Тема: Учет геополитических факторов в принятии политических решений на примере Южного Федерального округа РФ

• Вид работы:
  Дипломная (ВКР) по теме: Учет геополитических факторов в принятии политических решений на примере Южного Федерального округа РФ
• Предмет:
  Другое
• Когда добавили:
  23.03.2012 12:42:08
• Тип файлов:
  MS WORD
• Проверка на вирусы:
  Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

• Полный текст:

  Содержание

  
  

  Введение	3
  Глава 1. Роль геополитических моделей в принятии политических решений	6
  1.1. Геополитические модели. Понятие и сущность	6
  1.2.  Влияние геополитических факторов  на принятие геополитических решений	20
  1.3. Учет геополитической неоднородности при принятии политических решений на региональном уровне	23
  Глава 2. Внутренняя геополитика России	28
  2.1 Особенности геополитического положения России после распада СССР	28
  2.2 Внутренняя геополитическая неоднородность России: отношение «Центр-Периферия».	33
  2.3. Геополитические вызовы на Южном направлении	38
  Глава 3. Политическая ситуация в Южном Федеральном округе	49
  3.1. Особенности геополитического положения Южного Федерального Округа	49
  3.2. Особенности внутриполитической ситуации в Южном округе	54
  3.3. Внешние геополитические угрозы на южном направлении	65
  Заключение	75
  Список использованной литературы	80

  Введение

  
  

  На сегодняшний день, в сложной политической ситуации, а также в условиях глобального экономического кризиса, вопрос о принятии верных политических решений стоит особенно остро.

  Важную, особую роль играет здесь учёт геополитических факторов.  Геополитические факторы - это те факторы, которые проявляются  в  зависимости политических решений и их последствий от географического положения стран и народов, которых эти решения касаются. Иными словами, политические решения, принимаемы главами государств, правительством, иными властными структурами не могут не зависеть от географического положения, этнической составляющей, политической и экономической ситуации в данном регионе.

  Одной из болевых точек РФ до сих пор является Южный Федеральный округ (ЮФО). Это обусловлено множеством факторов. Сложная этническая составляющая, большое количество народностей, проживающих в данном регионе, проблемы социального характера – безработица, недостаток социального обеспечения, неразвитая инфраструктура – все это осложняет ЮФО изнутри, и, безусловно, может привести к волнениям.

  Другая национальная проблема – нерешенная ситуация с Чечней. И, несмотря на то, что сейчас, в 2009 году, эта проблема уже не так остра, как, к примеру, десять лет назад, Чечня всё равно остается «пороховой бочкой». Также в ЮФО особую роль играет близость к Грузии, которая стремится войти в НАТО, что провоцирует свои проблемы. Угроза размещения ПРО, влияние Турции, которая тоже заинтересована в ЮФО, как в отличном стратегическом районе, с большим количеством запасов природного сырья.

  Все это делает ЮФО самым, наверное, сложным районом в РФ. И, безусловно, принятие важных политических решений не может не учитывать ряд геополитических факторов, который был приведен выше. В этом заключается особенная актуальность проведенного исследования.

  Данный вопрос является малоизученным. Дело в том, что ряд исследователей рассматривали геополитические факторы, и вообще геополитику как науку полно и целостно, но вопрос связи между влиянием геополитических факторов и принятием важных политических решений, особенно в ЮФО изучен не был.

  Цель работы – обосновать и разработать модель принятия политических решений с учетом геополитических факторов для регионов России.

  Объект исследования – процесс формирования политики в регионах, политических решений, влияние на них геополитических факторов на примере ЮФО РФ.

  Предмет исследования – механизмы принятия политических решений.

  Для достижения цели работы, а также обеспечения полноты исследования, поставлены следующие задачи:

  1. Определить понятие «геополитическая модель», её сущность.

  2. Определить влияние геополитических факторов на принятие геополитических решений.

  3. Рассмотреть, как, с учетом геополитической неоднородности, формируется политические решения в регионах, определит зависимость между местоположением региона, геополитическими факторами и принятие политических решений в регионах.

  4. Рассмотреть особенности геополитического положения России после распада СССР.

  5. Рассмотреть внутреннюю геополитическую неоднородность России: соотношение центра и периферии.

  6. Определить геополитические вызовы на Южном направлении.

  7. Определить особенности геополитического положения Южного Федерального Округа

  8. Проанализировать особенности внутриполитической ситуации в Южном округе

  9. Определить внешние геополитические угрозы на южном направлении.

  10. Сделать выводы, подвести итоги поставленных задач.

  В работе использованы труды известных авторов, статьи и публикации в современных изданиях, а также классические труды. Большой вклад в становление региональных исследований, обоснование путей развития регионов России внесли работы видных ученых: А.Г. Гранберга, Н.Н. Колосовского,
  В.В. Котилко, Н.И. Лариной, В.Н. Лексина, Т.Г. Морозовой, Г.Г. Муфтиева, Н.Н. Некрасова, А.Н. Швецова, Б.М. Штульберга.

  Особо следует выделить сибирскую школу, которую представляют М.К. Бандман, В.И. Клисторин, А.С. Маршалова, А.С. Новоселов, В.Е. Селиверстов, Р.И. Шнипер. Важный вклад в исследование проблем развития регионов внесли ученые уральской (Е.Г. Анимица, В.С. Бочко, А.И. Татаркин, Н.М. Сурнина) и ростовской (В.И. Бутов, В.С. Золотарев, В.Г. Игнатов) школ.

  
  

  ГЛАВА 1. РОЛЬ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ В ПРИНЯТИИ

  ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ
  
  

  1.1. Геополитические модели. Понятие и сущность

  
  

  Геополитика является одним из влиятельнейших интеллектуальных направлений ХХ века, определяющих характер исследований в таких областях, как внешнеполитическая и военная стратегия государств, национальные интересы, анализ и прогнозирование локальных и глобальных международных конфликтов.

  В сегодняшней отечественной политологии геополитика рассматривается как фундаментальное понятие теории международных отношений. Более того, геополитика с ее важнейшими параметрами, концептуальными установками и методологическими принципами рассматривается как самостоятельная научная дисциплина, составляющая важную часть политической науки.

  Термин «геополитика» в научный оборот ввел шведский исследователь и политический деятель Рудольф Челлен (1864-1922). Он означал сокращение от «географической политики». Р.Челлен не только придумал термин, но и создал целую теорию государства как географического организма, развивающегося в пространстве, в котором геополитика составляла лишь одно направление. «Геополитика, - писал он в своей книге «Государство как форма жизни», - это исследование фундаментальных качеств пространства, связанных с землей и почвой, это изучение создания Империи и происхождения стран и государственных территорий».

  В геополитике пространственно-политический фактор играет очень большую роль, ведь любая политическая единица (субъект международных отношений) определяется собственной территорией, особенностями географического расположения - наличие или отсутствие речных коммуникаций, выхода к морю, естественных препятствий для развития сообщений с государствами -соседями, прибрежное или островное положение, влияние климата, почвы, полезных ископаемых и др.

  Благодаря своему географическому расположению формировалась преимущественно морская ориентация Великобритании, а отсюда необходимость в мощном флоте. Великобритания активно разрабатывала политику «баланса сил»: непосредственно не вмешиваясь в европейские конфликты, она могла влиять на их исходы, выбирая того или иного союзника. США осуществляла свою внешнюю политику, пользуясь преимуществами своего географического положения: Тихий и Атлантический океаны - арена действий их морского флота.

  СССР был в большей степени сухопутной державой и мог контролировать ситуацию в Европе, Азии и на Среднем Востоке.

  Пространственно-географические особенности преломляются в концепциях пропорционального развития тех или иных видов вооруженных сил и, к примеру, для России, видимо, нет необходимости стремиться к равенству с военно-морскими силами США.

  В тоже время, модели международных отношений, построенные только по геополитическим параметрам, особенно в пункте «естественных» стратегических соперников России, популярные на «державно-патриотическом» фланге политической мысли, не адекватно отражают реалии мировой политической ситуации.

  Помимо пространства, на которое делает упор геополитика, суммарный процесс развития современных государств определяется множеством других факторов - этнических, социальных, экономических, цивилизационных.

  Более-менее общепринятого определения геополитики не существует, что связывается с относительной молодостью этой научной дисциплины и сложностью объекта ее изучения. Критики считают, что такая неопределенность проистекает из паранаучного характера геополитики, перемешивающей реальные факты и концепции, уже изучаемые экономической и политической географией, политологией, теорией международных отношений, военной стратегией и т.д., с не верифицируемыми мифологическими конструкциями и идеологическими установками.

  Обычно слово «геополитика» употребляется в двух значениях - узком и широком. В узком значении это обладающая собственным методом, исследовательской традицией и научной «классикой» дисциплина, изучающая зависимость государственной политики, прежде всего – внешней, от географических факторов. Слово «геополитика» составлено из двух греческих корней: «гео» - земля и то, что связано с землей, «политикос» - то, что связано с «полисом» - государством, гражданством. В широком смысле это понятие обозначает сознательно проводимую или спонтанно формирующуюся политику государств, в той степени, в которой она связана с географическими и территориальными факторами. Предполагается, что геополитика как научная дисциплина изучает, прежде всего, геополитику в широком смысле слова[1].

  Основателем современной геополитики считается немецкий географ Фридрих Ратцель (1844–1904). В своих работах «Законы пространственного роста государств» и «Политическая география» он формулирует основы «пространственного подхода» к изучению политики. «Биогеографическая» концепция Ратцеля отталкивается от популярной во второй половине XIX века концепции эволюционизма. Он понимает государство как одну из форм жизни на Земле, возникающую из взаимодействия «Почвы» и «Народа». Для устойчивой жизни и развития государства ему необходимо «жизненное пространство» (Lebensraum), поэтому экспансия государства, расширение его территории представлялись Ратцелю естественными и неизбежными процессами, входе которых наиболее сильные государства вступают в «борьбу за существование». По предположению Ратцеля, основной линией этой борьбы является противостояние двух типов «организмов-государств» - морских и континентальных. Сформулировав эту оппозицию, Ратцель кладет основание центральной для многих направлений геополитики мифологеме противостояния «Суши» и «Моря»[2].

  Сам термин «геополитика», или «географическая политика», был впервые употреблен шведским географом и государствоведом Рудольфом Челленом (1864-1922), развившим идеи Ратцеля. В наиболее известной своей работе «Великие державы» и ряде других он предлагает концепцию геополитики как научной дисциплины в системе политических наук, изучающих «государство как географический организм в пространстве», наряду с другими дисциплинами, изучающими влияние на государство хозяйственного, демографического, социального и собственно властного, политического, факторов[3]. В состав геополитики по Челлену входит топополитика - изучающая давление на государство его внешнего окружения, морфополитика - изучающая геометрическую форму государственной территории и ее удобство, и физиополитика - изучающая состав территории, ее естественные ресурсы и т.д. Геополитические факторы, наряду с хозяйственными, демографическими и формой государственного правления, являются важнейшими в возникновении мощи государства (одно из центральных для ранней геополитики понятий), силы, без которой государство обречено на гибель. Челленом разработана также концепция «великих держав», которые он делил на просто великие и «мировые державы», каждая из которых обладает большой мощью и имеет достоинства и недостатки своего геополитического положения, стремясь эти недостатки устранить в ходе геополитического противостояния. Так, для России характерны большое расширение территориальная монолитность, но при этом у нее ограничена свобода перемещения, ее доступ к теплым морям ограничен. Британская империя, напротив, обладала высокой свободой перемещения и огромным расширением, но лишена была территориальной монолитности. Отступая от «биологизаторства», Челлен в своих работах уделял большое внимание не только территориальному «телу» государства, но и его народной «душе». Тем самым им были намечены две линии в развитии геополитической мысли - основанная на примате территориального фактора и географическом детерминизме и основанная на первенстве свойств «геополитических субъектов» - народов[4].

   «Регионалистская» концепция, предложенная Коэном, дает две возможности для своего дальнейшего развития - идея доминирования низкоэнтропийных высокоразвитых стран ведет к формированию концепции «однополярного мира», центрами которого выступают США, Европа и Япония как три силы, обладающие одинаковой политической системой, высокоразвитой экономикой и интересами, исключающими их войну друг против друга. Американский политик Айр Страус выдвинул концепцию глобального униполя, основанного на дружелюбии, сотрудничестве и общих демократических ценностях. По мнению Страуса, прочность этого униполя зависит от вхождения в него России, без которой база для глобального униполярного лидерства становится ограниченной. Для геополитиков этого направления характерна идея вечности или долговременности сложившегося после окончания «холодной войны» геополитического порядка, идея «конца истории», по известному афоризму Френсиса Фукуямы. Противоположное направление связано с ростом «оборонного сознания» в США, констатацией того факта, что регионализация ведет к утрате глобального геополитического доминирования США, появлению противостоящих центров. Самое яркое выражение это нашло в концепции столкновения цивилизаций американского политолога Сэмуэля Хантингтона. По его мнению, для нашего времени характерна тенденция к десекуляризации - возвращению к религиозной идентичности больших регионов, а значит, ведущую роль отныне играют локальные цивилизации, противостоящие глобальной цивилизации Запада по принципу the West and the Rest (Запад и стальные). Наглядной моделью для иллюстрации концепции Хантингтона является рост исламского фундаментализма. В этих условиях Западу придется предпринять большие усилия для сохранения своего доминирования в противостоянии сразу нескольким конкурирующим цивилизационным центрам.

  Немецкая геополитика, основанная Ратцелем, была практически разгромлена после Второй мировой войны, под лозунгом денацификации, как предоставлявшая оправдание нацистской военной экспансии. Оказался в тюрьме и покончил с собой ее главный представитель Карл Хаусхофер (1869–1946), издатель журнала «Zeitschrift fur Geopolitik» и автор множества монографий и статей. Хаусхофер развивал ратцелевскую концепцию «жизненного пространства» применительно к межвоенной Германии, усеченные границы которой представлялись ему неестественными и уродующими национальную жизнь немцев. Достаточным пространством для Германии могла бы стать «Срединная Европа» (Mitteleuropa), концепция которой была предложена Ратцелем. Хаусхофер, расширяя зону геополитических претензий Германии, выдвинул идею «панрегионов» - больших пространств, на которые мир разделен по «меридиональному» принципу, с центром каждого региона в северном полушарии и периферией в южном. Сперва Хаусхофер выделял три панрегиона - Америка, с центром в США, Европа - Ближний Восток - Африка, с центром в Германии, Восточная Азия и Тихоокеанский регион с центром в Японии, позднее он «выделил» и зону для России - Русская равнина и Сибирь, Персия и Индия. Подстраиваясь под нужды внешней политики нацистов, Хаусхофер перешел к концепции «континентального блока» между Германией, СССР и Японией против морских держав. Этот блок должен был обеспечить усиление Германии в противостоянии с Англией как главным врагом.

  Своеобразным продолжателем традиций немецкой геополитической школы выступает интеллектуальное движение европейских «новых правых», на которое значительное влияние оказал философ и правовед Карл Шмитт (1887-1985), написавший ряд эссе, посвященных «номосу земли», принципу, интегрирующему территориальную геополитическую организацию пространства и особенности его государственного устройства, правовой системы, социального и духовного склада. Шмитт противопоставляет «традиционное», военное, имперское и этическое устроение «номоса земли», символом которого является Дом, и «модернистское», торговое, демократическое и утилитаристское устроение «номоса моря», символом которого является Корабль. Таким образом, геополитическая оппозиция Моря и Суши выводится на уровень историософского обобщения. Современные антиамерикански настроенные «новые правые» - Жан Триар, Ален Бенуа, Роберт Стойкерс и др. развивают эти идеи Шмитта, противопоставляя глобалистскому «морскому» порядку, устанавливаемому США, конструируемую ими идею евразийского континентального порядка, основанного на СССР-России и Германии. Через философа Александра Дугина их идеи оказывают большое влияние на российских консерваторов.

  Французская школа геополитики является наименее экспансионистской и наиболее гуманитарной. Ее основатель географ Поль Видаль де ла Блаш (1845-1918) резко критиковал Ратцеля за его географический детерминизм и выдвинул принципиально важный для современной геополитики принцип «поссибилизма», согласно которому то или иное пространство только предоставляет человеку возможности той или иной его геополитической конфигурации, но реализация этих возможностей зависит от воли людей. Ведущим историческим процессом географ считал цивилизационный процесс - постепенную интеграцию небольших социальных ячеек во все более и более сложные организмы - страны, народы, цивилизации. Видаль де ла Блаш предполагал создание в будущем мирового государства, но не путем завоевания, как другие геополитики, а путем мирной цивилизационной интеграции. Важное значение для французской геополитики имеет идея конвергенции, взаимопроникновения противоположных геополитических сил -Суши и Моря, великих держав. Решение пограничного спора Франции и Германии Блашу виделось в превращении Эльзаса и Лотарингии из зоны конфликта в зону сотрудничества[5].

  Однако зрелая геополитическая концепция в дореволюционной России была предложена только географом В.П.Семеновым-Тян-Шанским (1870–1942), который в вышедшей в 1915 году работе «О могущественном территориальном владении применительно к России» предложил оригинальную геополитическую доктрину, оппонирующую главному догмату европейской геополитики о противостоянии Суши и Моря. Для Семенова очевидно, что в исторически сложившихся типах территориального политического могущества тем или иным путем совершается синтез морского и сухопутного принципов. Таких типов он выделяет три. Кольцеобразный, или «средиземноморский», образуется в результате геополитического освоения пространства тем или иным народом или цивилизацией при помощи внутреннего моря, вдоль которого и совершается расселение. Клочкообразный, или колониальный, возникающий при создании разбросанных по свету колониальных империй, коммуникации в которых поддерживаются при помощи флота. Чрезматериковый, или «от моря и до моря», - наиболее прочный, хотя и ресурсозатратный тип, в котором главную роль играют внутренние сухопутные коммуникации. Если недостаток клочкообразной колониальной системы в постоянной сухопутной угрозе соседних государств, то для чрезматериковой системы ее «ахиллесовой пятой» является неоднородность развития регионов внутри державы, что облегчает возможность их откола. Для Семенова-Тян-Шанского важнейшим историческим процессом является процесс «борьбы с пространством», которую ведет человечество; для морских государств такая борьба легче, поскольку морские коммуникации дешевле сухопутных, зато сухопутные более надежны. В концепции Семенова Россия, благодаря своему чрезматериковому характеру, является значительно более перспективной и мощной державой, чем колониальные империи Европы, строительство внутрироссийских коммуникаций должно привести к выравниванию степени развития регионов и более равномерному заселению страны, для чего нужен длительный период покоя. Именно проблему населенности Семенов считал для России основной, предлагая решить ее за счет создания культурно-колонизационных центров, которые бы подтягивали к своему уровню прилегающие регионы. В первой зрелой российской геополитической концепции видны важнейшие ее черты, которые в целом будут сохраняться и в последующих - отказ от однозначного отождествления себя с «Сушей», преобладание осмысления внутренних проблем (проблем интеграции территории и населения и налаживания коммуникаций) над «внешними», связанными с геополитическим доминированием.

  Влиятельнейшей геополитической концепцией, оказывающей влияние на русскую идеологию и политическую мысль и по сей день, является концепция евразийства, возникшая в русской эмиграции в 1920–30 годы (Н. С. Трубецкой, П.Н.Савицкий, Г.В. и А.В. Флоровские, Л.П.Карсавин, П. П. Сувчинский). Геополитическая доктрина евразийства была разработана географом П.Н.Савицким (1895–1968). Согласно Савицкому, Россия-Евразия является особым миром, особым «континентом», по отношению к которому «восточные» и «западные» регионы являются только периферией. В России, под влиянием ее особого ландшафта («месторазвития» в терминологии евразийцев), сочетания леса и Великой степи возник своеобразный хозяйственный тип, тяготеющий к автаркии, и своеобразный культурный тип, примиряющий в себе азиатское и европейское начала в «идеократическом», основанном на приоритете духа и религиозных ценностей синтезе. Этот синтез не носит национального, русского характера, поскольку впервые свое бытие Россия-Евразия обретает в империи Чингисхана, а Москва выступает наследницей Орды. В СССР евразийцы видели осуществление евразийской идеи на новом историческом этапе.

  Настоящий геополитический «ренессанс» начался в России в 1990-е годы, что было связано как со снятием идеологических барьеров, так и с общеполитическим кризисом, заставившим искать новую формулу государственной и, в частности, геополитической идентичности России. Конкурирующие идеологические модели предполагали и возникновение целого спектра геополитических доктрин.

  Наибольшую славу, отчасти скандального характера, снискала концепция Александра Дугина, в «Основах геополитики» синтезировавшего в своем идеолого-мифологическом геополитическом проекте идеи Маккиндера, Хаусхофера, Шмитта и «новых правых» и евразийцев. Россия-Евразия для него - центр сухопутной, континентальной силы, в извечной борьбе Суши и Моря. Миссия России в противостоянии морскому «атлантизму», представленному США, в создании единой Евразийской империи, где против «общего врага» выступят и Европа, и Япония, и исламский мир, в общем - все культуры, в которых есть тяготение к Абсолютному началу. Созданная усилиями России Евразийская империя должна на первом этапе привести к возникновению новой биполярности, а затем - к победе Суши над Морем. Фактически Дугин конструирует идеологию «срединного государства», играющего крупную роль в построениях западных геополитиков первой половины века — прежде всего Маккиндера и Спайкмена. Все, что эти авторы обозначают как потенциальную угрозу Западу, Дугин предлагает превратить в реальность[6].

  Геоэкономический взгляд на русскую геополитику предложен в концепции Александра Неклессы, анализирующего структуру глобализованного мира. По его мнению, современное мировое «разделение труда» создает четкое членение мира на экономические макроструктуры - в зависимости от «модернизированности» экономики и места в глобальном сообществе. Высокоразвитый богатый «Север», он же «Запад», экономически и политически доминирующий, вступает в стадию «постиндустриальной культуры», в которой главным предметом производства являются высокие технологии, идеи и т.д. Место промышленного лидера переходит к «новому Востоку», азиатским, прежде всего - тихоокеанским странам, пережившим и переживающим «экономическое чудо». «Юг», расположенный преимущественно по Индоокеанской дуге, испытывает муки провалившейся модернизации или же проедает естественные ресурсы, прежде всего - нефть. После распада СССР находится в состоянии неопределенности Евразия, ищущая «русский проект», который позволил бы вернуть утраченное место в мире. Нововведением современной эпохи являются трансгеографические структуры: «квази-Север» - армии глобализации, международных дельцов, чиновников и всех, чье благосостояние зависит от новой финансовой и виртуальной «постэкономики»; и «глубокий Юг» - зона распада цивилизационных структур, деградации «провалившихся государств», господства терроризма и криминалитета. В качестве геоэкономического «российского проекта» Неклесса выдвигает концепцию формирования «гипер-Севера» в противоположность постмодерному «квази-Северу» - превращение России в зону сверхинтенсивного научно-технического развития и технологий будущего. Эта идея «сверхмодернизации», превосходящей западные инновационные достижения, все более привлекает внимание тех, кто занят идеологическим творчеством, как единственная, оставляющая России шанс на выживание в геополитическом соперничестве.

  Современное либеральное западничество в России не представило оригинальных геополитических концепций, мало развитыми являются и концепции русско-националистического толка. В последнее время развивается геополитическая мысль неоимперского направления, не принимающего постулатов евразийства, пытающаяся синтезировать идеи византизма и Российской империи с новейшими геополитическими моделями.

  Традицию геополитического мышления, заложенную крупнейшим французским ученым, развивали и развивают его последователи, наиболее значительными из которых являются Ж. Ансель, Ж. Готтман, М. Фуше, И. Лакост. Так одним из основных понятий Жана Готтмана является понятие иконография. Это – система символов, складывающаяся на основе религиозных особенностей, исторического опыта нации, которая воспроизводится в любых физико-географических условиях, а вовсе не зависит от них. Именно поэтому французский геополитик полагал, что подлинные политические перегородки международами образуются не формой поверхности земли, но действием духовных факторов.

  На сегодняшний день объем литературы, посвященной проблемам геополитики, является весьма внушительным. И все же, рассматривая развитие геополитической мысли Запада в нынешнем столетии, все многообразие концепций можно свести к пяти основным теоретическим моделям. Назовем их условно биполярной, периферийной, зональной, централистской и многополярной.

  Представители «биполярной модели» выделяют в мире два геополитических центра силы, объективно находящихся в состоянии неизбежной постоянной конфронтации. Классический пример – Макиндеровская концепция противостояния морской и континентальной держав. В реальной мировой политике ХVIII-ХХ столетий континентальный геополитический блок – Heartland – всегда олицетворяла собой Россия, океанский – Lands of outer crescent – попеременно Англия и США

  «Периферийная модель» помещает географическую ось истории в периферийную зону соприкосновения морских и континентальных держав (концепция Rimland'а Н.Спайкмена), основа конфликтов здесь стремление контролировать эту ключевую, с точки зрения мировой политики, зону.

  Русско-английские противоречия ХVIII-XIX века на Балтике и Черном море, в Персии и Афганистане, а также советско-американское противостояние последних пятидесяти лет по всей периферии Евразийского материка хорошо иллюстрируют эту теорию.

  «Зональная модель» помещает ключевой геополитический регион, за который обречены бороться центры мировой силы, в зоне умеренных и субтропических поясов Северного полушария. Соответственно граница противостояния противоборствующих геополитических сил проходит по линии разделения Север-Юг (эти идеи развивали А. Мэхэн, Д. Фейргрив, К. Хаусхофер, Г. Киссинджер). В реальности такая модель практически полностью повторяет предыдущую, поскольку евразийская (можно даже сказать – российская) периферия по большей части совпадает с «зоной конфликтов».

  «Мондиалистская модель» предполагает деление всей планеты на:

  а) господствующий цивилизационный и географический центр «высокоорганизованного пространства» (страны «Западного мира»);

  б) «технологическую зону» сырьевых придатков и экологически вредных производств, обеспечивающую потребности «золотого миллиарда», проживающего на Западе (бывший СССР, большая часть Восточной Европы, Ближний и Средний Восток, часть Юго-Восточной Азии и Южной Америки);

  в) нищую периферию, «бесполезную» с точки зрения обеспечения интересов Запада.

  Такая модель в области культурно-исторической основывается на знаменитой теории «конца истории» Фрэнсиса Фукуямы, в области политической – на концепции Мирового Правительства, в области экономической – на “рыночных ценностях” “общества потребления” и в области социологии – на идеях известного современного исследователя Й. Валлерстайна. Опыт последних лет показывает, что именно эту модель усиленно пытается реализовать мировая общественность на обломках советской сверхдержавы.

  «Многополярная модель» предлагает рассматривать мир многополюсным. Центры силы в таком мире смещаются с течением времени: периферия нынешнего века становится ядром следующего. Предлагающий эту геополитическую модель американский ученый С. Коэн видит идеал мирового порядка как «динамическое равновесие».

  Это основные геополитические модели мира, предложенные зарубежными учеными. Но существуют также отечественные философы и социологи, которые предлагают следующие концепции:

  В ХIХ-ХХ вв. геополитические идеи довольно активно развивались русской исторической и историософской мыслью. Идеи влияния географических особенностей России на нашу историю, на становление и развитие государства Российского занимали значительное место в историософских концепциях известных наших ученых Б.Н. Чичерина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского.

  Особо стоит отметить историософскую концепцию Н.Я. Данилевского, который развил и научно сформулировал панславистскую геополитическую модель. Он считал, что Россия по причинам исторического и культурно-религиозного характера никогда не сможет стаи, членом европейской политической системы. Самим Провидением она предназначена быть ее вечным противовесом, главным препятствием на пути стремления либеральной Европы к всемирному владычеству.

  Геополитическая проблематика занимала существенное место в историософской концепции евразийства, особенно у наиболее яркого представителя школы – «последнего евразийца» Л.Н.Гумилева. Евразийцы предложили вполне геополитическое понятие «месторазвитие». Исходным положением их концепции было представление о России-Евразии как особом самодостаточном типе культуры.

  И действительно, евразийское месторазвитие обладает целостностью, которая обеспечивается его географическими и историко-политическими особенностями: а) все реки текут в меридиональном направлении, а с запада на восток его пронизывает непрерывная полоса степей, б) географические границы Евразии совпадают с политическими границами Российской империи

  Ильин называл Россию «географическим организмом больших рек и удаленных морей». Ее вековое стремление овладеть низовьями рек, во многом определившее историю государства российского, начиная с XVI века, он считал вполне естественным, объективно обусловленным и совершенно неизбежным. Сегодня, после развала СССР, как никогда злободневно звучит предупреждение знаменитою русскою философа: «Нациям, которые захотят впредь загородить России выход к морям, надлежит помнить... не умно и не дальновидно вызывать грядущую Россию на новую борьбу за двери ее собственного дома, ибо борьба эта начнется неизбежно и будет сурово-беспощадна».

  На самом деле, классификация геополитических моделей особенно актуальна сейчас, когда политическая ситуация в стране и в мире довольна сложна и неоднородна.

  И действительно, осознавая, как выглядит и каким должен быть историко-географический путь страны, её геополитические, экономические и социальные особенности, очень важно принять верное политическое решение, причем как во внешней политике, так  и во внутренней.

  
  

  1.2. Влияние геополитических факторов  на принятие

  геополитических решений

  
  

  В современной литературе понятие геополитики трактуется широко и многопланово. Оно используется для оценки политических позиций государств, их места в системе международных отношений. Важный аспект геополитики видится в исследовании комплекса экономических, политических, военно-стратегических, ресурсных и других вопросов, играющих важную роль в сохранении или изменении общемирового и регионального баланса сил.
   Благодаря исследованиям отечественного философа А.C. Панарина дано современное комплексное определение геополитики: «Геополитическая теория исследует связи между пространственными и функционально-политическими характеристиками тех или иных регионов мира...»

  Геополитика - это разновидность внешней политики, определяемая территориальной близостью партнеров и создающая поле сопряжения между интересами сопредельных сил.

  Первоначально геополитика была связана с показом значимости чисто географических факторов, поэтому термин политическая география является его синонимом.

  Так или иначе, успешность страны, как внутри, так и за её пределами, зависит от принятия важных политических решений. И необходимо учитывать вопросы, связанные с геополитическими факторами.

  Что же такое геополитический фактор?

  Геополитическая обстановка – конкретно-историческая геополитическая ситуация в том или ином регионе или в мире в целом с учетом географических, политических, военных, экономических и других факторов. Иными словами – геополитический фактор – это тот фактор, который обусловлен конкретным временным периодом, ситуацией, действием, бездействием, и может повлечь за собой определенные последствия. Что можно считать геополитическим фактором?

  Национальную, культурную составляющую той или иной страны, ее географическое и политическое положение, её экономическую и правовую особенность.

  Политические решения занимают особое место, как в текущей политической практике, так и в политической науке. Не случайно их значимость выделяется многими известными политическими мыслителями. Например, американский политолог Р. Макридис считал, что принятие решений - «наиболее важная социальная функция политики», а его коллега Д. Истон даже определял политическую науку как «исследование способов, которыми принимаются решения для общества».

  По этой причине принятие политических решений следует назвать ключевым блоком политического анализа, что и является его основным отличием от анализа ситуации и составления политического прогноза. Ценность ситуационного анализа и политического прогноза зачастую определяется именно их способностью содействовать улучшению качественных характеристик принимаемого политического решения. В то же время политическое решение во многом зависит от двух упомянутых блоков политического анализа - ведь принять правильное решение невозможно ни без изучения сложившейся ситуации, ни без построения предположений относительно дальнейшего развития событий.

  С учетом уже проведенного нами рассмотрения ситанализа и политического прогноза можно сделать вывод о том, что политический анализ имеет пирамидальную структуру - в ее основе лежит ситуационный анализ, который в, ряде случаев может выполняться в качестве самостоятельной процедуры. Независимым от принятия решения может быть и политический прогноз, который, однако, неосуществим без проведения анализа ситуации. Наконец, принятие решения является самым важным элементом политического анализа и стоит на вершине данной пирамиды. Но при этом качественное решение невозможно без нижестоящих уровней пирамиды.

  Возвращаясь непосредственно к вопросу о политических решениях, в первую очередь следует определить, что мы будет понимать под этим термином. Как справедливо заметил Р. Даль, решение - это в первую очередь выбор наилучшей из альтернатив. Действительно, если нет ситуации выбора, т.е. если нет по крайней мере двух из возможных вариантов решения, то нет и ситуации принятия решения. С этим согласен и польский политолог Т. Клементевич, считающий, что «политическое решение - это выбор одного из двух (по меньшей мере) возможных политических действий». Таким образом, принятие политических решений можно подразделить на две части - поиск альтернативных вариантов решения и выбор из них такого, который обеспечит наиболее эффективный результат. Исходя из этого, можно предложить следующее определение принятия политического решения: это выработка нескольких вариантов действия для ликвидации возникшей политической проблемы и дальнейший выбор оптимального (наилучшего) из них, реализация которого должна устранить проблему с максимальной эффективностью[7].

  Чтобы принять максимально эффективное политическое решение, необходимо детально изучить ситуацию. И понять, будет ли принятое решение жизнеспособно именно на этой территории. Особенно большое значение имеет принятие верных политических  решений в проблемных, сложных регионах страны.  Здесь особенно важно трезво оценить ситуацию, проанализировать все геополитические факторы и определить важные и ключевые моменты.

  
  

  1.3. Учет геополитической неоднородности при принятии политических
   решений на региональном уровне

  
  

  Вопрос принятия политического решения на региональном уровне всегда осложняется двумя моментами:

  Во-первых, достаточно сложно выстроить внутреннюю структуру внутри региона, ту политическую ось, которая будет обеспечивать быстрое принятие политических решений и верное их выполнение.

  Во-вторых, пришлому, чужому, не достаточно осведомленному политику может быть сложно грамотно анализировать ту геополитическую ситуацию, которая сложилась в данном регионе, это может привести в низкой эффективности принятого политического решения, или вовсе, вызвать негативный отклик в социальной жизни населения[8].

  Принятие политических решений всегда сопряжено с некоторым риском. Особенно, если речь идет о региональном уровне. Дело в том, что Россия – сложная страна,  в том плане, что она очень неоднородна в геополитическом плане. И действительно, рассматривая различные регионы, можно заметить, что все – начиная от культурной составляющей и заканчивая национальным, экономическим статусом – разное. Сильны этнические, религиозные противоречия. Поэтому российским политикам необходимо быть особенно осторожными. Целью данной работы, является, в частности, исследовать стратегию принятия геополитических решений на примере Южного Федерального округа. Почему именно южного? Дело в том, что он (ЮФО) является наиболее сложным регионом в РФ. И те политические решения, которые могут быть приняты по всей России, и будут работать, давая определенный положительный результат, в ряде регионов могут быть восприняты в штыки, или вообще спровоцировать небольшое восстание.

  Среди факторов, оказывающих наиболее существенное влияние на содержание и характер общественно-политической и социально-экономической ситуации на Северном Кавказе, следует выделить кризисное состояние экономики, которое охватило большинство субъектов региона. Многие предприятия простаивают или загружены частично, инвестиционная активность в большинстве отраслей экономики чрезвычайно низка, низким остается и жизненный уровень населения, растет безработица[9].

  Большинство субъектов ЮФО являются дотационными (до двух третей бюджета и выше) и нуждаются в финансовой поддержке и материальной помощи со стороны Центра. В регион ввозится значительная часть продовольствия и товаров первой необходимости. Большая часть предприятий испытывает серьезный дефицит оборотных финансовых средств. Сохраняется острой проблема взаимных неплатежей, долгов по зарплате, финансовой устойчивости предприятий и производств.

  Особенно обострилась проблема занятости. Уровень безработицы превышает четверть активного населения, и эта проблема ещё больше обострилась именно сейчас, в условиях глобального экономического кризиса, по некоторым районам достиг 50% (например, шахтеры Ростовской области). Проблема усугубляется притоком и перемещениями беженцев и переселенцев, составляющих конкуренцию местным жителям (Ингушетия, Ставропольский и Краснодарский края, области Поволжья). По большинству социальных показателей ЮФО (особенно республики Северного Кавказа) стоит на последнем месте среди других регионов России. Среднемесячная заработная плата в них составляет треть от среднероссийской. Более 70% населения имеют денежные доходы ниже прожиточного минимума[10].

  Социально-экономические трудности, масса незанятого и в значительных масштабах вооруженного мужского населения и другие неблагоприятные факторы способствуют криминализации общества. Нередки диверсионно-террористические акты (и не только в Чечне), нападения на посты милиции и федеральных войск[11].

  Одновременно с ростом напряженности на межэтническом уровне усиливаются негативные интеграционные тенденции на субэтническом и этнорегиональном уровнях. Переплетение этнического и политического приобретает опасные формы. Спекуляции на националистических идеях становятся главным обоснованием деятельности различных неформальных и просто бандитских группировок, стремящихся к захвату власти и собственности.

  ЮФО - это регион со сложной социальной и культурной мозаикой. Здесь компактно проживают представители более 40 этнических общностей российского народа, которые имеют давние исторические связи между собой и с остальной Россией, сохраняя при этом свою культурную индивидуальность.

  Население ЮФО составляет свыше 21,5 млн. человек или 14,7% всего населения страны.

  Именно для Юга России характерен наибольший спад промышленного производства, что связано прежде всего с разрушением прежнего планового хозяйства, нарушением межхозяйственных связей и сложной политической обстановкой в этом регионе.

  Стихийность, непоследовательность и субъективизм в проведении социально-экономических реформ как в России в целом, так и на территории регионов привели к утрате массой населения социальной ориентации, усилению имущественной дифференциации, повышению значимости в решении жизненных и государственных проблем этнических и родственных связей, приобретающих экономическую, политическую и идеологическую окраску. Идеологический вакуум заполняется идеологией национализма в различных проявлениях - от спекуляций на тему духовного возрождения нации или народа и до политико-культурного изоляционизма, этноцентризма, воинствующего национализма и религиозного экстремизма.

  Ряд регионов - это регионы со сложной социальной и культурной мозаикой. Здесь компактно проживают представители более 40 этнических общностей российского народа, которые имеют давние исторические связи между собой и с остальной Россией, сохраняя при этом свою культурную индивидуальность.

  Именно для Юга России характерен наибольший спад промышленного производства, что связано прежде всего с разрушением прежнего планового хозяйства, нарушением межхозяйственных связей и сложной политической обстановкой в этом регионе[12].

  К примеру, ЮФО относится к территориям, где самые низкие инвестиции. Из восьми российских субъектов, в которых вообще отсутствовали иностранные вложения, половина относится к Южному федеральному округу. Объем инвестиций в экономику округа почти вдвое ниже среднероссийского уровня. Производительность труда и темпы развития экономики также остаются низкими.

  Приведенные показатели говорят о том, что регионы имеют необходимый потенциал для экономического роста.

  Несмотря на усилия, предпринимаемые администрацией и главами администраций с целью запустить внутрирегиональные, окружные экономические механизмы, преодолеть инерцию национально-территориальной обособленности и замкнутости многих региональных руководителей на интересы субъектов удается с трудом. Развитию взаимовыгодных экономических связей, налаживанию социально-экономического сотрудничества республик, краев и областей округа по-прежнему препятствуют сохраняющиеся очаги военного противостояния в Чеченской Республике, напряженность межнациональных отношений в ряде республик Северного Кавказа.

  Необходимо при принятии политических решений опираться на ту геополитическую ситуацию, ту экономическую и социальную составляющую, которая имеется в конкретном, в данном регионе на сегодняшний день.

  И пусть это довольно сложно, пусть это требует большой политической скоординированности, отлаженного государственного механизма, это необходимо для успешной политической ситуации в стране.

  Несмотря на удручающую в целом экономическую картину, прежде всего на Северном Кавказе, в недрах округа сосредоточены более 70 процентов общероссийских запасов термальных вод, около 30 % минеральных вод, более 40 % вольфрама, значительные ресурсы серы, угля, газа, нефти, меди, цинка, серебра, золота и свинца. По добыче угля регион находится на третьем месте по России[13].

  Приведенные показатели говорят о том, что ЮФО имеет необходимый потенциал для экономического роста. Вместе с тем полезные ископаемые и природные ресурсы не относятся к числу основных экономических показателей, хотя и позволяют ЮФО стать экономически самодостаточным округом. Главным ресурсом региона является его геополитическое положение, нахождение на основных транспортных путях как широтного, так и меридионального направлений. С этой точки зрения Северный Кавказ и ЮФО в целом имеют для России важнейшее экономическое значение, являясь составной частью хозяйственного комплекса страны, без которого невозможно обеспечить экономическую безопасность России.

  
  

                     ГЛАВА 2. ВНУТРЕННЯЯ ГЕОПОЛИТИКА РОССИИ

  2.1 Особенности геополитического положения России

  после распада СССР

  
  

  Сложный переходный период после распада Советского Союза - мощной сверхдержавы - вызвал к жизни не только множество проектов «обустройства России», но и бурный поток геополитических концепций, по-разному рисующих положение нашей страны в мире. Многие из них чрезмерно идеологизированы, иные - совершенно фантастичны. Вновь заспорили «западники» и «славянофилы», громко заявили о себе евразийцы. Однако в этих жарких спорах потерялось самое главное - мало кто пытался по-настоящему исследовать современную геополитическую ситуацию и реальные, а не воображаемые прожектерами и идеологами отношения России с другими странами[14].

  Начнем с того, что в 1991 - 1994 годах резко изменились внешние связи страны. После распада СССР «сальдо» визитов из положительного превратилось в отрицательное. Наши политики ездили за рубеж намного чаще, чем иностранные приезжали в Россию, что отражало спад интереса в мире к нашей стране, утратившей статус глобальной державы. К 1994 году внешние связи фактически были свернуты. «Возрождение» российской внешней политики началось в 1995 году.

  Географическое распределение зарубежных визитов отечественных лидеров еще раз подтверждает, что Россия - теперь скорее евразийская, чем мировая держава, она «ушла» из Африки, значительно сократила свою активность в Латинской Америке и некоторых регионах Азии. Возможности российского влияния на мировые события резко сократились.

  Вместе с тем наша страна продолжала заявлять свои претензии на глобальную роль. Причем Запад долго придерживался линии на политическую интеграцию с «непредсказуемой» Россией, не демонстрируя без повода ее слабость, не подталкивая к национализму и самоизоляции и давая ей шанс участвовать в обсуждении глобальных проблем. В результате важнейшим элементом отечественной внешней политики стало участие в саммитах «семерки» мировых держав, что наряду с членством в Совете Безопасности ООН и наличием ядерного оружия стало индикатором сохраняющейся глобальной роли нашего государства.

  Ощутимый сдвиг во внешнеполитической деятельности страны произошел между 1995 и 1996 годами. В числе прочего существенно расширились контакты со странами СНГ. Это новое и очень важное направление во внешней политике появилось после распада СССР в 1991 году и стало одним из основных в 1992-м, когда постсоветские государства решали вопросы «цивилизованного развода». Регулирование отношений с бывшими советскими республиками стало ключевой геополитической задачей России. Устойчивость новых тенденций подтвердил опыт последующих лет - особенно 1999 год, когда страны СНГ стали главным направлением обмена визитами (без малого половина общего числа поездок). При этом Россия в целом пока еще остается геополитическим центром притяжения, поскольку лидеры стран, входящих в СНГ, чаще приезжают в Москву, чем российские едут в обратном направлении[15].

  Восточная Европа (ее ныне предпочитают называть Центральной) перестала быть фокусом внешнеполитической активности России за пределами бывших советских границ.

  Главным направлением внешнеполитической активности России в дальнем зарубежье устойчиво выступает Западная Европа, на которую приходится около трети обменов зарубежными визитами.

  Не менее серьёзные перемены произошли и во внутренней политике Российской Федерации. После распада СССР сменился вектор государственного политического развития, созданы новые институты, заложены основы новой экономической формации, определены критерии политической модернизации.

  Тем не менее, России не удается окончательно выйти из постсоветского кризиса, затрагивающего все сферы государственного существования. Одной из важнейших составляющих этого состояния стала утрата геополитической идентичности, поставившая под угрозу самостоятельность страны как субъекта международных отношений. До настоящего времени открыт вопрос о главных направлениях и параметрах геополитической стратегии России, не определен окончательно её статус и роль в планетарном сообществе.

  Проблемы, стоящие перед нашей страной в процессе внешнеполитической адаптации к современным условиям, в определённой степени блокируют и внутреннюю модернизацию. Исходя из этого, очевидна острейшая необходимость четкого международного самоопределения России, уточнения концептуальных основ формирования геополитической стратегии и, в итоге, интеграции геополитических интересов государства в единую систему. В сложившейся ситуации формирование и реализация рациональной и взаимоприемлемой геополитической стратегии приобретает статус национального императива.

  После распада Советского Союза и последующей за ним системной трансформации международных отношений начался активный поиск теоретических основ геополитической стратегии России. Анализ работ этого периода показывает, что значительное большинство авторов выдвигает в качестве методологического основания особое трансконтинентальное положение страны.

  По ключевым геополитическим аспектам пересечение интересов федерального центра и регионов, государственных министерств и крупных частных компаний, ведомственных учреждений и неправительственных организаций, РПЦ и представителей других конфессий является важнейшим условием эффективной и сбалансированной геополитической стратегии России. И чем чаще эти интересы пересекаются, чем теснее взаимодействуют их носители между собой, чем согласованнее их действия, тем крепче и авторитетнее становятся позиции нашего государства на международной арене, улучшается его внешнеполитический имидж[16].

  Это тотальная макрополитическая деструкция, вызванная устранением социалистического блока наряду с нарастающими процессами политической и экономической взаимозависимости, как бы «стягивающими» мир в единое геополитическое пространство. Эти тенденции во многом детерминируют политические и экономические процессы планетарного и регионального масштаба. Можно констатировать их органическую связь между собой и взаимное стимулирование.

  Наряду с этим, формирующаяся глобальная геополитическая структура уже не позволяет рассматривать основополагающие вопросы мировой политики и безопасности исключительно в американском контексте. С начала 90–х гг. прошлого века мир стремительно уходит от биполярного гегемонизма не к однополюсной, а к сложнейшей многополюсной системе. Несмотря на то, что современная стратегия США направлена на сохранение доминирования в глобальном масштабе, она становится все менее реализуемой.

  По мнению автора, однополюсную систему надо рассматривать как остаток прошлого, но не ядро будущего. В настоящее время можно описать мировую обстановку как состояние геополитической ситуативности, в котором повышенная степень конфликтности и динамики политических процессов лишает оснований теории долговременной геополитической конфигурации. Геополитические кризисы глобального масштаба не могут стать следствием деструктивных изменений в отдельно взятой стране. Их причина - в общемировых процессах, в сложных трансформациях всего макрорегионального и мирового пространства.

  Сегодня перед Россией стоят задачи, от успешного решения которых зависит её целостность и жизнеспособность. Однако её возможности как конкурирующего субъекта международных отношений значительно сократились. Обретение геополитического статуса России не завершено и в начале третьего тысячелетия. В настоящий момент оно проявляется как поиск новой идентичности, внутреннего самообустройства.

  На протяжении рассматриваемого периода наблюдалась высокая степень персонификации геополитического курса страны. Генеральная линия отождествляется большей частью с Президентом и его администрацией, а не с МИДом и Федеральным Собранием. Можно предположить, что именно образная ассоциация внешней политики с отдельным человеком, а не с бюрократическим министерством способствуют росту её популярности у населения.

  Одним из важных выводов главы является выявление одной из основных причины непоследовательности и противоречивости российской геополитической стратегии на протяжении всего постсоветского периода. По мнению автора, она заключается в формировании транснациональной элиты, влияющей на процесс принятия решений в области внешнеполитической практики. Экономические интересы таких элит не совпадали, а иногда и противоречили национальным и геополитическим целям страны. Кроме того, в ходе рассмотрения процесса формирования постсоветской геостратегии выявились механизмы взаимовлияния ее составляющих, отражающие реально происходившие процессы и позволившие сделать принципиальные выводы о причинах геополитических неудач[17].

  В современных условиях к России предъявляются новые требования, во многом базирующиеся на показателях её экономического и военно-силового потенциала. С учетом этого необходима выработка стабильной геостратегической модели, способной совместить эти показатели с мультиполярной внешнеполитической ориентацией в условиях нестабильной внешней среды. Как представляется, такой подход способен не только ликвидировать отмеченные недостатки геостратегии, связанные, прежде всего, с ее фрагментарностью, импульсивностью и конъюнктурностью.

  После глобальных трансформаций, сопровождавших Россию с начала 90-х годов 20 столетия, она оказалась в совершенно новой архитектуре международных отношений, которые характеризуются значительными сложностями и проблемами. По своей сути сложившийся миропорядок принципиально мало чем отличается от того, с которым приходилось сталкиваться России на протяжении своей многовековой истории. Все та же настороженность в отношении нашей страны, то же стремление любой ценой уменьшить её роль и влияние на протекание мировых процессов, вытолкнуть Россию на периферию мирового развития и использовать лишь в качестве инструмента при разрешении споров между другими государствами, претендующими на статус великодержавности. Формирование имперской модели международной безопасности способствовало утрате заинтересованности в возрождении России в качестве крупной мировой державы и противовеса в системе баланса сил. Между тем история не раз показывала, что любые попытки унизить Россию, игнорировать её интересы или проводить политику, не считаясь с особенностями страны, историей, культурой и ментальностью народа, могут привести только к дестабилизации в мире.

  
  

  2.2. Внутренняя геополитическая неоднородность России:

  отношение «Центр-Периферия»

  
  

  При одинаковом конституционно-правовом статусе субъектов Российской Федерации имеются глубокие различия в их географическом положении, в природно-сырьевых, трудовых ресурсах, социально-экономическом, политическом, историческом развитии. Это обусловило значительные различия в уровнях социально-экономического развития регионов.

  В региональной науке процессы территориальной неравномерности обозначаются различными терминами: «поляризация», «асимметрия», «дифференциация», «диспропорция». Все они несут одинаковую смысловую нагрузку, отражая отдельные, преимущественно негативные аспекты неравномерности объектов. Определяющий термин в предмете исследования, конкретизирующий и ограничивающий рамки данной работы, - это «поляризация»[18].

  Поляризация в региональном развитии означает устойчивые в пространстве и времени существенные диспропорции между региональными системами (или по отношению к средней величине), проявляющиеся в различных уровнях социально-экономического развития территориальных образований.

  Поляризация проявляется на любом административно-политическом уровне - от неравномерности развития федеральных округов, экономических зон, отдельных субъектов Российской Федерации до значительных различий в развитии муниципальных образований в рамках отдельных регионов.

  Очевидна неправомерность отождествления субъектов Российской Федерации друг с другом, поэтому необходимо исследование поляризации в региональном развитии, где субъект Федерации выступает в качестве региона с присущими ему индивидуальными особенностями. В этом плане Российская Федерация выделяется исключительной уникальностью.

  Основные факторы, влияющие на поляризацию социально-экономического развития регионов Российской Федерации

  Природно-климатический: Разнообразные территориальные природно-климатические условия (арктические, субарктические, высокогорные, вечномерзлотные, пустынные и др.), обусловленные обширностью территории страны. Неравномерное территориальное размещение всех видов экономически значимых природных ресурсов - полезных ископаемых, плодородных земель, лесных, водных ресурсов и др.

  Природно-ресурсный: Неравномерное территориальное размещение всех видов экономически значимых природных ресурсов - полезных ископаемых, плодородных земель, лесных, водных ресурсов и др.

  Инфраструктурный: Неравномерное размещение объектов транспортной, коммуникационной, финансовой, инженерной инфраструктур. Разброс в обеспеченности соответствующими услугами на региональном и местном уровнях.

  Социально-демографический: Различия в демографической ситуации (численность населения, соотношение трудоспособного и нетрудоспособного населения, городского и сельского, мужчин и женщин и т.д.). Аномально высокие различия в условиях, уровне и качестве жизни, в ресурсных возможностях обеспечения единых социальных стандартов; формирование локальных зон  безработицы, бедности, высокой миграционной нагрузки и т.п.; ресурсные ограничения внутри- и межрегиональных социальных коммуникаций.

  Политико-правовой: Различная политика лоббирования интересов регионов, противостояние центру, заключение отдельных соглашений, принятие нормативно-правовых актов на территории региона. Неодинаковые правовые условия экономической, социальной и политической деятельности, различная степень перераспределения бюджетных ресурсов. Различная мотивированность региональных уровней власти для осуществления социально-экономического развития территорий, что является прямым следствием перераспределительной, социалистической, по своей сути, системы межбюджетных отношений и трансфертов[19].

  Экономический: Различия по темпам, содержанию и последствиям экономических преобразований, по моделям и степени государственного регулирования, развитию реального сектора экономики, уровню "теневой" ее части. Разный уровень межрегиональной конкуренции, привлечения инвестиций и развития производства. Избирательное воздействие глобализации, распространяющееся на крупные города и регионы с добычей востребованных на мировом рынке ресурсов или с благоприятным положением для развития внешних связей.

  Этно-национальный: Уникальное многообразие национально - этнических групп и наличие соответствующих зон проживания (компактного для отдельных групп, компактного совместного, приоритетно-национального и т.д.). Различия в этногенетическом национально-региональном сознании (формы природопользования, восприятия культуры, стиль работы, механизм принятия и реализации управленческих решений)

  Историко-наследственный: различные унаследованные особенности развития регионами, или path dependency, - зависимость от пройденного пути.  Неодинаковые стартовые условия развития экономики при вхождении в состав СССР, в начале перехода к рыночной экономике. Различия структур экономики, степени освоенности территории, социокультурных особенностей и неформальных институтов (традиций и норм), воздействующих на формы занятости, доходы, мобильность населения[20].

  Нерациональное распределение полномочий, ответственности и финансовых ресурсов между уровнями власти и управления, децентрализация расходных полномочий и централизация наиболее стабильных доходных источников не способствуют экономическому росту регионов, их финансовой и экономической самодостаточности. Это приводит к дальнейшему увеличению разрыва по уровню социально-экономического развития как между субъектами Федерации, так и между муниципальными образованиями.

  Для того, чтобы народнохозяйственный комплекс какого-либо государства нормально развивался, социально-экономические различия между его регионами не должны быть слишком велики. Территориальные различия в уровне и качестве жизни, во многом определяемые экономическими, природно-климатическими, природно-ресурсными и инфраструктурными особенностями регионов, являются логическим основанием для использования государствами политики «выравнивания». Ее результатом считают последовательное приближение параметров уровня жизни и экономического развития в худших (по этим параметрам) регионах как минимум к среднему уровню. Для этого необходимо «сгладить» существующие диспропорции, так как невозможно их абсолютное устранение.

  С учетом выявленных особенностей, под сглаживанием поляризации в региональном развитии следует понимать преодоление устойчивых в пространстве и времени существенных диспропорций между региональными системами, проявляющееся в различных уровнях социально-экономического развития регионов, в целях обеспечения равных материальных условий жизни для населения разных территориальных образований.

  Таким образом, целью государственной региональной политики сглаживания поляризации в региональном развитии должно стать достижение сближения уровней социально-экономического развития регионов национальной экономики на долгосрочную перспективу. Этот процесс характеризуется устойчивым экономическим ростом наиболее отсталых регионов при постепенном уменьшении диспропорций в уровнях их социально-экономического развития по сравнению с наиболее развитыми регионами, а также создании условий для экономического роста всех регионов.

  Уменьшение территориальных диспропорций станет возможным только путем формирования и реализации комплексной государственной региональной политики, всемерно учитывающей интересы разных уровней территориальных образований различной отраслевой специализации.

  Эффективность региональной экономической политики определяется исключительно взаимодействием государственной региональной политики, проводимой федеральными органами государственной власти в отношении регионов и собственно региональной политики, осуществляемой самими субъектами Федерации в отношении территорий, которые находятся под их юрисдикцией. В условиях экономической самостоятельности регионов наибольший практический интерес представляют внутрирегиональные аспекты развития экономики, т.е. усиление опоры на собственные потенциалы территории.

  
  

  2.3. Геополитические вызовы на Южном направлении

  
  

  В начале ХХI века Российская Федерация вступила в новый, качественно иной этап своего политического развития. Это обусловлено прежде всего тем, что значительно укрепилась центральная власть, созданы 7 федеральных округов, региональное законодательство приведено в соответствие с федеральным. Постепенно начат процесс легального объединения некоторых субъектов федерации. Трагические события августа-сентября 2004 года вынудили Президента России фактически отменить систему всеобщих выборов глав регионов и теперь губернаторы и главы республик выбираются региональными парламентариями по представлению Президента страны. При этом многие инициативы руководства государства находят поддержку у большинства населения и у части политических элит.

  При сохранении в российском обществе многих демократических атрибутов, постепенно происходит трансформация форм и методов деятельности государственной власти, в том числе возрождение некоторых советских атрибутов. Так, например, во время выборов депутатов Государственной Думы Российской Федерации 1999 и 2003 годов победу с большим преимуществом одержала одна партия («Единая Россия»), что позволило ей в дальнейшем иметь в парламенте конституционное большинство. Используя административный ресурс, эта политическая сила в настоящее время предпринимает активные усилия по завоеванию большинства и во всех региональных парламентах.

  Однако, несмотря на очевидные успехи политической власти, остается не до конца разрешенной проблема стабилизации социально-политической обстановки в Чеченской Республики и в целом на Северном Кавказе. Многочисленные террористические акты, приводящие к массовым жертвам среди гражданского населения, высокий уровень безработицы и отсутствие массового производства с целью обеспечения занятости населения создают в регионе обстановку социальной неуверенности. В этих условиях политическое руководство Российского государства предпринимает значительные меры по закреплению и развитию ряда позитивных тенденций, наметившихся в последнее время в Южном федеральном округе и особенно в Чеченской Республике[21].

  Властные институты российского общества представлены на региональном уровне достаточно самостоятельными структурными образованиями, которые имеют немало характерных особенностей и местную специфику. Выделены несколько причин такого положения в современной Российской Федерации.

  Во-первых, федеративное устройство Российского государства, в составе которой состоит 89 субъектов[22].

  Во-вторых, на региональные институты власти весьма значительное влияние оказывает политическая система федеративного государства и реально сложившиеся в нем политические отношения.

  В-третьих, различные регионы России входили в ее состав разными путями, в различные исторические периоды и находились в ее составе неодинаковое (по продолжительности) время.

  В-четвертых, различные регионы России имеют немало своих цивилизационно-культурологических особенностей.

  В-пятых, устройство региональных систем власти зависит от численности проживающего в регионе населения и, в том числе, титульной нации.

  В-шестых, определенное воздействие на качество и специфику региональных институтов власти оказывает геополитический фактор.

  В диссертации сделан вывод о том, что наибольшее воздействие на становление региональной систем власти оказывают все же первые две причины, при этом остальные создавая тот или иной колорит, обеспечивают существование определенной специфики институтов власти в регионе, формируют их отличия от аналогичных властных институтов, функционирующих в других регионах нашей страны, либо особенности взаимоотношений региона с федеральным центром.

  Отмечено, что Чеченской Республики как таковой, как государственного образования исторически в нашем государстве не существовало. В 1918-1920 годах современная территория Чечни входила в Терскую, а затем Горскую Республику. В 1922 году из состава Горской Республики была выделена Чеченская автономная область (АО) РСФСР. В 1934 году Чеченская и Ингушская автономные области были объединены в Чечено-Ингушскую АО. В 1936 году Чечено-Ингушская АО преобразована в одноименную автономную республику (ЧИАССР), которая была ликвидирована в 1944 году и восстановлена в 1957 году. В 1990 году ЧИАССР преобразуется в Чечено-Ингушскую Республику (ЧИР). В 1993 году Конституция Российской Федерации фактически закрепила разделение Республики Ингушетия и Чеченской Республики[23].

  Важнейшее влияние на формирование институтов власти Чеченской Республики оказывает ее Конституция[24]. Сделан вывод о том, что Конституция Чеченской Республики является вполне демократической и в ней описывается идеальная модель общественно-политического устройства идеального социума. Так, в Конституции Республики записано, что государственная власть в Чеченской Республике осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную (статья 4). Органы законодательной, исполнительной и судебной власти объявлены самостоятельными. Государственную власть в Чеченской Республике осуществляют Президент Чеченской Республики, Парламент Чеченской Республики (Совет Республики, Народное Собрание), Правительство Чеченской Республики, суды Чеченской Республики, а также иные органы государственной власти Чеченской Республики, образуемые в соответствии с Конституцией (статья 5).

  Но одной лишь констатации самостоятельности различных ветвей власти в таком сложном регионе, как Чеченская Республика, явно недостаточно. Во-первых, в период до 1991 года эта республика была в составе другого субъекта Советского Союза, а именно: в составе Чечено-Ингушской Республики. Поэтому реальный опыт самостоятельного участия в политической жизни у Чеченской Республики составляет менее 15 лет.

  Во-вторых, этот опыт крайне противоречив и неоднозначен.

  В-третьих, в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века парламентская республика в России как форма политической власти продемонстрировала свою довольно низкую эффективность и не способность решить основные проблемы населения. Политический конфликт, разрешенный в октябре 1993 года, в полной мере показал, что политические элиты в нашей стране предпочитают президентскую республику.

  Не только Конституция определяет систему институтов власти, но и во многом действия высших органов государственной власти Российской Федерации и создаваемые ими политические институты. Так, глава Чеченской Республики (ее Президент) не может быть одновременно депутатом Парламента Чеченской Республики, депутатом представительного органа местного самоуправления, не может заниматься другой оплачиваемой деятельностью, кроме преподавательской, научной и иной творческой деятельности, если иное не предусмотрено законодательством Российской Федерации (ст. 66)[25]. При этом Президент Чеченской Республики не только имеет своего представителя в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, но также входит в состав других многочисленных государственных органов, создаваемых в Южном федеральном округе.

  Например, указом Президента России был создан Совет при Полномочных Представителях Президента Российской Федерации, который является совещательным органом, содействующим реализации полномочий главы государства по обеспечению согласованного функционирования и взаимодействия федеральных органов государственной власти и органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Такой совет был создан и в Южном федеральном округе. Членами Совета по должности являются высшие должностные лица (руководители высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации, входящих в состав округа; представители министерства регионального развития Российской Федерации; заместитель генерального прокурора России по федеральному округу. Вхождение по должности в состав Совета помогает главе республики эффективно решать многие актуальные вопросы, которые входят в компетенцию данного совета.

  В политике Российской империи и Советского Союза Северный Кавказ был маргинальным регионом. На протяжении тех почти полутора веков, которые прошли с момента окончания Кавказской войны, основной упор в этой политике делался не столько на развитие этого региона, сколько на обеспечение безопасности и стабильности, то есть, в понимании политиков XIX и XX веков, - сохранение и укрепление контроля империи над Кавказом. Разумеется, такой подход не исключал осуществления модернизаторских проектов на Северном Кавказе: ликвидации рабства, ограничения некоторых несовместимых с законодательством империи норм обычного права. Однако, повторим, в основе всех инициатив такого рода лежало именно стремление к обеспечению безопасности в регионе.

  Следует учитывать, что в данном случае выбор властей был в значительной мере обусловлен тем политическим мышлением, которое было свойственно элите Российской империи (да и подавляющему большинству европейской элиты XIX века) и которое в огрубленном и сильно упрощенном виде унаследовали большевики. Ключевой ценностью в политическом мышлении такого типа являлась государственная мощь, определявшаяся в категориях территории и силы.

  Возникновение независимых государств в Закавказье качественно изменило ситуацию на Северном Кавказе. Власти России уже не могут рассматривать этот регион в качестве маргинального. Если в XIX и XX веках он находился, говоря образно, «в тылу» страны, то теперь превратился в ее «аванпост». Иными словами, «геополитическая нагрузка», которую Российская империя и Советский Союз распределяли между Северным Кавказом и Закавказьем, ныне ложится на один Северный Кавказ.

  Кроме того, в современной ситуации резко усложняется решение задач «традиционной» российской политики на Северном Кавказе, а именно задач, связанных с обеспечением безопасности. Когда вторая чеченская война только начиналась, представители грузинских властей нередко сравнивали Чечню с мешком без дна, намекая на то, что федеральные войска не могут запереть боевикам выход в Грузию. В этом, кстати, проявляется одна из важных особенностей нынешнего чеченского конфликта, отличающая его от Кавказской войны XIX века. Если в ходе Кавказской войны сопротивление империи оказывали замкнутые с юга и севера горные анклавы, то сейчас речь идет о горном анклаве, с юга фактически открытом. Во время обеих чеченских кампаний эта трудность усугублялась и усугубляется невнятной позицией, которую грузинские власти, особенно во времена Шеварднадзе, занимали по отношению к чеченским сепаратистам.

  В то же время надо отметить, что новая геополитическая ситуация на Кавказе создала некоторые новые возможности для российской внешней политики. К примеру, фактор российско-турецкого противостояния, который в XIX-XX веках был одним из определяющих в системе международных отношений в черноморско-кавказском регионе, сейчас практически не ощущается. Наличие своего рода «буфера» в лице независимых государств Закавказья способствует снижению конфликтного потенциала в отношениях Москвы и Анкары. И намечающийся отход от конфронтационного сценария в этих отношениях может принести России немало выгод, которыми прежде она воспользоваться не могла[26].

  Одной из бед современной России является то, что она, во многом мыслит себя в качестве «усеченного» Советского Союза или Российской империи и пытается воспроизводить геополитическую логику, которая была характерна для тех государств. Кавказ же является регионом, где несоответствие этой логике реальной ситуации ощущается наиболее остро. Та сторона «кавказского вызова», которую можно с большей или меньшей долей условности отнести к сфере геополитики, касается в первую очередь вопроса: в какой мере Россия готова к новой «геополитической нагрузке» на Северный Кавказ? Такая готовность предполагает далеко не только полноценный контроль Москвы над этим регионом и эффективное обеспечение его безопасности. В нынешних условиях Северный Кавказ должен стать не просто «аванпостом», но еще и «визитной карточкой» России. Разнообразные интеграционные проекты вроде «Кавказского дома», которые с увлечением пропагандировал скандально известный чеченский общественный деятель Хож-Ахмед Нухаев и которые Москва вполне справедливо рассматривает как угрозу своим интересам в регионе, выдвигаются постольку, поскольку Россия пока не сумела реализовать эффективную программу развития Северного Кавказа, которая могла бы служить образцом для Кавказа Южного.

  Сразу после бесланских событий российский президент Владимир Путин, имея в виду Северный Кавказ, высказался в том духе, что «одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают». Эти слова, не прозвучи они в столь трагическом контексте, могли бы вызвать улыбку. Нынешний Северный Кавказ никак нельзя назвать «жирным куском». Все без исключения национальные республики этого региона получают крупные дотации из федерального бюджета, а уровень безработицы здесь в разы превосходит средний по России.

  Рассуждения о необходимости развивать северокавказскую экономику на протяжении последних лет звучат как заклинания. Разумеется, они совершенно справедливы. Правда, справедливо и то, что за словами крайне редко следуют какие-либо конкретные действия и, что гораздо хуже, мало кто понимает, какую именно форму такие действия должны принять. Ясной программы решения экономических проблем Северного Кавказа так до сих пор не выдвинуто.

  Думается, дело здесь не в бессилии российского государства и российского политического класса. Дело в объективной сложности ситуации на Северном Кавказе. Существует замкнутый круг: терроризм, недостаточный уровень безопасности, политическая нестабильность, неэффективность государственного управления порождают нищету.

  Но уместно задаться вопросом: в какой степени мы действительно осознаем всю глубину северокавказской экономической проблематики? Подчас складывается впечатление, что подавляющее большинство размышлений на эту тему грешит отсутствием исторической перспективы и не вполне четким пониманием конечной цели, средством достижения которой должен стать экономический подъем.

  Северный Кавказ отнюдь не обделен природными ресурсами. Уже более ста лет там существует довольно мощная добывающая промышленность. Регион уникален по своему сельскохозяйственному потенциалу. Проблема в том, что он уже давно не может за счет этих ресурсов прокормить стремительно растущее население.

  Военные действия в ходе Кавказской войны привели к большим демографическим потерям коренного населения Северного Кавказа. Так, в 30—50-е годы XIX века население Дагестана сократилось на 16%[27]. В ходе массовой эмиграции адыгов в Турцию в 60-х годах XIX века регион покинуло около полумиллиона человек.

  Однако в последующие десятилетия Северный Кавказ быстро компенсировал потери и значительно увеличил численность населения. Установление относительного мира в этом регионе способствовало и естественному приросту населения, и привлечению мигрантов из внутренних губерний России.

  Численность коренных народов стала увеличиваться огромными темпами. К концу XIX века большинство из них выросло почти вдвое (население всей Европейской России в тот же период увеличилось приблизительно на треть). В XX веке тенденция сохранилась. Например, по всеобщей переписи 1897 года численность аварцев составляла 172,7 тыс. чел., а по переписи 1989 года - 502,4 тыс. чел. Похожая картина наблюдалась у кабардинцев (99,0 тыс. чел. в 1897 году и 363,5 тыс. чел. в 1989 году), осетин (96,5 тыс. чел. и 344,9 тыс. чел.), чеченцев (223,2 тыс. чел. и 792,4 тыс. чел. - более чем трехкратный рост несмотря на депортацию). Северный Кавказ столкнулся с тем же демографическим явлением, которое характерно, например, для советской Средней Азии: традиционная модель воспроизводства населения, предполагающая многодетность, подкрепляется современным медицинским обслуживанием, способствующим снижению смертности, и в совокупности это дает взрывной рост населения.

  Понятно, что на фоне взрывного роста численности коренных народов все это привело к сильнейшему аграрному перенаселению. Оно стало ощущаться еще в середине XIX века. Российская администрация на Кавказе пыталась смягчить некоторые его последствия. В частности, на равнинных территориях Северного Кавказа была проведена аграрная реформа, позволившая на некоторое время ослабить земельный голод. Однако в горных районах, которые в наибольшей степени страдали от аграрного перенаселения, аналогичные реформы проведены не были. Местные власти неоднократно пытались к ним приступить, однако до 1917 года эти попытки постоянно срывались из-за нехватки финансовых и кадровых ресурсов.

  Экономическое, как и социальное, развитие Северного Кавказа отличалось крайней неравномерностью. К северу от условной линии, проходящей по Тереку и Кубани с востока на запад, возникало эффективное товарное сельское хозяйство, которым так восхищался Ленин в «Развитии капитализма в России». Здесь находились мощные транспортные узлы общероссийского значения, крупные городские центры. К югу от этой линии, на равнинах Северного Кавказа существовали отдельные «очаги современности». Горную же полосу региона перемены, происходившие на равнинах, затрагивали мало. А если и затрагивали, то скорее в негативном плане: быстрое развитие земледелия на равнине сокращало площадь равнинных пастбищ, что подрывало горное скотоводство (перегон скота на зимние пастбища на равнину был и остается необходимым элементом скотоводческого цикла на Кавказе, сокращение площади этих пастбищ заставляло горцев сокращать и поголовье скота). Символическим выражением этого экономического, социального и культурного разрыва мог бы служить такой факт: в конце XIX века, в то время, когда жители некоторых равнинных чеченских аулов требовали введения у себя «русского» суда (с присяжными, адвокатурой и прочим), их горные соплеменники отстаивали необходимость установления суда шариатского. Примечательно, что обычное право в полной мере не удовлетворяло уже ни одних, ни других.

  Надо также отметить, что коренное население не слишком активно вовлекалось в промышленное производство и как следствие в городскую жизнь. Города на Северном Кавказе оставались в большой степени русскими вплоть до 60-70-х годов XX века. Значительная часть коренного населения по-прежнему была занята в сельском хозяйстве. Это, с одной стороны, сохраняло актуальность давней проблемы аграрного перенаселения, а с другой - способствовало консервации архаичных элементов социального устройства.

  ГЛАВА 3. ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

  В ЮЖНОМ ФЕДЕРАЛЬНОМ ОКРУГЕ

  3.1. Особенности геополитического положения

  Южного Федерального округа

  
  

  Южный Федеральный округ (ЮФО) представляет собой особый регион, где сошлись ведущие пограничные районы. Регион занимает 2,1% территории Российской Федерации, где проживает 11,8% населения страны. К нему примыкает также Каспийский регион Российской Федерации, охватывающий континентальную территорию прикаспийских субъектов Федерации, включая находящиеся на этой территории бассейны рек, а также соответствующие части акватории и шельфа Каспийского моря. Через Каспийское и Черное моря, где находятся незамерзающие морские порты, осуществляются связи со множеством зарубежных стран.

  С военно-стратегической, позиции значение ЮФО для России определяется его выгодным геополитическим положением в контексте защиты ее стратегических и геополитических интересов, обеспечения политической и социально-экономической стабильности на южных районах, сохранения своего влияния в обширном регионе, охватывающем не только Кавказ, но и Средний и Ближний Восток.

  В Ставропольском и Краснодарском краях значительную часть населения составляют выходцы из северокавказских национальных республик и стран Закавказья, сохраняются этнические анклавы автохтонного (местного) населения, которые в начале 90-х годов преобразованы в республику Адыгея и Карачаево-Черкесскую Республику. В четырех субъектах Российской Федерации - Ставропольском крае, Дагестане, Чечне и Карачаево-Черкесии расселены ногайцы. С другой стороны, необходимо отметить наличие довольно большого числа русских в северокавказских республиках. Например, в Карачаево-Черкесии и Адыгее русские численно превосходят местное население. Эти реальности нашли отражение, в частности, в том, что в послевоенный период все северокавказские республики, Ставропольский и Краснодарский края, а также Ростовская область, с сохранением ими административной самостоятельности, объединены в Северо-Кавказский экономический район.

  Продолжавшиеся в течение многих поколений миграционные потоки с севера на юг и с юга на север постепенно сделали неопределенной и весьма условной линию разграничения между Предкавказьем и Северным Кавказом[28]. Последний служит связующим звеном между Закавказьем и Предкавказьем. Географические ландшафты переходят друг в друга, как бы стирая существующие между ними границы и обеспечивая единство геополитических характеристик.

  В современных условиях, значительное место отводится региональной проблеме. Прослеживается тенденция к превращению регионализма в фактор глобальных процессов. Это следует учитывать из фактора угрозы национальной безопасности России, поскольку многие угрозы национальной безопасности исходят изнутри России.

  С уверенностью можно сказать, что и дальше будут происходить геополитические изменения в мире и будут меняться границы и рубежи, будут меняться союзники и конфигурации. Особую актуальность приобретают способность и готовность оперативно реагировать не только на внешние вызовы, но и на вызовы, бросаемые России экстремистскими и сепаратистскими силами внутри нашего государства. В регионе Северного Кавказа все споры, противоречия и конфликты проявляются в наиболее острой форме. Поэтому именно здесь в настоящее время во многих случаях проходят испытания на прочность российская государственность, новый российский федерализм.

  Наиболее характерной особенностью региона, накладывающей существенный отпечаток на все без исключения сферы его жизни, является многонациональный характер населения. На территории Северного Кавказа проживают кабардинцы, черкесы, адыгейцы, расселенные в основном в равнинной и предгорной частях, и составляют единую этническую общность адыгов. Они в основной своей массе проживают в трех субъектах Российской Федерации: Адыгее, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, Сравнительно многочисленную группу составляют горские народы Дагестана - аварцы, даргинцы, лакцы, лезгины, табасаранцы, рутульцы, агулы. За ними идет нахская группа, состоящая из чеченцев и ингушей, которые живут в основном в Чечне и Ингушетии. Все народы относятся к кавказско-иберийской или иафетической семье. В языковом отношении особняком выделяются осетины, которые относятся к иранской подгруппе индоевропейской семьи языков[29].

  Тюркские народы Северного Кавказа включают «коренные этносы», более или менее компактно живущие и претендующие на ту или иную форму национально-территориального самоопределения, а иногда уже имеющие «свои» государственные структуры. К ним относятся кумыки (277,2 тыс.чел.), проживающие главным образом в Дагестане; карачаевцы (150,3 тыс.чел.) и балкарцы (78,3 тыс.чел.), являющиеся близкородственными народами и говорящими на одном карачаево-балкарском языке. Они проживают в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Что касается другого тюркского народа - ногайцев (73,7 тыс.чел.), то они рассредоточены в предгорьях и степных районах Дагестана, Чечни, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края. В регионе проживают турки-месхетинцы, депортированные из Грузии в Среднюю Азию в 1944 году и переселившиеся сюда в результате беспорядков и межэтнических конфликтов в Ферганской долине в 1989 году. Оказавшись в положений беженцев, большая их часть обосновались на территории Краснодарского края (13 тыс.чел.). В подобном положении оказались также крымские татары с очень похожей судьбой и также проживающие в основном в Краснодарском крае. Проживают в регионе, особенно в Дагестане, также азербайджанцы.

  В регионе Северного Кавказа проживают грузины, армяне и представители других народов. Крупные греческие общины живут в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Пятигорске, Боржоми, Батуми и др. Так в 1930 году в Краснодарском крае был создан Греческий район в составе 9 национальных, греческих сельских советов с центром в Крымской станице. Значительную часть населения национальных республик составляют представители славянских и иных народов, прежде всего русские. Большие группы северокавказских народов, пересекая государственные границы, уже в течение многих поколении проживают в закавказских республиках, а представители их народов - на Северном Кавказе.

  Дополнительным фактором, усложняющим напряженность на Северном Кавказе, является проблема реабилитации репрессированных народов - чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев.

  Таким образом, проблемы национальной геополитики оказались запутанными в сложнейший узел, который даже при самых благих намерениях очень трудно развязать. В наиболее жестких формах споры и конфликты проявились в осетино-ингушском противостоянии. Первопричина конфликта между двумя кавказскими народами началась из-за насильственной депортации ингушей в 1944 году и ухода их с занимаемых ими земель. Острота конфликта началась с момента реабилитации и связанного с ней обратного переселения ингушей, а также восстановления их в правах на земли, которые они занимали до депортации. Особую тяжесть внес конфликт между Грузией и Южной Осетией, в результате которого примерно 30 тыс. беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии переселились в Северную Осетию, включая спорный Пригородный район.

  Правительство России вынуждено было ввести в район осетино-ингушского конфликта войска, которые ценой, многочисленных жертв остановили войну. Около 30 тыс. ингушских жителей Пригородного района были изгнаны в Ингушетию. В конце 1992 года по оценке ингушских властей, число беженцев достигло 70 тыс. человек, из которых 65 тыс. было зарегистрировано Федеральной миграционной службой.

  Пространство Северного Кавказа располагает всеми необходимыми условиями для решения самых сложных экономических проблем. Это «эффективные территории», обладающие благоприятными для жизнедеятельности населения физико-географическими характеристиками. Каспий не имеет аналогов в мире по разнообразию флоры и фауны.

  Регион, включая акваторию Каспийского моря и прилегающие к нему территории, обладает богатыми углеводородными запасами, а также благоприятными возможностями для сельскохозяйственного производства. Здесь есть многое: нефть, уголь, газ, теплоэлектростанции, гидроэлектростанция. Северный Кавказ - это 20% зерна, 100% виноградника, 15% мяса и молока, 40% шерсти и т.д.

  Большой урон экономике Северного Кавказа нанесла война в Чечне, дестабилизировав социально-политическую ситуацию и межнациональные отношения. В настоящее время Северный Кавказ трудно назвать целостным природно-хозяйственным комплексом, более или менее прочно интегрированным в экономику России.

  Драматичность ситуации, на Северном Кавказе усугубляется тем, что здесь политическая нестабильность накладывается на социальную неустроенность людей, национальные проблемы сочетаются с огромным количеством беженцев. Как показывает практика «силовая» составляющая на Юге России представляет собой один из важнейших инструментов геополитической реальности.

  
  

  3.2. Особенности внутриполитической ситуации в Южном округе

  
  

  Продолжающийся в России курс на усиление только исполнительной власти как раз и свидетельствует о сделанной ставке на административные методы. Получается, что существенно принижается роль двух остальных ветвей власти и политических партий, общественно-политических и общественных организаций. Тем самым объективно фактически складывается достаточно авторитарная политическая система (ее еще называют моносистемой, в которой вроде бы за все отвечает глава государства).

  Во-первых, властная моносистема вряд ли может быть эффективной в течение достаточно длительной исторической перспективы. Она в нашей стране всегда стремится де-факто превратиться из федерации в унитарное государство (что, по сути, будет являться нарушением Конституции).

  Во-вторых, бюрократический способ организации политической жизни и формирования институтов власти также малоэффективен и может привести лишь к падению реальной политической активности.

  В-третьих, принцип субсидиарности[30] никогда не был присущ российскому государству. То есть, традиционно в политике нашего государства ответственность и полномочия никогда не делегировались снизу вверх. Наоборот, периодически в процессе децентрализации происходило делегирование полномочий сверху вниз (то есть, федеральный центр передавал на места только те полномочия, которые считал нужным).

  Отдельно рассмотрев влияние ислама на политическую систему Чеченской Республики. Можно сделать вывод о том, что ислам не оказывает сильного влияния на политическую систему Чеченской Республики.

  Рассмотрев влияние тейпов на политическую систему Чеченской Республики[31] можно прийти к выводу о том, что поддержка тейповой системы способна лишь затормозить строительство современной чеченской государственности. В то же время, тейповая структура – это объективная реальность и поэтому в Чечне нужна властная политическая структура с довольно гибкой и дифференцированной системой представительства тейповых интересов, с использованием разнообразных властных и представительских форм.

  В Чечне в настоящее время существуют и другие формы неформальной власти, такие, например, как советы сел, состоящие из наиболее авторитетных и уважаемых жителей. Это, конечно не политики (в полном смысле этого слова), это люди, живущие, как правило, в селах, но от их решения, от их слова зависит немало. Как показывает опыт, наиболее важные решения в селах Чечни принимаются зачастую именно такими неформальными структурами. Поэтому задача для политической системы состоит в институциализации неформальной власти на местах и передаче ей совещательных и некоторых контрольных функций (тем более, что на этом уровне уже идет эффективное взаимодействие с федеральной властью).

  Основными принципами возможного развития институтов власти в республике могут быть следующие: гарантированная целостность Российской Федерации; дальнейшее качественное развитие федерализма в нашей стране; единство системы государственной власти, экономического и правового пространства в России; дальнейшее развитие состава и эффективности политической элиты республики.

  В настоящее время обеспечение гарантированной целостности Российской Федерации является базовым принципом государственной политики в нашей стране и очевидно, что аналогичная политика будет проводиться в Чечне и в других регионах Южного федерального округа. На практике это означает, что расположенные на территории республики военно-силовые структуры будут напрямую подчиняться министерствам и ведомствам в федеральном центре, но при этом постепенно органы обеспечения правопорядка будут формироваться преимущественно за счет местных жителей. Поэтому, по всей видимости, еще долгое время они будут находиться под непосредственным контролем федерального центра.

  Местные органы власти (в первую очередь, исполнительной) постепенно также будут комплектоваться местными жителями, но на всех уровнях в них также будут включаться представители федерального центра. Наверно, трудно однозначно предвидеть из каких социальных групп будут делегироваться эти представители. Но то, что многие из них будут представителями силовых структур (Минобороны, ФСБ и МВД), сомнений не вызывает, учитывая аналогичную практику в масштабе всего нашего государства. Так, известно, что главы федеральных округов комплектуются либо из военно-силовых структур, либо из ближайшего окружения Президента.

  Любые политические кампании в Чечне (будь то выборы президента, парламента республики или органов местного самоуправления) будут самым тщательным образом планироваться и контролироваться в федеральном центре. Продолжится постоянный контроль за соответствием законодательных актов Чечни федеральному законодательству. Этому также служат попытки законодательным путем ввести в России ответственность высших должностных лиц за нарушение Конституции и в целом законодательства Российской Федерации. Борьба с коррупцией будет продолжена как в Российской Федерации в целом, так и в Чеченской Республике, в частности.

  Одной из основных характеристик политической элиты является механизм ее рекрутирования. К числу основных институциональных каналов этого процесса относятся: государственный аппарат, органы местного самоуправления, армия, политические партии, система образования, религиозные организации. Преобладание тех или иных каналов рекрутирования элиты обусловлено цивилизационной спецификой общества, историческими особенностями и традициями политического развития, спецификой политической системы и политического режима.

  Если в советское время существовавшая практика рекрутирования на высшие руководящие должности основывалась преимущественно на номенклатурном принципе отбора (по сути, это был довольно закрытый механизм, благодаря существованию множества институциональных фильтров), то в
  90-е годы прошлого столетия он был заменен рекрутированием посредством системы выборов. Современная российская действительность подтверждает, что, с одной стороны, новые практики уживаются со старой практикой назначения (глава государства и депутаты Госдумы избираются, а всеобщие выборы главы региона заменены процедурой голосования регионального парламента по кандидатуре, представленной главой государства) и потенциально политическая элита может иметь более высокую степень авторитета, чем номенклатура.

  В последнее время наблюдается и обратный процесс: постепенно процедуры назначений все больше вытесняют выборы и, видимо, эта практика будет активно продолжена и в дальнейшем. В полной мере это рассуждение относится и к Чеченской Республике, поскольку административный (а не политический) ресурс становится определяющим даже на выборах. Фактически, вся исполнительная власть (за исключением, пожалуй, Президента России, который формально не входит в структуру исполнительной власти) в России уже назначается. А избираемые органы представительной власти имеют небольшие политические ресурсы. Выборы же органов местного самоуправления, которые уже в 2005 году начались во многих регионах Российской Федерации, по всей видимости, лишь немного изменят состав отечественной политической элиты. Причина этого вполне очевидна: вновь избираемые органы муниципальной власти пока не имеют собственных финансово-экономических источников и будут и в дальнейшем практически полностью зависеть от федерального бюджета.

  Южный Кавказ сегодня сложно отнести к зоне стабильности: три неразрешенных конфликта – Нагорно-Карабахский, Абхазский и Юго-Осетинский, позволяют утверждать, что этот регион несет в себе большой взрывоопасный потенциал. Хотя возможность выхода каждого из этих конфликтов за пределы достаточно четко очерченной зоны маловероятна, тем не менее, они, во-первых, крайне разрушительны для непосредственно вовлеченных в них сторон, и, во-вторых, в эпоху глобализации в той или иной степени представляют определенную опасность для внешней среды.

  Процессы, имеющие место на Южном Кавказе, несмотря на разную природу трех конфликтов, разворачивались, в целом, по одинаковой схеме.

  Во-первых, в результате дезинтеграционных процессов в бывшем Советском Союзе в конце 80-х - начале 90-х годов, возникли три де юре признанных (Армения, Азербайджан, Грузия) и три непризнанных (Нагорно-Карабахская Республика, Республика Южная Осетия и Республика Абхазия) государства. Сам факт возникновения этих непризнанных государств является результатом крайнего обострения всего комплекса проблем, накопленных во взаимоотношениях между государством и титульной нацией, с одной стороны, и национальным меньшинством, проживающим в границах соответственно бывших Азербайджанской и Грузинской ССР, с другой.

  Во-вторых, центральная власть отмеченных двух бывших советских республик избрала силовой метод для ответа на те требования меньшинства, которые выглядели чрезмерными и невыполнимыми с точки зрения представителей титульной нации и преподносились как угроза национальному суверенитету. Подобный подход и соответствующие действия спровоцировали национальные меньшинства на открытое выражение недовольства – конфликты перешли в вооруженную стадию. При этом религиозный фактор практически не играл никакой роли.

  В-третьих, в ходе развития конфликта ключевой становится проблема статуса бывших административных единиц Грузии и Азербайджана и проблема обеспечения безопасности населения, представляющего национальные меньшинства, проживающие на этих территориях. В условиях резкого противодействия государства противостояние приводит к возникновению уже антагонистической ситуации, которая еще более усугубляется по мере роста с обеих сторон числа жертв конфликта.

  В-четвертых, военные действия с подписанием соглашений о прекращении огня были прекращены по достижении национальными меньшинствами программы-минимума – создания своего государственного образования и фактического отделения от условной «метрополии» (термин Дова Линча) или Центра – Нагорного Карабаха от Азербайджана, Абхазии и Южной Осетии – от Грузии.

  В-пятых, в отличие от ситуации, которая сложилась вокруг урегулирования, в частности, Баскской проблемы, равно как и ситуации в Северной Ирландии или на Корсике, движения за самоопределение национальных меньшинств, возникшие на территории Южного Кавказа, не трансформировались в террористические.

  В отличие от Балканских конфликтов, в конфликтах зоны Южного Кавказа речь идет об урегулировании отношений между de jure признанными и de jure непризнанными государствами, иными словами, конфликт имеет место между Грузией и Абхазией, Грузией и Южной Осетией, между Азербайджаном и Нагорным Карабахом.

  С учетом истории развития конфликтов Южного Кавказа, в силу ряда объективных причин наиболее легко разрешимым выглядел конфликт между Грузией и Южной Осетией, поскольку:

  - зона распространения конфликта очень незначительная (им охвачена часть территории самой Южной Осетии, прилегающая к столице – Цхинвалу),

  - боевые действия на территории Южной Осетии не привели к полной депортации из бывшего автономного округа всех грузин, как и к депортации осетин с остальной территории Грузии,

  - экономика Южной Осетии развита крайне слабо; территория используется в том числе и для транзита контрабанды.

  Как наиболее вероятный сценарий выхода из противостояния рассматривалось повышение статуса Южной Осетии в составе федеративного грузинского государства.

  Однако ряд столь же объективных факторов говорит о том, что этот конфликт разрешить достаточно сложно:

  - Южная Осетия апеллирует к праву разделенного осетинского народа на воссоединение;

  - экономика Южной Осетии полностью зависит от российской;

  - подавляющее большинство населения этого непризнанного образования имеет российское гражданство.

  Из этого следует, что без учетов интересов России практически невозможно разрешение этого конфликта. Более того, ее прямое участие в Юго-Осетинском и Абхазском конфликтах является одним из тех рычагов давления, которые она может использовать для сохранения Грузии в зоне своего влияния. Налицо противоречие с интересами нового грузинского руководства, задача которого – восстановление и сохранение территориальной целостности Грузии[32].

  В итоге, все три основных игрока Юго-Осетинского конфликта – Южная Осетия, Грузия и Россия, – выбрали путь взаимных провокаций. При этом действия, предпринятые президентом Михаилом Саакашвили (после «бархатного» решения проблемы Аджарии) по возвращению Южной Осетии в конституционное поле Грузии, вызвали резкое обострение не только ситуации в зоне конфликта, но и в грузино-российских отношениях.

  Резюмируя ситуацию по Юго-Осетинскому конфликту, который перешел в «горячую стадию», нужно констатировать, что локальный характер самого конфликта и выраженные разнонаправленные интересы Грузии и России резко ограничивают возможности его урегулирования в обозримом будущем. Стоит добавить, что Юго-Осетинский конфликт развивается именно в плоскости российско-грузинского противостояния, что исключает перспективу активного вмешательства любых международных посредников.

  Совершенно по другому сценарию развивается ситуация по урегулированию Абхазского и Нагорно-Карабахского конфликтов, где достижение взаимопонимания с последующим урегулированием конфликтов осложняется тем, что между позициями сторон противостояния лежит пропасть.

  Во-первых, непризнанные государственные образования воспринимают свой суверенитет как абсолют и не считают возможными какие-либо дискуссии по вопросу этого внутреннего суверенитета.

  Во-вторых, для НКР и Республики Абхазия «метрополии» – то есть Азербайджан и Грузия, не являются привлекательными ни экономически, ни политически, ни демографически. Для армянского населения Нагорного Карабаха с учетом усиления влияния исламистов в Азербайджане принципиальным является и конфессиональный фактор.

  В-третьих, и Азербайджан, и Грузия проводят политику устрашения в отношении бывших подопечных: это экономическая блокада Нагорного Карабаха и Абхазии, угрозы силового разрешения конфликта, наконец, в обеих «метрополиях» действуют радикальные националистические организации[33].

  Можно говорить о том, что не получившие международного признания Абхазия и Нагорный Карабах исключают возвращение к тому status quo, которое существовало на начало конфликта, и видят решение своих проблем вне конституционного поля соответственно Грузии и Азербайджана. Вопрос федеративного устройства, то есть вариант любой вертикали взаимоотношений между бывшими автономными образованиями и бывшими метрополиями, отвергается со стороны этих двух непризнанных государств.

  Безусловно, такая постановка проблемы воспринимается «метрополиями», то есть Азербайджаном и Грузией, как прямое посягательство на их суверенитет с нарушением территориальной целостности страны. Естественно, что метрополии не готовы признать эти де-факто государственные образования в качестве независимых. Более того, они отнюдь не исключают возможности силового решения проблемы (события вокруг Южной Осетии являются тому доказательством).

  Аргументация этой стороны конфликта – территории непризнанных государств являются неконтролируемыми, представляют опасность для системы международной безопасности. Следовательно, международное сообщество должно приложить максимум усилий для ликвидации этих очагов нестабильности. Отсюда постоянная апелляция к международным посредникам, стремление привлечь максимальное число международных организаций в процесс урегулирования конфликтов (НАТО, Совет Европы), обвинения уже задействованных структур (ОБСЕ) в некомпетентности и неспособности найти приемлемое решение. В целом, эта сторона конфликта в состоянии предложить только вариант расширенной автономии, что является для их контрпартнеров прошедшим этапом, а обсуждать вариант конфедеративного устройства Азербайджан и Грузия не готовы даже психологически. В целом, «метрополии» морально готовы к силовому решению своих проблем.

  В создавшейся ситуации особую роль начинает играть фактор времени. Затягивание процесса разрешения может иметь двойные последствия. С одной стороны, каждый конфликт обрастает множеством сопутствующих факторов. Это осложняет возможности поиска вариантов урегулирования, делая его еще более многослойным и многоуровневым. Все большую роль начинают играть факторы либо незначительные на период начала конфликта, либо появившиеся в процессе его раскрутки и даже на стадии урегулирования.

  В худшем варианте их совокупность может привести к провоцированию одной из сторон конфликта его стремительной эскалации как наиболее приемлемого варианта решения собственных внутренних, более острых проблем, в том числе и обусловленных проблемой сохранения или получения власти[34].

  Кроме того, при серьезном внутриполитическом кризисе возникает соблазн манипулирования массами и подведения их к мысли о том, что во всем виноваты «сепаратисты» и потворствующие им так называемые «внешние силы». Фактически, весьма хрупкое равновесие и еще более хрупкий мир в зоне конфликта могут быть нарушены в одночасье.

  Именно в этом и кроется одна из основных опасностей затягивания процесса урегулирования – конфликт, находящийся в стадии затяжного урегулирования, очень легко может вновь перейти в горячую фазу, особенно в том случае, когда внутриполитическая ситуация накалена настолько, что требуется неординарное решение, позволяющее направить волну возмущения вовне. Это уже произошло в грузино-осетинском конфликте. И это может произойти в Нагорно-Карабахском конфликте, где азербайджанское руководство разжигает и всячески поддерживает реваншистские настроения в обществе.

  С другой стороны, по мере затягивания процесса урегулирования конфликтов, процесс государственного строительства в этих непризнанных государствах, идущий согласно своей внутренней логике, набирает обороты: проводятся выборы не только высших органов власти, но и в местные органы самоуправления, функционирует парламент, усиливается армия. В большей степени это касается Нагорного Карабаха, руководство которого проводит политику, направленную на то, чтобы посредством осуществления глубоких демократических преобразований доказать мировому сообществу право Нагорного Карабаха на независимое существование.

  Казалось бы, в разрешении конфликтов должны быть заинтересованы все игроки зоны Южного Кавказа. Однако Южный Кавказ все больше превращается в арену столкновения экономических, политических и военных интересов не только непосредственно сторон конфликтов, но и большой группы игроков «внешнего круга» - России, США, Турции, Европейского Союза, Ирана, а также влиятельных нефтяных, газовых и транспортных корпораций. Едва ли не единственным общим интересом для них в регионе является создание барьера на пути проникновения в Европу террористических организаций, контрабанды, накроторговли и траффикинга, поскольку наличие неурегулированных конфликтов в большей или меньшей степени создает благоприятную среду для использования Южного Кавказа как транзитной зоны[35].

  В этом контексте неурегулированность конфликтов открывает широкие возможности для прямого вмешательства заинтересованных государств и организаций в процессы, происходящие в регионе.

  Она же одновременно играет роль своеобразного механизма сдерживания и тормозит активность игроков «внешнего круга» в экономической и военной сферах, где столкновение интересов наиболее выражено. Для России и Ирана разрешение конфликтов означает нежелательное усиление влияния США и Турции в регионе. В свою очередь, для США и Турции урегулирование дает возможность превратить Южный Кавказ в плацдарм против Ирана и заслон на пути геополитических и стратегических устремлений России на Ближнем Востоке.

  Таким образом, главной задачей основных игроков региона Южного Кавказа является необходимость удержания ситуации на уровне недопущения повторного возгорания вооруженных конфликтов. Создается впечатление, что ситуация тупиковая, и в обозримом будущем ожидать каких-либо кардинальных сдвигов в урегулировании этих двух конфликтов не приходится. То есть, status quo, создавшийся за период, последовавший за подписанием соглашений о прекращении огня, будет сохраняться, а переговоры по урегулированию будут проходить в вялотекущем режиме, правда, со своими внутренними пиками активности как соответствующих организаций, так и США и России.

  В приложении к неразрешенным конфликтам Южного Кавказа, как кажется, было бы правильнее говорить не об их разрешении (что предполагает устранение основы конфликта, его причин и предмета, что в обозримом будущем практически не возможно), а о регулировании – то есть о переводе конфликта в желательную и возможную для сторон систему неких правил игры, где складывается определенная схема конфликтного взаимодействия, исключающая возможность реэскалации региональных конфликтов. В итоге, стороны признают определенную общность позиций, вырабатывают нормы политического поведения, признают целесообразность ограничения и сдерживания конфликта на определенном уровне.

  Расчет делается на то, что объективные экономические, социальные и демографические факторы, в совокупности с политической волей лидеров и подготовленным общественным мнением, при активном участии третьих сторон приведут к адекватной реакции всех сторон конфликта на ситуацию и создадут то правовое поле, в котором можно будет окончательно урегулировать конфликт[36].

  
  

  3.3. Внешние геополитические угрозы на южном направлении

  
  

  Далеко не для всех очевидно, к сожалению, что террористические акции в Ираке – лишь следствие, причина же их – агрессия США в эту страну. Не только в СМИ, но и в источниках достаточно высокого уровня осуществляется дезориентация общественного мнения относительно приоритетности угроз, места и роли той или иной угрозы среди остальных, путем, например, выпячивания и раздувания отдельных угроз при игнорировании и преднамеренном замалчивании других. Не все понимают суть собственно военной угрозы, ее отличие от военной опасности, вызова, риска и других терминов, точно определяющих то или иное реальное явление. Это приводит не только к демагогическим измышлениям и спекуляциям, но и к ошибкам, порой недопустимым, оказывающим влияние на национальную безопасность России.

  Вследствие этого большое значение имеет понимание системы военных угроз и их источников в целостном, взаимосвязанном виде. Только полное представление обо всем спектре угроз, роли и значении каждой из них, о причинах их проявления, направленности, развитии и т.д. способствует осмыслению этой очень непростой проблемы, информация о которой весьма ограничена, а зачастую тенденциозна.

  После окончания «холодной войны» и прекращения жесткого противостояния по линии «Восток–Запад» мир не стал более безопасным. Фундаментальные изменения ситуации внутри страны и в мире в целом не устранили источников прежних угроз, а породили новые.

  Главными причинами сохранения военных угроз, возникновения вооруженных конфликтов и войн являются социальные, политические, экономические, территориальные, религиозные, национально-этнические и другие противоречия, стремление ряда государств и политических сил к их разрешению с использованием средств вооруженной борьбы. Особую опасность представляют вооруженные конфликты, возникающие на почве агрессивного национализма и религиозной нетерпимости[37].

  Российская Федерация, представляя объект повышенного интереса и определенных притязаний со стороны других стран, оказалась в начале третьего тысячелетия в центре радикальных геополитических трансформаций экономического, социально-политического и военного характера. Новая расстановка военно-политических сил в мире, особенно в Европе и на постсоветском пространстве, нарушила прежние основы стабильности, изменила характер, масштабы и содержание опасностей и угроз, приобретающих все более комплексный характер. Национальные, в том числе базовые, интересы могут быть подвержены воздействию разнообразного спектра угроз, которые формируются в результате того или иного развития военно-политической обстановки и могут проявляться в политической, военно-политической и силовой формах.

  В общем виде под угрозами безопасности РФ понимается совокупность действий иностранных государств (их союзов), международных террористических организаций и криминальных структур (группировок), создающих опасность нарушений суверенитета, территориальной целостности, изменения конституционного строя; препятствующих реализации национальных интересов; способствующих размыванию национальных ценностей и разрушению основных устоев образа жизни; подрывающих уровень обороноспособности страны[38].

  Основные угрозы национальной безопасности Российской Федерации в военной сфере сегодня связаны с отсутствием научно обоснованной стратегии развития  военной организации государства. Эта стратегия подменяется все еще продолжающимся реформированием, сохраняющимся разрывом между политическими установками и их реализацией в военной и военно-технической политике. Недостаточно финансируется национальная оборона, падает престиж военной службы, низок уровень морально-психологического состояния военнослужащих, несовершенна нормативная правовая база военного строительства.

  Важнейший фактор внешних угроз, в том числе военных, Российской Федерации – это ухудшение ее геополитического положения по сравнению с СССР. Хотя оно произошло на фоне уменьшения угрозы глобальной ядерной войны, это обстоятельство будет постоянно воздействовать на безопасность России.

  Агрессия против Югославии, контртеррористическая операция в Афганистане, война в Ираке явились продолжением политики НАТО, направленной на расширение сферы своего влияния. Руководство США исходит из того, что в новых условиях военная мощь будет оставаться одним из основных инструментов защиты американских интересов. В этой связи НАТО, с точки зрения Вашингтона, должна принадлежать роль главного элемента новой модели безопасности в мире.

  В целом расширение НАТО, начавшаяся передислокация американских войск и сил на Восток представляют для России угрозу военно-стратегического характера, что во многом изменяет подход к обеспечению обороны страны на западном направлении.

  С другой стороны, на формирование современной геополитической обстановки определяющее влияние оказывают противоречия, связанные с истощением энергетических ресурсов и возникновением различного рода межгосударственных конфликтов вследствие борьбы за контроль над источниками энергии и маршрутами их транспортировки[39].

  Необходимо подчеркнуть, что главные противоречия в мире и в будущем будут определяться конкурентной борьбой за энергетические ресурсы и, прежде всего, за нефть, запасы которой при сов­ременном уровне ее потребления уже могут иссякнуть или резко сократиться через 15–20 лет. И нефть теперь – это своего рода кровь в артериях политики ведущих держав.

  В США, несмотря на их изолированное географическое положение, сосредоточено 60 процентов мировой экономики, которая основана на американском долларе. Вместе с тем нехватка энергетических ресурсов и тенденции к значительному наращиванию их потребления побуждают США искать гарантированные источники поставок, в том числе путем использования военной силы, что способно дестабилизировать ситуацию не только на региональном уровне, но и в глобальном масштабе. Особую остроту проблеме придает и тот факт, что высокий уровень благосостояния американского населения, превышающий аналогичный показатель для Европы, требует для своего поддержания дополнительных ресурсов. Обеспокоенность тем, что снижение этого уровня может обострить ситуацию внутри страны, является дополнительным стимулом, побуждающим власти США к «упреждающим акциям», способным вызвать эскалацию насилия и дестабилизировать международную обстановку.

  США претендуют на роль единственной сверхдержавы, стремящейся использовать нынешний период максимального взлета своей мощи для  формирования международного порядка, сохраняющего их ведущее место и процветание в течение всей обозримой перспективы. Стремление США и НАТО обеспечить для себя наивысший уровень  развития вооруженных сил и военной техники, а также такое их геостратегическое размещение, которое создает потенциальные угрозы безопасности ряду стран, являются одним из важных источников изменения геополитической обстановки. Военные расходы США составляют свыше половины расходов на оборону всех стран мира. США являются единственной страной в мире, способной осуществлять глобальное военное вмешательство, ведут курс на поступательное вытеснение Российской Федерации с постсоветского пространства.

  Основные военные угрозы безопасности Российской Федерации сосредоточены в международной сфере. Они обусловлены многими факторами. Это стремление отдельных государств и межгосударственных объединений использовать диктат с опорой на военную силу в отстаивании собственных национальных интересов в ущерб безопасности Российской Федерации. Принижается или откровенно игнорируется роль существующих механизмов обеспечения международной безопасности, прежде всего, ООН и ОБСЕ. Ослаблено политическое, экономическое и военное влияния России в Европе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Закавказье, Центральной Азии и Азиатско-Тихоокеанском регионе.

  Действует ряд международных организаций по всесторонней поддержке сепаратистских движений внутри России. В непосредственной близости от российских границ появляются иностранные военные базы и крупные воинские контингенты. Продолжается гонка ядерных и обычных воору­жений, распространение оружия массового уничтожения, технологий его производства и средств доставки. Ослабляются интеграционные процессы в Содружестве Независимых Государств. Продолжается эскалация конфликтов вблизи государственной границы Российской Федерации и внешних границ государств-участников Содружества Независимых Государств. Остаются притязания на территориальную целостность Российской Федерации, ее исключительную экономическую зону и континентальный шельф.

  При этом в усилении тенденции к созданию однополярной структуры мира при экономическом и силовом доминировании США, в принижении роли существующих механизмов обеспечения международной безопасности, прежде всего, ООН и ОБСЕ, заключается главная внешняя угроза безопасности Российской Федерации. Здесь же кроется главный фактор внешних для нее военных угроз.

  Основные угрозы безопасности Российской Федерации в прогнозируемый период будут определяться действиями американского руководства и их союзников, направленными на недопущение возрождения России в качестве мировой экономической и военной державы, способной самостоятельно отстаивать свои национальные интересы.

  Особенностью нынешней военно-политической обстановки является то, что в результате значительного ослабления оборонного потенциала России военные угрозы ее безопасности могут исходить не только от развитых государств и созданных с их участием военно-политических союзов, но и от развивающихся стран, располагающих хорошо вооруженными, боеготовыми, массовыми армиями (5–10 процентов от численности населения страны). В настоящее время насчитывается 15 развивающихся стран, имеющих баллистические ракеты, в 10 ведется их активная разработка. Более 20 стран проводят исследования в области создания химического оружия. По оценкам зарубежных специалистов, их вооруженные силы хорошо оснащены, боеготовы и способны решать стратегические задачи. Эти государства намерены добиваться своих целей, их военный потенциал представляет весомую силу, с которой Россия не может не считаться.

  Следующая группа источников военных угроз сосредоточилась в непосредственной близости от России – на постсоветском пространстве. Она связана с наличием в бывших союзных республиках потенциальных и реальных очагов военных конфликтов, формированием большого количества экстерриториальных конфликтов, являющихся, как правило, самыми трудными для урегулирования. Содружество Независимых Государств (СНГ), к сожалению, не превратилось в эффективный институт многостороннего взаимодействия и партнерства, в инструмент коллективной защиты совместных интересов стран-участниц. Сегодня партнеры России по СНГ переживают кризисный период внутреннего развития. Они стоят перед лицом сложнейших проблем государственного, социально-экономического становления, поиска эффективной программы дальнейшего развития. Так, на Северном Кавказе, в Закавказье и Средней Азии сконцентрировались очаги этнополитической напряженности, сохраняется зона потенциальных вооруженных конфликтов (агрессия Грузии против Южной Осетии является ярким тому подтверждением).

  К другой группе источников военных угроз, наиболее опасных для нашей страны, следует отнести международный терроризм.

  Современный терроризм стал серьезным фактором инициирования и формирования очагов военной опасности и военно-политической напряженности в ряде регионов мира. Это Ирак, Афганистан, Пакистан, республики Северного Кавказа. Он может служить детонатором военных конфликтов, в частности, межэтнических, препятствовать мирному процессу (Израиль–Палестина). Для России это относительно новые угрозы, к адекватному парированию которых она в полной мере пока не готова. Опыт проведения широкомасштабной контртеррористической операции в Дагестане и Чечне показал, что данная группа военных угроз представляет реальную угрозу безопасности и будет носить продолжительный характер.

  Одна из опасных групп источников - группа источников военных угроз может аккумулироваться внутри РФ – в субъектах Федерации.

  Падение духовности и одновременно усиление у россиян проявлений недовольства и агрессивности, ослабление экономических связей регионов и резкая социальная дифференциация порождают сепаратизм, являются благоприятной средой для создания незаконных вооруженных формирований, что представляет угрозу федеративному единству и безопасности России. Нарастающие масштабы приобретает космополитизм, а в качестве ответной реакции на него – национализм.

  В зависимости от действия тех или иных факторов военных угроз в складывающейся обстановке они могут быть разными по вовлеченности территорий. Например, глобальными, т.е. исходящими от стран, обладающих стратегическим ядерным оружием, или от военно-политических блоков, располагающих ядерным потенциалом «сдерживания-устрашения» и силами общего назначения, обладающими «стратегической мобильностью». Военные угрозы могут быть региональными – исходящими от сопредельных государств, обладающих массовыми армиями, или от  группы государств, имеющих потенциальные и реальные очаги вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве. Наконец, локальными – исходящими от субъектов Содружества в связи с возможным обострением между ними противоречий на экономической, территориальной, религиозной и иной основе, а также от международных террористических организаций.

  Основными внутренними военными угрозами, для противодействия которым могут быть использованы Вооруженные Силы,  являются:

  – попытки насильственного свержения конституционного строя и нарушения территориальной целостности России, дезорганизация функционирования органов государственной власти и управления;

  – планирование, подготовка и осуществление действий по нарушению и дезорганизации функционирования органов государственной власти и управления, нападений на государственные, народнохозяйственные, военные объекты (арсеналы, склады оружия, предприятия, производящие вооружение, военную, специальную технику и имущество, организации, учреждения и структуры, имеющие штатное оружие, с целью его захвата), объекты жизнеобеспечения и информационной структуры;

  – противоправная (направленная на дестабилизацию внутренней обстановки в Российской Федерации, нарушение ее территориальной целостности) деятельность националистических, сепаратистских и радикальных религиозно-националистических движений в Российской Федерации, других организаций, направленная на дестабилизацию внутренней обстановки в Российской Федерации, нарушение ее территориальной целостности и осуществляемая с использованием вооруженного насилия;

  – нападения на объекты ядерной энергетики, химического, биологического производства и другие потенциально опасные объекты;

  – создание, оснащение, подготовка и функционирование незаконных вооруженных формирований;

  – широкомасштабная деятельность организованной преступности, контрабандной деятельности в масштабах, угрожающих безопасности граждан и общества;

  – незаконное распространение (оборот) на территории Российской Федерации оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и других средств осуществления диверсий и террористических актов, а также противоправный рост наркотиков;

  – неоформленность в договорном отношении ряда участков государственной границы Российской Федерации;

  – незавершенность урегулирования правового статуса пребывания Вооруженных Сил за ее пределами;

  – терроризм.

  Нейтрализация внешних угроз, а также участие в нейтрализации внутренних и трансграничных угроз является задачей Вооруженных Сил и осуществляется совместно с другими силовыми структурами, а также с соответствующими органами стран-союзников Российской Федерации. Действия по пресечению такого рода угроз осуществляются с учетом положений международного и гуманитарного права, исходя из примата интересов национальной безопасности РФ и российского законодательства.

  В рамках формируемой системы военных угроз для Российской Федерации необходимо обратить внимание на изменение содержания прежних угроз и их распределение по трем сферам вооруженной борьбы.

  Таким образом, вследствие особенностей развития России, военные угрозы ее безопасности приобретают системный характер.

  Внешние военные угрозы безопасности России сохраняют тенденцию к обострению, что в средне- и долгосрочной перспективе может привести к возникновению вооруженного конфликта с участием российской стороны. При этом «невоенные угрозы» могут оказаться предпосылкой для военной экспансии со стороны других государств.

  В этой связи можно уверенно утверждать, что военная сила, как показали события в августе в Южной Осетии и в Абхазии, в обозримой перспективе сохранит за собой весомую роль в достижении политических и экономических целей наиболее развитых в экономическом отношении государств и блоков. При этом диапазон условий применения данными странами военной силы будет существенно расширяться.

  Заключение

  
  

  На сегодняшний день, в сложной политической ситуации, а также в условиях глобального экономического кризиса, вопрос о принятии верных политических решений стоит особенно остро.

  Важную, особую роль играет здесь учёт геополитических факторов.  Геополитические факторы - это те факторы, которые проявляются  в  зависимости политических решений и их последствий от географического положения стран и народов, которых эти решения касаются. Иными словами, политические решения, принимаемы главами государств, правительством, иными властными структурами не могут не зависеть от географического положения, этнической составляющей, политической и экономической ситуации в данном регионе.

  Вопросам территориального развития и их неравенства отводится важное место в рамках современной экономической политики. В последнее десятилетие внимание исследователей все больше привлекают проблемы «пространственной трансформации» экономики России, связанные с неравномерностью развития как регионов, так и их муниципальных образований.

  Актуальность проблемы сглаживания межрегиональных различий состоит в том, что чрезмерная дифференциация в уровнях развития регионов России и ее увеличение в последние годы создают барьеры рыночным преобразованиям в стране, затрудняют формирование единого экономического пространства. Это предопределяет эксклюзивные формы государственного внимания к отдельным регионам и региональным проекциям секторов национальной экономики, что снижает возможности получения объективных оценок результативности государственной экономической политики и анализа последствий принимаемых государственных решений для регионов и страны в целом. Другая особенность состоит в том, что наблюдаемый в последние пять лет значительный экономический рост в стране сопровождается нарастанием межрегиональных различий. Формирующиеся правила и механизмы экономических отношений устойчиво воспроизводятся и закрепляют негативные тенденции в социально-экономической системе.

  Проблема неоднородности пространства становится актуальной и на внутрирегиональном уровне. Разрыв между муниципальными образования-ми региона по основным экономическим и социальным показателям является также значительным. В регионах существуют свои полюса роста, которые стягивают различного рода ресурсы. При этом концентрация населения и производства в нескольких точках региона порождает не только экономические, но и прежде всего социальные и политические проблемы.

  Региональная политика должна быть направлена на решение проблем экономического роста, на сглаживание поляризации всех уровней социально-экономического развития. От решения этой проблемы зависит эффективность функционирования региональной экономической системы, повышение уровня жизни населения, а также снижение социальной напряженности.

  В современных условиях особое значение приобретает возможность формирования и реализации эффективного организационно-экономического механизма сглаживания поляризации. Исследование особенностей пространственной организации региона позволяет адекватно реагировать на последст-вия поляризации социально-экономического пространства, учитывать особенности отдельных территорий при реализации региональной политики, поддерживать развитие «опорных центров роста», усиливать конкурентные преимущества территорий.

  Целью государственной региональной политики сглаживания поляризации в региональном развитии должно стать достижение сближения уровней социально-экономического развития регионов национальной экономики на долгосрочную перспективу. Этот процесс характеризуется устойчивым экономическим ростом наиболее отсталых регионов при постепенном уменьшении диспропорций в уровнях их социально-экономического развития по сравнению с наиболее развитыми регионами, а также создании условий для экономического роста всех регионов.

  Уменьшение территориальных диспропорций станет возможным только путем формирования и реализации комплексной государственной региональной политики, всемерно учитывающей интересы разных уровней территориальных образований различной отраслевой специализации.

  Эффективность региональной экономической политики определяется исключительно взаимодействием государственной региональной политики, проводимой федеральными органами государственной власти в отношении регионов и собственно региональной политики, осуществляемой самими субъектами Федерации в отношении территорий, которые находятся под их юрисдикцией. В условиях экономической самостоятельности регионов наибольший практический интерес представляют внутрирегиональные аспекты развития экономики, т.е. усиление опоры на собственные потенциалы территории.

  ЮФО представляет собой особый регион, где сошлись ведущие пограничные районы. Регион занимает 2,1% территории Российской Федерации, где проживает 11,8% населения страны. К нему примыкает также Каспийский регион Российской Федерации, охватывающий континентальную территорию прикаспийских субъектов Федерации, включая находящиеся на этой территории бассейны рек, а также соответствующие части акватории и шельфа Каспийского моря. Через Каспийское и Черное моря, где находятся незамерзающие морские порты, осуществляются связи со множеством зарубежных стран.

  С военно-стратегической, позиции значение ЮФО для России определяется его выгодным геополитическим положением в контексте защиты ее стратегических и геополитических интересов, обеспечения политической и социально-экономической стабильности на южных районах, сохранения своего влияния в обширном регионе, охватывающем не только Кавказ, но и Средний и Ближний Восток.

  В регионе Северного Кавказа проживают грузины, армяне и представители других народов. Крупные греческие общины живут в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Пятигорске, Боржоми, Батуми и др. Так в 1930 году в Краснодарском крае был создан Греческий район в составе 9 национальных, греческих сельских советов с центром в Крымской станице. Значительную часть населения национальных республик составляют представители славянских и иных народов, прежде всего русские. Большие группы северокавказских народов, пересекая государственные границы, уже в течение многих поколении проживают в закавказских республиках, а представители их народов - на Северном Кавказе.

  Дополнительным фактором, усложняющим напряженность на Северном Кавказе, является проблема реабилитации репрессированных народов - чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев.

  Таким образом, проблемы национальной геополитики оказались запутанными в сложнейший узел, который даже при самых благих намерениях очень трудно развязать. В наиболее жестких формах споры и конфликты проявились в осетино-ингушском противостоянии. Первопричина конфликта между двумя кавказскими народами началась из-за насильственной депортации ингушей в 1944 году и ухода их с занимаемых ими земель. Острота конфликта началась с момента реабилитации и связанного с ней обратного переселения ингушей, а также восстановления их в правах на земли, которые они занимали до депортации. Особую тяжесть внес конфликт между Грузией и Южной Осетией, в результате которого примерно 30 тыс. беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии переселились в Северную Осетию, включая спорный Пригородный район.

  Российская Федерация, представляя объект повышенного интереса и определенных притязаний со стороны других стран, оказалась в начале третьего тысячелетия в центре радикальных геополитических трансформаций экономического, социально-политического и военного характера. Новая расстановка военно-политических сил в мире, особенно в Европе и на постсоветском пространстве, нарушила прежние основы стабильности, изменила характер, масштабы и содержание опасностей и угроз, приобретающих все более комплексный характер. Национальные, в том числе базовые, интересы могут быть подвержены воздействию разнообразного спектра угроз, которые формируются в результате того или иного развития военно-политической обстановки и могут проявляться в политической, военно-политической и силовой формах.

  В общем виде под угрозами безопасности РФ понимается совокупность действий иностранных государств (их союзов), международных террористических организаций и криминальных структур (группировок), создающих опасность нарушений суверенитета, территориальной целостности, изменения конституционного строя; препятствующих реализации национальных интересов; способствующих размыванию национальных ценностей и разрушению основных устоев образа жизни; подрывающих уровень обороноспособности страны.

  Нейтрализация внешних угроз, а также участие в нейтрализации внутренних и трансграничных угроз является задачей Вооруженных Сил и осуществляется совместно с другими силовыми структурами, а также с соответствующими органами стран-союзников Российской Федерации. Действия по пресечению такого рода угроз осуществляются с учетом положений международного и гуманитарного права, исходя из примата интересов национальной безопасности РФ и российского законодательства.

  В рамках формируемой системы военных угроз для Российской Федерации необходимо обратить внимание на изменение содержания прежних угроз и их распределение по трем сферам вооруженной борьбы.

  
  

  Список использованной литературы

  
  
  

  1. Арбатова Н.К. Средиземноморье: проблемы безопасности. М., 1990.

  2. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., "Международные отношения", 1999.

  3. Вавилова Е.В. Экономическая география и регионалистика; Учебное пособие – Москва, Гардарики, 2002.  

  4. Возжеников А.В., Глебов И.Н., Золотарев В.А. Основные концептуальные положения национальной безопасности России в ХХI веке. М., 2000.

  5. Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М., 2000; Современные международные отношения. - М., 2000.

  6.  Георгиев В.А., Георгиева Н.Г. Кавказская война (1829-1864 гг.) // Сборник русского исторического общества. Т. 2 (150). - М., 2000.

  7. Грачев М.Н. Политическая коммуникация // Вестник Российского университета дружбы народов. – Серия: Политология. – 1999. – № 1.

  8. Дегоев В. О роли императива безопасности в российской истории // Россия XXI. 2003, № 4.

  9.  Денисов А. "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002

  10.   Дружинин А.Г. География (экономическая, социальная и политическая). - М.-Ростов-на-Дону, 2005.

  11.   Ирхин Ю.В. Взаимосвязь политики, морали и права // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. – 1999. – № 1.  

  12.   Кабузан В.М. Население Северного Кавказа в XIX-XX веках. СПб., 1996.  

  13.   Козьева И.А., Кузьбожев Э.Н. Экономическая география и регионалистика: учебное пособие – Москва: КНОРУС, 2005.

  14.   Колосов В., Туровский Р. Хартленд на краю мираГеополитическое положение России на пороге XXI века: реалии и перспективы. // Журнал «дружба Народов», 2001. № 2.

  15.   Кулаков В.В. Геополитическая трансформация Украины (на материалах Южного Федерального округа) Автореф. канд. дисс., Москва 2006

  16.   Кунэ Ф. НАТО и Южный Кавказ. Кавказский институт мира, демократии и развития. Тбилиси. 2003.

  17.   Кургинян С.Е., Аутеншлюс Б.Р., Гончаров П.С., Громыко Ю.В., Сундиев И.Ю., Овчинский В.С. Постперестройка: Концептуальная модель развития нашего общества, политических партий и общественных организаций. – М.: Политиздат, 1990.  

  18.   Лушковский С.Ю. Современная геополитическая  и военно-политическая обстановка: новые тенденции развития и характерные особенности. Автореф. канд. дисс., Изд-во ОмГУ, 2006.

  19.   Медведева В.К. Проблемы становления института выборов в современной России // Вестник Российского университета дружбы народов. – Сер.: Политология. – 2004. – № 1.  

  20.   Михайлова Н.В. Конституционно-правовые особенности федеративного устройства России // Вестник Российского университета дружбы народов. – Сер.: Политология. – 2004. – № 1.  

  21.   Паин Э.А. Социальная природа экстремизма и терроризма // Общественные науки и современность. 2002. № 4.

  22.   Политическая борьба в странах СНГ. - М.: Панорама, 1992.

  23.   Регионы России: социально-экономические показатели. Статистический сборник. / Госкомстат России – Москва, 2008.

  24.   Суворовцев В.А. Геополитическая ситуация в ЮФО и острые проблемы современной России // Власть и государство, 2004. № 2.  

  25.   Суслова Е.С. Религия и проблемы национальной безопасности на Северном Кавказе. - М.: РАГС, 2004.

  26.   Шаньгина Т.И. Этнокультурология на примере Южного федерального округа России – проблемы и перспективы//Изд-во ОмГПУ, Журнал «Вестник ОмГПУ».

  27.   Шуберт Т.Э. Национальная безопасность России: конституционно – правовые аспекты (сравнительно – правовое исследование). - М., 2001.

  28.   Южилин В.А. Переход к диалогу «Юг-Юг» в Средиземноморском регионе // От мира международного к миру глобальному: Сборник научных трудов. - М.: «Интердиалект», 2001.

  29.   Южилин В.А. Россия: геополитический транзит. - М.: «Интердиалект», 2001.

  30.   Южилин В.А. Средиземноморье и Россия в новых геополитических реалиях. – М.., 2001.

  
  
  
  

  
  

  ---

  [1] Вавилова Е.В. Экономическая география и регионалистика; Учебное пособие – Москва, Гардарики, 2002 г. С. 432

  [2] Дружинин А.Г. География (экономическая, социальная и политическая) – МАРТ, М.-Ростов-на-Дону, 2005г.

  [3] Козьева И.А., Кузьбожев Э.Н. Экономическая география и регионалистика: учебное пособие – Москва: КНОРУС, 2005г.

  [4] Шаньгина Т.И. Этнокультурология на примере Южного федерального округа России – проблемы и перспективы//Изд-во ОмГПУ, Журнал «Вестник ОмГПУ», С. 23-27

  [5] Козьева И.А., Кузьбожев Э.Н. Экономическая география и регионалистика: учебное пособие – Москва: КНОРУС, 2005г.

  [6] В.А. Суворовцев. Геополитическая ситуация в ЮФО и острые проблемы современной России // Власть и государство, 2004. № 2. с. 24-35

  [7] Возжеников А.В., Глебов И.Н., Золотарев В.А. Основные концептуальные положения национальной безопасности России в ХХI веке. М., 2000

  [8] Политическая борьба в странах СНГ. М.: Панорама, 1992

  [9] Суслова Е.С. Религия и проблемы национальной безопасности на Северном Кавказе. Дисс. канд.филос н. М.: РАГС, 2004;

  [10] Регионы России: социально-экономические показатели. Статистический сборник. / Госкомстат России – Москва, 2008г.

  [11] Паин Э.А. Социальная природа экстремизма и терроризма // Общественные науки и современность. 2002. №4.

  [12] Шуберт Т.Э. Национальная безопасность России: конституционно – правовые аспекты (сравнительно – правовое исследование). М., 2001.

  [13] Регионы России: социально-экономические показатели. Статистический сборник. / Госкомстат России – Москва, 2008г.

  [14] Кулаков Владимир Васильевич. Геополитическая трансформация Украины. (на материалах Южного Федерального округа) Автореф. канд. дисс., Москва 2006

  [15] Владимир Колосов, Ростислав Туровский. Хартленд на краю мира. Геополитическое положение России на пороге XXI века: реалии и перспективы. // Журнал «дружба Народов», 2001. № 2.

  [16] Владимир Колосов, Ростислав Туровский. Хартленд на краю мира. Геополитическое положение России на пороге XXI века: реалии и перспективы. // Журнал «дружба Народов», 2001. № 2.

  [17] Лушковский С.Ю. Современная геополитическая  и военно-политическая обстановка: новые тенденции развития и характерные особенности. Автореф. канд. дисс. , Изд-во ОмГУ, 2006 г.

  [18] Грачев М.Н. Политическая коммуникация // Вестник Российского университета дружбы народов. – Серия: Политология. – 1999. – № 1. – С. 24–39.

  [19] Ирхин Ю.В. Взаимосвязь политики, морали и права // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. – 1999. – № 1. – С. 7–15.

  [20] Михайлова Н.В. Конституционно-правовые особенности федеративного устройства России // Вестник Российского университета дружбы народов. – Сер.: Политология. – 2004. – № 1 (5). – С. 15–23.

  [21] Кургинян С.Е., Аутеншлюс Б.Р., Гончаров П.С., Громыко Ю.В., Сундиев И.Ю., Овчинский В.С. Постперестройка: Концептуальная модель развития нашего общества, политических партий и общественных организаций. – М.: Политиздат, 1990. – 93 с.

  [22] Конституция Российской Федерации. – М.: АСТ Астрель, 2004. – С. 18-19.

  [23] Федерализм: Энциклопедия. – М.: МГУ, 2000. – С. 114-115.

  [24] chechnya.gov.ru.

  [25] Статья 63 Конституции Чеченской Республики определяет, что Президент Чеченской Республики является высшим должностным лицом Чеченской Республики и возглавляет исполнительную власть в республике. Им может быть избран гражданин Российской Федерации не моложе 30 лет. См.: chechnya.gov.ru.

  [26] А. Денисов. "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002

  [27]  В.М. К а б у з а н. Население Северного Кавказа в XIX—XX веках. СПб., 1996. С. 81.

  [28] Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., "Международные отношения", 1999.

  [29] Челак С, Эмерсон М., Точчи Н. Пакт стабильности для Кавказа. Центр Европейских политических исследований. Брюссель, 2000.

  [30] Федерализм: Энциклопедия. – М.: МГУ, 2000. – С. 527.

  [31] В конце прошлого столетия о тейпах в научной литературе было написано немало. На самом же деле этносоциальная структура чеченского общества значительно сложнее и большинством исследователей представляется следующим образом (от частного к общему): дойзал (моногамная семья) - нек’и (родовая община) - ц’а (союз родовых общин) – тейп (род) – тукхум (племя) - к’ам (нация). См., подробнее: Задворнов И., Халмухамедов А. После Победы. О переходном периоде в политической истории Чеченской Республики
  // Особая папка НГ. – 2000. – № 2. – С. 14.

  [32] Фредерик Кунэ. НАТО и Южный Кавказ. Кавказский институт мира, демократии и развития. Тбилиси. 2003.

  [33] Южилин Виталий Александрович. Средиземноморье и Россия в новых геополитических реалиях. Автореф.канд. дисс. Москва, 2001., кафедра внешнеполитической деятельности России Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации

  [34] Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М., 2000; Современные международные отношения. М-. 2000

  [35] Арбатова Н.К. Средиземноморье: проблемы безопасности. М., 1990.

  [36] Южилин В.А. Международные отношения и глобальное развитие: Краткий словарь.- М.: «Интердиалект», 2001. - 1 п.л. (в соавторстве с Абрамовой О.Д., Немчуком А.А., Терновой Л.О.)

  [37] Южилин В.А. Россия: геополитический транзит. - М.: «Интердиалект», 2001,- 11,5 п.л. (в соавторстве с Синцовым А.Г., авторство не разделено)

  [38] Южилин В.А. Переход к диалогу «Юг-Юг» в Средиземноморском регионе // От мира международного к миру глобальному: Сборник научных трудов. - М.: «Интердиалект», 2001. - 1,3 п.л.

  [39] В. Дегоев. О роли императива безопасности в российской истории // Россия XXI. 2003, №4, с. 4

Скачать дипломную работу