Оглавление
Введение………………………………………………………………………….3
1. Возникновение политических партий в России на рубеже XIX-XX веков.4
2. Многопартийность в дореволюционной России, ее
трансформация
в однопартийную систему………………………………………………….……8
3. Эволюция однопартийной системы (1920-1990 гг.)……………………...23
Заключение……………………………………………………………………….29
Список использованной литературы…………………………………………...30
Введение
Возникновение института
многопартийности - один из важнейших признаков становления в стране
гражданского общества. Появление и развитие политических партий в значительной
мере свидетельствует об эффективности политической системы общества, является
важным фактором укрепления демократической природы государства, обеспечения
политических прав его граждан.
Если прибегнуть к
аналогиям с экономикой, можно сказать, что многопартийность играет в
политической системе ту же роль, какую рынок играет в системе производства.
Подобно тому, как рынок создает механизм обратной связи между потребителем и
производителем, многопартийная система служит посредником между гражданином и
государственной властью. Прежде чем пытаться понять, каким образом
многопартийность выполняет эту функцию, уточним, что представляет собой ее
элементарный "кирпичик" - политическая партия.
Максимально абстрактное
определение политической партии - организация, борющаяся за власть. Попытка
конкретизировать это определение приводит к следующим выводам.
Во-первых,
партия не инкорпорируется непосредственно в систему государственной власти и
объединяет своих членов на добровольной основе, которая подразумевает, прежде
всего, единство преследуемых целей. Эти цели декларируются публично, и для их
достижения используются исключительно политические средства. Таким образом, за
рамки понятия "политическая партия" выводятся группы давления,
пытающиеся путем воздействия на власть повлиять на процесс принятия
политических решений.
Во-вторых, партия
выражает политические интересы определенной социальной группы или, по крайней
мере, претендует на это. Другими словами, она должна представлять еще кого-то,
кроме собственных членов и непосредственно связанных с ними людей. Это выводит
за рамки понятия "партия" организации клубно-сектантского типа.
1. Возникновение политических партий
в России на рубеже XIX – XX вв
Сложный и во
многом драматичный процесс возникновения, ожесточенного соперничества, а затем
распада и гибели российских политических партий после установления
большевистской диктатуры заслуживает самого пристального внимания и изучения.
Заслуживает потому, что короткая, но достаточно яркая история этих партий в
начале XX в. – это неотъемлемая часть нашей истории, предостережение прошлого
настоящему и будущему России, урок для современных политиков и всех болеющих за
свою Родину россиян[1].
Политические
партии возникли в старой, императорской России намного позже, чем на Западе.
Видимо, не случайно в “Толковом словаре живого великорусского языка” В.И.Даля,
увидевшем свет в 60-х годах прошлого века и прекрасно отразившем русскую
ментальность того времени, среди многочисленных значений слова “партия” еще
отсутствует его толкование как определенной политической организации,
отражающей интересы тех или иных общественных кругов. В лучшем случае под
партиями понимали тогда лишь идейные течения, например, западников и славянофилов
или придворные группировки, боровшиеся между собой за место у трона, а порой и
менявшие одних царственных особ на другие. Характерно, например, что будущие
декабристы создавали союзы и общества, а не политическую партию и лишь
революционеры-народовольцы дали своей организации название партии.
Процесс создания
политических партий в России проходил под явным влиянием Запада, в чем-то
повторял его, но вместе с тем имел и большую национальную специфику. Поэтому
будет уместно в начале этого очерка рассмотреть вопрос о том, как возникли
партии в более развитых в экономическом и политическом отношениях западных
странах.
В то время как на Западе
кипели политические страсти, российские самодержцы с помощью послушно
исполнявшей их волю полицейско-бюрократической машины, наоборот, делали все,
чтобы искусственно деполитизировать общественную жизнь страны, превратив
политику, идеологию, искусство и даже историю в монопольную собственность
императора и правительственных канцелярий. Поистине убийственно звучал вывод
французского маркиза А. де Кюстина, посетившего Россию в 1839 г.: здесь нет свободы, а значит, нет жизни.
Конечно, неверно было бы
считать, что в России вообще не было никаких демократических традиций. Вспомним
хотя бы о вечевых народных собраниях в Новгороде и Пскове, общинных
демократических порядках в русской деревне, казачьем самоуправлении. На
сословно-представительных Земских соборах XVI – XVII вв., где обсуждались
важнейшие вопросы государственной жизни вплоть до избрания некоторых русских
царей, правом голоса обладали не только бояре и дворяне, но и представители
городской посадской верхушки и даже незакрепощенных крестьян. Не случайно идея
созыва Земского собора была популярна в некоторых общественных кругах России
вплоть до начала XX в., когда этот лозунг уступил место призывам к созыву
Учредительного собрания. Однако нельзя отрицать, что самодержавная система либо
уничтожила, либо сильно деформировала эти остатки былой демократии, которую
пришлось воссоздавать в XX в. практически заново.
А.И.Герцен очень верно
заметил однажды, что у народа, лишенного свободы, литература – это единственная
трибуна, с которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей
совести. Именно литература заменяла в России в конце XVIII – XIX вв.
политические партии, хотя в условиях, когда в стране существовала жесткая
цензура, такая замена, конечно же, не могла быть равноценной. Для тех же
немногих смельчаков, которые отваживались открыто говорить и писать о свободе,
а тем более активно бороться за нее, оставались тогда лишь две дороги – в
эмиграцию или в тайные антиправительственные общества со всеми вытекавшими
отсюда последствиями вплоть до Петропавловской крепости, Сибири и даже
виселицы.
В подобных условиях
реальная инициатива в проведении либеральных реформ могла принадлежать в России
только самой власти, руководствовавшейся, однако, не интересами народа, а
великодержавными амбициями, желанием не отстать от западных соседей, а также
интересами узкого слоя дворян, составлявших главную социальную опору
самодержавия и упорно цеплявшихся за свои права и привилегии. Вполне понятно
поэтому, что так называемый “правительственный либерализм” начала XIX в.,
нашедший отражение в проектах М.М.Сперанского, сначала инициированных, а затем
положенных под сукно Александром I, носил ограниченный и непоследовательный
характер. Не решился на отмену крепостничества и следующий русский царь,
Николай I, считавший, что хотя крепостное право – это явное зло, но
прикоснуться к нему в тогдашней России “было бы делом еще более гибельным[2]”.
Народ в России, по
образному выражению Пушкина, в основном еще “безмолвствовал”, если не считать
крестьянских волнений (в первой половине XIX в. их было около 3 тыс.), в ходе
которых вопрос о кардинальном изменении общественно-политического строя в
стране, однако, даже не ставился. Что же касается узкого слоя образованных,
широко мыслящих дворян и разночинной интеллигенции, то все их попытки
достучаться до власть имущих или поднять руку на существовавший в Российской
империи порядок вещей оставались безрезультатными. Об этом свидетельствовала
трагическая судьба декабристов, петрашевцев, Белинского, Герцена, Чернышевского
и других передовых людей России, хотя за немногочисленными исключениями они не
были сторонниками революционных потрясений и цареубийства.
Можно до бесконечности
спорить о том, готова или не готова была наша страна в XIX в. к радикальным
экономическим и общественно-политическим преобразованиям. Одни считают, что
самодержавие еще не изжило себя, а политическая свобода принесла бы народу лишь
анархию и разорение. Другие, наоборот, полагают, что именно промедление с назревшими
реформами в конце концов и погубило династию Романовых. Думается, что последние
все же ближе к истине, хотя у нас нет никаких оснований идеализировать
состояние тогдашнего российского общества.
Так или иначе, после
бесславного для России окончания Крымской войны жизнь заставила ее правящие
“верхи” во главе с императором Александром II пойти в 60 – 70-х годах XIX в. на
проведение целой серии реформ (их часто называют великими), резко ускорившими
процесс модернизации страны. По российским меркам это был настоящий прорыв в
направлении создания основ гражданского общества. Отмена крепостного права,
земская, судебная, военная и ряд других реформ значительно продвинули Россию по
пути прогресса. В стране быстрыми темпами пошел промышленный переворот,
значительно ускорился процесс урбанизации, положительные сдвиги происходили в
сельском хозяйстве, росла грамотность населения.
Вместе с тем в России
сохранялись многочисленные остатки крепостничества, сословные привилегии,
дисбаланс между различными секторами экономики. Народные массы страдали от
нищеты и бесправия. Острые формы принимал конфликт между властью и
интеллигенцией. О конституции и парламенте по-прежнему можно было только мечтать.
2. Многопартийность в дореволюционной
России. Ее трансформация в однопартийную систему
Особенностью генезиса
многопартийности в дореволюционной России было то, что ее становление
происходило в условиях фактического запрета на деятельность любых независимых
от власти политических организаций, а также полного отсутствия каких бы то ни
было представительных органов. Так как любые политические организации могли
быть только нелегальными, их возникновение и дальнейшее развитие было возможно
только в той части политического спектра, которая отличалась безусловной
оппозиционностью к власти. Именно поэтому гегемония социалистического движения
в становящейся российской многопартийной системе была особенно ярко выражена.
Первой российской
политической организацией партийного типа* следует считать социалистическую по
своим идейным установкам "Народную волю" (1870-е - начало 1880 гг.),
обладающую как четкой политической программой и относительно развитой
организационной структурой, так и претензией на представительство политических
интересов определенной социальной группы - крестьянства. Ее скорое исчезновение
с политической арены обусловливалось как внешними (полицейские репрессии), так
и внутренними причинами, заключавшимися в утопичности ставки на представительство
интересов крестьянства - класса, по своей природе далекого от политики и неспособного
к осознанной защите своих интересов на национальном уровне (реально
"Народная воля" опиралась, конечно же, не на крестьянство, а на очень
узкий слой разночинной интеллигенции). Наконец, избрав в качестве основного
метода своей деятельности индивидуальный террор, "Народная воля"
вступила в борьбу на поле, где ее противник обладал безусловным преимуществом,
и тем самым обрекла себя на полное уничтожение[3].
В 90-е годы ХIХ века
процесс образования политических организаций социалистической ориентации
превратился в устойчивую тенденцию. Новые организации претендовали на
представительство интересов уже не крестьянства, а промышленного пролетариата,
и хотя их реальной опорой по-прежнему являлась в основном разночинная
интеллигенция, однако связи социал-демократических организаций с промышленными
рабочими все более расширялись. К концу ХIX - началу XX вв. тенденция к
объединению разрозненных социал-демократических и неонароднических групп
(прямых наследников "Народной воли", претендовавших уже на выражение
политических интересов всего "трудового народа", т.е. и крестьянства
и рабочего класса одновременно) вылилась в образование полноценных партий - Российской
социал-демократической рабочей партии (1898-1903 гг.) и Партии
социалистов-революционеров (1901-06 гг.), а также ряда социалистических партий
в национальных губерниях Российской империи (Дашнакцутюн в Армении, Белорусской
социалистической громады и др.). Организационное оформление левого фланга дало
толчок аналогичным процессам в центре политического спектра - появились
либеральные "Союз освобождения" и Союз земцев-конституционалистов, на
основе которых позже была создана кадетская партия. Наконец, первая российская
революция, одним из главных достижений которой стало введение в России ряда
гражданских свобод и созыв законодательной Государственной Думы (Манифест от 17
октября 1905 г.), положила начало появлению лояльных по отношению к правящему
политическому режиму организаций как монархической, так и
либерально-консервативной ориентации. Тем самым организационное оформление политического
спектра дореволюционной России, а вместе с ним и становление многопартийной
системы, было завершено.
Для российской
многопартийности, в том виде, в каком она сложилась в годы первой российской
революции, было характерно следующее: 1) наличие сильного и организованного
левого фланга, настроенного непримиримо по отношению не только к самодержавию,
но и к "центру", т.е. либералам; 2) многочисленность, но крайняя
организационная аморфность правого фланга; 3) быстрый рост достаточно рыхлого
либерального "центра", правая часть которого открыто тяготела к
соглашению с властями, а левая пыталась балансировать между крайне левыми и
властью.
Левый фланг
Социал-демократы
Российская
социал-демократическая рабочая партия являлась самой "старой" и самой
организационно зрелой партией России. Своей конечной целью социал-демократы
ставили осуществление социалистической революции - установление диктатуры
пролетариата, ликвидацию частной собственности на средства производства
(программа-максимум). Ближайшей же задачей (программа-минимум) объявлялось
осуществление буржуазно-демократической революции - свержение самодержавия,
установление республики, введение гражданских свобод, 8-часового рабочего дня и
пр. I съезд РСДРП состоялся еще в 1898 г., однако программные и уставные документы были приняты только на II съезде (1903 г.). В 1907 г. численность РСДРП составляла 167 тыс. человек (включая членов национальных социал-демократических
организаций). Численно партия на тот момент в 2-3 раза превосходила и
кадетскую, и октябристскую, и эсеровскую партии, формально уступая только Союзу
русского народа, однако на порядок превосходя его в развитости сети своих
отделений и организованности. Кроме всего прочего, социал-демократы весьма
четко представляли, интересы каких социальных групп они выражают, в то время
как остальные партии в этом вопросе или просто "плутали", или
выдавали желаемое за действительное.
Вместе с тем
положение РСДРП еще со II съезда осложнялось расколом на радикальных
"большевиков" (во главе с В.Лениным) и более умеренных
"меньшевиков" (лидеры - Ю.Мартов, Ф.Дан, Г.Плеханов). Меньшевики
считали движущей силой буржуазно-демократической революции буржуазию, рабочий
класс - его союзником, а крестьянство определяли как в целом реакционную силу.
Они также исходили из того, что после свержения самодержавия страна вступит в
достаточно длительный период буржуазного развития, в ходе которого созреют
предпосылки для осуществления социалистической революции. В связи с этим в
период первой российской революции основную ставку меньшевики делали на союз с
либералами - в первую очередь с кадетами. Большевики же считали движущей силой
буржуазно-демократической революции пролетариат, а его ближайшим союзником -
крестьянство, и выступали против любого сотрудничества с либералами, настаивая
на необходимости сделать все для перерастания буржуазно-демократической
революции в революцию социалистическую. Между большевиками и меньшевиками
имелись также разногласия по вопросу о способах достижения своих целей.
Меньшевики делали основную ставку сначала на проведение общероссийской
политической стачки, а затем - на использование возможностей Государственной
Думы. Большевики считали наиболее действенным путь вооруженного восстания, к
думской же деятельности они обратились только в период очевидного спада
революции (выборы в I Думу в 1906 г. они, в отличие от меньшевиков,
бойкотировали). Кроме того, большевики не брезговали таким способом пополнения
партийной кассы, как "экспроприации", в то время как меньшевики были
категорическими противниками "эксов". Между 1903 и 1905 гг.
меньшевикам удалось закрепить за собой большинство в центральных органах
партии, однако фактически в РСДРП существовало два руководящих центра -
меньшевистский Центральный комитет и большевистское Организационное бюро. С
началом первой российской революции разногласия между двумя крыльями привели к
фактическому расколу партии. В апреле 1905 г. большевики провели III съезд партии, а меньшевики - партийную конференцию, на которых каждая часть избрала свои
руководящие органы. На IV Стокгольмском съезде РСДРП (апрель - начало мая 1906 г.) была сделана попытка объединения, однако после того, как меньшевикам вновь удалось занять
доминирующие позиции в руководстве партии, большевики сформировали собственный
руководящий центр на базе газеты "Пролетарий".
Партии
неонароднической ориентации - эсеры, эсеры-максималисты, народные социалисты.
В
отличие от социал-демократов, объявлявших себя защитниками интересов рабочего
класса, Партия социалистов-революционеров (эсеров) придерживалась более общего
варианта социализма, который в российских условиях неизбежно приобретал
заметный "крестьянский" оттенок. Объединительные конференции эсеровских
организаций юга и центральной России состоялись в 1901 г. В период 1901- 04 г. ПСР заявила о себе громкими террористическими актами. Окончательно же
оформиться в партию она смогла только на своем I съезде в конце декабря 1905 -
начале 1906 гг. Принятая на съезде программа конечной целью партии объявляла
достижение социализма, понимаемого как обобществление собственности и
хозяйства, уничтожение классов и эксплуатации, осуществление "планомерной
организации всеобщего труда". Программа признавала, что развитие России
совершается в капиталистических формах, но считала, что российский капитализм
имеет особенности, позволяющие вести с ним борьбу "по частям",
опираясь прежде всего на крестьянство. Первым ударом по капитализму, по мнению
эсеров, должно было стать изъятие земли из товарного обращения и превращение ее
в общенародное достояние ("социализация") c уравнительным распределением
земельных участков между крестьянами. Зародыш же настоящего социализма эсеры
видели в крестьянской кооперации. Программа ПСР включала также требования
установления республики, введения политических свобод, национального
равноправия, всеобщего избирательного права, принятия рабочего
законодательства. После победы над самодержавием допускалось установление и
сохранение на неопределенное время власти либеральной буржуазии.
В годы первой
российской революции Партия социалистов-революционеров насчитывала свыше 65
тысяч членов. Эсеровские организации появлялись главным образом в тех регионах,
где более всего сохранились крепостнические пережитки (Поволжье, средне- и
южночерноземные губернии). Организационная структура партии была весьма
аморфной, а дисциплина - слабой. В силу расплывчатости уставных требований в
ПСР было много т.н. "записавшихся" членов, фактически не принимавших
участия в партийной работе. Деятельность ПСР в годы первой российской революции
была достаточно разнообразна. Эсеры вели агитацию и пропаганду, готовили
вооруженное восстание, активно работали в общественных организациях и
профсоюзах (Всероссийском крестьянском союзе, Всероссийском железнодорожном
союзе, союзе почтово-телеграфных служащих и др.). Однако, как и до революции,
любимым детищем партии была Боевая организация, занятая исключительно
индивидуальным террором. Боевая организация ПСР, во главе которой стоял агент
охранного отделения Е.Азеф, действовала практически автономно от партии и была
совершенно бесконтрольна. Индивидуальный террор рассматривался эсерами как
средство устрашения самодержавия, дезорганизации правительства[4].
В годы
революции выяснилось, что левый и правый фланги ПСР слишком расходятся, чтобы
составлять единую партию. Левое крыло эсеров - эсеры-максималисты - настаивало
на необходимости борьбы за немедленное установление социалистического строя и в
деревне и в городе, за "социализацию" не только земли, но и всех
заводов и фабрик. Еще в 1905 г. руководство ПСР сочло, что воззрения
максималистов не согласуются с партийной линией и официально объявило их
исключенными из партии. В октябре 1906 г. они создали собственную партию. Эсеры-максималисты превратили террор в абсолютное средство борьбы и были
убеждены, что только с помощью крупных террористических актов можно приблизить
победу революции. Представители правого крыла эсеров во главе с А.Пешехоновым
основали в сентябре 1906 г. Трудовую народно-социалистическую партию. Они
выдвигали лозунг национализации всей земли, но призывали крестьян
воздерживаться от земельных захватов. ТНСП требовала введения всеобщего
избирательного права, законодательной Думы и ответственности перед ней
министров. Эсеровское руководство негативно восприняло образование ТНСП, но
окончательного размежевания энесов и эсеров так и не произошло. Достаточно
близких с ТНСП позиций придерживались члены думской фракции
"трудовиков", выступавшие за принудительное отчуждение в пользу
крестьян части помещичьих земель. В I Думе фракция трудовиков насчитывала 107
человек (из около 450 депутатов ГД), во II Думе - 104 человек.
После
поражения первой российской революции эсеры понесли потери гораздо более
значительные, чем социал-демократы. Так, была целиком устранена с политической
арены партия эсеров-максималистов. Кроме того, руководство ПСР значительно
усугубило тяжелое положение партии своими принципиальными ошибками, главной из
которых был бойкот III и IV Дум. Эта тактика фактически лишила эсеров
возможности иметь в России легальный центр, способный объединить вокруг себя
разрозненные эсеровские организации. Другой крупной ошибкой явилось упорное
нежелание отказаться от индивидуального террора. Эсеры по-прежнему придавали
ему первоочередное значение, несмотря на то, что сил на его ведение у них уже
не было. Не изменилась ситуация и после сенсационного разоблачения руководителя
Боевой организации ПСР Е.Азефа. Выяснилось, что один из наиболее влиятельных
эсеровских лидеров Евно Азеф был агентом охранного отделения и вел двойную
игру. Одной рукой он выдавал полиции членов эсеровских организаций в России, а
другой организовывал покушения на крупных чиновников Министерства внутренних
дел. Разоблачение Азефа вызвало в партии, да и во всем революционном лагере
такой шок, что Боевая организация эсеровской партии на время была распущена. Но
уже в мае 1909 г. сторонники продолжения террора вновь получили большинство в
руководстве ПСР. Концентрация лучших эсеровских сил на индивидуальном терроре,
а также на попытках продолжать, несмотря ни на что, подготовку к вооруженному
восстанию осуществлялась, разумеется, в ущерб организационно-пропагандистской
работе.
Анархисты
Анархистское
движение занимало крайнюю позицию на левом фланге политического спектра России.
Основными требованиями анархистов были непосредственный переход к коммунизму и
уничтожение любой государственной власти. В годы первой российской революции
существовало два главных течения в движении анархистов:
"анархисты-коммунисты" (последователи П.Кропоткина) и
"анархисты-синдикалисты". Анархо-синдикалисты сосредоточивали свои
усилия на работе в профсоюзах, которые считали ячейками будущих
производственных коммун. Анархистам было свойственно отрицание парламентаризма
и пренебрежение к демократическим свободам. Главным в их деятельности был
индивидуальный террор. Но, в отличие от эсеров, анархисты являлись противниками
централизации в этом деле и выступали за "разлитый", массовый террор,
который они считали способом выражения свободы личности. Применяли анархисты и
т.н. "экономический индивидуальный террор", понимая под ним покушение
на хозяев предприятий, мастеров и т.п. После поражения первой российской революции
организации анархистов были практически полностью ликвидированы охранным отделением.
Несколько оживилась их деятельность только в 1915-16 гг. Анархисты, так же как
и прочие левые организации, пережили размежевание на "оборонцев"
(сторонники П.Кропоткина) и "пораженцев", выступавших с позиций,
близких к большевистским, и призывавших превратить войну
"империалистическую" в "гражданскую войну против власти и капитала".
Либеральный центр
Кадеты
Классической
либеральной партией являлась (с поправками на российскую специфику)
Конституционно-демократическая партия. Ее политическим идеалом была
парламентская конституционная монархия британского типа. Кадеты выступали за
введение в России демократических свобод и строгое соблюдение прав личности,
требовали создания ответственного перед Думой правительства, всеобщего
избирательного права, реформы местного самоуправления и суда. Аграрный вопрос
они предлагали решать через принудительное отчуждение части помещичьих земель
за выкуп, а рабочий вопрос - путем предоставления свободы профсоюзов, стачек и
введения, где это возможно, 8-часового рабочего дня.
К
Конституционно-демократической партии принадлежал цвет либеральной
интеллигенции, либеральные помещики и представители средней городской
буржуазии. Основную массу членов КДП составляли представители среднего
городского слоя (конторщики, приказчики, ремесленники, служащие, учащиеся) и
состоятельная интеллигенция (адвокаты, профессора, инженеры). В целом же тон в
партии задавала либеральная интеллигенция. Именно в силу этого кадетская партия
наиболее последовательно и принципиально отстаивала необходимость либерального,
буржуазно-демократического пути развития России - в отличие от октябристов, для
которых сиюминутные выгоды класса российской буржуазии, заинтересованной в
сохранении многих чуть ли не средневековых пережитков, зачастую затмевали общие
перспективы развития страны в либеральном русле. Кадеты имели прочную
социальную опору в среднем классе, однако их позиции в рабочей среде и
крестьянстве были весьма слабыми. Здесь кадетам было трудно соперничать с
социал-демократами и с эсерами.
Организационно
Конституционно-демократическая партия оформилась в октябре 1905 г. на базе существовавшего с 1903 г. "Союза освобождения" и левого крыла Союза
земцев-конституционалистов. Прошедший в январе 1906 г. II съезд КДП добавил к названию партии подзаголовок "Партия народной свободы" - по
мнению кадетов, понятия "демократ" и "конституционалист"
были непонятны для масс и могли отпугивать их от партии. В отличие от
"Союза 17 октября" КДП(ПНС) так и не была официально
зарегистрирована. В КДП достаточно быстро обозначились левый (Н.Щепкин,
В.Колюбакин и др.) и правый (П.Струве, В.Маклаков и др.) фланги. Однако ведущая
роль в руководстве партии принадлежала "центру", во главе которого
стоял известный историк П.Милюков, быстро занявший положение реального главы партии,
оттеснив лидера "Союза освобождения" П.Струве. В годы первой русской
революции левое крыло и центр КДП выступали за союз с социал-демократами
(П.Милюков утверждал даже, что у кадетов "нет врагов слева"), в то
время как правое крыло тяготело к союзу с октябристами.
Во время
расцвета КДП (весна - лето 1906 г.) в партии состояло около 50-55 тыс. членов,
хотя сами кадеты полагали, что их было не менее 100 тыс. После поражения
революции 1905-07 гг. число организаций КДП за полгода уменьшилось в пять раз,
а численность партии - вдвое (до 20-25 тыс.). Накануне первой мировой войны
численность кадетской партии не превышала 10-12 тыс. человек. Причиной этого
были главным образом преследования со стороны властей. Поскольку партии было отказано
в официальной регистрации, ее членов увольняли с государственной службы. В ряде
мест кадеты были отстранены от выборных должностей в земствах, исключены из
дворянского сословия. В результате в провинции в кадетских организациях оставались
в основном те, чье материальное благополучие не зависело от произвола
начальства. В связи с этим деятельность кадетов замкнулась в рамках столичных,
губернских и некоторых крупных уездных городов. Заседания ЦК КДП созывались
нерегулярно, и в них принимало участие не больше трети состава ЦК. Думская
фракция кадетов была фактически автономной и не контролировалась ЦК. В Думе
кадеты вели линию на формирование "прогрессивного блока" из кадетов,
прогрессистов и левых октябристов.
Октябристы, прогрессисты
Позицию между
центром и правым флангом политического спектра дореволюционной России занимали
такие партии, как "Союз 17 октября", Партия мирного обновления,
Прогрессивная партия.
Наиболее
влиятельным из них являлся "Союз 17 октября", образованный в ноябре 1905 г. Его члены ("октябристы") отстаивали принцип наследственной конституционной
монархии, выступали за сохранение имущественного и образовательного цензов и
ценза оседлости при выборах в Думу, органы местного самоуправления и суда. В
своей аграрной программе они подчеркивали необходимость уравнения крестьян в
гражданских правах, ликвидации общины и подъема производительности труда в
сельском хозяйстве. В области рабочего вопроса октябристы признавали право на
стачки, но отрицали необходимость сокращения рабочего дня для взрослых.
Основная масса местных октябристских организаций
сформировалась в период избирательной кампании в I Думу в январе-апреле 1906 г. Однако окончательно партия октябристов сложилась лишь осенью 1906 г. и тогда же была официально зарегистрирована петербургским градоначальником. Численность
"Союза 17 октября" в годы первой российской революции достигала 65-70
тыс. человек. Председателем Центрального комитета "Союза 17 октября"
до осени 1906 г. был видный земский деятель Д.Шипов (осенью 1906 г. вышел из Союза и образовал Партию мирного обновления), а с октября 1906 г. - А.Гучков.
"Союзу
17 октября" была свойственна организационная и идейная аморфность. Многие
вступившие в "Союз 17 октября" организации сохраняли свою
автономность, имели собственную программу и центральные органы. Часть
октябристов придерживалась партийной линии, другая часть мало отличалась от
правых кадетов, третья - от монархистов. Что касается социальной базы
"Союза 17 октября", то весьма показателен тот факт, что в число 33 его
основателей, кроме представителей интеллигенции входили, в первую очередь,
крупные промышленники и финансисты, а также перестраивающиеся на
капиталистический лад помещики. В местных октябристских организациях состояли в
основном представители средних городских слоев, интеллигенции, чиновничества,
крупные предприниматели, помещики. Вместе с тем в ряде мест были сформированы
также рабочие и крестьянские октябристские организации. По своим политическим
взглядам к октябристам приближались быстро сошедшие с арены Прогрессивная
экономическая партия, Умеренно-прогрессивная партия, Торгово-промышленная
партия, Партия правового порядка, Всероссийский торгово-промышленный союз и др.
Наиболее активные члены этих партий после их распада вошли в "Союз 17 октября".
Первая
российская революция явилась временем одновременно и рождения, и расцвета
"Союза 17 октября". В этот период партия октябристов функционировала
как полноценная политическая организация - с сетью местных организаций и
определенной социальной базой. Позже эта база "уплыла" к кадетам, а
сама партия фактически перестала существовать. В 1907-14 гг. партия октябристов
последовательно двигалась к полному развалу, а ее деятельность практически не
выходила за рамки Думы. При этом думская фракция октябристов совершенно не
принимала во внимание решения октябристского ЦК. По своему составу она была
крайне разношерстной. Этим объяснялись ее бесконечные колебания, частые
пересмотры решений. Внутри думской фракции октябристов были сильны центробежные
течения. Численность ее постоянно сокращалась - со 154 человек в начале работы
III Думы до 121 в конце и 98 в IV Думе. Полным провалом закончилась и думская
тактика октябристов. Они приняли предложение П.Столыпина создать союз с целью
провести через III Думу правительственную программу реформ. Пока Столыпин
соблюдал хотя бы видимость этого договора, октябристы выполняли в Думе роль
правящей партии. Как правило, они блокировались с умеренно правыми и отвергали
предложения кадетов о создании "конституционного центра" по проведению
реформ. Однако после ряда кризисов в отношениях Думы с правительством в 1909-11
гг. октябристская фракция начала осторожно критиковать действия правительства и
по ряду вопросов выступать заодно с кадетами и прогрессистами. В ноябре 1913 г. на конференции "Союза 17 октября" Гучков прямо заявил о переходе октябристов в
оппозицию правительству, отказавшемуся от проведения реформ. Однако правое
крыло "Союза 17 октября" и большая часть его думской фракции не
поддержали Гучкова. В результате фракция октябристов в Думе раскололась на три
части: земцев-октябристов (65 человек), собственно "Союз 17 октября"
(22 левых октябристов) и беспартийных (15 наиболее правых октябристов). К
1913-14 гг. полностью распалась и сама партия октябристов, а ее местные отделы
прекратили всякую деятельность. Произошло это в силу того, что "Союз 17
октября" утратил те позиции, которые он имел в годы первой российской революции
в среднем классе. Фактически октябристы пожертвовали этими позициями в угоду
интересам узкого слоя крупных промышленников и помещиков юга России, желавших
не радикальных реформ, а "полюбовного" соглашения с самодержавием.
Немногим
лучше, чем у октябристов, обстояли дела и у образованной в 1912 г. Прогрессивной партии. В ее создании приняли активное участие молодые московские фабриканты
А.Коновалов, С.Третьяков, братья Рябушинские и др. Прогрессисты требовали
отмены положения об усиленной и чрезвычайной охране, расширения прав Думы,
реформы Государственного совета, осуществления гражданских свобод,
неприкосновенности личности, отмены сословных привилегий. В их программе
говорилось о необходимости конституционно-монархического строя с
ответственностью министров перед народным представительством. Отделения
Прогрессивной партии были созданы в ряде городов России, но фактически они лишь
выполняли функции избирательных комитетов. Деятельность прогрессистов не
выходила за рамки Думы, где они вместе с левыми октябристами поддерживали
большинство кадетских законопроектов и запросов. Социальная база у
прогрессистов была немногим более широкой, чем у октябристов, и сводилась в
основном к узкому слою российской буржуазии, тяготящейся ограничениями со
стороны полуфеодального государства.
В годы первой
мировой войны члены думских фракций октябристов и прогрессистов сначала поддержали
правительство и верховную власть, а затем приняли участие в создании
Прогрессивного блока.
Правый фланг
Союз
русского народа. Объединенное дворянство. Националисты
Крайне
правые, ультрамонархические, или, как их еще называли,
"черносотенные", организации стали появляться в России с начала 1905 г., но особенно быстрый их рост начался после выхода Манифеста 17 октября. Ультрамонархические
организации бурно протестовали против ограничения самодержавия и призывали
вернуться к положению, существовавшему до осени 1905 г.
Высшими
органами для крайне правых являлись монархические съезды, которые за период
1905-07 гг. созывались четырежды. Однако руководящие органы, создаваемые на
этих съездах, реальной властью над "черносотенными" организациями не
обладали. Наиболее сильным в ультрамонархическом движении был Союз русского
народа во главе с А.Дубровиным, В.Пуришкевичем, Н.Марковым и др. Приоритет
Союза признавался всеми крайне правыми организациями. IV монархический съезд
(апрель 1907 г., Москва) поручил Союзу русского народа возглавить монархическое
движение и объединить вокруг себя все остальные организации.
Ультрамонархические
организации, в том числе и СРН, были очень аморфными в организационном плане.
Их местные отделения действовали не считаясь с указаниями центральных органов.
В СРН записывали всех изъявивших желание (кроме евреев), иногда целыми семьями
и даже деревнями. С целью привлечения в свои ряды представителей
"низших" классов Союз русского народа выступал за государственное
страхование рабочих, сокращение рабочего дня, требовал увеличения помощи
крестьянам-переселенцам. Крестьяне вступали в СРН надеясь получить за это землю
от царя. Среди членов СРН было немало и состоятельных людей, причем в основном
это были разбогатевшие выходцы из низов с невысоким образовательным уровнем
(как правило, большинство из них принадлежало к купечеству).
Союз русского
народа пользовался особым расположением Николая II и получал деньги из
специально созданного правительством фонда. Этот фонд миллионными тиражами
распространял черносотенные брошюры, прокламации, газеты, призывавшие
искоренять "злые силы" в лице социалистов, инородцев, иноверцев и др.
Члены СРН, со своей стороны, оказывали поддержку властям не только пропагандой,
но и конкретными действиями. Они срывали митинги и забастовки, устраивали
контрманифестации, зачастую заканчивающиеся столкновениями с участниками
антиправительственных демонстраций. На счету активистов СРН числились также
убийства политических деятелей (от кадетов до социал-демократов), еврейские
погромы. Для подобных акций в ультрамонархических союзах были образованы неофициальные
боевые дружины. Их организацию считал своей первостепенной задачей и Союз
русского народа[5].
3. Эволюция однопартийной системы
(1920-1990 гг.)
Результатом установления
в стране большевистской диктатуры стало создание практически новой
социально-классовой структуры, в которой непомерно большую роль играла
управленческая элита. Сформировавшаяся уже в первые годы советской власти
партийно-государственная номенклатура господствовала во всех сферах
жизнедеятельности общества. Выражением главенства номенклатурного слоя в
политике явилось утверждение однопартийной системы, а статус Коммунистической
партии как "основной и направляющей силы советского общества, ядра его политической
системы" был законодательно закреплен в Конституции СССР. Такое
исключительное положение КПСС привело к тому, что партия из политической
организации, объединяющей своих членов на основе приверженности
коммунистическим идеалам и ценностям, превратилась в монопольную "партию
власти" с многоступенчатой внутренней иерархией. Она была разделена на
"внешнюю партию", объединяющую огромную массу рядовых коммунистов, и
"внутреннюю партию", фактически определяющую стратегию развития КПСС
и страны в целом. Последняя также была эшелонирована по степени причастности к
власти. В нее входило руководство страны, партаппарат, а также хозяйственная и
управленческая верхушка государственных и общественных организаций.
По сути, советское
общество подразделялась на два слоя: управляющих и управляемых. Соответственно
и официальная схема социально-классового деления общества на рабочий класс,
крестьянство и трудовую интеллигенцию являлась в значительной степени
надуманной. Эти "классы" тоталитарного общества не имели свободы
социально-экономической деятельности, осознанных общесоциальных и специфических
интересов и даже классового самосознания, хотя официальная идеология усиленно
стремилась навязать определенные корпоративистские ценности тоталитарного
общества в качестве классовых.
Вместе с тем, несмотря на
внешнюю статичность, сложившаяся в стране система управления за годы своего
существования пережила глубокую внутреннюю эволюцию. Если период 1917 - конца
1920-х гг. явился временем ее становления, 1930-е - первая половина 1950-х гг.
- временем расцвета, то в 60-80-е гг. система вступила в стадию старения,
сопровождающуюся девальвацией идеологических ценностей и размыванием социальной
базы. Первой кризис испытала идеология системы. Из радикально-революционной она
постепенно превратилась в консервативно-охранительную. Это не могло не
произойти уже в силу того, что не была выполнена главная цель, поставленная
партией большевиков, а именно: не произошло мировой социалистической революции,
прежде всего в развитых странах Запада, в то время как, согласно марксистскому
учению, именно они должны были оказаться наиболее подготовленными к переходу в
социализм. Более того, именно страны Западной Европы наиболее сильно
сопротивлялись распространению коммунистического влияния. Вынужденное принять
это как данность, руководство ВКП(б) выдвинуло тезис о возможности построения
социализма в отдельно взятой стране. Однако каждый шаг на пути
"строительства социализма" сопровождался не улучшением жизни
трудящихся, как это предусматривалось теорией, а напротив - падением ее уровня.
Необходимость применения силы для решения самых рутинных проблем не могла не
привести к апологии насилия со стороны государства - вне зависимости от целей,
с которыми к насилию прибегают. Апология же легитимизированного насилия и
государства как инструмента его осуществления - главная черта идеологии
консерватизма. Уже к концу 30-х гг. в официальной пропаганде стали
проскальзывать "державнические" нотки - верный признак отказа
коммунистического руководства от надежд на самодостаточность революционных идей
и переноса акцента на легитимизированное насилие как средство достижения
политических целей. К концу 40-х гг. к этим ноткам добавились отчетливые ксенофобские
мотивы - свидетельство того, что в соприкосновении с внешним миром правящий
режим видел не столько возможность расширения своего влияния, сколько угрозу
своему существованию. Это же относилось и к методам идеологического воздействия
на собственных граждан, опирающегося не столько на убедительность
коммунистических идей, сколько на устранение (в том числе физическое)
идеологических конкурентов. Однако насильственными методами можно было бороться
лишь с внешними проявлениями нелояльности к господствующей идеологии, но не с
разочарованием в официально декларируемых целях. Негибкость, застылость форм
пропагандистского воздействия, обусловливаемая нарастанием консервативных
тенденций в идеологической сфере, приводила к тому, что следование постулатам
официального идеологии во многом превращалось в формальный ритуал[6].
Все эти процессы
протекали одновременно с существенными изменениями в социальной структуре
советского общества. Как уже говорилось, идеальной почвой для тоталитарной
однопартийной системы является постоянная ротация кадрового состава органов
власти путем привлечения выходцев из "низших" слоев общества. Причем
чем ниже образовательный уровень неофитов, тем легче они поддаются манипуляциям
и тем легче их руками выполнить любую задачу - вплоть до физического устранения
неугодных. Характерно, что высшей степенью тоталитарности однопартийная система
отличалась именно в годы ускоренной индустриализации, сопровождающейся массовым
притоком населения из деревни в город. К 60-м гг. ситуация значительно
изменилась. Приток сельского населения в город существенно ослабел. Основные
социальные группы советского общества формировались уже большей частью путем
естественного воспроизводства (т.е. рабочий класс пополнялся в основном за счет
выходцев из рабочей же среды и т.д.). Особенно же важным в этом процессе было
то, что и правящий слой во многом стал воспроизводиться естественным путем:
дети руководителей, получив образование, пополняли ряды "класса
управляющих". Это приводило, с одной стороны, к известному ослаблению
связи между властью и обществом, а следовательно - к возрастанию идеологической
автономии общества от власти. С другой стороны, это вело к нарушению нормальной
циркуляции элит, а в перспективе - к их вырождению. Снижение степени
манипулируемости аппарата управления имело следствием прежде всего
невозможность продолжения в прежних масштабах репрессивных "чисток"
как госаппарата, так и общества в целом. Снижение степени насильственного
нивелирования социальной структуры общества, в том числе и самого слоя
бюрократии, значительно усиливал его диверсификацию, приводил к формированию
новых социальных групп (торговцы-частники, деятели сферы "теневой
экономики и др.). В итоге советское общество утрачивало присущий тоталитарному
строю интегративный бесклассовый характер, усложняясь как по количеству социальных
страт, так и по системе отношений между ними. Само государство из тоталитарного
постепенно превращалось в авторитарное. Его вмешательство в жизнь общества,
прежде всего в духовно-культурную, заметно уменьшалось (хотя под таким же
жестким контролем оставалась экономическая, общественная и, прежде всего,
политическая сфера). Одновременно сам класс правящей бюрократии становился все
менее монолитным, на первый план все больше выходили интересы отдельных его
групп и представителей.
Наконец, за годы
советской власти значительно увеличился слой интеллигенции - своеобразного
"двойника" советской бюрократии. К 60-70 гг. по своему
образовательному уровню бюрократия приблизилась к интеллигенции. Между той и
другой социальными группами проходил активный взаимообмен. В условиях, когда
любой трудоспособный гражданин находился на государственной службе, и
бюрократия, и интеллигенция формально относились к одной социальной категории -
"служащим". Можно даже сказать, что к интеллигенции относился любой
служащий с достаточно высоким уровнем образования, не принадлежавший к т.н.
"номенклатуре". Роднило советскую интеллигенцию и советскую
бюрократию еще одно свойство - подавляющее большинство и той и другой
составляли выходцы из других, "низших", общественных классов, т.е.
рабочих и крестьян (колхозников). И если, становясь чиновником, человек
автоматически переходил из класса управляемых в класс управляющих, теряя при
этом большую часть связей со своей прежней социальной средой, то вливание в
ряды интеллигенции не означало такого резкого разрыва, поскольку человек
по-прежнему оставался в "классе управляемых".
В условиях, когда все
более очевидной становилась неэффективность существовавшей в СССР системы
управления и углублялся кризис официальной идеологии, наличие тесных
генетических связей со всеми слоями советского общества позволяло
интеллигенции, с одной стороны, выражать интересы всего "класса
управляемых", все сильнее осознающего свою противопоставленность
"классу управляющих", а с другой - "разлагать" и без того
неоднородную бюрократию, различные группы и отдельные представители которой, во
многом обладающие едиными с интеллигенцией социальными и культурными
интересами, все более тяготились мелочной опекой со стороны верхушки
партийно-государственного руководства. После того, как во второй половине 80-х
гг. руководство КПСС вынуждено было признать необходимость перестройки системы
управления страной и в поисках выхода из социально-экономического тупика
допустило общественную и экономическую самодеятельность населения, инициатива
из рук бюрократии перешла к интеллигенции, быстро ставшей гегемоном
общественной жизни. Противостояние управляющих и управляемых при этом не только
не уменьшилось, но обострилось до крайности, поскольку интеллигенции, как
передовому отряду "управляемых", удалось наконец выйти за свои
групповые рамки и мобилизовать активных представителей других социальных слоев,
ранее лишенных возможности непосредственного участия в политической жизни
общества. Именно интеллигенция в период начала и углубления перестройки стала социальной
основой для политической контр-элиты, оппозиционной административно-командной
системе и ее правящему слою - номенклатуре. Одной из внешних форм политической
активности интеллигенции явилось создание неформальных движений, а впоследствии
- некоммунистических оппозиционных партий. В свою очередь, в структуре
правящего слоя, в целом оказавшегося не способным к генерированию из своей
среды продуктивной контр-элиты, к 1987-88 гг. возникли, "идеологически
периферийные группы" (выражение М.Урнова), в сущности маргинальные по
отношению к номенклатурной системе. Эти группировки, все больше отдаляясь от
официально принятой идеологии и дистанцируясь от официальных партструктур,
также стали на путь создания соответствующих политических организаций, сначала
в рамках КПСС, а впоследствии и вне ее.
Таким образом, в конце
80-х гг. в недрах российской политической системы вызрели глубинные социальные
и экономические предпосылки для возникновения новых субъектов политического
процесса - альтернативных политических партий и движений. Советское общество
вплотную подошло к созданию многопартийности как института гражданского
общества.
Заключение
За первые
несколько лет нового тысячелетия Россия успела значительно продвинуться по пути
формирования партийной системы. Многопартийность в нашей стране существует с
начала 90-х гг., однако партийная система до сих пор находится в стадии
становления
Партии постоянно развиваются,
ведут между собой политическую борьбу, идет их развитие, объединение и
выработка совместных позиций. Для усиления влияния на государственные структуры
и для выдвижения своих представителей в властные структуры.
Становление многопартийности в
стране идет трудно и противоречиво. Она пока далека еще от тех цивилизованных
рамок, о которых мечтают знатоки и ревнители западной демократии. Чаще всего
бывает так, что партии возникают, регистрируются, порой даже исчезают, но никто
не знает, кто за ними стоит, кто их поддерживает. И в этом - главная беда
многих группировок, претендующих на право называться партиями.
Но ясно одно - возрождение России
требует не просто взаимодействия партий, но и взаимодействия просто
политических сил. Они должны сотрудничать друг с другом на разумных условиях.
В России среди 112
действующих политических структур едва ли две-три с полным правом могли бы
именовать себя политическими партиями. После выборов 2003 года можно сказать,
что в России формируется двух - трёхпартийная система, даже, несмотря на то,
что либералы оказались за бортом Думы. Высокую популярность в народе получила
поддерживаемая президентом партия «Единая Россия» центристской направленности,
очень быстро падает авторитет КПРФ, зато набирают силу пока не слишком понятные,
но амбициозные полу националистические движения – ЛДПР и «Родина».
Список
литературы
1. Барыгин И.Н.
Политология, Москва., Юайт, 2007.
2. Гаджиева К.С. Введение в
политологию /К.С. Гаджиева. – М.: Просвещение, 2005. – 420с.
3. Голосов Г.В.
Сравнительная политология /Г.В. Голосов. – Новосибирск: изд-во НГУ, 2005 – С.
151 – 216.
4.
Дорофеев В.И.
Основы политологии /В.И. Дорофеев, В.А. Родионов. – М.: изд-во СГУ, 2008. –
311с.
5.
Мухаев Р.Т.
Политология /Р.Т. Мухаев. – М.: Дрофа, 2005. – 384с.
6.
Селезнёв Г.К.
Новейшая история России и Запад /Г.К. Селезнёв. – М.: Мнемозина, 2007 – 304с.
7.
Решетнев С.А. К
вопросу о классификации политических партий России /С.А. Решетнев// Коммерсант
власть. – 2008. - № 3. – С. 2-4