Полный текст:
Содержание
Введение ………………………………………………………………… 3
1. Эразм
Роттердамский и проблема мудрости
Жизненный
и творческий путь Эразма …………………. 5
«Похвала Глупости» как… похвала Мудрости?
……… 7
2. Мишель
Монтень о человеческой мудрости
Монтень:
жизнь и творчество …………………………… 13
Мудрость
в понимании Монтеня ……………………….. 14
Заключение …………………………………………………………….. 20
Список литературы ……………………………………………………. 21
Введение
Разум творит человека. Едва
ли найдется такая наука, которую ум не способен постигнуть при хороших
наставниках и должных упражнениях.
Эразм Роттердамский[1]
В 1969 г.
мир отмечал 500-летие одного из величайших своих деятелей – философа,
публициста, гуманиста и богослова Эразма из Роттердама. В России сегодня это
имя не назовешь популярным – однако для советско-российской творческой
интеллигенции этот юбилей не прошел незамеченным[2].
Эпоха
Эразма «во многом определила направление той исторической магистрали, по
которой движется современная цивилизация»[3]
О другом же знаменитом представителе ренессансного
гуманизма, Мишеле Монтене, Андре Моруа с полным основанием писал еще
сравнительно недавно: «Нет писателя, который был бы нам так близок, как этот
перигорский дворянин, умерший в 1592 году. Идет ли речь о невежестве,
терпимости, бесконечном многообразии обычаев, мы можем воспользоваться его
опытом»[4].
Настоящая работа посвящена рассмотрению вопроса: как
понимали эти два автора «мудрость», что означало это понятие в системе каждого
из них. Соответственно, предметом исследования выступают работы Эразма
Роттердамского и Мишеля Монтеня, а его объектом – проблема мудрости, как она
представлена в этих работах.
В ходе исследования решались следующие задачи:
- ознакомиться с жизненным и творческим путем Эразма
Роттердамского и Мишеля Монтеня;
- проанализировать подходы указанных авторов к проблеме
человеческой мудрости.
Материалом послужили тексты рассматриваемых авторов, а также
академические работы авторитетных советских, российских и зарубежных
исследователей.
Публикаций в библиографическом списке – 21.
Страниц – 22.
Эразм
Роттердамский и проблема мудрости
Жизненный и
творческий путь Эразма
Эразм Роттердамский родился в Гауде, недалеко от Роттердама,
в ночь с 27 на 28 октября 1469 года. Он
был сыном голландского священнослужителя. В 1475-1484 мальчик получает
образование в школе в Девентере под руководством монахов из «Братства общинной
жизни» - мистического движения, возникшего в Нидерландах за пределами
официальной церкви. Многие влиятельные религиозные лидеры и гуманисты вышли из подобных
школ, и Эразм – один из них.
После смерти отца он поступил в другую школу, еще через год принял постриг в качестве
августинского монаха, а позднее стал
секретарем Генриха фон Бергена, епископа Камбре. Епископ дал ему разрешение на
учебу в Париже, и в 1495 году молодой человек поступает в Коллеж де Монтегю.
Чтобы содержать себя, он давал частные уроки, и один из его учеников, лорд Маунтджой,
в 1499 пригласил учителя поехать с ним в
Англию, где Эразм свел знакомство со знаменитостями своего времени – принцем
Генрихом, будущим королем Генрихом VIII, и английскими гуманистами Томасом Мором
(автором прославленной «Утопии», которого позднее один из персонажей эразмовых
«Разговоров запросто» назовет «знаменитейшим в Англии мужем»[5]) и Джоном
Колетом, дружба с которыми определила его собственные пристрастия: Эразм также
становится гуманистом – выдающимся представителем т.н. «северного Ренессанса»,
«одной из центральных ключевых фигур эпохи Гуманизма и Реформации»[6].
В 1500 Эразм, все свои произведения писавший на латинском[7], публикует в Париже свою первую книгу, «Adagiorum Collectanea» («Сборник
пословиц»), часто называемый просто «Adagia»,
– собрание из 818 пословиц, в основном греческих и римских, с краткими
комментариями самого составителя,
посвященными как античной, так и современной ему литературе, истории, религии и т.п., [8].
Публикация этого небольшого по объему сборника сделала Эразма автором первого в истории книгопечатания
бестселлера. Этот сборник был его любимым детищем на протяжении всей жизни, в
течение тридцати лет он предпринял несколько
новых изданий, расширенных и дополненных. Так, во втором издании (1508 г.) вместо первоначальных 818 изречений содержалось
уже 3260, а в издании 1533 года - 4251[9]. В целом же эта
книга выдержала более 50 изданий при жизни автора[10].
Среди важнейших своих трудов Эразм числил сделанный им
латинский перевод греческого текста Нового Завета, а также детальнейшие
комментарии к этому тексту[11].
Знаменитая «Похвала Глупости» была написана им за очень
короткий период времени в конце лета 1509 года, в лондонском доме его друга
Томаса Мора, которому он и посвятил эту работу.
Среди других особенно заметных трудов Эразма Роттердамского
назовем такие, как «Христианский Государь» (написанный им для испанского короля
Карла V, выбравшего
Эразма своим официальным советником[12]), «Оружие христианского воина», «Жалоба
мира», в свое время запрещенная профессорами Сорбонны[13],
и «Разговоры запросто», тоже не раз запрещавшиеся как католиками, так и
протестантами.
До самой смерти в июле 1536 в Базеле Эразм, в силу различных
причин, был вынужден вести жизнь странника, не оставаясь подолгу ни на одном
месте.
«Похвала
Глупости» как… похвала Мудрости?
Что есть истинная мудрость в понимании Эразма?
Напомним, что Эразм – в первую очередь представитель
ренессансного гуманизма. Главной целью гуманистов была своего рода
«реабилитация» человека как такового в противовес гипертрофированному вниманию
к «надчеловеческому» (божественному), характерному для предшествовавших Ренессансу
средних веков. Восстановление человека в своих человеческих
правах; реабилитация его человеческой сущности; возвращение к здоровым и
гармоничным идеалам античной древности, облагороженным многовековым опытом
христианского миросозерцания и мировосприятия с его любовью к ближнему и
любовным послушанием Божественному Отцу… Гуманизм Возрождения не есть атеизм:
гуманисты остаются христианами, и рвать с христианской традицией либо
противопоставлять себя этой традиции им в голову не приходит. Скорее их задача
– очищение христианства от мрачных напластований предшествующей эпохи,
высвобождение дремлющих в нем до поры
истинно гуманистических возможностей, его очеловечивание.
Соответственно, идеал мудрости Эразм
находит:
в сочинениях своих любимых
античных авторов – в первую очередь Лукиана;в Священном Писании и текстах
«отцов церкви» и других христианских авторов.
Чтобы удостовериться в этом, можно было бы провести
своего рода контент-анализ текстов, написанных Эразмом; впрочем, даже при
достаточно беглом их прочтении без применения специальных аналитических
методов легко заметить, как часто Эразм
использует ссылки, намеки и аллюзии на тексты античных авторов и Библии –
сложно сказать, какой из этих источников представлен в его работах в большей
мере. Это внимание к обоим источником, их согласованный синтез в творчестве
Эразма – причиной тому, что связанное с его именем идейное течение
(«эразмианизм») так и называют «христианский гуманизм», «подчеркивая его
стремление к гармоничному сочетанию античной языческой и раннехристианской
древности»[14]. Это - типичное отношение деятелей Ренессанс к классическим текстам:
как к выражающим вневременную мудрость, которую первыми открыли классические
авторы. Одной из сущностных характеристик гуманистического мировоззрения
выступает «мирное сосуществование» этой тенденции с постоянными обращениями в
поисках истинной мудрости к Священному Писанию: «Кто ищет Бога, найдет мудрость с
праведностью»[15].
Тем не менее, Эразм полагает, что человеческая мудрость в познании
божественной премудрости имеет свои границы и пределы, выйти за которые человек
не способен по самой своей природе. Вот как, например, он формулирует этот
принцип в работе «Диатриба, или рассуждение о свободе воли»: «В божественных
писаниях есть тайны, в которые Бог не хотел, чтобы мы проникали глубже; если мы
попытаемся в них проникнуть, то чем глубже мы проникнем, тем больше будет
тумана, и мы, таким образом, узнаем непостижимое величие божественной
премудрости и немощь человеческого разума»[16].
Помимо глубоких философских изысканий, достаточно
много внимания Эразм уделяет так называемой житейской мудрости, обыденному
здравому смыслу, роль которого в философии слишком часто либо игнорируется,
либо принижается. Вот образчики подобной «житейской мудрости» из произведений
Роттердамца: «Разве не глупо поступают те, кто юность растрачивает на
пустяки, а утренние часы — на сон?»[17];
«Щедрость… следует сдерживать так, чтобы, давая одним, не приходилось отнимать
у других»[18]; сюда
же можно отнести значительную часть пословиц, собранных Эразмом в «Адагиях», -
хотя большая их часть все-таки имеет не только такой поверхностный смысл, но и
более глубокий: «Не больше одной ступени за один раз», «Называй вещи своими
именами» и др.
Собственные представления Эразма о
человеческой мудрости органично вплетаются в ткань его комментированных
переводов древних авторов – например, представителя раннего христианства,
ересиарха Пелагия (из «Послания к Деметриаде»): «Да будет у тебя высшее
умение, высшая способность отличать пороки от добродетелей! Хотя они и
противоположны, однако некоторые из них до такой степени сходны, что их вообще
едва можно различить. Ибо сколь многие считают надменность свободой, раболепие
принимают за смирение, коварство – за ум, глупость зовут простотой и… вместо
добродетелей гордятся пороками!»[19]
Однако, пожалуй, самое верное представление
о том, как понимал Эразм человеческую мудрость, можно почерпнуть из его (как ни
парадоксально) «Похвалы Глупости».
Это не только самое знаменитое произведение
Роттердамца – помимо того, своим тоном, стилистикой и поэтикой оно радикально
отличается от большинства других произведений этого автора. В первую очередь –
это именно литературный памятник эпохи Возрождения, в отличие от прочих
(«серьезных» и «солидных») эразмовых работ брызжущий искрометным ренессансным юмором.
Важным элементом которого выступает и
открытый классиком советского и российского литературоведения М.М. Бахтиным «особый
карнавально-площадной стиль речи»[20], свойственный народной культуре той эпохи. «Пафосом смен и
обновлений, сознанием веселой относительности господствующих правд и властей
проникнуты все формы и символы карнавального языка, - писал Бахтин. - Для него
очень характерна своеобразная логика "обратности" (a l`envers), "наоборот",
"наизнанку", логика непрестанных перемещений верха и низа
("колесо"), лица и зада, характерны разнообразные виды пародий и
травестий, снижений, профанаций, шутовских увенчаний и развенчаний»[21].
Именно подобную травестию демонстрирует
и великолепная книга Эразма, начиная уже с ее названия: ну какому еще
«серьезному» и «солидному» ученому, философу, педагогу (а Эразм
прославился еще и своими исследованиями и наработками в области педагогики: его
называли «учителем Европы») пришло бы в голову «хвалить» Глупость!.. Ведь всем
отлично «ведомо, на каком худом счету
Глупость даже у глупейших…»[22]
Латинское название книги - «Encomium moriae» (moriae - родительный
падеж от слова moria, что по латински как раз означает «глупость») -
послужило каламбуром к фамилии Томаса Мора, лучшего друга Эразма, которому он и
посвятил эту книгу: оба очень любили подобную игру слов. Потому и само название
оказалось двусмысленным, поскольку таким образом, как понимали люди сведущие,
Эразм зашифровал в названии еще и «похвалу Мору»[23].
Сам автор не придавал серьезного значения этому своему
произведению, в отличие, например, от тех же «Адагий», – но История расценила по-своему: именно
«Похвальное слово Глупости» принесло Эразму Роттердамскому поистине всемирную
славу, оставшись в сознании человечества одним из великих литературных
памятников гуманистической традиции Ренессанса.
Конечно, бахтинская «логика "обратности"» не возводится
Эразмом в абсолют. Вещая от имени Глупости, он не столько рассчитывает, что
читатель проникнется ее аргументами и поверит в ее необходимость, сколько
пытается показать, что именно считает он проявлениями настоящей глупости – то
есть что, в его представлении, противостоит мудрости. (Например, одна из глав
называется «Глупость – причина войн». С этим утверждением сам Эразм был,
несомненно, солидарен: его «Жалобу мира» запрещали именно в связи с
ее антивоенным пафосом. Едкая социальная сатира на клерикалов – епископов,
кардиналов, первосвященников – тоже вполне адекватно отражает настроения как
масс, так и, вероятно, самого Эразма.) Однако не менее едко высмеиваются
«мудрецы», под которыми разумеются ученые-схоласты, черпающие свои знания из
книг и рассуждений, а не из самой жизни: «Допусти мудреца на пир -- и
он тотчас всех смутит угрюмым молчанием или
неуместными расспросами. Позови его
на танцы -- он запляшет,
словно верблюд. Возьми его с собой
на какое-нибудь зрелище -- он одним своим видом испортит публике всякое удовольствие»[24]
и т.п. - Но ведь и автор имеет отношение к этому сословию? – Это противоречие
окажется вполне разрешимым, если продолжить цитирование М. Бахтина: «Чистый
сатирик, знающий только отрицающий смех, ставит себя вне осмеиваемого явления,
противопоставляет себя ему… Народный же амбивалентный[25]
смех выражает точку зрения становящегося целого мира, куда входит и сам
смеющийся»[26].
Замечательный анализ этой парадоксальной, не поддающейся
поверхностному прочтению и пониманию книги дал Л.Е. Пинский, писавший: «Все многообразие
конкретных человеческих интересов никак
не сведешь к одному только знанию,
а тем более
к отвлеченному, оторванному от
жизни книжному знанию. Страсти,
желания, поступки, стремления,
прежде всего стремление к
счастью, как основа жизни, более первичны,
чем рассудок и если рассудок противопоставляет себя жизни, то его
формальный антипод – глупость --
совпадает со всяким началом
жизни. Эразмова Мория есть
поэтому сама жизнь. Она синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя
от жизни, тогда как схоластическая "мудрость" -- порождение
подлинной глупости…»[27]
Мишель Монтень о человеческой мудрости
Монтень: жизнь и творчество
Мишель Эйкем де Монтень родился 23
февраля 1533 года в родовом имении под названием Монтень в Перигё, вблизи
французского города Бордо. Его отец,
Пьер Эйкем, был чиновником и офицером, участником Итальянских войн и
представителем «нового» дворянства. (Мишель первым из членов семьи использовал
дворянский титул «де Монтень», полученный его дедом в 1477 году.)
Во время своего пребывания в Италии
отец будущего философа успел познакомиться с новейшими теориями воспитания
детей. Эти идеи сподвигли его отправить малолетнего сына жить с крестьянской
семье, чтобы с детства дать представление о существовании иных условий
жизни. Кроме того, отец настоял, чтобы
по возвращении мальчика все в доме говорили исключительно на латыни, так что
родным языком Монтеня можно назвать латинской, а не французский: Мишель до 6
лет знал только латинский – что, конечно, в будущем отразилось на его
пристрастии к античной классике.
Вероятно, серьезное влияние оказал на
него и один из учителей коллежа, в котором он учился с 1539 до 1546 года, -
известный шотландский гуманист Джордж
Бьюкенен.
В 1557 Монтень стал советником
парламента в Бордо, где познакомился с Этьеном де ла Боэси, скоро ставшим его
ближайшим другом. Когда Боэси умер в возрасте тридцати двух лет, Монтень очень
тяжело переживал эту потерю, от которой он так и не оправился. Он принимал
участие в посмертной публикации некоторых литературных произведений Боэси, и их
дружба стала предметом одного из самых знаменитых эссе Монтеня – «De l' Amite» («О дружбе»).
В 1568, после смерти отца, Монтень отошел
от активной общественной жизни, поселился в своем родовом поместье и полностью
посвятил себя литературному творчеству. Однако первый (двухтомный) сборник его
эссе увидел свет лишь спустя двенадцать лет, когда самому автору было уже под
пятьдесят. В 1588 году он опубликовал расширенное издание, в которое включил
третий том.
Все эти годы и до самой смерти
Монтень пишет и редактирует свои «Опыты» («Les
essais»)- сборник многолетних наблюдений и размышлений, свой собственный
вклад в бесценную копилку общечеловеческого опыта. Окончательный вариант книги
составлен из 107 глав различной длины -некоторые буквально в несколько абзацев,
в то время как другие занимают более чем сто страниц. Эти главы охватывают
широчайший круг вопросов –философских, теологических, юридических до самого
обыденного обсуждения собственных ежедневных привычек и диетических
предпочтений.
«Опыты» Монтеня привлекают внимание
читателей, критиков и ученых уже более
четырех веков - и многие из них искренне считают, что его исследования,
посвященные природе и ограничениям человеческого знания, в наше время
оказываются даже более актуальны, чем четыреста лет назад.
Мудрость в понимании Монтеня
Монтень, как и Эразм, -
представитель ренессансного гуманизма. Однако к его времени – времени позднего
Ренессанса - гуманизм существенно изменился. Среди самих гуманистов наблюдается
некоторое разочарование в идеалах, вдохновлявших их предшественников. Религиозные
междоусобицы, политический хаос, несоответствие реальности тем самым ранним
гуманистическим идеалам – все вызвало некую «усталость» в среде гуманистов.
Монтень (которого обычно называют «последним гуманистом»[28])
разрабатывает собственную философскую систему, во многом отличную от взглядов,
исповедуемых деятелями раннего и «высокого» Возрождения.
Кроме того, Мишель Монтень
выступает не только как продолжатель какой-то определенной философской и
литературной традиции (в данном случае гуманистической), а и «отцом» новой.
Действительно, его можно назвать создателем совершенно нового жанра – а именно
эссе (l’essai),
- а также и зачинателем нового для европейской литературы приема – своего рода
«литературного автопортрета» (скорее даже литературно-психологического,
предельно искреннего по тону и содержанию; «… я хочу, -
предупреждает автор во вступлении к книге, -чтобы меня видели
в моем простом, естественном и
обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо я рисую не кого-либо, а
себя самого»[29].
Или, в другом месте: ««Всякий всматривается в то, что пред ним; я же
всматриваюсь в себя»). При этом, однако, подобный «автопортрет» используется
автором не для бесплодного самокопания или нарциссического самолюбования, а в
качестве зеркала, с целью познания человека и человечества посредством
самопознания.
Эпиграфом ко
всему наследию Монтеня может служить знаменитый девиз Сократа, когда-то
высеченный на стенах Дельфийского храма: Oida ouden eidos[30], «Познай самого себя».
Однако сам
Монтень отрицает свою принадлежность к какому бы то ни было философскому
направлению: «Мои правила жизни естественны, и для выработки их я никогда не
прибегал к учению какой-либо школы»[31].
Мудрость для него в том и заключается, чтобы опираться не на теории и сентенции
признанных авторитетов, а на собственный опыт и собственные суждения, сделанные
на основе этого опыта. («…я предпочитаю, - так еще формулирует это Монтень, - самостоятельно
ковать себе душу, а не украшать ее позаимствованным добром».)
И
этот опыт – собственный опыт Монтеня и его собственные размышления – говорит
ему (как и Эразму), что истинная премудрость недоступна человеческому уму, а
является прерогативой божественного сознания. Он высказывает желание
«низвергнуть и растоптать ногами это высокомерие, эту человеческую гордыню,
заставить человека почувствовать его ничтожество и суетность, вырвать из рук
его жалкое оружие разума, заставить его склонить голову и грызть прах земной из
уважения перед величием бога и его авторитетом. Знание и мудрость являются
уделом только бога, лишь он один может что-то о себе мнить, мы же крадем у него
то, что мы себе приписываем, то, за что мы себя хвалим…»[32]
Что
же остается человеку? Иначе говоря, в чем заключается «чисто человеческая», «земная» мудрость? Если верить
Монтеню, мудр тот, чья мудрость способна обеспечить ему счастливую и
осмысленную жизнь - такую, которую стоит
прожить; мудр тот, кто способен ради этого извлекать надлежащие уроки из приобретенного опыта; а главное – мудр
тот, кто воспринимает жизнь реалистично, такой, какова она есть. (В.А. Канке
называет этот принцип «принципом фундаментальной реалистичности» Монтеня[33].) В рамках этого
принципа Монтень «осуществляет новый тип
рефлексии, уходящей от спекулятивных умозрений в сторону философии жизненной,
«практической», приподнимающей человека над повседневностью и помогающей ему
найти собственные ориентиры в мире социальности»[34].
Человек
может много знать, читать, размышлять – но мудрость его измеряется, по мнению
французского мыслителя, совсем не тем,
насколько он силен в философских теориях и концепциях, - а только лишь тем, насколько
мудро он живет собственную жизнь. Он должен прожить ее так, чтобы уже здесь, в
земном воплощении (а не на небесах), его жизнь вызывала восхищение, и тогда его
можно назвать мудрецом.
Это
не означает, что мудро проживаемую жизнь любой посторонний способен оценить в
качестве таковой. Каждый судит по-своему; то, что большинству кажется
страданием, мудрец может переносить стоически, поскольку понимает главное: «Страдания
порождаются рассудком»[35].
(Одна из глав «Опытов» так и называется: «О том, что наше
восприятие блага и зла в значительной мере зависит от представления, которое мы
имеем о них. «Всякий, кто долго мучается, виноват в этом сам». «Люди, -
пишет, например, здесь Монтень, - считают смерть и нищету своими злейшими
врагами; между тем есть масса примеров, когда смерть представала высшим благом
и единственным прибежищем…»)
Соответственно этому, Монтень исповедует и проповедует еще один
фундаментальный принцип – принцип, который обычно характеризуют как «пребывание
Здесь и Сейчас» (популярные синонимы в современном лексиконе – «пребывание в
потоке», «тотальность», «спонтанность», «вовлеченность»), критикуя «одно из
наиболее распространенных человеческих заблуждений»: «Мы никогда не бываем у
себя дома, мы всегда пребываем где-то вовне. Опасения, желания, надежды
влекут к будущему; они лишают нас способности воспринимать и
понимать то, что есть, поглощая нас тем, что будет
хотя бы даже тогда, когда нас самих больше не будет. Calamitosus est animus futuri anxius»[36].
И «фундаментальный реализм» Монтеня, и призыв к «пребыванию в
настоящем», и его убежденность в том, что страдание или счастье определяются
собственным рассудком человека – все это, невзирая на стремление «откреститься»
от принадлежности к любым философским школам, роднит его взгляды с
представлениями стоиков. Впрочем, как раз этого родства он, с юности
увлекавшийся учением Сенеки, и сам никогда не отрицал. Еще Андре Моруа вполне
резонно писал о Монтене: «В сущности, мораль, избранная им для
себя лично, – это свободный стоицизм, слегка окрашенный эпикуреизмом»[37]. А некоторые современные исследователи идут еще дальше, находя в
представлениях Монтеня черты сходства с мудростью древних учителей, исторически
еще более далеких от него (и пространственно, и по оси времени). Так, С. Крессенсиано-Валеро
обнаруживает «удивительные совпадения» между представлениями о мудрости в
системах Монтеня и Лао-Цзы, великого основателя даосизма.
«Речь здесь, однако,
ни в коем случае не идет о плагиате, но даже при поверхностном ознакомлении с
произведениями Лао-Цзы и Мишеля Монтеня, мы видим, что отличается лишь форма, в
остальном же – «Дао Дэ Цзин» и «Опыты» - одна книга... один путь; несмотря на
то, что стремления авторов, наверное, были достаточно далеки друг друга»[38].
Как и древние, Монтень настойчиво призывал следовать «голосу
природы»[39].
Строящаяся на природных основаниях нравственность, по его мнению, «исходит из
нерасторжимого единства души и тела, физической и духовной природы человека,
имея в виду благо и счастье человека как целого»[40].
«Монтень, -
продолжает Крессенсиано-Валеро, - действует согласно эллинистическому стоицизму,
этика которого нас учит жить в соответствии с природой, в согласии со всем… Его
основная цель - познание Я - этой первоначальной индивидуальности, и его
желание - схватить свою суть; для того чтобы этого достичь, он осуществляет действие
отречения и отказа… Монтень, отказывается от предложенный образцов, требует и
получает свободу быть самым собой».
Тому же, напоминает автор, учили и древние даосы…
Заключение
Таким образом, мы можем сделать следующие выводы.
Эразм Роттердамский - один из наиболее известных
представителей раннего ренессансного гуманизма. Его главные труды: «Adagiorum Collectanea» («Сборник
пословиц»), «Христианский Государь», «Оружие христианского воина», «Жалоба
мира», «Разговоры запросто» и знаменитая сатира
«Похвала Глупости».Свой идеал мудрости Эразм
находит в сочинениях античных авторов, а также в Священном Писании и текстах
христианских авторов. Потому и связанное с его именем идейное течение
(«эразмианизм») часто называют «христианский гуманизм». Эразм полагал,
что человеческая мудрость в познании божественной премудрости имеет свои
границы и пределы, выйти за которые человек не способен по самой своей природе.«Похвала Глупости» Эразма – сложное и
парадоксальное произведении, и было бы серьезной ошибкой увидеть в нем лишь
сатиру, высмеивающую те или иные проявления человеческой глупости. Как
сформулировал Л.Е. Пинский, «Эразмова Мория есть… синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя
от жизни».Основной труд М. Монтеня – трехтомные «Опыты», которые
он писал практически всю свою сознательную жизнь.Несмотря на то, что Монтень отрицал свою принадлежность
к какой-либо философской школе, его представления о человеческой мудрости (включая, например, призывы к самопознанию и
пребыванию в настоящем, убеждение в обусловленности счастья и страдания
человеческим разумом и особенно требование следовать своей естественной
природе) во многом совпадают с представлениями стоиков, частично эпикурейцев и
даже даосского учителя Лао-цзы.
Список литературы
Источники:
Монтень М. Опыты: в 3 кн. Кн. 1–2. СПб.:
Кристалл, Респекс, 1998.Эразм Роттердамский. Похвала Глупости.
М.: Государственное издательство художественной литературы,1960.Эразм Роттердамский. Философские
произведения / Под ред. В.В. Соколова. Пер. и комментарии Ю. Кагана. М.: Наука,
1986.
3)
Эразм
Роттердамский. Разговоры запросто. М.: Художественная литература, 1969.
Дополнительная литература:
Афанасьева К. А.
Этика Мишеля Монтеня и Пьера Шаррона как
явление культуры эпохи Позднего Возрождения. // Теоретическая и прикладная
этика: традиции и перспективы — 2012. Сборник научных статей по материалам
общероссийской молодежной конференции. СПб, 16-17 ноября 2012 г. - С. 22-26.Бабкин А.М., Шендецов В.В. Словарь иноязычных
выражений и слов. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1987.Бахтин М.М. Творчество
Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.:
Художественная литература, 1990.Гаспаров М.Л. Записи и выписки // Новое литературное
обозрение. – 1997. - №24.Каган Ю.
Примечания и комментарии // Эразм Роттердамский. Философские произведения. М.:
Наука, 1986.Канке В.А.
История философии: Мыслители, концепции, открытия. М.: Логос, 2007.Кантор В.К. Гамлет как «христианский воин» // Вопросы философии. – 2008. - № 5. – С. 32-46.Крессенсиано-Валеро
С. Мишель Монтень - стоик или наследник Востока? / С.
Крессенсиано-Валеро // Сумма философии. Вып. 6. — Екатеринбург: Изд-во Урал.
ун-та, 2006. — С. 159-160.Мальцева О.В.
Метаморфозы
философской иронии: от Сократа к постмодерну // Наука. Релігія.
Суспільство. – 2010. - № 1.Моруа А. От Монтеня до Арагона. Литературные портреты. М.:
Радуга, 1983.Пинский Л.Е.
Комментарии // Эразм Роттердамский.
Похвала Глупости. М.: Государственное издательство художественной
литературы,1960. Пинский Л.Е.
Эразм Роттердамский и его «Похвала Глупости» // Пинский Л.Е. Ренессанс. Барокко. Просвещение. Статьи. Лекции. М.:
РГГУ, 2002.СмиринМ.М. Эразм Роттердамский и реформационноедвижение в Германии.
М. Наука, 1978.Соколов В.В.
Философское дело Эразма из Роттердама // Эразм Роттердамский. Философские
произведения. М.: Наука, 1986.Софронова Л.В. Экзегетика Эразма и Джона
Колета в застольных спорах в Оксфорде (1499) // Научные ведомости. Сер.:
История. Политология. Экономика. Информатика. - 2010. - N 19 (90). - Вып. 16. –
С. 64-73.Троицкий Д.А.
«Вольтер XVI века» или «воин Христов»? Эразм Роттердамский: штрихи к портрету
// Ученые записки Института УНИК. Вып. 3. — М.: Согласие, 2012. – С. 181-215.Margolin J.-C.
Erasmus // Prospects: the quarterly review of comparative education. Paris,
UNESCO: International Bureau of Education, 1993. - Vol. XXIII - N 1/2. - Pp. 333–352.
[1] Цит. по: СмиринМ.М. Эразм Роттердамский и реформационноедвижение в Германии.
М. Наука, 1978. – С. 37.
[2] См., напр.: Гаспаров
М.Л. Записи и выписки // Новое
литературное обозрение. – 1997. - №24. – С. 17.
[3] Троицкий Д.А.
«Вольтер XVI века» или «воин Христов»? Эразм Роттердамский: штрихи к портрету
// Ученые записки Института УНИК. Вып.
3. — М.: Согласие, 2012. – С. 182.
[4] Моруа А. От
Монтеня до Арагона. Литературные
портреты. М.: Радуга, 1983.
[5] Эразм Роттердамский. Разговоры
запросто. М.: Художественная литература, 1969. – С. 79.
[6] Троицкий
Д.А. Ук.соч.– С. 327.
[7] Соколов
В.В. Философское дело Эразма из Роттердама // Эразм Роттердамский.
Философские произведения. М.: Наука, 1986. – С. 6.
[8] Margolin J.-C. Erasmus // Prospects: the quarterly review of comparative
education. Paris, UNESCO: International Bureau of Education, 1993. - Vol. XXIII
- N 1/2. - P. 335.
[9] Соколов
В.В. Ук. соч. – С. 8.
[10] Каган
Ю. Примечания и комментарии // Эразм Роттердамский. Философские
произведения. М.: Наука, 1986. – С. 643.
[11] Там же. – С. 637.
[12] Кантор В.К. Гамлет как «христианский воин» // Вопросы
философии. – 2008. - № 5. – С.
36.
[13] Там же
[14] Софронова Л.В. Экзегетика Эразма и Джона
Колета в застольных спорах в Оксфорде (1499) // Научные ведомости. Сер.
История. Политология. Экономика. Информатика. 2010. N 19 (90). Вып. 16. – С.
64.
[15] Эразм
Роттердамский. Философские произведения… - С. 626.
[16] Там же. – С. 221.
[17] Эразм
Роттердамский. Разговоры запросто… – С. 344..
[18] Там же
[19] Эразм
Роттердамский. Философские произведения… - С. 621.
[20] Бахтин
М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса.
М.: Художественная литература, 1990. – С. 34.
[21] Там же
[22] Эразм
Роттердамский. Похвала Глупости. М.: Государственное издательство
художественной литературы,1960. – С. 27.
[23] Margolin J.-C. Erasmus //
Prospects: the quarterly review of comparative education. Paris, UNESCO:
International Bureau of Education, 1993. - Vol. XXIII - N 1/2. - P. 337.
[24] Эразм
Роттердамский. Похвала Глупости... – С. 32.
[25] двойственный
[26] Бахтин
М.М. Ук. соч. – С. 36.
[27] Пинский
Л.Е. Эразм Роттердамский и его «Похвала Глупости» // Пинский Л.Е. Ренессанс. Барокко. Просвещение. Статьи. Лекции. М.:
РГГУ, 2002. – С. 77.
[28] См., напр.: Афанасьева
К. А. Этика Мишеля Монтеня и Пьера
Шаррона как явление культуры эпохи Позднего Возрождения. // Теоретическая и
прикладная этика: традиции и перспективы — 2012. Сборник научных статей по
материалам общероссийской молодежной конференции. СПб, 16-17 ноября 2012 г. - С. 23.
[29] Монтень М.
Опыты: в 3 кн. Кн. 1–2. СПб.: Кристалл, Респекс, 1998. – С. 77.
[30] Бабкин А.М.,
Шендецов В.В. Словарь иноязычных выражений и слов. Л.: Наука. Ленинградское
отделение, 1987. – С. 653.
[31] Монтень М.
Опыты… - С. 650.
[32] Монтень М.
Опыты… - С. 448.
[33] Канке В.А.
История философии: Мыслители, концепции, открытия. М.: Логос, 2007. – С. 123.
[34] Мальцева О.В. Метаморфозы философской иронии: от Сократа к постмодерну // Наука. Релігія. Суспільство. –
2010. - № 1. – С. 172.
[35]
Монтень М. Опыты… - С. 328.
[36]
Несчастна душа, исполненная
забот о будущем (лат.)
[37]
Моруа А. Ук.соч. – С. 27.
[38] Крессенсиано-Валеро
С. Мишель Монтень - стоик или наследник Востока? / С. Крессенсиано-Валеро
// Сумма философии. Вып. 6. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. — С. 159.
[39] Монтень М.
Опыты… - С. 212.
[40] Афанасьева К. А
Ук. соч. – С. 23.