал «Журналист», пытаются создать некие нейтральные,
«успокаивающие» стереотипные представления, которые придумываются в высоких
кабинетах и навязываются общественному мнению, а орудием целенаправленных
информационных залпов служат СМИ [Д. Назарбаева. Время не бросает никаких
вызовов//Журналист. - 2001. - № 9].
В-третьих,
поддержка некоторыми печатными органами противников победы России в этой войне
(определенных западных кругов, отдельных чеченских и влиятельных российских
политических лидеров, руководителей ВПК, которые имею свои интересы в
продолжение боевых действий). Так,
например, «Комсомольская правда» считает, что «жестокая политика в отношении
Чечни для Кремля, похожа, единственная. А, значит, будем воевать» [Евтушенко А.
Мобильные группы ФСБ наиболее уязвимы для наших снайперов//Комсомольская
правда, - 2000. - 19 июля, с. 6].
«Московские новости» обличает тех политиков, которые «за
власть в Москве заложат не только Чечню с Кавказом, но и свою «малую родину».
Поддержав войну с терроризмом, они замысловато, смешивая ложь с ложью,
пытаются нам объяснить, как при помощи вертолетов и танков можно изловить
террористов на дорогах Чечни» [Приставкин А. Страна войны//Московские новости.
- 1999. - 16-22 ноября, с. 3].
Политические причины, в основном влияют на
объективность и правдивость
информации. На достоверность и «противоречивость» данных, приводимых в печатных изданиях, а также на журналистский вымысел
воздействуют, так называемые, организационно - информационные ограничения. Их
много, но в ходе проведенного исследования были выявлены следующие, наиболее важные
из них.
1. Корреспонденты и обозреватели не всегда имеют
возможность получить информацию «из первых рук», или берут ее от не проверенных
источников.
2. Фактор устаревания информации (несвоевременное
прибытие на место, невозможность отправить материал, опережение коллегами из
других СМИ и т.п.) влияет на желание журналиста внести в репортаж «свежую
струю», и он использует вымышленные факты.
3. Требования руководителей предоставлять «горячий» материал вынуждают
корреспондентов заниматься подтасовкой фактов.
4. «Заказные» статьи, заявку на которые получают
журналисты от (со)владельцев СМИ в угоду коммерческим интересам.
К
правовым причинам журналистской дезинформации
следует, на наш взгляд, отнести недостаточность законодательного
регулирования рассматриваемой проблемы.
Новый
Уголовный Кодекс Российской Федерации предполагает уголовную ответственность за
принуждение журналиста к распространению или отказу от распространения информации.
Умышленная
дезинформация журналистов может образовывать состав преступления -
воспрепятствования законной профессиональной деятельности журналиста в тех
случаях, когда в действиях присутствовал элемент злостности и предоставление
ложной информации преследовало цель ограничения свободы массовой информации (то
есть права свободно искать, получать, производить и распространять массовую
информацию). Но виновные вряд ли несут наказание потому, что в новом Уголовном
кодексе исключена уголовная ответственность за воспрепятствование в доступе к
информации и в соответствии с принципом обратной силы уголовного закона,
устраняющего или смягчающего уголовную ответственность, уголовные дела, будь
они даже возбуждены до 1 января 1997 года (даты вступления в силу нового
Уголовного Кодекса), после указанной даты должны быть прекращены, а приговоры,
будь они вынесены по этим делам до указанной даты, - пересмотрены.
Формально
журналист или редакция могли бы взыскать с дезинформа-торов причиненные убытки
(такая возможность продекларирована в статье 24 Федерального закона «Об
информации, информатизации и защите информации»), но понятие убытков,
сформулированное в гражданском праве для целей гражданского оборота, совершенно
неприменимо к отношениям, возникающим в информационной сфере, которые в
большинстве случаев носят не гражданско-правовой, а конституционно-правовой
характер.
Анализ изданий периодической печати выявил также
следующие причины искаженной информации, обусловленные профессионально -
личностными качествами журналистов.
1. Некоторые журналисты преподносят репортаж явный
вымысел в связи с использованием командировок в район боевых действий не «по
назначению». (боязнь пребывания на передовой, вольготное проведение рабочего
времени и т.п.).
Журнал
«Огонек» указывал, что «чаще всего журналисты в Чечне гибнут от пули или
осколка. В этих случаях принято обвинять руководителей федеральных властей,
«развязавших кровавую бойню». Но ведь газета - не армия, где за неисполнение
приказа карают трибуналом. Журналисты подставляют голову под пули добровольно.
С целью очень прозаической - вернуться с информацией, которая поможет понять
суть происходящего беспредела. Ведь мертвый репортер уже никому ничего не
расскажет» [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с.
346]. Поэтому некоторые журналисты, опасаясь за свою жизнь, делают свои
репортажи, не приближаясь к району боевых действий.
Другие
журналисты, как, например, сообщил один из командиров батальонов корреспонденту
«Московской правды» В. Мальшакову «к ним за полтора месяца, что стоит здесь их
батальон, побывало только два журналиста. 7 марта из агентства «Рейтер»
приехал один на бронированном джипе: «Спасибо ему, увез в госпиталь наших
раненых. Вторым после 10 марта был «паренек из «Комсомольской правды», фамилию
забыл. А третий вот - ты. Больше не было». Ну а остальные, надо полагать,
одетые в бронежилеты, получают информацию у подполковника Астафьева из
пресс-центра МО РФ в штабе Ханкалы, вокруг которой тройное кольцо обороны
[Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 346].
2. Иногда, как указывалось выше, корреспондентам не
удается попасть на позиции федеральных войск и они берут информацию у боевиков.
3. У журналистов существует понятие «профессионального
цинизма, предполагающее некоторую степень отстраненности от
происходящего. Невозможно абсолютно все пропустить через душу и сердце.
Разумеется, меру отстраненности каждый определяет самостоятельно, по
обстановке» [Гусаров Р. Война и пресса//Военный вестник Юга России. - 2000. - №
6, с. 8]. Добавим от себя - не только меру отстраненности, но и в меру
причастия. Некоторые журналисты, как показывает исследование публикаций, не
утруждают себя поиском интересного, информационно-конкретного, аналитически-продуманного
и объективного материала. В ряде статей [Аракишвили Г. Чеченский кинжал//За
рубежом. - 2000.- 15 апреля; Группа индивидуального террора//Известия. - 1999.
- 21 октября; На всех хватит: Чеченская война глазами российского солдата//Московские
новости. - 2000. - № 5; Окопная правда//Комсомольская правда. - 1999. - 11
ноября и др.] авторы достаточно абстрактно описывают; они не называют ни
конкретных фактов, ни обстоятельств происходящего, ни причин случившегося; не
дают анализа последствий очерчиваемых событий. Отсюда и несвежесть информации,
и искажение фактов, и литературный вымысел.
4. Отдельные журналисты обижены на свое
руководство: последний материал не включили в номер, или предыдущие заслуги не
оценили по достоинству, или что-то другое. Поэтому они испытывают
профессиональную «усталость», равнодушие к работе.
5. На войне у некоторых корреспондентов
отсутствует должное понимание и осознание судьбоносности освещаемых событий,
поэтому присутствует некая легкость и небрежность в их комментариях, за
которыми проскальзывают неточные данные, идет поверхностный анализ того, что
они видят и слышат.
6. У некоторых - журналистская позиция не совмещается с
гражданской и появляются репортажи, оплаченные противником или заказные ложные
сообщения, оплаченные российскими воротилами большого бизнеса, отдельными политиками. Бывший
председатель Комиссии Государственной Думы по расследованию причин и
обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской республике С.
Говорухин однажды зачитал депутатам доклад, приписываемый начальнику
департамента госбезопасности Чечни Гелисханову Джохару Дудаеву. В нем, в
частности, говорится: «Докладываю, что согласно вашему разрешению
департаментом госбезопасности в декабре 1994 года на оплату журналистов было
израсходовано 1,5 миллиона долларов. В последнее время российские власти приняли
меры по облегчению работы российских и иностранных журналистов, что
существенно затруднило их использование в наших интересах. В связи с этим прошу
вас дать распоряжение о выделении дополнительно одного миллиона долларов»
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 88].
7. Иногда сам журналист работает на сенсацию, на
«бомбу», которая должна взорваться... за деньги.
8. Торговля информационным сырьем толкает корреспондента
в погоне за средствами к существованию продавать «некачественный товар». Им,
как и военным, не всегда выплачивают обещанное.
9. Личностные качества журналиста: некая бравада.
Отсутствие должной компетенции, «потребность» выдать компромат и другие - ведут
иногда не только к нарушению журналистской этики. Но и приводят к публикации лишенный
смысла и наивного материала.
10. У вооруженного конфликта свои особенности, своя логика, своя
правда. Поэтому здесь у журналистов не действует принцип беспристрастности.
Среди причин дезинформации в прессе, обусловленных
военным фактором, можно назвать действие военной цензуры и те обстоятельства,
когда военные в целях дезинформации противника или спецпропаганды предоставляют
корреспондентам ложную информацию.
Но особенно действия военного фактора, по нашему мнению, проявляются при
ведении информационной войны.
«Информационные
войны запретить нельзя — за ними стоят деньги, интересы заказчиков. На многих
медиа-конференциях выступающие очень любят говорить с высоких трибун о такой
высокой материи, как свобода и независимость СМИ. Однако практика показывает,
что СМИ далеко не свободны — от власти, от стратегов... и когда журналисты
говорят и пишут, они услаждают «амбиции политиков, приумножают капиталы
олигархов» [Д. Назарбаева. Время не бросает никаких вызовов//Журналист. - 2001.
- № 9] - организаторов Информационных войн.
О
данной проблеме достаточно много публикаций, но особо хочется выделить
деятельность идеологического аппарата незаконных вооруженных формирования.
Довольно
часто информационно-пропагандистская работа чеченских сепаратистов
сдабривалась откровенными фальсификациями, но, тем не менее, имела успех. И
главным образом потому, что велась активно, динамично, постоянно и по различным
направлениям, с различными слоями общества как в России, так и за рубежом.
Отдельные детали проведения информационной войны хорошо, на наш взгляд, описало
«Независимое военное обозрение»: «основательно разрушенные города стали
благодатным пропагандистским материалом. Практически ежедневно по всем
телеканалам мира демонстрировались панорамы поверженных городов, улицы, усеянные
трупами. Все это производило неизгладимое впечатление на мировое общественное
мнение, побуждая его вставать на сторону чеченских сепаратистов. Хотя нередко
разрушения в чеченских городах были произведены самими дудаевскими боевиками.
Они специально подрывали заводы, фабрики, жилые дома, железнодорожные пути,
нефтепроводы и вводили в заблуждение общественность.
Лидеры
боевиков приложили значительные усилия для того, чтобы информация об
обстановке в Чечне проходила исключительно через их руки. С этой целью они
развернули в ряде стран так называемые «Чеченские информационные центры»,
выполнявшие прямые распоряжения Дудаева и целенаправленно снабжавшиеся
соответствующими видеоматериалами и текстами заявлений правительства непризнанной
Республики Ичкерия. Основное финансирование этих центров в Польше, Литве,
Эстонии и других странах осуществлялось исламскими организациями Саудовской
Аравии, Иордании и Турции, а также за счет средств, полученных от незаконной
продажи российской нефти.
Одна
из задач информационных центров состояла в том, чтобы инициировать в зарубежных
средствах массовой информации антироссийскую пропагандистскую кампанию,
посредством которой возложить ответственность за неурегулированность конфликта
в Чеченской Республике на федеральную сторону и убедить Запад в живучести
чеченского сопротивления. В информационных центрах устраивались встречи с
журналистами и правозащитниками, проводились международные конференции,
тематические семинары и «круглые столы». При одном из наиболее активных
информационных центров, действовавших в Кракове (Польша), была развернута
радиостанция «Свободный Кавказ».
Много
внимания боевики уделяли журналистам, которым удавалось проникнуть в
контролируемые ими районы. Корреспонденты не встречали отказа ни в одной
просьбе об интервью, что частенько случалось в стане федеральных войск. Им
активно помогали в сборе материалов, заботились об их охране и пропитании. В
результате дудаевцам удалось завоевать доверие представителей средств массовой
информации, создать впечатление того, что им предоставляется возможность
получения эксклюзивной информации. В обстановке, как правило, негативного
отношения к представителям прессы в федеральных войсках восприятие журналистами
происходящих в Чечне событий было соответствующим.
Журналисты
в подавляющем большинстве случаев по достоинству оценивали внимательное к себе
отношение чеченских сепаратистов и в долгу не оставались. Лидеры боевиков
регулярно появлялись на каналах многочисленных телекомпаний, их голоса
постоянно звучали в радиоэфире.
Помимо
культивирования позитивного отношения к боевикам, их идеологи умело
распространяли дезинформацию. Она использовалась всякий раз, когда надо было
убедить общественность в том, что федеральная авиация наносит удары по школам,
больницам, жилым домам и т. д. Вплоть до последнего времени журналисты
передавали материалы, в которых занижались потери боевиков и сообщалось лишь
об их военных успехах.
Со
страниц газет, из теле- и радиоэфира на российских военнослужащих обрушивался
поток материалов о зверствах федералов, якобы заливших кровью гордую и
свободолюбивую Чечню. Особо подчеркивалась низкая боеспособность российских
воинских частей. Ни слова не говорилось о том, что Дудаев три года
целенаправленно готовился к войне, а его боевики, по сути, представляют собой
отлично подготовленную профессиональную армию. В российских средствах массовой
информации подчеркивалась бездарность командиров, бестолковость солдат, звучали
обвинения в садистской жестокости и мародерстве. Смаковались плохая оснащенность
и низкая обученность военных. Замалчивалась информация о зверствах дудаевцев.
Излюбленной
темой стал отказ некоторых солдат от направления в Чеченскую Республику,
практически незавуалированная пропаганда дезертирства, призыв к солдатским
матерям направляться в Чечню и вырывать своих чад из рук «злодеев-командиров».
Если сын оказался в плену, то «добрые и благородные» боевики торжественно
вручали сына матери, правда, в том случае, если поблизости были осветительные
юпитеры и телевизионные камеры или когда за пленного вносилась многомиллионная
плата. Еще лучше, если отказником становился офицер. Он получал поистине
всероссийскую известность. На самом же деле пленные российские военнослужащие
подвергались пыткам, продавались в рабство, насильно приучались к наркотикам,
превращались в звероподобных существ [Информационная война в Чечне. Сост. Олег
Панфилов. – М., 1997, с. 400].
Приведенные выше причины появления на страницах газет и
журналов недостоверной, необъективной, противоречивой, а иногда и ложной информации
(дезинформации) определяют не только характер публикаций, но и прямо влияют на
последствия в виде оценок, корректировки курса и изменения общественного мнения
или социально-политической обстановки.
Последствия журналистской дезинформации, как показало
проведенное нами исследование, могут быть политическими, экономическими,
социальными и военными.
К политическим последствиям можно отнести:
1. Изменение тактики действий руководителей (лидеров),
проводящих те или иные политические кампании.
2. Усиление (ослабление) противостояния руководства
страны и оппозиции.
3. Увеличение (уменьшение) степени влияния на страну и
ее руководство мирового общественного мнения.
4. Коррективы политических решений противоборствующей
стороны.
5. Ужесточение (ослабление) действий политической
цензуры.
6. Замена региональных и местных руководителей.
К экономическим последствиям, по нашему мнению, можно
отнести:
1. Перераспределение бюджетных средств.
2. Увеличение (уменьшение) выделений из небюджетных
выплат.
3. Корректура финансовых планов.
Социальными последствиями могут быть:
1. Активизация действий различных неформальных объединений
(комитеты солдатских матерей, «Русский ПЕН-центр» и т.д.).
2. Проведение митингов, забастовок, стачек, голодовок и
пр.
3. Консолидация или разобщение различных общественных
групп.
Характер публикаций может влиять и на изменения в
отношении к армии и в среде самих военных (бойкот призыва в армию, замена
военных руководителей, изменение боевых планов генералов и т.д.).
Военно-политические и социально-экономические
последствия, на которые в той или иной степени повлияла работа СМИ, в комплексе
воздействуют и на изменения, происходящие в «лагере» журналистов. Как
показывает анализ тех статей, в которых пресса раскрывает деятельность средств
массовой информации, вторая чеченская война по своему разрушительному
воздействию на российское общество и государство превосходит первую. Она
нанесла мощный удар по робким росткам российской демократии. В первую очередь,
имеется в виду расширение ограничений свободы слова, прав журналистов, усиление
зависимости и давления на средства вещания, вовлечение прессы в «грязные игры»
и информационную войну, которую ведут политики и военные.
Интересен тот факт, что, чем больше средства массовой
информации влияют на общественное мнение. Тем больше через обратную связь они
получают проблем для своей деятельности. Отсюда следует вывод, что трудности и
критику, которые имеют СМИ, они, во многом создают себе сами. Это подтверждает
каждый прошедший день второй чеченской войны.
Чтобы выйти их этого замкнутого круга журналистскому
корпусу необходимо изменить не только свою информационную политику, но и
обеспечить проведение комплекса организационных, экономических и
морально-этических мер, по крайней мере, в отношении тех корреспондентов,
которые аккредитованы на войне.
Выводы по второй
главе:
1. Условия работы журналиста в зоне вооруженного конфликта обусловлены
рядом проблем, главные из которых – возможности аккредитации и получения
доступа к источникам информации.
Одной из важных детерминант отражения характера внутрироссийских военных конфликтов
в отечественны печатных СМИ, помимо творческого потенциала журналистов,
является их способность взаимодействовать с представителями органов
государственной, ведомственной и местной власти; их пресс-секретарями и
пресс-службами; различными информационно-пропагандистс-кими центрами и другими
СМИ.
Объективность отражения военных конфликтов в печатных СМИ
обусловлена особенностями проведения «информационной войны». Значительную роль
в распространении дезинформации играют, так называемые государственные источники
информации, которые распространяют официальные сведения, исходящие, в первую
очередь, от силовых ведомств.
2. Другой, не
менее значимой детерминантой
отражения характера вооруженных конфликтов является военно-политический,
социально-экономический и национальный факторы взаимодействия
противоборствующих сторон в зоне конфликта, а также противостояние власти,
военных и журналистов, антагонизм которых, во-первых, не позволяет обществу
обладать достоверной информацией о событиях в зоне военного конфликта, а
во-вторых, делает население заложником информационной войны.
3.
Военно-политические, правовые,
организационные профессионально-личностные и некоторые другие причины
журналистской дезинформации имеют достаточно серьезные политические,
экономические и социальные последствия, а также определенным образом
сказываются на военном аспекте эволюции вооруженного конфликта.
ГЛАВА 3. ЧЕЧЕНСКИЙ КОНФЛИКТ В ОТРАЖЕНИИ
РОССИЙСКИХ ПЕЧАТНЫХ СМИ
3.1.
Спрятанная война и СМИ: «право на вмешательство»
в информационную деятельность
Проблемы
гласности в освещении вооруженного конфликта между Россией и Чечней красной
нитью проходят через большинство сообщений средств массовой информации. Этот
вопрос постоянно является объектом обсуждения различных семинаров, круглых
столов, пресс-конференций практически всех масс-медиа.
Большую роль в
решении проблемы свободы слова играет Фонд защиты гласности, который постоянно
собирает материалы о «спрятанной» войне и СМИ в период российско-чеченского
конфликта.
Бывший командующий объединенной группировки войск в Чечне Г. Трошев
однажды открыто сказал, что кому-то война в Отечестве просто выгодна.
Официально власть не может дать подтверждение данному заявлению, поэтому была выбрана тактика максимального
умалчивания о происходящих событиях. «На тему второй чеченской попытки был
наложен всеобщий и добровольный запрет» [Воронов В. Вторая чеченская
война//Новое время. - 1999. - № 52, с. 11]. Москва периодически дает «циркуляр:
войну не показывать» [Спрятанная война: о событиях в Чечне без военной цензуры
// Известия. - 1999. - 2 ноября, c. 7].
«Вечерняя
Москва» сообщает, что «ни одна операция, связанная с Чечней, не проходила в
таком «информационном вакууме». Не можешь даже толком знать, сколько было
бандитов, напавших на Кизляр, оборонявшихся затем в Первомайском, прорвавшихся
оттуда в Чечню. И никто ничего не сообщает конкретного о заложниках: сколько их
захватили, сколько освободили, сколько людей погибло» [Информационная война в
Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 269].
Права и свободы журналистов в зоне вооруженного конфликта
были юридически ограничены постановления Правительства РФ «Об обеспечении
государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации,
законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований
на территории Чеченской республики и прилегающих к ней регионах Северного
Кавказа», которое создало новый, не предусмотренный действующим законодательством
правовой режим, сходный по содержанию с режимом чрезвычайного положения.
Издание «Журналист» отмечает, что «власть военная и гражданская отвечать
на вопросы, волнующие общество и задаваемые журналистами, не желает. Не
слышит, не замечает. Вот эти поставленные прессой и выброшенные на ветер
вопросы: была ли встреча Волошина и Басаева, о чем они договорились или не договорились?
Почему, несмотря на предупреждения разведки и сообщения дагестанского
руководства в Москву о готовящемся вторжении чеченских боевиков (кстати, и
пресса предупреждала), должных мер центр не принял? Почему десантники,
охранявшие рубежи в Ботлихском районе, были выведены отсюда незадолго до
начала войны? Почему несколько лет назад был расформирован последний отряд Главного
разведывательного управления Генштаба, специально подготовленный для ведения
боевых действий в горах? Почему на передовой вновь оказались необстрелянные
призывники? Почему то артиллерия, то авиация бьют по своим? Как могло
случиться, что полтора года боевики из Чечни создавали базы и укрепляли
позиции для будущих сражений в Дагестане, а наши силовики об этом ничего не
знали? Почему второй раз «наступили на грабли», когда чеченские «братья», как
нож в масло (сравнение спикера Госдумы), вошли в Новолакский район? Почему,
если наши военные знают даже «дома, в которых засели Басаев и Хаттаб» и готовы
их уничтожить, приказа не поступает? Почему чудо-оружие было продемонстрировано
боевикам, а не применено, и, попавшие в окружение, Басаев на «джипе», а Хаттаб
на «лендровере» выехали в Чечню на передислокацию?
Дагестанцы, все солдаты и офицеры, сражающиеся сегодня за российский
Кавказ, их матери и жены, все российское общество имеют право получить ответы
на эти вопросы с помощью четвертой власти. Но в том-то и дело, у этой власти
власти нет. Мы раздерганы по олигархическим кланам, монополизировавшим прессу,
разобщены и не представляем единой общественной силы. Служим за похлебку
хозяевам, а уж потом России. Что ж удивляться, что из всемогущих mass-media мы
превратились в карманные СМИ [Карпенко И.В. этом сезоне принято быть
патриотичным.//Журналист. - 1999. - № 10].
Таким
образом, первая причина сокрытия информации о чеченских событиях
обусловлена политическим фактором, т.е. желанием высших органов государственной
власти спрятать от общества достоверную информацию о вооруженном конфликте. И
не только в России, но и в Чечне.
Вот
как характеризует отношение СМИ и чеченских лидеров бывший пресс-секретарь
Министерства иностранных дел Чеченской Республики, пресс-секретарь Парламента
Чеченской Республики, журналист Л. Мисирбиев: «Завгаевская администрация
официально работать не давала. Готовил статью (май-июнь 1996 года) о работе
чеченских журналистов, отдал в газету «Республика» и «Даймохк» на чеченском
языке. В статье - анализ чеченских средств массовой информации, как они работают,
как подают материал. Опубликована по-русски не была. В статье выражается точка
зрения, что чеченская пресса не отражает дудаевскую сторону, сторону боевиков.
Несколько более объективна газета «Грозненский рабочий». Иногда старается
«Республика», «Возрождение» - плохо отражает реальность.
Журналистам,
желающим отразить точку зрения дудаевцев, чинятся препятствия со стороны
администрации Завгаева, министра информации Бугаева. Были проблемы у
Координационного совета дать о себе информацию в эфир... [Информационная война
в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997, с. 439-440].
К
политическому фактору, по нашему мнению, можно отнести и отражение в печати самого характера войны. Корреспонденты
от прессы по-разному видят отношение русского и чеченского народов к
происходящим событиям.
Большинство называет эту войну антитеррористической
операцией. Но есть и другие мнения. Например, «Независимая газета» утверждает,
что «чеченские лидеры заставили поднять оружие тех, кто воевать не хотел. Это
не повстанческая, а народная война» [Аслаханов А. Возвращение к
мирной жизни // Независимая газета. – 2000. – 16 июня, с. 3].
А. Масхадов через «Общую газету» объясняет, что
«идет тотальная война, самое главное - отразить агрессию всеми, кто может
держать в руках оружие» [Аллах высоко, а мир далеко: репортаж из лагерей чеченских
боевиков// Общая газета. – 2000. – 15-21 июня, с. 5].
«Чеченцы вообще не знают никакого подчинения авторитету
государства - ни деспотического, ни феодального, ни демократического. Едва ли
не каждый чеченец сам себе президент и гордится этим. Удивительно ли, что
нынешние «чеченские президенты» никогда не имели государственной власти и
показали свою совершенную неспособность подавить бандитизм и обеспечить закон»
[Баранец В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение //
Комсомольская правда. - 2000. - 17-24 марта, с. 4].
«Российская газета» говорит, что «московские политики не понимали чеченцев и скоро своей безразборной
бойней, с разгромом целых поселков сплотили большинство против себя» [Браев
Л.И. Как нам обустроить Чечню или почему не состоялось государство Ичкерия? //
Российская газета. – 2000. – 13 января, с. 5].
«Русским мы верим на 1%, - говорят чеченские старейшины со
страниц «Комсомольской правды» [Хмыстун В. Школа террористов. //
Учительская газета. – 1999. - № 46, с. 9].
Журнал «Дружба народов» отмечает, что в Дагестане «люди все помнят. Они никому
не верят» [Тютюнник С. Кадарская зона // Дружба народов. – 2000. - № 1,
с. 152].
«Комсомольская правда» утверждает,
что «большинство чеченцев глубоко разочарованы. Они не хотят, не в состоянии
жить на своей Родине... и не считают, что ее надо защищать от федеральных
войск» [Л. Браев Чечня: война без правил//Комсомольская правда. – 1999.
– 20 октября, с. 3].
Но, тем не менее, даже «Учительская газета»
отмечает, что «наивно полагать, - что армию встречают с распростертыми
объятиями» [Хмыстун В. Школа террористов. // Учительская газета. – 1999. - № 46. С. 9].
То,
– писали многие газеты, – что официальная информация, поступающая из Чечни и в
Чечню, до тошноты лжива, стало ясно уже в первые часы войны.
А. Зданович (в
свое время - заместитель начальника Центра общественных связей Федеральной
службы безопасности РФ) так объяснял причины сокрытия информации. «Во-первых,
ту информацию, которую закрывают ведомства...по соображениям национальной
безопасности не должна выходить за рамки определенного круга лиц. В данной
ситуации федеральная служба безопасности подключается и обеспечивает этот режим
информационной безопасности и предотвращения утечки сведений. Второй вариант,
когда сведения касаются деятельности непосредственно нашей службы. Я всегда
говорил и... надо различать сведения по их актуальности и их доступности:
1)
когда мы говорим о каких-то результатах, это одна ситуация. Мы готовы,
подчеркиваю, некоторые результаты нашей деятельности, в конкретных операциях в
том числе, обсуждать и рассказывать; 2) когда речь идет о механизме нашей
работы. Здесь я сразу говорю и подчеркиваю всегда, ни о каком обсуждении здесь
речи быть не может» [Стенограмма «круглого стола» Российско-Американского
информационного пресс-центра//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова
А. – М., 1995, с. 234].
Против
прессы также действует статья 29 закона о внутренних войсках, запрещающая
видео- и фотосъемку в местах дислокации частей, ведущих боевые действия.
Оговорка, предусмотренная законом: "без личного согласия военнослужащих",
- ничего не означает, так как она может трактоваться весьма широко.
Таким
образом, второй причиной спрятанной войны от СМИ и общества являются
«интересы» силовых министерств, их «понимание» необходимости сокрытия
информации.
Как
показывает анализ публикаций во многих печатных изданиях, третьей
причиной сокрытия информации о чеченских событиях является действие экономического
фактора.
Ряд аналитиков объясняют причины спрятанной войны
«развернувшейся борьбой за нефть Каспия и маршруты ее вывоза на внешние
рынки...» [Гушер А. Ключ к Кавказу: политико-экономическая ситуация и
межнациональные отношения в Дагестане//Азия и Африка сегодня. – 1999. - № 4-5,
с. 56], или экономической выгодой от
торговли информационным сырьем о войне [Магомедов С. Закончилась ли
война в Дагестане? // Военный вестник Юга России. – 2000. - № 3, с. 5].
Многие руководители СМИ считают, что в современном
мире информация является товаром. «В столице мало кого волнует, что не
заводился БТР, на котором был отправлен корреспондент, или «вертушка»
задержалась с возвращением, или еще какие обстоятельства, и неважно, первая или
вторая война - главное, чтобы точно в срок, минута в минуту репортаж был в
номере» [Гусаров Р. Война и пресса//Военный вестник Юга России. – 2000. - № 6, с.
8].
Четвертой причиной сокрытия информации о чеченских
событиях является, на наш взгляд,
отображение хода боевых действий и положения российских военных. В первой и
второй главе мы уже касались проблем численности противостоящих сторон и
потерь, что, безусловно, является одним из факторов спрятанной от общества
войны. Что же касается положения российских военных, то данный аспект также
относится к разряду «не особо разглашаемых», потому что, например, в
первую войну «армию бросили неукомплектованной, необученной, не довооруженной,
скверно обмундированной, без разведки, с бюрократическим безалаберным и
некомпетентным командованием. Дудаевцам предательски продавалась секретная
информация и вооружение... Боевиков выпускали из окружения» [Браев Л.И. Как нам обустроить Чечню, или почему
не состоялось государство Ичкерия//Российская газета. - 2000. - 13 января, с. 5].
В том числе и потому, что «..все явственнее
обнаруживается серьезная слабина войск - воюем-то на старье еще советского
пошиба» [Баранец В. Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение//Комсомольская
правда. - 2000. - 17-24 марта, с. 4]. «Не хватает биноклей ночного видения,
антиснайперских винтовок и многого другого» [Окопная правда // Комсомольская
правда. - 1999. - 11 ноября, с. 5].
А вот как описывает состояние федералов иностранный корреспондент:
«Эта война - ликвидация остатков, напоминает гигантскую коллекцию предметов
одноразового использования, расчистку складских остатков. На обочинах дорог
покрываются ржавчиной сломанные грузовики и автомашины. Цеха же по починке
старых МИ-8 загружены напролет» [Къеза Д. В такой войне не бывает победы //
Общая газета. - 2000. - 17-23 февраля, с. 16].
Во вторую чеченскую войну «опять от бездарного
руководства армейские части и подразделения МВД не работают как единый и
слаженный военный механизм, ...слабое материально-техническое обеспечение»
[Воронов В. Круговое наступление в Чечне // Новое время. - 2000. - № 2-3, c.
4].
Можно, на наш взгляд, согласится с мнением А. Кива о том,
что «Президент, правительство, руководители силовых ведомств плохо знали
реальную ситуацию в Чечне, недооценили потенциальные силы сопротивления, пренебрегли
предупреждением, что вражда среди чеченцев стихает и они начинают сплачиваться,
как только появляется угроза извне. Говорят, что операция была плохо
подготовлена, в том числе с точки зрения информационного обеспечения, влияния
на общественное мнение, в том числе посредством постоянного разъяснения россиянам
хода операции высокопоставленными государственными деятелями. Говорят, что она
из рук вон плохо начала осуществляться, и вместо быстрого «хирургического
вмешательства» мы имеем действия, напоминающие поведение слона в посудной
лавке» [Кива А. Грех полуправды //Российская газета. - 1995. - 12 января, 1-2].
Таким
образом, российско-чеченский вооруженный конфликт по ряду указанных выше
причин является «спрятанной войной» и именно закрытая от общества война
детерминирует «право на вмешательство» в информационную деятельность
журналистов.
На
протяжении всего рассматриваемого конфликта печатные СМИ приводили
многочисленные примеры не только вмешательства, но и грубого «вторжения»
российских военнослужащих в информационную деятельность журналистов.
Например,
«Московская правда» писала, что после возвращения одного журналиста от боевиков
к своим, его поставили вдоль стены и после бесконечных обысков, пинков и тычков
стволами автоматов в спину загнали в «фильтр». У корреспондента отняли всю
видеосъемку. «Фильтровка» длилась сутки. Все это время его и других заложников
практически не кормили и обращались как с людьми, повинными во всех неудачах
федералов [Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997].
Другой
журналист Д. Буевич был избит сотрудниками ОМОНа у селения Октябрьское. Он был
остановлен ОМОНом, когда вез отснятую видеокассету для перегона материала в
Москву. После того как он предъявил документы, омоновцы заявили, что
"жаль, что не всех журналистов добили в октябре 1993 года", а затем
стали его бить резиновыми дубинками. В тот же день в станице Ищерская Д. Буевич
был остановлен чеченскими ополченцами, которые также избили его [Журналисты на
чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 24].
И
таких примеров в книге «Журналисты на чеченской войне» приводятся сотни, а
также другие факты, документы и свидетельства о нарушении права журналистов выполнять
свои профессиональные обязанности.
Действия
российских военнослужащих в отношении журналистов не имеют национальной
окраски.
Например,
журналисты Чехии В. Квасничка, П. Слабек, П. Приных и П. Цикгард были задержаны
военнослужащими внутренних войск МВД РФ на дороге между Урус-Мартаном и Шали:
солдаты, некоторые из которых имели татуировки на руках (один из них, на
просьбу назвать имя, назвал себя "Ельцин", другой солдат назвал себя
"Горбачевым"), отобрали у журналистов камеру и 40 отснятых видеокассет,
затем завязали журналистам глаза и отвезли на БТР в незнакомую местность, где
подвергали их оскорблениям и вымогали деньги. После того как журналистов
отпустили, в Грозном в районе аэропорта Северный они подверглись
преследованиям другой группой военнослужащих [Журналисты на чеченской войне.
Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 94].
Неоднократно
российскими военнослужащими обстреливались группы американских журналистов. На
дороге Грозный - Владикавказ обстреляна группа журналистов американской телекомпании
CBS Т. Сентон, Д. Могулофф, В. Купер, В. Якубович и С. Розенберг. Российские
военнослужащие открыли без предупреждения огонь поверх голов и по ногам
журналистов, шедших по дороге.
Продюсер М. Роуз
и оператор К. Галика американской телекомпании NBC были обстреляны российскими
военнослужащими на территории Чеченской республики, примерно в 30 километрах от границы с Северной Осетией. Обстрел проводился без предупреждения, у журналистов
изъят материал видеосъемки [Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А.
– М., 1995, с. 28].
Корреспондентам
германских СМИ Микичу С. и другим - было запрещено вести съемку после того,
как офицер спецназа МВД РФ, представившийся полковником
"Александром", ударил по видеокамере. У корреспондента-стрингера
агентства АР (США) Максима Коржова военные отобрали блокнот и вырвали из него
несколько страниц с записями. У независимого журналиста Масааки Хаяти (Япония)
была изъята фотопленка со съемкой инцидента, а у корреспондента "Gazeta
Wyborcza" Яцека Хугобадера (Польша) отобраны диктофон и аудиокассеты.
[Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 89].
Таким
образом, вмешательство в информационную деятельность журналистов производится, во-первых,
путем запрещения производить записи, т.е. нарушения участниками вооруженного
конфликта Закона РФ «О средствах массовой информации», который предоставляет
журналистом право производить записи, в том числе с использованием средств
аудио- и видеотехники, кино- и фотосъемки, даже применительно к тому правовому
режиму, который был введен в Чечне постановлением Правительства, поскольку
законодательством не предусматривается каких-либо ограничений на производство
записи или съемки.
Во-вторых, вмешательство в информационную деятельность
журналистов производится, путем применения к журналистам физической силы, т.е.
нарушения военными Конституции РФ, которая в ст. 22 гарантирует человеку личную
неприкосновенность. В данном вопросе правовое положение журналиста не отличается
от правового положения остальных граждан. Применение физической силы даже в
период вооруженных конфликтов подлежит определенным ограничениям.
Право
применять физическую силу в отношении лиц, не принимающих непосредственного
участия в вооруженном конфликте, имеет лишь ограниченный круг лиц и в строго
оговоренных в законе случаях, перечень которых не подлежит расширительному
толкованию (ст. 24 Закона «О внутренних войсках МВД», ст. 12 Закона «О
милиции»).
В-третьих, вмешательство
в информационную деятельность журналистов связано с применением
противоборствующими сторонами оружия по журналистам.
Журналисты,
не принимающие непосредственного участия в военных действиях, не
могут являться объектом нападения, в том числе и с применением огнестрельного
оружия, как со стороны военнослужащих правительственных войск, так и со
стороны противостоящих им вооруженных формирований.
Тем
не менее, в период вооруженного конфликта возможно возникновение сомнения
относительно того, принимает ли данное лицо участие в боевых действиях, или оно
является гражданским лицом и охраняется в таком качестве международными
конвенциями. Для этого случая в международном гуманитарном праве существует
специальная презумпция, гласящая, что в случае сомнения относительно того,
является ли лицо гражданским, оно считается таковым, пока не установлено (доказано)
обратное.
При
этом на военнослужащего или на участника вооруженного формирования,
противостоящего правительственным силам, ложится обязанность принимать все меры
к установлению действительного статуса лица. Как показало наше исследование,
такие действия участниками конфликта по отношению к журналистам часто не
предпринимались.
В-четвертых, вмешательство
в информационную деятельность журналистов производится, путем изъятия у них
записей и материалов, засвечивания пленки или изъятия технических средств, т.е.
нарушения, с одной стороны, международного права, которое запрещает ограбление
гражданского населения, в том числе и журналистов (ст. 4 Протокола II), с
другой стороны, нарушения Конституции РФ (ст. 35, ч. 30), согласно которой
«изъятие» военнослужащими отснятого материала и профессиональной аппаратуры у
журналистов, представляет собой незаконное отчуждение имущества без воли на то
собственника.
Однако
в Чечне нередко речь шла не о простом грабеже или разбое, а об особой форме
воспрепятствования законной профессиональной деятельности журналиста.
«Изъятие» материалов и аппаратуры у журналистов нарушало и право граждан на
оперативное получение достоверной информации о деятельности государственных
органов и их должностных лиц, закрепленное в ст. 38 Закона «О средствах
массовой информации».
В-пятых, вмешательство
в информационную деятельность журналистов производится, путем задержания
журналистов, т.е. нарушения военными Конституции РФ, которая гарантирует
человеку личную свободу. В данном вопросе журналист не отличался от иных
гражданских лиц. Российское законодательство предусматривает исчерпывающий
перечень случаев, когда свобода человека может быть ограничена до вынесения
обвинительного приговора судом и назначения наказания в виде лишения свободы,
и круг органов и лиц, имеющих право ограничивать свободу человека. В условиях
военного конфликта российское законодательство по отношению к журналистам явно
не соблюдается.
Журналисты,
свобода которых была ограничена, как и прочие лица, не принимающие участия в
боевых действиях, тем не менее имели право на гуманное обращение, уважение
своей личности, чести, своих убеждений и религиозных обрядов, право получать и
отправлять письма, им должны были обеспечиваться условия для сохранения
здоровья.
Ст.
21 Конституции РФ и ст. 4 Протокола II запрещают посягать на их жизнь,
здоровье, физическое и психическое состояние, жестокое обращение, пытки,
нанесение увечий или телесные наказания в любой форме.
Запрещается
надругательство над человеческим достоинством, в том числе и унизительное и
оскорбительное обращение (ст. 21 Конституции РФ и ст. 3 Женевских Конвенций).
Тем не менее,
как показало исследование, требования перечисленных выше юридических и правовых
документов в условиях вооруженного конфликта не соблюдались.
В-шестых, вмешательство в информационную деятельность
журналистов производится, путем изменения содержания материалов переданных
журналистами в редакцию печатного органа, или отказ руководителей СМИ в
публикации материалов вследствие действия политической или военной цензуры (примеры,
подтверждающие это, приводились в первой и второй главе).
Таким
образом, проведенный анализ публикаций показал, что в условиях вооруженного
конфликта вмешательство в информационную деятельность журналистов является
«логическим» звеном в цепи ограничения свободы слова и искажения информации на
спрятанной от общества войне.
3.2.
Ответственность СМИ при освещении вооруженных конфликтов
Анализ печатных материалов показывает, что в такое
понятие как ответственность СМИ за освещение вооруженных конфликтов можно
включить три вида ответственности: социально-политическая, юридическая и
моральная.
Как
показало наше исследование, социально-политическая ответственность
детерминирована рассмотренными в первой главе факторами влияния журналистики на
характер развития вооруженных конфликтов и на общество в целом.
Например,
с началом первой чеченской войны Вооруженные силы России, внутренние войска и
специальные подразделения, выполняя приказы, оказались в атмосфере полного
осуждения во многих газетах и журналах.
C
началом военной операции в Чечне подавляющее большинство средств массовой
информации развернули невиданную в мировой практике широкомасштабную травлю
собственных Вооруженных Сил, получивших задачу восстановить в республике
конституционный порядок. По существу, это редкий в мировой истории случай,
когда в большинстве своем пресса оказалась на стороне воюющего противника.
А руководство силовых структур, предвидя неудачный
исход чеченской кампании, выступило с инициативой поиска виновных еще до заключения
августовского перемирия. Пытаясь объяснить «причины непобедимости чеченских
мятежников» («Ориентир», № 7, 1996, с. 20-23), военные отводят немалую роль
«воздействию продажных СМИ». «Чуть ли не вся наша вскормленная диссидентской
идеологией интеллигенция встала стеной за Дудаева, его террористов, его наемников
и нашу мафию» (там же). «Дудаевская пятая колонна в действии» - так отзывался
об отечественной прессе журнал «На боевом посту» (№ 8, 1996, с. 13).
Почему
вся критика была направлена против того, кто восстанавливает Закон,
обезоруживает бандита и оттаскивает насильника, а не против того, кто продолжает
насиловать?
По
нашему мнению, именно представители четвертой власти должны нести свою долю
ответственности за беды и страдания, связанные с Чечней. Наглядными примерами
активной дезинформации служат события в селах Ассиновская и Самашки. Очевидно,
что намеренно лживые описания "зверств" российских солдат не только
приумножили мощь сопротивления, но и позволили западным странам оказать
финансовое давление на Россию.
Масштабы
тотальной контрпропаганды, развернутой СМИ (судя по сотням публикаций),
подтверждают запланированный характер этой беспрецедентной информационной акции.
Вокруг
криминального режима Дудаева создавался некий ореол возвышенности, чистоты и
благородства. Над созданием этого ореола немало потрудились А. Фадин из «Общей
газеты», К. Любарский из «Нового времени», В. Симонов, И. Ротарь и А. Павлов из
«Комсомольской правды», Ю. Хайтина из «Московского комсомольца", Е.
Афанасьева из «Новой ежедневной газеты», Е. Григорьева из «Московских
новостей», Д. Муратов из «Новой ежедневной газеты» и многие другие. А газета
«Аргументы и факты» пошла дальше остальных, напечатав учебное пособие для
солдат по дезертирству из армии.
Пресса
в то время создала себе такой «авторитет», что, как написала «Вечерняя Москва»
(19.12.1994 г.), если для журналистов существует риск получить пулю или
осколок, то он в первую очередь исходит от российских войск.
Можно,
на наш взгляд, согласится с мнением председателя Комитета РФ по печати С.
Грызунова, который указывал, что «российская пресса способствовала излишней
драматизации сугубо внутреннего конфликта России, безнадежно затянутого просто
потому, что у власти были за минувшие три года более срочные дела. Своей
абстрактно-гуманной реакцией на действия силовых министров российские журналисты
заметно усугубили сам конфликт, умножив его глубину и тяжесть решения. Более
того, своими «свидетельствами» они поставили под сомнение весь опыт демократических
преобразований в России, нанесли тяжелейший удар по институту президентской
власти, дали массу аргументов тем, кто давно искал признаки «национального
преступления» в действиях реформаторов. Тем самым пресса как бы создала
психологическую основу для будущих путчистов. Ее односторонний взгляд на события
изрядно способствовал тому, что ожесточение обеих сторон проявилось в
масштабах больших, чем диктовалось конкретными обстоятельствами» [Стенограмма
дискуссии Комитета РФ по печати. Москва, 18 января 1995 г. //Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995, с. 182-184].
Во
вторую чеченскую войну информационная
политика строится несколько по иному. «...В российской журналистике эпоха
«вольных стрелков» закончилась. Большинство тех, кто приезжает на войну, теперь
гораздо глубже понимают происходящее. Нет былой бравады, зато прибавилось
компетентности. Многих журналистов в войсках узнают и встречают с непременным
радушием как боевых друзей» [Гусаров Р. Война и пресса//Военный вестник Юга
России. - 2000. - № 6, с. 8].
Существует мнение, что российская пресса проявила в ходе
нового конфликта соответствующую требованиям профессии ответственность и
квалификацию. Она оказалась тем, чем должна была оказаться: свидетелем
происходящего. Показав войну как войну, она способствовала продвижению в
подуставшее российское общественное сознание критерия «прав человека» в качестве
наиболее важного для точной оценки событий и лиц, сыгравших в этих событиях
реальные роли.
Однако,
как показало данное исследование, характер отражения военных конфликтов в
российских печатных СМИ в основном не изменился. А социально-политическая
ответственность журналистов проявляется только в виде критики в самих же
средствах массовой информации.
Главная проблема СМИ - недостоверная информация, как
указывают сами журналисты, и как было показало выше, по-прежнему остается для
прессы достаточно актуальной.
Вопрос об ответственности за предоставление недостоверной информации
является весьма сложным. Данные действия нарушают право граждан оперативно
получать достоверную информацию о деятельности государственных органов и их
должностных лиц, которое рассматривается российским законодательством как
основа контроля общества за деятельностью государственных органов и состоянием
различных сторон общественной жизни (ст. 12 Федерального закона «Об информации,
информатизации и защите информации»). Однако говорить об ответственности
должностных лиц, допустивших нарушение данного права, в настоящее время вряд
ли возможно.
Юридическая
ответственность определена действующим российским законодательством. Однако
рассматриваемые в работе и иные конфликты проистекают на территориях субъектов
федерации, где действуют также свои законы и подзаконные акты. Поэтому
журналисты, находясь на территории конфликта поневоле попадают (иногда и
частично) под юрисдикцию той или иной национальной республики. В связи с этим
определенную необходимость, на наш взгляд, представляет анализ действующих в
зоне конфликта в рассматриваемом аспекте «местных» законов.
Например, из 118 составов преступлений,
предусмотренных Уголовным Кодексом Чеченской республики Ичкерия, прямо
посвящены ограничениям свободы слова и информации 18 (то есть 15 %), а
косвенно могут затронуть реализацию прав журналиста еще 6 (итого - 24 статьи,
что составляет 20 % всех предусмотренных преступлений).
Наиболее
значительные ограничения касаются запретов на распространение той или иной
информации и тех или иных мнений.
Как
правило, средства массовой информации или их работники не называются напрямую
как, соответственно, орудия и субъекты преступления, однако распространение
той или иной информации в значительном числе случаев имеет место как раз в
средствах массовой информации.
Еще
одной особенностью, характерной для Уголовного кодекса Ичкерии, является то,
что нижний предел наказания в виде лишения свободы и ссылки, как правило, не
установлен, что может означать, что осужденный может отбыть такое наказание в
течение нескольких часов или дней.
Многолетняя война в Чечне показывает, что Москва не
может добиться военным путем федератизма Чеченской Республики в составе России,
а Чечня не может добиться независимости силой. В этих условиях, как нам
кажется, войну необходимо немедленно прекратить и перевести разрешение
конфликта в переговорное русло. Но это, по всей вероятности, случится тогда,
когда президент России поймет, что весь народ выступает за мир с Чечней. Отсюда
и значение средств массовой информации, и прессы, в частности. Отсюда и
значение моральной ответственности. Создание общественного мнения, что происходящее
сегодня в Чечне не абстрактные боевые действия и далеко не просто контртеррористическая
операция: решается судьба Северного Кавказа, южного форпоста России - может
повлиять на судьбу всей страны и на ее авторитет в глазах мирового сообщества.
Моральная
ответственность СМИ должна, на наш взгляд, «наступать» в соответствии с
Кодексом чести журналиста. Но так как подобного кодекса работы журналиста в
зоне вооруженного конфликта не существует, среди изученных публикаций нам также
не встретилось ни одной, в которой бы говорилось о применении юридической
ответственности за встречающиеся в прессе факты неуважения журналистами власти
и закона; за не стремление к полезному взаимодействию с силами, занятыми
поддержанием правопорядка, со всемерным содействием им в выполнении их задач и
функций; за неуважительное отношение к языкам, нравам, обычаям и традициям всех
наций и народностей, а также недопустимость любой дискриминации по признакам
расы, национальности, языка, религии; за непризнание без возражений и
сопротивления права органов, поддерживающих правопорядок, на изъятие тиражей,
прекращение радио- и телепередач, направленных на подстрекательство населения
к действиям, несовместимым с общественным порядком и общественной
безопасностью; за не использование лексики, исключающей возможность ее
толкования для усиления враждебности и обострения конфликтов; за публикации
недостоверной и несправедливой информации; за нанесения кому бы то ни
было ущерба неполнотой, неточностью, ложностью сведений, оглашаемых СМИ; за
прибегание к незаконным и безнравственным способам получения информации; за
ориентацию на этику насилия, любых проявлений терроризма, пыток, жестокого обращения
с арестованными и задержанными; за не прогнозирование отдаленных социальных
последствий публикаций и моральную безответственность журналиста, за негативные
результаты профессиональной деятельности и так далее.
Таким
образом, рассмотренные аспекты законной ответственности СМИ при освещении
вооруженных конфликтов показывают, что СМИ не несут должной ответственности,
что детерминирует большинство проблем в деятельности журналистов, и в первую
очередь проблемы аргументации и объективности освещения событий военных
конфликтов.
3.3. Проблемные
факторы информационной войны и механизмы их преодоления
Анализ литературы по исследуемой проблематике показал,
что проблемные факторы информационной войны изучаются в работах таких
российских ученых, как В.Г. Афанасьев, Ю.П. Буданцев, Г.Н. Вачнадзе, А.А.
Грабельников, Б.А. Грушин, Н.Н. Моисеев, А.И. Ракитов, В.И. Саппак, В.А.
Сидоров, М.И. Скуленко, и др. [Афанасьев В.Г. Социальная информация, - М.,
1994; Буданцев Ю.П. Системность в изучении массовых информационных процессов.
- М., 1986; Вачнадзе Г.Н. Всемирное телевидение. Новые средства массовой информации:
их аудитория, техника, бизнес, политика. - Тбилиси, 1989; Грабельников А.А.
Средства массовой информации постсоветской России - М., 1996, Грушин Б.А. Массовое
сознание Опыт определения и проблемы исследования. - М., 1987; Садпак В.И.
Телевидение и мы. - М, 1988; Сидоров В.А. Политическая культура СМИ. - М,
1994].
Среди работ
зарубежных авторов данный аспект рассматривается в трудах М. Манделбаума «Вьетнам:
телевизионная война», Дж. Каррела «Масс-медиа и общество», Д. Моррисона
«Журналисты и война», Ф. Тейлора «Война и СМИ: пропаганда и убежденность в
войне в Заливе» и др. [Public opinion, media and violence
Attitudes to the Gulf war in a Local Population-University of Hull, Centre of
Security Studies, 1991; Currel, James. Mass Media and Society. New York, 1991; Morrison, David. Journalists at war: the Dynamics of new reporting in the
falklands conflict London Review of Books, 1988; Morrison David Television and
the gulf war. London Review of Books, 1992; Taylor P. War and Media: Propaganda
and Persuasion in the gulf war New York, 1991; The media war against the seibs
Belgrad, 1994].
Обобщая все
точки зрения на проблемы информационной войны, представленные в указанных
работах, можно сказать, что главными из них являются следующие.
1.
Не сформирована система информационной безопасности СМИ, обеспечивающая
реализацию государственной политики в области информационной безопасности.
2.
Отсутствует нормативно-правовая база обеспечения информационной безопасности
СМИ, в том числе регламент информационного обмена с органами государственной
власти и управления, нормативное закрепление ответственности должностных лиц
за соблюдение требований информационной безопасности.
3.
Недостаточная защищенность информационного ресурса, которая приводит к
возможности утраты значимой информации. Потерям важной информации
способствуют также бессистемность защиты данных и слабая координация мер по
защите информации в общегосударственном масштабе, ведомственная разобщенность
в обеспечении целостности и конфиденциальности информации.
4.
Отставание отечественных информационных технологий вынуждает идти по пути
закупок незащищенной импортной техники, в результате чего повышается
вероятность несанкционированного доступа к базам данных СМИ, а также
возрастает зависимость от иностранных производителей компьютерной и
телекоммуникационной техники и информационной продукции.
5.
Отсутствуют научно-практические основы информационной безопасности СМИ
Российской Федерации, отвечающие современным требованиям и условиям
развития Российской Федерации.
6. В
недостаточной степени организованы разработки современных методов и технических
средств, обеспечивающих комплексное решение задач защиты информации.
Основное внимание уделено созданию средств защиты информации для ПЭВМ, не
входящих в состав единой автоматизированной информационной системы России.
7.
Отсутствуют критерии и методы оценки эффективности систем и средств
информационной безопасности СМИ Российской Федерации и их сертификации.
8.
Не проводятся комплексные исследования деятельности персонала информационных
систем СМИ, в том числе методов повышения мотивации, морально-психологической
устойчивости и социальной защищенности людей, работающих с секретной и
конфиденциальной информацией.
9.
Уровень обеспечения информационной безопасности СМИ не соответствует
требованиям действующих руководящих и нормативно-методичес-ких документов
Российской Федерации, регламентирующих эту область деятельности.
Сравнение перечисленных и фактически имеемых
(частично рассмотренных под другим углом зрения выше) проблемных факторов
информационной войны, как комплекса трудностей объективно-субъективного
характера, который испытывают журналисты, руководители масс-медиа, и особенно
механизмы их преодоления, свидетельствует о том, что данная проблема
практически мало исследована с точки зрения концепции действий журналистского
корпуса в условиях сложившихся определенных традиций, российской социальной
практикой и взаимодействия с институтами, участвующими в военных конфликтах. Основная,
на наш взгляд, причина этого в том, что на
современном этапе многие вопросы теории обеспечения информационной безопасности
государства претерпели и претерпевают серьезные изменения. Эти изменения касаются
и проблем информационного противоборства в системе обеспечения безопасности
России как одного из основных объектов журналистской деятельности (тематике статей,
репортажей, обозрений и пр.) - расстановка сил в мире, политические цели и
стратегические задач государств, их экономические возможности, достигнутый
уровень развития средств информационной борьбы, состояние и боеготовность вооруженных
сил и т.д.
В основу подхода к «журналистским проблемам» информационной войны должно быть
положено, как нам представляется, осмысление всей совокупности официальных
взглядов на цели, задачи, принципы и основные направления обеспечения
информационной безопасности Российской Федерации, которые изложены в Доктрине
информационной безопасности РФ [Указ Президента РФ «Доктрина информационной
безопасности РФ» от 9 сентября 2000 г. № Пр-1895].
Мы имеем в виду то, что основной (первой) группой
проблемных
факторов информационной войны является слабое (недостаточное)
«методологическое» обеспечение журналистами национальных интересов страны в
информационной сфере.
В
условиях военного конфликта состояние защищенности национальных интересов в
информационной сфере, как совокупности сбалансированных интересов личности,
общества и государства, по понятным причинам, резко ослабевает. Наступает
ограничение возможностей реализации конституционных прав журналистов на доступ
к информации, на использование информации в интересах осуществления не
запрещенной законом деятельности, а также в защите информации, обеспечивающей
личную безопасность.
Для обеспечения интересов общества в информационной сфере журналистский
корпус должен, прежде всего, используя правовые, творческие и иные, не
противоречащие законам механизмы разработать структуру организации своей
деятельности или в рамках отдельного СМИ в условиях военного конфликта.
Она, как представляется,
должна обеспечивать интересы личности, упрочение демократии, упрочение
правового социального государства, достижение и поддержание общественного
согласия в России.
Второй, на наш взгляд, группой проблемных
факторов информационной войны является отсутствие необходимых условий для
становления информационной инфраструктуры, для реализации конституционных прав
и свобод человека в области получения информации и пользования ею, так как в
условиях военного конфликта нарушается политическая и социальная стабильность,
ослабляется обеспечение законности и правопорядка.
В этих
условиях для СМИ на основе национальных интересов Российской Федерации в
информационной сфере важно определить содержание работы журналистов
(сформулировать стратегические и текущие задачи), основными составляющими
которой могут быть:
соблюдение
конституционных прав и свобод человека и гражданина в области получения
информации и пользования ею, оказание профессиональными средствами помощи для
обеспечения законности, сохранение и укрепление нравственных ценностей
общества, традиций патриотизма и гуманизма, культурного потенциала страны;
информационное
обеспечение государственной политики Российской Федерации, связанное с
доведением до российской и международной общественности достоверной
информации о государственной политике, официальной позиции государственных
органов в районе военного конфликта по социально значимым событиям,
обеспечение доступа граждан к открытым государственным информационным ресурсам;
развитие
современных информационных технологий, специфической для условий войны
индустрии информации, в том числе индустрии средств информатизации,
телекоммуникации и связи, а также обеспечение накопления, сохранности и эффективного
использования информационных ресурсов.
защита
информационных ресурсов от несанкционированного доступа, обеспечение
безопасности информационных и телекоммуникационных систем, создаваемых
на территории военного конфликта.
Третьей,
группой проблемных факторов информационной войны является, на наш взгляд,
аспекты, непосредственно влияющие на обеспечение информационной безопасности
СМИ.
К
ним можно отнести:
-
расширение «сотрудничества» представителей федеральных СМИ с «противоборствующей»
стороной;
-
ограничение объемов финансирования, проектирования, и закупки средств защиты
информации;
-
широкое использование в СМИ не защищенных от утечки информации импортных
технических и программных средств для хранения, обработки и передачи
информации;
-
рост объемов журналистской информации, передаваемой по открытым каналам связи,
в том числе по сетям передачи данных и межмашинного обмена;
-
трудности, связанные с ограниченными возможностями в условиях военного
конфликта интенсифицировать формирование закрытых государственных
информационных ресурсов и в полной мере использовать их эффективность.
Четвертой, на наш взгляд,
группой проблемных факторов информационной войны являются следующие основные
«угрозы» информационной безопасности СМИ:
1.
Деятельность человека, непосредственно и опосредованно влияющая на
информационную безопасность и являющаяся основным источником угроз.
2.
Отказы и неисправности средств информатизации.
3.
Стихийные бедствия и катастрофы.
Источники
угроз информационной безопасности СМИ можно разделить на внешние и внутренние.
Внешние
угрозы исходят от природных явлений (стихийных бедствий), катастроф, а
также от субъектов, не входящих в состав работников СМИ и не имеющих
непосредственного контакта с информационными системами и ресурсами.
Источники
внешних угроз:
-
«недружественная» политика «противоборствующей» стороны в области
распространения информации и новых информационных технологий;
-
деятельность иностранных разведывательных и специальных служб;
-
деятельность иностранных политических и экономических структур,
направленная против интересов Российского государства;
-
преступные действия международных групп, формирований и отдельных лиц,
направленные против интересов государства;
-
природные катаклизмы.
Внутренние
угрозы исходят от работников СМИ и других субъектов, вовлеченных в
информационные процессы, имеющих непосредственный контакт с информационными
системами и ресурсами, как допущенных, так и не допущенных к секретным
(конфиденциальным) сведениям.
Источники
внутренних угроз:
-
противозаконная деятельность политических и силовых структур в области
формирования, распространения и использования журналистской информации;
-
неправомерные действия государственных структур, приводящие к нарушению
функционирования деятельности СМИ;
-
нарушения установленных регламентов сбора, обработки и передачи
журналистской информации в России;
-
преднамеренные действия и непреднамеренные ошибки персонала информационных
систем СМИ;
-
отказы технических средств и сбои программного обеспечения в информационных и
телекоммуникационных системах.
Для комплексного преодоления проблемных факторов информационной войны,
приведенных в данном параграфе и некоторых из рассмотренных в предыдущих главах
работы, а также, имея ввиду то, что отражение внутрироссийских военных
конфликтов в отечественных печатных СМИ – это процесс участия журналистов в
«информационной войне», в которой побеждает тот, кто надежнее обеспечит свою
безопасность, мы предлагаем следующий алгоритм обеспечения безопасности
журналистской деятельности в ходе «информационной войны».
Его цель - формирование единой политики перехода от решения частных
вопросов защиты журналистской деятельности к систематическому и комплексному
обеспечению информационной безопасности журналистского корпуса, а также
определение научного, информационно-технического, правового, экономического и
организационного механизмов ее реализации.
Достижение
этих целей требует дальнейшего совершенствования и повседневного практического
осуществления единой информационно-технической политики СМИ Российской
Федерации в области обеспечения информационной безопасности.
Алгоритм
необходим для определения методологической основы:
-
проведения в СМИ государственной политики Российской Федерации в
области обеспечения информационной безопасности;
-
комплексной стратегии обеспечения информационной безопасности СМИ,
определяющей цели, задачи и комплекс основных мер по ее практической реализации;
-
формирования и проведения единой политики в области обеспечения
информационной безопасности СМИ;
-
координации деятельности российских СМИ по обеспечению информационной
безопасности при проведении научных исследований, создании и эксплуатации
Единой автоматизированной информационной системы (ЕАИС) СМИ России и объектов
информатизации СМИ;
-
подготовки предложений по совершенствованию правового, нормативно-методического,
научно-технического и организационного обеспечения информационной
безопасности СМИ;
-
проведения практических мероприятий по созданию системы обеспечения
информационной безопасности СМИ;
-
разработки целевых программ защиты информационных ресурсов и
средств
информатизации СМИ.
Объектами
обеспечения информационной безопасности СМИ, согласно предлагаемого алгоритма
являются:
-
информационные ресурсы, вне зависимости от форм хранения, содержащие
журналистскую информацию, составляющую государственную, профессиональную и
иную тайну, и информацию конфиденциального характера;
-
система формирования, распространения и использования информационных ресурсов,
включающая в себя информационные технологии, регламенты и процедуры сбора,
обработки, хранения и передачи журналистской информации;
-
информационные системы, обеспечивающие деятельность журналистов;
-
информационно-вычислительные комплексы, обслуживающие информационные технологии
деятельности журналистов;
-
система связи СМИ;
-
программные средства (операционные системы, системы управления базами
данных, общесистемное и прикладное программное обеспечение);
-
технические средства обработки информации (средства звукозаписи и
звукоусиления, звукосопровождения, переговорные и телевизионные устройства,
средства изготовления, тиражирования документов и другой обработки информации);
-
помещения, предназначенные для ведения конфиденциальных переговоров, обработки,
размножения и хранения документированной информации ограниченного доступа;
-
технический и обслуживающий персонал СМИ.
Информационная
безопасность указанных объектов создает условия для надежного
функционирования СМИ, что является жизненно важным условием обеспечения
информационной безопасности государства.
Целевой
основой предлагаемого алгоритма является:
обеспечения
информационной безопасности СМИ;
защита
национальных интересов Российской Федерации в сфере информационной
деятельности СМИ;
защита
от несанкционированного доступа (разглашения, модификации и т.д.) к информации,
предоставленной СМИ государственными органами, военными и пр.
Для
обеспечения информационной безопасности СМИ мы предлагаем следующие основные
направления:
1.
Организационно-режимное обеспечение защиты сведений, составляющих
государственную тайну, и конфиденциальной служебной информации.
2.
Обеспечение физической защиты объектов и средств информатизации СМИ.
3.
Обеспечение защиты информации от утечки по техническим каналам при ее
обработке (обсуждении), хранении и передаче на объектах информатизации
СМИ.
4.
Обеспечение защиты информации от несанкционированного доступа в
автоматизированных информационных системах и локальных вычислительных сетях
СМИ.
5.
Обеспечение конфиденциальности и целостности информации в телекоммуникационных
каналах, каналах связи и в телефонных линиях связи.
6.
Обеспечение радиоэлектронной безопасности объектов СМИ.
7.
Обеспечение безопасного информационного взаимодействия СМИ России с
отечественными и зарубежными организациями, министерствами и ведомствами.
8.
Обеспечение защиты информационных ресурсов от заражения компьютерными
вирусами.
9.
Организация, координация и финансирование научно-исследователь-ских и
опытно-конструкторских работ (НИОКР) в области обеспечения информационной
безопасности СМИ.
10.
Совершенствование нормативно-методической базы обеспечения информационной
безопасности СМИ.
11.
Совершенствование организационно-штатной структуры подразделений,
отвечающих за обеспечение информационной безопасности СМИ, и подготовка
специалистов по информационной безопасности.
Выводы по
третьей главе:
1. Российско-чеченский вооруженный конфликт называют
«спрятанной войной», потому что целый ряд социально-политических, экономических
и военных факторов детерминирует отсутствие гласности в освещении этого конфликта.
Интересы
власти в сокрытии или искажении информации обуславливают «право на
вмешательство» в информационную деятельность журналистов, которое реализуется
путем запрещения или существенного ограничения их профессиональной
деятельности, т.е. нарушения Конституции РФ и международного права.
2. Отсутствие социально-политической, юридической и моральной ответственности
СМИ при освещении вооруженных конфликтов, с одной стороны объясняется
несоответствием характера предпринимаемых федеральными властями действий
существующему на территории конфликта правовому режиму и недостатками
разработанного законодательства, посвященного ограничениям и гарантиям
соблюдения прав и свобод человека в период вооруженных конфликтов. А, с другой
стороны, отсутствие ответственности ведет к тому, что журналистика оказывает
прогрессорское влияние на дальнейшее развитие вооруженных конфликтов.
3.
Объективность отражения военных конфликтов в СМИ обусловлена также
особенностями проведения «информационной войны». Отсутствие научно-продуманной
и апробированной концепции преодоления проблемных факторов этой войны - войны
информации и дезинформации - делает наше общество главным заложником и жертвой
внутрироссийских военных конфликтов.
4.
Предлагаемый алгоритм решения проблем обеспечения информационной безопасности
может быть положен в основу постановлений органов власти (Приказов
соответствующих министерств), как плана достижения победы журналистами в
«информационной войне» в интересах общества.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В
советский период истории России о конфликтах с применением военной силы в СМИ
ничего не сообщалось. И надо признать, что крупных открытых межнациональных
конфликтов не было. На бытовом уровне существовали многие межнациональные
антипатии и трения, а также наблюдалось совершение преступлений на этой почве.
Последние никогда отдельно не учитывались и не отслеживались.
Тем
не менее, шло формирования латентных этноконфликтных ситуаций, обусловленных
ущербной национальной политикой Советской власти. Провозглашение большевиками
привлекательного, но лукавого для того времени политического лозунга о праве
наций на самоопределения повлекло за собой лавинообразный процесс суверенизации
территорий.
Фиктивные
федерализация и автономизация страны с четырьмя неравноправными уровнями
национально - государственных и национально - административных образований
(союзная республика, автономная республика, национальная область, национальный
округ) на волюнтаристски нарезанных территориях, на которых исторически
проживали и другие народы, заложили под национальный вопрос в СССР мину
замедленного действия. Последующие волевые изменения границ национальных
образований и передача огромных территорий (например, Крыма) из одной
республики в другую без учета исторических и этнических особенностей,
депортация целых народов с родных земель и рассеяние их среди других
национальностей, огромные миграционные потоки, связанные с массовым выселением
людей по политическим мотивам, с великими стройками, освоением целины и другими
процессами, окончательно перемешали народы СССР.
Таким
образом, национальная политика, проводимая в многонациональном СССР и
продолжаемая в постсоветской России разрушила старороссийскую национально-территориальную
систему и поставила во главу угла не человека с его неотъемлемыми правами и
законными, в том числе национальными интересами, а отдельные нации с их особыми
правами и особыми национально - властно - территориальными притязаниями,
реализуемыми в ущерб другим народам, нередко веками проживающим на той же
территории, в ущерб общепризнанным правам человека.
Ослабление
союзных «обручей» в процессе начавшейся перестройки, гласности и суверенизации
национально-территориальных образований обнажили многие пороки
коммунистического режима, его национальной политики и актуализировали дремлющие
межнациональные трения. Националистически настроенные и стремящиеся к власти и
собственности группы во многих союзных и автономных республиках, в одночасье
ставшие национальными героями, бросились объяснять все беды народные действиями
союзных органов и эксплуататорским интернационализмом. И в этом была доля
правды. Однако, как при любом массовом психозе, в межнациональных отношениях
стали доминировать крайности.
Постепенный
распад СССР спустил курок обвальным межнациональным конфликтам во многих
союзных и автономных республиках. После легального распада СССР его территория
стала уже зоной конфликтов с применением военной силы, в которые были вовлечены
все социальные институты, в том числе и СМИ.
Отражение внутрироссийских военных конфликтов в отечественных печатных
СМИ, как показало проведенное исследование, является специфическим процессом
выполнения определенного социального заказа в интересах пропагандистской войны,
которую ведут различные политические силы.
Детерминантами характера отражения военных конфликтов в печатных СМИ
являются военно-политический, социально-экономический и национальный факторы
взаимодействия противоборствующих сторон в зоне конфликта, а также
противостояние власти, военных и журналистов, а также особенности проведения
«информационной войны». Значительную роль в распространении дезинформации играют,
так называемые государственные источники информации, которые распространяют
официальные сведения, исходящие, в первую очередь, от силовых ведомств.
Данные факторы в ввиду неизменности российской политики в отношении
собственных интересов являются «постоянной величиной», поэтому характер отражения
рассмотренных в работе военных конфликтов в российских печатных СМИ остается
неизменным.
Вместе с тем средства массовой информации оказывают мощное воздействие
на формирование установок, влияющих на поведение участников конфликтующих
сторон и помогают формировать стереотипы поведения в различных ситуациях
такого социального явления, как вооруженный конфликт.
Проведенное исследование подтвердило гипотезу о том, что
отражение военных конфликтов в отечественных печатных СМИ представляет себой процесс
участия журналистов в «информационной войне».
Объективность отражения военных конфликтов в СМИ обусловлена особенностями
проведения «информационной войны». Характер информации зависит от распространяемых
официальных сведений, исходящих, в первую очередь, от государственных (силовых)
структур. Поэтому проблемы свободы печати и журналистской этики детерминированы
законами и условиями участия государства в военном конфликте.
Заполнение информационного пространства материалами по
конфликтной тематике, особенно с участием силовых структур, требует высокого
уровня самоцензуры и ответственности репортеров, редакторов и руководителей
СМИ.
Отсутствие
в нашей стране какой-либо ответственности СМИ детерминирует большинство проблем
в деятельности журналистов, и в первую очередь проблемы аргументации и
объективности освещения событий военных конфликтов.
Любой военный конфликт содержит в себе информационный «нектар», и чтобы
собрать его, представители СМИ идут на многое, часто ставя под угрозу
собственные и чужие жизни, а при реализации собранной информации забывают о
двух главных принципах: «Кому выгодно» и «Не навреди».
Нередко журналисты, описывая ту или иную реальную или
квазитеррористическую акцию, считают своим долгом привести как можно больше
подробностей происшествия и технических деталей.
Опасность подобных живописаний очевидна, если взглянуть
на цепочку обратной связи, которая может замкнуться и превратиться в порочный
круг: акция - публикация - прежний исполнитель или потенциальный террорист - новая
акция – новая информация и т.д. Движение по данному кругу обуславливает
прогрессорское влияние журналистики на эволюцию вооруженных конфликтов.
Современный
характер исторического развития показывает, что военные конфликты стали
неотъемлемым атрибутом нашей жизни. Поэтому результаты проведенного
исследования могут быть использованы в процессе дальнейшего изучения проблем
внутригосударственных вооруженных конфликтов и их разрешения. А предложенный в
работе алгоритм преодоления проблемных факторов информационной войны может быть
использован в работе региональных структур власти, партий и движений по
предупреждению, разрешению и управлению информационными составляющими вооруженных
конфликтов.
Библиография
1. Источники:
1.
Конституции
Российской Федерации. – М., 1993.
2.
Закон РФ «О
средствах массовой информации» № 2124-1 от 27 декабря 1991 г. (в ред. Федеральных законов от 13.01.1995 № 6-ФЗ, от 06.06.1995 № 87-ФЗ, от 19.07.1995 №
114-ФЗ, от 27.12.1995 № 211-ФЗ, от 02.03.1998 № 30-ФЗ, от 20.06.2000 №
90-ФЗ, от 05.08.2000 № 110-ФЗ, от 04.08.2001 № 107-ФЗ, от 21.03.2002 № 31-ФЗ,
от 25.07.2002 № 112-ФЗ, от 25.07.2002 № 116-ФЗ).
3.
Закон РФ «О безопасности» № 2446-1 от 5 марта 1992 г.//ВВС. - 1992. - № 15. (в ред. Закона РФ от 25.12.1992 № 4235-1, Указа Президента РФ от
24.12.1993 № 2288, Федерального закона от 25.07.2002 № 116-ФЗ).
4. Закон РФ «О
милиции» № 1026-1 от 18
апреля 1991 г.//ВВС. - 1991. - № 16. (в
ред. Законов РФ от 18.02.1993 № 4510-1, от 01.07.1993 № 5304-1; Федеральных
законов от 15.06.1996 № 73-ФЗ, от 31.03.1999 № 68-ФЗ, от 06.12.1999 № 209-ФЗ,
от 25.07.2000 № 105-ФЗ, от 07.11.2000 № 135-ФЗ, от 29.12.2000 № 163-ФЗ, от
26.07.2001 № 104-ФЗ, от 04.08.2001 № 108-ФЗ, от 25.04.2002 № 41-ФЗ, от
30.06.2002 № 78-ФЗ, от 25.07.2002 № 112-ФЗ,от 10.01.2003 № 15-ФЗ; с изм.,
внесенными Федеральными законами от 30.12.2001 № 194-ФЗ, от 25.07.2002 №
116-ФЗ).
5.
Закон РФ «О
Государственной границе РФ» № 4730-1 от 1 апреля 1993 г. //ВВС. - 1993. - № 17. (в ред. Федеральных законов от 10.08.1994 № 23-ФЗ, от
29.11.1996 № 148-ФЗ, от 19.07.1997 № 106-ФЗ, от 24.07.1998 № 127-ФЗ, от
31.07.1998 № 153-ФЗ, от 31.05.1999 № 105-ФЗ, от 07.11.2000 № 135-ФЗ, от
05.08.2000 № 118-ФЗ (ред. 24.03.2001), от 30.12.2001 № 196-ФЗ, от 24.12.2002 №
178-ФЗ; с изм., внесенными Постановлением Конституционного Суда РФ от
11.11.1997 № 16-П).
6.
Закон РФ «Об
информации, информатизации и защите информации» № 24-ФЗ от 20 февраля 1995 г.// Российская газета. - 1995. - 22 февраля. - с. 4. (в ред. Федерального закона от 10.01.2003
№ 15-ФЗ).
7.
Уголовный Кодекс РФ. - М., 2003. 158 С. (в ред. Федеральных законов от 27.05.1998 № 77-ФЗ, от
25.06.1998 № 92-ФЗ, от 09.02.1999 № 24-ФЗ, от 09.02.1999 № 26-ФЗ, от
15.03.1999 № 48-ФЗ, от 18.03.1999 № 50-ФЗ, от 09.07.1999 № 156-ФЗ, от
09.07.1999 № 157-ФЗ, от 09.07.1999 № 158-ФЗ, от 09.03.2001 № 25-ФЗ, от
20.03.2001 № 26-ФЗ, от 19.06.2001 № 83-ФЗ, от 19.06.2001 № 84-ФЗ, от
07.08.2001 № 121-ФЗ, от 17.11.2001 № 144-ФЗ, от 17.11.2001 № 145-ФЗ, от
29.12.2001 № 192-ФЗ, от 04.03.2002 № 23-ФЗ, от 14.03.2002 № 29-ФЗ, от
07.05.2002 № 48-ФЗ, от 07.05.2002 № 50-ФЗ, от 25.06.2002 № 72-ФЗ, от
24.07.2002 № 103-ФЗ, от 25.07.2002 № 112-ФЗ, от 31.10.2002 № 133-ФЗ, от
11.03.2003 № 30-ФЗ, от 08.04.2003 № 45-ФЗ).
8.
Федеральный закон
«Об органах Федеральной Службы Безопасности в Российской Федерации (в ред.
Федеральных законов от 30.12.1999 № 226-ФЗ, от 07.11.2000 № 135-ФЗ, от
07.05.2002 № 49-ФЗ, от 25.07.2002 № 116-ФЗ, от 10.01.2003 № 4-ФЗ; с изм.,
внесенными Федеральным законом от 30.12.2001 № 194-ФЗ).
9.
Федеральный закон
«О Внутренних войсках Министерства Внутренних Дел
Российской Федерации» № 27-ФЗ
от 6 февраля 1997 г. (в ред. Федеральных
законов от 20.06.2000 №
83-ФЗ, от 07.11.2000 № 135-ФЗ, от 07.05.2002 № 49-
ФЗ, от 10.01.2003 №
12-ФЗ).
10. Федеральный
закон «О чрезвычайном
положении» № 3-ФКЗ от 30 мая 2001 г.
11. Федеральный
закон «О пограничной службе Российской Федерации» № 55-ФЗ от 4 мая 2000 года.
12. Федеральный
закон «О Внешней
разведке» № 5-ФЗ от 10 января 1996 г. (в ред. Федерального закона от
07.11.2000 № 135-ФЗ).
13. Федеральный закон «Об экономической
поддержке районных (городских) газет» № 177-ФЗ от 24 ноября 1995 г. (в ред. Федерального закона от 02.01.2000 № 15-ФЗ).
14. Федеральный закон «О связи» № 15-ФЗ
от 16 февраля 1995 года (в ред. Федеральных законов от 06.01.99 № 8-ФЗ, от
17.07.99 № 176-ФЗ).
15. Федеральный закон «О государственной
поддержке средств массовой информации и книгоиздания Российской Федерации» №
191-ФЗ от 1 декабря 1995 г. (в ред. Федерального закона от 22.10.98 № 159-ФЗ).
16. Указ Президента РФ «Доктрина
информационной безопасности РФ» от 9 сентября 2000 г. № Пр-1895.
17. Указ Президента РФ «Вопросы
Государственной технической комиссии при Президенте Российской Федерации» РФ №
212 от 19 февраля 1999 г. (в ред. Указов Президента РФ от 14.01.2002 № 25, от
06.03.2002 № 257, от 5.10.2002 № 1129, от 04.03.2003 № 262).
18. Постановление Правительства РФ «О
федеральной целевой программе «электронная Россия (2002 - 2010 годы)» № 743 от
08.10.2002.
19. Декларация
Генеральной Ассамблеей ООН «О правах человека» от 10 декабря 1948 г.
20. Международный
пакт «О гражданских и политических правах человека», одобренный Генеральной
Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 г.
21. Декларация
Генеральной Ассамблеей ООН «О Преступности и общественной безопасности» от 12
декабря 1996 г.
22. Кодекс Общества профессиональных
журналистов.
23. Постановление Правительства РФ «Об
обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности
Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных
вооруженных формирований на территории Чеченской республики и прилегающих к ней
регионах Северного Кавказа» от 9 декабря 1994 г.
24. Европейская конвенция о защите прав
человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.
25. Женевские Конвенции 1949 года,
дополненные в 1977 г. Протоколом II //Пресечение
нарушений международного гуманитарного права. – М., 1998.
Литература:
26. Абдулатипов Р.
Нельзя отдавать народ в рабство террористам. Открытое письмо // Российская
газета. - 1999. - 18 ноября..
27. Абхазия: хроника необъявленной войны.
Ч. 1. – М., 1992.
28.
Авдеев Ю.И. Терроризм как социально-политическое явление//Современный
терроризм: состояние и перспективы. Под ред. Е.И. Степанова. – М., 2000.
29. Авраамов Д.С. Профессиональная этика
журналиста, парадоксы развития, поиски, перспективы. - М., 1991.
30. Аллах высоко, а мир далеко: репортаж
из лагерей чеченских боевиков// Общая газета. – 2000. – 15-21 июня.
31.
Анализ и прогноз межнациональных конфликтов в России и СНГ//Ежегодник
Центра социологического анализа межнациональных конфликтов РНИСиНП. Под ред.
А.Г. Здравомыслова и др. - М., 1994.
32. Аналитическое обозрение. - М., 1995.
33. Антонян Ю. Энергетический потенциал
экстремизма//Независимая газета. – 2000. – 15 апреля.
34. Апресян Р.Г. Идея морали и базовые
нормативно-этические программы. - М., 1995.
35. Аракишвили Г.
Чеченский кинжал//За рубежом. - 2000.- 15 апреля.
36. Арутюнов С.Д., Ангабадзе Ю.Д. и др.
Этнополитическая ситуация на Северном Кавказе//РАН. Институт этнологии и
антропологии.
37. Архангельский Л. М. Марксистская
этика. - М., 1985.
38.
Асатуров Б. История конфликта в Чечне в цифрах и фактах//Аргументы и факты.
– 1997. - № 37.
39. Аслаханов А. Возвращение к мирной жизни //
Независимая газета. – 2000. – 16 июня.
40. Асуев Ш.
Приказано верить//За рубежом. - 1999. - № 50.
41. Асуев Ш.
Фантомная боль России // За рубежом. - 2000.- 3-9 февраля.
42. Афанасьев В.Г. Социальная информация,
- М., 1994.
43.
Баранец В. Грозный взять – не Терек перейти//Комсомольская правда. - 1999.
-16 октября.
44. Баранец В.
Покаяние Президента//Комсомольская правда. - 2000. - 3 августа.
45. Баранец В. Российские военные
готовятся ко второму этапу операции//Ком-сомольская правда. - 1999. - 9
октября.
46. Баранец В.
Чеченская война: отложенная победа или вялотянущее поражение // Комсомольская
правда. - 2000. - 17-24 марта.
47. Бершин Е. Берег левый, берег
правый//Юность. - 1993. - № 1.
48. Бетел Л.Н. Президент Эстонии Леннарт
Мери: «Я жалею, что мы так хорошо обращаемся с русскими//Известия. - 1993. - 22
декабря.
49. Блиев М.M., Детоев В.В. Кавказская война. - М., 1994.
50. Богунов Н. Чеченские будни военных
контрразведчиков // Независимое военное обозрение. - 2000. - № 4.
51. Большая
Советская Энциклопедия. Под ред. Прохорова А.М. – М., 1973. Т. 13.
52. Бондаренко А. Циклические трансформации
нашей «информации» //Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М.,
1997.
53. Борисов А.
Политика как концентрированная информация//Независимая газета. - 2000. -
20 января.
54. Браев Л.И. Чечня: война без
правил//Комсомольская правда. – 1999. – 20 октября.
55. Браев Л.И. Как нам обустроить Чечню
или почему не состоялось государство Ичкерия? // Российская газета. – 2000. –
13 января.
56. Буданцев Ю.П. Системность в изучении
массовых информационных процессов. - М., 1986.
57. Бухарцев Р.Г. Вопросы профессиональной
этики журналиста. - Свердловск, 1971.
58. В чеченской
политике пора менять тактику // Независимая газета. - 2000. - 20 января.
59. Вачнадзе Г.Н. Всемирное телевидение.
Новые средства массовой информации: их аудитория, техника, бизнес, политика. -
Тбилиси, 1989.
60. Вестник
временной администрации в зоне чрезвычайного положения на части территории
Республики Ингушетии и Республики Северная Осетия. – 1993. – № 37.
61. «Вечерняя Москва». - 19.12.1994 г.
62.
Взаимодействие политических и межнационально-этнических конфликтов//
Материалы международного симпозиума 18 – 24 апреля 1994 г. Центр социологического анализа межнациональных конфликтов РНИСиНП. Отв. ред. Здравомыслов
А.Г. Ч. 1, 2. – М., 1994.
63. Военно-энциклопедический
словарь. Под ред. Огаркова Н.В. – М., 1983.
64. Военные преступления. Под ред. Р.
Гутмэна и Д. Риффа. – М., 2001.
65. Воинов А. Юридический
комментарий//Журналисты на чеченской войне. – М., 1995.
66. Воронов В. Круговое
наступление в Чечне//Новое время. - 2000. - № 2-3.
67. Воронов В.
Стояние на Тереке // Новое время. - 1999. - № 41.
68. Ворошилов В.В. Правовые и этические
нормы журналистики. – СПб., 1999.
69. Вторая
чеченская война // Новое время. - 1999. - № 52.
70. Выжутович В. Скрытие
показало//Московские новости. - 2001. - № 42.
71. Гакаев Д.Д. Чеченский кризис: новая
фаза развития и терроризм// Современный терроризм: состояние и перспективы. -
М., 2000.
72. Гамова С., Кондрашов Э. Ельцин и
Снегур встретились в Кремле. Тирасполь не желает говорить с
Кишиневом//Известия. - 1992. - 3 июля.
73. Грабельников А.А. Средства массовой
информации постсоветской России - М., 1996.
74.
Гринберг Ф. Кавказский текст русской культуры//Континент. 2000. - № 104.
75. Группа
индивидуального террора // Известия. - 1999. - 21 октября.
76. Грушин Б.А. Массовое сознание. Опыт
определения и проблемы исследования. - М., 1987.
77.
Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990.
78. Гусаров Р.
Россия разрубает чеченский узел // Военный вестник Юга России. - 2000. - № 3.
79. Гусейнов А.Л., Апресян Р.Г. Этика. -
М., 1998.
80. Гушер А. Ключ к
Кавказу: политико-экономическая ситуация и межнациональные отношения в
Дагестане // Азия и Африка сегодня. - 1999. - № 4-5.
81. Дементьева И. Чеченская пресса на
фоне Чечни//Информационная война в Чечне. Сост. Олег Панфилов. – М., 1997.
82. Демидов С. Грузия и Абхазия не слышат
друг друга//Российская газета – 1992. - 26 августа.
83. Динамика ценностных ориентаций
населения России: 1990 – 1994 годы. Под ред. Л.А. Беляевой. М., 1996.
84. Доев О. 10 лет
в «горячем» эфире//Вся Осетия. - 2000. - 1 августа.
85. Доклад правозащитного центра
«Мемориал». Массовые и наиболее серьезные нарушения прав человека и положение в
зоне вооруженного конфликта в г. Бендеры за июнь-июль 1992 г.//Независимая газета 1992. 22 сентября.
86. Дубнов В.
Правда о победе, сочиненная три дня спустя//Новое время. - 2000. - № 6.
87. Дубнов В. Хроника одного
самоубийства: Дагестан. Репортаж со странной войны//Новое время. – 1999. - №
33.
88. Дымарский В. Русскоязычное дело//
Российская газета. – 2002. - 24 января.
89. Евтушенко А.
Мобильные группы ФСБ наиболее уязвимы для наших снайперов//Комсомольская правда,
- 2000. - 19 июля.
90. Емельяненко В. Кишинев скучает по
ястребам//Московские новости.1992. 2 августа.
91.
Ефимов Н. //Журналист. - 2001. - № 11.
92. Журналистика и война. - М., 1995.
93. Журналистика и социология. Россия,
90-е годы. Под ред. Корконосенко С.Г. – СПб., 2001.
94. Журналистика и социология’2000.
Журналистика как массовая коммуникация. Под ред. Корконосенко С.Г. т др. –
СПб., 2001.
95. Журналисты на Чеченской войне. Факты,
документы, свидетельства - М., 1995.
96.
Запись беседы со специальным
представителем генерального секретаря ООН в Республике Таджикистан, главой миссии
наблюдателей ООН в РТ Гердом Дитрихом Мерремем. “Межтаджикский конфликт может быть
разрешен только мирным путем”. “Красная звезда”, 11.09.96.
97. Заявление Президента Российской
Федерации 24 июня 1993 г.//Российская газета. 1993. 25 июня.
98. Здравомыслов
А.А. Осетино-ингушский конфликт: перспективы выхода из тупиковой ситуации. –
М., 1998.
99. Здравомыслов А.Г. Межнациональные
конфликты в постсоветском пространстве. – М., 1996.
100. Здравомыслов А.Г. Социология конфликта.
3-е изд. М., 1996.
101. Здравомыслов А.Г., Матвеева С.Я.
Межнациональные конфликты в России и СНГ//Институт этнологии РАН. М., 1995.
102. Иванов
В.Н. Межнациональная напряженность в национальном аспекте. 1993. № 7.
103. Иванов П.М. Северный Кавказ: «партия
войны» и интересы России //Куда
идет Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства.
104. Иванов Э.А. Средства массовой
информации и борьба с преступностью: союзник или наблюдатель?//Преступность:
стратегия борьбы. М, 1997.
105. Илюхин В. Отказаться от попыток
«разыграть» чеченскую карту// Российская газета. 15 дек. 1994.
106. Имбрачимбейш
Х-М. Сказать правду о трагедии народов // Политическое самообразование. - 1989.
- № 4.
107. Информационная война в Чечне. Факты,
документы, свидетельства. - М., 1997.
108.
Исследования по
прикладной и неотложной этнологии. № 49. М., 1993.
109. Исследования Центра прикладной этики
Тюменского научного центра Сибирского отделения РАН совместно с Фондом защиты
гласности и Комитетом Российской Федерации по печати//Становление духа
корпорации: правила честной игры в сообществе журналистов. - Тюмень, 1995.
110. Казакова В.А. Социальные проблемы
профессиональной этики журналиста. - М., 1975.
111. Какоткин А. На фронтах пока
затишье//Московские новости. - 1992. - 5 июля.
112. Калиев Р. Аллах
высоко, а мир далеко: репортаж из лагерей чеченских боевиков//Общая газета. -
2000. - 15-21 июня.
113. Карпенко И. В этом сезоне принято
быть патриотичным.//Журналист. - 1999. - № 10.
114. Кива А. Грех полуправды //Российская
газета. - 1995. - 12 января.
115.
Кленский Д. Как Эстония обвела вокруг пальца Европу. 21 июня эстонский
парламент принял закон об иностранцах//Российская газета. 1993. 23 июня.
116.
Никифоров И. Закон об иностранцах принят Госсобранием Эстонии//Независимая
газета. 1993. 25 июня.
117. Климов В. Они за победу. За свою.//
Российская газета. – 1995. - 6 января.
118. Комментарий к статьям Уголовного
Кодекса Чеченской республики Ичкерия, касающимся деятельности и ответственности
журналистов.
119.
Конышев В.Н. Война в Чечне 1999-2000 гг. в официальных оценках
США//Вестник Санкт-Петербургского университета. – 2000. – Выпуск 4.
120. Конышев В.Н. Принятие решений о
военных интервенциях: отношение президента и конгресса США (1982 – 1992). -
СПб., 1999. С.77.
121. Корбут А.
Кремль и войска извлекают уроки//Независимая газета. - 2000. - 29 февраля.
122. Корконосенко С.Г., Ворошилов В.В.
Право и этика СМИ. – СПб., 1999.
123. Котанджян Г.С. Этнополитология
консенсуса - конфликта. М., 1992.
124. Криминология и организация
предупреждения преступности. - М , 1995.
125. Кулиев И.О. Организация
взаимодействия органов внутренних дел со средствами массовой информации в
условиях межнационального конфликта. – М., 1996.
126. Куликов А. О
проблемах нормализации обстановки в Чечне // Независимая газета. – 2000. - 14
июня.
127. Кумылганова И.А. Нравственные
критерии в профессиональной журналистской деятельности. - М., 1992.
128. Къеза Д. В
такой войне не бывает победы // Общая газета. - 2000. - 17-23 февраля.
129. Лазутина Г.В. Профессиональная этика
журналиста. – М., 1999.
130.
Ларенок, Потапов В.
С кем мы там воюем. //Труд, 21.12.96.
131. Левицкий Л. Найти деньги для
эмигранта//Известия. - 1992. - 12 июня.
132. Левицкий Л. Эстония: закон об
иностранцах воспринят многими как объявление войны//Известия. - 1993. - 23
июня.
133. Лесин М.Ю. Мнение Михаила Лесина.//
Журналист. - 2000. - № 9.
134. Бетел Н. Президент Эстонии Леннарт
Мери: «Я жалею, что мы так хорошо обращаемся с русскими//Известия. 1993. 22
декабря.
135. «Комсомольская правда». - 1994. - 26
февраля.
136. Лунеев В.В. Преступность в
межнациональных конфликтах //Социологические исследования. 1995. № 4. с.103 -
107.
137. Лучинский П. Русским в Молдове ничего
не угрожает//Московская правда. 1992. 5 августа.
138. Магомедов С. Закончилась ли война в
Дагестане?//Военный вестник Юга России. – 2000. - № 3.
139. Максимова Н.
Битва за каспийскую нефть//Военный вестник Юга России. – 2000. - № 25.
140. Международное сотрудничество в
области прав человека. Документы и материалы. Выпуск 2. М., 1993. С. 509.
141. Мильштейн И. После ультиматума//Новое
время. – 1999. - № 50.
142. Муратов Д. Этика выше
политики.//Масс-медиа ноябрь. 2000 г. № 11. //
143. «На боевом посту». - 1996. - № 8.
144. На всех хватит:
Чеченская война глазами российского солдата//Московские новости. - 2000. - № 5.
145. Назарбаева Д. Время не бросает
никаких вызовов//Журналист. - 2001. - № 9.
146. Нарушение прав журналистов и прессы
на территории СНГ в 1995 г. - М., 1996.
147. «Независимая газета». - 1996. - 23
февраля.
148. Николай Ефимов//Журналист. - 2001. -
№ 11.
149. О ситуации в
Чеченской Республике: аргументы наших парламентариев в ответ на требования
Совета Европы // Российская газета. - 2000. - 4 апреля.
150. Одноколенко О.
Не президентское это дело // Сегодня. - 2000. - 8 апреля.
151. Окопная правда//Комсомольская
правда. - 1999. - 11 ноября.
152. «Ориентир». - 1996. - № 7.
153. Орлов А. Новый адрес необъявленной
войны//Советская Россия.20 авг. 1992.
154. Осетинский О.
Чеченский синдром//Литературная газета. - 1999. - 15-21 декабря.
155. Основы творческой деятельности
журналиста. Под ред. С.Г. Корконосенко. – М., 2000.
156. Паин Э.
Колониальная драма России//Московские новости. - 1999.- 21-27 декабря.
157. Паин Э.
Межнациональные конфликты в политической игре. Этнополитическая ситуация в постсоветском
пространстве (на 1 июля 1992.)//Независимая газета. – 1992. 10 июля.
158. Патиев Я. Реквием моему
селу//Сердало, 1996. 9 марта.
159. Петров М.
Чеченская отечественная ...// Литературная Россия. - 2000. - 25 февраля.
160.
По материалам Российской прессы. Самая смертельная профессия в мире//Экран
Владикавказа. 2001г. № 35.
161. Победы мнимые и
настоящие // Независимая газета. - 1999. - 5 октября.
162. Потто В.А. Кавказская война. Т. 1-5.
Ставрополь, 1993.
163. Права человека. Сборник универсальных
и региональных международных документов. - М., 1990.
164.
Прекрасная дама в бронежелете. Елена Масюк дает интервью.// Журналист №
1. 1994г.
165. Преследование журналистов и прессы на
территории бывшего СССР в 1994 г. - М., 1995.
166. Пресса на территории России:
конфликты и правонарушения 1996 г. - М., 1997.
167. Пресса на территории СНГ: конфликты и
правонарушения. 1996 г. - М, 1997.
168. Пресса Чеченской республики 1992 –
1995// Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995.
169. Приставкин А.
Страна войны // Московские новости. - 1999. - 16-22 ноября.
170. Роджерс А.П.В. Гражданская
война//Военные преступления. Под ред. Гутмена Р. и Риффа Д. – М., 2001.
171. Романов В.
Беги, чеченец, беги...//Сегодня. - 2000. - 8 апреля.
172. Российская газета. - 1994. - 18 марта.
173.
Ротарь И.
Загнанной на дерево кошке предлагают слезть. Президент ПМР Игорь Смирнов о
ситуации вокруг непризнанной республики//Независимая газета. 1992. 22 октября.
174.
Садпак В.И.
Телевидение и мы. - М, 1988.
175. Свенцитская Н.П. Роль СМИ в
регулировании национальных конфликтов на Северном Кавказе. - М., 2000.
176. Сидоров В.А. Политическая культура
СМИ. – М., 1994.
177. Симонов В. Срок ультиматума истек.
Что дальше?// Российская газета. 16 дек. 1994.
178. Сорокин П. Человек. Цивилизация.
Общество. - М., 1992. с
179. Стенограмма «круглого стола»
Международного пресс-центра и клуба «Москва» и Фонда «Фридом Форум». Москва,
гостиница «Рэдиссон-Славянская», 5 июля 1995 г.//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995.
180. Стенограмма «круглого стола»
Российско-американского информационного пресс-центра//Журналисты на чеченской
войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995.
181. Стенограмма дискуссии Комитета РФ по
печати. Москва, 18 января 1995 г. //Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова
А. – М., 1995.
182. Супотницкий M. Второе пришествие
хлора // НВО. 2000. № 1. С. 4.
183. Таболина Т.В. Панорама
современного казачества: истоки, контуры, типологизация//РАН. Институт
этнологии и антропологии. Исследования.
184. Теплюк В.М. Журналист и источники
информации: этические проблемы творческой деятельности журналиста. - М.,1977.
185. Тишков В. Очерки теории и политики
этничности в России. – М., 1997.
186. Тишков В.А., Беляева Е.Л., Марченко
Г.В. Чеченский кризис. - М., 1987.
187. Тютюнник С. Кадарская зона // Дружба
народов. – 2000. - № 1.
188. Убийство мирных жителей не может быть
оправдано никакими обстоятельствами: Доклад правозащитного центра «Мемориал» о
массовых нарушениях прав человека, связанных с занятием населенного пункта
Ходжалы в ночь с 25 на 26 февраля 1992 г. вооруженными формированиями (сокращенный вариант)//Независимая газета. 1992. 18 июня; Ходжалы. День последний. Баку,
1992.
189. Уголовный Кодекс Чеченской
республики Ичкерия.
190. Удальцов А. Стенограмма дискуссии
Комитета РФ по печати. Москва, 18 января 1995 г.//Журналисты на чеченской войне. Под ред. Симонова А. – М., 1995.
191. Указ Президента Российской Федерации
«О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на
территории Чеченской республики и в зоне осетино-ингушского конфликта».
192. Фельгенгауэр П. Битва за Бендеры –
главное событие месяца//Независимая газета. 1992. 1 июля.
193. Фельгенгауэр П. Ракета
ошиблась//Московские новости. 9 – 15 окт. 2001. № 41. Выжутович В. Скрытие
показало//Московские новости. 12 – 16 окт. 2001. № 42.
194. Фурман Д. Самый
трудный для России народ: Чечня, которую мы не знаем//Независимая газета. –
1999.
195.
Хасанов Р. Новые
политические реалии Таджикистана.//Независимая газета, 29.01.97.
196. Хлобустов О. Все мы в заложниках у
преступников//Журналист. - 2001. - № 5.
197. Хлобустов О. М., Федоров С. Г.
Терроризм: реальность сегодняшнего состояния//Современный терроризм: состояние
и перспективы. - М., 2000.
198. Хлобустов О.М. Средства массовой
информации и борьба с терроризмом//Современный терроризм: состояние и
перспективы. - М., 2000.
199. Хмыстун В. Школа террористов. //
Учительская газета. – 1999. - № 46.
200. Цикора С. Украина выступает за
автономию Приднестровья//Известия. 1992. 23 июня.
201. Цуциев А.А. Осетино-ингушский
конфликт (1992-...): его предыстория и факторы развития. – М., 1998.
202. Червонная С.М. Абхазия 1992:
коммунистическая Вандея. - М., 1993.
203. Чуйков А.
Спрятанная война: о событиях в Чечне без военной цензуры // Известия. - 1999. -
2 ноября.
204. Чумалов М. Еще одна попытка силового
решения// Российская газета. 28 авг. 1992.
205.
Шерматова С. Кто,
с кем и за что воюет в Таджикистане.//Московские новости. – 1996. - № 6.
206. Шишкин А. Предписано убраться//Российская
газета. 24 янв. 1995.
207. Шурыгин В. Кому
мешает наша победа?//Комсомольская правда. — 1999. - 16 ноября.
208. Этингер Я. Международные конфликты в
СНГ и международный опыт //Свободная мысль. - 1993. - № 3.
209. Этносоциология. Под ред. Арутюнян
Ю.В., Драбижева М.М., Сусоколова А.А. – М., 1999.
210. Ястрежемский С. С фабрикой слухов в
Чечне бороться всего сложнее.// Пресс – ринг. 2001г. Декабрь. № 12.
211. A national security
strategy for a new century. White House. January 5, 2000. Washington, 2000.
212. Albright M. Press briefing
by Secretary of State. Conrad International Hotel Istanbul, Turkey, November 18, 1999.
213. Berger S. Press briefing
by national Security Advisor. Conrad International Hotel Istanbul, Turkey, November 18, 1999.
214. Clark W. Briefing to Live
news. December 9, 1999. Washington: Federal news Service, Inc. 1999.
215. Clinton В. Press conference by the President. White House, December 8, 1999. Washington, 1999.
216. Clinton В. Remarks by the President at opening of the OSCE summit. Conrad
International Hotel Istanbul, Turkey, November 18, 1999.
217. Congressional Record House.Vol.
145.November 16, 1999. P.
H. 12031.
218. Congressional Record House.Vol.
146. February 1, 2000. P.
H139.
219. Currel, James. Mass Media
and Society. new York , 1991.
220.
Huntington S.P. The Clash of
Civilizations?//The International System after the Collapse of the East-West
Order. 1994.
221. Morrison David Television
and the gulf war. London Review of Books, 1992.
222. Morrison, David.
Journalists at war: the Dynamics of new reporting in the Falkland’s conflict
London Review of Books, 1988.
223. Public opinion, media and
violence Attitudes to the Gulf war in a Local Population-University of Hull, Center of Security Studies, 1991.
224. Smith A. Gastronomy or
Geology? The Role of nationalism in the Reconstruction of nations//nations and
nationalism. Vol. I, part 1. March 1995. P. 3 – 23.
225. Talbott S. Statement on
Russian attack en Grozny. Released October 22, Washington, 1999.
226. Taylor P. War and Media:
Propaganda and Persuasion in the gulf war New York, 1991.
227. The media war against the
serbs Belgrade, 1994.
228. U.S. - EU summit statement on Chechnya, White House, December 17, 1999. Washington, 1999.
229. Wardlaw G. Political terrorism:
Thеory, tactics and counter-measures.
Cambridge. 1989.