СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ3
1. ОРГАНИЗАЦИЯ ПОДГОТОВКИ АУДИТОРСКОЙ ПРОВЕРКИ6
1.1 Аналитические процедуры с использованием финансовых коэффициентов6
1.2 Письмо о проведении аудита7
1.3 Оценка надежности системы бухгалтерского учета и внутреннего контроля ООО «Компания Феникс»10
1.4 Расчет уровня существенности16
2. АУДИТ УЧЕТА ЗАЕМНОГО КАПИТАЛА19
2.1 Цель и задачи аудита учета заемного капитала19
2.2 Источники информации (проверки) учета заемного капитала19
2.3 Общая программа и план аудита учета заемного капитала21
2.4 Методы проверки учета заемного капитала24
3. АУДИТ БУХГАЛТЕРСКОЙ ФИНАНСОВОЙ ОТЧЕТНОСТИ27
3.1 Основные нормативные документы27
3.2 Цели и задачи аудита бухгалтерской (финансовой) отчетности28
4. АУДИТОРСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ34
ЗАКЛЮЧЕНИЕ37
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ40
ВВЕДЕНИЕ
бухгалтерский учет заемный капитал
Как известно, формирование финансовых ресурсов предприятия осуществляется за счет собственных и заемных средств. К собственным источникам финансовых ресурсов на действующих предприятиях относится прибыль (от основной и других видов деятельности), амортизационные отчисления, выручка от реализации выбывшего имущества. Наряду с ними источниками финансовых ресурсов выступают устойчивые пассивы, которые приравниваются к собственным источникам, так как постоянно находятся в обороте предприятия, используются для финансирования его хозяйственной деятельности, но ему не принадлежат. К ним относится: минимальная переходящая задолженность по заработной плате и отчислениям на социальное страхование, в пенсионный фонд, медицинское страхование, фонд занятости; минимальная задолженность по резервам на покрытие предстоящих расходов и платежей; задолженность заказчикам по авансам и частичной оплате продукции; задолженность бюджету по некоторым видам налогов и др.
По мере функционирования предприятия (роста производственной программы, износа основных производственных фондов и т.д.) потребность в денежных средствах возрастает, что требует соответствующего финансирования прироста капитала, поэтому при недостатке собственных средств предприятие может привлекать средства других организаций, которые получили название заемный капитал.
Заемный капитал это часть капитала, используемая хозяйствующим субъектом, которая не принадлежит ему, но привлекается на основе банковского, коммерческого кредита или эмиссионного займа на основе возвратности. Необходимость привлечения заемного капитала должна обосновываться предварительно сделанным расчетом потребности в оборотных средствах. В состав заемных средств входят финансовый кредит, полученный от банковских и небанковских финансово-кредитных учреждений, коммерческий кредит от поставщиков, кредиторская задолженность предприятия, задолженность по эмиссии долговых ценных бумаг и др.
В бухгалтерском учете заемные средства и кредиторская задолженность отражаются отдельно. Поэтому в широком смысле возможно выделение заемных средств и в узком смысле собственно финансового кредита. Разница между заемными средствами в широком и узком смысле представляет собой привлеченные средства. С одной стороны, привлечение заемных средств это фактор успешного функционирования предприятия, который способствует быстрому преодолению дефицита финансовых ресурсов, свидетельствует о доверии кредиторов и обеспечивает повышение рентабельности собственных средств. С другой стороны, предприятие обременяется финансовыми обязательствами. Одна из главных оценочных характеристик эффективности управленческих финансовых решений величина и эффективность использования заемных средств.
Поэтому тема курсовой работы является актуальной на сегодняшний день.
Предметом исследования в данной курсовой работе является учет заемного капитала ООО «Компания Феникс».
Объектом исследования является заемный капитал ООО «Компания Феникс».
Цель исследования в данной курсовой работе наиболее глубоко изучить особенности бухгалтерского учета заемного капитала и провести аудит данного участка бухгалтерского учета, а также бухгалтерской (финансовой) отчетности в целом.
Для достижения поставленной цели перед исследованием в данной курсовой стоят следующие задачи:
1. Рассмотреть общие вопросы организации учета заемного капитала, а именно изучить понятие и виды заемного капитала и нормативно правовое регулирование операций по их учету.
2. Рассмотреть непосредственно учет заемного капитала, а именно:
а) виды и порядок учета кредитов банка и заемных средств.
б) порядок отражения в учете расходов по оплате процентов по ссудам банков и по займам.
в) составление отчетности по учету заемного капитала и целевого финансирования.
При исследовании использовались такие методы, как изучение и анализ научной литературы, изучение и обобщение отечественной практики, сравнение, анализ и синтез.
1. ОРГАНИЗАЦИЯ ПОДГОТОВКИ АУДИТОРСКОЙ ПРОВЕРКИ
1.1 Аналитические процедуры с использованием финансовых коэффициентов
- Коэффициент абсолютной ликвидности = с. 1250 + с. 1240 / с. 1500 = ДС + КФВ / КО, (1.1)
Где ДС - денежные средства,
КФВ - краткосрочные финансовые вложения;
КО - краткосрочные обязательства.
- Коэффициент текущей ликвидности = с. 1240 + с. 1250 + с. 1230 / с. 1500 = ДС + КФВ + КДЗ / КО, (1.2)
Где ДЗ - дебиторская задолженность.
- Коэффициент критической ликвидности = с. 1200 / с. 1500 = ОА / КО, (1.3)
Где ОА - оборотные активы.
- Коэффициент независимости (автономии) = с. 1300 / с. 1700 = СК / ВБ, (1.4)
Где СК - собственный капитал;
ВБ - валюта баланса.
Коэффициент капитализации = с. 1400 + с. 1500 / с. 1400 = ЗК / СК,
Где ЗК - заемный капитал.
- Коэффициент маневренности собственного капитала = с. 1300 - с. 1100 / с. 1300 = СОС / СК, (1.5)
Где СОС - собственные оборотные активы.
7. Коэффициент обеспеченности собственными оборотными средствами = с. 1300 - с. 1100 / с. 1200 (1.6)
Для удобства анализа полученные данные оформим в таблице.
Таблица 1 Анализ показателей ликвидности и финансовой устойчивости ООО «Компания Феникс»
ПоказательЗначениеНормативОтклонение от нормыНГКГНГКГКоэффициент абсолютной ликвидности0,00100,2-0,019-0,2Коэффициент критической ликвидности0,920,820,8+0,12+0,02Коэффициент текущей ликвидности1,041,121-2+0,04+0,12Коэффициент независимости (автономии)0,040,040,5-0,46-0,46Коэффициент капитализации22,6927,21<1-21,69-26,21Коэффициент маневренности собственного капитала-1,32-0,010,2-0,5-0,62-0,21Коэффициент обеспеченности собственными оборотными средствами-0,06-0,00040,1-0,16-0,1
Анализ показателей ликвидности и финансовой устойчивости предприятия позволил выяснить, что оно практически не платежеспособно. Предприятию очень трудно рассчитываться по своим обязательствам. Темпы роста кредиторской задолженности превышают темпы роста ликвидных активов. К концу года ситуация в целом немного улучшается, но значения финансовых коэффициентов еще настолько малы, что нельзя говорить о благополучности предприятия в ближайшие 12 месяцев. Собственникам необходимо распорядиться о немедленном составлении плана мероприятий по сокращению краткосрочных обязательств. На данный момент предприятие сильно зависимо от заемных источников. Получаемая прибыль не позволяет финансировать полностью внеоборотные активы, и как результат, мы видим отрицательные значения коэффициентов - это говорит о том, что на каждый рубль, вложенный в финансирование оборотных средств существует дефицит собственного капитала[12, с.119].
1.2 Письмо о проведении аудита
Уважаемый, Геннадий Герасимович!
Вы обратились к нам с просьбой о проведении обязательного аудита финансовой (бухгалтерской) отчетности в составе: Бухгалтерский баланс, Отчет о финансовых результатах, Отчет об изменении капитала, Отчет о движении денежных средств, Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах за 2013 год. Настоящим письмом мы подтверждаем наше согласие и наше понимание данного задания. Аудит будет проведен нами с целью выражения мнения о достоверности финансовой (бухгалтерской) отчетности и соответствии порядка ведения бухгалтерского учета законодательству Российской Федерации.
Мы будем проводить аудит в соответствии с федеральными правилами (стандартами) аудиторской деятельности. Эти стандарты требуют, чтобы мы планировали и проводили аудит с целью обеспечения разумной уверенности в том, что финансовая (бухгалтерская) отчетность не содержит существенных искажений. Аудит проводится на выборочной основе и включает в себя изучение на основе тестирования доказательств, подтверждающих числовые значения в финансовой (бухгалтерской) отчетности и раскрытие в ней информации о финансово-хозяйственной деятельности. Аудит также включает оценку применяемых принципов и методов бухгалтерского учета, правил подготовки финансовой (бухгалтерской) отчетности, определение основных оценочных значений, сформированных руководством аудируемого лица, а также оценку общей формы представления финансовой (бухгалтерской) отчетности[8, с.201].
В связи с тем, что в ходе аудита применяются выборочные методы и тестирование, и в связи с другими присущими аудиту ограничениями, наряду с ограничениями, присущими любой системе бухгалтерского учета и внутреннего контроля, существует неизбежный риск того, что некоторые, даже существенные, искажения могут остаться необнаруженными.
В дополнение к аудиторскому заключению, содержащему наше мнение о достоверности финансовой (бухгалтерской) отчетности, мы планируем предоставить Вам отдельное письмо, касающееся любых замеченных нами существенных недостатков в ведении бухгалтерского учета и в системе внутреннего контроля. Напоминаем, что в соответствии с законодательством Российской Федерации ответственность за подготовку финансовой (бухгалтерской) отчетности, в том числе за раскрытие в ней необходимой информации, несет руководство Вашей организации. Это включает ведение бухгалтерского учета в соответствии с требованиями законодательства Российской Федерации, наличие и надлежащую работу средств внутреннего контроля, выбор и применение учетной политики, а также меры по сохранности и надлежащему использованию активов организации. Нам потребуются от руководства организации (и это является частью процесса аудита) официальные письменные подтверждения, касающиеся наиболее важных разъяснений и заявлений, сделанных в связи с аудитом.
Надеемся на сотрудничество с Вашими сотрудниками и на то, что нам будут предоставлены любые записи, документация и иная информация, запрашиваемая в связи с аудитом. Средства за проведение аудита, выплачиваемые на основе счетов, которые будут выставляться по мере оказания услуги, рассчитываются исходя из времени, затраченного специалистами на выполнение задания, и включают покрытие командировочных расходов. Почасовая оплата варьируется в зависимости от уровня ответственности используемых специалистов, их опыта и квалификации. Данное письмо считается действительным в будущем до тех пор, пока оно не будет изменено или заменено другим либо его действие не будет прекращено[20, с.54].
Просим Вас подписать и вернуть прилагаемый экземпляр данного письма в подтверждение того, что оно соответствует Вашему пониманию договоренности о проведении нами аудита финансовой (бухгалтерской) отчетности Вашей организации.
Аудитор Директор аудируемой компании
Пигарев Евгений Лебедев Геннадий Герасимович,
01.10.2014г. 01.10.2014г.
________________________________________
(подпись) (подпись)
1.3 Оценка надежности системы бухгалтерского учета и внутреннего контроля ООО «Компания Феникс»
Аудиторский риск состоит из трех компонентов: внутрихозяйственного риска, риска средств контроля и риска необнаружения. Иными словами, вероятностью аудиторского риска будет вероятность сложного события, заключающегося в одновременном осуществлении трех простых событий: есть существенные искажения в отчетности, система контроля их не заметила, аудиторская организация их также не обнаружила. Совместное появление нескольких случайных событий может быть представлено в виде произведения их вероятностей:
Ра = Рв х Рк х Рн (1.6)
где Ра - аудиторский риск;
Рв - внутрихозяйственный риск;
Рк - риск средств контроля;
Рн - риск необнаружения.
Первые два риска являются для аудиторской организации вероятностью присутствия ошибки в отчетности клиента, а третий риск - вероятностью необнаружения этой ошибки. Следует отметить, что применение на практике приведенной формулы нередко ставится под сомнение как аудиторами-практиками, так и научными исследователями. Основная причина состоит в том, что оценка вероятностей всегда меньше 1, а при умножении величин, которые меньше 1, всегда образуется величина, значение которой меньше любого из множителей[19, с.54].
Величина приемлемого аудиторского риска определяется до начала аудиторской проверки. Как правило, его величина указана в правилах аудиторской организации. Мировая практика показывает, что допустимое значение совокупного аудиторского риска не должно превышать 5%.
Таблица 2. Оценка надежности системы внутреннего учета и внутреннего контроля ООО «Компания Феникс»»
Содержание вопросаВариант ответовОтветСтепень надежности данного фактораОценка в баллахИнтервал оценки в баллах1. Контрольная среда1.1 Содержание
организационной структуры размеру и характеру деятельности1. Соответствует
2. Не в полной мере соответствует
3. Не соответствует1Высокая40-41.2 Разделение обязанностей и полномочий1. Единоличное руководство
2. Умеренное разделение обязанностей и полномочий
3. Широкое разделение обязанностей и полномочий2Средняя30-61.3 Отношение руководства к системе внутреннего контроля (СВК)1. Не считает необходимым
2. Понимает необходимость СВК
3. Уделяет большое внимание вопросам, связанным с внутренним контролем1Низкая20-81.4 Наличие стратегических целей развития организации1. Отсутствуют
2. Установлены частично1Низкая20-51.5 Обращение к аудиторам за консультациями по вопросам бухгалтерского учета1. Случаи обращения отсутствуют
2. Случаи обращения имели место
3. Широкое использование практики проведения консультаций1Низкая20-81.6 Установление кадровой политики1. Не установлена
2. Частично установлена
3. Установлена и проработана детально2Средняя20-41.7 Наличие должностных инструкций для всего персонала организации1. Не разработаны
2. Разработаны частично
3. Разработаны для всех должностей и утверждены 2Средняя40-62. Система бухгалтерского учета2.1 Организационная структура бухгалтерской службы1. Фирма, оказывающая бухгалтерские услуги
2. Бухгалтер
3. Бухгалтерская служба во главе с главным бухгалтером3Высокая60-62.2 Образование, опыт, квалификация персонала организации, занятого в учете1. Низкий уровень
2. Средний уровень
3. Высокий уровень2Средняя40-62.3 Текучесть кадров, занятых в учете1. Высокая
2. Умеренная
3. Низкая2Средняя20-42.4 Наличие положения об учетной политике1. Не разработано
2. Разработано2Высокая80-82.5 Соблюдение сроков утверждения учетной политики1. Соблюдается
2. Не соблюдается1Высокая40-42.6 Наличие рабочего плана счетов1. Не разработан
2. Составлен
формально
3. Разработан и утвержден2Средняя20-52.7 Наличие графика документооборота1.Отсутствует
2. Разработан и утвержден документально
3. Разработан, но не утвержден2Высокая60-62.8 Наличие должностных инструкций для персонала, занятого в учете1. Не разработаны
2. Разработаны и утверждены документально2Высокая50-62.9 Наличие положения (приказов) о порядке и сроках проведения инвентаризации активов и обязательств1. Отсутствует
2. Раскрывает порядок проведения инвентаризации в отношении не всех активов и обязательств
3. Содержит в полном объеме информацию о сроках и порядке проведения инвентаризации2Средняя30-62.10 Наличие фактов неправомерного внесения изменений в УП1. Имеются
2. Не имеются2Средняя40-62.11 Соответствие принятых элементов учетной политики требованиям действующего законодательства1. Не соответствуют
2. Ряд позиций не отвечает требованиям
3. Полностью соответствуют2Средняя40-82.12 Реакция на изменения законодательной базы, регламентирующей порядок ведения бухгалтерского учета1. Изменения не отслеживаются
2. Изменения отслеживаются и принимаются меры
3. Изменения отслеживаются, меры не принимаются3Средняя40-82.13 Соблюдение и контроль со стороны главного бухгалтера за обработкой данных, связанных с нетипичными операциями1. Не установлен
2. Установлен2Высокая40-42.14 Соблюдение графика подготовки финансовой отчетности1. Не соблюдается, отчетность сдается с опозданием
2. Соблюдается, отчетность сдается в установленные сроки2Высокая40-42.15 Организация договорной работы1 .Консультационные услуги юридических фирм
2. Наличие юридического отдела1Средняя20-63. Система налогового учета3.1 Наличие положения об УП для целей налогообложения1. Не разработана
2. Разработана2Высокая80-83.2 Ведение налогового учета1. Налоговая база определяется по данным бухгалтерского учета
2. Самостоятельная система1Средняя30-63.3 Формы регистров налогового учета1. Бумажные
2. Электронные
3. Бумажные и электронные2Средняя30-63.4 Соблюдение установленных сроков расчетов по налогам и сборам1. Не соблюдается
2. Соблюдается1Низкая20-43.5 Реакция на изменение законодательства, регламентирующего порядок ведения налогового учета1. Не отслеживается
2. Отслеживается и оперативно принимаются необходимые меры3Средняя30-64. Средства контроля4.1 Осуществление мер, направленных на ограничение доступа к активам1. Меры не принимаются
2. Меры принимаются1Средняя30-64.2 Принятие мер, направленных на ограничение доступа неуполномоченных лиц к системе документооборота и ведения бух. учета1. Меры не принимаются
2. Меры принимаются2Высокая40-44.3 Осуществление плановых и внезапных инвентаризаций1. Не осуществляются
2. Осуществляются1Низкая30-8ИТОГО БАЛЛОВ112176
Степень доверия системе учета может быть определена как отношение полученной суммы баллов согласно тесту к итоговой сумме баллов.
Исходя из этого вероятность внутрихозяйственного риска рассчитывать по формуле:
Рск = 1 - Бф / Бфмах (1.7)
где Рск риск средств контроля;
Бф - фактическое количество баллов по результатам теста учетной системы; Бфмах - максимальное количество баллов теста учетной системы.
На нашем предприятии вероятность внутрихозяйственного риска составила 0,3636 (1 - 112/176).
Для оценки внутреннего контроля заполним таблицу 3.
Таблица 3 Оценка внутрихозяйственного (неотъемлемого) риска ООО «Компания Феникс»
Факторы оценкиИнтервал оценки (баллы)Фактическая оценка (баллы)Качественная оценка1. Состояние отрасли аудируемого лица0-63С2. Стабильность законодательства0-107С3. Вид и специфика деятельности аудируемого лица0-66В4. Масштаб деятельности аудируемого лица (наличие структурных подразделение)0-55Н5. Финансовое положение аудируемого лица0-51В6. Стиль и основные принципы управления0-84С7. Кадровая политика0-42С8. Наличие кризисных явлений в экономике0-86С9. Инвестиционная деятельность0-40Н10.Состояние национальной экономики0-64С11. Состояние нормативной базы учета налогообложения0-106С12. Состояние экономики отрасли контрагентами0-85С13. Социально-экономические и политические особенности региона деятельности аудируемого лица0-42С14. Влияние мировой среды на рынок среды, учёт, контроль0-84СВсего балловМах = 92Факт = 55
Внутрихозяйственный (неотъемлемый) риск:
(1.8)
Предположим, что риск необнаружения 10%, тогда
Ра = Рск х Рк х Рн (1.9)
Ра = 0,3636 * 0,5978 * 0,10 = 2,17%
Величина аудиторского риска показывает серьезность опасности, что аудитор на основании выполненных им процедур может иметь неправильное суждение о достоверности и правильности финансовой отчетности. Аудиторский риск имеет обратную взаимосвязь с объемом информационной базы, планируемой для аудита. Чем меньше проверено документов, тем больше величина аудиторского риска, и наоборот. Величина аудиторского риска всегда находится между 0 и 100 %.
1.4 Расчет уровня существенности
Планируя аудиторскую проверку необходимо установить существенность - максимально допустимый размер ошибочной суммы, которая может быть показана в публикуемых финансовых отчетах и рассматриваться как несущественная, т.е. не вводящая пользователей в заблуждение. Определим уровень существенности на основании данных 2013 года ООО «Компания Феникс» (табл. 4)
Таблица 4. Оценка уровня существенности
Наименование показателяЗначение показателя бухгалтерской отчетности, тыс. руб.Доля, %Значение, применяемое для нахождения уровня существенности, тыс. руб.*Прибыль до налогообложения16158,05Выручка от продажи5193721038,74Валюта баланса8597021719,4Собственный капитал304810304,8Общие затраты предприятия5045621009,12Итого:--4080,11*Столбец 4 получают умножением данных из столбца 2 на показатель из столбца 3, разделенный на 100%.
Расчет уровня существенности показателей составляет:
средние арифметические показатели уровня существенности:
(8,05 + 1038,74 + 1719,4 + 304,8 + 1009,12) / 5 = 816,022 тыс. руб.
наибольшее значение от среднего отличается на:
(1719,4 816,022) / 816,022 * 100% = 110,71%
наименьшее значение от среднего отличается на:
(816,022 8,05) / 816,022 * 100% = 99,01%
Поскольку и наибольшее и наименьшее значение отличается от среднего более чем на 50%, аудиторы принимают решение отбросить его при дальнейших расчетах.
новая средняя арифметическая составит:
(1038,74 + 304,8 + 1009,12) / 3 = 784,22 тыс. руб.
наибольшее значение от среднего отличается на:
(1038,74 784,22) / 784,22 * 100% = 32,46%
наименьшее значение от среднего отличается на:
(784,22 304,8) / 304,8 * 100% = 157,29%
Так как вновь меньшее значение более чем на 50% отличается от среднего значения, отбрасываем его и заново считаем средний уровень существенности:
новая средняя арифметическая составит:
(1038,74 + 1009,12) / 2 = 1023,93 тыс. руб.
наибольшее значение от среднего отличается на:
(1038,74 1023,93) / 1023,93 * 100% = 1,45%
наименьшее значение от среднего отличается на:
(1023,93 1009,12) / 1023,93 * 100% = 1,45%
Полученную величину допустимо округлить до 1100 тыс. руб. и использовать количественный показатель в качестве значения материальности (существенности).
Различие между значениями уровня существенности до и после округления составляет:
(1100 1023,93) / 1023,93 * 100% = 7,43%
что находится в пределах 20% (единого показателя уровня существенности, который может использовать аудитор в своей работе).
Относительный уровень существенности:
(Абсолютный уровень существенности / Валюта баланса) * 100;
1100 / 85970 * 100% = 1,28%
Таким образом, абсолютный уровень существенности равен 1100 тысячи рублей, относительный 1,28%.
2. АУДИТ УЧЕТА ЗАЕМНОГО КАПИТАЛА
2.1 Цель и задачи аудита учета заемного капитала
В современных условиях структура капитала - тот фактор, который оказывает непосредственное влияние на финансовое состояние предприятия - его платежеспособность и ликвидность, величину дохода, рентабельность деятельности. Капитал всякого предприятия представляется двумя составляющими: собственными и заемными средствами, то есть собственным и заемным капиталом[11, с.58].
У многих предприятий возникает потребность в заемных средствах, и они вынуждены обращаться за помощью к различным кредиторам: банкам, кредитным организациям, частным лицам, предприятиям с устойчивым финансовым положением, имеющим свободные денежные средства. При этом возникают долговые обязательства, под которыми понимаются кредиты, товарные и коммерческие кредиты, займы или иные заимствования независимо от формы их оформления.
В учете отражение полученного кредита проходит три стадии: получение кредита; возврат кредита; начисление и уплату процентов за пользование кредитными средствами. Нередко при осуществлении этих операций возникают ошибки, связанные с неправильным оформлением кредитных отношений, учетом операций с заемными средствами и исчислением налогооблагаемой базы по налогу на прибыль.
Таким образом, основной целью аудита учета заемного капитала является выражение мнения о достоверности отражения данных на счетах бухгалтерского учета и отчетности, а также правильности ведения бухгалтерского учета по операциям, связанным с заемным капиталом.
2.2 Источники информации (проверки) учета заемного капитала
Аудитору, используя соответствующие нормативные документы, необходимо оценить состояние учета по данному участку, определиться в выборе источников информации для получения аудиторских доказательств. В качестве первичных документов аудитором могут быть отобраны выписки банка; платежные поручения; мемориальные ордера банка; выписки банка по ссудному счету; кредитные договоры; договоры залога; договоры страхования невозврата кредитов; дополнительные соглашения к кредитным договорам.
Первичные документы изучаются в тесной взаимосвязи с учетными регистрами, построение которых зависит от применяемой формы учета. При компьютеризированном учете учетными регистрами могут быть журнал-ордер по счету, карточка по счету, анализ счета, обороты по счету на определенную дату. Следует также выяснить обоснованность данных аналитического учета первичными документами. Аналитический учет по банковским кредитам на предприятии должен быть организован по видам кредитов (рублевый, валютный); банкам, у которых он был получен; целевому назначению кредитов; срокам (просроченные кредиты; кредиты, срок погашения которых еще не наступил); участию в корректировке налогооблагаемой прибыли для целей налогообложения. Изучение аудитором аналитического учета позволяет установить правильность начисления процентов по этим кредитам. Если же он не ведется, то целесообразно сгруппировать кредитные договоры по определенным признакам, а затем проверить правильность начисления и отражения в бухгалтерском учете процентов по банковским кредитам. Исследование текущего учета должно сочетаться с проверкой достоверности форм отчетности, где находят отражение показатели, касающиеся банковских кредитов (бухгалтерский баланс, отчет о финансовых результатах, пояснения к балансу и отчету о финансовых результатах, отчет о движении денежных средств, отчет об изменениях капитала). Показатели данных форм должны соответствовать синтетическому учету и увязываться между собой[14, с.74].
2.3 Общая программа и план аудита учета заемного капитала
План аудиторской проверки
Проверяемая организацияООО «Компания Феникс»
Время аудиторской проверки1.11.2014 15.12.2014 г.
Проверяемый период1.01.2013 31.12.2013 г.
Количество человеко-часов150
Руководитель аудиторской группыКозлов В.П.
Состав аудиторской группы Козлов В.П., Пигарев Е.А.
Уровень существенности1100 тысяч рублей (1,28%)
Аудиторский риск 2,17%
Таблица 5
№Перечень аудиторских процедур по разделам аудитаИсточник информацииИсполнительПримечание (рекомендуемые приемы проверки)1Аудит реальности и документированности кредитов и займовКредитные договоры с банком, договоры займаПигарев ЕвгенийДокументальная проверка2Аудит обоснованности получения кредитов и займов (источники получения заемных средствПриложения к выпискам банка, приказы руководителяПигарев ЕвгенийДокументальная проверка3Аудит целевого использования заемных средств, полноты и своевременности погашения заемных средствДокументы, подтверждающие целевое использование кредита или займа, объявления на взнос наличнымиПигарев ЕвгенийУстный опрос, документальная проверка4Аудит оценки остатков по непогашенным кредитам и займам и уплату процентов по ним (учет процентов по кредитам, участие процентов в оценке имущества и в формировании финансовых результатов)Приказ об учетной политике, выписки банка по расчетному и ссудному счетам, акты инвентаризации расчетовПигарев ЕвгенийАрифметическая проверка, документальная проверка5Аудит ведения синтетического и аналитического учета операций по кредитам и займам (применение счетов учета кредитов и займов, отражение операций получения и погашения заемных средств, соблюдение принципов формирования финансовых результатов).Мемориальные ордера, Главная книга по счетам 66 и 67, бухгалтерский баланс, пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатахПигарев ЕвгенийАрифметическая проверка, документальная проверка6Аудит отражения кредиторской задолженности:
- проверка расчетов с поставщиками и подрядчиками;
- проверка задолженности по оплате труда;
- проверка расчетов по налогам и сборам;
- проверка расчетов с внебюджетными фондами;
- проверка расчетов с прочими кредиторами.Договора, расчетно-платежные ведомости, налоговые декларации и др.Пигарев ЕвгенийАрифметическая проверка, документальная проверка
Руководитель аудиторской группы_____________ Козлов В.П.
Руководитель аудиторской компании_____________ Пигарев Е.А.
Программа аудита учета заемного капитала
Проверяемая организацияООО «Компания Феникс»
Время аудиторской проверки1.11.2014 15.12.2014 г.
Проверяемый период1.01.2013 31.12.2013 г.
Количество человеко-часов150
Руководитель аудиторской группыКозлов В.П.
Состав аудиторской группы Козлов В.П., Пигарев Е. А.
Уровень существенности1100 тысяч рублей (1,28%)
Аудиторский риск 2,17%
Таблица 6
№Перечень аудиторских процедур по разделам аудитаВремя проведенияИсполнительИсточник информации1Проверка документального оформления получения кредитов и займов1.11.2014Пигарев ЕвгенийДоговор, дополнительное соглашение2Проверка соответствия первичных документов и документов для внутренней бухгалтерской отчетности типовым формам2.11.2014-6.11.2014Пигарев ЕвгенийПервичная документация3Проверка обеспечения по кредитам и займам7.11.2014-9.11.2014Пигарев ЕвгенийДоговор кредита, договор залогового обеспечения4Проверка правильности классификации кредитов и займов10.11.2014Пигарев ЕвгенийДоговор, карточки счетов 66,675Проверка синтетического учета кредитов и займов11.11.2014-16.11.2014Пигарев ЕвгенийОбороты счетов 66, 67, 10, 01, 08, 41, 436Проверка аналитического учета заемного капитала17.11.2014-20.11.2014Пигарев ЕвгенийРегистры аналитического учета7Проверка целевого использования полученных заемных средств21.11.2014-26.11.2014Пигарев ЕвгенийДоговор, карточки счетов 66, 678Проверка соответствия данных бухгалтерских регистров данным бухгалтерской отчетности27.11.2014-30.11.2014Пигарев ЕвгенийРегистры бухгалтерского учета, Главная книга, финансовая отчетность9Проверка правильности исчисления и своевременности уплаты процентов по кредитам и займам01.12.2014-03.12.2014Пигарев ЕвгенийРегистры бухгалтерского учета, Главная книга10Проверка исчисления налога на прибыль04.12.2014-07.12.2014Пигарев ЕвгенийРегистры налогового учета, декларация налога на прибыль, отчет о финансовых результатах11Проверка правильности формирования отчета о финансовых результатах08.12.2014Пигарев ЕвгенийРегистры налогового учета, декларация налога на прибыль12Составление рабочей документации, анализ результатов проверки, формирование аудиторского заключения14.12.2014-15.12.2014Пигарев Евгений-
Руководитель аудиторской группы_____________ Козлов В.П.
Руководитель аудиторской компании_____________ Пигарев Е.А.
2.4 Методы проверки учета заемного капитала
Оценивая систему бухгалтерского учета, аудитор для получения документальных доказательств использует соответствующие методы аудита: пересчет, инвентаризацию, подтверждение, прослеживание, аналитические процедуры и др. В частности, метод арифметической проверки применяется для установления правильности расчета процентов по кредитам.
Инвентаризация позволяет проверить достоверность расчетов с банками, выявить расхождения между кредиторской задолженностью банкам по полученным ссудам, отраженным в учете и фактически имевшей место.
Для получения информации о реальности остатков на счетах учета денежных средств, расчетов, дебиторской и кредиторской задолженности аудитор получает подтверждение в письменной форме от независимой (третьей) стороны. Например, в банке можно получить справку о составе задолженности предприятия перед банком с расшифровкой по номерам кредитных договоров. В случае наличия расхождения между учетными данными и информацией третьей стороны должны быть применены дополнительные аудиторские процедуры для выяснения причин этого.
На всех этапах аудиторской проверки может быть использован такой метод, как устный опрос персонала, руководства экономического субъекта и независимой (третьей стороны). Результаты устных опросов записываются в виде протокола или краткого конспекта. Наряду с этим могут быть использованы бланки с перечнем вопросов, обеспечивающих тестирование системы внутреннего контроля[15, с.54].
Для получения доказательств способом проверки документов аудитор должен тщательно изучить внешнюю и внутреннюю документацию по кредитам и займам, установить, определены ли в приказе по учетной политике самостоятельно разрабатываемые документы по учету кредитных операций.
Существенное значение имеет использование метода прослеживания, в ходе которого аудитор проверяет отдельные нетипичные статьи и события в первичных документах и их отражение в регистрах синтетического и аналитического учета, находит заключительную корреспонденцию счетов и убеждается в том, что соответствующие хозяйственные операции правильно или неправильно отражены в бухгалтерском учете. Аудитору целесообразно изучить кредитовые обороты по аналитическим счетам, ведомостям, отчетам, синтетическим счетам, отраженные в Главной книге, обращая внимание на нетиповые корреспонденции счетов. При прослеживании выборочно могут быть проверены кредитные договора банков, с которыми они заключены впервые или формулировка которых недостаточно ясна для того, чтобы с точностью выявить источник погашения процентов.
Правильно выбранные методы позволяют аудитору выявить возможные нарушения и ошибки и наоборот, соответствующие нарушения требуют применения определенных методов.
При проверке системы бухгалтерского учета, внутреннего контроля и для последующего составления процедур аудита необходимо учитывать возможные нарушения по кредитам и займам. Ими, например, могут быть: отсутствие документов, оформляющих кредитные отношения; включение в себестоимость продукции (работ, услуг) процентов по кредитам, которые не могут быть в нее включены; нарушение принципов оценки имущества (включение в инвентарную стоимость внеоборотных активов процентов за кредит после принятия этих объектов на учет или сверх установленных норм); некорректное применение льготы по налогу на прибыль на финансирование капитальных вложении произведенных за счет кредитов; нарушение принципов формирования финансовых результатов для целей налогообложении (отсутствие корректировки прибыли на сумму затрат по оплате процентов за кредиты банков сверх учетной ставки ЦБ России увеличенной на три пункта и др.); нарушение принципов формирования финансовых результатов (отнесение на собственные источники финансирования процентов по кредитам, превышающих учетную ставку ЦБ России) и др.
3. АУДИТ БУХГАЛТЕРСКОЙ ФИНАНСОВОЙ ОТЧЕТНОСТИ
3.1 Основные нормативные документы
В состав нормативных актов, соблюдение которых является предметом данного правила (стандарта), входят законодательные и иные нормативные документы органов законодательной и исполнительной власти, которые регулируют хозяйственную и финансовую деятельность экономических субъектов:
- Гражданский кодекс РФ.
- Налоговый кодекс РФ.
- Закон РФ № 402-ФЗ от 6 декабря 2011 г. «О бухгалтерском учете» (с последующими изменениями и дополнениями).
- Положение о ведении бухгалтерского учета и отчетности в РФ (утв. Приказом МФ РФ № 34н от 26 июля 1998 г.).
- Положение по бухгалтерскому учету «Бухгалтерская отчетность организации» ПБУ 4/99 (утв. Приказом МФ РФ № 43н от 6 июля 1999 г.).
- Приказ от 02.10.2010г №66н «О формах бухгалтерской отчетности» (с изм. от 04.12.2012 г. №154н)[21, с.114].
Этими документами должны руководствоваться бухгалтерские службы экономических субъектов при составлении бухгалтерской (финансовой) отчетности.
Проверка отчетности - это в первую очередь проверка соответствия составленных форм отчетности экономического субъекта, приложений к ним и пояснительной записки, а также всех необходимых расчетов, деклараций, справок и т.д. законодательным и нормативным документам. Тем более что согласно закону «Об аудиторской деятельности» в РФ основная цель аудита состоит в подтверждении достоверности отчетности, а также ее соответствия по составу и формам действующему законодательству.
При осуществлении проверки выполнения экономическим субъектом положений законодательных и других нормативных актов, без соблюдения которых невозможно оценить достоверность бухгалтерской отчетности экономического субъекта, целью является установление требований к аудиторской фирме или аудитору, работающего самостоятельно в качестве индивидуального предпринимателя.
3.2 Цели и задачи аудита бухгалтерской (финансовой) отчетности
Под аудитом бухгалтерской отчетности понимается независимая проверка, осуществляемая аудиторской организацией и имеющая своим результатом выражение мнения аудиторской организации о степени достоверности бухгалтерской отчетности экономического субъекта.
На макроэкономическом уровне аудит выступает как элемент рыночной инфраструктуры, необходимость функционирования которого определяется следующими обстоятельствами:
бухгалтерская отчетность используется для принятия решений заинтересованными пользователями ее, в том числе руководством, участниками и собственниками имущества экономического субъекта, реальными и потенциальными инвесторами, работниками, заимодавцами, поставщиками и подрядчиками, покупателями и заказчиками, органами власти и общественностью в целом;
бухгалтерская отчетность может быть подвержена искажениям в силу ряда факторов, в частности применения оценочных значений и возможности неоднозначной интерпретации фактов хозяйственной жизни; помимо этого, достоверность бухгалтерской отчетности не обеспечивается автоматически ввиду возможной пристрастности ее составителей;
степень достоверности бухгалтерской отчетности, как правило, не может быть самостоятельно оценена большинством заинтересованных пользователей из-за затрудненности доступа к учетной и прочей информации, а также многочисленности и сложности хозяйственных операций, отражаемых в бухгалтерской отчетности экономических субъектов[10, с.47].
Целями аудита бухгалтерской отчетности является формирование и выражение мнения аудиторской организации о достоверности бухгалтерской отчетности экономического субъекта во всех существенных отношениях.
В ходе аудита бухгалтерской отчетности должны быть получены достаточные и уместные аудиторские доказательства, позволяющие аудиторской организации с приемлемой уверенностью сделать выводы относительно:
соответствия бухгалтерского учета экономического субъекта документам и требованиям нормативных актов, регулирующих порядок ведения бухгалтерского учета и подготовки бухгалтерской отчетности;
соответствия бухгалтерской отчетности экономического субъекта тем сведениям, которыми располагает аудиторская организация о деятельности экономического субъекта.
Мнение аудиторской организации о достоверности бухгалтерской отчетности может способствовать большему доверию к этой отчетности со стороны пользователей.
Вместе с тем пользователи бухгалтерской отчетности не должны трактовать мнение аудиторской организации как полную гарантию будущей жизнеспособности экономического субъекта либо эффективности деятельности его руководства.
Аудиторское заключение, содержащее мнение аудиторской организации о степени достоверности бухгалтерской отчетности, не должно трактоваться как гарантия аудиторской организации в том, что не существуют какие-либо иные (помимо изложенных в аудиторском заключении) обстоятельства, влияющие или способные повлиять на бухгалтерскую отчетность экономического субъекта.
Задачами аудита бухгалтерской отчетности являются:
а) формулировка основных требований по учету нормативных документов в ходе проверки;
б) определение действий аудитора при выявлении фактов нарушений проверяемым экономическим субъектом требований нормативных документов;
в) отражение в рабочей документации аудитора фактов нарушений требований нормативных документов[7, с.43].
При проведении аудита бухгалтерской отчетности аудитор обязан установить соответствие финансовых или хозяйственных операций экономического субъекта действующим в Российской Федерации нормативным актам. Аудитор проверяет соответствие совершенных экономическим субъектом финансовых и хозяйственных операций применяемому законодательству исключительно для того, чтобы получить достаточную уверенность в том, что бухгалтерская отчетность не содержит существенных искажений.
3.3 Учебная аудиторская проверка бухгалтерской (финансовой) отчетности за 2013 год на примере ООО «Компания Феникс»
Бухгалтерская (финансовая) отчетность ООО «Компания Феникс» представлена 5-ю формами: бухгалтерский баланс по состоянию на 31 декабря 2013 года, отчет о финансовых результатах, отчет об изменениях капитала, отчет о движении денежных средств за 2013 год и пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах за 2013 год.
Проверка отчетности по существу показала, что она полностью отвечает требованиям ПБУ 4/99 «Бухгалтерская финансовая отчетность», а именно в ней заполнены все необходимые реквизиты, указаны данные на 31 декабря предшествующего предыдущему году. Равенство итогов актива и пассива подтверждено, арифметических ошибок не выявлено.
При проверке бухгалтерской финансовой отчетности организации ООО «Компания Феникс» была произведена взаимоувязка показателей бухгалтерской финансовой отчетности между собой; со значениями Главной книги за весь проверяемый период (2013 год). Результаты проверки отображены в таблице:
Таблица 10. Взаимоувязка показателей строк форм бухгалтерской (финансовой) отчетности ООО «Компания Феникс»
ПоказательПо данным бухгалтерского балансаПроверочный показательПо данным пояснений к бухгалтерскому балансуОтклонения, примечанияБухгалтерский балансС. 1130 «Основные средства»3 080Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «ОС» (за вычетом амортизации ОС) с.5200 гр.12 - 5200 гр.133 080-С. 1210 «Запасы»17 114Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Запасы» с.5400 гр.1017 114-С. 1220826Дебетовое сальдо по счету 19 «Налог на добавленную стоимость по приобретенным ценностям»826-С. 1230 «Дебиторская задолженность»63 299Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Дебиторская задолженность» с.5510 гр. 12 с.5510 гр.1363 299-С. 1240 «Финансовые вложения»0Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Дебиторская задолженность» с.5305 гр.110-С.1250 «Денежные средства»0Отчет о движении денежных средств строка «Остаток денежных средств на конец периода» с.45000-С. 1310 «Уставный капитал»10Данные графы 3 с.3300 «Отчета о движении капитала» за отчетный год10-С. 1370 Нераспределенная прибыль (непокрытый убыток)3 038Данные графы 7 с. 3300 «Отчета об изменениях капитала»3 038-С. 1410 «Долгосрочные заемные средства»6 143Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Кредиторская задолженность» с.5550 гр. 106 143-С. 1510 «Краткосрочные заемные средства»20 412Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Кредиторская задолженность» с.5560 гр. 1020 412-С. 1520 «Кредиторская задолженность»51 361Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Кредиторская задолженность» с.5560 гр. 1051 488127Отчет о финансовых результатахС. 2110 «Выручка»51 93790.1 90.351 937-С. 2120 «Себестоимость продаж»45 702Пояснения к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах раздел «Затраты на производство» с.5600 гр. 345 702-Отчет об изменениях капиталаС. 3300 Графа 3 «Уставный капитал»10Данные строки 1310 бухгалтерского баланса, данные из Устава10-С. 3300 Графа 6 «Нераспределенная прибыль (непокрытый убыток)3 038Данные строки 1370 бухгалтерского баланса3 038-Отчет о движении денежных средствС. 4500 Остаток денежных средств на конец отчетного периода0Данные строки 1250 «Денежные средства» бухгалтерского баланса0-Итого сумма ошибки, тыс. руб.127
По окончании проверки аудитор приходит к мнению, что отчетность предприятия достоверна, так как ошибки, выявленные при взаимоувязке показателей бухгалтерской (финансовой) отчетности не превышают уровень существенности, а также остатки по счетам бухгалтерского учета (Главная книга за 2013 год) по синтетическим счетам равны показателям отраженным в отчетности.
4. АУДИТОРСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Аудируемое лицо
Общество с ограниченной ответственностью «Компания Феникс»
Аудитор
Пигарев Евгений Андреевич
Мы провели аудит прилагаемой финансовой отчетности организации «Компания Феникс», состоящей из бухгалтерского баланса по состоянию на 31 декабря 2013 года, отчета о финансовых результатах, отчета об изменениях капитала и отчета о движении денежных средств за 2013 год, других пояснений к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах.
Ответственность аудируемого лица за финансовую отчетность
Руководство аудируемого лица несет ответственность за составление и достоверность указанной финансовой отчетности в соответствии с установленными правилами составления финансовой отчетности и за систему внутреннего контроля, необходимую для составления финансовой отчетности, не содержащей существенных искажений, допущенных вследствие недобросовестных действий или ошибок.
Ответственность аудитора
Наша ответственность заключается в выражении мнения о достоверности финансовой отчетности на основе проведенного нами аудита. Мы проводили аудит в соответствии с федеральными стандартами аудиторской деятельности. Данные стандарты требуют соблюдения применимых этических норм, а также планирования и проведения аудита таким образом, чтобы получить достаточную уверенность в том, что финансовая отчетность не содержит существенных искажений.
Аудит включал проведение аудиторских процедур, направленных на получение аудиторских доказательств, подтверждающих числовые показатели в финансовой отчетности и раскрытие в ней информации. Выбор аудиторских процедур является предметом нашего суждения, которое основывается на оценке риска существенных искажений, допущенных вследствие недобросовестных действий или ошибок. В процессе оценки данного риска нами рассмотрена система внутреннего контроля, обеспечивающая составление и достоверность финансовой отчетности, с целью выбора соответствующих аудиторских процедур, но не с целью выражения мнения об эффективности системы внутреннего контроля[13, с. 54].
Аудит также включал оценку надлежащего характера применяемой учетной политики и обоснованности оценочных показателей, полученных руководством аудируемого лица, а также оценку представления финансовой отчетности в целом.
Мы полагаем, что полученные в ходе аудита доказательства представляют достаточные основания для выражения мнения с оговоркой о достоверности бухгалтерской отчетности.
Основание для выражения мнения с оговоркой
В результате проведения процедуры взаимоувязки строк бухгалтерской отчетности выяснилось несоответствие значений по строке 1520 «Кредиторская задолженность» (отклонение 127 тысяч рублей) бухгалтерского баланса со строками пояснений к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах. Также в ходе проведения аудита заемного капитала было установлено несоответствие используемых организацией ставок отчислений во внебюджетные фонды ставкам, действующим в 2013 году. Суммарное количество ошибок признано несущественными, но подлежащими обязательному исправлению.
Мнение с оговоркой
По нашему мнению, за исключением возможного влияния на бухгалтерскую отчетность обстоятельств, изложенных в части, содержащей основание для выражения мнения с оговоркой, бухгалтерская отчетность отражает достоверно во всех существенных отношениях финансовое положение организации «Компания Феникс» по состоянию на 31 декабря 2013 года, результаты ее финансово - хозяйственной деятельности и движение денежных средств за 2013 год в соответствии с установленными правилами составления бухгалтерской отчетности.
Обращаем Ваше внимание на то, что в течение как минимум 12-ти следующих после аудиторской проверки месяцев организация не способна выполнять свои обязательства.
Руководитель аудиторской организаций Козлов В.П.
15 декабря 2014 г.
м.п.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Заем выступает опорой современной экономики, неотъемлемым элементом экономического развития. Его используют как крупные предприятия и объединения, так и малые производственные, сельскохозяйственные и торговые структуры; как государства, правительства, так и отдельные граждане.
Заемные отношения в экономике базируются на определенной методологической основе, одним из элементов которой выступают принципы, строго соблюдаемые при практической организации любой операции на рынке ссудных капиталов. Основными принципами займа являются возмездность, срочность и возвратность.
В сложившейся нестабильной обстановке главенствующая роль в решении проблем, связанных с формированием рынка и развитием отечественного производства, должна принадлежать банковской системе. На данном этапе все большая роль отводится займу, который способен разрешить проблему неплатежей и нехватки оборотных средств у предприятий, подготовить ресурсы для подъема производства. В связи с этим большое значение имеет своевременный и правильный его учет.
Коммерческие банки предоставляют займы в пределах, имеющихся у них кредитных ресурсов. В зависимости от срока и назначения банковские кредиты, подразделяются на краткосрочные и долгосрочные.
Краткосрочные займы более ликвидны, чем долгосрочные и пользуются большим спросом, так как нестабильное положение в экономике страны не дает никакой гарантии в завтрашнем дне. Основными клиентами коммерческого банка, получающими краткосрочные ссуды, являются предприятия розничной торговли, а также торгово-посреднические фирмы.
Среди преимуществ долгосрочных займов можно выделить более длительный срок пользования займом, низкую процентную ставку и большую сумму займа. Данные займы используются юридическими лицами в основном на приобретение основных производственных фондов.
Усложнение банковской деятельности, внедрение новых банковских услуг, требуют укрепления надзора за достоверностью учета и отчетности, ликвидностью баланса и прибыльностью коммерческого банка, как с внешней стороны - внешний аудит, так и с внутренней - посредством создания специальных подразделений в структуре коммерческих банков.
Являясь мощным средством стимулирования развития экономики векселя, займы, облигации и целевой финансирование нуждаются в правильном бухгалтерском учете. Правильный бухгалтерский учет такого вида операций позволяет точнее знать финансовое положение предприятия, эффективность использования заемных средств.
В данной работе были подвергнуты аудиторской проверке вопросы учета займов выраженных рублях, а также учет и состав кредиторской задолженности. При рассмотрении учета заемных операций видно, как именно должен вестись учет, то есть правильное начисление процентов по займу и их выплата. Если учет на предприятии ведется правильно, то таким образом предприятие показывает истинный размер своей задолженности.
Правильность и достоверность учета займов позволяет руководителю предприятия принимать правильные решения по изменению объемов и структуры кредитов. Также позволяет анализировать рентабельность полученных средств.
Поступление заемных средств позволяет предприятию не привлекать свои денежные средства или привлекать, но в меньшей степени. Это позволяет увеличить объем производства продукции (работ, услуг).
Правильный учет позволяет выбрать наиболее удобный для предприятия вид получения дополнительных денежных средств.
По окончании проверенные руководству было предложено исправить обнаруженные ошибки в соответствии с законодательством Российской Федерации, было высказано мнение с оговоркой о достоверности бухгалтерской (финансовой) отчетности ООО «Компания Феникс».
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
- Налоговый кодекс Российской федерации (часть вторая) от 05.05.2000 №117-ФЗ (ред. от 05. 04.2016) (с изм. и доп. вспуп. в силу с 09.04.2016) [Электронный ресурс]. URL.:
- Андреев В. Д. Внутренний аудит[Текст]/ М. Финансы и статистика,2003.-464с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Богомолов А.М., Голощапова Н.А. Внутренний аудит: организация, методика проведения: Методическое пособие [Текст]/ М. : Экзамен, 2000(дата обращения: 31.05.2016)
- Бурцев В.В. Организация системы внутреннего контроля коммерческих организаций[Текст]/ М. Экзамен. 2000. 312с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Бычкова С.М. Аудит: учеб пособие для студентов, обучающихся по специальности [Текст]/ С.М. Бычкова, М. : Магистр, 2013 463 с. (дата обращения: 31.05.2016 )
- Бычкова С.М. Практический аудит [Текст]/ С.М. Бычкова, Т.Ю. Фомина, под ред. Бычковой 3-е изд., перераб. и доп. М. : Эксмо, 2012 176 с. (дата обращения: 31.05.2016 )
- Газарян А.В. Практика организации процесса аудита: практическое пособие [Текст]/ А.В. Газарян, Г.В. Соболева. М. : Бухгалтерский учет, 2013.- 176 с. (дата обращения: 31.05.2016 )
- Зырянова Т. В., Терехова О.Е. Методические подходы к внедрению внутреннего аудита в систему управления предприятием [Текст]// Экономический анализ 2007 - № 2. С. 2-13(дата обращения: 31.05.2016)
- Калиничева Р. В. Внутренний голос [Текст]// Российское предпринимательство 2007 - № 3. С. 68-71(дата обращения: 31.05.2016)
- Копытин В. Внутренний контроль в системе корпоративного управления[Текст]// Инвестиции в России 2007 - № 1 С. 41-43(дата обращения: 31.05.2016)
- Международные стандарты аудита и контроля качества. Ч. 1: Сборник: в 3 т. [Текст]/ Международная Федерация Бухгалтеров (МФБ). Киров: ООО "Кировская типография", 2014. Т. 1. 528 с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Мельник М.В., Когденко В.Г. Экономический анализ в аудите: Учеб. пособие[Текст]/ М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2014. (дата обращения: 31.05.2016)
- Мельник, М.В. Основы аудита, курс лекций с ситуационными задачами: учеб. Пособие [Текст]/ М.В. Мельник, М.Л. Макальская, Н.А. Пирожкова, - М.: Дело и сервис, 2013. 208 с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Николаенко Н. Г. Проверяй и … управляй [Текст]// Российское предпринимательство 2007 - № 5 С. 65-68(дата обращения: 31.05.2016)
- Овсейчук М.Ф. Аудит. Организация. Метод проведения[Текст]/ М.:ТОО ИНТЕЛЕТЕХ, 1996(дата обращения: 31.05.2016)
- Подольский В. Н., Поляк Г. Б., Савин А. А, Аудит[Текст]/ М. ЮНИТИ ДАНА, 2002. 654с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Подольский В.И. Аудит: учебник для студентов вузов, обучающимся по экономическим специальностям [Текст]/ В.И. Подольский, А.А. Савин, Л.В. Сотникова. М. : ЮНИТИ ДАНА, 2012. 744 с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Скобора В.В. Аудит: учеб. для вузов [Текст]/ В.В. Скобара.М.: Просвещение, 2010. - 479 с. (дата обращения: 31.05.2016 )
- Шеремет А.Д. Суйц В.П. Аудит: Учебник. 0 3-е изд. Перераб., доп.[Текст]/ М.: Инфра М, 2002. 360 с. (дата обращения: 31.05.2016)
- Ярцева Н.М. Аудит. Элементарный курс[Текст]/ М.: Экрномист, 2003. 254 с. (дата обращения: 31.05.2016)
Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета, которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», - пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы, и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.« Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего, комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание - это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, « столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками» о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией. Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy» - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что « спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. « Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», - описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», - не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства, национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого « являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: « Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску» послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. « Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. « Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», - вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, « есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», - подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «... Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. « В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: « Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может « просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», - удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы последних лет (С.С. Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, « что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством». Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, « связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов». определенном типе цивилизаций эти архаические образы и идеи оказывали различное влияние на поведенческую сферу и характер народа, переживались по-разному (быстро или медленно), были подвержены изменениям с той или иной степенью интенсивности и в результате привели к разным государственно-правовым последствиям. Причин этому, конечно, много: от географического и даже климатического положения социума (Ш. Л. Монтескье) до уровня его участия, характера и роли в мировом коммуникационном пространстве.Например, в древнерусской традиции одним из приоритетных источников, оказавших впоследствии огромное влияние на устойчивость и трансляцию национального политического и социально-правового опыта, была языческая религия. Еще в рамках дохристианских верований, ценностей и ритуалов возникает достаточно стихийно (интуитивно) свойственный российской правовой действительности, конкретизирующийся в ее дальнейшем развитии понятийный ряд: «Правда», «Кривда», «суд», «ряд», «Правь» и др. Причем «Правь» - это одна из трех (Явь, Навь) древнерусских субстанций мира, означающая истину или законы (заметьте, какая синонимия!) и управляющая именно реальным миром (Явью, а не Навью - миром потусторонним).Надо сказать, что религиозной жизни древних русов как уникальному этнокультурному феномену и источнику национальной (в том числе и государственно-правовой) самобытности не было уделено достаточного внимания в отечественной юридической литературе (исключение составляют работы по мифологии А.П. Семитко и некоторых других авторов), а ведь религия в жизни древних славян значила много, и оставлять ее в тени - значит обрекать себя на непонимание существенных черт отечественного архаического менталитета. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо даже современные юридические тексты довольно часто несут отпечаток этих « примитивных» (с позиций современного человека) представлений.В отличие от греков и римлян, традиционно считающихся (в западном мире) носителями высокой правовой культуры, древние русы не наделяли своих богов антропоморфными качествами. Они не переносили на них своих человеческих черт: боги не женились, не совершали преступлений, не судились, не хитрили и т.п. Славянские божества были скорее символами явлений природы, мифология носила в основном аграрно-природный характер. Отсюда и кажущаяся социальная инфантильность древнерусского человека, который действительно оказался напрочь лишенным конкретно-нормативных мифологических моделей, в некотором роде «предправовых (мифических) прецедентов», свойственных, например, древнегреческому архаическому сознанию. Отождествление же истины и закона в образе «Прави» (устойчивом архетипе отечественной правовой культуры), естественно, исключала из русской мифологии весы - важный и необходимый символ предправа, характерный для ранней мифологии большинства западноевропейских народов и способствующий внедрению в жизнь «гибких» регулятивных начал, через осознание индивидами Следует остановиться и еще на одной важной особенности, характеризующей языческую Русь: русы не считали себя «изделиями» Бога, его вещами, но мыслили себя его потомками. Поэтому характер взаимоотношений между древними славянами и богами был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром, а, осознавая явное родство, мыслили себя единым целым. Это была особая «жизненная тотальность» (чем, видимо, отчасти и объясняется отмеченная выше нормативно-социальная «размытость», свойственная жизненному миру древнерусского человека: способ упорядоченности и регуляции отношений был принципиально иным, чем в западных этносах, а именно, через стремление к единению, «собору» социальных, кровнородственных, природных и потусторонних сил, норм, ценностей и т.п.). И это еще одна важная черта отечественного догосудар- ственного менталитета - оформленность (уже на достаточно ранней стадии развития этнического самосознания) и устойчивость патриархально-соборных основ восприятия, понимания и оценки окружающей действительности.Обратимся к государственному периоду. Здесь следует выделить две позиции, а именно мнения С.М. Соловьева и Л.Н. Гумилева.Так, Соловьев рассматривает развитие Российского государства как единый исторический процесс, который можно и нужно дробить на множество эпох: все периоды отечественной истории сохраняют преемственность, и никакие, даже самые важные исторические события не смогли прервать «естественную нить событий, приведших к возникновению Российского государства», которое, судя по приведенной историком периодизации, возникло не ранее XIV в.В отличие от С.М. Соловьева, Л.Н. Гумилев в своей работе «От Руси до России» проводит мысль о том, что Древне-русское и Российское государство - это два разных политических образования, хотя территория, на которой они существовали, во многом совпадает. Но в этой связи самым интересным и важным (в контексте нашей работы) будет следующее утверждение: государство Древняя Русь - это неудавшееся Российское государство.Не вдаваясь в подробности данной научной дискуссии, отметим только, что Л.Н. Гумилев полагает, что в результате нашествия степных племен Древняя Русь, как уникальное образование, обладающее неповторимыми юридико-политическими и социальными характеристиками, разрушилась. На ее месте позднее возникло Российское (Московское) государство.Эта точка зрения (по многим причинам) нашла поддержку только у некоторых отечественных исследователей. Однако достаточно обстоятельно рассматривалась западными историками государства и права. Например, Э. Аннерс утверждает, что « русское государственное устройство, которое стало развиваться сначала со времен Великого Киевского княжества... однако, было прервано в эпоху позднего Средневековья завоеванием, а затем установившимся более чем на два века (1240-1480) игом татар». Более того, по мнению шведского ученого, « это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой системы страны... Татары уничтожили систему правового регулирования социального порядка». Заметим, что хотя подобное мнение по многим своим параметрам является далеко не бесспорным (в частности по отношению к уместности использования термина «иго» для обозначения монгольского влияния на Русь в рассматриваемый период), однако с позиций нашего исследования достаточно полезным. Последнее наглядно проявляется в ответе на вопрос: действительно ли исчезла древнерусская система правового регулирования или все же ее основные, базовые элементы сохранились и были «встроены» в ткань новой государственной формы Московского царства?Рассмотрение данного вопроса явно коррелирует с проблемой признания устойчивости национального правового мировидения, сохранения основ российского юридического менталитета, его проявлений и структурных элементов даже в условиях упадка, разрушения Древнерусского государства. Однако говорить об абсолютном «стирании», исчезновении сформировавшихся (естественно) политического мира, системы правового регулированияДанное положение (повторимся) имеет огромную теоретико-познавательную ценность, так как позволяет обосновать единение политически и идеологически разъединенных (часто явно искусственно) и нередко противопоставлявшихся этапов правовой истории России, ее источников, институтов и механизмов.Самодержавие, т.е. формирование сильного и достаточно авторитетного, обладающего «силой власти» центра, стоящего часто вне («мелочной») политической борьбы, считающегося легальным, легитимным и (на уровне коллективных представлений) неприкосновенным, является главной характерной особенностью политического и правового менталитета Московского государства.В отечественной истории вообще и в истории государства и права в частности исследователи традиционно фокусировали свое внимание на эпохе петровских и некоторых допетровских преобразований, достаточно часто и необоснованно оставляя в тени важные предшествующие этапы. Такой акцент как теоретически, так и методологически обеднял, даже искажал представления современников о российском правопонимании и правочувствовании, так как именно богатый событиями допетровский период раскрывает истоки собственно национального политико-правового потенциала, эксплицирует отечественные государственные и юридические ценности, установки и аттитюды, стереотипы в «чистом» виде, лишенном каких-либо (грубых) заимствований. Это естественно сложившийся, уникальный и оригинальный национальный юридический мир, с собственной символикой и структурой регулятивной системы, специфическим сочетанием нормативных и ненормативных регуляторов и имманентными формами выражения.Именно в это внешне очень спокойное время на самом деле идет напряженная работа национального духа, формируется (возможно, пока еще схематично) собственная правовая система, которая, как неосознанная, до конца не отрефлексированная юридическая традиция, по мнению автора, оказывает на современность гораздо большее влияние, чем многие последующие экономико-правовые преобразования.В этой связи сформулируем следующие положения:- Однако Г.В. Швеков писал, что влияние византийских законов на отечественное право все же происходило, но не в порядке прямого восприятия, а главным образом через посредство древнерусских церковных законов - Номоканона, Кормчей Книги. Заимствуемые правовые акты содержательно перерабатывались и приспосабливались к русскому обычному, а затем и княжескому праву.Следует отметить и еще один исторический источник формирования отечественного юридического менталитета: развитие, наполнение содержанием и смыслом основных структур российской правовой ментальности происходило в условиях отсутствия должной политической и юридической коммуникации (духовной после падения Константинополя замкнутости), что также способствовало возникновению и консервации множества патриархально-патерналистских и мессианских начал (традиций, установок, институтов) в правовой культуре российского общества.Только в полной мере учитывая вышеназванные (впрочем, как и иные) обстоятельства, можно подойти к адекватному пониманию всего комплекса причин и предпосылок, позволяющих объяснить природу национальной правовой системы, примерно с XV-XVI вв. Так, западные историки утверждают о неком радикальном повороте в генезисе отечественного права, когда «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени» (по утверждению все того же Аннерса), а « правовая система России в XIV- XV вв. уже представляет собой разительный контраст с государственным законодательством Западной Европы... Даже когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 году свое Уложение, стало ясно, насколько значительно русская техника законодательства отставала от западноевропейской ». Подобные выводы представляются, мягко говоря, недостаточно обоснованными, более того, противоречащими фактам из истории западноевропейской философско- правовой мысли. Авторитетные европейские ученые XVIII и XIX вв. признавали, что Соборное Уложение именно по уровню законодательной техники превосходило многие западноевропейские кодификации. Оно было издано на немецком, французском, латинском и датском языках. « В 1777 г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод российского Свода Законов и начал переводить его на язык «варваров-французов». Французскую юриспруденцию Вольтер оценивал как «смешную» и «варварскую», построенную на декреталиях папы и церковных нормах. Вольтер и его коллега даже внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный код??кс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для его страны». Воистину противоречивость эпох, событий, явлений в истории отечественного права и государства неизбежно порождают не менее противоречивые оценки их результатов.Памятуя об оговоренных выше охранительно-консервативных функциях правового менталитета, определяющих самобытное развитие национальной правовой культуры, вряд ли можно серьезно утверждать о безусловном влиянии пусть даже самых значимых в истории страны, внешних обстоятельств (войн, нашествий и т.д.). Наверное, более продуктивным будет поиск ответа через особую национальную рефлексию, обращение к духовному вектору развития российского правопорядка и государственности. Следуя данной исследовательской позиции, обратимся к роли центральной (государственной) власти, ее «архетипической» природе и значимости в процессе формирования юридического менталитета России.Многие парадоксы национальной истории, ее неожиданные повороты не раз демонстрировали следующее: душит» еще в зачаточном состоянии.Именно этот архетипический, по своей сути, фактор является важным методологическим ключом к пониманию и экзегезе многих событий, явлений, феноменов и парадоксов, в той или иной мере связанных с политической историей страны, развитием и функционированием ее правовой и экономической систем.Причины такого не по-гегелевски «простого» снятия гражданского общества в России обычно ищут в традиционно выделяемых исследователями, в целом придерживающимися позиции об изначальном правовом и политическом отставании страны, некой исторической ушербности ее развития, в особенностях генезиса отечественной государственности. Справедливости ради заметим, что их рассуждения не лишены некоторой (вполне соответствующей их сравнительно-европоцентристской методологической позиции) логики и смысла, несомненно, представляют интерес для предмета данной работы:- национальные государства Западной Европы зарождались и развивались при существовании самых разнообразных форм государственно-политического и социального устройства: графства, герцогства, епископии, республики разных видов (города-республики и др.), города-коммуны, «вольные» территории и т.д. Все они находились в разной степени соподчиненности, и население их было связано со своими правителями разной степенью прав и обязанностей. В отечественной же истории со времен Киевской Руси наблюдается явная унификация форм государственного устройства: по сути дела, существует только одна форма - княжества, в каждом из которых главой является князь со своими старшими дружинниками - боярами;- отдельным лицам либо целым социальным группам. Еще В.О. Ключевский отмечал, что « пространство Московского княжества считалось вотчиной его князей, а не государственной территорией: державные права их, составляющие содержание верховной власти, дробились и отчуждались вместе с вотчиной, наравне с хозяйственными статьями». Так, в 1302 г. произошло знаковое событие, важное для утверждения взгляда на землю-удел (государство) как на свою частную собственность: переяславский князь Иван Дмитриевич завещал город Переяславль и волость вместе со всем населением, оброками и ловлями как свое частное владение, «как сундук с добром и платьем» Даниле Московскому. Очевидно здесь то, что значима была не только и не столько земля, города и другие ценности материального порядка, но произошло совершенно другое - задолго до установления «самодержавия и абсолютизма» создаются и постепенно закрепляются в реальной государственной практике, отражаются в массовом политико-правовом сознании прецеденты приватизации отдельными лицами, семьями или родами самой государственной власти. Последняя же, по нашему мнению, неизбежно сопровождается и персонификацией ответственности (перед Богом и потомками своими) за «судьбы Отчизны и простого, «мизинного» люда». Вообще, московские князья уже в XIV-XVI вв. довольно «просто» распоряжались вотчинами бояр, «перебирали» их земли, лишали их отдельных привилегий, отбирали в казну и т.д. Более того, Судебник Ивана III (1497 г.), Ивана Грозного (1550 г.) и даже Соборное Уложение 1649 г. не содержат четкого юридического (легального) определения «поместья» и «вотчины». На ментальном уровне отечественного политико-правового бытия подобная ситуация неизбежно «откликается» возникновением соответствующих юридических ценностей и установок, стереотипов, символов и ритуалов, что, несомненно, сопровождается формированием адекватного ситуации стиля правового мышления как на уровне городского, «интеллектуального» меньшинства (после всего сказанного будет вряд ли корректно называть его политической элитой), так и в рамках народной традиции, представленной «молчаливым большинством» (термин А.Я. Гуревича) соотечественников. И в этом смысле абсолютно точно, «что для российского менталитета власть - это дьявольская сила»39;* Макаренко В.П. Российский политический менталитет // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 39.- закономерным финалом, апофеозом и апогеем одновременно стал следующий этап взаимоотношений российского общества и государственной (самодержавной) власти, начавшийся в 1547 г., когда торжественно совершился ритуально-символический по форме, но ментальный по сути и значению «чин венчания» Государя всея Руси Ивана IV на царствие. « Смысл церемонии заключался в том, что Иван IV «венчался» на царствие не сам по себе, а на «брак» со святой «невестой» Русью. Утверждалась следующая иерархия духовно-светского подчинения народа: наверху сам Бог, затем святая пара Иван Васильевич и Русь, которые являются «отцом и матерью» для своих детей-подданных (напомним, по «правде» равных перед ними)». А кто же между ними? Где национальная политическая, экономическая или военная аристократия, «рыцари» и «третье сословие»? Думается, что такой «средней», праводостойной и правосознающей, «скрепляющей» (по выражению Н. Эйдельмана) силы, роль которой на Западе играло, например третье сословие, в России не было, хотя бы уже потому, что она просто не вписывалась в систему координат традиционного российского юридического и политического миропонимания и мирочувствования, не отвечала социально-психологическим установкам большинства россиян. Благодаря же слабой структурированности социума, известной его социально-политической инерции, правовой «размытости» индивида в общинной среде, интересы, «помыслы» целого в России всегда представляла и представляет верховная власть - зовется ли она царской, партийной, президентской или какой-либо еще. В определенный исторический период в России сформировалось весьма специфическое (по сравнениюс имеющимися европейскими аналогами) деспотическое самодержавие, которое в тех или иных формах продержалось вплоть до 1917 г., а если говорить о государственно-правовом режиме, то, возможно, и значительно дольше. И вновь возникает мысль о преемственности государственного устройства через сохранение национального юридико-политического типа на глубинном архетипическом уровне, идентичность которого настолько устойчива, что не может быть «стерта» даже в ходе самых, казалось бы, радикальных преобразований. В итоге, следуя вышеизложенным положениям, российский юридический менталитет еще в допетровскую эпоху и задолго до «прихода» большевиков развивается в условиях господства этатистского принципа отечественной политико-правовой культуры: сильное государство - слабое («негражданское») общество,, Здесь можно вспомнить и такую банальную мысль (политический трюизм), как: положение высших классов, элиты общества всегда является следствием и показателем общего состояния народа.Известное же теоретико-методологическое положение о возможности сопоставления правовой системы с другими, столь же широкими системами - экономической, политической - с целью выявления их специфики и форм взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений, в рамках традиций генезиса российского государства обосновывается просто и в полной мере.«Общее крепостное состояние сословий» (по замечанию известного юриста, либерала Б.Н. Чичерина) продолжалось, по крайней мере «де-юре», до известного указа императора Петра III от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности. Отечественная политико-правовая история подобного акта еще не знала, хотя содержание его, как хорошо известно, довольно незамысловатое: дворяне были освобождены от обязательной государственной службы. Для России этот документ и последующие за ним екатерининские акты 70- 80-х годов XVIII в., например Жалованная грамота императрицы дворянству, в которой, опять же впервые, были предоставлены правовые гарантии собственности, правда, на свои же земельные владения, по значению своему были Magna Charta Libertatum - ожиданием новой эпохи.Появление первого (даже по весьма жестким вестернизированным юридическим меркам) свободного сословия, субъектов права, с точки зрения западного юридического опыта, европейской правовой и политической традиции, 09 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 357.должно было неизбежно вести к дальнейшему освобождению иных слоев российского населения. И с этих позиций Россия стояла на пороге великого «коперниканского» поворота всего политико-правового уклада - установления формально-правового равенства через преодоление вековой юридической деперсонификации индивида, соборного состояния общества