Тема: Инвестиции МО

• Вид работы:
  Другое по теме: Инвестиции МО
• Предмет:
  АХД, экпред, финансы предприятий
• Когда добавили:
  09.11.2017 17:08:09
• Тип файлов:
  MS WORD
• Проверка на вирусы:
  Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

• Полный текст:

  Содержание

  
  

  Введение3

  Глава 1. Инвестиции в социально-экономическом развитии муниципального образования6

  1.1. Сущность, понятие и виды инвестиций6

  1.2. Инвестиционная привлекательность муниципального образования8

  1.3. Муниципальная инвестиционная политика12

  Глава 2. Деятельность органов местного самоуправления по социально-экономическому развитию муниципального образования16

  2.1. Характеристика социально-экономического положения и организации местного самоуправления в городе Задонске Липецкой области16

  2.2. Туристско-рекреационная деятельность как направление развития города19

  Глава 3. Деятельность органов местного самоуправления по повышению инвестиционной привлекательности муниципального образования25

  3.1. Проблемы и направления совершенствования управления инвестициями в муниципальном образовании25

  3.2. Организация деятельности органов местного самоуправления по привлечению инвестиций в город Задонск Липецкой области28

  Заключение34

  Библиографический список36

  Приложения39

  
  
  
  
  
  
  

  Введение

  
  

  Российский инвестиционный рынок характеризуется в настоящее время значительными положительными тенденциями, однако, при этом многие принципиально важные вопросы остаются до сих пор не решенными. Дефицит инвестиционных ресурсов на протяжении последних лет остается одной из главных проблемой российской экономики. Здесь необходимо учитывать, что когда речь ведется об увеличении объемов инвестиций в экономику какого-либо региона, в первую очередь имеется в виду привлечение инвесторов на территорию конкретного муниципального образования. Поэтому, успех в работе с инвесторами зависит от органов местного самоуправления, от того, как выстроена система поддержки инвестиционной деятельности и привлечения инвестиций на местах.

  Попытки правительства активизировать инвестиции до сих пор не дали значительных результатов. Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ» среди полномочий органов местного самоуправления по решению вопросов местного значения выделяет необходимость принятия и организации выполнения планов и программ комплексного социально-экономического развития муниципального образования. Вступление в силу данного закона привело к значительному увеличению полномочий муниципальных образований, росту их ответственности перед местным населением. Однако лишь немногие муниципальные образования в настоящее время оказались в состоянии выполнять в полном объеме возложенные на них функции. Одной из основных причин сложившейся ситуации явилось то, что большинство муниципальных образований не обладает достаточной финансово-экономической базой, отсутствует методика самостоятельной постановки целей и задач управления инвестициями, а существующие методы управления инвестициями не достаточно ориентированы на комплексное социально-экономического развитие муниципального образования.

  Таким образом, важнейшее значение для осуществления устойчивого социально-экономического развития муниципальных образований имеет совершенствование инвестиционного процесса. Нерешенностью многих проблем организации инвестиционного процесса в России объясняется актуальность темы привлечения инвестиций для развития территории муниципального образования. В связи с этим существенно возрастает роль органов местного самоуправления в активизации инвестиционной деятельности в отношении не только объектов муниципальной собственности, но и системы местного хозяйства в целом. Условием успешного привлечения инвестиционных ресурсов и их эффективного использования является наличие целенаправленной инвестиционной политики, базирующейся на оценке и прогнозировании инвестиционного климата муниципального образования и учитывающей интересы всех участников инвестиционного процесса.

  Целью работы является изучение теоретических основ инвестиционной привлекательности муниципального образования, анализ и совершенствование деятельности органов местного самоуправления по привлечению инвестиций.

  Задачи:

  - ознакомиться с понятием, сущностью, видами инвестиций;

  - изучить содержание и критерии инвестиционной привлекательности муниципального образования;

  - рассмотреть основы формирования и реализации муниципальной инвестиционной политики;

  - проанализировать инвестиционную привлекательность города Задонска Липецкой области;

  - дать характеристику управления инвестиционными процессами органами местного самоуправления;

  - определить проблемы и направления совершенствования деятельности органов местного самоуправления по повышению инвестиционной привлекательности муниципального образования.

  Объектом исследования являются инвестиционные процессы в муниципальном образовании. Предметом исследования выступает муниципальная инвестиционная политика.

  Теоретическая значимость данной работы состоит в оптимизации и упорядочении существующей научно-методологической базы по вопросам управления инвестиционными процессами в муниципальном образовании. Практическая значимость заключается в оценке и разработке рекомендаций по совершенствованию деятельности органов местного самоуправления по повышению инвестиционной привлекательности конкретного муниципального образования.

  В ходе написания работы использовались такие методы исследования, как анализ, классификация, аналогия, обобщение, сравнение.

  Теоретическую базу исследования составили работы различных авторов по муниципальному управлению, социально-экономическому развитию муниципального образования, инвестиционной политике, экономике, финансовому и инвестиционному праву, материалы, посвященные проблемам социально-экономического развития и муниципальной инвестиционной политики, опубликованные современными профессиональными периодическими изданиями. Информационную основу работы составили официальные, учредительные, статистические, бухгалтерские, оперативные документы администрации города Задонска.

  
  
  
  

  Глава 1. Инвестиции в социально-экономическом развитии муниципального образования

  
  

  1.1. Сущность, понятие и виды инвестиций

  
  

  Реализация планов социально-экономического развития муниципальных образований, а также отдельных целевых программ требует привлечения инвестиций. Муниципальная власть заинтересована в привлечении инвестиций на свою территорию. Помимо решения конкретных задач каждого инвестиционного проекта, инвестиции обеспечивают занятость населения и пополнение местного бюджета. Деятельность органов местного самоуправления по привлечению и наиболее эффективному использованию средств, вкладываемых на территории муниципального образования, составляет суть муниципальной инвестиционной политики.

  Под инвестициями в широком смысле необходимо понимать денежные средства, имущественные и интеллектуальные ценности государства, юридических и физических лиц, направляемые на создание новых предприятий, расширение, реконструкцию и техническое перевооружение действующих, приобретение недвижимости, акций, облигаций и других ценных бумаг и активов с целью получения прибыли и (или) иного положительного эффекта.

  По объектам вложения инвестиции принято делить на портфельные и реальные.

  Портфельные (финансовые) инвестиции - вложения в акции, облигации, другие ценные бумаги, активы других предприятий. При осуществлении портфельных инвестиций инвестор увеличивает свой финансовый капитал, получая дивиденды - доход на ценные бумаги.

  Реальные инвестиции - вложения в создание новых, реконструкцию и техническое перевооружение действующих предприятий. В этом случае предприятие-инвестор, вкладывая средства, увеличивает свой производственный капитал - основные производственные фонды и необходимые для их функционирования оборотные средства.

  Для муниципальных образований основную роль играют капитальные вложения - затраты на новое строительство, расширение, реконструкцию и техническое перевооружение действующих объектов, приобретение оборудования и т.д.

  В зависимости от периода инвестирования выделяют долгосрочные (в создание и воспроизводство основных фондов, в материальные и нематериальные активы) и краткосрочные инвестиции (в оборотные средства: товарно-материальные запасы, ценные бумаги и т. д.).

  По формам собственности различают совместные, иностранные, государственные, муниципальные и частные инвестиции.

  По характеру участия различают непрямые (предполагается наличие посредника) и прямые инвестиции (прямое вложение средств в материальный объект).

  В таблице 1 приведена обобщенная классификация различных видов инвестиций.

  Таблица 1

  Классификация инвестиций

  Классификационный признакВиды инвестицийОбъект вложенияРеальные и портфельные инвестицииПериодДолгосрочные краткосрочные инвестицииФорма собственностиЧастные, муниципальные, государственные, иностранные, совместные инвестицииХарактер участияПрямые и непрямые инвестиции

  К муниципальным инвестициям относятся:

  - средства, выделенные из местного бюджета на развитие муниципального хозяйства, строительство, реконструкцию, приобретение оборудования для объектов здравоохранения, образования, культуры, физической культуры и спорта, социальной защиты населения;

  - привлеченные средства населения для осуществления конкретных инвестиционных программ и мероприятий, в том числе средства, привлеченные путем муниципального займа с выпуском муниципальных облигаций;

  - средства, привлеченные в результате концентрации денежных средств предприятий (организаций), в том числе коммерческих банков, для реализации строительных, технических и других проектов.

  Для обеспечения комплексного социально-экономического развития муниципального образования требуется рост инвестиций в его экономику и, в первую очередь, в инфраструктуру, разработка мер самой администрацией для привлечения и удержания инвестиций, усиление влияния инвестиций на улучшение условий жизнедеятельности населения и конкурентного положения и финансовых результатов хозяйствующих субъектов муниципального образования.

  
  
  

  1.2. Инвестиционная привлекательность муниципального образования

  
  

  Понятие «инвестиционная привлекательность» означает наличие определенных условий инвестирования, которые влияют на предпочтения инвестора в выборе того или иного объекта инвестирования.

  В качестве основных составляющих инвестиционной привлекательности выделяются инвестиционный потенциал, который является количественной характеристикой инвестиционной привлекательности, и инвестиционный риск, представляющий ее качественную характеристику. Однако, при этом стоит учитывать, что на предпочтения инвестора влияет гораздо более широкий круг факторов. Поэтому, процесс повышения инвестиционной привлекательности - это творческий процесс, требующий индивидуального подхода.

  Инвестиционный потенциал территории характеризуется совокупностью объективных предпосылок для осуществления инвестирования, которые могут быть измерены и выражены в виде количественных показателей. Наиболее значимыми для оценки инвестиционного потенциала территории признаются следующие факторы:

  - ресурсно-сырьевой потенциал, то есть обеспеченность запасами основных видов природных ресурсов: минерально-сырьевых, земельных, водных, лесосырьевых, рекреационных;

  - производственный потенциал - показатель учитывающий уровень и структуру валового продукта территории, долю убыточных предприятий, уровень производства промышленной продукции на душу населения, долю затрат на воспроизводство основных фондов, он отражает совокупный результат хозяйственной деятельности на анализируемой территории;

  - потребительский потенциал выражает совокупную покупательную. способность населения муниципального образования и измеряется денежными доходами в среднем на душу населения, соотношением доходов 10 % наиболее и наименее обеспеченного населения, среднемесячной заработной платой работников в экономике, соотношением среднедушевых денежных доходов к прожиточному минимуму, долей платных услуг в денежных расходах населения;

  - инфраструктурный потенциал отражает экономико-географическое положение территории и развитие ее инфраструктуры;

  - институциональный потенциал отражает степень развития ведущих институтов рыночной экономики и выражается через количество кредитных организаций, их совокупный уставной капитал, величину долей государственных, частных и смешанных предприятий;

  - трудовой потенциал выражается через показатели численности трудоспособного населения, численность экономически активного населения, уровень безработицы, естественный прирост на 1000 жителей, средней продолжительности жизни населения, уровень миграции населения;

  - финансовый потенциал территории, характеризуется прибыльностью предприятий, объемом налоговой базы, доходностью бюджета муниципального образования.

  Инвестиционный риск отражает целесообразность осуществления капиталовложений на данной территории, вероятность потери инвестиций или дохода от них. Инвестиционный риск характеризуется следующими составляющими:

  - экономический риск - показатель, отражающий тенденции в экономическом развитии территории;

  - политический риск отражает тенденции политической жизни территории;

  - социальный риск характеризует уровень социальной напряженности;

  - экологический риск связан с уровнем загрязнения окружающей среды;

  - криминальный риск отражает уровень преступности в муниципальном образовании с учетом тяжести совершаемых преступлений.

  В отличие от факторов инвестиционного потенциала, инвестиционный риск - более динамичная характеристика, способная измениться в сравнительно короткий промежуток времени.

  В настоящее время существует несколько подходов к определению инвестиционной привлекательности территории:

  - сопоставление величин реальных и нормативных капиталовложений;

  - расчет простого индекса инвестиционной привлекательности по отношению реальных и нормативных капиталовложений;

  - расчет расширенного индекса инвестиционной привлекательности, который определяется как среднее геометрическое индексов инвестиционной привлекательности и объема капиталовложений.

  Работа по повышению инвестиционной привлекательности территории муниципального образования зависит от инвестиционной политики государства и субъекта федерации, и призвана дополнять и углублять ее всеми доступными средствами. В настоящее время актуально тесное сотрудничество органов местного самоуправления на территории муниципального образования с корпоративными структурами, объединениями крупного, среднего и малого бизнеса, отраслевыми и межотраслевыми объединениями, различными ассоциациями, политическими и общественными объединениями.

  
  
  
  

  1.3. Муниципальная инвестиционная политика

  
  

  Администрации муниципальных образований играют существенную роль в поддержке и стимулировании инвестиционной деятельности на своих территориях. Реализация планов социально-экономического развития муниципальных образований, а также отдельных целевых программ требует привлечения инвестиций. Муниципальная власть заинтересована в привлечении инвестиций на свою территорию. Кроме решения конкретных задач каждого инвестиционного проекта, инвестиции обеспечивают занятость населения и пополнение местного бюджета. Деятельность органов местного самоуправления по привлечению и наиболее эффективному использованию средств, вкладываемых на территории муниципального образования, составляет суть муниципальной инвестиционной политики. Инвестиционная политика - это один из инструментов местной власти, который может оказать существенное влияние на состояние инвестиционной привлекательности муниципального образования.

  Для привлечения инвестиций на территорию муниципального образования необходимы как объективные, так и субъективные условия и предпосылки. К объективным относятся реальные экономико-географические и иные факторы, связанные с расположением территории, и представляющие собой инвестиционный потенциал. К субъективным факторам относится деятельность муниципальной власти по раскрытию инвестиционного потенциала и привлечению инвестиций на свою территорию. Данная деятельность может протекать в двух направлениях.

  В первом случае, когда в качестве инвесторов выступают организации немуниципальной формы собственности, роль органов местного самоуправления сводится к созданию благоприятных условий для инвестиционной деятельности. Это предполагает:

  - исследование инвестиционного потенциала территории муниципального образования и представление его результатов потенциальным инвесторам, так называемый маркетинг территории;

  - выделение земельных участков для строительства, обеспечение возможности подключения к инженерным и транспортным коммуникациям, а для жилищного строительства - предоставление инфраструктурно подготовленных площадок;

  - экспертиза и согласование проектной документации на строительство с точки зрения интересов местного сообщества;

  - установление льгот по уплате местных налогов, льготных условий пользования землей и другими природными ресурсами, находящимися в муниципальной собственности;

  - защиту интересов инвесторов;

  - расширение использования средств населения и иных внебюджетных источников для финансирования жилищного и социально-культурного строительства.

  Во втором случае органы местного самоуправления напрямую участвуют в инвестиционной деятельности. Наряду с перечисленными мерами по созданию благоприятных условий для инвестирования, такое участие предполагает:

  - использование средств местных бюджетов для полного или частичного финансирования инвестиционных проектов;

  - разработку и утверждение инвестиционных проектов, осуществляемых за счет или с участием бюджетных средств;

  - привлечение для инвестиционной деятельности кредитных ресурсов путем выпуска муниципальных займов;

  - проведение конкурсов исполнителей, экспертизы и отбора инвестиционных проектов;

  - контроль целевого и эффективного использования средств местных бюджетов, направляемых на капитальные вложения, который осуществляют уполномоченные органы местного самоуправления.

  Важным направлением инвестиционной политики органов местного самоуправления является работа по включению инвестиционных проектов, необходимых для жизнеобеспечения муниципального образования, в федеральные и региональные инвестиционные программы. Эта работа особенно актуальна для таких сфер, как снос ветхого жилья, коммунальная энергетика, социальная сфера и т.п.

  Существует определенная методика привлечения инвестиций в экономику муниципального образования, состоящая из определенных этапов:

  1. Сбор статистических данных о внешней среде и оценка степени инвестиционной привлекательности (непривлекательности) муниципального образования позволяет дать первоначальную оценку конкурентного потенциала муниципального образования.

  2. Анализ внутренних производственных возможностей муниципального образования: состояния и перспектив использования производственных ресурсов, качества трудовых ресурсов, размеров финансовых, энергетических, природных и информационных ресурсов.

  3. Определение целей развития, основных конкурентов и разработка основных стратегий использования имеющихся ресурсов и концепции повышения конкурентоспособности муниципального образования.

  4. Определение конкретных путей достижения целей, разработка конкретных планов - графиков реализации мероприятий по привлечению инвестиций на территорию муниципального образования. В связи с этим целесообразно использовать SWOT - анализ, который позволяет определить стратегические направления инвестиционной деятельности, ее сильные стороны и внешние возможности.

  5. Реализация проектов, предполагающая организацию оперативного управления проектами; финансового обеспечения их реализации; кадрового обеспечения; управления по отклонениям.

  Политика привлечения инвестиций на территорию муниципального образования является составляющей частью политики экономического развития муниципального образования. Разработка методики привлечения инвестиций на территорию муниципального образования - одно из центральных звеньев системы стратегического и среднесрочного муниципального планирования.

  Таким образом, управление инвестиционной привлекательностью муниципального образования предполагает целенаправленное воздействие муниципальных властей на условия, повышающие надежность и эффективность инвестиций, обеспечение прозрачности деятельности на всех уровнях, протекционизм по отношению к эффективным инвесторам.

  Вывод. Инвестиции представляют собой денежные средства, ценности, вкладываемые с целью получения прибыли и (или) иного положительного эффекта. Для муниципальных образований главное значение имеют капитальные вложения. В качестве основных составляющих инвестиционной привлекательности выделяются инвестиционный потенциал и инвестиционный риск. Деятельность органов местного самоуправления по привлечению и наиболее эффективному использованию инвестиционных ресурсов составляет суть муниципальной инвестиционной политики.

  
  

  Глава 2. Деятельность органов местного самоуправления по социально-экономическому развитию муниципального образования

  
  

  2.1. Характеристика социально-экономического положения и организации местного самоуправления в городе Задонске Липецкой области

  
  

  Город Задонск - административный центр Задонского района Липецкой области. Задонск является историческим городом, возникновение его относится к первой половине 17 века.

  Численность населения города на начало 2016 года составляет 9631 человек.

  Промышленность города представлена предприятиями пищевой промышленности: сахарный завод, завод по розливу минеральных вод, хлебозавод, мясной цех. Продукция пищевой и перерабатывающей промышленности - хлебобулочные изделия, безалкогольные напитки, мясные и колбасные изделия. Жилищно-коммунальное хозяйство города представлено ООО «Коммунсервис» и ООО «Водоканал», основной задачей которых является жизнеобеспечение населения. Водоснабжение города осуществляется из артезианских скважин.

  Транспортная система Задонска представлена двумя городскими маршрутами автобусов, двенадцатью пригородными и двумя междугородними. Задонск соединен автобусным сообщением с селами Задонского района и областным центром Липецком. Также через Задонскую автостанцию следуют транзитные автобусы. Задонск находится в 25км от железнодорожной станции Улусарка на линии Елец-Касторное.

  Связь в городе представлена Задонским центром услуг связи ЦКТО г. Задонск Липецкого филиала ОАО «Центртелеком».

  Медицинская сеть Задонска, представленная МУЗ Задонская ЦРБ, постоянно находится в состоянии реструктуризации, направленной на обеспечение оптимальных условий оказания медицинской помощи населению с учетом изменяющейся демографической обстановки, показателей заболеваемости и потребности жителей города в своевременном получении конкретных видов качественной медицинской помощи. В настоящее время обеспеченность врачами составляет более 60%, средним медицинским персоналом - 85%. Мощность поликлиники составляет 350 посещений в смену.

  Система образования в городе представлена двумя общеобразовательными школами и четырьмя дошкольными учреждениями. В городе функционирует четыре учреждения дополнительного образования: Детская юношеская спортивная школа, Центр детского творчества, Центр технического творчества, Детская школа искусств. Профессиональное образование представлено Задонским колледжем механизации и электрификации сельского хозяйства, филиалами высших учебных заведений.

  Сфера культуры города Задонска представлена муниципальным учреждением культуры «Задонский центр культуры и досуга», в который входят Дом культуры и Городская библиотека, а также музеем.

  В городе функционирует плавательный бассейн, в котором открыт фитнесс-клуб, функционирует тренажерный зал.

  В настоящее время в Задонске функционируют более 120 объектов розничной торговли и общественного питания. На территории города функционирует универсальный рынок на 986 мест. В городе насчитывается порядка тридцати объектов бытового обслуживания: парикмахерские, предприятия по индивидуальному пошиву и ремонту швейных изделий, мастерские по ремонту часов, фотоателье, приемные пункты по печати цветных фотографий, мастерские по ремонту обуви, мастерские по ремонту и техническому обслуживанию бытовой радиоэлектронной аппаратуры, бытовых машин и приборов и другие.

  Город Задонск - один из древнейших и красивейших русских городов, обладает уникальным историко-культурным потенциалом. Он известен в России как один из центров православной культуры: три монастыря (Богородицкий, Тюнинский, Свято-Тихоновский), Святой источник, гробница с нетленными мощами святителя Тихона Задонского, почти каждое второе здание в центре города - памятник истории и архитектуры.

  Муниципальную власть в Задонске возглавляет глава администрации г.Задонска. В структуру администрации входят заместитель главы администрации, отдел городского хозяйства, отдел финансов, организационно-правовой отдел, главный специалист по ГО и ЧС (рисунок 1).

  
  

  Рисунок 1. Структура администрации г. Задонска

  
  

  Разработка и реализация муниципальной инвестиционной политики возложена на отдел финансов администрации. Отдел финансов в соответствии с разработанным положением (приложение 1) осуществляет следующие функции:

  - разрабатывает проект бюджета, организует исполнение и исполняет бюджет, осуществляет контроль за исполнением бюджета и составляет отчетность об исполнении бюджета;

  - обеспечивает систематический контроль за ходом исполнения смет расходов, состоянием расчетов с предприятиями, организациями и лицами, сохранностью денежных средств и материальных ценностей;

  - осуществляет ведение реестра расходных обязательств;

  - обеспечивает правильную организацию бухгалтерского учета;

  - осуществляет предварительный контроль за своевременным и правильным оформлением документов и законностью совершаемых операций.

  
  
  

  2.2. Туристско-рекреационная деятельность как направление развития города

  Липецкая область - одна из наиболее успешных и динамично развивающихся областей современной России, занимающая лидирующие позиции в Российской Федерации по многим социально-экономическим показателям. Область десять лет входит в группу лидеров среди субъектов Российской Федерации в рейтинге инвестиционной привлекательности.
  Совершенствование законодательной базы, снижение инвестиционных рисков, наличие подготовленных инвестиционных площадок стало основой устойчивого притока инвестиций в экономику области. Доля инвестиций в валовом региональном продукте составляет более 30%. Приоритетными направлениями для привлечения инвестиций являютсяавтомобилестроение, машиностроение, пищевая переработка, фармация, биотехнологии.
  В таблице 2 представлена информация о распределении инвестиций в городе Задонске Липецкой области по отраслям и сферам деятельности.

  Таблица 2

  Инвестиции в отрасли экономики

  Отрасль, млн. рублей20152014ДинамикаТемп роста 2015 к 2014Сельское хозяйство2240,71352,5888,2166Промышленность45,311,134,2408Строительство1087,11032,754,4105Торговая деятельность35,418,716,7189Общественное питание32,799,8-67,133Здравоохранение13,618,9-5,372Образование40,117,922,2224Прочие услуги73,64,469,21672

  Таким образом, можно сделать вывод, что основная доля инвестиционных средств вкладывается в развитие сельского хозяйства и строительства. По всем отраслям экономики происходит постоянное увеличение объема инвестирования, за исключением сферы общественного питания, объем инвестиций в которую сократился в 2015 году в сравнении с 2014 годом в три раза. Рисунок 2 графически отражает доли инвестиций в каждую отрасль и сферу в их общем объеме.

  Рисунок 2. Распределение инвестиций по отраслям экономики

  
  

  Привлечение инвестиций- приоритетное направление развития области. Липецкая область - одна из самых благоприятных территорий для развития бизнеса. За последние десять лет объем инвестиций в сопоставимых ценах увеличился в 4 раза. Таблица 3 отражает информацию о росте инвестиций в основной капитал в городе Задонске Липецкой области.

  Таблица 3

  Динамика инвестиций в основной капитал

  Показатель201320142015Темп роста инвестиций в основной капитал, %100,2101101,2

  На рисунке 3 наглядно показано, каким образом происходит рост инвестиций.

  Рисунок 3. Динамика роста инвестиций в основной капитал

  
  

  Данные таблицы и графика показывают, что в Задонске наблюдается постоянный рост инвестиций в основной капитал, которые являются главными для любого муниципального образования.

  По объему инвестиций на душу населенияЛипецкая область занимает 5 место в ЦФО и 23 место среди субъектов РФ.Данные об объеме инвестиций на душу населения в городе Задонске Липецкой области представлены в таблице 4.

  
  

  Таблица 4

  Объем инвестиций на душу населения

  Показатель201320142015Объем инвестиций в основной капитал в расчете на одного жителя, рублей253544216352513

  Таким образом, можно сделать вывод о постоянном росте объема инвестиционных средств на одного жителя города Задонска, что наглядно отражает график, представленный на рисунке 4.

  Рисунок 4. Динамика показателя объема инвестиций на душу населения

  
  

  В области реализуется инвестиционная стратегия на период до 2020 года, обеспечивающая системный подход в определении направлений для динамичного развития области.

  Для инвесторов созданы и функционируют специальные территории с особыми условиями осуществления хозяйственной деятельности: особые экономические зоны федерального и регионального уровней, индустриальные парки. Активно поддерживаются проекты с использованием механизмов государственно-частного партнерства.

  Город Задонск обладает высоким потенциалом для развития туризма. Основой развития туристско-рекреационного потенциала города является богатейшее историко-культурное наследие, а также динамично развивающийся культурно-досуговый комплекс города. В последние годы в Задонске благодаря работе в области развития рекреационных возможностей территории города существенно увеличился приток туристов. Развитие туризма оказывает стимулирующее воздействие на такие секторы экономики, как транспорт, связь, торговля, строительство, производство товаров народного потребления, и составляет одно из наиболее перспективных направлений экономики города. Благодаря развитию туризма создаются рабочие места, развиваются коммуникационные системы, обогащается культура местного населения.

  В таблице 5 представлен анализ состояния и перспектив развития индустрии туризма в городе Задонске.

  Таблица 5

  SWOT-анализ туристской индустрии Задонска

  Сильные стороны:

  Выгодное экономико-географическое положение.

  Благоприятные природно-климатические условия.

  Наличие особо охраняемых природных территорий.

  Мощное историко-культурное наследие, включая духовно-религиозный потенциал.

  Наличие трудовых ресурсов

  Слабые стороны:

  Низкий уровень развития общественного питания.

  Низкий уровень развития культурно-развлекательных услуг.

  Низкий уровень и темпы рекламной деятельности в целях продвижения ОЭЗ туристско-рекреационного типа.

  Отсутствие квалифицированных кадров для ведения туристического и гостиничного бизнеса.

  Не налаженное производство и реализация сувенирной продукции.Возможности:

  Создание собственного турагентства, установление связей с турагентствами.

  Строительство новых гостиничных комплексов, культурно-развлекатель-ных центров. Привлечение инвесторов.

  Эффективное продвижение ОЭЗ «Задонщина» с помощью качествен-ной рекламы. Налаживание производ-ства и реализация сувенирной продукции.Угрозы:

  Отсутствие инвесторов.

  Отсутствие туристов.

  С учетом задач, стоящих перед городом, разработана стратегия развития туризма на территории муниципального образования городское поселение город Задонск до 2020 года, которая основывается на комплексной оценке тенденций и проблем развития туристского рынка в регионе и определяет приоритеты его развития в городе Задонске.

  Туристско-рекреационный вид деятельности является одним из стратегических направлений развития города Задонска в целом и перспективным видом хозяйственного освоения ее отдельных территорий. Одним из приоритетных направлений развития выбрано создание и развитие особой экономической зоны туристско-рекреационного типа «Задонщина». Успешная реализация проекта будет способствовать росту инвестиционного потенциала и притоку инвестиций в Липецкую область в целом.

  Таким образом, город Задонск известен в России как один из центров православной культуры. Муниципальную власть в Задонске возглавляет глава администрации г. Задонска. В структуру администрации входят заместитель главы администрации, отдел городского хозяйства, отдел финансов, организационно-правовой отдел, главный специалист по ГО и ЧС. Город Задонск обладает высоким потенциалом для развития туризма. С учетом задач, стоящих перед городом, разработана стратегия развития туризма на территории муниципального образования городское поселение город Задонск до 2020 года, которая основывается на комплексной оценке тенденций и проблем развития туристского рынка в регионе и определяет приоритеты его развития в городе Задонске. Туристско-рекреационный вид деятельности является одним из стратегических направлений развития города Задонска. Одним из приоритетных направлений развития выбрано создание и развитие особой экономической зоны туристско-рекреационного типа «Задонщина».

  
  
  

  Глава 3. Деятельность органов местного самоуправления по повышению инвестиционной привлекательности муниципального образования

  
  

  3.1. Проблемы и направления совершенствования управления инвестициями в муниципальном образовании

  
  

  Одна из задач, стоящих в настоящий момент перед муниципальными образованиями, - создание условий для повышения качества жизни населения. При этом в условиях нынешней финансовой несостоятельности муниципальных образований ее невозможно решить без привлечения инвестиций в реальные секторы экономики. В то же время согласно множеству данных сегодня муниципалитеты не готовы организовать деятельность по привлечению инвестиций на свою территорию.

  Полученные данные свидетельствуют, что у муниципальных служащих, участвовавших в опросе, отсутствует единое понимание того, что является мерой поддержки привлечения инвестиций, как оценить и куда (в какие секторы) эти инвестиции привлекать, в чем заключаются конкурентные преимущества муниципального образования, в котором они живут и работают.

  Инвестиционная активность муниципалитетов зависит, прежде всего, от кадрового потенциала органов местного самоуправления, уровня их профессионализма и подготовки в рассматриваемой сфере. В случае если у органов местного самоуправления нет понимания, для чего использовать территорию в приоритетном порядке, достичь планомерного и результативного социально-экономического развития муниципального образования невозможно. Кроме того, успех будут иметь лишь те муниципальные образования, администрация которых не только содействует инициаторам проектов, но и активно ищет новые рыночные ниши, предлагая свои возможности.

  Один из главных факторов, влияющих на инвестиционный климат, - существующая система законодательства, которая определяет нормативно-правовой режим инвестиционной деятельности и регламентирует принципы и механизм взаимоотношений инвесторов с органами государственной власти и местного самоуправления с одной стороны и иными участниками экономических отношений и субъектами хозяйствования - с другой. Важнейшим нормативно-правовым актом, регулирующим инвестиционную деятельность в Российской Федерации, является Федеральный закон «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений». Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» среди полномочий органов местного самоуправления выделяет необходимость принятия и организации выполнения планов и программ комплексного социально-экономического развития муниципальных образований, учитывающих, прежде всего, инвестиционную составляющую. В то же время далеко не во всех муниципальных образованиях эта составляющая учитывается. Кроме того, необходимо не только удовлетворять потребность в программах поддержки предпринимателей, но и повышать уровень их информированности о существовании таких программ в муниципальном образовании. Инвестиционная стратегия должна быть ясной, с обозначением приоритетов инвестиций в муниципальном образовании (приложение 2).

  Необходимо в обязательном порядке предусмотреть меры, направленные на повышение уровня квалификации муниципальных служащих в сфере привлечения инвесторов на территории. Создание единого стандарта организации работ по привлечению инвестиций позволит выработать определенный алгоритм в работе с инвесторами и улучшить инвестиционный климат.

  Оценка состояния управления инвестиционными процессами органами местного самоуправления дает возможность определить направления его совершенствования:

  - уточнение организационной структуры местных органов управления инвестициями и перечня выполняемых ими функций;

  - приведение муниципальных правовых актов по управлению инвестиционными процессами в единую систему, подчиненную приоритетам социально-экономического развития территории;

  - активизация использования органами местного самоуправления таких методов управления инвестициями, как экономические методы прямого участия;

  - ориентация органов местного самоуправления на использование синергетического подхода.

  Подход к поиску и привлечению инвесторов на территорию в настоящее время существенно отличается от советского периода, когда такие решения принимались на уровне государственного планирования. Сейчас же этот процесс носит стихийный характер и его результат во многом зависит от случайных факторов. Придание процессу привлечения инвесторов на территорию системного характера требует использования современных маркетинговых технологий.

  3.2. Организация деятельности органов местного самоуправления по привлечению инвестиций в город Задонск Липецкой области

  
  

  Одной из важных задач в области экономической политики города Задонска является создание благоприятного инвестиционного климата. Привлечение внешних инвестиций и оптимизация расходов позволит интенсивно развивать инфраструктуру города, что призвано способствовать улучшению качества жизни горожан, решению важнейших вопросов местного значения. Задонск предоставляет потенциальным инвесторам возможность реализации коммерчески эффективных проектов в сфере строительствафизкультурно-оздоровительной, торгово-развлекательной, жилищной, офисной и гостиничной недвижимости.

  Особая экономическая зона регионального уровня туристско-рекреационного типа «Задонщина» была образована в декабре 2006 года. В нее вошли 11 сельских и 1 городское поселение. В настоящее время зарегистрировано 9 участников особой экономической зоны по инвестиционным проектам (приложение 3).

  Сервисными объектами строительства ОЭЗ туристско-рекреационного типа «Задонщина» являются гостиницы на 100-300 мест; рестораны и кафе, оздоровительные центры, теннисные корты, автостоянки с автосервисом, дополнительные АЗС, также предполагается реконструкция существующих объектов индустрии туризма и рекреации.

  В таблице 6 представлена основная информация, характеризующая процесс привлечения инвестиций в ОЭЗ ТРТ «Задонщина» и его результаты.

  
  
  
  
  
  

  Таблица 6

  Показатели инвестиционного проекта ОЭЗ ТРТ «Задонщина»

  ПоказательЕдиница измерения20152014ДинамикаТемп роста 2015 к 2014Количество участниковединиц990100Объем инвестициймлн. рублей42,81116,1-7337Создано рабочих местчеловек55478117Налоговые и неналоговые доходы в бюджеттыс. рублей4101,724861616165

  По данным таблицы можно сделать следующие выводы:

  - основной этап инвестирования проекта приходится на 2014 год, в 2015 году средства в проект продолжают вкладываться, но их объем сократился практически в три раза;

  - происходит постоянное увеличение количества новых рабочих мест, создаваемых в ходе реализации инвестиционного проекта;

  - доходы в бюджет от деятельности участников инвестиционных проектов постоянно увеличиваются, в 2015 году в сравнении с 2014 годом они выросли на 65%.

  Реальными результатами освоения проекта особых экономических зон регионального уровня стали рост внутреннего и въездного туризма, усиление инвестиционной привлекательности как для представителей малого и среднего бизнеса, так и для более крупных компаний, действующих в сфере туристического, гостиничного, торгово-развлекательного бизнеса.

  В 2011 году Липецкая область вошла с инвестиционным предложением по созданию на территории области туристских кластеров в федеральной целевой программе «Развитие внутреннего и въездного туризма в Российской Федерации (2011-2018 годы)». Общий объем проекта составляет 7190,4 млн. рублей, в том числе средства федерального бюджета - 1920,0 млн. рублей, средства областного бюджета - 526,4 млн. рублей, внебюджетные источники - 4744,0 млн. рублей. Проект представляет собой создание и развитие двух кластеров - туристско-рекреационного кластера «Елец» и автотуристического кластера «Задонщина», которые сформированы на основе государственно-частного партнерства.

  Основная цель создания кластера «Задонщина» заключается в образовании конкурентно способного туристско-рекреационного комплекса, что позволит привлечь инвестиции более двух миллиардов рублей. На территории кластера планируется создать внесезонный туристический комплекс, ориентированный на развитие лечебно-оздоровительного, культурно-познавательного, религиозного, экологического, сельского и других видов туризма. Планируется строительство объектов размещения, питания, торгово-развлекательных объектов, объектов конференциальной и сервисной инфраструктуры, лечебно-оздоровительных объектов, объектов бытового обслуживания.

  Для реализации инвестиционного проекта АТК «Задонщина» было запланировано привлечение средств в объеме 1640 млн. рублей в 2014 году и на такую же сумму в 2015 году (таблица 7). Однако фактически в 2014 году было привлечено всего 0,2% от запланированной суммы инвестиций. В 2015 году данный показатель вырос и достиг почти двух процентов.

  Таблица 7

  Показатели инвестиционного проекта АТК «Задонщина»

  ПоказательЕдиница измерения20152014ДинамикаТемп роста 2015 к 2014Плановый объем инвестициймлн. рублей164016400100Фактический объем инвестициймлн. рублей32,23,629894Таким образом, можно сделать вывод реализация проекта идет медленными темпами, привлечение инвестиций осуществляется в крайне малых объемах.

  Проект создания кластера «Задонщина» реализуется с применением механизмов государственно-частного партнерства (ГЧП), который представляет собой особую систему экономических отношений между государством и бизнесом, целью которых является объединение опыта, умений и ресурсов партнеров для удовлетворения общественных потребностей при помощи использования государственной (муниципальной) собственности, природных ресурсов и привлечения частных компаний к видам деятельности, находящимся в компетенции государства.

  Таблица 8 дает представление об участии различных источников в инвестиционной деятельности города Задонска Липецкой области.

  Таблица 8

  Распределение инвестиций по источникам финансирования

  Источник финансирования, млн. рублей20152014ДинамикаТемп роста 2015 к 2014Особая экономическая зона43319,7-276,713Малый бизнес179,4267,2-87,867Бюджет473,4275,3198,1172Всего инвестиций3586,52556,11012,4140

  Данные таблицы свидетельствуют о значительном снижении инвестиций за счет средств участников ОЭЗ и предпринимательства. Так, привлечение инвестиций по направлению финансирования участниками ОЭЗ сократилось в 2015 году в сравнении с 2014 годом более, чем в 7 раз, а привлечение инвестиционных ресурсов малого бизнеса уменьшилось в полтора раза. Стабильным источником привлечения инвестиций являются бюджетные средства, объем которых постоянно растет.

  На рисунке 5 представлена информация о распределении источников финансирования инвестиций в их общем объеме.

  
  

  Рисунок 5. Распределение инвестиций по источникам финансирования

  
  

  Таким образом, наглядно видно, что главным источников привлечения инвестиций в город Задонск Липецкой области являются бюджетные средства.

  Инвесторы туристского кластера получают следующие льготы:

  - освобождение от налогообложения имущество в течение 7 лет;

  - освобождение от уплаты транспортного налога в течение 10 лет;

  - снижение ставки налога на прибыль, подлежащего зачислению в областной бюджет, на 4,5% в течение 5 лет;

  - ставка арендной платы земельных участков на период строительства - не более 2 % кадастровой стоимости участка;

  - освобождаются от уплаты земельного налога участники в отношении земельных участков сроком на 5 лет с момента возникновения права собственности на земельный участок;

  - имеется возможность субсидирования процентных ставок по кредитам и займам, привлеченным в российских кредитных организациях.

  Таким образом, реализуемая в настоящее время органами местного самоуправления политика по привлечению инвестиций характеризуется следующими основными недостатками: отсутствие единого понимания сущности мер привлечения инвестиций в местную экономику; низкая квалификация кадрового состава органов местного самоуправления; пробелы в законодательстве, несоответствие муниципальных нормативных актов федеральному и региональному законодательству; отсутствие в планах социально-экономического развития муниципального образования инвестиционной составляющей, инвестиционной стратегии.

  Для преодоления данных проблем целесообразно использовать следующие направления совершенствования управлением инвестиционным процессом в муниципальном образовании: четкое определение структурного элемента в составе органов местного самоуправления, ответственного за инвестиционное управление, его функций и полномочий; повышение квалификации муниципальных служащих; разработка и применение единого стандарта работы по привлечению инвестиций в муниципальное образование; приведение муниципальной нормативной базы в соответствие с региональным и государственным законодательством; применение маркетингового подхода.

  Одной из важных задач в области экономической политики города Задонска является создание благоприятного инвестиционного климата. Главными направлениями повышения инвестиционной привлекательности муниципального образования являются реализация проектов особой экономической зоны регионального уровня туристско-рекреационного типа «Задонщина» и автотуристического кластера «Задонщина», которые сформированы на основе государственно-частного партнерства.

  
  
  
  
  

  Заключение

  
  

  При прохождении практики были изучены сфера и основные виды деятельности предприятия, принципы организации и направления деятельности системы управления персоналом на предприятии, приобретены практические навыки анализа финансово-экономической деятельности предприятия и оценки состава и движения персонала предприятия.

  Исследование проблем инвестирования всегда находилось в центре внимания экономической науки. Это обусловлено тем, что инвестиции затрагивают самые важные основы хозяйственной деятельности, определяя процесс экономического роста в целом. В современных условиях они выступают важнейшим средством обеспечения условий выхода из экономического кризиса, структурных сдвигов в народном хозяйстве, обеспечения технического прогресса, повышения качественных показателей хозяйственной деятельности на микро- и макро- уровнях. Активизация инвестиционного процесса является одним из наиболее действенных механизмов социально-экономических преобразований.

  Инвестиционная привлекательность означает наличие определенных условий инвестирования, которые влияют на предпочтения инвестора в выборе того или иного объекта инвестирования. В качестве основных составляющих инвестиционной привлекательности принято выделять инвестиционный потенциал, - количественную характеристику инвестиционной привлекательности, и инвестиционный риск - ее качественную характеристику.

  Управление инвестиционными процессами органами местного самоуправления - это научно обоснованная целенаправленная деятельность органов местного самоуправления как по созданию условий для привлечения и удержания инвестиций на территории муниципального образования, так и по воздействию на инвестиционную деятельность хозяйствующих субъектов муниципального образования и на инвестиции, осуществляемые органами местного самоуправления за счет средств местного бюджета и иных источников с целью обеспечения комплексного социально-экономического развития муниципального образования.

  Существующая практика управления инвестиционными процессами органами местного самоуправления не учитывает в достаточной мере особенности управления, а также основополагающие принципы и методы управления. Это отсутствие исполнительно-распорядительного органа, одновременно ответственного как за социально-экономическое развитие муниципального образования, так и за привлечение инвестиционных ресурсов; использование в муниципальных правовых актах по управлению инвестиционными процессами ряда понятий и их трактовок, отличных от формулировок, принятых в нормативных правовых актах федерального и регионального уровня; недостаточное использование органами местного самоуправления экономических методов прямого участия; отсутствие нацеленности на появление резонансного эффекта. Для совершенствования управления инвестиционным процессом в муниципальном образовании целесообразно использовать такие меры, как четкое определение структурного элемента в составе органов местного самоуправления, ответственного за инвестиционное управление, его функций и полномочий; повышение квалификации муниципальных служащих; разработка и применение единого стандарта работы по привлечению инвестиций в муниципальное образование; приведение муниципальной нормативной базы в соответствие с региональным и государственным законодательством; применение маркетингового подхода.

  
  
  
  
  

  Библиографический список

  
  

  1. Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений: Федеральный закон от 25 февраля 1999 года № 39 - ФЗ// Собрание законодательства Российской Федерации. - 1999. - № 9. - Ст. 1096.

  2. Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации: Федеральный закон от 16 сентября 2003 года №131-ФЗ// Собрание законодательства Российской Федерации. - 2003. - № 40. - Ст. 3822.

  3. Васильев А. А. Муниципальное управление: Курс лекций/ А. А. Васильев. - Н. Новгород: Изд-во Гладкова О. В., 2014. - 454 с.

  4. Ветров Г. Ю. Управление муниципальным экономическим развитием/ Г. Ю. Ветров. - М.: Фонд «Институт экономики города», 2011. - 426 с.

  5. Зотова В. Б. Система муниципального управления: Учебник/ В. Б. Зотова. - СПб.: Лидер, 2012. - 493 с.

  6. Инвестиционная политика на территории муниципального образования/ Под ред. В. И. Шеина. - М.: РИЦ «Муниципальная власть», 2011. - 231 с.

  7. Инвестиционная политика современной России/ Под ред. Е. А. Олейникова. - М.: Изд-во Российской экономической Академии, 2012. - 410 с.

  8. Кузнецов Б. Т. Инвестиции/ Б. Т. Кузнецов. - 2-е изд. - М.: Юнити, 2010. - 624 с.

  9. Лукасевич И. Я. Финансовый менеджмент: Учебник/ И. Я. Лукасевич. - М.: Эксмо, 2013. - 768 с.

  10. Мазур И. И. Управление проектами: Учебное пособие/ И. И. Мазур, В. Д. Шапиро. - 6-е изд, стер. - М.: Омега - Л, 2010. - 960 с.

  11. Малиновская О. В. Инвестиции: Учебное пособие/ О. В. Малиновская, И. П. Скобелева, Н. В. Легостаева. - СПб: СПГУВК, 2014. - 186 с.

  12. Манукян Р. Р. Муниципальная собственность и инвестиции/ Р. Р. Манукян, В. В. Жуковский и др.- М.: ФГНУ РПЦГМУ, 2013. - 205 с.

  13. Нешитой А. С. Инвестиции: Учебник/ А. С. Нешитой. - 5-е изд., перераб. и испр. - М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К», 2012. - 372 с.

  14. Саак А. Э. Инвестиционная политика муниципального образования: Учебник/ А. Э. Саак. - СПб.: Питер, 2010. - 336 с.

  15. Совершенствование управления инвестиционной деятельностью в целях социального и экономического развития муниципальных образований/ Под ред. Л. П. Гончаренко. - М.: Изд-во Российской экономической академия им. Г. В. Плеханова, 2012. - 185 с.

  16. Фархутдинов И. З. Инвестиционное право: Учебно-практическое пособие/ И. З. Фархутдинов, В. А. Трапезников. - М.: Волтерс Клувер, 2011. - 432 с.

  17. Артемова Е. А. Особенности инвестиционной деятельности и регулирование инвестиционных процессов в муниципальных образованиях/ Е. А. Артемова// Вестник Башкирского университета. - 2011. - №4. - С. 70-72.

  18. Бутенин А. Управление информационным обеспечением государственной (муниципальной) инвестиционной политики/ А. Бутенин// Муниципальная власть. - 2012. - №2. - С. 70-72.

  19. Власова М. А. Анализ существующих методов оценки инвестиционного климата региона/ М. А. Власова// Промышленная политика в РФ. - 2010. - № 9. - С. 27-31.

  20. Гороховицкая Т. Н. Регулирование предпринимательской деятельности в муниципальных образованиях/ Т. Н. Гороховицкая, О. А. Тойшева// Экономика и предпринимательство. - 2014. - № 6. - С. 56-58.

  21. Ибрагимова Г. Р. Формирование инвестиционной привлекательности муниципального образования/ Г. Р. Ибрагимова// Проблемы и перспективы экономики и управления: материалы международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, апрель 2012 г.). - СПб.: Реноме, 2012. - С. 197-199.

  22. Инвестиционная система муниципальных образований// Российская газета. - 2011. - 28 сентября. - С. 5.

  23. Колчина О. А. Инвестиционная политика муниципального образования/ О. А. Колчина// Международный журнал экспериментального образования. - 2012. - №1. - С. 114-116.

  24. Тойшева О. А. Инвестиционная привлекательность муниципальных образований/ О. А. Тойшева// Концепт. - 2015. - №. 13. - С. 66-70.

  25. Фирсова Е. Г. Особенности инвестиционной деятельности муниципальных образований Российской Федерации/ Е. Г. Фирсова// Молодой ученый. - 2014. - №17. - С. 354-356.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  Приложения

  Приложение 1

  ПОЛОЖЕНИЕ

  ОБ ОТДЕЛЕ ФИНАНСОВ АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ГОРОД ЗАДОНСК ЗАДОНСКОГО МУНИЦИПАЛЬНОГО РАЙНА ЛИПЕЦКОЙ ОБЛАСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

  I. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

  1.1. Полное наименование: Отдел финансов администрации городского поселения город Задонск Задонского муниципального района Липецкой области Российской Федерации;

  Сокращенное наименование: Отдел финансов городского поселения город Задонск.

  1.2. Отдел финансов городского поселения город Задонск является структурным подразделением администрации городского поселения город Задонск, обеспечивающим проведение единой бюджетной политики и осуществляющим общее руководство организации финансов в городе, подчиняется в своей деятельности главе администрации городского поселения город Задонск.

  1.3. В своей деятельности отдел финансов городского поселения город Задонск руководствуется Конституцией Российской Федерации, Уставом городского поселения город Задонск, Федеральными законами и Законами Липецкой области, Указами и Распоряжениями Президента Российской Федерации, постановлениями и распоряжениями Правительства Российской Федерации, приказами Министерства Финансов Российской Федерации, постановлениями и распоряжениями главы администрации Липецкой области, постановлениями Липецкого областного совета депутатов, постановлениями и распоряжениями администрации Задонского муниципального района, постановлениями и распоряжениями администрации городского поселения город Задонск, решениями совета депутатов городского поселения город Задонск, иными нормативными актами.

  1.4. Отдел финансов городского поселения город Задонск работает во взаимодействии с Управлением финансов администрации области, Комитетом финансов и казначейского исполнения бюджета Задонского муниципального района, УФК по Липецкой области, подразделениями администрации городского поселения город Задонск, управлением Министерства РФ по налогам и сборам по Липецкой области, Сбербанком.

  1.5. Финансирование расходов на содержание отдела финансов городского поселения город Задонск осуществляется за счет средств бюджета городского поселения город Задонск.

  1.6. Штатное расписание отдела финансов городского поселения город Задонск утверждается главой администрации городского поселения город Задонск.

  1.7. Работники отдела финансов городского поселения город Задонск являются муниципальными служащими Липецкой области. Их обязанности, права и гарантии социальной защиты устанавливаются законодательством Российской федерации и Липецкой области, другими нормативными правовыми актами о муниципальной службе.

  1.8. Отдел финансов городского поселения город Задонск является юридическим лицом, имеет гербовую печать, самостоятельный баланс, лицевой счет в УФК по Липецкой области, счет в Сбербанке, а так же необходимые для его деятельности печати, штампы, бланки.

  1.9. Юридический адрес отдела финансов городского поселения город Задонск: 399200 Липецкая область г. Задонск ул. Крупской 39 А.

  2. П0ЛН0М0ЧИЯ ОТДЕЛА ФИНАНСОВ ГОРОДСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ГОРОД ЗАДОНСК

  2.1. Отдел финансов городского поселения город Задонск обладает следующим полномочиями:

  - составляет проект бюджета городского поселения город Задонск предоставляет его в администрацию городского поселения город Задонск;

  - устанавливает порядок составления и ведения сводной бюджетной росписи бюджета городского поселение город Задонск;

  - является администратором доходов согласно действующего законодательства, приказа отдела финансов городского поселения город Задонск;

  - ведет реестр расходных обязательств городского поселения город Задонск;

  - определяет порядок и осуществляет ведение лицевых счетов, открываемых бюджетополучателями для учета операций со средствами бюджета городского поселения город Задонск, а также средствами, полученными от предпринимательской и иной приносящей доход деятельности;

  - ведет муниципальную долговую книгу поселения;

  - получает необходимый материал от предприятий, учреждений организаций для составления проекта бюджета городского поселения город Задонск и отчета о его исполнении;

  - проводит проверки получателей бюджетных инвестиций по соблюдению ими условий получения и эффективности использования указанных средств;

  - организует исполнение бюджета городского поселения город Задонск;

  - устанавливает порядок составления, рассмотрения, утверждения, исполнения смет расходов, производимых из бюджета городского поселения город Задонск;

  - исполняет городской бюджет в порядке, установленном действующим законодательством;

  - информирует администрацию городского поселения город Задонск о выявленных в ходе ревизий и проверок нарушениях и ставит вопрос о принятии мер по устранению этих нарушений и наказанию виновных лиц в соответствии с существующим законодательством;

  - осуществляет предварительный и текущий контроль за исполнение городского бюджета. Осуществляет операции со средствами городского бюджета;

  -составляет отчет об исполнении бюджета городского поселения город Задонск;

  - обладает правом требовать от получателей средств бюджета городского поселения предоставления отчетов об использовании средств бюджета городского поселения город Задонск и иных сведений связанных с получением, перечислением, использованием средств городского бюджета;

  - осуществляет иные полномочия в соответствии с актами бюджетного законодательства Российской Федерации, Липецкой области, Задонского муниципального района, городского полселения город Задонск.

  3. РУКОВОДСТВО ОТДЕЛОМ ФИНАНСОВ

  ГОРОДСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ГОРОД ЗАДОНСК

  3.1 Отдел финансов городского поселения город Задонск возглавляет начальник, назначаемый на должность и освобождаемый с должности главой администрации городского поселения город Задонск.

  3.2 Начальник отдела финансов городского поселения город Задонск имеет право на совершение следующих действий:

  - утверждение бюджетной росписи городского бюджета;

  - утверждение лимитов бюджетных обязательств получателей средств бюджета городского поселения г. Задонск;

  - перемещение ассигнований между разделами, подразделами, статьями функциональной и экономической классификации расходов городского бюджета.

  3.3 Начальник отдела финансов городского поселения город Задонск имеет право запретить распорядителю бюджетных средств, бюджетному учреждению осуществление отдельных расходов за исключением расходов, осуществляемых руководителем бюджетного учреждения за счет средств, полученных от внебюджетных источников.

  Основаниями применения указанного, запрета являются акты проверок и ревизий, свидетельствующие о нарушении бюджетного законодатель Российской Федерации и области.

  3.4 Начальник отдела финансов городского поселения город Задонск:

  - вносит в установленном порядке на рассмотрении главы администрации городского поселения город Задонск проекты нормативных актов по вопросам, входящим в компетенцию отдела;

  - распределяет обязанности между работниками отдела;

  - без доверенности представляет отдел финансов городского поселения город Задонск;

  - осуществляет другие полномочия в соответствии законодательством Российской Федерации, Липецкой области другими нормативными документами.

  
  
  
  
  
  
  

  Приложение 2

  
  

  Проект инвестиционной стратегии муниципального образования

  
  

  1.Утверждение Инвестиционной стратегии муниципального образования

  Инвестиционная стратегия муниципального образования - стратегический документ об инвестиционной деятельности на территории муниципального образования, определяющий цели инвестиционной политики, основные направления и приоритеты в привлечении инвестиций на долгосрочную перспективу.

  1.В муниципальном образовании должен быть разработан, утвержден и принят к исполнению стратегический документ об инвестиционной деятельности на территории муниципального образования (далее - Инвестиционная стратегия).

  2.Инвестиционная стратегия должна:

  -соответствовать Инвестиционной стратегии региона, утверждаемой на уровне субъекта Российской Федерации;

  -содержать видение результата, целей и задач, которые должны быть достижимы, четко сформулированы и измеримы;

  -определять инвестиционные приоритеты муниципального образования: территории, отрасли, технологии опережающего развития, осваиваемые виды продукции, работ и услуг, планируемые к реализации проекты;

  -включать план мероприятий, направленных на достижение целей, включая муниципальные программы и проекты, законодательные инициативы, приоритетные направления инвестиционной деятельности, структурные реформы и прочие мероприятия, выполнение которых позволит реализовать поставленные цели;

  -описывать взаимосвязанные по целям, задачам, срокам осуществления и ресурсам целевые программы, отдельные проекты и мероприятия, обеспечивающие рост инвестиций в муниципальное образование;

  -содержать исходные предпосылки формирования политики привлечения инвестиций на территории муниципального образования, в том числе:

  -оценку доступных ресурсов развития экономики муниципального образования (кадровые, инфраструктурные, производственные, информационные, рекреационные и другие);

  -видение текущих конкурентных преимуществ и слабых сторон муниципалитета (относительно других муниципальных образований) с точки зрения инвестиционной привлекательности;

  -оценку потенциальных точек роста экономики муниципального образования, в том числе выявление приоритетных направлений инвестиционной деятельности на территории муниципального образования;

  -содержать для каждого мероприятия такие сведения, как:

  -укрупненный план-график реализации мероприятий;

  -оценка ресурсов, требующихся для реализации;

  -оценка стоимости реализации и возможных последующих затрат;

  -источники финансирования;

  -график точек планового исполнения Инвестиционной стратегии;

  -график периодов обязательного пересмотра Инвестиционной стратегии.

  -определять принципы взаимодействия администрации муниципального образования с органами местного самоуправления, входящих в его состав по вопросам реализации Инвестиционной стратегии.

  3.Требования к процессам разработки, утверждения и изменения Инвестиционной стратегии.

  Разработка Инвестиционной стратегии и изменения в нее должны вестись публично. К публичному обсуждению документа (и изменений к нему) привлекаются эксперты, предприниматели, в том числе, осуществляющие предпринимательскую деятельность на территории муниципального образования и инвесторы. Должно вестись открытое публичное обсуждение разрабатываемого документа (изменений к документу) в СМИ и на Интернет-ресурсе об инвестиционной деятельности в муниципальном образовании.

  К разработке проекта документа (изменений в документ) рекомендуется привлекать специализированные организации, уже имеющие успешный опыт выполнения подобных проектов в Российской Федерации.

  4.Требования к реализации Инвестиционной стратегии.

  При реализации Инвестиционной стратегии необходимо:

  -установить структуру и периодичность подготовки отчетности о реализации мер, достижения целевых показателей и их соответствии плановым значениям;

  -определить персональную ответственность руководителей за реализацию конкретных мер и достижение целевых значений плановых показателей;

  -обеспечить учет достижения плановых показателей при оценке деятельности руководителей;

  -обеспечить регулярную публикацию отчетов по результатам достижения плановых значений ключевых показателей и реализации ключевых мер.

  -разработать и принять Программу финансирования мероприятий по реализации Стратегии, включая финансирование механизмов и мер поддержки инвестиционных проектов и развития кадрового потенциала;

  -определить полномочия должностных лиц муниципального образования в финансировании и расходовании средств, установить порядок корректировок при отклонениях в поступлении и расходовании денежных средств.

  2.Формирование и ежегодное обновление Плана создания инвестиционных объектов и объектов инфраструктуры в муниципальном образовании

  План создания инвестиционных объектов и объектов инфраструктуры в муниципальном образовании должен объединять в одном документе перечень основных инфраструктурных объектов, строительство и реконструкция которых запланирована в различных программах и планах органов государственной власти, органов местного самоуправления и крупных хозяйствующих субъектов. Такой План, опубликованный в текстовой и наглядной графической формах, позволяет хозяйствующим субъектам принимать взвешенные инвестиционные решения, управлять рисками своих инвестиционных решений, принимать решения об участии в реализации инфраструктурных проектов.

  1.В муниципальном образовании должен ежегодно утверждаться План создания инвестиционных объектов и необходимой транспортной, энергетической, социальной, инженерной, коммунальной и телекоммуникационной инфраструктуры муниципального образования (далее - План). План представляет собой свод информации обо всех основных объектах инфраструктуры, строительство и реконструкция которых зафиксированы в действующих планах и программах Российской Федерации, субъекта Российской Федерации и непосредственно муниципального образования, в том числе на условиях государственно-частного партнерства, инвестиционных программах субъектов естественных монополий и хозяйствующих субъектов с государственным и (или) муниципальным участием.

  При этом в отношении каждого объекта должны быть указаны источники (в том числе бюджетные ассигнования Инвестиционного фонда Российской Федерации и инвестиционных фондов субъекта Российской Федерации) и размер финансирования (или указание на отсутствие подтверждения в финансировании), планируемые сроки сдачи и фактическое состояние (этап подготовки или исполнения).

  В Плане также должны быть указаны планируемые к строительству (реконструкции) инвестиционные объекты с указанием требуемых мощностей потребления энергетических ресурсов.

  2.План должен публиковаться в открытых источниках в наглядной форме с указанием планируемых объектов на карте муниципального образования (или на инвестиционной карте), сроков их создания (строительства). План в обязательном порядке публикуется на Интернет-ресурсе об инвестиционной деятельности в муниципальном образовании.

  3.В муниципальном образовании должна существовать формализованная процедура рассмотрения проектов по созданию инвестиционных объектов и объектов инфраструктуры с целью их включения в План.

  Эта процедура основывается на следующих принципах:

  -принцип оценки разумности и экономической эффективности проектов комплексного развития территорий;

  -принцип конкурсной поддержки проектов комплексного развития территорий;

  -принцип публичного обсуждения и учета интересов различных социальных групп;

  -принцип софинансирования расходов на реализацию проектов развития территорий органами местного самоуправления, администрацией субъекта Российской Федерации и бизнесом;

  -принцип взаимообязанности при реализации подобных проектов, когда органы местного самоуправления и бизнес в соответствии с нормативно-правовой базой и договорами должны иметь четко прописанные права и обязанности;

  -принцип синхронизации с инвестиционными программами субъектов естественных монополий и планами развития инфраструктуры хозяйствующих субъектов всех форм собственности.

  4.План должен соответствовать Инвестиционной стратегии муниципального образования и Инвестиционной стратегии субъекта Российской Федерации.

  5.План создания инвестиционных объектов и объектов инфраструктуры в муниципальном образовании должен быть синхронизирован с Планом создания инвестиционных объектов субъекта Российской Федерации.

  6.Сведения об инвестиционных объектах и объектах инфраструктуры в муниципальном образовании должны отображаться на Инвестиционной карте муниципального образования в рамках Инвестиционного портала муниципального образования или специального раздела на портале администрации муниципального образования.

  3. Ежегодное послание главы муниципального образования

  1.Глава муниципального образования должен представлять Ежегодное послание об инвестиционном климате в муниципальном образовании, адресованное органам местного самоуправления, бизнесу, региональным и территориальным подразделениям федеральных органов власти.

  2.В послании должны отражаться результаты реализации Инвестиционной стратегии, определяться новые направления и приоритеты инвестиционной политики муниципального образования, и сообщается о ключевых мерах, которые необходимо реализовать в следующем году в целях привлечения инвестиций и улучшения условий ведения бизнеса в муниципальном образовании.

  4.Принятие нормативной правовой базы по инвестиционной деятельности, включая защиту прав инвесторов и механизм поддержки инвестиционной деятельности в муниципальном образовании

  В муниципальном образовании должна быть создана нормативная правовая основа для осуществления инвестиционной деятельности в соответствии с законодательством Российской Федерации об инвестиционной деятельности.

  1.В муниципальном образовании должны быть приняты нормативные акты, устанавливающие основные направления участия муниципального образования в инвестиционной деятельности, в том числе создание в муниципальных образованиях благоприятных условий для развития инвестиционной деятельности путем:

  -определения порядка обращения инвесторов за защитой и помощью, в том числе порядка обжалования неправомерных в отношении инвесторов решений и действий органов местного самоуправления;

  -защиты интересов и прав инвесторов, включая защиту от недобросовестной конкуренции и от ограничения доступа к рынку;

  -определения четких критериев и процедур получения поддержки;

  -прямого участия органов местного самоуправления в инвестиционной деятельности в рамках разработки, утверждения и финансирования инвестиционных проектов, осуществляемых муниципальными образованиями;

  -выделения средств местных бюджетов для финансирования инвестиционных проектов;

  -проведения экспертизы инвестиционных проектов;

  -выпуска муниципальных займов;

  -установления субъектам инвестиционной деятельности льгот по уплате местных налогов, арендной платы за земельные участки и иных сборов;

  -предоставления субъектам инвестиционной деятельности не противоречащих законодательству Российской Федерации льготных условий пользования землей и другими природными ресурсами, находящимися в муниципальной собственности;

  -вовлечения в инвестиционный процесс временно приостановленных и законсервированных строек и объектов, находящихся в муниципальной собственности.

  2.Должен быть обеспечен постоянный мониторинг норм федерального и регионального законодательства для обеспечения соответствия муниципального законодательства данным нормам и новациям, включая принимаемым в рамках Национальной предпринимательской инициативы нормативным правовым актам.

  3. В соглашениях о реализации инвестиционных проектов, заключаемых между администрацией муниципального образования и инвесторами, включается условие о том, что администрация муниципального образования берет на себя обязательства по продвижению муниципальных инвестиционных проектов на уровне субъекта Российской Федерации, в том числе по организационному и информационному содействию в получении льгот и преференций, предусмотренных законодательством Российской Федерации об инвестиционной деятельности.

  4.Указанные нормы могут содержаться в разных нормативных правовых актах муниципального образования и информация о таких документах должна быть в доступной, логически связанной форме, изложена на сайте специализированного раздела на сайте муниципального образования об инвестиционной деятельности.

  5. Наличие Совета по инвестиционному климату

  В муниципальном образовании должен быть создан открытый совещательный орган - Совет по инвестиционному климату (далее - Совет), в рамках работы которого регулярно собираются глава муниципального образования, представители органов местного самоуправления, бизнеса, региональных и территориальных подразделений федеральных органов власти. Наличие Совета позволит согласовывать и координировать действия бизнеса и власти в вопросах улучшения инвестиционного климата, а также обеспечит вовлечение инвесторов в разработку и реализацию политики по привлечению инвестиции, общественную экспертизу инвестиционных проектов, рассмотрение инициатив бизнес-сообщества.

  1.В муниципальном образовании должен функционировать на регулярной основе Совет по инвестиционному климату (далее - Совет). Совет является общественным, совещательным и координационным органом. В случае наличия в муниципальном образовании постоянно действующего и регулярно собирающегося координационно-совещательного органа в области развития предпринимательской деятельности, полномочиями по рассмотрению вопросов в сфере улучшения инвестиционного климата целесообразно наделить данный орган.

  2.К основным задачам деятельности Совета относятся:

  -разработка рекомендаций по муниципальной поддержке инвестиционных проектов и процессов, стимулированию инвестиционной активности на территории муниципального образования;

  -разработка рекомендаций по организации взаимодействия органов местного самоуправления и участников инвестиционного процесса, в том числе рекомендаций по сокращению административных барьеров, препятствующих осуществлению такого взаимодействия;

  -создание условий для рационального размещения производительных сил на территории муниципального образования;

  -разработка предложений по приоритетным направлениям развития муниципального образования;

  -рассмотрение проекта стратегического документа об инвестиционной деятельности на территории муниципального образования, анализ хода и результатов реализации данного документа, подготовка предложений по его корректировке;

  -рассмотрение результатов реализации инвестиционных проектов, включая несостоявшиеся и неуспешные, анализ причин неудач в реализации;

  -выработка рекомендаций по уменьшению административных барьеров;

  -координация финансовых и инвестиционных ресурсов на наиболее важных направлениях;

  -разработка единых требования к основным критериям инвестиционных проектов, поддерживаемых за счет средств муниципального образования и иных источников;

  -одобрение проекта Плана создания инвестиционных объектов и объектов необходимой транспортной, энергетической, социальной и другой инфраструктуры региона, а также прозрачного регламента его корректировки с учетом потребностей инвестиционных проектов;

  -подготовка предложений по внесению изменений в Инвестиционную стратегию субъекта Российской Федерации.

  3.Совет возглавляет глава муниципального образования.

  4.В состав Совета рекомендуется включать представителей органов местного самоуправления, органов исполнительной власти субъекта Российской Федерации, территориальных органов федеральных органов исполнительной власти, инвесторов, представителей предпринимательских объединений и экспертов.

  5.Положение о Совете, включая порядок его формирования, утверждается главой муниципального образования.

  6.Совет собирается на заседание регулярно, но не реже одного раза в два месяца.

  7.Заседание Совета проводится публично и открыто. Должна быть обеспечена возможность личного участия в заседаниях инвесторов, не являющихся членами Совета. Осуществляется он-лайн трансляция заседания Совета в сети Интернет. Протоколы заседаний с указанием всех принятых решений размещаются в открытом доступе в сети Интернет и публикуются в СМИ или на специализированном разделе Интернет-сайта муниципального образования. Ведется контроль исполнения поручений и рекомендаций Совета.

  8.В целях осуществления оперативной деятельности при Совете могут создаваться рабочие группы.

  9.Для обеспечения работы Совета определяется Секретарь Совета и специальный орган. Функции такого органа могут быть возложены на администрацию муниципального образования или специализированную организацию по привлечению инвестиций и работе с инвесторами.

  6.Наличие специализированного(-ых) структурного(-ых) подразделения(-ий) и (или) специализированной организации по привлечению инвестиций и работе с инвесторами

  В целях повышения эффективности и усиления координации деятельности по привлечению инвестиционных ресурсов должен быть осуществлен ряд организационных мероприятий. В целях повышения эффективности и усиления координации деятельности по привлечению инвестиционных ресурсов, а также для взаимодействия с инвесторами, в структуре администрации муниципального образования должно быть создано (выделено) специальное подразделение по привлечению инвестиций и работе с инвесторами.

  По решению администрации муниципального образования, может быть создана (учреждена) специализированная организация по привлечению инвестиций, работе с инвесторами, а также решения иных вопросов, связанных с инвестиционной деятельностью - Агентство (корпорация) развития муниципального образования. Основными критериями для принятия решения о создании такой организации могут выступать:

  -масштаб экономики муниципального образования;

  -количество инвестиционных проектов, требующих администрирования со стороны администрации муниципального образования.

  1.В структуре администрации муниципального образования создается специальное подразделение по привлечению инвестиций и работе с инвесторами. Полномочиями по привлечению инвестиций и работе с инвесторами может быть наделено одно из действующих структурных подразделений администрации муниципального образования. При этом деятельность структурного подразделения основывается на следующих принципах:

  l)среди сотрудников подразделения должны быть выделены специалисты - менеджеры по работе с инвесторами. При наделении сотрудника статусом менеджера по работе с инвесторами должны учитываться наличие бизнес - или финансового образования, знание иностранных языков;

  2)в деятельность подразделения рекомендуется внедрить систему управления взаимоотношения с клиентами (CRM);

  3)в рамках функционирования системы управления взаимоотношения с клиентами должны выполняться следующие требования:

  -ведение единой базы клиентов;

  -организация контроля над работой сотрудников администрации муниципального образования и специалистов организаций, образующих инфраструктуру поддержки предпринимательской деятельности, в сфере привлечения инвестиций и выполнения ими установленных KPI;

  -автоматизация делопроизводства.

  Основными функциями организации являются:

  -обеспечение режима «одного окна» для инвесторов при взаимодействии с исполнительными органами местного самоуправления муниципального образования, а также городских и сельских поселений, входящих в состав муниципального района;

  -содействие созданию проектных команд по поддержке и реализации конкретных инвестиционных проектов «под ключ»;

  -продвижение инвестиционных возможностей и проектов муниципального образования в субъекте Российской Федерации и Российской Федерации (в т.ч. через конференции, выставки, форумы);

  -обеспечение взаимодействия с инвестиционными венчурными фондами, банками, республиканскими и российскими инвестиционными агентствами, специализированными финансовыми организациями, республиканскими, российскими и международными институтами развития (путем заключения соглашений о сотрудничестве и (или) учреждения инфраструктурных организаций, фондов и т.п., направленных на содействие реализации инвестиционных проектов) с целью использования их потенциала и возможностей по финансированию и поддержке инвестиций на территории муниципального образования;

  -представление интересов муниципального образования в проектах государственно-частного партнерства;

  -организация работы по адресному таргетированию целевых инвесторов (в том числе, составление перечней и баз данных инвесторов, составление приоритетных профилей инвесторов, инициирование прямых контактов с целевыми инвесторами и т.п.);

  -публикация и обновление реестра инвестиционных проектов всех категорий;

  -регулярный мониторинг условий ведения бизнеса в муниципальном образовании с точки зрения критериев «затраты» и «простота ведения бизнеса».

  Устанавливаются показатели эффективности работы структурного подразделения и (или) организации по привлечению инвестиций и работе с инвесторами и работы его сотрудников, а также зависимость мер стимулирования сотрудников от степени выполнения данных показателей. Такими показателями эффективности могут являться:

  -объем привлеченных инвестиций;

  -отношение объема привлеченных инвестиций к численности населения муниципального образования;

  -количество созданных высокопроизводительных рабочих мест;

  -число успешно реализованных инвестиционных проектов;

  -опросные показатели (например, уровень удовлетворенности инвесторов оказанной поддержкой).

  7.Наличие доступной инфраструктуры для размещения производственных и иных объектов инвесторов (промышленных парков, технологических парков, бизнес-центров и иных объектов) в муниципальном образовании

  Одна из задач администрации муниципального образования - обеспечить системное развитие территории, учитывающее нужды субъектов инвестиционной и предпринимательской деятельности. Создаваемые и действующие в муниципальном образовании промышленные парки, технопарки и иные объекты приоритетного развития, территорий, отраслей и технологий, должны обеспечить условия и необходимую инфраструктуру для реализации инвестиционных проектов.

  1.Администрация муниципального образования принимает участие в проектах по созданию и развитию инфраструктуры для размещения производственных и иных объектов инвесторов, инициированных на уровне субъекта Российской Федерации, в рамках реализации целевых программ (включая региональные целевые программы по развитию малого и среднего предпринимательства и региональные целевые программы по содействию инновационной деятельности).

  2.В муниципальном образовании могут создаваться следующие типы объектов:

  -промышленная площадка (предназначенная для размещения производственных мощностей, территория,обеспеченна энергоносителями, а также необходимой инженерной, транспортной и иной инфраструктурой);

  -промышленный (индустриальный) парк;

  -технологический парк;

  -бизнес-инкубатор;

  -центр кластерного развития (центр коллективного пользования, центр прототипирования).

  3.В муниципальном образовании должна быть разработана система льгот для резидентов объектов инфраструктуры, в том числе:

  -льготы по подключению к коммунальным сетям и сетям инженерно-технического обеспечения;

  -льготы по арендным ставкам;

  -налоговые льготы.

  4.Для всех объектов инфраструктуры, предназначенных для размещения производственных и иных объектов инвесторов и созданных при поддержке органом местного самоуправления, должны быть разработаны и утверждены критерии и порядки отбора и размещения резидентов, порядки предоставления резидентам поддержки, а также порядки ротации резидентов.

  8.Создание специализированного двуязычного Раздела на сайте муниципального образования об инвестиционной деятельности

  Сеть Интернет - основной инструмент обеспечения прямой и обратной связи между властью, бизнесом, инвесторами и жителями муниципального образования, вовлечения всех заинтересованных лиц в реализацию политики по привлечению инвестиций. Создание специализированного Интернет-ресурса, на котором консолидируется информация, полезная для потенциальных инвесторов и способствующая продвижению муниципального образования с точки зрения инвестиционной привлекательности, представляется неотъемлемым элементом деятельности по улучшению инвестиционного климата на определенной территории.

  1.В муниципальном образовании должен быть создан двуязычный официальный Интернет-ресурс (в виде отдельного специализированного Интернет-портала, Интернет-страницы на официальном Интернет-сайте администрации муниципального образования или Интернет-страницы на Интернет-портале об инвестиционной деятельности субъекта Российской Федерации). На сайте должна быть размещена необходимая информация о муниципальном образовании: структура, контактные данные, в том числе, сведения о главах сельских и городских поселений, нормативные правовые документы и иная информация.

  2.Интернет-ресурс должен обеспечивать наглядное представление инвестиционных возможностей муниципального образования, основных направлений привлечения инвестиций в экономику муниципального образования и инфраструктуры, а также сбор и оперативное рассмотрение жалоб, обращений инвесторов.

  3.Интернет-ресурс должен содержать в наглядной форме:

  -информацию об инвестиционной привлекательности муниципального образования;

  -Инвестиционную стратегию муниципального образования;

  -план создания объектов необходимой транспортной, энергетической, социальной и другой инфраструктуры муниципального образования;

  -порядок взаимодействия инвесторов с должностными лицами и органами местного самоуправления;

  -описание мер поддержки инвестиций и инвестиционных проектов и порядок обращения для их получения;

  -информацию о планах и результатах заседаний Совета по инвестиционному климату, видеотрансляции в режиме он-лайн, архив видеотрансляций и протоколы его заседаний;

  -инвестиционный гайд (путеводитель) для инвесторов;

  -отчеты и планы деятельности специализированных подразделений и (или) организаций по привлечению инвестиций и работе с инвесторами;

  -информацию о планируемых и реализуемых на территории муниципального образования инвестиционных проектах;

  -информацию о канале (каналах) прямой связи инвесторов и руководства муниципального образования.

  4.Интернет-ресурс содержит сервис «Калькулятор услуг для инвестора», позволяющий инвесторам в режиме он-лайн рассчитать временные и материальные издержки на получение муниципальных услуг (включая услуги, предоставляемые муниципальными учреждениями), необходимых для реализации инвестиционного проекта.

  5. Интернет-ресурс ведется на двух (русском и английском) и более языках.

  6.Интернет ресурс должен содержать ссылки на аналогичный сайт субъекта Российской Федерации, а также на сайт Уполномоченного Российской Федерации по защите прав предпринимателей.

  9.Наличие в муниципальном образовании единого регламента сопровождения инвестиционных проектов по принципу «одного окна»

  1.В муниципальном образовании должен быть разработан Регламент сопровождения инвестиционных проектов, в рамках которого предоставляется полный спектр инструментов поддержки на всех стадиях развития бизнеса по принципу «одного окна» включая участие в муниципальных, региональных, федеральных и международных программах развития предпринимательства, содействие в привлечении средств инвестиционных и венчурных фондов, бизнес-ангелов, институтов развития, частных инвесторов, кредитно-финансовых учреждений и иных структурах.

  2.Конкретные способы поддержки определяются в зависимости от категорий инвестиционных проектов и объема инвестиций.

  3.Регламент сопровождения инвестиционных проектов должен включать в себя:

  -процедуру внесения проекта на интернет-сайте или в соответствующее «окно»;

  -сроки и процедуру рассмотрения проекта, включая очную презентацию проекта на заседании Совета по инвестиционному климату;

  -обязательства предоставления информации о возможных инструментах поддержки, на которые может претендовать инициатор проекта;

  -возможность прохождения бесплатного обучения инициатора проекта по правилам использования конкретного инструмента поддержки;

  -требования к подготовке проекта, установленные конкретными организациями, фондами, институтами развития;

  -порядок взаимодействия организаций по рассмотрению проектов, претендующих на поддержку.

  4.Ведение инвестиционных проектов осуществляется в единой информационной системе и по единым процедурам, предусматривающей наличие общей базы данных проектов, регистрации информации обо всех этапах взаимодействия с инициаторами проектов, возможность проведения анализа финансовых показателей, результатов взаимодействия субъектов предпринимательской и инвестиционной деятельности с муниципальными и государственными органами.

  5.Работа с субъектами предпринимательской и инвестиционной деятельности, осуществляющими значительные инвестиции в муниципальное образование, осуществляется по индивидуальным планам.

  10. Наличие системы обучения, повышения квалификации и оценки компетентности сотрудников профильных органов муниципальной власти и специализированных организаций по привлечению инвестиций и работе с инвесторами

  1.Создание моделей компетенций муниципальных служащих и сотрудников специализированной организации по привлечению инвестиций и работе с инвесторами, определяющих требования к:

  -знаниям;

  -навыкам;

  -ценностям.

  2.Основные положения модели компетенции должны быть отражены в трудовых контрактах.

  3.Установление критериев оценки показателей эффективности сотрудников профильных органов местного самоуправления и организаций, участвующих в инвестиционном процессе, и увязка их с моделью компетенций.

  4.При оценке соответствия квалификационных требований соискателей на муниципальные должности и должности в специализированной организации должно учитываться наличие опыта работы по реализации предпринимательских проектов и бизнес-образования.

  5.Финансирование стажировок сотрудников профильных органов муниципальной власти и специализированной организации в соответствующих органах власти и институтах развития в иных регионах и за рубежом.

  11.Формирование системы управления земельно-имущественным комплектом, соответствующей инвестиционным приоритетам муниципального образования

  В муниципальном образовании должна быть сформирована (модернизирована) система управления земельно-имущественным комплексом, ориентированная на развитие и улучшение инвестиционного климата в муниципальном образовании.

  1.Должно быть создано (уполномочено) специализированное структурное подразделение, отвечающее за весь комплекс вопросов земельно-имущественных отношений, включая вопросы градостроительства и получения разрешительной документации. В случае если вопросы землепользования и градостроительства разделены по разным структурным подразделениям, целесообразно их объединить в одно, или обеспечить решение задач инвестора в режиме «одного окна».

  2.Во взаимодействии с территориальными органами федеральных органов власти, должен быть разработан и принят документ, раскрывающий структуру органов власти и перечень оказываемых государственных и муниципальных услуг, включая административные регламенты (процедуры, ответственные, сроки, контакты, кому жаловаться), на следующие услуги:

  -доступ к имущественным и земельным ресурсам;

  -получение разрешения на строительство;

  -кадастровый учет и государственная регистрация прав собственности;

  -регистрация предприятий;

  -получение в собственность объектов недвижимости и заключение договоров аренды на земельные участки и иные объекты недвижимости;

  -участие в конкурсах и торгах по реализации имущества;

  -защита прав инвесторов и система реагирования на обращения предпринимателей, включая способы обжалования действий должностных лиц.

  При этом документ должен быть разработан в простой, доступной и понятной формах для инвестора и иных заинтересованных лиц. При подготовке документа могут быть использованы графические схемы и технологии описания бизнес процессов. Документ должен в обязательном порядке включать сведения об ответственных лицах и лиц их замещающих представителях администрации и (или) специализированных организациях, включая фотографии, контактные данные (мобильные телефоны желательны), предельных сроках оказания услуг, их стоимости и условиях и способах оплаты.

  3.На специализированном Информационном портале или в соответствующем разделе, на основе геоинформационной системы (при ее наличии), и (или) с использованием других технологий и ресурсов, должны быть раскрыты в публичном доступе, в том числе и в графическом виде:

  -сведения о границах муниципальных образований, территориальных, охранных и санитарных зон на территории муниципальных образований, в том числе на основе данных государственного кадастра недвижимости;

  -данные о градостроительной документации (СТП, ГП, ПЗЗ, документы Планировки и межевания, ГПЗУ, сельскохозяйственные регламенты), механизмах ее корректировки по инициативе инвестора, сведения о проведении общественных слушаний, способах и условиях участия в них;

  -методология и основания расчета имущественных налогов и сборов и их элементов;

  -прогнозный план приватизации государственного и муниципального имущества, находящегося на территории муниципального образования;

  -сведения об электронной торговой площадке по реализации государственного и муниципального имущества.

  4.В муниципальном образовании должна быть разработана и принята Программа по созданию и развитию информационных ресурсов о территории и объекта недвижимости. При разработке Программы необходимо предусмотреть:

  -создание геоинформационной системы муниципального образования и (или) интеграции процессов муниципального образования в геоинформационную систему субъекта Российской Федерации;

  -состав сведений, имеющих публичный статус, а также способы получения доступа к ним их копирования и использования;

  -разработку и внедрение информационно-аналитических модулей (включая специальное программное обеспечение), обеспечивающих:

  -ведение единого реестра объектов недвижимости, находящихся на территории муниципального образования;

  -расчет, обоснование и отображение элементов всех имущественных налогов и арендной платы (налоговая база, ставки, льготы, вычеты, поступления в бюджет) с целью планирования и мониторинга текущей нагрузки на плательщиков, а также нагрузки возникающей при изменении условий (проведение кадастровой оценки, изменения налоговой системы и др.);

  -прогноз последствий принятия инвестиционных и градостроительных решений и их реализации.

  5.Разработка и принятие документа (декларации) о правилах установлении на территории муниципального образования на период не менее 5 лет элементов имущественных налогов и сборов (земельных налог, арендная плата за земельные участи и иные объекты недвижимости, налоги на имущество физических лиц и организаций), налог на недвижимость, (база, ставки, льготы, способы оплаты, механизм апелляций и т.д.);

  12. Наличие канала (каналов) прямой связи инвесторов и руководства муниципального образования для оперативного решения возникающих в процессе инвестиционной деятельности проблем и вопросов

  Реальная доступность для инвесторов высших должностных лиц муниципального образования - один из основных инструментов формирования уверенности инвесторов в реальности приоритета улучшения инвестиционного климата для высшего руководства муниципального образования.

  1.Организован и функционирует канал (каналы) прямой связи инвесторов с руководством администрации муниципального образования для оперативного решения возникающих в процессе инвестиционной деятельности проблем и вопросов.

  2.Канал прямой связи должен отвечать требованиям:

  -равного доступа субъектов предпринимательской и инвестиционной деятельности к разрешению вопросов муниципальными служащими соответствующего вопросу уровня;

  -контроля результатов и сроков рассмотрения обозначенных хозяйствующими субъектами вопросов и проблем.

  3.Каналами прямой связи, в частности, могут служить:

  -доступные для субъектов предпринимательской и инвестиционной деятельности мобильные телефоны руководителей исполнительных органов муниципального образования;

  -официальные блоги руководителей исполнительных органов муниципального образования в общераспространенных социальных сетях; «горячая линия», работающая через Интернет-сайт.

  
  

  Приложение 3

  
  

  ПЕРЕЧЕНЬ ИНВЕСТИЦИОННЫХ ПРОЕКТОВ (реализация которых запланирована на территории поселения

  до 2020 года)

  Наименование участника ОЭЗ РУ ТРТ «Задонщина»Наименование

  проектаОбъем инвестиций, всего, млн. руб.Сумма вложенных инвестиций, млн. руб.Создаваемые рабочие местаИП Мишустин Ю.В.Строительство развлекательного центра в Задонске69,068,950ООО «Задонск - Инвест»Строительство многофункционального гостинично- оздоровительного комплекса (Восточный микрорайон)106,21,141Строительство ледового дворца200,055,310Мишустина Наталья ЮрьевнаСтроительство кафе

  10,010ООО

  «ЗадонскАгроинвест»Строительство тепличного комплекса для выращивания овощей и перерабатывающего завода650,0175Всего1025,2135,3286Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят­ о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета,­ которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность­ и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации ­ неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», - пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и­ настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы,­ и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.«­ Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего,­ комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание - это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью­ и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует­ несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского­ электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, «­ столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками»­ о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией.­ Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает­ конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy»­ - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть­ склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически­ отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что «­ спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития­ правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. «­ Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном­ в ­ этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно­ прав А. Балицкий - ­еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», - описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», - не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или,­ используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «­ Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», - вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность­ карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической­ диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие­ традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «­ есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», - подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы­ привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...­ Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы­ и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму­ и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «­ В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит­ (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного­ и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета­ (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических­ и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­ Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «­ просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу­ субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­ точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», - удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому­ в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы последних лет (С.С.­ Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, «­ что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством». Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, « связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов». определенном типе цивилизаций эти архаические образы и идеи оказывали различное влияние на поведенческую сферу и характер народа, переживались по-разному (быстро или медленно), были подвержены изменениям с той или иной степенью интенсивности и в результате привели к разным государственно-правовым последствиям. Причин этому, конечно, много: от географического и даже климатического положения социума (Ш. Л. Монтескье) до уровня его участия, характера и роли в мировом коммуникационном пространстве.Например, в древнерусской традиции одним из приоритетных источников, оказавших впоследствии огромное влияние на устойчивость и трансляцию национального политического и социально-правового опыта, была языческая религия. Еще в рамках дохристианских верований, ценностей и ритуалов возникает достаточно стихийно (интуитивно) свойственный российской правовой действительности, конкретизирующийся в ее дальнейшем развитии понятийный ряд: «Правда», «Кривда», «суд», «ряд», «Правь» и др. Причем «Правь» - это одна из трех (Явь, Навь) древнерусских субстанций мира, означающая истину или законы (заметьте, какая синонимия!) и управляющая именно реальным­ миром (Явью, а не Навью - миром потусторонним).Надо сказать, что религиозной жизни древних русов как уникальному этнокультурному феномену и источнику национальной (в том числе и государственно-правовой) самобытности не было уделено достаточного внимания в отечественной юридической литературе (исключение составляют работы по мифологии А.П. Семитко и некоторых других авторов), а ведь религия в жизни древних славян значила много, и оставлять ее в тени - значит обрекать себя на непонимание существенных черт отечественного архаического менталитета. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо даже современные юридические тексты довольно часто несут отпечаток этих « примитивных» (с позиций современного человека) представлений.В отличие от греков и римлян, традиционно считающихся (в западном мире) носителями высокой правовой культуры, древние русы не наделяли своих богов антропоморфными качествами. Они не переносили на них своих человеческих черт: боги не женились, не совершали преступлений, не судились, не хитрили и т.п. Славянские божества были скорее символами явлений природы, мифология носила в основном аграрно-природный характер. Отсюда и кажущаяся социальная­ инфантильность древнерусского человека, который действительно оказался напрочь лишенным конкретно-нормативных мифологических моделей, в некотором роде «предправовых (мифических) прецедентов», свойственных, например, древнегреческому архаическому сознанию. Отождествление же истины и закона в образе «Прави» (устойчивом архетипе отечественной правовой культуры), естественно, исключала из русской мифологии весы - важный и необходимый символ предправа, характерный для ранней мифологии большинства западноевропейских народов и способствующий внедрению в жизнь «гибких» регулятивных начал, через осознание индивидами ­ Следует остановиться и еще на одной важной особенности, характеризующей языческую Русь: русы не считали себя «изделиями» Бога, его вещами, но мыслили себя его потомками. Поэтому характер взаимоотношений между древними славянами и богами был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром, а, осознавая явное родство, мыслили себя единым целым. Это была особая «жизненная тотальность» (чем, видимо, отчасти и объясняется отмеченная выше нормативно-социальная «размытость», свойственная жизненному миру древнерусского человека: способ упорядоченности и регуляции отношений был принципиально иным, чем в западных этносах, а именно, через стремление к единению, «собору» социальных, кровнородственных, природных и потусторонних сил, норм, ценностей и т.п.). И это еще одна важная черта отечественного догосудар- ственного менталитета - оформленность (уже на достаточно ранней стадии развития этнического самосознания) и устойчивость патриархально-соборных основ восприятия, понимания и оценки окружающей действительности.Обратимся к государственному периоду. Здесь следует выделить две позиции, а именно мнения С.М. Соловьева и Л.Н. Гумилева.Так, Соловьев рассматривает­ развитие Российского государства как единый исторический процесс, который можно и нужно дробить на множество эпох: все периоды отечественной истории сохраняют преемственность, и никакие, даже самые важные исторические события не смогли прервать «естественную нить событий, приведших к возникновению Российского государства», которое, судя по приведенной историком периодизации, возникло не ранее XIV в.В отличие от С.М. Соловьева, Л.Н. Гумилев в своей работе «От Руси до России» проводит мысль о том, что Древне-русское и Российское государство - это два разных политических образования, хотя территория, на которой они существовали, во многом совпадает. Но в этой связи самым интересным и важным (в контексте нашей работы) будет следующее утверждение: государство Древняя Русь - это неудавшееся Российское государство.Не вдаваясь в подробности данной научной дискуссии, отметим только, что Л.Н. Гумилев полагает, что в результате нашествия степных племен Древняя Русь, как уникальное образование, обладающее неповторимыми юридико-политическими и социальными характеристиками, разрушилась. На ее месте позднее возникло Российское (Московское) государство.Эта точка зрения­ (по многим причинам) нашла поддержку только у некоторых отечественных исследователей. Однако достаточно обстоятельно рассматривалась западными историками государства и права. Например, Э. Аннерс утверждает, что «­ русское государственное устройство, которое стало развиваться сначала со времен Великого Киевского княжества... однако, было прервано в эпоху позднего Средневековья завоеванием, а затем установившимся более чем на два века (1240-1480) игом татар». Более того, по мнению шведского ученого, « это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой системы страны... Татары уничтожили систему правового регулирования социального порядка». Заметим, что хотя подобное мнение по многим своим параметрам является далеко не бесспорным (в частности по отношению к уместности использования термина «иго» для обозначения монгольского влияния на Русь в рассматриваемый период), однако с позиций нашего исследования достаточно полезным. Последнее наглядно проявляется в ответе на вопрос: действительно ли исчезла древнерусская система правового регулирования или все же ее основные, базовые элементы сохранились и были «встроены» в ткань новой государственной формы Московского царства?Рассмотрение данного вопроса явно коррелирует с проблемой признания устойчивости национального правового мировидения, сохранения основ российского юридического менталитета, его проявлений и структурных элементов даже в условиях упадка, разрушения Древнерусского государства. Однако говорить об абсолютном «стирании», исчезновении сформировавшихся (естественно) политического мира, системы правового регулированияДанное положение (повторимся) имеет огромную теоретико-познавательную ценность, так как позволяет обосновать единение политически и идеологически разъединенных (часто явно искусственно) и нередко противопоставлявшихся этапов­ правовой истории России, ее источников, институтов и механизмов.Самодержавие, т.е. формирование сильного и достаточно авторитетного, обладающего «силой власти» центра, стоящего часто вне («мелочной») политической борьбы, считающегося легальным, легитимным и (на уровне коллективных представлений) неприкосновенным, является главной характерной особенностью политического и правового менталитета Московского государства.В отечественной истории вообще и в истории государства и права в частности исследователи традиционно фокусировали свое внимание на эпохе петровских и некоторых допетровских преобразований, достаточно часто и необоснованно оставляя в тени важные предшествующие этапы. Такой акцент как теоретически, так и методологически обеднял, даже искажал представления современников о российском правопонимании и правочувствовании, так как именно богатый событиями допетровский период раскрывает истоки собственно национального политико-правового потенциала, эксплицирует отечественные государственные и юридические ценности, установки и аттитюды, стереотипы в «чистом» виде, лишенном каких-либо (грубых) заимствований. Это естественно сложившийся, уникальный и­ оригинальный национальный юридический мир, с собственной символикой и структурой регулятивной системы, специфическим сочетанием нормативных и ненормативных регуляторов и имманентными формами выражения.Именно в это внешне очень спокойное время на самом деле идет напряженная работа национального духа, формируется (возможно, пока еще схематично) собственная правовая система, которая, как неосознанная, до конца не отрефлексированная юридическая традиция, по мнению автора, оказывает на современность гораздо большее влияние, чем многие последующие экономико-правовые преобразования.В этой связи сформулируем следующие положения:- ­Однако Г.В. Швеков писал, что влияние византийских законов на отечественное право все же происходило, но не в порядке прямого восприятия, а главным образом через посредство древнерусских церковных законов - Номоканона, Кормчей Книги. Заимствуемые правовые акты содержательно перерабатывались и приспосабливались к русскому обычному, а затем и княжескому праву.Следует отметить и еще один исторический источник формирования отечественного юридического менталитета: развитие, наполнение содержанием и смыслом основных структур российской правовой ментальности происходило в условиях отсутствия должной политической и юридической коммуникации (духовной после падения Константинополя замкнутости), что также способствовало возникновению и консервации множества патриархально-патерналистских и мессианских начал (традиций, установок, институтов) в правовой культуре российского общества.Только в полной мере учитывая вышеназванные (впрочем, как и иные) обстоятельства, можно подойти к адекватному пониманию всего комплекса причин и предпосылок, позволяющих объяснить природу национальной правовой системы, примерно с XV-XVI вв. Так, западные историки утверждают о неком радикальном повороте в генезисе отечественного­ права, когда «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени» (по утверждению все того же Аннерса), а «­ правовая система России в XIV- XV вв. уже представляет собой разительный контраст с государственным законодательством Западной Европы... Даже когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 году свое Уложение, стало ясно, насколько значительно русская техника законодательства отставала от западноевропейской ». Подобные выводы представляются, мягко говоря, недостаточно обоснованными, более того, противоречащими фактам из истории западноевропейской философско- правовой мысли. Авторитетные европейские ученые XVIII и XIX вв. признавали, что Соборное Уложение именно по уровню законодательной техники превосходило многие западноевропейские кодификации. Оно было издано на немецком, французском, латинском и датском языках. « В 1777 г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод российского Свода Законов и начал переводить его на язык «варваров-французов». Французскую юриспруденцию Вольтер оценивал как «смешную» и «варварскую», построенную на декреталиях папы и церковных нормах. Вольтер и его коллега даже внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный код??кс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для его страны». Воистину противоречивость эпох, событий, явлений в истории отечественного права и государства неизбежно порождают не менее противоречивые оценки их результатов.Памятуя об оговоренных выше охранительно-консервативных функциях правового менталитета, определяющих самобытное развитие национальной правовой культуры, вряд ли можно серьезно утверждать о безусловном влиянии пусть даже самых значимых в истории страны, внешних обстоятельств (войн, нашествий и т.д.). Наверное, более продуктивным будет поиск ответа через особую национальную рефлексию, обращение к духовному вектору развития российского правопорядка и государственности. Следуя данной исследовательской позиции, обратимся к роли центральной (государственной) власти, ее «архетипической» природе и значимости в процессе формирования юридического менталитета России.Многие парадоксы национальной истории, ее неожиданные повороты не раз демонстрировали следующее: душит» еще в зачаточном состоянии.Именно этот архетипический, по своей сути, фактор является важным методологическим ключом к пониманию и экзегезе многих событий, явлений, феноменов и парадоксов, в той или иной мере связанных с политической историей страны, развитием и функционированием ее правовой и экономической систем.Причины такого не по-гегелевски «простого» снятия гражданского общества в России обычно ищут в традиционно выделяемых исследователями, в целом придерживающимися позиции об изначальном правовом и политическом отставании страны, некой исторической ушербности ее развития, в особенностях генезиса отечественной государственности. Справедливости ради заметим, что их рассуждения не лишены некоторой (вполне соответствующей их сравнительно-европоцентристской методологической позиции) логики и смысла, несомненно, представляют интерес для предмета данной работы:- национальные государства Западной Европы зарождались и развивались при существовании самых разнообразных форм государственно-политического и социального устройства: графства, герцогства, епископии, республики разных видов (города-республики и др.), города-коммуны, «вольные» территории и т.д. Все­ они находились в разной степени соподчиненности, и население их было связано со своими правителями разной степенью прав и обязанностей. В отечественной же истории со времен Киевской Руси наблюдается явная унификация форм государственного устройства: по сути дела, существует только одна форма - княжества, в каждом из которых главой является князь со своими старшими дружинниками - боярами;- ­ отдельным лицам либо целым социальным группам. Еще В.О. Ключевский отмечал, что « пространство Московского княжества считалось вотчиной его князей, а не государственной территорией: державные права их, составляющие содержание верховной власти, дробились и отчуждались вместе с вотчиной, наравне с хозяйственными статьями». Так, в 1302 г. произошло знаковое событие, важное для утверждения взгляда на землю-удел (государство) как на свою частную собственность: переяславский князь Иван Дмитриевич завещал город Переяславль и волость вместе со всем населением, оброками и ловлями как свое частное владение, «как сундук с добром и платьем» Даниле Московскому. Очевидно здесь то, что значима была не только и не столько земля, города и другие ценности материального порядка, но произошло совершенно другое - задолго до установления «самодержавия и абсолютизма» создаются и постепенно закрепляются в реальной государственной практике, отражаются в массовом политико-правовом сознании прецеденты приватизации отдельными лицами, семьями или родами самой государственной власти. Последняя же, по нашему мнению, неизбежно сопровождается и персонификацией ответственности (перед Богом и потомками своими) за «судьбы Отчизны и простого, «мизинного» люда». Вообще, московские князья уже в XIV-XVI вв. довольно «просто» распоряжались вотчинами бояр, «перебирали» их земли, лишали их отдельных привилегий, отбирали в казну и т.д. Более того, Судебник Ивана III (1497 г.), Ивана­ Грозного (1550 г.) и даже Соборное Уложение 1649 г. не содержат четкого юридического (легального) определения «поместья» и «вотчины». На ментальном уровне отечественного политико-правового бытия подобная ситуация неизбежно «откликается» возникновением соответствующих юридических ценностей и установок, стереотипов, символов и ритуалов, что, несомненно, сопровождается формированием адекватного ситуации стиля правового мышления как на уровне городского, «интеллектуального» меньшинства (после всего сказанного будет вряд ли корректно называть его политической элитой), так и в рамках народной традиции, представленной «молчаливым большинством» (термин А.Я. Гуревича) соотечественников. И в этом смысле абсолютно точно, «что для российского менталитета власть - это дьявольская сила»39;* Макаренко В.П. Российский политический менталитет // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 39.- закономерным финалом, апофеозом и апогеем одновременно стал следующий этап взаимоотношений российского общества и государственной (самодержавной) власти, начавшийся в 1547 г., когда торжественно совершился ритуально-символический по форме, но ментальный по сути­ и значению «чин венчания» Государя всея Руси Ивана IV на царствие. «­ Смысл церемонии заключался в том, что Иван IV «венчался» на царствие не сам по себе, а на «брак» со святой «невестой» Русью. Утверждалась следующая иерархия духовно-светского подчинения народа: наверху сам Бог, затем святая пара Иван Васильевич и Русь, которые являются «отцом и матерью» для своих детей-подданных (напомним, по «правде» равных перед ними)». А кто же между ними? Где национальная политическая, экономическая или военная аристократия, «рыцари» и «третье сословие»? Думается, что такой «средней», праводостойной и правосознающей, «скрепляющей» (по выражению Н. Эйдельмана) силы, роль которой на Западе играло, например третье сословие, в России не было, хотя бы уже потому, что она просто не вписывалась в систему координат традиционного российского юридического и политического миропонимания и мирочувствования, не отвечала социально-психологическим установкам большинства россиян. Благодаря же слабой структурированности социума, известной его социально-политической инерции, правовой «размытости» индивида в общинной среде, интересы, «помыслы» целого в России всегда представляла и представляет верховная власть - зовется ли она царской, партийной, президентской или какой-либо еще. В определенный исторический период в России сформировалось весьма специфическое (по сравнениюс имеющимися европейскими аналогами) деспотическое самодержавие, которое в тех или иных формах продержалось вплоть до 1917 г., а если говорить о государственно-правовом режиме, то, возможно, и значительно дольше.­ И вновь возникает мысль о преемственности государственного устройства через сохранение национального юридико-политического типа на глубинном архетипическом уровне, идентичность которого настолько устойчива, что не может быть «стерта» даже в ходе самых, казалось бы, радикальных преобразований. В итоге, следуя вышеизложенным положениям, российский юридический менталитет еще в допетровскую эпоху и задолго до «прихода» большевиков развивается в условиях господства этатистского принципа отечественной политико-правовой культуры: сильное государство - слабое («негражданское») общество,, Здесь можно вспомнить и такую банальную мысль (политический трюизм), как: положение высших классов, элиты общества всегда является следствием и показателем общего состояния народа.Известное же теоретико-методологическое положение о возможности сопоставления правовой системы с другими, столь же широкими системами - экономической, политической - с целью выявления их специфики и форм взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений, в рамках традиций генезиса российского государства обосновывается просто и в полной мере.«Общее крепостное состояние сословий»­ (по замечанию известного юриста, либерала Б.Н. Чичерина) продолжалось, по крайней мере «де-юре», до известного указа императора Петра III от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности. Отечественная политико-правовая история подобного акта еще не знала, хотя содержание его, как хорошо известно, довольно незамысловатое: дворяне были освобождены от обязательной государственной службы. Для России этот документ и последующие за ним екатерининские акты 70- 80-х годов XVIII в., например Жалованная грамота императрицы дворянству, в которой, опять же впервые, были предоставлены правовые гарантии собственности, правда, на свои же земельные владения, по значению своему были Magna Charta Libertatum - ожиданием новой эпохи.Появление первого (даже по весьма жестким вестернизированным юридическим меркам) свободного сословия, субъектов права, с точки зрения западного юридического опыта, европейской правовой и политической традиции, 09 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 357.должно было неизбежно вести к дальнейшему освобождению иных слоев российского населения. И с этих позиций Россия стояла на пороге великого «коперниканского» поворота всего политико-правового уклада­ - установления формально-правового равенства через преодоление вековой юридической деперсонификации индивида, соборного состояния общества (на фоне традиционной для страны фактической и юридической приватизации и персонификации власти). Подобное признание абсолютной и безусловной ценности права, которое, по мысли реформаторов, необходимо «поднимается» над имущественно-сословными, национально-религиозными качествами личности, признавая тем самым ее самодостаточность в качестве субъекта правовых отношений, в российской истории трудно было бы переоценить, но...Попытка (достаточно успешная в странах западной Европы и США) изменения отечественной юридической и политической систем практически провалилась: дворяне, все же получив ряд «дарованных» привилегий и свобод, тем не менее, так и не превратились в праводостойное (по западным канонам) сословие, поэтому эпоха просвещенного абсолютизма быстро сменяется периодом «антилиберальной реакции», павловским реформаторством (по-другому, обычным наведением порядка в практически разоренной, «распущенной» былыми, часто доведенными до абсурда дворянскими вольностями стране) и николаевской цензурой. С позиций­ данного исследования важно другое - традиционный российский правовой менталитет «выстоял», проявил неожиданную (для реформаторов) устойчивость, вновь воспроизвел и сохранил содержание своих основных структур.Причина? Скорее всего, их несколько. Во-первых, общементальный фон (фонд), его основные характеристики (устойчивость, фиксация, трансляция и т.д.); во-вторых, сохранение, незыблемость основных инстит??тов, стандартизирующих политико-юридический менталитет. По поводу последнего, активный деятель третьей Государственной Думы и Временного правительства Александр Гучков замечал: «­ Историческая драма российских реформаторов состояла в том, что они были вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, армию против ее вождей, авторитет правительственной власти против носителя этой власти». Его вывод можно воспринимать и как обозначение важной проблемы воссоздания и реализации в отечественной политико-правовой реальности подлинных ценностей, которым надлежит заменить собой реализацию ценностей мнимых, осуществляемую под видом подлинных. В-третьих, наличие особой «питательной среды»: «апробированного» самой отечественной историей стиля юридического мышления; основных носителей (субъектов) национальных юридических ценностей, установок, символов и ритуалов. К последним, прежде всего, следует отнести российское крестьянство.приобрести необходимые атрибуты гражданского общества и, тем самым, перейти в принципиально иное качественное состояние.Право, понимаемое сторонниками радикального изменения отечественной государственно-юридической жизни исключительно в рамках западной версии, в этом «вестернизационном» процессе было призвано стать значимым элементом культур-национального бытия и прекратить свое существование, как им казалось, в качестве атрибута власти (приказов суверена). В условиях самобытной юридической реальности оно должно было стать нормативной формой выражения свободы посредством принципа формального равенства людей в общественных отношениях. И [38] это в стране, где термин «право» получает признание (и то на уровне властных элит) только в петровскую эпоху, а до этого момента его прекрасно «заменяет» более емкое понятие «правды», включавшее в себя субъективное и объективное право, характерные для уголовного и гражданского права нормы (и представления) справедливости, религиозно-нравственные каноны и т.д. Именно «правда» веками определяла специфику регулирования общественных отношений, идейное содержание государственной власти в России. Например, весьма показательна обязанность царя «держать совет» с Думой, Земскими Соборами, которая должна была исполняться не как результат борьбы населения за ограничение верховной власти, а «во имя обоюдной любви царя и народа»: ведь требование любви было не только давно известно, но и достаточно органично традиционному русскому праву (крестное Целование, договоры «о любви и правде» и др.). Поэтому «Соборы никогда не претендовали на власть (явление с европейской точки зрения совершенно непонятное), а Цари никогда не шли против «мнения Земли>> - явление тоже чисто русского порядка... и все это вместе взятое представляло­ собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством». Видимо, следует говорить о не- ком специфическом качестве, которое приобрел классический для общей теории государства и права вопрос о взаимной ответственности общества (личности) и государства в отечественном правоментальном пространстве. Известный русский историк права С.В. Пахман писал: «Внимательный глаз открыл бы в нашем обычном праве, быть может, и такие начала, которые свойственны самому развитому юридическому быту».И все же кардинальное изменение, которое совершила (или должна была совершить) правовая реформа в сознании народа, заключалось в том, что право, прежде отождествляемое с божественной волей (олицетворяемой в царской власти) и имеющее сакральный характер «общинной правды» постепенно (возможно, очень медленно) теряло образ «сверхъестественного руководства» и на глубинном уровне умственного и духовного строя народа трансформировалось (или трансформировалось бы) в привычный для населения способ регулирования наиболее важных социальных отношений.Таким образом, правовые и политические реформы даже в своем половинчатом виде, «проектном состоянии» служили­ источником известной в XIX - начале ХХ в. вестернизации русского права, проводником принадлежащих западной правовой традиции ценностей, стереотипов, установок (аттитюдов) и представлений в недра отечественного юридического менталитета.Однако в России во второй половине XIX - начале ХХ в., в отличие, например, от Франции и Великобритании, сформировалась принципиально иная духовная ситуация: не произошла десакрализация верховной персонифицированной власти, такая, чтобы население видело в ней только гражданский (политический) институт, не были устранены нигилистические настроения большинства населения, изжиты практически повсеместное неверие в закон (в возможность законности и правового порядка в стране), органическая боязнь хаоса при утрате «сильной руки» (свобода в массовом сознании - это стихия, воля). Учитывая жесткую детерминацию российской пр��вовой системы, наличие явных функциональных связей с организацией отечественного государства либеральный идеал правопони- мания и правоприменения пореформенного периода в сознании большинства россиян так и не был сформирован.В итоге альтернативный путь развития страны, связанный с ассимиляцией западных политико-юридических форм­ и институтов, а следовательно, с сотрясением основ российской правовой культуры и радикальным изменением духовно-этических принципов и аксиом национального правосознания, ломкой отечественного юридического менталитета, уже к 1907-1910 гг. показал свою полную несостоятельность и в итоге был свернут, прекратил свое существование как культурная тенденция, по сути, подтолкнув общество к господству революционной стихии в его стремлении обрести некую исконную почву национального права и государства, дать им собственное «прочтение», интерпретацию цели и задач в свете стремления к размежеванию с западным социально-юридическим дискурсом.Вскрывая проблемы отечественной правовой рефлексии начала ХХ в., следует остановиться и на особенностях российского конституционализма. В пределах отечественного ментального пространства, сложившихся типических инвариантных структур и стереотипов отечественного правового уклада потребность в писаной Конституции, т.е стремление к четким формально-правовым основаниямгосударственности, имела очень слабую укорененность в сознании большинства социальных слоев, и даже те силы, которые объективно подрывали царское самодержавие и способствовали продвижению­ к иным политическим формам, чаще всего руководствовались не формальными юридическими идеалами (что в полной мере свойственно западному правовому просвещению XVIII-XIX вв.), а материальным идеалом «народного блага»: по сути, им нужна была власть в том же объеме и с теми же способами осуществления, измениться должен был только ее вектор, власть должна была быть «перераспределена» в интересах других (периферийных по отношению к властному центру) общественных групп. Впрочем, это мнение разделяли и российские монархисты. И. Л. Солоневич пишет: «...­ Народно-Монархическое Движение в «восстановлении монархии» видит не только «восстановление монарха», но и восстановление целой «системы учреждений»... той «системы», где Царю принадлежала бы «сила власти», а народу «сила мнения». Это не может быть достигнуто никакими «писаными законами», никакой «конституцией», ибо и писаные законы, и конституции люди соблюдают только до тех пор, пока у них не хватает сил, что бы их не соблюдать». Таким образом, построение демократической государственности западно-европейского образца в России, характеризующейся в первую очередь адекватной ее принципам и целям правовой системой, всегда так или иначе сводилось к вопросу политического «продавливания», лозунга, увлеченного копирования и даже сиюминутных настроений различных «просвещенных» властителей, но ни в коем случае не увязывалось с эволюцией, особой логикой развития национальной юридической традиции и объективными факторами генезиса отечественного государства.В контексте представленного историко-правового дискурса такие переломные времена, как 90-е годы ХХ в., несомненно оказывают значительно более глубокое влия-ние на формирование юридической ментальности, чем периоды стагнации (застоя). Именно в эпоху реформирования, связанную (что более чем естественно) с разного рода энтропийными тенденциями, массированными инновациями, на различных этапах ломки устоявшихся государственно-правовых форм и институтов, привычных схем (моделей) социально-экономического общения появляются навязчивые иллюзии о возможности быстрого преодоления тянущих в прошлое исторических образцов, изменения долгосрочной памяти общества­ и формирование на этой основе нового юридического и политического генотипа. Подобные представления обусловлены, прежде всего, сущностью, природой происходящей в стране социальной трансформации: идет формирование новых социальных субъектов, якобы происходит (или ощущается?) распад социалистической правовой реальности, усиливаются тенденции очередной вестернизации национальной юридико-политической системы, а следовательно, должны изменяться основные акценты и ориентиры внутренней и внешней политики государства, намечаться новые принципы диалога человека и общества с властью и т.д.Однако чаще всего все это происходит на уровне публичного (активно декларируемого «реформаторской» властью) дискурса. Постепенно проходящая эйфория первых лет демократических изменений, довольно быстрое разрушение (казалось бы, весьма прочного) антибольшевистского консенсуса обнажают реальное положение дел - скрытый дискурс современного российского реформирования. Обращение к нему даст возможность объективной, всесторонней оценки начавшейся примерно с середины 90-х годов широкой правовой аннигиляции, когда иностранные правовые конструкции, оказавшиеся в чуждом им ментальном универсуме России, начинают­ весьма активно поглощаться, растворяются в его традиционных установлениях, приводят к различного рода юридическим и политическим мутациям и в итоге превращаются в квазиюридические (провоцирующие правовой нигилизм и скепсис, известное разочарование большинства населения) феномены. Искушение быстрой модернизацией национального мира, охватившее новые политические и юридические элиты начала 90-х, и, соответственно, стремление к такому же скорому практическому (минуя необходимое в подобных случаях всестороннее и непредвзятое теоретическое, научное осмысление) освоению «заемных» правовых и политических институтов, широкомасштабная ассимиляция иных юридических традиций, как показал опыт, не принесли ожидаемых результатов. В этих условиях отечественная политико-правовая сфера просто обречена на поиск предельных оснований собственного бытия, соотнесение последних с меняющимися в стране поколениями, динамичным миром, проблемами и перспективами общецивилизационного развития.3.2. Социокультурная легитимация институтов российской юридической ментальностиМентальность ­ человека создает особое мировидение, которое в свою очередь влияет и на творчество человека. «[28] Человек как разумное и эмоциональное существо не ведет себя автоматически, и все его поступки, от элементарно-бытовых до тончайших выражений в сфере творчества, от участия в социальных движениях до размышления наедине с собой, в огромной степени обусловливаются той системой мировидения, которая присуща данной культуре и стадии общественного развития». Хотя отмеченная ранее деревенская собственногопроцессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались­ и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни ра??рабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - ­ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные вз��ляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожела??т, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Американской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции второй половины XIX - начала ХХ в. вряд ли можно [15]считать таковыми) политико-правовые доктрины, действительно отражающие общественные воззрения на государство, право, порядок, правосудие и т.д. Объяснение этому весьма банально: как на обыденном, так и на «высоком», доктринальном уровне правовое мышление принадлежит «миру повседневной жизни», явленному нам (в своих устойчивых структурах) в виде национальной ментальности. А. Шюц определяет последний как «­ интерсубъективный мир, который существовал задолго до нашего рождения и переживался и интерпретировался другими, нашими предшественниками, как мир организованный. Теперь он да�� нашему переживанию и интерпретации. Любая интерпретация этого мира базируется на запесе прежних его переживаний - как наших собственных, так и переданных нам нашими родителями и учителями, - и этот запас в форме «наличного знания» функционирует в качестве схемы соотнесения (выделено нами. - А.М., В.П.)». Таким образом, «жизненный мир» любого ученого, и в частности правоведа, определяемый Э. Гуссерлем как совокупность первичных, «фундирующих» интенций, является производным от менталитета, носителем которого он является. Это именно производностъ, не повторение или «калькирование»: исследователь, естественно, независим в своих суждениях, однако «жизненный мир» является «горизонтом» всех его целей, проектов, интересов независимо от их временных, пространственных и т.п. масштабов. Правовое мышление ученого (как, впрочем, и любого индивида) не только предметно, но и интенцио- нально, и стилистически определенно. Последнее же задает именно менталитет.В итоге (в самом начале еще просматриваются некоторые доктринальные «шатания») изменился стиль, «слог»,названия идейных течений, авторский корпу??, цитируемые источники, возможно, система аргументации, цензор, способ распространения (пропаганды) в массы, т.е. буква, а не дух. Однако « именно дух права должен быть в центре внимания, поскольку дух есть синоним естественной направленности или конечных целей, на которых основывается любая юридическая система». Изменения же внешних юридических форм государственной власти, способов ее публичного выражения не привели к действительным переменам в плане ее содержательной наполненности, истинного положения дел (пользуясь терминологией Мишеля Фуко, скрытого дискурса). В ходе, казалась бы, самых коренных изменений энтропийный процесс так и не охватил всю социальную систему и, соответственно, не привел к разрушению устоявшихся социокультурных структур.широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей,­ обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) ­ Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. «Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», -вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в­ ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Декрета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением­ преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают»­ положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе ­ подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что «таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина».Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия,­ будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [22]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую­ Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность».Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием­ политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое­ исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих­ миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «В ­ упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости­ и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам­ президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации,­ глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. Кудрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского)­ правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя «вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функционирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...».Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая­ опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, что «важно... никогда не забывать того, что сравнивать те или иные ценностные позиции в ментальности различных народов с точки зрения одного из них эпистемологически так же абсурдно, как и сравнивать национальные языки, говоря лишь на одном из них... ­ Встречающиеся в работах наших юр��стов малообоснованные «пессимистические» суждения относительно якобы «недоразвитости»Однако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей «говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей».В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы оторванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма­ поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних ­ Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями».Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, ­ нашей действительности».В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает­ относительную свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Скачать неопознаный вид работы