Репетиторские услуги и помощь студентам!
Помощь в написании студенческих учебных работ любого уровня сложности

Тема: Финансы малого предпринимательства

  • Вид работы:
    Другое по теме: Финансы малого предпринимательства
  • Предмет:
    АХД, экпред, финансы предприятий
  • Когда добавили:
    07.02.2018 4:34:25
  • Тип файлов:
    MS WORD
  • Проверка на вирусы:
    Проверено - Антивирус Касперского

Другие экслюзивные материалы по теме

  • Полный текст:





























    Содержание

    Введение …………………………………………………………………….……3

    ГЛАВА1.ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ФИНАНСОВОГО

    ОБЕСПЕЧЕНИЯ МАЛОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА…………………..5

    1.1. Экономическое содержание и роль малого

    предпринимательства в современных условиях……………………..…….….5

    1.2. Финансовые ресурсы малого предпринимательства:

    сущность, виды, источники формирования………………………………......17

    1.3. Финансовый механизм кредитования малого бизнеса ……………..….38

    ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ СТРУКТУРЫ И ПРОБЛЕМЫ

    ФОРМИРОВАНИЯ ФИНАНСОВЫХ РЕСУРСОВ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ..46

    2.1. Анализ финансовых источников деятельности субъектов малого

    предпринимательства в современных условиях………………………….…46

    2.2. Оценка государственной финансовой поддержки субъектов

    малого предпринимательства в России (и зарубежных странах.

    ( можно взять только Россию)…………………………………………….…69

    2.3. Факторы развития и проблемы финансирования малого бизнеса в России…..……………………………………………………………………...81

    ГЛАВА 3. ПУТИ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ФИНАНСОВОГО

    ОБЕСПЕЧЕНИЯ МАЛОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА…......................90

    3.1. Пути повышения эффективности управления финансовыми

    ресурсами малого предпринимательства…………………………………...90

    3.2. Направления развития государственной финансовой политики

    в области

    поддержки малого предпринимательства………………………………….99

    3.3. Зарубежный опыт поддержки малого предпринимательства….107

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………..…114

    СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…………………….…120































    Введение

    Актуальность темы исследования. Малое предпринимательство призвано играть важную роль в социально-экономическом развитии любого государства. В странах, где малый бизнес занимает подобающее место, он обеспечивает экономический рост, способствует сохранению политической и экономической стабильности, формирует устойчивую базу налоговых поступлений в бюджеты разных уровней. Малое предпринимательство имеет большое значение в повышении жизненного уровня населения, содействует разрешению такой острой социальной проблемы, как безработица. Малые предприятия способствуют усилению конкуренции, являются центрами разработок и внедрения достижений научно-технического прогресса.

    Сектор малого предпринимательства в России насчитывает около 890,6 тысяч малых предприятий и 3,9 миллионов предпринимателей без образования юридического лица. Доля продукции и услуг, производимых малыми предприятиями РФ, составляет около 12% ВВП. В ведущих зарубежных странах количественные показатели развития малых фирм неизмеримо больше. Например, в американской экономике успешно работают 25 млн. малых и средних предприятий, что составляет 90% всех предприятий. На малый бизнес приходится больше 50% валового национального продукта США.

    Главным препятствием на пути становления и развития малых предприятий в России являются проблемы финансирования.

    Недостаток финансовых ресурсов ограничивает возможности малых предприятий в расширенном воспроизводстве, внедрении новых технологий, освоении новых рынков, повышении качества продукции и услуг, что в целом сдерживает количественное и качественное развитие сектора малого бизнеса.

    Важную роль в улучшении финансирования малых предприятий призвана сыграть финансово-кредитная поддержка. Низкие темпы роста малого предпринимательства в РФ требуют пересмотра концепции, приоритетов и форм помощи малому предпринимательству со стороны государства. Современные тенденции развития России характеризуются усилением роли органов местного самоуправления в решении социально-экономических проблем. В связи с этим, особое внимание должно быть уделено муниципальным программам финансовой поддержки малых предприятий. В условиях ограниченности бюджетной составляющей актуальность приобретают внебюджетные ресурсы. Однако механизм их аккумулирования разработан крайне слабо.

    Указанные проблемы обусловили необходимость анализа особенностей финансирования субъектов малого предпринимательства с целью определить пути улучшения их ресурсного обеспечения. На сегодняшний день практически отсутствуют научные исследования, посвященные комплексному рассмотрению финансовых основ деятельности малых предприятий. Это определило выбор темы диссертационной работы и ее значимость в современных условиях.

    Работа состоит из введения, основной части, заключения и списка используемой при написании работы литературы, что наиболее точно отражает логику и структуру излагаемого материала.








    Глава 1. Теоретические основы финансового обеспечения малого предпринимательства

    1.1.Экономическое содержание и роль малого предпринимательства в современных условиях

    Предпринимательство как процесс организации производства товаров и услуг для удовлетворения постоянно возобновляющегося спроса и получения прибыли, а также как функция управления этим процессом имеет свою историю и динамику развития.

    В римском праве «предпринимательство» рассматривалось как занятие, дело, деятельность, особенно коммерческая.

    Терминологическая сущность и содержание, вкладываемые в понятие «предпринимательство», менялись и упорядочивались в процессе развития экономической теории.

    Достаточно простое и весьма емкое определение предпринимательства дает В.И.Даль. В частности, он пишет, что «предпринимать» означает «затевать, решаться исполнить какое-либо новое дело, приступать к совершению чего-либо значительного»: отсюда «предприниматель» - «предпринявший» что-либо.

    Принято считать, что одним из первых, кто серьезно заинтересовался предпринимательством, был А.Смит. Однако лет за десять до него этими проблемами очень интенсивно занимался Р.Кантильон. Именно он сформулировал тезис, согласно которому расхождения между спросом и предложением на рынке дают возможность отдельным субъектам рыночных отношений покупать товары дешевле и продавать их дороже. Именно он назвал этих субъектов рынка предпринимателями («предприниматель» - в переводе с французского «посредник»).

    В современной экономической литературе четкого определения сущности предпринимательства нет. В большинстве случаев сущность этого явления подменяется целью предпринимательской деятельности. Так, например, в «Большом экономическом словаре» под общей редакцией А.Н.Азрилияна дается следующее определение: «Предпринимательство инициативная самостоятельная деятельность граждан, направленная на получение прибыли или личного дохода, осуществляемая от своего имени, под свою имущественную ответственность или от имени и под юридическую ответственность юридического лица». К сожалению, такой подход господствует сегодня в России и закреплен у нас законодательно, в частности, в законе «О государственной поддержке малого предпринимательства в Российской Федерации», Гражданском кодексе Российской Федерации и др., в трудах отечественных ученых, занимающихся проблемой предпринимательства.

    Согласно современному российскому законодательству предпринимательская деятельность (или предпринимательство) это самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от использования имущества продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг, лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке. Однако и это определение не отличается полнотой.

    Предпринимательство можно определять с различных позиций, таких как:

    1. деятельность, направленную на максимизацию прибыли;
    2. инициативную деятельность граждан, заключающуюся в выработке товаров и услуг, направленную на получение прибыли;
    3. прямую функцию реализации собственности, основную ее производственную функцию;
    4. процесс организационной новации в целях извлечения прибыли;
    5. действия, направленные на возрастание капитала, развитие производства и присвоение прибыли;
    6. специфический вид деятельности, направленный на неустанный поиск изменений в существующих формах жизни предприятий и общества, постоянная реализация этих изменений.

    Большинство практиков и исследователей делают акцент на получение прибыли, рассматривая ее как конечную цель предпринимательства. Однако предпринимательство имеет своей конечной целью не столько прибыль, сколько непрерывность воспроизводственного процесса, связанного с воспроизводством спроса и удовлетворением постоянно меняющихся, постоянно возрастающих потребностей индивидуума или социальной группы, общества в целом.

    В этой связи предпринимательство более правильно определять как процесс непрерывного поиска изменений в потребностях, спросе конечного потребителя на продукцию и услуги, удовлетворения этой потребности путем организации производства, сбыта, маркетинга, логистики, менеджмента, ориентированных на самые лучшие новации, приносящие максимум производительности в каждой из стадий процесса воспроизводства.

    В этом определении акцент делается не на максимизацию прибыли, а на потребителя, на его потребности, удовлетворение которых благодаря высокому уровню организации предпринимательства и может принести максимальную прибыль.

    Предпринимательство это не всякий бизнес, это стиль хозяйствования, которому присущи принципы новаторства, антибюрократизма, постоянной инициативы, ориентации на нововведения в процессы производства, маркетинга, распределения и потребления товаров и услуг. Тогда как бизнес это репродуктивная деятельность в сфере организации, производства, распределения и реализации товаров и услуг без новаторства, без инициативы в развитии инновационных процессов. Это осуществление или организация из года в год одного и того же производства, сбыта, распределения или другой деятельности в рамках апробированных технологий, норм и правил для удовлетворения сложившихся потребностей.

    В настоящее время предпринимательство рассматривается с разных точек зрения: как стиль хозяйствования, как процесс организации и осуществления деятельности в условиях рынка, как взаимодействие субъектов рынка и т.д.

    Анализируя различные точки зрения по этому вопросу, можно сделать вывод, что предпринимательская деятельность это реализация особых способностей индивида, выражающаяся в рациональном соединении факторов производства на основе инновационного рискового подхода. Предприниматель использует в производстве новейшую технику и технологию, по-новому организует труд, иначе руководит, что приводит к снижению индивидуальных затрат производства, на базе которых устанавливается цена. Предприниматель максимально эффективно налаживает маркетинговую деятельность. Он лучше других определяет рынок, на котором выгоднее всего закупить средства производства, точнее «угадывает», на какой продукт, в какое время и на каком сегменте рынка окажется наибольший платежеспособный спрос. В результате он получает больше прибыли, чем обычные бизнесмены. К тому же предприниматель постоянно рискует. Он не избегает риска, а идет на него сознательно, чтобы получить больший доход, чем другие своеобразную компенсацию за этот риск.

    Под предпринимательским доходом следует понимать, прежде всего, дополнительный доход, доход от управления, излишек, получаемый предпринимателем благодаря его природным качествам или особому умению анализировать и по-новому комбинировать факторы производства в зависимости от внешних условий.

    Учитывая, что предпринимательская деятельность связана с осуществлением определенных функций, такую деятельность можно охарактеризовать как процесс планирования, организации и осуществления непрерывного, постоянно обновляемого воспроизводства товаров и услуг в целях удовлетворения экономических, социальных и экологических потребностей общества (его членов) и получения прибыли.

    Предпринимательская деятельность может осуществляться: 1) путем непосредственного производства какого-либо товара, продукта или услуги; 2) путем производства посреднических функций по продвижению товара от продуцента к потребителю. В рамках такого разделения труда сформировалась типология предпринимательской деятельности (рис. 1).


    Рисунок 1 Типология предпринимательской деятельности

    Предпринимательская деятельность это особый вид деятельности, направленный на извлечение прибыли, которая основана на самостоятельной инициативе, ответственности и инновационной предпринимательской идее.

    Предпринимательская идея представляет собой выявленный возможный интерес производителя, имеющий видимые очертания какой-либо конкретной экономической формы. Выявление такого интереса может осуществляться посредством совмещения возможностей предпринимателя с потребностями рынка, или, наоборот, путем совмещения потребностей рынка с возможностями предпринимателя.

    Предпринимательство выступает в качестве особого вида экономической активности, ибо его начальный этап связан, как правило, лишь с идеей результатом мыслительной деятельности, впоследствии принимающей материализованную форму.

    Предпринимательство характеризуется обязательным наличием инновационного момента, будь то производство нового товара, смена профиля деятельности или основание нового предприятия. Новая система управления производством, качеством, внедрение новых методов организации производства или новых технологий это тоже инновационные моменты.

    В предпринимательстве целесообразно рассматривать два основных элемента:

    1. новаторскую инновационную деятельность как предпринимательскую функцию;
    2. действия предпринимателя как носителя и реализатора данной функции.

    Результатом каждого типа предпринимательской деятельности является достижение поставленных предпринимателем целей. В качестве основных целей предпринимательской деятельности могут выступать:

    1. получение прибыли от вложенного в тот или иной объект предпринимательства капитала, финансовых, ресурсных и материальных средств;
    2. удовлетворение спроса общества на конкретные потребности его членов или страны, региона.

    Для достижения целей определяются и решаются конкретные задачи предпринимательской деятельности в рамках текущей или перспективной политики предприятия. Политика организации определяет направление и методы осуществления предпринимательской деятельности, ее стиль, которые обеспечивают эффективное поведение организации в сложившихся или меняющихся условиях окружающей среды.

    Задачи предпринимательской деятельности и их решение, способствующие достижению поставленных целей, можно разделить на два направления. Первое направление это комплекс задач, решение которых обеспечивает успех инновационной деятельности предпринимателя, второе направление это комплекс задач, решение которых формирует эффективность процесса производства или посреднической деятельности, которые осуществлялись или же только стали осуществляться.

    Достижение роста прибыли, например, требует решения комплекса таких задач, как обеспечение процесса производства необходимыми факторами производства; поиск источников финансирования; анализ выживаемости предприятия в меняющихся условиях конкуренции; удовлетворение потребностей покупателей или клиентов; увеличение объема продаж; снижение численности работников; разработка маркетинговых стратегий; выбор поставщика; выбор партнера по бизнесу; повышение ликвидности организации; разработка мероприятий по охране окружающей среды и т.д.

    Экономическая сущность предпринимательской деятельности заключается в поиске и реализации новых комбинаций факторов производства (обновление продукции, технологии, организационных подходов) с целью удовлетворения явного или потенциального спроса. Субъектом новаторской творческой экономической деятельности может быть как индивидуальный предприниматель, так и группа людей, действующих в рамках организации и выступающих с инициативой по выпуску нового товара, реализации новых решений, новых подходов и т.п.

    Содержание предпринимательства, границы его осуществления тесно связаны с формами и видами предпринимательской деятельности (таблица 1). В соответствии с принятой структурой процесса воспроизводства (производство, обмен, распределение, потребление) выделяют четыре главных сферы предпринимательства: производственная, коммерческая, финансовая и сфера потребления. Другие виды предпринимательской деятельности, например, инновационная, маркетинговая, включаются в состав четырех главных сфер предпринимательства.

    Многообразие предпринимательской деятельности в соответствии с классификационными признаками:

    1.Вид или назначение: производственная, коммерческая, финансовая, консультативная.

    2.Формы собственности: частная, государственная, муниципальная.

    3.Количество собственников: индивидуальная, коллективная.

    4.Организационно-правовые формы: товарищества, общества, кооперативы.

    5.Организационно-экономические формы: концерны, ассоциации, консорциумы, синдикаты, картели, финансово-промышленные группы.

    6.Распространение деятельности на различные территории: местная, региональная, национальная, международная, мировая.

    7.Формы ответственности: полная, солидарная, субсидиарная.

    Таблица 1

    Классификация предпринимательской деятельности

    Признаки классификацииХарактеристика предпринимательской деятельностиПо сфере

    деятельностиПроизводствен-наяКоммерческаяФинансоваяСфера

    потребленияПо организационно-правовому статусуБез образования юридического лицаЧастное

    предприятиеФермерское хозяйствоОбщество с ограниченной ответственностьюМалое предприятиеСмешанное товариществоЗакрытое или открытое акционерное обществоСовместное предприятиеПо отношению к собственностиИндивидуальная (без применения наемного труда)ЧастнаяГосударственнаяПо количеству собственниковИндивидуальная, частнаяСемейнаяКоллективнаяСмешанная, совместнаяПо масштабам производства и численности работниковМалое

    предприятиеСреднее

    предприятиеБольшое предприятие

    По территориальному признаку

    Сельская,

    районная

    Городская, областная

    Региональная, национальная

    ЗарубежнаяПо отраслевой принадлежностиСтроительная, текстильнаяМеталлообрабатывающая, горнодобывающаяПищевая, судостроительнаяЭнергетика, транспорт, связь

    Взаимодействие предпринимателя или его представителей соответствующих служб с внешними организациями, партнерами, конкурентами, отдельными группами потребителей, поставщиками, местными и центральными органами власти, налоговыми органами, таможней и другими участниками предпринимательской деятельности требует соблюдения установленных форм, норм и правил сотрудничества.

    Главной составляющей сотрудничества в сфере предпринимательства является сделка, т.е. экономико-правовая форма достижения предпринимательской цели. Сделка рассматривается как действие, направленное на установление, изменение или прекращение правоотношений юридических или физических лиц в области предпринимательской (хозяйственной, коммерческой и т.д.) деятельности. Сделка это любая договоренность между предпринимателями, в основе которой имеется коммерческий интерес. Результат сделки как процесса обмена удовлетворение всех участников сделки, достижение поставленных ими коммерческих целей или получение в результате обмена ценностями пользы, выгоды.

    Сделка считается заключенной сразу же после подписания договора, содержание и форма которого зависят от направления и формы сотрудничества партнеров.

    Основными направлениями сотрудничества могут быть сфера производства, сфера товарообмена, сфера торговли, сфера финансовых отношений.

    В сфере производственных отношений используются такие формы сотрудничества, как организация совместных предприятий; организация смешанных предприятий; производственная кооперация; лизинг; проектное финансирование; лицензирование; управление по контракту; подрядное производство и др.

    Основными формами сотрудничества в сфере товарообмена (встречная торговля) являются: бартер, бартерные операции; встречные поставки; коммерческая триангуляция (бартерные операции, в которых участвуют три стороны и более).

    В сфере торговли применяются следующие формы взаимоотношений: обычная сделка; форвардная сделка; сделка о передаче информации; сделка об установлении прямых производственных связей; сделка спот; сделка об экспорте товара; сделка об импорте товара.

    Взаимодействие предпринимателей в сфере финансовых отношений в основном сводится к факторингу и коммерческому трансферту в зависимости от сферы, в рамках которой осуществляются отношения предпринимателей (национальная, межнациональная или международная).

    Осуществлять предпринимательскую деятельность (заниматься предпринимательством) могут:

    1. граждане России, не ограниченные по закону в своей деятельности;
    2. граждане иностранных государств и лица без гражданства в пределах полномочий, установленных законами РФ;
    3. объединения граждан коллективные предприниматели (партнеры).

    Российское законодательство запрещает занятие предпринимательской деятельностью военнослужащим, должностным лицам органов прокуратуры, суда и других правоохранительных органов, лицам, призванным в системе органов государственной власти осуществлять контроль над деятельностью организаций, а также лицам, которым запрещено заниматься этой деятельностью по приговору суда.

    Предпринимательская деятельность может осуществляться как самим собственником, так и лицом, управляющим его имуществом на праве хозяйственного ведения.

    В конкурентной экономике учитываются не только внешние затраты (оплата счетов поставщиков и зарплата по тарифным соглашениям), но и внутренние (потенциальный доход от альтернативного использования капитала сдачи в аренду, ссуды и т.д.). Затраты при этом рассматриваются как плата, достаточная, чтобы сохранить за предпринимателем финансовые, материальные и трудовые ресурсы. Они включают и нормальный предпринимательский доход. Поэтому даже минимальная прибыль сверх этих совокупных затрат обеспечивает стабильное положение организации на рынке. Не останавливает производство и временная нерентабельность, если размеры убытка меньше постоянных затрат, на которые приходится идти независимо от объема работ (% по прежним ссудам, содержание зданий, управленческого аппарата и т.д.).

    Доход вместе с субвенциями (целевым финансированием определенного мероприятия) из бюджета и благотворительных фондов обеспечивают самоокупаемость, включение в затраты среднего предпринимательского дохода высокую оплату менеджеров, а достижение социального эффекта престиж в обществе и снижение коммерческого риска. Общественные и религиозные организации создают предприятия, которые не распределяют свой доход среди учредителей в виде дивидендов и т.д., а используют его для социальных и благотворительных целей. В результате они освобождаются от многих налогов. Имеет место и бесприбыльное предпринимательство, особенно в сфере экологии, культуры, здравоохранения, социального обеспечения, образования.

    Государственной поддержкой охватываются обычно создаваемые предпринимательские структуры до момента их перехода из малых в категорию крупных предпринимательских организаций.

    Для российской экономики, идущей трудным путем реформирования, задача развития и поддержки предпринимательства государством, прежде всего малых его форм в производственной сфере, одна из главных. Формы поддержки различны:

    1. создание системы информационного обеспечения, обучения и переподготовки кадров, нормативной базы, финансовой инфрастуктуры и т.п.;
    2. налоговые льготы и послабления;
    3. целевые фонды, финансирование из федерального и местных бюджетов, зарубежная финансовая помощь на поддержку предпринимательских структур в России.

    Роль малого предпринимательства определяется классическими задачами, которые решает малый бизнес. Это, в первую очередь, сглаживание колебаний экономической конъюнктуры посредством особого механизма сбалансирования спроса и предложения; развитие здоровой конкурентной среды экономики, создающей систему сильных мотивационных стимулов для более полного использования знаний, умений, энергии и трудолюбия населения, что в свою очередь позволяет более активно разрабатывать и использовать имеющиеся материальные, кадровые, организационные и технологические ресурсы; формирование диверсифицированной и качественной системы бытовых, организационных и производственных услуг; создание значительного количества новых рабочих мест, формирование важнейшей прослойки общества среднего класса; развитие инновационного потенциала экономики, внедрение новых форм организации, производства, сбыта и финансирования.

    Развитие малого бизнеса создает предпосылки для ускоренного экономического роста, способствует диверсификации и насыщению местных рынков, позволяя вместе с тем компенсировать издержки рыночной экономики (безработица, конъюнктурные колебания, кризисные явления).

    Малое предпринимательство содержит большой потенциал для оптимизации путей развития экономики и общества в целом. Характерной особенностью малого предприятия является высокая интенсивность использования всех видов ресурсов и постоянное стремление к оптимизации их количества, обеспечению их наиболее рациональных для данных условий пропорций. Практически, это означает, что на малом предприятии не может быть лишнего оборудования, избыточных запасов сырья и материалов, лишних работников. Данное обстоятельство является одним из важнейших факторов достижения рациональных показателей экономики в целом.

    Малое предпринимательство антимонопольно по самой своей сути в силу существующих жестко детерминированных ограничений критериев отнесения предприятий к малым. В этой особенности малого бизнеса реализуется его роль в поддержании конкурентной среды в условиях рыночной экономики.

    Необходимо особо подчеркнуть региональную направленность малого бизнеса. Малая экономика является подлинной базой рыночной экономики в регионе. Малый бизнес приносит значительные доходы в местный бюджет. В свою очередь, малые предприятия весьма заинтересованы в тесном и эффективном сотрудничестве с органами власти на местах, т.к. большинство проблем развития малых предприятий связано именно с решением вопросов регионального и местного значения.


    1.2.Финансовые ресурсы малого предпринимательства: сущность, виды, источники формирования

    Основной целью финансов предприятия любого вида и размера является формирование необходимого объема финансовых ресурсов с целью их использования в процессе текущей операционной деятельности и обеспечения развития в будущем. Вышесказанное не имеет различий по сущностным характеристикам в зависимости от размеров предприятия. Размеры предприятия оказывают влияние на возможность применения тех или иных инструментов, в том числе финансовых, на выбор и обоснование основной цели деятельности.

    Характерной особенностью малых предприятий является то, что они сталкиваются с проблемами формирования финансовых ресурсов (дефицит финансовых ресурсов на развитие, недостаток оборотных средств в денежной форме, невыгодные условия заимствования капитала) как в период становления, так и в период развития и роста.

    Для того чтобы провести анализ формирования финансовых ресурсов малых предприятий необходимо классифицировать возможные виды финансирования малых предприятий. Классификацию видов финансирования малых предприятий предлагаем провести по нескольким основаниям: условия предоставления денежных средств; источник получения денежных средств; субъекты и способы финансирования.

    Рисунок 4. Классификация видов финансирования малых предприятий

    Все вышеприведенные виды финансирования имеют соответствующие источники. Среди основных источников финансовых ресурсов малых предприятий можно выделить следующие:

    Рисунок 5. Источники финансирования малых предприятий

    Первоначальное формирование финансовых ресурсов малого предприятия происходит в момент учреждения самого предприятия. Источниками уставного капитала в зависимости от организационно-правовой формы предприятия могут быть паевые взносы, акционерный капитал, долгосрочный кредит, бюджетные средства. Большинство малых предприятий используют организационно-правовые формы общества с ограниченной ответственностью, реже закрытого акционерного общества. В обоих случаях предусмотрено ограниченное число участников и, соответственно, инвестиционных вкладов в виде паев или долей. Таким образом, еще на стадии становления малого предприятия из-за низкого первоначального капитала возникает проблема с собственными финансовыми ресурсами для образования основного и оборотного капитала.

    Недостаток собственных средств для малых предприятий снижает их возможности по самофинансированию, а этот источник финансовых ресурсов наименее рисковый для малого предприятия. Самофинансирование осуществляется через внутренние финансовые ресурсы предприятий, которые образуются в процессе их хозяйственной деятельности. В составе внутренних источников основное место принадлежит прибыли, остающейся в распоряжении фирмы, которая распределяется на цели накопления и потребления.

    Однако характерной особенностью и одновременно проблемой является то, что малые предприятия ориентированы на текущую прибыль, как правило, на накопление прибыль не направляется. Кроме того, очень высока доля убыточных предприятий.

    В последнее время много говорится о стимулировании инновационной деятельности малых предприятий, которое заключается в снижении ставки налога на прибыль для предприятий, разрабатывающих и использующих в своей деятельности различные виды инноваций. Это должно стимулировать развитие самофинансирования малых предприятий.

    На современном этапе на многих предприятиях, в том числе и малых, наблюдается значительная изношенность основных фондов. Их обновление возможно за счет инвестиций. Малым предприятиям необходимо добиваться того, чтобы собственных средств хватало для финансирования большей части своих инвестиционных программ. Этой цели может служить механизм ускоренной амортизации.

    До принятия в 2002 г. поправок в Налоговый кодекс РФ ускоренная амортизация была одной из льгот для малого бизнеса. Малые предприятия имели право применять ускоренную амортизацию основных производственных фондов с отнесением затрат на издержки производства в размере, в 2 раза превышающим нормы, установленные для соответствующих видов основных фондов. В настоящее время Налоговым кодексом предусмотрена повышенная норма амортизации только по отношению к основным средствам, которые являются предметом договора финансовой аренды (лизинга).

    Недостаточный масштаб деятельности мешает малому бизнесу использовать такой источник самофинансирования, как выпуск акций. Фондовый рынок недоступен большинству малых предприятий. Причинами этому становятся высокие затраты, связанные с необходимостью преобразования предприятия (изменение организационно-правовой формы). При акционировании небольших предприятий, как действующих, так и вновь образуемых необходима оценка имущества предприятия, весьма значительны издержки аудиторских услуг при составлении промежуточных отчетов. Чем меньше предприятие, тем больше становятся затраты на сбор информации и издержки из-за выпуска акций, поскольку они не могут быть распределены на большое количество акций. Представители малого бизнеса избегают финансовые рынки еще и потому, что недостаточно ориентируются в специфики их функционирования.

    Исходя из вышесказанного, можно прийти к выводу, что у малых предприятий есть немало источников для самофинансирования. Умение использовать их в полной мере служит залогом успеха. Однако во многом это зависит и от государства, прежде всего, в части усовершенствования нормативно-правовой базы по вопросам налогообложения прибыли, амортизационных механизмов, участия на рынке ценных бумаг и т.д.

    Все перечисленные источники финансовых ресурсов для малых предприятий относятся прежде всего к собственным источникам. Однако для субъектов малого бизнеса существуют также и внешние источники финансовых ресурсов, такие как лизинг, франчайзинг и кредитование.

    Одним из наиболее эффективных способов финансирования малых предприятий в условиях ограниченности собственных финансовых ресурсов является лизинговая форма приобретения имущества.

    Применение лизинговых услуг вхозяйственной практике позволяет начинающим предпринимателям открыть или значительно расширить бизнес даже при весьма ограниченном стартовом капитале, так как лизинг обеспечивает получение оборудования без его единовременной иполной оплаты, позволяет организовать новое производство без привлечения крупных финансовых ресурсов. Таким образом, используя механизм лизинга, лизингополучатель решает вопросы приобретения оборудования иего финансирования почти одновременно.

    Наряду спроблемами дефицита финансовых ресурсов у малых предприятий, находящихся настадии первоначальной организации бизнеса, уже функционирующие малые предприятия сталкиваются спроблемой обновления основных фондов иразвития материально-технической базы. Часто компании необладают достаточными средствами для того, чтобы приобрести современное оборудование ипровести масштабную реконструкцию производства, что моглобы повысить качество иконкурентоспособность ихпродукции.

    Решить эту проблему также помогает лизинг. Использование лизинга облегчает процесс обновления парка оборудования ирасширения производства уже наначальной стадии выборе изакупки оборудования, что обеспечивается участием лизинговой компании впроцессе закупки оборудования.

    Помимо перечисленных преимуществ использование лизингового механизма позволяет использовать сторонами лизинга ряд налоговых льгот, предусмотренных российским законодательством (для малых предприятий это касается прежде всего механизма ускоренной амортизации основных средств).

    Следующим источником финансовых ресурсов, набирающим все большую популярность среди малых предприятий, является франчайзинговая система, представляющая собой долгосрочное сотрудничество двух или нескольких партнеров, которые объединяются с целью совместного использования товарного знака, отработанной технологии, ноу-хау и других объектов права интеллектуальной собственности. Договор франчайзинга охватывает широкий спектр экономических и правовых отношений.

    Основными преимуществами использования франчайзинга для малых предприятий являются:

    -всесторонняя поддержка и заинтересованность франчейзера коммерческом успехе франчайзи;

    -зачастую франчайзер предоставляет возможность приобретения товаров, продуктов, расходных материалов по льготной цене (снижение затрат);

    -используется уже функционирующая концепция и методика ведения малого бизнеса;

    -известный товарный знак автоматически привлекает клиентов компании, чьими товарами или услугами они привыкли пользоваться;

    -как следствие из предыдущего пункта снижение издержек на рекламу, поскольку купив торговую марку франчайзи «подключается» к широкой рекламной компании франчайзера.

    Следующим, внешним по отношению к малым предприятиям источником финансовых ресурсов является банковское кредитование. В экономических развитых странах этот вид источников финансовых ресурсов для малых предприятий является основным. В нашей стране сложилась несколько иная ситуация.

    По данным исследований, в 2014 г. только 15,6 % малых предприятий воспользовались услугами банковского кредитования. Конечно, свое негативное влияние оказал мировой экономический кризис. Начиная с конца 2008 г. практически все банки уменьшили объем кредитных портфелей по всем направлениям кредитования и ужесточили требования к заемщикам.

    В настоящее время как представители банковской сферы, так и представители государственных структур, занимающихся поддержкой и развитием малого бизнеса, все больше говорят о том, что в нашей стране создаются благоприятные условия для обеспечения малых предприятий банковскими кредитами. По словам экспертов, совокупный объем кредитного портфеля, предоставляемый банками малому бизнесу, достиг к концу 2014 г. суммы в 2,5 трлн. руб.

    Однако число малых предприятий, воспользовавшихся услугами банков, говорит само за себя. Очевидно, что в сфере банковского кредитования малого бизнеса в нашей стране имеются существенные проблемы.

    Банки неохотно идут на выдачу большого числа мелких кредитов на развитие ввиду высоких операционных издержек, связанных с оценкой и контролем каждого из них.

    Только что созданное предприятие имеет минимальные шансы на получение кредита на развитие бизнеса. Банки просто не финансируют предпринимателей на нулевом цикле развития бизнеса. Как правило, финансовые организации устанавливают минимальный срок, в течение которого малое предприятие должно не только просуществовать, но и показать прибыль.

    В целом же в качестве основных проблем, препятствующих в получении банковских кредитов, для малого предприятия можно выделить следующие:

    -непрозрачная и недостоверная отчетность малых предприятий, отсутствие стимулов для адекватного отражения финансовых результатов в отчетности, что снижает возможность получения в банках кредитов на пополнение оборотных средств и инвестиционные цели;

    -незначительный масштаб бизнеса малого предприятия, затрудняющий оценку его состояния;

    -низкое качество проработки бизнес-планов при привлечении кредитов;

    -незначительный размер собственных средств и отсутствие ликвидных активов, которые малые предприятия могли бы использовать в качестве залога по кредиту. Отсутствие иного обеспечения, ограниченность программ кредитования под залог автотранспортных средств и недвижимости;

    -несоответствие рентабельности малых предприятий размеру процентных ставок по кредитам, к которым добавляются разнообразные взимаемые банком комиссии;

    -сложность и длительность процедуры получения банковского кредита, часто усугубляющейся недостаточной квалификацией заемщика для надлежащего оформления всех необходимых документов.

    Следующим источником внешнего финансирования малых предприятий является бюджетное финансирование.
    Федеральным законом № 209-ФЗ «О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации» от 24.07.2007 г. предусмотрена финансовая поддержка в виде предоставления субсидий, бюджетных инвестиций, государственных и муниципальных гарантий по обязательствам субъектов малого предпринимательства и организаций, образующих инфраструктуру поддержки субъектов малого предпринимательства.
    Для малого бизнеса предусмотрена также имущественная поддержка, которая осуществляется в виде передачи для использования по целевому назначению во владение и (или) в пользование государственного или муниципального имущества, в том числе земельных участков, зданий, строений, сооружений, нежилых помещений, оборудования, машин, механизмов, установок, транспортных средств, инвентаря, инструментов, на возмездной основе, безвозмездной основе или на льготных условиях.

    Эти виды поддержки малых предприятий реализуются как на государственном, так и на региональных и муниципальных уровнях. Во многих регионах действуют специальные комплексные программы по поддержке и развитию малого бизнеса, предусматривающие и выделение финансовой помощи, например, гранты на начало собственного дела.

    Существенную роль играет также и микрофинансирование малых предприятий. Микрофинансирование это финансовая отрасль, направленная на предоставление различных финансовых услуг лицам, не способным по тем или иным причинам воспользоваться обычными банковскими услугами, например, молодым предпринимателям, которым не хватает средств для текущей деятельности.

    Сейчас реализуется множество различных программ микрофинансирования. Их разрабатывают и предлагают клиентам не только банки, но и специализированные кредитные организации, занимающиеся финансированием малого и среднего бизнеса. Осуществляют микрофинансирование малого бизнеса и фонды поддержки предпринимательства. Они могут быть как государственными, так и негосударственными, но основной их услугой является предоставление микрокредитов.

    Однако ни одна программа микрофинансирования не включает такой важный для начинающих предпринимателей момент, как «старт-ап». Практически все фонды содействия кредитованию малого бизнеса, и большинство банков, участвующих в программе микрофинансирования, отказываются кредитовать начинающих предпринимателей. Предприятие должно просуществовать и вести хозяйственную деятельность не менее трех месяцев, чтобы получить микрокредит в банке или заручиться поддержкой и поручительством фонда.

    Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что в большинстве случаев малые предприятия испытывают недостаток финансовых ресурсов на различных стадиях хозяйственной деятельности. Возникают проблемы привлечения денежных средств на оптимальных для малого предприятия условиях:

    -оперативное получение недостающих финансовых ресурсов;

    -небольшой объем привлекаемых средств;

    -краткосрочный период использования средств в обороте организации;

    -доступная и гибкая плата за привлекаемые средства.

    Таким образом, на основе анализа проблем формирования финансовых ресурсов малых предприятий, можно сгруппировать факторы, влияющие на процесс финансового обеспечения малых предприятий, в две группы.


    Рисунок 6.Факторы, влияющие на финансовое обеспечение малых предприятий

    Внутренние факторы, зависящие от деятельности предприятий, направленные на достижение устойчивого развития малого предприятия, включают:

    -повышение ликвидности и соответственно платежеспособности предприятия;

    -сокращение сроков кредиторской задолженности;

    -усиление независимости от заемных средств за счет расширения собственных финансовых ресурсов;

    -увеличение доли прибыли на вложенный капитал.

    Внешние факторы, не зависящие от деятельности предприятия, охватывают:

    -изменения уровня налоговой нагрузки;

    -расширение доступа к кредитованию деятельности малых предприятий;

    -влияние государственной поддержки в развитии малого предпринимательства.

    Таким образом, проблемы формирования финансовых ресурсов малых предприятий обусловлены как внутренними, так и внешними факторами, и требуют решения не только на уровне самого предприятия, но и на уровне государства и всего бизнес-сообщества.

    Финансирование деятельности малых предприятий представляет собой обеспечение необходимыми финансовыми ресурсами на всех этапах их жизненного цикла и осуществляется из различных источников на разных этапах их тактического и стратегического развития. В современных условиях рыночных преобразований и экономических реформ в РФ коренным образом происходят изменения в структуре организации управления финансами малых предприятий, в том числе и в части источников финансирования их деятельности. В этой связи рассмотрим состав и структуру финансовых ресурсов малого предприятия более детально. Финансовые ресурсы малого предприятия (МП) это совокупность собственных денежных доходов и поступлений извне (привлеченные и заемные средства), предназначенных для выполнения финансовых обязательств предприятия, финансирования текущих затрат и затрат, связанных с расширением производства. Из различных определений сущности финансовых ресурсов малого бизнеса, представленных авторами В.Я. Горфинкелем, В.А. Швандаром, В.С. Прохоровским, Л.Н. Чайниковой, Л.Т. Ибадовой, А.Г. Цыгановым, следует, что по происхождению финансовые ресурсы разделяются на внутренние (собственные) и внешние (привлеченные) (см. рис. 3). Внутренние источники образуются за счет собственных и приравненных к ним средств и связаны с результатами хозяйствования, внешние − представляют собой поступления ресурсов на предприятие извне.

    Рисунок 3. Состав финансовых ресурсов малого предприятия


    К довольно распространенным видам кредитования малого бизнеса относятся овердрафт и кредитные линии. В целом овердрафт представляет собой более дорогой вариант. Тем не менее ему часто отдают предпочтение из-за его большей гибкости. Несмотря на то что ссуды в целом используются чаще овердрафтов, при создании малых предприятий кредитные учреждения в РФ, как правило, предоставляют заемщикам не ссуду, а именно овердрафт или кредитную линию, процентные ставки по которым существенно выше. Кредитные линии несут в себе гораздо больший риск: помимо того, что они дороже, они могут быть закрыты в любое время по усмотрению кредитного учреждения. Безусловно, более предпочтительной для МП была бы ссуда, обеспечивающая бόльшую стабильность. Малые предприятия в России для привлечения внешнего финансирования используют кредитные карты, выпущенные как на имя предприятия юридического лица, так и на имя физического лица владельца бизнеса. Кредитные карты обладают преимуществами направления полученных средств по усмотрению предприятия, поскольку кредит не носит целевого характера, а также простоты осуществления контроля. При этом, как и в случае с кредитными линиями, можно проследить тенденции изменения частоты использования кредитных карт в зависимости от размера предприятия, а также от срока его существования: с увеличением размера предприятия и срока его функционирования возрастает частота использования кредитных карт, выпущенных на имя компании, тогда как частота использования кредитных карт, выпущенных на имя физического лица, напротив, сокращается.

    Разновидностью банковского кредитования малого бизнеса является инвестиционный кредит, который предоставляется в основном МП с устойчивым финансовым положением на срок до 5 лет; сумма кредита определяется величиной активов инициатора, суммой собственного участия. Величина процентной ставки по кредиту корректируется относительно базовой в меньшую сторону с учетом оборотов по расчетным счетам, кредитной истории, финансового состояния инициатора. В качестве источника погашения инвестиционного кредита рассматриваются доходы от текущей деятельности малого предприятия и от реализации проекта. В мировой практике широко развиты альтернативные источники финансово-кредитного обеспечения деятельности малого предпринимательства, которые, к сожалению, все еще не получили должного развития в России. Общеизвестно, что использование в отечественной практике таких весьма прогрессивных альтернативных источников финансовой поддержки проектов малого предпринимательства, как лизинг, франчайзинг, венчурное финансирование и факторинг, существенно ниже, чем во многих развитых странах. Так, в России, по официальным данным, в 2014 г. объем договоров по лизингу составил около 4%, насчитывалось лишь 615 МП в сфере финансового лизинга. Проектное кредитование как форма привлечения заемных средств для малого бизнеса осуществляется посредством предоставления финансового лизинга дорогостоящих и сложных инвестиционных проектов, связанных с приобретением оборудования. Проектное кредитование в РФ предполагает высокую стоимость кредита (в среднем от 10 млн руб.) и наличие длительного инвестиционного периода, в течение которого осуществляется производство, поставка, монтаж и ввод в эксплуатацию оборудования. Проектное кредитование может способствовать как открытию нового вида бизнеса, так и поддержанию, расширению уже существующего. Поставщиками и производителями оборудования в России могут выступать и зарубежные партнеры. В данном случае потребуется заключение импортного внешнеторгового контракта. Важно отметить, что в современных условиях эта форма кредитования может использовать различные варианты и комбинации стандартных кредитных продуктов для малого бизнеса или другие виды кредитования, такие как: кредитная линия, коммерческий кредит, финансовый лизинг, франчайзинг, синдицированное кредитование (с привлечением банка- агента). Венчурное финансирование применяется для финансового обеспечения проектов, отличающихся высокой степенью рисков невозврата средств и отсутствием их обеспечения. Деятельность венчурных компаний в сфере малого бизнеса позволяет снизить риск финансовых потерь при внедрении новых технологий и бизнес-идей, расширении сфер деятельности субъектов малого бизнеса. Использование факторинга как альтернативы банковскому кредитованию также имеет свои особенности.

    Факторинговые компании практикуют кредитование оборотных средств предприятий малого бизнеса, инкассируя дебиторские счета своих клиентов и получая в свою пользу определенные платежи, а также оказывают другие услуги. В России факторинг относительно новая форма финансирования малого бизнеса. Специфика его развития заключает в том, что данный вид финансовой поддержки в основном предоставляют крупные банковские учреждения.

    Распространенными в развитых и развивающихся странах источниками финансирования являются: микрофинансирование, микрокредитование и микрострахование. Микрофинансирование, как правило, рассматривается как источник развития предпринимательства и расширения сферы его самозанятости. В настоящее время организации микрофинансирования в мировой экономике обслуживают приблизительно 155 млн чел..

    Микрофинансирование предоставляют неправительственные организации, кооперативы, государственные и коммерческие банки, кредитные союзы, группы самопомощи и точки розничной торговли партнеров, в частности магазины и отделения почтовой связи. Подобная технология все чаще помогает стимулировать доступ к финансовым услугам и добиваться снижения их административных издержек. Расширяются и портфели производственных инвестиций, которые включают теперь уже различные виды сбережений и механизмы страхования, аренду, услуги по переводу денежных средств, экстренные займы и т.д., что служит отражением расширяющегося признания многогранности существующих финансовых возможностей.

    Микрострахование обеспечивает краткосрочное финансирование в ограниченных пределах и на доступных условиях, и чаще всего фермеры и другие мелкие предприниматели страхуют не только свою жизнь и здоровье, но и имущество, домашний скот или сельскохозяйственный урожай на случай неблагоприятных погодных условий и стихийных бедствий. Инвесторы и крупные коммерческие страховщики проявляют большой интерес к этой отрасли, рыночный потенциал которой составляет, по оценкам экспертов, от 1,5 до 3 млрд страховых полисов. В России микрострахование практически не представлено и не получило должного развития. Коммерческий кредит также является довольно популярным внешним источником краткосрочного финансирования малых предприятий, позволяет избежать издержек и проблем, связанных с получением банковского кредита. При этом микропредприятия прибегают к коммерческому кредиту чаще, чем малые и средние предприятия. Гражданский кодекс РФ в ст. 823 гл. 42 о коммерческом кредите предусматривает возможность взимания платы за предоставление отсрочки платежа при поставке товаров (выполнении работ, оказании услуг), в том числе и за период просрочки оплаты. Использование условия о коммерческом договоре может помочь эффективно обеспечить интересы компании-кредитора, поставляющей товары (выполняющей работы, оказывающей услуги) на условиях отсрочки платежа. Однако по какой-то причине использование условия о коммерческом кредите в договорной практике российских компаний можно встретить не так уж часто. По всей видимости, это происходит в силу того, что многие владельцы, руководители и специалисты просто не знают о возможности использования данного механизма для обеспечения интересов их фирмы. Крупные предприятия также могут участвовать в финансировании предприятий малого бизнеса прямым или косвенным образом. Косвенное финансирование малого предприятия крупным может осуществляться в форме бесплатных поставок услуг, оборудования или технологии. В России в сфере финансовой поддержки малого предпринимательства используется так называемое вексельное кредитование. С его помощью малое предприятие − клиент получает простые дисконтные (с нулевым дисконтом) векселя Сбербанка России со сроком погашения до одного года и в дальнейшем может использовать их в качестве расчетно-платежного средства. Кредит может быть предоставлен на приобретение как одного, так и нескольких векселей. Максимальный срок предоставления вексельного кредита − 1 год. Вексель может иметь неограниченное число передаточных надписей и может быть предъявлен для оплаты в любое отделение Сбербанка России. На вексель, купленный за счет средств кредита, процентный доход не начисляется. Важным внешним источником финансирования МП являются средства, предоставляемые в рамках различных государственных программ поддержки. В России государственная поддержка в области финансирования предприятий малого и среднего бизнеса осуществляется в различных формах. Финансовые ресурсы предоставляются и в рамках деятельности ассоциаций предприятий малого бизнеса, создаваемых при поддержке региональных или муниципальных органов власти. Они оказывают финансовую (льготные инвестиционные кредиты) и техническую помощь малым предприятиям на территориях. В некоторых странах существуют специализированные биржевые рынки для малых и средних предприятий (например, рынок «Альтернекст» во Франции, «Альтернативный рынок инвестиций» Лондонской фондовой биржи, рынок акций малых и средних предприятий в рамках Шэньчжэньской фондовой биржи в Китае). В Российской Федерации в рамках фондовой биржи РТС действует рынок RTS START для компаний небольшой и средней капитализации, однако в реальности малых предприятий среди них нет.

    Среди известных форм и источников финансирования, широко используемых в мировой экономике, в России практически неизученным источником финансирования МП служит мезонинное, или гибридное, финансирование (субординированные займы, конвертируемые акции, акции, не имеющие права голоса), которое сочетает в себе преимущества основных источников внешнего финансирования (кредитования и акционирования). При использовании данных инструментов не требуется предоставления активов предприятия в качестве гарантии. Кроме того, фактически происходит увеличение доли пассивов в структуре баланса фирмы, следовательно, улучшаются финансовые показатели, благодаря чему возрастают шансы предприятия в дальнейшем получить банковский кредит. Однако стоимость гибридного финансирования для заемщика выше, чем долгового, поскольку инвестор в первом случае несет более крупный риск: в случае банкротства.

    Преимуществами гибридного финансирования могут воспользоваться малые и средние предприятия на стадиях быстрого роста (оно позволяет предотвратить «разводнение» капитала), реструктуризации или смены владельца (привлечение гибридных инструментов может предшествовать публичному размещению акций на бирже), инновационные предприятия, но в меньшей степени − недавно созданные компании. Несмотря на определенные различия, можно выделить способы формирования финансовых ресурсов предприятий малого бизнеса (см. табл.). Выбор формы финансирования обусловлен при- сущими им преимуществами и недостатками В ходе рассмотрения источников формирования финансовых ресурсов МП стало очевидным, что для устойчивого развития малого предпринимательства в России собственных средств явно не достаточно, а отдельные государственные виды финансовой поддержки (например, гранты) себя практически исчерпали, что свидетельствует о необходимости формирования новых финансовых механизмов для становления, развития и оценки результативности деятельности малых и микропредприятий. Новые механизмы уже появляются, но отсутствие достаточной информации о них ограничивает их внедрение.

    К таким формам финансовой поддержки малого предпринимательства можно отнести:

    - финансирование из регионального бюджета приоритетных для региона направлений развития малого предпринимательства;

    - субсидии из бюджета на закупку оборудования в значимых для региона отраслях промышленности и сельского хозяйства;

    - развитие гарантийных механизмов для целей финансово-кредитной поддержки малого предпринимательства;

    - создание системы револьверных фондов для малого предпринимательства.

    В целом в условиях рыночной экономики все большее значение для дальнейшего устойчивого развития малого бизнеса в Российской Федерации приобретают внешние источники финансирования, причем среди них появились новые формы, изменилась структура их формирования.

    Ключевым моментом в процессе развития финансово- кредитного обеспечения деятельности малого предпринимательства выступает определение источников финансирования, максимальное использование имеющихся источников и своевременное формирование новых финансовых механизмов для становления и развития малых предприятий. Мы убеждены, что именно кредитование является значимым источником заемных средств, что подтверждается опытом зарубежных стран, и требует дальнейшего научного исследования с целью развития многоуровневой системы финансово-кредитного обеспечения отечественного малого предпринимательства.

    Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета, которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», - пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы, и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.« Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего, комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание - это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, « столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками» о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией. Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy» - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что « спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. « Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», - описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», - не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства, национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого « являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: « Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску» послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. « Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. « Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», - вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, « есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», - подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «... Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. « В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: « Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может « просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», - удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы последних лет (С.С. Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, « что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством». Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, « связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов». определенном типе цивилизаций эти архаические образы и идеи оказывали различное влияние на поведенческую сферу и характер народа, переживались по-разному (быстро или медленно), были подвержены изменениям с той или иной степенью интенсивности и в результате привели к разным государственно-правовым последствиям. Причин этому, конечно, много: от географического и даже климатического положения социума (Ш. Л. Монтескье) до уровня его участия, характера и роли в мировом коммуникационном пространстве.Например, в древнерусской традиции одним из приоритетных источников, оказавших впоследствии огромное влияние на устойчивость и трансляцию национального политического и социально-правового опыта, была языческая религия. Еще в рамках дохристианских верований, ценностей и ритуалов возникает достаточно стихийно (интуитивно) свойственный российской правовой действительности, конкретизирующийся в ее дальнейшем развитии понятийный ряд: «Правда», «Кривда», «суд», «ряд», «Правь» и др. Причем «Правь» - это одна из трех (Явь, Навь) древнерусских субстанций мира, означающая истину или законы (заметьте, какая синонимия!) и управляющая именно реальным миром (Явью, а не Навью - миром потусторонним).Надо сказать, что религиозной жизни древних русов как уникальному этнокультурному феномену и источнику национальной (в том числе и государственно-правовой) самобытности не было уделено достаточного внимания в отечественной юридической литературе (исключение составляют работы по мифологии А.П. Семитко и некоторых других авторов), а ведь религия в жизни древних славян значила много, и оставлять ее в тени - значит обрекать себя на непонимание существенных черт отечественного архаического менталитета. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо даже современные юридические тексты довольно часто несут отпечаток этих « примитивных» (с позиций современного человека) представлений.В отличие от греков и римлян, традиционно считающихся (в западном мире) носителями высокой правовой культуры, древние русы не наделяли своих богов антропоморфными качествами. Они не переносили на них своих человеческих черт: боги не женились, не совершали преступлений, не судились, не хитрили и т.п. Славянские божества были скорее символами явлений природы, мифология носила в основном аграрно-природный характер. Отсюда и кажущаяся социальная инфантильность древнерусского человека, который действительно оказался напрочь лишенным конкретно-нормативных мифологических моделей, в некотором роде «предправовых (мифических) прецедентов», свойственных, например, древнегреческому архаическому сознанию. Отождествление же истины и закона в образе «Прави» (устойчивом архетипе отечественной правовой культуры), естественно, исключала из русской мифологии весы - важный и необходимый символ предправа, характерный для ранней мифологии большинства западноевропейских народов и способствующий внедрению в жизнь «гибких» регулятивных начал, через осознание индивидами Следует остановиться и еще на одной важной особенности, характеризующей языческую Русь: русы не считали себя «изделиями» Бога, его вещами, но мыслили себя его потомками. Поэтому характер взаимоотношений между древними славянами и богами был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром, а, осознавая явное родство, мыслили себя единым целым. Это была особая «жизненная тотальность» (чем, видимо, отчасти и объясняется отмеченная выше нормативно-социальная «размытость», свойственная жизненному миру древнерусского человека: способ упорядоченности и регуляции отношений был принципиально иным, чем в западных этносах, а именно, через стремление к единению, «собору» социальных, кровнородственных, природных и потусторонних сил, норм, ценностей и т.п.). И это еще одна важная черта отечественного догосудар- ственного менталитета - оформленность (уже на достаточно ранней стадии развития этнического самосознания) и устойчивость патриархально-соборных основ восприятия, понимания и оценки окружающей действительности.Обратимся к государственному периоду. Здесь следует выделить две позиции, а именно мнения С.М. Соловьева и Л.Н. Гумилева.Так, Соловьев рассматривает развитие Российского государства как единый исторический процесс, который можно и нужно дробить на множество эпох: все периоды отечественной истории сохраняют преемственность, и никакие, даже самые важные исторические события не смогли прервать «естественную нить событий, приведших к возникновению Российского государства», которое, судя по приведенной историком периодизации, возникло не ранее XIV в.В отличие от С.М. Соловьева, Л.Н. Гумилев в своей работе «От Руси до России» проводит мысль о том, что Древне-русское и Российское государство - это два разных политических образования, хотя территория, на которой они существовали, во многом совпадает. Но в этой связи самым интересным и важным (в контексте нашей работы) будет следующее утверждение: государство Древняя Русь - это неудавшееся Российское государство.Не вдаваясь в подробности данной научной дискуссии, отметим только, что Л.Н. Гумилев полагает, что в результате нашествия степных племен Древняя Русь, как уникальное образование, обладающее неповторимыми юридико-политическими и социальными характеристиками, разрушилась. На ее месте позднее возникло Российское (Московское) государство.Эта точка зрения (по многим причинам) нашла поддержку только у некоторых отечественных исследователей. Однако достаточно обстоятельно рассматривалась западными историками государства и права. Например, Э. Аннерс утверждает, что « русское государственное устройство, которое стало развиваться сначала со времен Великого Киевского княжества... однако, было прервано в эпоху позднего Средневековья завоеванием, а затем установившимся более чем на два века (1240-1480) игом татар». Более того, по мнению шведского ученого, « это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой системы страны... Татары уничтожили систему правового регулирования социального порядка». Заметим, что хотя подобное мнение по многим своим параметрам является далеко не бесспорным (в частности по отношению к уместности использования термина «иго» для обозначения монгольского влияния на Русь в рассматриваемый период), однако с позиций нашего исследования достаточно полезным. Последнее наглядно проявляется в ответе на вопрос: действительно ли исчезла древнерусская система правового регулирования или все же ее основные, базовые элементы сохранились и были «встроены» в ткань новой государственной формы Московского царства?Рассмотрение данного вопроса явно коррелирует с проблемой признания устойчивости национального правового мировидения, сохранения основ российского юридического менталитета, его проявлений и структурных элементов даже в условиях упадка, разрушения Древнерусского государства. Однако говорить об абсолютном «стирании», исчезновении сформировавшихся (естественно) политического мира, системы правового регулированияДанное положение (повторимся) имеет огромную теоретико-познавательную ценность, так как позволяет обосновать единение политически и идеологически разъединенных (часто явно искусственно) и нередко противопоставлявшихся этапов правовой истории России, ее источников, институтов и механизмов.Самодержавие, т.е. формирование сильного и достаточно авторитетного, обладающего «силой власти» центра, стоящего часто вне («мелочной») политической борьбы, считающегося легальным, легитимным и (на уровне коллективных представлений) неприкосновенным, является главной характерной особенностью политического и правового менталитета Московского государства.В отечественной истории вообще и в истории государства и права в частности исследователи традиционно фокусировали свое внимание на эпохе петровских и некоторых допетровских преобразований, достаточно часто и необоснованно оставляя в тени важные предшествующие этапы. Такой акцент как теоретически, так и методологически обеднял, даже искажал представления современников о российском правопонимании и правочувствовании, так как именно богатый событиями допетровский период раскрывает истоки собственно национального политико-правового потенциала, эксплицирует отечественные государственные и юридические ценности, установки и аттитюды, стереотипы в «чистом» виде, лишенном каких-либо (грубых) заимствований. Это естественно сложившийся, уникальный и оригинальный национальный юридический мир, с собственной символикой и структурой регулятивной системы, специфическим сочетанием нормативных и ненормативных регуляторов и имманентными формами выражения.Именно в это внешне очень спокойное время на самом деле идет напряженная работа национального духа, формируется (возможно, пока еще схематично) собственная правовая система, которая, как неосознанная, до конца не отрефлексированная юридическая традиция, по мнению автора, оказывает на современность гораздо большее влияние, чем многие последующие экономико-правовые преобразования.В этой связи сформулируем следующие положения:- Однако Г.В. Швеков писал, что влияние византийских законов на отечественное право все же происходило, но не в порядке прямого восприятия, а главным образом через посредство древнерусских церковных законов - Номоканона, Кормчей Книги. Заимствуемые правовые акты содержательно перерабатывались и приспосабливались к русскому обычному, а затем и княжескому праву.Следует отметить и еще один исторический источник формирования отечественного юридического менталитета: развитие, наполнение содержанием и смыслом основных структур российской правовой ментальности происходило в условиях отсутствия должной политической и юридической коммуникации (духовной после падения Константинополя замкнутости), что также способствовало возникновению и консервации множества патриархально-патерналистских и мессианских начал (традиций, установок, институтов) в правовой культуре российского общества.Только в полной мере учитывая вышеназванные (впрочем, как и иные) обстоятельства, можно подойти к адекватному пониманию всего комплекса причин и предпосылок, позволяющих объяснить природу национальной правовой системы, примерно с XV-XVI вв. Так, западные историки утверждают о неком радикальном повороте в генезисе отечественного права, когда «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени» (по утверждению все того же Аннерса), а « правовая система России в XIV- XV вв. уже представляет собой разительный контраст с государственным законодательством Западной Европы... Даже когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 году свое Уложение, стало ясно, насколько значительно русская техника законодательства отставала от западноевропейской ». Подобные выводы представляются, мягко говоря, недостаточно обоснованными, более того, противоречащими фактам из истории западноевропейской философско- правовой мысли. Авторитетные европейские ученые XVIII и XIX вв. признавали, что Соборное Уложение именно по уровню законодательной техники превосходило многие западноевропейские кодификации. Оно было издано на немецком, французском, латинском и датском языках. « В 1777 г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод российского Свода Законов и начал переводить его на язык «варваров-французов». Французскую юриспруденцию Вольтер оценивал как «смешную» и «варварскую», построенную на декреталиях папы и церковных нормах. Вольтер и его коллега даже внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный код??кс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для его страны». Воистину противоречивость эпох, событий, явлений в истории отечественного права и государства неизбежно порождают не менее противоречивые оценки их результатов.Памятуя об оговоренных выше охранительно-консервативных функциях правового менталитета, определяющих самобытное развитие национальной правовой культуры, вряд ли можно серьезно утверждать о безусловном влиянии пусть даже самых значимых в истории страны, внешних обстоятельств (войн, нашествий и т.д.). Наверное, более продуктивным будет поиск ответа через особую национальную рефлексию, обращение к духовному вектору развития российского правопорядка и государственности. Следуя данной исследовательской позиции, обратимся к роли центральной (государственной) власти, ее «архетипической» природе и значимости в процессе формирования юридического менталитета России.Многие парадоксы национальной истории, ее неожиданные повороты не раз демонстрировали следующее: душит» еще в зачаточном состоянии.Именно этот архетипический, по своей сути, фактор является важным методологическим ключом к пониманию и экзегезе многих событий, явлений, феноменов и парадоксов, в той или иной мере связанных с политической историей страны, развитием и функционированием ее правовой и экономической систем.Причины такого не по-гегелевски «простого» снятия гражданского общества в России обычно ищут в традиционно выделяемых исследователями, в целом придерживающимися позиции об изначальном правовом и политическом отставании страны, некой исторической ушербности ее развития, в особенностях генезиса отечественной государственности. Справедливости ради заметим, что их рассуждения не лишены некоторой (вполне соответствующей их сравнительно-европоцентристской методологической позиции) логики и смысла, несомненно, представляют интерес для предмета данной работы:- национальные государства Западной Европы зарождались и развивались при существовании самых разнообразных форм государственно-политического и социального устройства: графства, герцогства, епископии, республики разных видов (города-республики и др.), города-коммуны, «вольные» территории и т.д. Все они находились в разной степени соподчиненности, и население их было связано со своими правителями разной степенью прав и обязанностей. В отечественной же истории со времен Киевской Руси наблюдается явная унификация форм государственного устройства: по сути дела, существует только одна форма - княжества, в каждом из которых главой является князь со своими старшими дружинниками - боярами;- отдельным лицам либо целым социальным группам. Еще В.О. Ключевский отмечал, что « пространство Московского княжества считалось вотчиной его князей, а не государственной территорией: державные права их, составляющие содержание верховной власти, дробились и отчуждались вместе с вотчиной, наравне с хозяйственными статьями». Так, в 1302 г. произошло знаковое событие, важное для утверждения взгляда на землю-удел (государство) как на свою частную собственность: переяславский князь Иван Дмитриевич завещал город Переяславль и волость вместе со всем населением, оброками и ловлями как свое частное владение, «как сундук с добром и платьем» Даниле Московскому. Очевидно здесь то, что значима была не только и не столько земля, города и другие ценности материального порядка, но произошло совершенно другое - задолго до установления «самодержавия и абсолютизма» создаются и постепенно закрепляются в реальной государственной практике, отражаются в массовом политико-правовом сознании прецеденты приватизации отдельными лицами, семьями или родами самой государственной власти. Последняя же, по нашему мнению, неизбежно сопровождается и персонификацией ответственности (перед Богом и потомками своими) за «судьбы Отчизны и простого, «мизинного» люда». Вообще, московские князья уже в XIV-XVI вв. довольно «просто» распоряжались вотчинами бояр, «перебирали» их земли, лишали их отдельных привилегий, отбирали в казну и т.д. Более того, Судебник Ивана III (1497 г.), Ивана Грозного (1550 г.) и даже Соборное Уложение 1649 г. не содержат четкого юридического (легального) определения «поместья» и «вотчины». На ментальном уровне отечественного политико-правового бытия подобная ситуация неизбежно «откликается» возникновением соответствующих юридических ценностей и установок, стереотипов, символов и ритуалов, что, несомненно, сопровождается формированием адекватного ситуации стиля правового мышления как на уровне городского, «интеллектуального» меньшинства (после всего сказанного будет вряд ли корректно называть его политической элитой), так и в рамках народной традиции, представленной «молчаливым большинством» (термин А.Я. Гуревича) соотечественников. И в этом смысле абсолютно точно, «что для российского менталитета власть - это дьявольская сила»39;* Макаренко В.П. Российский политический менталитет // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 39.- закономерным финалом, апофеозом и апогеем одновременно стал следующий этап взаимоотношений российского общества и государственной (самодержавной) власти, начавшийся в 1547 г., когда торжественно совершился ритуально-символический по форме, но ментальный по сути и значению «чин венчания» Государя всея Руси Ивана IV на царствие. « Смысл церемонии заключался в том, что Иван IV «венчался» на царствие не сам по себе, а на «брак» со святой «невестой» Русью. Утверждалась следующая иерархия духовно-светского подчинения народа: наверху сам Бог, затем святая пара Иван Васильевич и Русь, которые являются «отцом и матерью» для своих детей-подданных (напомним, по «правде» равных перед ними)». А кто же между ними? Где национальная политическая, экономическая или военная аристократия, «рыцари» и «третье сословие»? Думается, что такой «средней», праводостойной и правосознающей, «скрепляющей» (по выражению Н. Эйдельмана) силы, роль которой на Западе играло, например третье сословие, в России не было, хотя бы уже потому, что она просто не вписывалась в систему координат традиционного российского юридического и политического миропонимания и мирочувствования, не отвечала социально-психологическим установкам большинства россиян. Благодаря же слабой структурированности социума, известной его социально-политической инерции, правовой «размытости» индивида в общинной среде, интересы, «помыслы» целого в России всегда представляла и представляет верховная власть - зовется ли она царской, партийной, президентской или какой-либо еще. В определенный исторический период в России сформировалось весьма специфическое (по сравнениюс имеющимися европейскими аналогами) деспотическое самодержавие, которое в тех или иных формах продержалось вплоть до 1917 г., а если говорить о государственно-правовом режиме, то, возможно, и значительно дольше. И вновь возникает мысль о преемственности государственного устройства через сохранение национального юридико-политического типа на глубинном архетипическом уровне, идентичность которого настолько устойчива, что не может быть «стерта» даже в ходе самых, казалось бы, радикальных преобразований. В итоге, следуя вышеизложенным положениям, российский юридический менталитет еще в допетровскую эпоху и задолго до «прихода» большевиков развивается в условиях господства этатистского принципа отечественной политико-правовой культуры: сильное государство - слабое («негражданское») общество,, Здесь можно вспомнить и такую банальную мысль (политический трюизм), как: положение высших классов, элиты общества всегда является следствием и показателем общего состояния народа.Известное же теоретико-методологическое положение о возможности сопоставления правовой системы с другими, столь же широкими системами - экономической, политической - с целью выявления их специфики и форм взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений, в рамках традиций генезиса российского государства обосновывается просто и в полной мере.«Общее крепостное состояние сословий» (по замечанию известного юриста, либерала Б.Н. Чичерина) продолжалось, по крайней мере «де-юре», до известного указа императора Петра III от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности. Отечественная политико-правовая история подобного акта еще не знала, хотя содержание его, как хорошо известно, довольно незамысловатое: дворяне были освобождены от обязательной государственной службы. Для России этот документ и последующие за ним екатерининские акты 70- 80-х годов XVIII в., например Жалованная грамота императрицы дворянству, в которой, опять же впервые, были предоставлены правовые гарантии собственности, правда, на свои же земельные владения, по значению своему были Magna Charta Libertatum - ожиданием новой эпохи.Появление первого (даже по весьма жестким вестернизированным юридическим меркам) свободного сословия, субъектов права, с точки зрения западного юридического опыта, европейской правовой и политической традиции, 09 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 357.должно было неизбежно вести к дальнейшему освобождению иных слоев российского населения. И с этих позиций Россия стояла на пороге великого «коперниканского» поворота всего политико-правового уклада - установления формально-правового равенства через преодоление вековой юридической деперсонификации индивида, соборного состояния общества




    1.3.Финансовый механизм кредитования малого бизнеса

    Возрастающая роль малого бизнеса в становлении и развитии рыночной экономики России позволяет отнести к разряду дискуссионных вопросов, прежде всего, вопрос о составляющих элементах финансового механизма развития малого бизнеса.

    Структура финансового механизма довольно сложна и с учётом множества финансовых взаимосвязей предопределяет использование большого количества элементов. Однако применительно к малому бизнесу его структура не совсем адекватна с позиции реальных процессов функционирования малого бизнеса, а также действующих в Российской Федерации законодательных и нормативных актов. Например, страховой механизм, с точки зрения создания резервных фондов, практически отсутствует у многих субъектов малого бизнеса. Механизм функционирования малого бизнеса . Механизм функционирования государственных финансов, по действующему Бюджетному кодексу РФ, может включать только финансовые отношения на федеральном и региональном уровнях , оставляя в стороне муниципальные финансы.

    Финансовый механизм развития малого бизнеса имеет внешние и внутренние составляющие. К основным внешним элементам финансового механизма относятся: государственная и муниципальная

    поддержка, оказание финансовой помощи со стороны финансовых и

    других посредников.

    Основой внутренней части финансового механизма являются финансовые методы увеличения капитала, поскольку они формируют базу финансовых ресурсов хозяйствующих субъектов.

    Ведущим методом увеличения капитала, в том числе и для субъектов малого бизнеса, является «возрастание реинвестируемой прибыли, которое, как известно, зависит от комплекса интенсивных и экстенсивных факторов, связанных, с одной стороны, с формированием массы валовой прибыли и её базового компонента предпринимательского дохода, а с другой стороны с решениями финансового менеджера...» .

    Наиболее распространёнными в финансовой практике методами увеличения финансовых ресурсов хозяйствующих субъектов, включая и субъектов малого бизнеса, являются: привлечение средств долевого участия, оптимизация налоговых платежей; франчайзинг; купля-продажа ценных бумаг; а также такие кредитные формы привлечения денежных ресурсов , как лизинг , ипотека.

    Среди вышеперечисленных методов увеличения капитала хозяйствующего субъекта, а следовательно, и увеличения денежной базы финансового механизма, наиболее перспективным для малого бизнеса может стать такая современная разновидностьлизинга, как селенг.

    Селенг активно используется во многих экономически развитых странах, Например, в США объём селенговых операций составляет более 10 млрд, долл., в Западной Европе - более 20 млрд. долл. . Суть этой лизинговой операции заключается в том, что так называемая селенг-компания может привлекать и свободно использовать в своих целях имущество и отдельные имущественные права граждан и хозяйствующих субъектов. Селенг представляет собой реальный механизм привлечения денег, особенно населения, в производственные отрасли и экономику государства в целом.

    Мы считаем, что в условиях совершенствования финансового механизма поддержки малого бизнеса, особенно в сфере материального производства, данная форма финансирования может стать «спасительным кругом» для многих субъектов малого бизнеса. Данные выводы подтверждают наше мнение о том, что одним из основных элементов финансового механизма является механизм самофинансирования.

    Эффективным способом накопления капитала субъектов малого бизнеса также может стать трастанг, сущность которого заключается в получении доходов от деятельности созданного на деньги граждан товарищества, занимающегося производственной или торговой деятельностью, а также за счёт получения дивидендов по приобретенным этим товариществом акциям и другим ценным бумагам преуспевающих компаний, банков, акционерных обществ.

    Как показывает практика финансовокредитных отношений, мобилизация в полном объёме субъектами малого бизнеса внутренних возможностей привлечения денежных ресурсов позволяет без каких-либо осложнений использовать эффективно и внешние составляющие финансового механизма.

    Финансовый механизм трактуют как составную часть хозяйственного механизма, представленную совокупностью видов и форм организации финансовых отношений, условий и методов исчисления, применяемых при формировании финансовых ресурсов, образовании и использовании денежных фондов целевого назначения. Структура финансового механизма состоит из трёх групп, отражающих экономическое содержание финансов: механизм государственных и муниципальных финансов, финансовый механизм предприятия, страховой механизм .

    Механизм финансовой и имущественной поддержки малого бизнеса, входящий в состав подпрограммы ресурсного обеспечения поддержки малого бизнеса, включает создание гарантийного фонда, работу с лизинговыми компаниями, кредитными союзами, финансовопромышленными группами, создание банка данных нежилых помещений, сбытовых сетей, формирование и размещение муниципального заказа, предоставление налоговых льгот малым предприятиям, содействие в приобретении оборудования, принадлежащего крупным предприятиям, но не используемого ими.

    Таким образом, элементы финансового механизма развития малого предпринимательства представляют собой совокупность бюджетного, налогового, кредитного механизмов, а также механизма самофинансирования, с помощью которых под влиянием внутренних и внешних факторов обеспечивается развитие малого предпринимательства и взаимоотношение с институциональной структурой. На рисунке 1 представлена модель данного механизма.

    Финансовый механизм федерального бюджета состоит из следующих элементов:

    1. федеральных программ развития малого бизнеса;
    2. специальных налоговых режимов;
    3. упрощённых правил ведения налогового учёта;
    4. упрощённой системы ведения бухгалтерской отчётности;
    5. упрощённого порядка составления статист и чес ко й отчётност и;
    6. системы государственных заказов;
    7. обеспечения финансовой поддержки;
    8. обеспечения имущественной поддержки;
    9. обеспечения информационной поддержки;
    10. обеспечения консультационной поддержки;
    11. обеспечения поддержки внешнеэкономи- ческойдеятельн ости;
    12. развития инфраструктуры по,вдержки малого бизнеса.

    Мы полагаем, что наиболее важными для малого бизнеса являются

    следующие элементы финансового механизма федерального бюджета.


    Рис. 1 - Структура финансового механизма развития малого бизнеса



    Во-первых, оказание финансовой поддержки субъектам малого бизнеса за счёт средств федерального бюджета, которое осуществляется в виде

    субсидий, предоставляемых бюджетам субъектов Российской Федерации на

    конкурсной основе.

    Во-вторых, оказание имущественной поддержки субъектам малого бизнеса, осуществляемое посредством передачи во владение или в пользование государственного имущества, к которому относятся земельные участки, здания, строения, сооружения, нежилые помещения, оборудование и т.д.

    В-третьих, поддержка внешнеэкономической деятельности субъектов малого бизнеса, осуществляемая через сотрудничество с иностранными организациями и зарубежными странами в области развития малого бизнеса.

    Финансовый механизм региональных бюджетов, по сравнению с федеральным бюджетом, состоит из меньшего числа элементов, но содержит

    большее количество инструментов финансовой поддержки. Кроме субсидий,

    региональные органы власти могут предоставлять субъектам малого бизнеса

    бюджетные инвестиции и государственные гарантии.

    По нашему мнению, наиболее действенным финансовым инструментом

    поддержки государством малого бизнеса в настоящее время можно считать

    предоставление субсидий субъектам Федерации на конкурсной основе.

    Сферы оказания такого вида финансовой поддержки могут быть различными:

    1. предоставление субсидий на возмещение части затрат на сертификацию

    по международным стандартам;

    1. предоставление субсидий на развитие в матом секторе экономики инновационной сферы деятельности;
    2. предоставление субсидий малым инновационным предприятиям для компенсации части затрат по участию в крупных российских и зарубежных конференциях и выставках:
    3. субсидирование процентной ставки по привлечённым кредитам и займам малым предприятиям, производящим товары, предназначенные для экспорта, с целью стимулирования развития внешнеэкономической деятельности.

    За исключением упрощённых правил ведения налогового учёта, упрощённого порядка составления статистической отчётности, упрощённой системы ведения бухгалтерской отчётности остальные элементы финансового механизма региональных бюджетов практически те же самые, что и у федерального бюджета.

    Аналогичную региональным бюджетам структуру финансового механизма могут иметь и местные бюджеты.

    Косвенные финансовые инструменты по поддержке малого бизнеса региональными и местными бюджетами могут реализовываться через:

    1. систему налоговых льгот и гарантий, распространяющихся в первую очередь на лизинговые компании;
    2. содействие развитию кредитных кооперативов путем предоставления бюджетных средств на пополнение их кредитных ресурсов;
    3. предоставление муниципальных гарантий по кредитам и займам малому

    бизнесу, кредитным кооперативам, получаемых в коммерческих банках с целью расширения доступа субъектов малого бизнеса к кредитным ресурсам

    коммерческих банков и заёмным средствам кредитных кооперативов;

    1. привлечение малого бизнеса к участию в торгах на размещение заказов для государственных и муници палытых нужд с целью обеспечения равного доступа к размещению данных заказов и повышения конкурентоспособности

    товаров и услуг, производимых малым бизнесом;

    1. предоставление на условиях льготной арендной платы зданий, помещений, сооружений для организации новых производств и расширения действующих.

    Налоговый механизм включает в себя следующие основные элементы финансового инструмента: специальные налоговые режимы, налоговые льготы, налоговые каникулы, упрощённые правила ведения налогового учёта, упрощённые формы налоговых деклараций по отдельным налогам и

    сборам.

    Характерной особенностью налогового механизма России является наличие специальных налоговых режимов, в том числе для малого бизнеса, которые представляют собой особый порядок исчисления и уплаты налогов,

    отличающийся от обычного режима налогообложения организаций и индивидуальных предпринимателей. Всего предусмотрено Налоговым кодексом четыре специальных налоговых режима .

    К специальным режимам налогообложения организаций, функционирующих в сфере малого бизнеса, относятся: единый налог на вменённый доход, упрощённая система налогообложения, единый сельскохозяйственный налог, система налогообложения при выполнении соглашений о разделе продукции.

    Кредитный механизм предполагает финансовую поддержку субъектов малого бизнеса как со стороны государственных и муниципальных органов власти, так и со стороны различных финансовых посредников. Наиболее эффективными формами финансовой помощи малому бизнесу являются:

    -финансовая поддержка начинающих предпринимателей в виде субсидий,

    -финансирование государственными и муниципальными фондами поддержки

    инвестиционных и инновационных проектов субъектов малого бизнеса,

    -компенсация части процентной ставки но кредитам коммерческих банков, предоставление помощи в получении займов и гарантии муниципальными гарантийно-залоговыми фондами, финансово-имущественная поддержка субъектов малого бизнеса через лизинговый механизм.

    Особое место в финансовом механизме развития малого бизнеса занимает механизм самофинансирования. который реализуется посредством получения прибыли и направления ее на обеспечение устойчивого функционирования субъектов малого бизнеса в условиях рыночных отношений, а также на социальные и иные цели. Ориентация малого бизнеса на собственные источники финансирования наименее рисковый способ приобретения финансов. Финансированию инвестиционных программ малого бизнеса может способствовать механизм ускоренной амортизации, являющийся внутренним источником его финансовых ресурсов.

    Исследование внешних и внутренних факторов. воздействующих на финансовый механизм развит ия малого бизнеса, показало, что данный сектор экономики можем успешно развиваться только при условии поддержки со стороны государства и. одновременно, при наличии теоретической проработки механизмов координации при использовании различных источников финансирования развития малого бизнеса.


    Глава 2. Особенности структуры и проблемы формирования финансовых ресурсов в деятельности субъектов малого предпринимательства в России

    2.1. Анализ финансовых источников деятельности субъектов малого предпринимательства в современных условиях


    Проведенный анализ состояния инфраструктуры поддержки малого инновационного бизнеса показал, что в стране существует достаточно развитая инфраструктурная сеть, включающая в себя: агентства, фонды поддержки, бизнес инкубаторы и технопарки, ИТЦ и другие составляющие.

    Однако существует неоднородность распределения и доступности элементов инфраструктуры по регионам.

    Наибольшая плотность инфраструктуры характерна для Ростовской и Волгоградской области, а также для Краснодарского края. В большинстве субъектов ЮФО созданы центры поддержки предпринимательства. Во всех регионах функционируют фонды поддержки предпринимательства, технопарки и бизнес-инкубаторы. В Краснодарском крае, Астраханской и Ростовской области действуют представительства ФСР МП НТС, Гарантийные фонды поддержки малого бизнеса.

    Во всех регионах действуют и оказывают поддержку бизнесу общественные организации, такие как: Координационный совет промышленников и предпринимателей ЮФО, ООО ОПОРА РОССИИ, торгово-промышленные палаты субъектов и муниципальных образований.

    В то же время, регионам ЮФО следует создавать и совершенствовать существующие институты развития, такие как гарантийные и венчурные фонды. Объем фондов региональных институтов развития составляет около 1477, 7 млн рублей в Краснодарском Крае, 442,3 в Ростовской области. Отстающей от соседних регионов является Калмыкия, имеющая в распоряжении лишь 78,2 млн рублей.

    В регионах-лидерах по привлечению инвестиций в инновационные проекты, фонды институтов развития занимают от 0,5 (в Красноярском крае) до 3,7 %( в Калужской области) от Валового Регионального продукта (ВРП). Для ускорения развития регионы должны увеличить данный показатель хотя бы до уровня среднероссийского (3%).

    Далее рассмотрим подробнее проблемы инновационной активности и механизмов поддержки малых предприятий на примере Ростовской области.

    Вторичное исследование будет проводиться по данным комплексного социологического мониторинга по вопросу оценки инновационного потенциала предпринимательского сектора Ростовской области, проведенного по заказу Министерства экономики, торговли, международных и внешнеэкономических связей Ростовской области

    Как уже было замечено ранее, наиболее значимой проблемой для развития малого инновационного предприятия обследуемая группа назвала нехватку финансирования, как внешнего, так и ограниченность собственных средств. В связи с такой значимостью данного фактора, целесообразно было проанализировать состояние и структуру используемых источников средств для инновационной деятельности.

    Согласно данным исследования, около 65 % компаний вкладывают в развитие средства из личного бюджета, около четверти субъектов малого инновационного бизнеса привлекают для своей деятельности механизмы кредитования. Около 12% предприятий получают гранты, 9% инноваторов привлекают частных инвесторов для финансирования в свой проект. (рис.9)

    Число пользующихся ресурсами венчурных фондов и иностранных финансовых институтов незначительно, что означает недостаточный уровень развитости или доверия со стороны бизнеса к данным формам финансирования.

    Рисунок 9. Структура фактических источников средств для МИП (в %) (2014 г.)


    Сравнивая фактические и наиболее предпочитаемые источники финансирования инновационной деятельности субъектов малого предпринимательства, можно выделить следующие тенденции: большая часть обследуемых предприятий предпочла бы получать деньги из бюджета (около 62 % предприятий) и только 36% предприятий желают вкладывать собственные средства, хотя, на самом деле, более 65 % бывают вынуждены вкладывать личные средства.

    Вопросы финансирования малых инновационных предприятий во многом зависят от степени их интеграции, сотрудничества с различными элементами инновационной инфраструктуры. Так, более половины предприятий, участвую6щих в инновационной деятельности, сотрудничает с вузами (около 53,7 %). Незначительное число сотрудничает с иностранными финансовыми структурами и венчурными фондами.

    Однако, следует заметить, что малые инновационные предприятия, согласно опросам, выражают стремление к иному распределению форм сотрудничества. В частности, среди предпочитаемых форм сотрудничества они выделяют : сотрудничество с венчурными фондами и участие в разного рода программах и проектов инновационного развития. (Рис. 10)


    Рисунок 10. Реализуемые и предпочитаемые формы сотрудничества малых инновационных предприятий (2014 г.)


    Стремление расширить список форм сотрудничества довольно позитивная тенденция, однако одновременно выявляется желание сократить сотрудничество с вузами, что может снизить общий уровень инновационной активности в регионе.

    Активность инновационной деятельности зачастую зависит от результатов, полученных предприятиями вследствие разработки и внедренения новшества.

    Так, в результате реализованных проектов около 59% предприятий увеличили свою прибыль, 44%- повысили качество своего продукта, такое же количество расширило рынки сбыта и 36 % компаний-респондентов увеличили объемы продаж.

    Все предприятия, участвовавшие в выборке, планировали улучшить в результате деятельности все показатели, кроме качества товара. Основные ожидания связаны с ростом прибыли и объема продаж. Недооценивание необходимости совершенствования продукта, обновления производственных мощностей, профессиональной переподготовки персонала могут существенно повлиять на уровень инновационной активности предприятия в будущем.

    С целью определения направлений реформирования и совершенствования мер государственной поддержки инновационной активности малых предприятий, необходимо детализировать проблемы, с которыми сталкивается бизнес при осуществлении инновационной деятельности, а также проблем, связанных с пользованием возможностями, предоставляемыми государством.

    К внешним причинам, препятствующим успешному развитию инновационных предприятий и процесса, большинство предприятий отнесли причины финансового характера (рис.11):

    1. слабые налоговые льготы 3,97 взвешенных балла
    2. недостаточная прямая финансовая поддержка 3,94
    3. высокие административные барьеры и коррупция 3,79

    Рисунок 11. Средневзвешенная балльная оценка причин, препятствующих инновационной деятельности

    Обобщая приведенные данные о барьерах развития, необходимо заметить, что и в Ростовской области, как и в целом в России,наибольшая роль в торможении уровня инновационной активности отдается проблеме недостатка финансирования, что делает актуальной оптимизацию финансовых и налоговых механизмов регулирования деятельности малых предприятий в регионе. Ниже представлены мнения субъектов малого бизнес об ожидаемых от региональных властей и элементов инфраструктуры видах поддержки (рисунок 12).


    Рисунок 12. Механизмы поддержки, ожидаемые малыми инновационными предприятиями от региональных властей и элементов инфраструктуры


    Наибольшую востребованность от субъектов малого инновационного бизнеса получили такие виды поддержки, как налоговые льготы и разнообразные субсидии, что подтверждает значимость и масштаб проблемы нехватки финансирования. Менее всего предприятия ощущают потребность в помощи с подбором персонала и проведением НИОКР.

    Опираясь на результаты статистического анализа, можно отметить широкий спектр оказываемых услуг объектами инфраструктуры региона (рисунок 13).

    В большей мере инфраструктурные организации представляют следующие направления поддержки:

    - консультирование

    - разработка и экспертиза бизнес-планов

    - содействие в получении кредитов

    В числе наименее распространенных услуг в Ростовской области можно отметить:

    - поиск потенциальных покупателей

    - налаживание связей между инноваторами

    - предоставление специализированного оборудования

    Рисунок 13. Ранжирование видов услуг, предоставляемых элементами инновационной инфраструктуры на территории Ростовской области малым предприятиям

    Таким образом, инновационная среда Ростовской области характеризуется недостаточной развитостью в сферах маркетинга, информационных технологиях поддержки, венчурного инвестирования.

    Объекты инфраструктуры в большей мере ориентированы на субъекты малого инновационного бизнеса, производящего продуктовые и процессные инновации. Гораздо ниже уровень оказания поддержки в области организационных и маркетинговых инноваций, что в принципе совпадает со структурой спроса на определенные виды помощи со стороны предприятий региона.

    Что касается предоставления помощи инновационным проектам в зависимости от стадии развития этих предприятий, можно сказать, что, согласно опросу, содействие объектов инфраструктуры отстает от потребностей, и на многих этапах инновационной деятельности ( например, зарождении идеи,сертификации, патентовании и др.) предприятия не получают должной поддержки. Больший упор в поддержке делается на следующие стадии:

    - разработка продукта (52% опрошенных порганизаций инфраструктуры)

    - создание опытного образца (48 % опрошенных объектов)

    - производственные испытания (48 %)

    Необходимо отметить, что заявленные 11 % предприятий осуществляют деятельность по продаже патентов, но не имею возможности получить консультационною помощь от объектов инфраструктуры.

    Исследование современной ориентации сложившейся инфраструктуры поддержки МИП, по видам осуществляемых инноваций, этапам предоставления помощи и т.п. должно быть использовано при разработке региональной инновационной политике по обеспечению государственной поддержки малых предприятий.

    Также значимым исследованием для формирования эффективной для региона инновационной политики поддержки является выявление основных помех осуществления поддержки малых инновационных предприятий.

    Так, согласно средневзвешенным балльным оценкам барьеров, экспертами и малыми предприятиями, высокой оценке соответствуют следующие факторы:

    - Высокий риск - 4,22 баллла по оценке объектов инфраструктуры, 3,83 оценка предприятий)

    - Отсутствие информации о возможностях (3,47 и 3,27)

    - Незнание о формах сотрудничества (3,59 и 3,17)

    Следует заметить, что не все факторы были одинаково оценены двумя группами, так неоднородность в оценке выявлена по фактору отсутствие информации у ученых (3,4 и 2,64 балла). Можно сделать вывод, что бизнес не идет на контакт с научными учреждениями в связи с недоверием к их знанием потребностей рынка и бизнеса.

    Обобщая проведенные исследования, можно сказать, что основными сковывающими факторами для фирм и организаций, предоставляющих поддержку, являются финансовые проблемы и недостаточный уровень информированности соответственно для каждой из групп.

    Критерии отнесения хозяйствующих субъектов к различным категориям

    субъектов малого и среднего предпринимательства


    КатегорияЗанятость на предприятииОборот предприятия<<Критерий независимости происхождения>>Микро-

    предприятие

    до 15

    человек

    до 60 млн.

    рублейДоля участия в уставном (складочном)

    капитале не должна превышать 25%

    для хозяйствующих субъектов, не являющихся

    малыми и средними предприятиями,

    иностранных юридических лиц, Российской

    Федерации, субъектов Российской Федерации,

    муниципальных образований, а также

    общественных и религиозных организаций.

    Малое

    предприятие

    от 16 до

    100 человек

    до 400 млн.

    рублей

    Среднее

    предприятие

    от 101 до

    250 человек

    до 1 млрд.

    рублей


    Критерии отнесения хозяйствующих субъектов к субъектам малого и среднего предпринимательства установлены Федеральным законом от 24 июля 2007 г. № 209-ФЗ «Оразвитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации».

    В соответствии c указанными критериями по состоянию на 1 января 2014 г., по данным Росстата, основанным на выборочном наблюдении за секто-

    ром малого и среднего предпринимательства, и ФНС России, в Российской Федерации зарегистрировано 5,6 млн. субъектов малого и среднего предпринимательства, на которых занято 25% от общей численности занятых в экономике.

    Анализ основных показателей развития малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации позволяет сделать следующие выводы:

    - Несмотря на относительно в ысокий в клад вобеспечение занятости населения, по другим показателям малое и среднее предпринимательство играет незначительную роль вэкономических процессах.

    На малый и средний бизнес приходится около 25% от общего объема оборота продукции и услуг, производимых предприятиями по стране. Д оля сектора малого и среднего предпринимательства в валовом внутреннем продукте в России находится на уровне 20-21%.

    Вместе c тем уровень обеспеченности малых и средних предприятий основными средствами остаетсянизким.











    Малые и средние компании владеют только 5-6% от общего объема основных средств и формируют около 6% от общего объема инвестиций в основной капитал.


    Количество субъектов малого и среднего предпринимательства, средний размер субъектов малого

    и среднего предпринимательства и доля малого и среднего предпринимательства в ВВП различных странна предприятии

    Оборо

    ТИсточники: KPMG, Росстат.


    предприятия

    «Критерий независимости

    Более того, сравнение уровня развития малого и среднего предпринимательства в России c другими странами показывает заметное отставание по ряду показателей. Т ак, доля малого и среднего бизнеса в ВВП во многих зарубежных странах составляет более 50%.

    Аналогичная ситуация наблюдается c долей занятого населения, приходящейся на сектор малого и среднего предпринимательства.


    Среднее число работников у субъектов малого и среднего

    предпринимательства в 2013-2015 годах (человек)



    Категория2013 г.2014 г.2015 г.Индивидуальные предприниматели1,31,41,5Микропредприятия2,42,42,4Малые предприятия27,026,827,5Средние предприятия123,5124,6119,0Всего3,03,03,2Источники: Росстат, ФНС России.



    В России малый и средний бизнес обеспечивает лишь 25% постоянных рабочих мест, тогда как в развитых странах данный показатель колеблется от 35% до 80%.

    Плотность малого и среднего бизнеса (количество субъектов малого и среднего предпринимательства на 1000 жителей) в России сопоставима c зарубежными показателями. О днако средний объем добавленной стоимости, производимой одним

    субъектом малого и среднего предпринимательства, заметно уступает уровню развитых стран.

    - М алое и среднее предпринимательство вРоссии это, впервую очередь, микробизнес.

    Сектор малого и среднего предпринимательства в России представлен в основном индивидуальными предпринимателями (62,8% от общего количества субъектов малого и среднего предпринимательства) и микропредприятиями (32,7%).

    Сопоставление среднего числа занятых c установленными законодательством Российской Федерации пороговыми значениями разделения на категории субъектов малого и среднего предпринимательства (до 15, до 100 и до 250 работников) подтверждает тезис о том, что малый бизнес в России это скорее мелкий бизнес.

    Т ак, в 2014 г.

    среднее число работников на малом предприятии составило 27,5 человека, на микропредприятии 2,4 человека, на среднем предприятии 119,0 че-

    ловека. В сфере индивидуального предпринимательства в среднем занято 1,5 человека.

    - Задача по р азвитию малого и среднего предпринимательства связана c перерас пределением трудовых р есурсов, занятых вгосударственном, частном и неформальном секторе экономики.

    Совокупная среднесписочная численность занятых у субъектов малого и среднего предприни-


    мательства составила в 2015 г. 17,8 млн. человек, из которых в сфере индивидуальной предпринимательской деятельности занято 5,4 млн. Человек (30,4%), на предприятиях юридических лицах

    занято 12,4 млн. человек (69,6%).__происхождения»


    Динамика регистрации индивидуальных предпринимателев 2014-2015 годах (тыс. единиц)


    Источник: ФНС России.

    Распределение численности занятых в экономике по предприятиям


    c различным количеством работников



    Источник: Анализ вопросов и политики в области малого и среднего предпринимательства в России (ОЭСР, 2015).




    Вместе c тем, анализируя структуру занятости в России, можно сделать

    вывод о том, что занятость в большей степени обеспечивается средними и круп-ными предприятиями c численностью работников от 250 человек, тогда как множество небольших пред приятий c численностью работников менее 50 человек обеспечивает меньшую долю рабочих мест.


    Динамика регистрации индивидуальных предпринимателей

    в 2014-2015 годах (тыс. единиц)





    Источник: ФНС России.




    Распределение категорий субъектов малого и среднего












    предпринимательства

    в 2015 году по видам экономической деятельности

    Источник: Росстат.









    Распределение оборота (выручки) разных категорий субъектов малого и среднего

    предпринимательства в 2015 году по видам экономической деятельности


    Источник: Росстат.




    - Роль малых предприятий заключается всоздании комфортной среды для граждан, обеспечении занятости. Ср едние предприятия обеспечивают экономическое развитие.

    Рассматривая отраслевую структуру сектора малого и среднего предпринимательства, следует отметить, что по мере роста размера компании ее спе-

    циализация меняется в сторону более сложных видов деятельности.

    Сектор малого предпринимательства, включающий в себя индивидуальных предпринимателей,а также микропредприятия и малые предприятия юридические лица, сосредоточен в сферах торговли и предоставления услуг населению.

    Средние предприятия в большей степени представлены в сферах c более высокой добавленной стоимостью обрабатывающая промышленность, строительство, сельское хозяйство.

    Значительная часть средних предприятий это, как правило, высокопроизводительные, инновационные и эффективно управляемые компании.

    Именно такие средние компании создают предпосылки для качественных прорывов в экономическом развитии, формируют вокруг себя среду

    для развития малых предприятий, обеспечивая их рынком сбыта продукции и услуг.

    Значимость среднего бизнеса для обеспечения экономического развития проявляется при анализе отраслевой структуры сектора малого и среднего предпринимательства.

    Так, основная занятость на средних предприятиях приходится на сектор промышленного

    производства (33,8%). М алые предприятия,микропредприятия, а также индивидуальные

    предприниматели создают большее число рабочих мест в торговом секторе (24,2%, 38,4% и 56,5% соответственно).

    Большая часть оборота всех категорий субъектов малого и среднего предпринимательства приходится на сектор торговли: от 41,8% оборота средних предприятий до 84,5% оборота у индивидуальных предпринимателей. В то же время около 28,4% оборота средних предприятий формируется в сфере промышленного производства.

    Распределение инвестиций в основной капитал разных категорий субъектов малого и среднего предпринимательства по видам экономической деятельности

    также свидетельствует о том, что средние предприятия демонстрируют более высокую инвестиционную активность в капиталоемких сферах. О сновной объем

    инвестиций средних предприятий юридических лиц приходится на сельскохозяйственный сектор и промышленный сектор, у малых и микропредприятий юридических лиц на строительный сектор и сектор предоставления услуг.

    Анализ отраслевой структуры малого и среднего предпринимательства позволяет сделать еще один важный вывод.

    В силу специализации на торговле и смежных операциях малые предприятия почти

    не участвуют в инновационной деятельности, так как сфера торговли не предъявляет спроса на создание технологических инноваций. В этой связи видоизменение отраслевой структуры в сторону более технологически сложных видов деятельности окажет серьезное влияние на отмеченные ранее характеристики малого и среднего предпринимательства в России.__

    - М алый и средний бизнес р азвивается на территории России неравномерно.

    Распределение субъектов малого и среднего предпринимательства по р егионам харак теризуется достаточно в ысокой степенью концентрации.

    Согласно статистическим данным, на 10 субъектов Российской Федерации c наибольшим количеством малых и средних предприятий юридических лиц приходится около 46% от общего количества субъектов малого и среднего предпринимательства юридических лиц.

    В сегменте индивидуальных предпринимателей показатель концентрации составляет 37% для первых 10 регионов (приложение 1). К ак следствие, динамика сектора малого и среднего бизнеса в целом по стране фактически зависит от его состояния в регионах лидерах.

    В 2011-2014 гг. проводился целый ряд исследований условий развития предпринимательства

    в России, результаты которых позволили систематизировать ключевые проблемы и факторы, ограничивающие развитие малого и среднего бизнеса.

    В числе основных проблем и факторов предпринимательским и экспертным сообществом выделены следующие:

    -Проблемы внахождении рынков сбыта продукции.

    Сложности c поиском потребителей продукции традиционно входят в число факторов, ограничивающих развитие малого и среднего предпринимательства.

    Согласно результатам проводимых Росстатом ежеквартальных обследований малых предприятий, осуществляющих деятельность по добычеполезных ископаемых, в обрабатывающих производствах, производстве и распределении электроэнергии, газа и воды, в среднем около 50% малых предприятий регулярно сталкивается c проблемой

    «недостаточного спроса на внутреннем рынке».

    При этом в IV квартале 2014 г. c учетом изменившейся экономической ситуации проблема спроса на продукцию малых и средних предприятий обострилась.

    Около 59% опрошенных малых предприятий, осуществляющих деятельность в сфере обрабатывающих производств, охарактеризовали проблему со спросом на продукцию как наиболее значимый фактор, сдерживающий развитие производства.

    - Нестабильность законодательства.

    В период 2013-2014 гг. принят ряд регуляторных решений, вводящих дополнительные требования и повышающих финансовую нагрузку на малые и средние компании. Речь идет в первую очередь об изменениях в налоговой сфере (введение торгового сбора, отмена льготы по налогу на имущество для предпринимателей плательщиков упрощенной системы налогообложения и системы налогообложения в виде единого налога на вмененный доход) и в сфере обязательных страховых платежей (увеличение фиксированного страхового

    платежа для индивидуальных предпринимателей).

    Кроме того, ежегодно на федеральном уровне принимается более 22 тысяч нормативных правовых актов. С реди них колоссальное количество документов, затрагивающих вопросы ведения предпринимательской деятельности.

    Разработка нормативных правовых актов стала способом решения основных проблем общественной жизни принятие федерального закона, акта П равительства Российской Федерации или ведомственного нормативного правового акта, а зачастую и просто плана реализации тех или иных мер позиционируется в качестве определенного результата.

    Такой объем регулирования приводит к «загромождению» законодательства, появлению слабо проработанных, противоречащих и несбалансированных решений и, как результат, создает крайне негативные последствия для государства и субъектов экономической деятельности.

    Проблема нестабильности законодательства в совокупности c неопределенностью экономической ситуации заставляет предпринимателей сворачивать инвестиционные планы, уходить в теневой сектор.

    Как показало исследование «Деловой климат в малых промышленных организациях России

    во втором полугодии 2014 года и ожидания предпринимателей на первое полугодие 2015 года»,

    проведенное Ц ентром конъюнктурных исследований И нститута статистических исследований

    Отсутствие спроса на продукцию на внутреннем рынке как фактор, ограничивающий

    развитие малых предприятий, осуществляющих деятельность в сфере обрабатывающих

    производств (% от опрошенных)











    Источник: Росстат.


    Количество нормативных правовых актов,


    принимаемых на федеральном уровне c 2003 по 2014 год (ед.)










    Источник: Минэкономразвития России.


    Осуществление инвестиционной деятельности малыми предприятиями

    в промышленности во втором полугодии 2014 года (% от опрошенных)


    и экономики знаний Н ационального исследовательского университета «Высшая школа экономики», во втором полугодии 2014 года 66% руководителей малых предприятий сообщили, что практически не осуществляли инвестиции. Т олько 9% от всех участников опроса отмечали, что инвестировали значительные средства в развитие.

    Свидетельством последствий регулярного преодоления различных шоков, связанных c государственным регулированием, выступает отмечаемое в рамках указанного исследования снижение значений индекса предпринимательской уверенности (ИПУ), которое во втором полугодии 2014 года

    характеризовалось отрицательной направленностью и составило -9% (для сравнения, соответствующее помесячное значение ИПУза этот период для крупных и средних промышленных предприятий наблюдалось на отметке -4%).

    - Высокие налоговые ставки.

    В условиях действия кризисных явлений в экономике обострилась ситуация c восприятием предпринимателями существующего уровня налоговой нагрузки.

    По результатам опроса, проведенного в январе 2015 г.

    информационным агентством «РосБизнесКонсалтинг» (РБК), около 55% респондентов

    (общий размер выборки более 17 тыс. человек) отметили налоговую нагрузку как основное препятствие для развития бизнеса. Д ействительно, девальвация, рост процентных ставок и проблемы c ликвидностью негативно повлияли на себестоимость продукции и уровень рентабельности на малых и средних предприятиях. У плата налогов и иных обязательных платежей по действующим ставкам и соответственное изъятие этих средств из оборота c учетом ограниченного доступа к внешнему финансированию и затухающего спроса на продукцию еще больше сужает возможности для обеспечения устойчивого функционирования бизнеса.

    - Высокие издержки, которые несет малый и средний бизнес всвязи c необходимостью

    прохождения административных процедур и нарушениями прав предпринимателей со стороны регулирующих органов.

    Несмотря на предпринимаемые в последние годы меры, в первую очередь в рамках Н ациональной предпринимательской инициативы, следует кон-статировать, что для некоторых видов деятельности проблема высоких издержек, связанных c прохождением процедур государственного регулирования, сохраняется.

    По данным последнего исследования «Предпринимательский климат в России: И ндекс ОПО РЫ», треть компаний считают административные барьеры настолько тяжелым бременем, что приспособиться к ним не получается.

    О наличии проблемы также свидетельствуют данные доклада У полномоченного при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей по итогам 2014 года.

    Т ак, по мнению 36% респондентов, опрошенных в рамках подготовки указанного доклада (размер выборки 2041 компания), сложность административных процедур очень сильно сдерживает развитие их бизнеса.

    - Недоступность финансирования.

    С учетом текущей экономической ситуации проблемы, связанные c недостатком долгосрочных инвестиционных средств, высокой стоимостью финансовых ресурсов, жесткими требованиями к заемщикам, выходят для малых и средних компаний на первый план, что подтверждается данными упомянутого ранее опроса РБК. О коло 52% респондентов включили недоступность финансовых ресурсов, необходимых для ведения бизнеса,

    в число наиболее существенных проблем.

    Следует подчеркнуть, что наличие проблемы во многом является следствием общей ситуации

    на финансовых рынках.

    К редитные организации ограничены в своих возможностях в том числе из-за действующих ограничений для коммерческих банков по рискам со стороны Б анка России и увеличения ключевой ставки.

    Предложения по дополнительным мерам поддержки, содержащиеся в настоящем докладе, подготовлены c учетом указанных факторов и направлены на снижение их негативного воздействия на сектор малого и среднего предпринимательства.


    2.2. Оценка государственной финансовой поддержки субъектов малого предпринимательства в России

    За последнее десятилетие в России сформировались основные общепринятые в странах с развитой рыночной экономикой элементы системы государственной поддержки малого предпринимательства. Однако, сложные экономические условия хозяйствования и существующие проблемы развития малого предпринимательства, выявили не эффективность мер государственной поддержки.

    В этой связи дальнейшее развитие и совершенствование всей системы государственной поддержки малого предпринимательства становится необходимым для успешного развития малого предпринимательства в Российской Федерации. Систему государственной поддержки малого предпринимательства в настоящее время составляют: государственные нормативно-правовые акты, направленные на поддержку и развитие малого предпринимательства; государственный аппарат, представляющий собой совокупность государственных институциональных структур, ответственных за развитие малого предпринимательства, обеспечивающих реализацию государственной политики в этой сфере и осуществляющих регулирование сферы малого предпринимательства и управление инфраструктурой его поддержки; государственная инфраструктура поддержки малого предпринимательства, включающая некоммерческие и коммерческие организации, созданные с участием или без участия государства, деятельность которых инициируется, поощряется и поддерживается государством, и предназначенная для реализации системы государственной поддержки, направленной на развитие малого предпринимательства. Государственная поддержка малого бизнеса направлена на снижение рискованности малого бизнеса.

    Ресурсная необеспеченность заставляет государство поддерживать малый бизнес по следующим основным направлениям:

    финансовая поддержка (формирование государственных программ обеспечивающих льготное кредитование малых предприятий, субсидии, налоговых и амортизационных льгот и т.д.);

    материально-техническая поддержка (различные формы предоставления технологии и оборудования в аренду малого бизнеса, создание технопарков и т.д.);

    консультативная и информационная поддержка (обеспечение доступа к техническим библиотекам, базам данных, оказание консультативных и правовых услуг, особенно по проблемам создания, управления, налогообложения и т.д.);

    создание рыночной инфраструктуры (локальных ярмарок, рынков оборудования и технологий для малых фирм, рынков сбыта и т.д.).

    Основной задачей является финансовое обеспечение федеральной политики в области государственной поддержки малого предпринимательства в Российской Федерации и создание эффективно действующего финансового механизма для реализации государственной поддержки малого предпринимательства, участие в финансировании региональных (межрегиональных) программ, а так же проектов и мероприятий, направленных на поддержку и развитие малого предпринимательства.

    Для исполнения этой задачи реализуются основные направления деятельности, к которым относятся следующие:

    1. Выработка финансовой стратегии по привлечению российского и международного банковского капитала, а так же других кредитно-финансовых организаций под государственные гарантии Правительства РФ для обеспечения развития малого бизнеса в РФ.

    2. Содействие формированию льготного налогового режима для работающих в сфере малого бизнеса.

    3. Формирование системы лизинга как одной из наиболее перспективных возможностей создания и развития производственного базиса малого и среднего предпринимательства.

    4. Содействие развитию внешнеэкономической активности субъектов малого предпринимательства.

    5. Подготовка и переподготовка кадров для работы в структурах малого предпринимательства.

    6. Создание условий для успешного развития предпринимательской деятельности путем формирования благоприятной инфраструктуры.

    7. Информационное и нормативно-правовое обеспечение деятельности малых предпринимателей.

    8. Развитие инновационной деятельности в предпринимательских структурах, содействие в освоении новых технологий и изобретений.

    Расширение масштабов деятельности малых предприятий, увеличение их вклада в экономику и формирование социальной стабильности требует системной и комплексной поддержки развитие малого бизнеса как на федеральном, так и на региональном и муниципальном уровнях. Органы государственной власти и местного самоуправления должны координировать работу различных структур в области малого предпринимательства, разрабатывать предложения по содействию малым предприятиям, проводить анализ и оценку программ развития данной сферы, организовывать и изучать новые формы предпринимательства, разрабатывать рекомендации по привлечению иностранных инвестиций.

    При этом государственное содействие малому бизнесу должно осуществляться при соблюдении следующих принципов: разграничение полномочий по поддержке субъектов малого и среднего предпринимательства между федеральными органами государственной власти, органами государственной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления; ответственность федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления за обеспечение благоприятных условий для развития субъектов малого и среднего предпринимательства; участие представителей субъектов малого и среднего предпринимательства, некоммерческих организаций, выражающих интересы субъектов малого и среднего предпринимательства, в формировании и реализации государственной политики в области развития малого и среднего предпринимательства, экспертизе проектов нормативных правовых актов Российской Федерации, нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации, правовых актов органов местного самоуправления, регулирующих развитие малого и среднего предпринимательства; обеспечение равного доступа субъектов малого и среднего предпринимательства к получению поддержки в соответствии с условиями ее предоставления, установленными федеральными программами развития малого и среднего предпринимательства, региональными программами развития малого и среднего предпринимательства и муниципальными программами развития малого и среднего предпринимательства.

    Согласно Положению Минэкономразвития РФ (утвержденном Постановлением Правительства РФ от 05.06.2008 № 437), на министерство возложены полномочия по реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере развития предпринимательской деятельности, в том числе малого предпринимательства.

    Минэкономразвития РФ реализует комплекс мероприятий по государственной поддержке малого предпринимательства, включая следующие направления:

    создание и развитие инфраструктуры поддержки субъектов малого предпринимательства (бизнес-инкубаторов);

    поддержка субъектов малого предпринимательства, производящих и реализующих товары (работы, услуги), предназначенные для экспорта;

    развитие системы кредитования субъектов малого предпринимательства;

    создание и развитие инфраструктуры поддержки малых предприятий в научно-технической сфере;

    поддержка региональных программ развития малого и среднего предпринимательства.

    План по спасению малого бизнеса, предложенный Минэкономразвития еще в 2013 году, предполагал поддержать малый бизнес упрощенным подключением к энергосетям, долгосрочной арендой производственных площадей и их выкупом без конкурса. Сейчас в рамках антикризисной программы делается ставка на господдержку через банковский сектор путем выделения микрозаймов, поддержку гарантийных фондов, субсидирование ставок малому и среднему бизнесу, а также гранты безработным и начинающим бизнесменам. Но количество желающих участвовать в региональных и муниципальных программах ничтожно мало. Например, в Санкт-Петербурге меньше процента предпринимателей воспользовались поддержкой государства.

    Поскольку в среде бизнесменов бытует мнение, что от бюджетных денег следует держаться подальше. И не только потому, что они дорого обходятся в буквальном смысле этого слова. Скорее из-за того, что изматывающим морально, и длительным по времени оказывается непосредственно сам процесс сбора и предоставления необходимых бумаг для получения какой-либо из государственных преференций.

    Опираясь на анализ научной литературы и ряд ключевых нормативно-правовых актов в сфере малого бизнеса в современных российских реалиях, весь спектр возможных механизмов государственной поддержки малого предпринимательства можно условно разделить на следующие группы: 1. Механизмы нормативно-правового регулирования. Основным нормативным актом является ФЗ от 24 июля 2007 года №209-ФЗ «О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации». В законе наиболее значимая роль отводится региональным программам развития субъектов малого и среднего предпринимательства, сам же закон, по оценке экспертов, в большей степени является «рамочным».

    В целом финансовая структура малых предприятий отличается следующими особенностями: недостаток собственных средств; ограниченный доступ к кредитам в отличие от крупных фирм; нерегулярность финансирования. Государственная финансовая поддержка малого предпринимательства осуществляется согласно Постановлению Правительства РФ от 22 апреля 2005 г. №249 «Об условиях и порядке предоставления средств федерального бюджета, предусмотренных на государственную поддержку малого предпринимательства, включая крестьянские (фермерские) хозяйства». Средства федерального бюджета предоставляются Минэкономразвития РФ на конкурсной основе в виде субсидий бюджетам субъектов РФ при условии софинансирования расходов за счет средств соответствующих бюджетов. Оказание прямой финансовой поддержки субъектам малого предпринимательства находится в компетенции субъекта РФ. Структурно-государственная финансовая поддержка малого предпринимательства может быть предоставлена в следующем виде: субвенции и субсидии; бюджетные кредиты, займы, ссуды; государственные и муниципальные гарантии; особый режим налогообложения.

    Имущественная поддержка оказывается органами государственной власти и органами местного самоуправления в виде передачи во владение и (или) пользование государственного или муниципального имущества, в том числе земельных участков, зданий, строений, сооружений, нежилых помещений, оборудования, машин, механизмов, установок, транспортных средств, инвентаря, инструментов: на возмездной основе (по рыночным ценам), на безвозмездной основе, на льготных условиях (по ценам и условиям более выгодным, чем рыночные). В настоящее время к числу основных проблем в области имущественной поддержки относятся: высокая стоимость аренды объектов недвижимости, краткосрочные договоры аренды (до трех лет), недоступность участия малых компаний- арендаторов в конкурсах при приватизации, дефицит офисов экономического класса и промышленных площадок.

    Инфраструктура поддержки малого предпринимательства подразумевает следующее:

    формирование системы коммерческих и некоммерческих организаций, которые осуществляют свою деятельность в качестве поставщиков (исполнителей, подрядчиков) в целях размещения заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд при реализации федеральных и иных программ развития малого предпринимательства;

    создание центров и агентств по развитию предпринимательства, фондов содействия кредитованию (гарантийных фондов, фондов поручительства), акционерных инвестиционных фондов и закрытый паевых инвестиционных фондов, привлекающих инвестиции для субъектов малого предпринимательства.

    Ключевые объекты инфраструктуры поддержки малого предпринимательства формируют бизнес-инкубаторы, центры развития предпринимательства, консультационно-информа- ционные центры. Весь прошлый год правительство помогало малому бизнесу, который в кризис оказался в особенно тяжелом положении. Денег было выделено достаточно: если в 2013 г. на разнообразные программы поддержки малых предприятий федеральный бюджет выделил 3,5 млрд. руб., то в 2014 г. уже 48 млрд. рублей. А в 2015 году помощь в экстренном порядке увеличили с 10 до 25 млрд. рублей. Но реального эффекта от выделенных средств ждать придется достаточно долго. Государственная помощь распределяется по двум каналам. Более половины средств достается местным властям, которые сами решают, как помочь своим бизнесменам. Например, в Татарстане малый бизнес получает в аренду площади технопарка по ценам на треть ниже коммерческих. Успех превзошел ожидания: в технопарке поселились сотни малых предприятий, в основном поставщики КамАЗа. Между ними развернулась бешеная конкуренция, и качество продукции завода от этого выиграло. С другой стороны, в Новосибирской области местные власти решили поддержать безработных, пообещав безвозвратные ссуды в 450 тыс. руб. на открытие малого бизнеса с нуля. Эффект получился неожиданным: хотели выдать ссуды для 700 человек, но за бесплатной помощью обратились менее 300. Когда разобрались, оказалось, что чиновники поставили невыполнимые условия: ссуду нельзя использовать ни на зарплаты, ни на рекламу, ни на закупку товаров. На этом направлении все зависит от того, насколько разумно действуют местные власти. Но есть и второй канал. Это госгарантии по льготным кредитам для малых предприятий. Схема работает так: миллиарды рублей идут Российскому банку развития дочернему предприятию государственного Внешэкономбанка. Он выбирает региональные банки, а они, в свою очередь, кредитуют малые предприятия. При этом было обещано, что ставка по кредитам не превысит 14%. На практике схема работает совсем не так, как ожидалось. Кроме общеобязательных критериев каждый банк может устанавливать дополнительные ограничения. Например, не может получить льготный кредит компания, просрочившая выплаты по кредиту или принадлежащая более крупной структуре. Но основная проблема в том, что обещанные 14% годовых на деле превращаются в гораздо более внушительные суммы. В Томске процент был больше двадцати. В некоторых регионах предприниматели называют цифру 24%, что неприемлемо. В конце прошлого года экспертная группа провела опрос в 22 регионах страны среди 10 тыс. малых предпринимателей, то 87% их них не видели никакой антикризисной помощи и не знают о ней. При этом треть из тех оставшихся 13%, которые получили деньги, давали за это «откаты» в размере до половины суммы, выданной государством на поддержание малого бизнеса. Первые итоги такой политики впечатляют.

    В 2014 г. оборот малых предприятий рухнул на четверть, а их число сократилось на 20% до 228 тысяч. Благодаря этому страна недосчиталась 350 тыс. рабочих мест. Самое крупное падение было в Волгоградской области, где разорились 5 тыс. из имевшихся 14 тыс. малых предприятий. Также сложная ситуация в сибирском федеральном округе здесь малых предприятий стало меньше на треть. Схожая ситуация в Южном ФО.

    Рассмотрим российские механизмы финансовой поддержки более подробно.

    Как уже было замечено ранее, согласно результатам многочисленным исследованиям и опросам, именно острую нехватку внешнего финансирования малые предприятия определили как наиболее значимую проблему для развития бизнеса в РФ, а необходимость совершенствования финансовых механизмов поддержки признается многими исследователями и политиками.

    На современном этапе становления российской национальной инновационной системы система финансовой поддержки характеризуется преобладанием безвозмездных способов финансирования малых предприятий.

    Такое преобладание невозвратных финансовых средств (Табл.1) в системе поддержки предпринимательства зачастую приводит к нецелевому использованию средств, а затрудненность отслеживания и мониторинга движения денежных потоков после предоставления субсидий также усугубляет возникновение коррупционных схем, свойственных для российской институциональной среды.

    Таблица 1

    Инструменты финансовой поддержки в РФ 2011-2015 г.г.

    МерыЦельКапитализация региональных гарантийных фондовРост объема предоставляемых поручительств по кредитуГранты и субсидии на создание инновационных предприятийСтимулирование увеличения количества малых инновационных предприятийЛьготные инвестиционные кредитыКредитование на льготных условиях, предприятий малого бизнеса, занятых в приоритетных отрасляхСубсидирование части процентной ставки по кредитам, привлеченными МИП на реализацию инвестиционных проектовПовышение уровня доступности банковских кредитов для предприятий малого инновационного бизнесаСубсидирование затрат, связанных с патентованием изобретений, полезных моделей, промышленных образцов государственной регистрацией результатов интеллектуальной деятельностиПоддержка системы патентования и регистрации результатов интеллектуальной собственностиСубсидирование затрат, связанных с проведением технологического аудита ( оценки существующего технологического уровня предприятий, системы управления качеством, системы проектирования и разработки новой продукции в сравнении с конкурентами )Стимулирование МИП проведения технологического аудитаСубсидии малым инновационным предприятиям-эмитентам на компенсацию расходов, связанных с получением допуска их ценных бумаг к торгам на фондовой биржеПоддержка малых инновационных предприятий-эмитентовСубсидии действующим малым инновационным предприятиямВозмещение затрат или недополученных доходов в связи с производством инновационных товаров, работ, услуг

    Гораздо реже осуществляется такой инструмент финансовой поддержки, как кредитование малых предприятий, что рядом экспертов признается нецелесообразным, так как обязательства по возврату средств позволят отслеживать их дальнейшее использование и оценить эффективность расходования бюджетных средств. Из двадцати субъектов РФ, имеющих наибольшее количество функционирующих малых предприятий, лишь в пяти реализуется программа льготного инвестиционного кредитования в Свердловской области, Республике Башкортостан, Тюменской области, Кемеровской области и Новосибирской области (рис.7) .

    Рисунок 7. Количество субъектов РФ, с осуществляемыми финансовыми механизмами поддержки


    Создание инфраструктуры поддержки малого предпринимательства на уровне региона, как свидетельствует зарубежный и отечественный опыт, способствует стабильному развитию субъектов малого предпринимательства, росту их вклада в решение социально-экономических задач. Подводя итог, следует подчеркнуть, что конкретный выбор механизмов государственной поддержки малого предпринимательства в том или ином случае определяется состоянием и структурой производства, наличием ресурсов в распоряжении госорганов и органов местного самоуправления.



    велела растолочь девушке сухие листочки волшебного цветка, которые та берегла до сих пор, бросить в кипя¬щую воду, остудить и напоить больного. Проснулась Гульсум, вскочила на ноги и быстро сде¬лала всё, как велела ей во сне мать. Осторожно поднесла она питьё ко рту охотника и напоила его. И сразу же перестал он стонать и метаться, и заснул крепким сном. А когда проснулся, был совсем здоров, и от опухоли на ноге не осталось и следа. Ты спас меня, брат, сказал охотник Гульсум и ласково взял её за руки. Посмотри, мама, обратился он к матери, ру¬ки у него маленькие и нежные, как у девушки! Смутилась Гульсум, покраснела и низко опустила голову. И мужская шапка, которую она никогда не сни¬мала, упала, и две длинные чёрные косы соскользнули девушке на колени. Охотник вскрикнул, вскочил и прижал Гульсум к груди. Они поженились и жили долго и счастливо. Богатст¬вом похвастаться не могли, зато вырастили троих сыно¬вей сильных, добрых, трудолюбивых себе на ра¬дость, людям на загляденье! ЛУННАЯ ДЕВУШКА ' Было это или не было, но старики рассказывают... В далёкие времена, когда звёзды светили почти над самой землёй и были не такими горячими, и до них лег¬ко дотягивались даже маленькие дети, жил в горах оди¬нокий бедный человек. Земли свободной вокруг было много, но жил он в тесной глинобитной кибитке. Каж¬дый вечер перед сном он горько плакал и просил небо быстрее освободить его от бре\и и з- мной жизни. Никому я не нужен! жаловался он. Никто не укроет моё старое тело, когда болезнь свалит меня с ног! Никто не похоронит, если придёт смерть! С такими словами он засыпал и просыпался, и каза¬лось ему, жизни этой, безрадостной и тягучей, как за¬тяжные осенние дожди, не будет конца. Но пока ходили ноги, нужно было что-то делать, чтобы не превратиться в дикое животное. Каждое утро человек этот обрабатывал маленький огородик перед домом, собирал в горах сухие ветви, чтобы не замёрз¬нуть в холодные ночи и сварить на ужин немного чече¬вицы или гороху. Однажды, как обычно, набрал он вязанку хвороста, закинул за плечи и только направился домой, как услышал чей-то плач. Удивился человек, кто может оказаться в таком глу¬хом, безлюдном месте? Подошёл он ближе и ахнул: это была крошечная девочка. О небо! радостно закричал человек. Наконец- то ты услышало мои молитвы и послало мне дочь! Будет теперь, кому ухаживать за бедным стариком, не умру я в одиночестве! С этими словами он поднял девочку, прижал к груди, и, как драгоценную ношу, понёс домой. Назвал он её Ойгуль, Лунный цветок. И удача стала сопутствовать этому человеку. Начнёт копать землю кувшин найдёт, то с золотыми монета¬ми, то с украшениями, которые под стать дочерям само¬го шаха. Пойдёт капканы проверять, а в них то горный барс, то лиса, а однажды даже огромный бурый медведь попался. Хорошая получилась постель из его шкуры для девочки. Разбогател человек. Тепло стало в его малень¬кой кибитке. И когда он возвращался, далеко слышал запах жареного мяса и ароматной похлёбки. Смотрел он на девочку и не мог нарадоваться своему счастью. Девочка росла быстро, тянулась вверх, как мо¬лодое деревце. Случалось, сошьёт ей утром платье, даже чуть больше размером сделает, а вечером приходится только руками разводить мало стало, срочно новое нужно справлять. Очень скоро Ойгуль превратилась в необыкновенную красавицу. Работа спорилась в её нежных руках. Слава о Лунной девушке влекла к дому знатных женихов, бо¬гатых купцов и бесстрашных воинов. Но ни на кого не хотела смотреть Ойгуль, предпочитая знатности и бо¬гатству свой дом и приёмного отца. Вскоре женихи, потеряв надежду, возвратились в свои края, остались только трое. Маруф, единственный сын богатого купца, это был толстый, круглолицый юноша, который больше всего на свете любил хорошо поесть и поспать. Зариф сын могущественного сборщика налогов, в отличие от своего соперника, был тощий, как гнутая жердь, маленький и с надменным лицом. Он носил на груди большую золотую медаль отца и гордился ею, как своей. И третий Латиф грузный, квадратнотелый во¬яка с огромным мечом на серебряном поясе. При разго¬воре он вдруг хватался за меч и начинал вертеть тяжё¬лой лысой головой, будто искал, кого бы проткнуть сво¬им оружием. И этим очень пугал своих соперников, ко¬торые отступали в страхе, прячась за спины слуг. Женихи не отказались от мысли в конце концов за¬воевать сердце Ойгуль, всегда находились рядом, зорко следили за каждым её шагом. И от них не укрылось, что Ойгуль часто ходит к водопаду, где подолгу беседует с неким пастухом. Я убью этого наглеца! зарычал Латиф, выхва¬тил меч и стал в бешенстве рубить деревья, которые росли вокруг. Я знаю его, сказал Маруф, с опаской наблюдая за Латифом, это Ахмед, сирота. У него никого и ниче¬го нет, мой отец из жалости дал ему работу, поручил пасти овец. Это оскорбление! обиженно сказал Зариф, по¬правляя золотую медаль на своей тощей груди. Проме¬нять нас на какого-то оборванца, безродного пастуха, которого держат из жалости, это неслыханно! Нужно отправить его в тюрьму! А кто будет готовить нам жаркое из баранины? робко заметил Маруф. Я разрублю его на мелкие кусочки и заставлю те¬бя их съесть, проклятый обжора! закричал Латиф. Можете делать с ним что хотите! испугался Маруф. Узнав об этом, отец стал уговаривать Ойгуль: Они убьют бедного Ахмеда, пожалей его, до¬ченька. Что же мне делать, отец? спросила Ойгуль. Тебе нужно выбрать жениха, тогда они успо¬коятся. Я не могу ни за кого выйти замуж, даже если очень захочу этого, опустила голову Ойгуль. И на удивлённый взгляд отца объяснила, что ничего больше сказать не может, это тайна. Но чтобы как-то успокоить женихов, спасти Ахмеда от их гнева, она даст им такие задания, которые им не под силу выполнить. Маруфа Ойгуль попросила достать чашу Будды. Сделана она из волшебного зеленовато-прозрачного камня и способна накормить всех бедных на земле. Зарифу велела принести ей плащ, сотканный из шер¬сти Огненной мыши. А Латиф, если мечтает о её руке, обязан похитить чудесный изумруд, который висит на шее дракона. Долго не могли прийти в себя женихи, никогда пре¬жде не слышали они о существовании подобных чудес. Но что делать? Ойгуль поставила свои условия, кто первый выполнит, тот и станет мужем несравненной до¬чери Луны. И женихи разъехались по своим сторонам. Каждый думал о себе, что он умнее и хитрее других. Зариф, не долго думая, позвал к себе известных чу¬жеземных ткачей и приказал им выткать плащ, который нельзя было бы отличить от плаща из шерсти Огненной мыши. Маруф обратился к первейшим ювелирам, чтобы они выточили ему из цельного куска яшмы чашу необы¬чайной красоты. Латиф добрался до острова, на котором жил дракон. Но стоило ему увидеть огнедышащее чудо¬вище, как позабыл он о прекрасной Ойгуль и о своей мечте явиться во дворец к хану с ослепительной молодой женой. Он подгонял и подгонял гребцов, мечтая побыстрей и подальше уйти от острова, где метался разъярённый дракон. «Лучше жениться на простой пастушке, думал Латиф, чем услышать хруст своих костей в зубах не¬насытного чудовища». Когда же остров скрылся вдали, Латиф, устыдившись своей трусости, задумал недоброе. Окрылённые надеждой претенденты торопились к Ойгуль. Первым перед ней предстал Маруф. Я выполнил твоё условие, высокомерно сказал он. Вот чаша Будды. Ничего не ответила Ойгуль. Только налила в чашу молоко и протянула Маруфу. Пей. Пришлось Маруфу выпить молоко. Ты лжец! Ойгуль показала на пустую чашу. Ты думал обмануть меня, уходи! Тут к красавице приблизился запыхавшийся Зариф. Ойгуль подошла к огню и бросила в него плащ, который ей принёс Зариф. И он, разоблачённый, бежал под унич¬тожающим взглядом Ойгуль. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Латиф. Вот и я, моя птичка! он преградил мечом дорогу отцу Ойгуль. Назад, старик! Ни с места, если тебе до¬рога её жизнь. Латиф захохотал, уверенный в своей силе. Ойгуль будет лучшим цветком в моём гареме. Я покажу её нашему хану, и он достойно наградит свое¬го слугу, чтобы... Он замолчал, испугавшись, что едва не выдал со¬кровенных мыслей. На помощь прекрасной Ойгуль при¬шёл Ахмед. Он видел, как мчался к ней в дом разъярён¬ный Латиф, и понял, что тот задумал плохле. Ахмед схватил свой бич из сыромятной кожи и кинулся следом. Уходи! закричал он грозно, или я проучу тебя! Ха-ха! торжествовал Латиф. Тебя-то я давно хотел увидеть. Он стал наступать на пастуха. Но Ахмед нескольки¬ми ударами выбил меч из его рук и с позором выгнал Латифа из дома. Потом подошёл к Ойгуль и сказал: Ты свободна. Он больше не посмеет явиться сюда. Спасибо тебе, Ахмед, ответила Ойгуль груст¬но. Я знаю, ты давно любишь меня. Она положила руки ему на плечи, ласково заглянула в глаза. Я тоже люблю тебя, с того самого дня, когда впервые увидела у водопада и услышала, как ты поёшь. Вот и прекрасно! обрадовался старый отец. Осталось только пригласить гостей и сыграть свадьбу.. Мне больно говорить вам, остановила его Ойгуль, но сегодня я улетаю. Срок моей жизни на Земле кончился. Когда-то я посмела ослушаться воли всесильного правителя Лунного царства, моего отца. В наказание он отправил меня на Землю, чтобы я иску¬пила свою вину. Я не отпущу тебя, Ойгуль! воскликнул старик. Сегодня за мной прилетят посланцы моего отца, и вы не сможете им противостоять. Мы больше не увидимся, Ойгуль? Ахмед с тру¬дом сдержал горестный стон, который рвался из его груди. Я не забуду тебя, Ахмед. Ойгуль обняла приёмного отца и заплакала: Как хорошо, что я узнала на Земле такие чувства, как любовь, дружба, верность! Доченька, как же я буду жить без тебя? сокру¬шался старик. Ему было страшно снова остаться в оди¬ночестве. Ровно в полночь, когда луна остановилась прямо над крышей дома, вспыхнула молния, раздался гром и перед Ойгуль встали посланцы правителя Лунного царства. Госпожа, Великий царь ждёт тебя во дворце! Тебе разрешено вернуться, сказал старший и подал ей плащ из перьев сказочных птиц. Нет! взмолилась Ойгуль. Прошу вас, оставьте меня здесь! Я не хочу возвращаться. Снова сверкнула молния и ударил гром. Царь гневается за нашу задержку, поторопись, госпожа! Один из посланцев по знаку старшего хотел накинуть на Ойгуль плащ, но она остановила его: Подождите ещё немного, прошу вас! Старший поднял руку: Мы ждём, госпожа. Я хочу попрощаться с домом, с отцом... Ойгуль не замечала слёз, которые катились по её лицу: Это так сладко, быть земной и плакать, страдать, чувствовать боль, любить! Ведь всё это кончится в Лун¬ном царстве. О, я хочу остаться дочерью Земли! По знаку старшего на Ойгуль набросили волшебный плащ и сразу всё изменилось. Лицо её утратило мягкое выражение. Теперь это была холодная, недоступная и капризная дочь правителя Лунного царства. Она взмахнула краями плаща и взмыла вверх. За ней взлете¬ли и стражники. Улетела, прошептал старик, глядя на Ахме¬да. Я больше никогда не увижу её. Ахмед поднял маленькое алое пёрышко, которое осталось там, где несколько минут назад стояла Ойгуль. Я найду её, в отчаянье сказал он. Старик покачал головой: Никто не знает дорогу в Лунное царство. Забудь её, Ахмед. Ты молод, найдёшь своё счастье на Земле. Я найду её, твёрдо повторил Ахмед. Найду или умру. Без Ойгуль нет мне жизни. Много дорог исходил Ахмед, разных людей встречал на пути, злых и добрых, счастливых и несчастных. Но никто не мог ответить, как попасть в Лунное царство. Только одна древняя старуха посоветовала ему до¬браться до города городов Багдада. У главных ворот сидит старый одноглазый маг, говорила старуха, шамкая беззубым ртом. Иди к нему. Пришёл Ахмед в сказочный Багдад, но не заметил его красоты и богатства. Все мысли его были об Ойгуль, только это имя шептали его губы. Наконец нашёл он мага, рассказал, что привело его к нему. Я покажу тебе путь в Лунное царство, сказал маг, подумав. Но за это ты должен оказать мне услугу. Я согласен! обрадовался юноша. Говори, я сделаю всё, что ты прикажешь. У меня кончились деньги. Я могу превратить медь в золото, но для этого мне нужны дрова, которые есть только в горах Марданшаха. Я достану тебе столько дров, что ты сможешь на¬делать себе золота на всю жизнь, воскликнул Ахмед, который в эту минуту ощутил в себе силу десяти вели¬канов. Маг привёл его к подножию горы, вершина её теря¬лась высоко в облаках. Потом зарезал большую овцу и завернул Ахмеда в шкуру. Лежи тихо, скоро должна прилететь птица, она поднимет тебя на вершину, сказал маг. Летит, я слышу её грозный крик. Маг спрятался за скалой и увидел, как птица под¬хватила Ахмеда и улетела. На вершине она стала разрывать когтями шкуру овцы, как вдруг увидела огромного орла. Ему тоже за¬хотелось свежего мяса, он видел, как она прилетела в гнездо с тяжёлой ношей. С криком птицы бросились друг на друга и после яростной схватки затихли. «Пора», подумал Ахмед, выбрался из шкуры, огляделся, где же дрова, о которых говорил маг. Разбери ветки гнезда-а-а! донёсся до него крик мага. Ахмед быстро начал бросать вниз сухие ветки, из которых было свито гнездо птицы. Он видел, как маг собрал их, и, посмотрев единст¬венным глазом вверх, засмеялся. Как же я теперь спущусь вниз? закричал ему Ахмед. Это уже твоё дело, услышал он голос мага. Если спасёшься, то знай, дорогу в Лунное царство тебе может показать только мудрая кобра Ая. Ты найдёшь её в красных песках, а теперь прощай. Нечего делать, пришлось Ахмеду самому думать, как спуститься с горы. Когда наступило утро, он увидел на ровной площадке недалеко от гнезда мёртвых птиц. Бедные, пожалел он их, так и не пришлось вам съесть овцу, из-за которой вы напали друг на друга. Увидев их распластанные крылья, он понял, что нужно делать. Из самых больших перьев смастерил себе юноша два крыла и прыгнул вниз. Ветер свистел в ушах, казалось ему, что он падает целую вечность, но когда решился открыть глаза, увидел, что парит над морем. И вдруг началась буря, брызги воды намочили крылья, и Ахмед упал в воду. «Всё, пришла моя смерть», решил он, потому что жил в долине и не умел плавать. Но только он так поду¬мал, как волна подхватила его и выбросила на песок. Протёр он глаза, оглянулся и увидел, что лежит на ма¬леньком островке, а вокруг бушует море. Огорчился Ахмед. Лучше бы сразу утонуть, чем долго мучиться от голода и жажды. Ему хотелось пить, но во¬да была такой горько-солёной, что разъедала кожу. Нет, никогда он больше не увидит Ойгуль, останутся на песке его кости, и не узнает она, где он нашёл свой конец. Вдруг за спиной своей он услышал какой-то шум и увидел, обернувшись, двух молодых морских дивов. В это время из воды высунулась страшная зубастая пасть. Барракуда! закричали в испуге дивы. Она съест нас! Не бойтесь! кинулся вперёд Ахмед. Он схватил палку, которая валялась на земле, и лов¬ко вставил её между зубами акулы. Она хотела закрыть пасть, но острые концы палки впились ей в рот и не да¬вали сомкнуть челюсти. Ура! закричали дивы, позвали морских воинов и приказали убить акулу. Вскоре всё было кончено и её утащили в глубину, чтобы показать подводным жителям, что теперь им бояться некого. Спасибо тебе, добрый человек, дивы поклони¬лись Ахмеду. Ты спас нас от Барракуды, чем же нам отблагодарить тебя? Я ищу Ойгуль, принцессу Лунного царства, сказал Ахмед. Если вы знаете дорогу, то подскажите, как мне попасть туда? Дивы задумались: Не знаем мы дороги в Лунное царство, добрый человек, но всё равно мы отблагодарим тебя. Один из них протянул ему кожаную шапку. Дорога у тебя длинная и опасная, возьми эту шапку-невидимку, она поможет в трудную минуту. Спасибо, славный див, поклонился ему Ах¬мед. Я верну тебе шапку, когда найду мою Ойгуль. Возьми и волшебную палочку, сказал второй див. Если тебе встретятся враги, с которыми в оди¬ночку не справиться, махни палочкой, и на помощь при¬дут морские воины. И тебе большое спасибо, поклонился и ему Ах¬мед. Я никогда не забуду вашей доброты. Потом он примерил шапку, она оказалась ему в са¬мый раз. Теперь мне надо найти кобру Ая, грустно ска¬зал Ахмед, она живёт в Красных песках, но мне ни¬когда не выбраться с этого острова. Почему? удивились дивы. Я не умею плавать, признался Ахмед. В этом мы тебе легко поможем, сказали дивы, подхватили его и поплыли по морю. Вскоре они достигли суши, кругом, куда ни глянь, был красный песок. Ахмед поблагодарил дивов и отпра¬вился на поиски кобры Ая. Долго Ахмед искал её, солн¬це уже клонилось к закату, но нигде не видел он змеи¬ных следов. Когда Ахмед стал было терять надежду, он услышал за собой слабое шипенье, будто кто-то пересыпает песок из одной чаши в другую. Обернулся Ахмед и замер. В нескольких шагах от него маячила в угрожающей позе кобра. Ая! воскликнул Ахмед. Это вы, мудрая цари¬ца Красных песков кобра Ая? Немигающие глаза смотрели на Ахмеда. Чего ты делаешь в моих владениях, юноша? Я ищу дорогу в Лунное царство, и мне сказали, что только вы можете помочь мне. Глупец, тебе надоела жизнь? Я не могу жить без моей Ойгуль, принцессы Лун¬ного царства. Мне жаль тебя, смелый человек. Тебя ждёт разо¬чарование. Через Лес зверей, через пещеры злых джин¬нов, быть может, ты и пройдёшь, но это не главное. Са¬ мое большое разочарование тебя ожидает в Лунном царстве, Ойгуль тебя не узнает. Она любит меня! Жители этого царства никого не любят. Они не знают человеческих чувств, им неведомы радость, пе¬чаль, боль и слёзы. Ахмед упал перед коброй на колени: Прошу вас, мудрая Ая, помогите мне попасть в Лунное царство! Пусть я погибну, пусть меня ждёт жестокое разочарование, но я хочу хоть один раз уви¬деть принцессу, услышать её нежный голос! Это всё в твоих силах, сказала Ая. У тебя есть пёрышко из плаща принцессы? Есть! Ахмед прижал руку к своей груди и сразу ощутил тепло, которое шло из кармана, где лежало ма¬ленькое пёрышко. Пусти его по ветру, оно само приведёт тебя к хо¬зяйке плаща. Ахмед так и сделал. Долгим был его путь, много раз он находился на грани смерти, но всё шёл вперёд, забы¬вая о сне и еде. Однажды он не заметил и столкнулся со свирепым разбойником. На Ахмеде была шапка-невидимка, и раз¬бойник смотрел в пустоту, не понимая, что же такое могло его толкнуть. Вдруг его внимание привлекло пе¬рышко, которое колыхалось на ветру. Он поймал его, удивился, что оно такое горячее, подумал и сунул в карман. Отдай моё пёрышко, закричал Ахмед. Разбойник удивлённо покрутил головой: Кто здесь? Отдай пёрышко, оно не твоё! повторил Ахмед, забыв снять шапку. А разбойник, не понимая, кто это говорит с ним, принял голос за шум ветра, прочистил пальцем уши, сказал, как бы разговаривая с собой: Было не моё, стало моим. И, засмеявшись, ушёл в дом. Заметался Ахмед, что же делать, как отнять пёрыш¬ко у разбойника? Подкрался к окну и едва удержался от крика. Он увидел страшную, утыканную острыми шипа¬ми огромную кровать, на которой разбойник мучил тро¬их людей. Несчастные кричали от боли, молили о поща¬де, но разбойник в ответ только громко хохотал. Ахмед вспомнил о волшебной палочке дивов, взмах¬нул ею и приказал морскому воинству схватить разбой¬ника и отнять у него волшебное пёрышко. Вскоре раз¬бойник со связанными руками и ногами лежал на земле перед Ахмедом. За свои злодеяния ты заслужил мучительную смерть, сказал Ахмед. Пощади, добрый человек! взмолился раз¬бойник. А их ты щадил? Ахмед кивнул на израненных людей, которые медленно приходили в себя и радовались чудесному избавлению. Оставляю его вам, сказал им Ахмед. Делайте с ним что хотите, а я ухожу. Подожди, остановил его один из спасённых. Я староста каравана купцов, мы шли в Багдад с разными товарами. Теперь нас осталось трое. Мы хотим отблагодарить тебя, сказал другой бывший пленник. Прими от нас этого коня, третий, самый моло¬дой, исчез в доме и скоро появился вновь, ведя за собой тонконогого, отливающего серебром коня. Это Аравийский скакун, сказал староста куп¬цов. Ему нет цены. На таких скакунах ездят только цари. Он твой. Поблагодарил Ахмед купцов и тронулся в путь. Много раз вставало и снова садилось солнце, и при¬шёл Ахмед к Лесу зверей. Громкое рычание его обита¬телей вселяло ужас в сердца путников, никто никогда не отваживался вступить в него. Но только не Ахмед. Он смело повёл своего коня в густую чащу и увидел необъ¬яснимое. Лев с короной на голове восседал на золотом троне, вокруг расположились волки, медведи, лисицы и зайцы. Когда Аравийский конь пронёсся мимо, Лев так ряв¬кнул, что ожил небесный свод. Ахмед видел, как засвер¬кали, становясь животными, насекомыми и фантасти¬ческими существами, созвездия Льва, Козерога. Рак по¬ тянулся за скакуном своими клешнями, а Скорпион изогнул хвост, готовясь нанести смертельный удар. И успел-таки полоснуть жалом круп коня. Он стал сла¬беть, терять силы, пока не упал, бездыханный, на землю. Ахмед торопился вперёд, у него не было времени оплакивать коня, к которому успел привязаться за ко¬роткое время. Скоро он оказался перед входом в пещеру, в которой жили злые джинны. Ахмед осторожно выгля¬нул из-за камня. Джинны варили птичьи яйца, играли в кости. Самый старый из них плёл невод из нитей, которые ему быстро сучили привязанные к колышку за тонкие лапки пауки. Когда кто-то из пауков пытался хитрить, джинн бил лентяя хворостиной. Вдруг что-то насторожило джинна, он втянул струю воздуха, топнул ногой: Здесь человек! Где? Кто? Как? Джинны повскакивали, засуетились. Один из них, не разобравшись спросонья, полыхнул пламенем в другого. Тот завопил, кинулся на него с дубинкой. Вскоре всё смешалось, и Ахмед смог незамеченным проскользнуть в узкий тоннель, который вёл ко дворцу Лунного царст¬ва. Он спрятал перо на груди. Некоторое время он шёл в полной темнеете, потом где-то впереди забрезжил свет. Он придал Ахмеду силы. Скоро, очень скоро он увидит Ойгуль. Показались изразцовые, сверкающие золотом и дра-гоценными камнями, остроконечные шпили замка. Но когда Ахмед вышел из тоннеля, он застонал от бессиль¬ной ярости. Лунная страна оказалась за скопищем облаков, из которых торчали золочёные шпили. И не было туда до¬роги для земного человека, не было у него крыльев, что¬бы взлететь к облакам. Вдруг что-то затрепетало у него под рубашкой, и Ах¬мед вынул из-за пазухи перо. Горе мне, сказал он, пустив перо по воздуху. Не суждено, видно, сбыться моей мечте. Лети во дво¬рец к Ойгуль, скажи ей: Ахмед умер на Земле с её именем на устах. Пусть вспоминает иногда бедного пастуха, который любил её больше жизни. Но пёрышко кружилось у головы, будто просило его: не торопись отчаиваться, возьми меня в руки. И, не дождавшись, само влетело в ладони Ахмеда, и он почув¬ствовал, как тело его стало невесомым, медленно подня¬лось над землёй и полетело к облакам. Ахмед видел жителей Лунной страны, они чинно си¬дели под роскошными деревьями, мирно беседовали, пи¬ли чай, и у всех были одинаково холодные лица. Белые, будто мраморные, вырезанные из безжизненного камня одной рукой. И деревья тоже были необычные. Вместо листьев с веток свисали мельчайшие капельки жемчуга. Жемчуг сверкал и на одежде мужчин, и на туфельках чопорных красавиц. Наступил вечер, но до сих пор Ахмед не встретил среди праздных жителей ту единственную, ради которой он оказался здесь. Скажите, где живёт дочь правителя вашего цар¬ства принцесса Ойгуль?- спросил Ахмед у глашатая, который выкрикивал на площади очередной указ го¬сударя. Ты ошибся, юноша, ответил тот. У нас нет принцессы по имени Ойгуль. Скоро появятся ночные стражники, добавил он. Врагу бы не советовал по¬пасться им в руки. Глашатай ушёл, и тут же Ахмед увидел ночных стражников. С непроницаемыми лицами они ломились в закрытые двери, избивали прохожих, переворачивали тележки уличных торговцев. И никто не возмущался их поведением, безразлично принимали всё как должное. Ахмед надел шапку-невидимку и пошёл дальше, за¬бираясь на балконы дворца, заглядывая в освещённые окна. Ойгуль! Он узнал её сразу, прилип к стеклу. Ойгуль! Это я! Неужели ты забыла меня? Это я, твой Ахмед! Он сорвал с себя шапку, распахнул окно и прыгнул в покои принцессы. За спиной раздались крики заметив¬ших его стражников. Ойгуль только теперь подняла глаза и произнесла ровным голосом: Остановись, человек. Ты узнала меня, Ойгуль? воскликнул Ахмед. Наконец-то я нашёл тебя, любимая. Он хотел подойти к ней, но вдруг в воздухе что-то пропело и вонзилось в тяжёлую дверь. Снова звук по¬вторился, рядом с первой стрелой вонзился наконечник второй. Ойгуль не повела и бровью. Третья стрела, пу¬щенная безжалостной рукой, вонзилась прямо в сердце Ахмеда. Лицо Ойгуль оставалось всё таким же бесстрастным и недосягаемым. Ойгуль, я так счастлив, что умираю за тебя! Он почувствовал, как вместе с кровью из раны из не¬го уходит жизнь. Из последних сил приблизился он к принцессе, но вдруг застонал и упал, обрызгав её плащ кровью. И словно пелена слетела с её лица, глаза принцессы ожили. Она будто проснулась, глянула на безжизненное тело Ахмеда. Кто это лежит? спросила она служанку. По одежде, пояснила служанка, он не явля¬ется жителем нашего города. Очень знакомым показался Ойгуль лежащий на ков¬ре юноша. Ей стало жарко: кровь, которая брызнула на плащ, жгла тело. Она склонилась над юношей: Ахмед! узнала его и воскликнула радостно: Милый, ты нашёл меня! Но он молчал. Тогда она бросилась к кувшинчику с живой водой, обмыла ему лицо, брызнула на рану. И произошло чудо, он открыл глаза! Слёзы текли по её щекам, ей было легко и радостно, как может радоваться только человек встрече с родным, любимым существом. Как там мой земной отец? Он ждёт тебя, отвечал Ахмед, и верит, что ты не забыла его. О, я ничего не помнила, прошептала Ойгуль. Но ты узнала меня! воскликнул Ахмед. Ты плачешь, это настоящие слёзы, значит, ты страдала, как земная девушка. Да, да, я страдала! плакала Ойгуль. Страда¬ла, хотя не чувствовала и не понимала этого. Она обняла Ахмеда, прижалась к его груди. Теперь всё будет иначе. Я полечу на Землю вместе с тобой и никогда сюда не вернусь. Лучше уме¬реть, чем жить, как во сне. Она хлопнула в ладоши, и появились два коня не-обыкновенной красоты. Быстрее. Этих коней никто не в силах догнать. Ахмед подхватил Ойгуль на руки и помог ей взоб¬раться в седло. Нужно торопиться, стражники вот-вот ворвутся в покои принцессы. Ойгуль взмахнула руками, стены дворца расступились, и два могучих коня, усы¬панных жемчугом, ринулись с неба на Землю. Ойгуль впервые ощущала взволнованный полёт небесных коней и подгоняла их: Быстрее, ещё быстрее, ещё... Как хо¬рошо быть земной!.. СТАРАЯ НОВАЯ СКАЗКА авно это было. Вдали от караванных путей высоко в горах притулился к огромной скале кишлак. Едва пер¬вый луч солнца золотил вершину скалы, пробуждалось селение от приветливых голосов. Соседи желали кузне¬цу, чтобы железо на наковальне становилось послуш¬ным, пахарю чтобы солнце было ласковым, а пшеница радовала глаз, сапожнику чтобы руки его не знали усталости. Пожелав друг другу удачи, все принимались за работу: ткач старательно ткал для всего кишлака тка¬ни, портной с улыбкой шил одежду, пастух с песней гнал на пастбище стадо. А по вечерам жители кишлака, а бы¬ло в нём чуть больше десяти дворов, собирались там, где жарче горел очаг зимой и было прохладней летом. Каж¬дый старался, чтобы именно в его доме звучали вечерние Закипела работа. Засучили рукава «до самых плеч», как сказала Галя. Колёса смазали, коня пере¬прягли. Дружно не грузно. Сладили. И прощай, Леньляндия! Лень-матушка платком машет, Елена Викторовна кричит: А ты, хозяюшка, забрось-ка лень через плетень! Загубит она тебя! Твоя... пра-а-авда! доносится издалека. Ветер в лицо. Дорога сама из-под колёс убегает. Пи¬щит заяц-лежаец: «Братцы! Вот здорово-то!» ...Кто пришёл первым в класс? Тимка. Галя. Валерка. Тетради и книги на парту положили. Ручки в поряд¬ке, карандаши подточены. Линейку ни один дома не за¬был. В дневник все уроки записаны. Надо стараться. А то как бы не угодить снова в эту самую Леньляндию! Со всеми вытекающими оттуда по¬следствиями... ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФУТБОЛЬНОГО МЯЧА Сказка в шести таймах Дайте разбежаться... В футболе ведь так: сперва удар, а гол -г- потом. Мяч сам не влетит в ворота, по нему надо ударить. А сильно¬го удара не получится без разбега. Поэтому и я сначала разбегусь, чтобы отпасовать вам эту историю... Тайм 1. Меня выводит . наседка Начались мои приключения, где бы вы думали? в магазине. Вы, наверное, уже и сами догадались, что не в гастрономе, а в спортивном, где я скучал на полке ря¬дышком с вялой боксёрской грушей и уже опасался, что, как и она, перезрею раньше, чем на мне остановит бла- госклонный взгляд хоть один покупатель. Увы, воздуху во мне уже не оставалось. А мяч без воздуха всё рав¬но что пудовая гиря без железа. Бесполезная вещь. Обидно, правда?.. Но были бы стадион и игра, а болельщик найдётся. Пробил и мой час. Появился покупатель, черноглазый шустрый мальчишка. Видать, он меня сразу заприметил, ещё с порога. Потому что решительно потребовал у про¬давца: Мне футбольный мяч. Вот тот, жёлтенький. Продавец явно играл не за мою команду. Казалось бы, после таких ясных слов следует меня снять с полки и протянуть покупателю. Думаете, он так и поступил? Один ноль не в вашу пользу! Мяч-то он мальчишке от¬пасовал, это верно. Но, увы, не меня, а соседа на¬пыщенного краснощёкого здоровяка. Его только вчера досыта накормили воздухом и поселили на полке. Он едва не лопался от сытости и самодовольства. Я сразу же приуныл. Ясное дело где мне спорить с тугобоким красавчиком? Наливное яблочко, а не мяч. Потрога¬ешь сплошные мускулы. Не то что я... Со дня рожде¬ния на полке лежу. Поглядел бы я на футбольную штангу, если бы в ворота целых полгода мячи не вкаты¬вались... Да штанга бы эта от безделья давно корни пустила! Она бы уже зацвела, а может, начала плодоно¬сить и вкатывать яблоки в собственные ворота... Если из вас вдруг выпустить воздух и заставить шесть месяцев валяться на полке вам это понравится?.. Вот и я... Совсем захандрил. Но я уже отвлёкся. По¬даёт, значит, продавец моего краснощёкого соседа, а мальчишка головой качает. Не-е, говорит, я жёлтенький хочу. И на меня показывает. Продавец недоуменно пожал плечами. Уже потом я узнал, что спасителя моего звали Акмалем. Я и опом¬ниться не успел, как очутился у него во дворе. И завер¬телась великолепная жизнь! Первым делом Акмаль снял с велосипеда насос и дал мне вволю надышаться. Уж тут-то я показал, что тоже не промах быстренько вы¬махал величиной с могучий арбуз. Акмаль пощёлкал ме¬ня пальчиком, я радостно отозвался. Решив, что я со¬зрел, он вернул насос велосипеду. Я сразу же размеч¬тался о бахче. То есть я хотел сказать о футбольном поле. В этот миг во двор вышла мама Акмаля. Увидев ме¬ня, она всплеснула руками и гневно воскликнула: Дод! Этот мальчишка погубит нас... Эй, признай¬ся, где стащил мяч? Сейчас участкового позову! Услышав такие речи, я едва не лопнул с досады и тут же мысленно записал маме Акмаля штрафное очко. Не-справедливо! Акмаль ни в чём не виноват. Да я за него готов сдаться властям. Но Акмаль и бровью не повёл и спокойно объяснил маме, как он добыл меня. Ха! Да это же отдельная история! Оказывается, мой спаситель давно заприметил меня и каждый день из тех денег, что давали ему на обед, от¬кладывал пятачок. Чтобы вызволить меня из плена. А чтобы не было соблазна истратить монетки раньше срока, Акмаль время от времени складывал их в ку¬рятнике. Однако в то злополучное утро Акмаль с удивлением обнаружил, что место, где он терпеливо складывал пя¬таки, рябая наседка, как назло, облюбовала для гнезда, загрузила его яйцами и затеяла выводить цыплят. Пришлось Акмалю стиснуть зубы, потуже зашнуро¬вать бутсы и набраться терпения. Что поделаешь, если попалась такая мещанка курица. Видишь ли, не же¬лает просто на сене цыплят выводить достаток ей по¬давай, роскошь, гнездо с видом на продукцию монетного двора. Ладно уж, хоть на пятаки уселась. Ведь могла бы, чего доброго, и в банк отправиться да сейф потребовать. Хорошо, что Акмаль не директор банка, иначе и его пришлось бы закрывать на время. Словом, пятаки Акмаля надолго угодили в плен к наседке. А у него, бедняжки, так бутсы чесались, же¬лая поскорее лупить по мячу, что ожидание казалось Акмалю вечностью. В какую-то минуту ему начало чу¬диться, что наседка выводит не цыплят из яиц, а рубли из пятаков, и, значит, он вскоре сможет купить не мяч, а целый стадион с бассейном впридачу. Как бы там ни было, наседку он не потревожил и дождался, когда сборная цыплят, появившись на свет, наконец-то поки¬ нула игровое поле, вымощенное пятаками. Сегодня ут¬ром это и произошло. Убралась восвояси и наседка. Эх, хорошо, что куры денег не клюют!.. Вот и получается, что наседка вместе со своими забавными цыплятами вывела и меня... Узнав эту историю, я, конечно же, полюбил Акмаля ещё больше, решив, что ни за что и никогда от него не укачусь. Тут вернулся с работы отец Акмаля и принялся рас-хваливать меня на все лады. Такой мяч, как я, видишь ли, команда «Пахтакор» во сне видит. И даже сам Пеле с удовольствием порезвился бы мной. И вообще знаме¬нитый силач Тулан-палван выглядел бы муравьём рядом со мной... Слушая отца, Акмаль и вовсе растаял. Да что Ак- маль! Я и сам едва голову не потерял от гордости. И на своё горе не заметил, что подкатился к ногам льстеца словно верный щенок. Отец Акмаля будто и ждал того. Он, видать, решил вспомнить, что и сам когда-то был мальчишкой. Разбе¬жался и ка-а-ак ударит здоровенным ботинком...Бр-р-р! Весь воздух во мне отшиб! Хорошо всё-таки, что я мяч, а не та соседка боксёрская груша. Таким уда¬ром можно послать в нокаут и боксёра, и грушу, и даже сам ринг, и смело вести счёт над поверженным против¬ником хоть до начала следующего чемпионата. Я и опомниться не успел, как страшная сила подхва¬тила меня, вознесла над верхушками тополей и со свистом потащила над съёжившимися дворами. А вслед мне летел соскочивший с ноги здоровенный башмак. Похоже, он посчитал, что слабо ударил, и бросился в погоню, дабы отмерить мне полную порцию. Но разве ему угнаться за мной! Не те лётные качества. Притом, в отличие от меня, башмак явно забыли накачать. Так что погоня завершилась бесславно. Мой преследователь позорно рухнул вниз и угодил прямо в казан, в котором седенькая старушка помешивала и пробовала на вкус лениво зреющую шурпу. Обомлевшая старушка, навер¬ное, решила, что в её мирный казан приземлился метео¬рит или вышедшая на пенсию ступень космической ра¬кеты. Она сразу же побежала куда-то звонить навер¬ное, в Академию наук и жаловаться, что её казан рассеянные учёные перепутали с космодромом. «Так тебе и надо, драчун!» думал я про ботинок, воображая, как сейчас прибегут академики и станут до¬бывать утопленника. Зря радовался. Потому что вскоре я и сам стал сни¬жаться, и о ужас! я падал на дорогу, по которой резво сновали машины. Впору лопнуть от отчаяния. Не¬ужели мне, едва начав жить, суждено окончить жизнь под колёсами? Ужасная несправедливость! Как ни кру¬ти, а колёса мои дальние родственники!.. Да и стоило ли Акмалю ради этого терпеть чудачества рябой насед¬ки, а мне корпеть в магазине? Не знаю замышлял ли отец Акмаля послать меня прямиком под колёса самосвала, с которым я сейчас не-отвратимо сближался... Но я угодил в кузов, причём в самый центр. А в кузове... Что бы вы думали? Ха! Пе¬сочек! Спасён! Спасён! Молодцы, колёса! Делать им что ли нечего родственников давить... Вот они и изверну¬лись и подставили мне спасительный кузов! Тайм 2. У р а, м е н я не съели! Видали вы лицо вратаря, который страшно ска¬зать! забил гол в собственные ворота? Бр-р-р! Вот точно так же был потрясён и Кузы-мясник, ког¬да, заглянув в кузов вкатившего в его двор самосвала, он увидел на песчаном барханчике футбольный мяч. Взяв в свои цепкие, как у вратаря, ручища, он с удивлением оглядел меня, сдул приставшие песчинки. Узнаю свою работу! Эту кожу выделывал я. Славный мяч получился. Он посмеивался и гладил меня, как ребёнка, а потом кликнул из дома младшего сынишку: Гляди, Кучкарбек, какой я тебе подарок приго¬товил! Я едва не лопнул от негодования. Как можно гово¬рить неправду? Жаль, что у меня нет языка, не то живо выложил бы всё как есть и потребовал вернуть меня хо¬зяину. То есть Акмалю. Впрочем, если послушать Кузы-мясника, то меня, по справедливости, следовало бы вернуть какой-то корове, подарившей мне кожаный чапан. Кучкарбек скользнул по мне скучным взглядом, по¬думал было сглотнуть слюну, но вместо этого разочаро¬ванно процедил: Что это, мяч? Э-э... А я-то думал... Хотя бы хур¬ма... А мячи я не ем, их жевать трудно. Мне стало обидно. Ну и обжора. Вкусненькое ему, видишь ли, подавай. Не мальчишка, а ходячая мясоруб¬ка. Не рот, а футбольные ворота! Дай ему волю он и меня зафарширует или казы приготовит. Меня ведь тогда целый месяц есть можно. Если, конечно, сперва полгода поварить... Что ты всё, сынок, о еде да о еде? Глянь в зерка¬ло, ты уже и сам на мяч похож. Это уж точно! Раздуло Кучкарбека от еды, как сто мячей разом. Ну что, берёшь мяч? переспросил Кузы-мяс- ник, теряя терпение. Кучкарбек пожал покатыми плечами: А зачем? Попинай, побегай немножко. Глядишь, жирок немножко сбросишь. Кучкарбек побледнел и испуганно метнулся к тахте: Отец, это опасно! Нам врач в школе объяснил, что после еды нельзя бегать. Лучше полежать. Ну и лентяй! С места не сдвинешь. Двух таких Куч- каров смело можно использовать вместо боковых штанг на воротах. А что? Поставь на нужном расстоянии, на¬тяни между ними сетку и играй. А из деревянных столбов лучше уйму клюшек сделать. Или щепок, чтобы тандыр топить. Одно плохо если два Кучкара повер¬нутся лицом друг к другу, пузами своими ворота за¬кроют. Утратив надежду порадовать сынишку подарком, Кузы-мясник со вздохом молвил: Придётся отдать мяч Эмину-сапожнику. Уж ему- то он пригодится. Кожа всё-таки... Пусть ичиги мои за¬латает совсем прохудились, бедняжки.


    2.3. Факторы развития и проблемы финансирования малого бизнеса в России

    Сегодня доля производства малых предприятий в ВВП России составляет 11 %, тогда как в США 40 %, Японии 60 %, странах ЕС до 70 %. В большинстве развитых стран представители малого бизнеса являются главными налогоплательщиками, внося основной вклад в бюджеты регионального и местного уровня. Благодаря своей трудоемкости он благополучно поглощает избыточные трудовые ресурсы, решая проблему структурной и технологической безработицы.

    В числе факторов которые сдерживают развитие малого и среднего предпринимательства следует отметить:

    несовершенство нормативно-правовой базы в сфере малого и среднего предпринимательства;

    несовершенство государственной системы поддержки малого и среднего предпринимательства;

    неразвитость системы информационной поддержки малого и среднего бизнеса;

    отсутствие эффективной системы подготовки специалистов для малого и среднего предпринимательства.

    Среди финансовых факторов следует отметить: отсутствие доступного кредитования начинающих субъектов малого и среднего предпринимательства;

    несовершенство системы налогообложения;

    неразвитость систем лизинга и ипотеки; неразвитость системы прямой финансовой поддержки со стороны государственных и местных органов власти.

    Успешное развитие малого и среднего бизнеса в значительной степени зависит от обеспеченности предпринимателей финансовыми ресурсами как долгосрочного, так и краткосрочного характера.

    Недостаток финансирования типичная серьезная проблема, с которой сталкиваются российские предприятия и предприниматели, что особенно ощущается в регионах. Реализация потенциала малого и среднего бизнеса в решении экономических и социальных проблем тем более невозможна без его адекватной финансово- кредитной поддержки. В современных условиях проблема финансового обеспечения развития малого и среднего бизнеса стоит особенно остро. В условиях, когда банковская система не позволяет в полном объеме удовлетворить уже существующих или готовящихся открыть собственный бизнес предпринимателей, на первый план выходит потребность совершенствования действующего механизма банковского кредитования субъектов малого и среднего бизнеса. В структуре кредитования экономики доля кредитов предпринимателям в коммерческих банках составляет от 12 до 29 %.

    Анализ кредитных программ для малого и среднего предпринимательства, представленных крупнейшими участниками кредитного рынка, позволяет сделать вывод о высокой степени индивидуализации кредитных продуктов и адаптации их под требования предпринимателей. Активная стадия мирового финансового и экономического кризиса внесла определенные коррективы в характеристики банковских продуктов малым и средним предприятиям. Например, существенные изменения произошли в продуктовом ряде в плане его диверсификации. Примечательно, что все программы крупнейших банков, действующих на территории, исключают возможность кредитования малых и средних предприятий на этапе их становления. Возникает противоречивая ситуация: с одной стороны, предприниматели стремятся получить кредит на развитие собственного бизнеса, и при этом сами банки заинтересованы в кредитовании малых и средних предприятий, а с другой стороны, процент отказа в выдаче таких кредитов довольно высок.

    Можно выделить следующие причины, в силу которых банки в той или иной степени воздерживаются от выдачи кредитов малым и средним предприятиям.

    Первая причина повышенный риск кредитования малых и средних предприятий. Природа такого риска заключается, во-первых, в низком качестве менеджмента на малых и средних предприятиях и, как следствие, в неспособности самих предпринимателей вырабатывать экономически взвешенные проекты, учитывающие все возможные нюансы, возникающие при их реализации. Во-вторых, природу риска при кредитовании малых и средних предприятий во многом определяет менталитет. Из-за этого, по оценкам экспертов, около 50 % невозвратов кредитов и просрочек кредитов малыми предприятиями никак не связаны с экономическими причинами: здесь имеет место недобросовестность, халатность либо злой умысел предпринимателей.

    Второй причиной является необходимость банкам формировать значительные резервы на возможные потери по ссудам при кредитовании рискованных сделок. Третья причина недостаточного развития кредитования малого и среднего предпринимательства высокие требования к залогу со стороны банков при отсутствии, как правило, адекватного залога у предпринимателей.

    Еще одной причиной «прохладного» отношения банков к кредитованию малых форм хозяйствования является невозможность точно опреде- лить уровень связанного с таким кредитованием риска (известно только, что он высокий) ввиду несовершенства или отсутствия методик оценки кредитоспособности субъектов малого и среднего бизнеса. Пример ООО «Промэкспорт-С Плюс» показывает, что в настоящих условиях, когда у малых предприятий фактически отсутствует ликвидное имущество в качестве обеспечения залога по кредитам, а сами они имеют низкую платежеспособность, малым предприятиям многих отраслей сложно рассчитывать на предоставление банковских кредитов.

    Несмотря на то, что именно муниципальные и государственные предприятия и учреждения являются главными потребителями газомоторного топлива, рынок СУГ в регионе развивается фактически хаотично, исключительно по инициативе малого бизнеса. Единственным финансовым рычагом поддержки субъектов этого рынка выступают гарантии местных органов власти. Однако, как показывает практика, коммерческие банки, формально признавая финансовые гарантии муниципальных органов, требуют от заемщиков залогового обеспечения.

    Анализ существующего механизма кредитования малых и средних предприятий показал, что для обеспечения предпринимателей финансовыми ресурсами необходимо решить целый комплекс взаимосвязанных задач, который будет формировать новый кредитный механизм поддержки малых и средних предприятий усовершенствованный механизм их банковского кредитования.

    Важная роль в разработке эффективного механизма банковской кредитной поддержки малого и среднего предпринимательства должна принадлежать государственным органам, что предполагает последовательную реализацию совокупности определенных задач. В рамках решения институциональных задач напрашивается введение внешнего воздействия, идущее от третьих организаций (созданных под эгидой региональных и муниципальных властей), способствующих налаживанию нормальных взаимоотношений банков и малых предприятий.

    Их назначение распределение финансовой нагрузки на заемщиков посредством собственного участия в капитале или рисках, либо посредством гарантирования выполнения заемщиком обязательств перед кредитором. Своим участием такие организации повышают уровень кредитоспособности малых и средних предприятий. Инструментами участия могут быть компенсация части уплачиваемых процентов, предоставление целевых субсидий, гарантирование или страхование кредитов малым и средним предприятиям.

    В рамках решения стимулирующих задач требуется совершенствование или принятие дополнительных мер по поддержке малых и средних предприятий:

    сокращение сроков рассмотрения заявок на предоставление государственной поддержки малых и средних предприятий до сопоставимых со сроками рассмотрения заявок банками;

    поддержание приоритетных отраслей и видов деятельности, которые обеспечивают наибольший социальный, экономический и бюджетный эффект для региона;

    безвозмездное финансирование передовых, эффективных и социально значимых проектов в регионе (в виде грантов);

    предоставление льгот на имущество или других налогов банкам при увеличении портфеля кредитов малым и средним предприятиям.

    Решение организационных задач основывается на взаимосвязи форм финансирования малых и средних предприятий с учетом стадий его жизненного цикла (рис. 14)

    Рисунок 14. Финансирование малого и среднего предпринимательства на разных стадиях его жизненного цикла


    В рамках совершенствования информационно-методической составляющей механизма кредитования малого и среднего бизнеса требуется совершенствование методики оценки кредитоспособности малых и средних предприятий.

    Таким образом, современный этап государственной поддержки кредитования малого и среднего предпринимательства можно обозначить как кредитно-институциональный, так как он предполагает вовлечение в процесс прямой и косвенной финансовой поддержки малого предпринимательства банков и других кредитно-финансовых учреждений при посредничестве специализированных организаций. Однако существующая государственная поддержка кредитования малого и среднего предпринимательства может быть охарактеризована как недостаточно эффективная, что требует принятия мер по корректировке механизма кредитно-финансовой поддержки малых и средних предприятий. Взаимодействие кредитно-финансовых институтов и субъектов малого и среднего предпринимательства основывается на сегментации кредитов малому бизнесу по целевому назначению: микрокредитование, кредитование инвестиционных нужд и кредитование текущих потребностей. Роль специализированных организаций, призванных содействовать эффективному кредитованию, заключается в балансировании возможностей малого и среднего предпринимательства и требований банков и других финансовых агентов, предъявляемых к уровню кредитоспособности.

    Одной из серьезнейших проблем частного предпринимательства в нашей стране является сложная процедура получения кредита для развития предприятий. Несмотря на все усилия, которые предпринимаются Правительством РФ и органами местной власти, необходимо дальнейшее совершенствование кредитования малого и среднего бизнеса. Параметром для совершенствования кредитования малого и среднего бизнеса является упрощение процедуры рассмотрения заявки на получения займа.

    Совершенствование кредитования малого и среднего бизнеса также должно происходить с помощью создания механизмов возврата кредита недобросовестными заемщиками. В настоящее время процесс возврата долгов очень сложен, что заставляет банки отказываться от развития кредитования малого бизнеса. Безусловно, дальнейшее совершенствование кредитования малого и среднего бизнеса приведет к снижению процентных ставок по данным кредитам. Возможно, выход на российский рынок крупных западных банков позволит уменьшить кредитные процентные ставки для малого и среднего бизнеса и увеличить качество обслуживания предпринимателей. Совершенствование кредитования малого и среднего бизнеса является довольно сложной задачей, решать которую должны не только государственные органы управления, но и кредитные организации.

    Однако со стороны банковских организаций существуют проблемы, препятствующие быстрой и легкой процедуре получения кредита. Следовательно, существующая в России финансово-кредитная система практически ограничивает выбор тех, «у кого занять».

    В стране нет дешевых, свободных денег, кроме бюджетных, которых очень мало. Остаются только кредиты банков и фондов поддержки малого предпринимательства, условия получения кредита в которых в настоящее время почти одинаковые. Поэтому необходимо искать другие варианты финансово- кредитной помощи малому бизнесу:

    1. В этом предпринимателям могут существенно помочь региональные органы власти. Только они могут более объективно определить, кому выделить кредит: не тому, кто может предоставить хорошее обеспечение возврата кредита, пустив его на извлечение личной прибыли, вместо того чтобы потратить на конкретное дело, а тому, кто реальным делом подтвердил свою способность работать, ставя перед собой конкретные задачи создания или восстановления основных фондов, но не имеет достаточного залога.

    2. Нужно совершенствовать работу лизинговых компаний, освобождать от налогов те из них, которые предоставляют свои услуги малым и средним предприятиям по низким процентным ставкам.

    3. Необходимо привлекать для финансирования малых и средних предприятий фонды занятости, чтобы их средства не шли бесконечным потоком только на выплату пособий по безработице, а финансировали те малые предприятия, которые будут создавать новые рабочие места, тем самым решая проблему занятости населения.

    4. Необходимо увеличить количество государственных заказов, предоставляемых малым и средним предприятиям, причем придать этому решению форму закона и контролировать его выполнение.

    5. Совершенствование деятельности региональных фондов поддержки малого предпринимательства. Необходимо, наконец, законодательно решить проблему их финансирования. Сегодня это почти единственно возможный источник получения кредита для малого и среднего предпринимательства.

    Однако следует усилить контроль над их деятельностью, чтобы кредиты, прежде всего, выделялись на развитие производственной сферы, а не сферы торговли и оказания услуг.

    На сегодняшний день можно перечислить множество причин, которые мешают развитию малого и среднего бизнеса.

    В первую очередь, это нестабильность и непредсказуемость законодательного механизма, отсутствие условий для развития свободной конкуренции.

    Во-вторых, в стране до сих пор не создана единая государственная структура, реально нацеленная на поддержку предпринимательства.

    В-третьих, малый и средний бизнес непрозрачен, развивается стихийно, не выдерживает конкуренции с крупными предприятиями. Трудно пока делать выводы об эффективности принятой правительством РФ программы поддержки малого и среднего бизнеса. Реально защищенными по-прежнему остаются предприятия-гиганты и финансирующие их банки. По мнению аналитиков, государственная поддержка малого и среднего бизнеса чрезвычайно актуальна и выгодна самому государству, банкам и предприятиям. Сегодня уже всем чиновникам стало ясно, что рассчитывать только на крупные промышленные и финансовые структуры, по меньшей мере, неразумно.

    Главным ресурсом социально-экономического развития страны является малый и средний бизнес. Таким образом, если в России все пункты государственной программы поддержки малого и среднего бизнеса будут реализованы, то предприниматели смогут рассчитывать на появление новых кредитных продуктов, расширение сферы кредитования, быстрое развитие микрофинансирования и, конечно же, на смягчение условий, предъявляемых сегодня банками к предпринимателю.


    велела растолочь девушке сухие листочки волшебного цветка, которые та берегла до сих пор, бросить в кипя¬щую воду, остудить и напоить больного. Проснулась Гульсум, вскочила на ноги и быстро сде¬лала всё, как велела ей во сне мать. Осторожно поднесла она питьё ко рту охотника и напоила его. И сразу же перестал он стонать и метаться, и заснул крепким сном. А когда проснулся, был совсем здоров, и от опухоли на ноге не осталось и следа. Ты спас меня, брат, сказал охотник Гульсум и ласково взял её за руки. Посмотри, мама, обратился он к матери, ру¬ки у него маленькие и нежные, как у девушки! Смутилась Гульсум, покраснела и низко опустила голову. И мужская шапка, которую она никогда не сни¬мала, упала, и две длинные чёрные косы соскользнули девушке на колени. Охотник вскрикнул, вскочил и прижал Гульсум к груди. Они поженились и жили долго и счастливо. Богатст¬вом похвастаться не могли, зато вырастили троих сыно¬вей сильных, добрых, трудолюбивых себе на ра¬дость, людям на загляденье! ЛУННАЯ ДЕВУШКА ' Было это или не было, но старики рассказывают... В далёкие времена, когда звёзды светили почти над самой землёй и были не такими горячими, и до них лег¬ко дотягивались даже маленькие дети, жил в горах оди¬нокий бедный человек. Земли свободной вокруг было много, но жил он в тесной глинобитной кибитке. Каж¬дый вечер перед сном он горько плакал и просил небо быстрее освободить его от бре\и и з- мной жизни. Никому я не нужен! жаловался он. Никто не укроет моё старое тело, когда болезнь свалит меня с ног! Никто не похоронит, если придёт смерть! С такими словами он засыпал и просыпался, и каза¬лось ему, жизни этой, безрадостной и тягучей, как за¬тяжные осенние дожди, не будет конца. Но пока ходили ноги, нужно было что-то делать, чтобы не превратиться в дикое животное. Каждое утро человек этот обрабатывал маленький огородик перед домом, собирал в горах сухие ветви, чтобы не замёрз¬нуть в холодные ночи и сварить на ужин немного чече¬вицы или гороху. Однажды, как обычно, набрал он вязанку хвороста, закинул за плечи и только направился домой, как услышал чей-то плач. Удивился человек, кто может оказаться в таком глу¬хом, безлюдном месте? Подошёл он ближе и ахнул: это была крошечная девочка. О небо! радостно закричал человек. Наконец- то ты услышало мои молитвы и послало мне дочь! Будет теперь, кому ухаживать за бедным стариком, не умру я в одиночестве! С этими словами он поднял девочку, прижал к груди, и, как драгоценную ношу, понёс домой. Назвал он её Ойгуль, Лунный цветок. И удача стала сопутствовать этому человеку. Начнёт копать землю кувшин найдёт, то с золотыми монета¬ми, то с украшениями, которые под стать дочерям само¬го шаха. Пойдёт капканы проверять, а в них то горный барс, то лиса, а однажды даже огромный бурый медведь попался. Хорошая получилась постель из его шкуры для девочки. Разбогател человек. Тепло стало в его малень¬кой кибитке. И когда он возвращался, далеко слышал запах жареного мяса и ароматной похлёбки. Смотрел он на девочку и не мог нарадоваться своему счастью. Девочка росла быстро, тянулась вверх, как мо¬лодое деревце. Случалось, сошьёт ей утром платье, даже чуть больше размером сделает, а вечером приходится только руками разводить мало стало, срочно новое нужно справлять. Очень скоро Ойгуль превратилась в необыкновенную красавицу. Работа спорилась в её нежных руках. Слава о Лунной девушке влекла к дому знатных женихов, бо¬гатых купцов и бесстрашных воинов. Но ни на кого не хотела смотреть Ойгуль, предпочитая знатности и бо¬гатству свой дом и приёмного отца. Вскоре женихи, потеряв надежду, возвратились в свои края, остались только трое. Маруф, единственный сын богатого купца, это был толстый, круглолицый юноша, который больше всего на свете любил хорошо поесть и поспать. Зариф сын могущественного сборщика налогов, в отличие от своего соперника, был тощий, как гнутая жердь, маленький и с надменным лицом. Он носил на груди большую золотую медаль отца и гордился ею, как своей. И третий Латиф грузный, квадратнотелый во¬яка с огромным мечом на серебряном поясе. При разго¬воре он вдруг хватался за меч и начинал вертеть тяжё¬лой лысой головой, будто искал, кого бы проткнуть сво¬им оружием. И этим очень пугал своих соперников, ко¬торые отступали в страхе, прячась за спины слуг. Женихи не отказались от мысли в конце концов за¬воевать сердце Ойгуль, всегда находились рядом, зорко следили за каждым её шагом. И от них не укрылось, что Ойгуль часто ходит к водопаду, где подолгу беседует с неким пастухом. Я убью этого наглеца! зарычал Латиф, выхва¬тил меч и стал в бешенстве рубить деревья, которые росли вокруг. Я знаю его, сказал Маруф, с опаской наблюдая за Латифом, это Ахмед, сирота. У него никого и ниче¬го нет, мой отец из жалости дал ему работу, поручил пасти овец. Это оскорбление! обиженно сказал Зариф, по¬правляя золотую медаль на своей тощей груди. Проме¬нять нас на какого-то оборванца, безродного пастуха, которого держат из жалости, это неслыханно! Нужно отправить его в тюрьму! А кто будет готовить нам жаркое из баранины? робко заметил Маруф. Я разрублю его на мелкие кусочки и заставлю те¬бя их съесть, проклятый обжора! закричал Латиф. Можете делать с ним что хотите! испугался Маруф. Узнав об этом, отец стал уговаривать Ойгуль: Они убьют бедного Ахмеда, пожалей его, до¬ченька. Что же мне делать, отец? спросила Ойгуль. Тебе нужно выбрать жениха, тогда они успо¬коятся. Я не могу ни за кого выйти замуж, даже если очень захочу этого, опустила голову Ойгуль. И на удивлённый взгляд отца объяснила, что ничего больше сказать не может, это тайна. Но чтобы как-то успокоить женихов, спасти Ахмеда от их гнева, она даст им такие задания, которые им не под силу выполнить. Маруфа Ойгуль попросила достать чашу Будды. Сделана она из волшебного зеленовато-прозрачного камня и способна накормить всех бедных на земле. Зарифу велела принести ей плащ, сотканный из шер¬сти Огненной мыши. А Латиф, если мечтает о её руке, обязан похитить чудесный изумруд, который висит на шее дракона. Долго не могли прийти в себя женихи, никогда пре¬жде не слышали они о существовании подобных чудес. Но что делать? Ойгуль поставила свои условия, кто первый выполнит, тот и станет мужем несравненной до¬чери Луны. И женихи разъехались по своим сторонам. Каждый думал о себе, что он умнее и хитрее других. Зариф, не долго думая, позвал к себе известных чу¬жеземных ткачей и приказал им выткать плащ, который нельзя было бы отличить от плаща из шерсти Огненной мыши. Маруф обратился к первейшим ювелирам, чтобы они выточили ему из цельного куска яшмы чашу необы¬чайной красоты. Латиф добрался до острова, на котором жил дракон. Но стоило ему увидеть огнедышащее чудо¬вище, как позабыл он о прекрасной Ойгуль и о своей мечте явиться во дворец к хану с ослепительной молодой женой. Он подгонял и подгонял гребцов, мечтая побыстрей и подальше уйти от острова, где метался разъярённый дракон. «Лучше жениться на простой пастушке, думал Латиф, чем услышать хруст своих костей в зубах не¬насытного чудовища». Когда же остров скрылся вдали, Латиф, устыдившись своей трусости, задумал недоброе. Окрылённые надеждой претенденты торопились к Ойгуль. Первым перед ней предстал Маруф. Я выполнил твоё условие, высокомерно сказал он. Вот чаша Будды. Ничего не ответила Ойгуль. Только налила в чашу молоко и протянула Маруфу. Пей. Пришлось Маруфу выпить молоко. Ты лжец! Ойгуль показала на пустую чашу. Ты думал обмануть меня, уходи! Тут к красавице приблизился запыхавшийся Зариф. Ойгуль подошла к огню и бросила в него плащ, который ей принёс Зариф. И он, разоблачённый, бежал под унич¬тожающим взглядом Ойгуль. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Латиф. Вот и я, моя птичка! он преградил мечом дорогу отцу Ойгуль. Назад, старик! Ни с места, если тебе до¬рога её жизнь. Латиф захохотал, уверенный в своей силе. Ойгуль будет лучшим цветком в моём гареме. Я покажу её нашему хану, и он достойно наградит свое¬го слугу, чтобы... Он замолчал, испугавшись, что едва не выдал со¬кровенных мыслей. На помощь прекрасной Ойгуль при¬шёл Ахмед. Он видел, как мчался к ней в дом разъярён¬ный Латиф, и понял, что тот задумал плохле. Ахмед схватил свой бич из сыромятной кожи и кинулся следом. Уходи! закричал он грозно, или я проучу тебя! Ха-ха! торжествовал Латиф. Тебя-то я давно хотел увидеть. Он стал наступать на пастуха. Но Ахмед нескольки¬ми ударами выбил меч из его рук и с позором выгнал Латифа из дома. Потом подошёл к Ойгуль и сказал: Ты свободна. Он больше не посмеет явиться сюда. Спасибо тебе, Ахмед, ответила Ойгуль груст¬но. Я знаю, ты давно любишь меня. Она положила руки ему на плечи, ласково заглянула в глаза. Я тоже люблю тебя, с того самого дня, когда впервые увидела у водопада и услышала, как ты поёшь. Вот и прекрасно! обрадовался старый отец. Осталось только пригласить гостей и сыграть свадьбу.. Мне больно говорить вам, остановила его Ойгуль, но сегодня я улетаю. Срок моей жизни на Земле кончился. Когда-то я посмела ослушаться воли всесильного правителя Лунного царства, моего отца. В наказание он отправил меня на Землю, чтобы я иску¬пила свою вину. Я не отпущу тебя, Ойгуль! воскликнул старик. Сегодня за мной прилетят посланцы моего отца, и вы не сможете им противостоять. Мы больше не увидимся, Ойгуль? Ахмед с тру¬дом сдержал горестный стон, который рвался из его груди. Я не забуду тебя, Ахмед. Ойгуль обняла приёмного отца и заплакала: Как хорошо, что я узнала на Земле такие чувства, как любовь, дружба, верность! Доченька, как же я буду жить без тебя? сокру¬шался старик. Ему было страшно снова остаться в оди¬ночестве. Ровно в полночь, когда луна остановилась прямо над крышей дома, вспыхнула молния, раздался гром и перед Ойгуль встали посланцы правителя Лунного царства. Госпожа, Великий царь ждёт тебя во дворце! Тебе разрешено вернуться, сказал старший и подал ей плащ из перьев сказочных птиц. Нет! взмолилась Ойгуль. Прошу вас, оставьте меня здесь! Я не хочу возвращаться. Снова сверкнула молния и ударил гром. Царь гневается за нашу задержку, поторопись, госпожа! Один из посланцев по знаку старшего хотел накинуть на Ойгуль плащ, но она остановила его: Подождите ещё немного, прошу вас! Старший поднял руку: Мы ждём, госпожа. Я хочу попрощаться с домом, с отцом... Ойгуль не замечала слёз, которые катились по её лицу: Это так сладко, быть земной и плакать, страдать, чувствовать боль, любить! Ведь всё это кончится в Лун¬ном царстве. О, я хочу остаться дочерью Земли! По знаку старшего на Ойгуль набросили волшебный плащ и сразу всё изменилось. Лицо её утратило мягкое выражение. Теперь это была холодная, недоступная и капризная дочь правителя Лунного царства. Она взмахнула краями плаща и взмыла вверх. За ней взлете¬ли и стражники. Улетела, прошептал старик, глядя на Ахме¬да. Я больше никогда не увижу её. Ахмед поднял маленькое алое пёрышко, которое осталось там, где несколько минут назад стояла Ойгуль. Я найду её, в отчаянье сказал он. Старик покачал головой: Никто не знает дорогу в Лунное царство. Забудь её, Ахмед. Ты молод, найдёшь своё счастье на Земле. Я найду её, твёрдо повторил Ахмед. Найду или умру. Без Ойгуль нет мне жизни. Много дорог исходил Ахмед, разных людей встречал на пути, злых и добрых, счастливых и несчастных. Но никто не мог ответить, как попасть в Лунное царство. Только одна древняя старуха посоветовала ему до¬браться до города городов Багдада. У главных ворот сидит старый одноглазый маг, говорила старуха, шамкая беззубым ртом. Иди к нему. Пришёл Ахмед в сказочный Багдад, но не заметил его красоты и богатства. Все мысли его были об Ойгуль, только это имя шептали его губы. Наконец нашёл он мага, рассказал, что привело его к нему. Я покажу тебе путь в Лунное царство, сказал маг, подумав. Но за это ты должен оказать мне услугу. Я согласен! обрадовался юноша. Говори, я сделаю всё, что ты прикажешь. У меня кончились деньги. Я могу превратить медь в золото, но для этого мне нужны дрова, которые есть только в горах Марданшаха. Я достану тебе столько дров, что ты сможешь на¬делать себе золота на всю жизнь, воскликнул Ахмед, который в эту минуту ощутил в себе силу десяти вели¬канов. Маг привёл его к подножию горы, вершина её теря¬лась высоко в облаках. Потом зарезал большую овцу и завернул Ахмеда в шкуру. Лежи тихо, скоро должна прилететь птица, она поднимет тебя на вершину, сказал маг. Летит, я слышу её грозный крик. Маг спрятался за скалой и увидел, как птица под¬хватила Ахмеда и улетела. На вершине она стала разрывать когтями шкуру овцы, как вдруг увидела огромного орла. Ему тоже за¬хотелось свежего мяса, он видел, как она прилетела в гнездо с тяжёлой ношей. С криком птицы бросились друг на друга и после яростной схватки затихли. «Пора», подумал Ахмед, выбрался из шкуры, огляделся, где же дрова, о которых говорил маг. Разбери ветки гнезда-а-а! донёсся до него крик мага. Ахмед быстро начал бросать вниз сухие ветки, из которых было свито гнездо птицы. Он видел, как маг собрал их, и, посмотрев единст¬венным глазом вверх, засмеялся. Как же я теперь спущусь вниз? закричал ему Ахмед. Это уже твоё дело, услышал он голос мага. Если спасёшься, то знай, дорогу в Лунное царство тебе может показать только мудрая кобра Ая. Ты найдёшь её в красных песках, а теперь прощай. Нечего делать, пришлось Ахмеду самому думать, как спуститься с горы. Когда наступило утро, он увидел на ровной площадке недалеко от гнезда мёртвых птиц. Бедные, пожалел он их, так и не пришлось вам съесть овцу, из-за которой вы напали друг на друга. Увидев их распластанные крылья, он понял, что нужно делать. Из самых больших перьев смастерил себе юноша два крыла и прыгнул вниз. Ветер свистел в ушах, казалось ему, что он падает целую вечность, но когда решился открыть глаза, увидел, что парит над морем. И вдруг началась буря, брызги воды намочили крылья, и Ахмед упал в воду. «Всё, пришла моя смерть», решил он, потому что жил в долине и не умел плавать. Но только он так поду¬мал, как волна подхватила его и выбросила на песок. Протёр он глаза, оглянулся и увидел, что лежит на ма¬леньком островке, а вокруг бушует море. Огорчился Ахмед. Лучше бы сразу утонуть, чем долго мучиться от голода и жажды. Ему хотелось пить, но во¬да была такой горько-солёной, что разъедала кожу. Нет, никогда он больше не увидит Ойгуль, останутся на песке его кости, и не узнает она, где он нашёл свой конец. Вдруг за спиной своей он услышал какой-то шум и увидел, обернувшись, двух молодых морских дивов. В это время из воды высунулась страшная зубастая пасть. Барракуда! закричали в испуге дивы. Она съест нас! Не бойтесь! кинулся вперёд Ахмед. Он схватил палку, которая валялась на земле, и лов¬ко вставил её между зубами акулы. Она хотела закрыть пасть, но острые концы палки впились ей в рот и не да¬вали сомкнуть челюсти. Ура! закричали дивы, позвали морских воинов и приказали убить акулу. Вскоре всё было кончено и её утащили в глубину, чтобы показать подводным жителям, что теперь им бояться некого. Спасибо тебе, добрый человек, дивы поклони¬лись Ахмеду. Ты спас нас от Барракуды, чем же нам отблагодарить тебя? Я ищу Ойгуль, принцессу Лунного царства, сказал Ахмед. Если вы знаете дорогу, то подскажите, как мне попасть туда? Дивы задумались: Не знаем мы дороги в Лунное царство, добрый человек, но всё равно мы отблагодарим тебя. Один из них протянул ему кожаную шапку. Дорога у тебя длинная и опасная, возьми эту шапку-невидимку, она поможет в трудную минуту. Спасибо, славный див, поклонился ему Ах¬мед. Я верну тебе шапку, когда найду мою Ойгуль. Возьми и волшебную палочку, сказал второй див. Если тебе встретятся враги, с которыми в оди¬ночку не справиться, махни палочкой, и на помощь при¬дут морские воины. И тебе большое спасибо, поклонился и ему Ах¬мед. Я никогда не забуду вашей доброты. Потом он примерил шапку, она оказалась ему в са¬мый раз. Теперь мне надо найти кобру Ая, грустно ска¬зал Ахмед, она живёт в Красных песках, но мне ни¬когда не выбраться с этого острова. Почему? удивились дивы. Я не умею плавать, признался Ахмед. В этом мы тебе легко поможем, сказали дивы, подхватили его и поплыли по морю. Вскоре они достигли суши, кругом, куда ни глянь, был красный песок. Ахмед поблагодарил дивов и отпра¬вился на поиски кобры Ая. Долго Ахмед искал её, солн¬це уже клонилось к закату, но нигде не видел он змеи¬ных следов. Когда Ахмед стал было терять надежду, он услышал за собой слабое шипенье, будто кто-то пересыпает песок из одной чаши в другую. Обернулся Ахмед и замер. В нескольких шагах от него маячила в угрожающей позе кобра. Ая! воскликнул Ахмед. Это вы, мудрая цари¬ца Красных песков кобра Ая? Немигающие глаза смотрели на Ахмеда. Чего ты делаешь в моих владениях, юноша? Я ищу дорогу в Лунное царство, и мне сказали, что только вы можете помочь мне. Глупец, тебе надоела жизнь? Я не могу жить без моей Ойгуль, принцессы Лун¬ного царства. Мне жаль тебя, смелый человек. Тебя ждёт разо¬чарование. Через Лес зверей, через пещеры злых джин¬нов, быть может, ты и пройдёшь, но это не главное. Са¬ мое большое разочарование тебя ожидает в Лунном царстве, Ойгуль тебя не узнает. Она любит меня! Жители этого царства никого не любят. Они не знают человеческих чувств, им неведомы радость, пе¬чаль, боль и слёзы. Ахмед упал перед коброй на колени: Прошу вас, мудрая Ая, помогите мне попасть в Лунное царство! Пусть я погибну, пусть меня ждёт жестокое разочарование, но я хочу хоть один раз уви¬деть принцессу, услышать её нежный голос! Это всё в твоих силах, сказала Ая. У тебя есть пёрышко из плаща принцессы? Есть! Ахмед прижал руку к своей груди и сразу ощутил тепло, которое шло из кармана, где лежало ма¬ленькое пёрышко. Пусти его по ветру, оно само приведёт тебя к хо¬зяйке плаща. Ахмед так и сделал. Долгим был его путь, много раз он находился на грани смерти, но всё шёл вперёд, забы¬вая о сне и еде. Однажды он не заметил и столкнулся со свирепым разбойником. На Ахмеде была шапка-невидимка, и раз¬бойник смотрел в пустоту, не понимая, что же такое могло его толкнуть. Вдруг его внимание привлекло пе¬рышко, которое колыхалось на ветру. Он поймал его, удивился, что оно такое горячее, подумал и сунул в карман. Отдай моё пёрышко, закричал Ахмед. Разбойник удивлённо покрутил головой: Кто здесь? Отдай пёрышко, оно не твоё! повторил Ахмед, забыв снять шапку. А разбойник, не понимая, кто это говорит с ним, принял голос за шум ветра, прочистил пальцем уши, сказал, как бы разговаривая с собой: Было не моё, стало моим. И, засмеявшись, ушёл в дом. Заметался Ахмед, что же делать, как отнять пёрыш¬ко у разбойника? Подкрался к окну и едва удержался от крика. Он увидел страшную, утыканную острыми шипа¬ми огромную кровать, на которой разбойник мучил тро¬их людей. Несчастные кричали от боли, молили о поща¬де, но разбойник в ответ только громко хохотал. Ахмед вспомнил о волшебной палочке дивов, взмах¬нул ею и приказал морскому воинству схватить разбой¬ника и отнять у него волшебное пёрышко. Вскоре раз¬бойник со связанными руками и ногами лежал на земле перед Ахмедом. За свои злодеяния ты заслужил мучительную смерть, сказал Ахмед. Пощади, добрый человек! взмолился раз¬бойник. А их ты щадил? Ахмед кивнул на израненных людей, которые медленно приходили в себя и радовались чудесному избавлению. Оставляю его вам, сказал им Ахмед. Делайте с ним что хотите, а я ухожу. Подожди, остановил его один из спасённых. Я староста каравана купцов, мы шли в Багдад с разными товарами. Теперь нас осталось трое. Мы хотим отблагодарить тебя, сказал другой бывший пленник. Прими от нас этого коня, третий, самый моло¬дой, исчез в доме и скоро появился вновь, ведя за собой тонконогого, отливающего серебром коня. Это Аравийский скакун, сказал староста куп¬цов. Ему нет цены. На таких скакунах ездят только цари. Он твой. Поблагодарил Ахмед купцов и тронулся в путь. Много раз вставало и снова садилось солнце, и при¬шёл Ахмед к Лесу зверей. Громкое рычание его обита¬телей вселяло ужас в сердца путников, никто никогда не отваживался вступить в него. Но только не Ахмед. Он смело повёл своего коня в густую чащу и увидел необъ¬яснимое. Лев с короной на голове восседал на золотом троне, вокруг расположились волки, медведи, лисицы и зайцы. Когда Аравийский конь пронёсся мимо, Лев так ряв¬кнул, что ожил небесный свод. Ахмед видел, как засвер¬кали, становясь животными, насекомыми и фантасти¬ческими существами, созвездия Льва, Козерога. Рак по¬ тянулся за скакуном своими клешнями, а Скорпион изогнул хвост, готовясь нанести смертельный удар. И успел-таки полоснуть жалом круп коня. Он стал сла¬беть, терять силы, пока не упал, бездыханный, на землю. Ахмед торопился вперёд, у него не было времени оплакивать коня, к которому успел привязаться за ко¬роткое время. Скоро он оказался перед входом в пещеру, в которой жили злые джинны. Ахмед осторожно выгля¬нул из-за камня. Джинны варили птичьи яйца, играли в кости. Самый старый из них плёл невод из нитей, которые ему быстро сучили привязанные к колышку за тонкие лапки пауки. Когда кто-то из пауков пытался хитрить, джинн бил лентяя хворостиной. Вдруг что-то насторожило джинна, он втянул струю воздуха, топнул ногой: Здесь человек! Где? Кто? Как? Джинны повскакивали, засуетились. Один из них, не разобравшись спросонья, полыхнул пламенем в другого. Тот завопил, кинулся на него с дубинкой. Вскоре всё смешалось, и Ахмед смог незамеченным проскользнуть в узкий тоннель, который вёл ко дворцу Лунного царст¬ва. Он спрятал перо на груди. Некоторое время он шёл в полной темнеете, потом где-то впереди забрезжил свет. Он придал Ахмеду силы. Скоро, очень скоро он увидит Ойгуль. Показались изразцовые, сверкающие золотом и дра-гоценными камнями, остроконечные шпили замка. Но когда Ахмед вышел из тоннеля, он застонал от бессиль¬ной ярости. Лунная страна оказалась за скопищем облаков, из которых торчали золочёные шпили. И не было туда до¬роги для земного человека, не было у него крыльев, что¬бы взлететь к облакам. Вдруг что-то затрепетало у него под рубашкой, и Ах¬мед вынул из-за пазухи перо. Горе мне, сказал он, пустив перо по воздуху. Не суждено, видно, сбыться моей мечте. Лети во дво¬рец к Ойгуль, скажи ей: Ахмед умер на Земле с её именем на устах. Пусть вспоминает иногда бедного пастуха, который любил её больше жизни. Но пёрышко кружилось у головы, будто просило его: не торопись отчаиваться, возьми меня в руки. И, не дождавшись, само влетело в ладони Ахмеда, и он почув¬ствовал, как тело его стало невесомым, медленно подня¬лось над землёй и полетело к облакам. Ахмед видел жителей Лунной страны, они чинно си¬дели под роскошными деревьями, мирно беседовали, пи¬ли чай, и у всех были одинаково холодные лица. Белые, будто мраморные, вырезанные из безжизненного камня одной рукой. И деревья тоже были необычные. Вместо листьев с веток свисали мельчайшие капельки жемчуга. Жемчуг сверкал и на одежде мужчин, и на туфельках чопорных красавиц. Наступил вечер, но до сих пор Ахмед не встретил среди праздных жителей ту единственную, ради которой он оказался здесь. Скажите, где живёт дочь правителя вашего цар¬ства принцесса Ойгуль?- спросил Ахмед у глашатая, который выкрикивал на площади очередной указ го¬сударя. Ты ошибся, юноша, ответил тот. У нас нет принцессы по имени Ойгуль. Скоро появятся ночные стражники, добавил он. Врагу бы не советовал по¬пасться им в руки. Глашатай ушёл, и тут же Ахмед увидел ночных стражников. С непроницаемыми лицами они ломились в закрытые двери, избивали прохожих, переворачивали тележки уличных торговцев. И никто не возмущался их поведением, безразлично принимали всё как должное. Ахмед надел шапку-невидимку и пошёл дальше, за¬бираясь на балконы дворца, заглядывая в освещённые окна. Ойгуль! Он узнал её сразу, прилип к стеклу. Ойгуль! Это я! Неужели ты забыла меня? Это я, твой Ахмед! Он сорвал с себя шапку, распахнул окно и прыгнул в покои принцессы. За спиной раздались крики заметив¬ших его стражников. Ойгуль только теперь подняла глаза и произнесла ровным голосом: Остановись, человек. Ты узнала меня, Ойгуль? воскликнул Ахмед. Наконец-то я нашёл тебя, любимая. Он хотел подойти к ней, но вдруг в воздухе что-то пропело и вонзилось в тяжёлую дверь. Снова звук по¬вторился, рядом с первой стрелой вонзился наконечник второй. Ойгуль не повела и бровью. Третья стрела, пу¬щенная безжалостной рукой, вонзилась прямо в сердце Ахмеда. Лицо Ойгуль оставалось всё таким же бесстрастным и недосягаемым. Ойгуль, я так счастлив, что умираю за тебя! Он почувствовал, как вместе с кровью из раны из не¬го уходит жизнь. Из последних сил приблизился он к принцессе, но вдруг застонал и упал, обрызгав её плащ кровью. И словно пелена слетела с её лица, глаза принцессы ожили. Она будто проснулась, глянула на безжизненное тело Ахмеда. Кто это лежит? спросила она служанку. По одежде, пояснила служанка, он не явля¬ется жителем нашего города. Очень знакомым показался Ойгуль лежащий на ков¬ре юноша. Ей стало жарко: кровь, которая брызнула на плащ, жгла тело. Она склонилась над юношей: Ахмед! узнала его и воскликнула радостно: Милый, ты нашёл меня! Но он молчал. Тогда она бросилась к кувшинчику с живой водой, обмыла ему лицо, брызнула на рану. И произошло чудо, он открыл глаза! Слёзы текли по её щекам, ей было легко и радостно, как может радоваться только человек встрече с родным, любимым существом. Как там мой земной отец? Он ждёт тебя, отвечал Ахмед, и верит, что ты не забыла его. О, я ничего не помнила, прошептала Ойгуль. Но ты узнала меня! воскликнул Ахмед. Ты плачешь, это настоящие слёзы, значит, ты страдала, как земная девушка. Да, да, я страдала! плакала Ойгуль. Страда¬ла, хотя не чувствовала и не понимала этого. Она обняла Ахмеда, прижалась к его груди. Теперь всё будет иначе. Я полечу на Землю вместе с тобой и никогда сюда не вернусь. Лучше уме¬реть, чем жить, как во сне. Она хлопнула в ладоши, и появились два коня не-обыкновенной красоты. Быстрее. Этих коней никто не в силах догнать. Ахмед подхватил Ойгуль на руки и помог ей взоб¬раться в седло. Нужно торопиться, стражники вот-вот ворвутся в покои принцессы. Ойгуль взмахнула руками, стены дворца расступились, и два могучих коня, усы¬панных жемчугом, ринулись с неба на Землю. Ойгуль впервые ощущала взволнованный полёт небесных коней и подгоняла их: Быстрее, ещё быстрее, ещё... Как хо¬рошо быть земной!.. СТАРАЯ НОВАЯ СКАЗКА авно это было. Вдали от караванных путей высоко в горах притулился к огромной скале кишлак. Едва пер¬вый луч солнца золотил вершину скалы, пробуждалось селение от приветливых голосов. Соседи желали кузне¬цу, чтобы железо на наковальне становилось послуш¬ным, пахарю чтобы солнце было ласковым, а пшеница радовала глаз, сапожнику чтобы руки его не знали усталости. Пожелав друг другу удачи, все принимались за работу: ткач старательно ткал для всего кишлака тка¬ни, портной с улыбкой шил одежду, пастух с песней гнал на пастбище стадо. А по вечерам жители кишлака, а бы¬ло в нём чуть больше десяти дворов, собирались там, где жарче горел очаг зимой и было прохладней летом. Каж¬дый старался, чтобы именно в его доме звучали вечерние Закипела работа. Засучили рукава «до самых плеч», как сказала Галя. Колёса смазали, коня пере¬прягли. Дружно не грузно. Сладили. И прощай, Леньляндия! Лень-матушка платком машет, Елена Викторовна кричит: А ты, хозяюшка, забрось-ка лень через плетень! Загубит она тебя! Твоя... пра-а-авда! доносится издалека. Ветер в лицо. Дорога сама из-под колёс убегает. Пи¬щит заяц-лежаец: «Братцы! Вот здорово-то!» ...Кто пришёл первым в класс? Тимка. Галя. Валерка. Тетради и книги на парту положили. Ручки в поряд¬ке, карандаши подточены. Линейку ни один дома не за¬был. В дневник все уроки записаны. Надо стараться. А то как бы не угодить снова в эту самую Леньляндию! Со всеми вытекающими оттуда по¬следствиями... ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФУТБОЛЬНОГО МЯЧА Сказка в шести таймах Дайте разбежаться... В футболе ведь так: сперва удар, а гол -г- потом. Мяч сам не влетит в ворота, по нему надо ударить. А сильно¬го удара не получится без разбега. Поэтому и я сначала разбегусь, чтобы отпасовать вам эту историю... Тайм 1. Меня выводит . наседка Начались мои приключения, где бы вы думали? в магазине. Вы, наверное, уже и сами догадались, что не в гастрономе, а в спортивном, где я скучал на полке ря¬дышком с вялой боксёрской грушей и уже опасался, что, как и она, перезрею раньше, чем на мне остановит бла- госклонный взгляд хоть один покупатель. Увы, воздуху во мне уже не оставалось. А мяч без воздуха всё рав¬но что пудовая гиря без железа. Бесполезная вещь. Обидно, правда?.. Но были бы стадион и игра, а болельщик найдётся. Пробил и мой час. Появился покупатель, черноглазый шустрый мальчишка. Видать, он меня сразу заприметил, ещё с порога. Потому что решительно потребовал у про¬давца: Мне футбольный мяч. Вот тот, жёлтенький. Продавец явно играл не за мою команду. Казалось бы, после таких ясных слов следует меня снять с полки и протянуть покупателю. Думаете, он так и поступил? Один ноль не в вашу пользу! Мяч-то он мальчишке от¬пасовал, это верно. Но, увы, не меня, а соседа на¬пыщенного краснощёкого здоровяка. Его только вчера досыта накормили воздухом и поселили на полке. Он едва не лопался от сытости и самодовольства. Я сразу же приуныл. Ясное дело где мне спорить с тугобоким красавчиком? Наливное яблочко, а не мяч. Потрога¬ешь сплошные мускулы. Не то что я... Со дня рожде¬ния на полке лежу. Поглядел бы я на футбольную штангу, если бы в ворота целых полгода мячи не вкаты¬вались... Да штанга бы эта от безделья давно корни пустила! Она бы уже зацвела, а может, начала плодоно¬сить и вкатывать яблоки в собственные ворота... Если из вас вдруг выпустить воздух и заставить шесть месяцев валяться на полке вам это понравится?.. Вот и я... Совсем захандрил. Но я уже отвлёкся. По¬даёт, значит, продавец моего краснощёкого соседа, а мальчишка головой качает. Не-е, говорит, я жёлтенький хочу. И на меня показывает. Продавец недоуменно пожал плечами. Уже потом я узнал, что спасителя моего звали Акмалем. Я и опом¬ниться не успел, как очутился у него во дворе. И завер¬телась великолепная жизнь! Первым делом Акмаль снял с велосипеда насос и дал мне вволю надышаться. Уж тут-то я показал, что тоже не промах быстренько вы¬махал величиной с могучий арбуз. Акмаль пощёлкал ме¬ня пальчиком, я радостно отозвался. Решив, что я со¬зрел, он вернул насос велосипеду. Я сразу же размеч¬тался о бахче. То есть я хотел сказать о футбольном поле. В этот миг во двор вышла мама Акмаля. Увидев ме¬ня, она всплеснула руками и гневно воскликнула: Дод! Этот мальчишка погубит нас... Эй, признай¬ся, где стащил мяч? Сейчас участкового позову! Услышав такие речи, я едва не лопнул с досады и тут же мысленно записал маме Акмаля штрафное очко. Не-справедливо! Акмаль ни в чём не виноват. Да я за него готов сдаться властям. Но Акмаль и бровью не повёл и спокойно объяснил маме, как он добыл меня. Ха! Да это же отдельная история! Оказывается, мой спаситель давно заприметил меня и каждый день из тех денег, что давали ему на обед, от¬кладывал пятачок. Чтобы вызволить меня из плена. А чтобы не было соблазна истратить монетки раньше срока, Акмаль время от времени складывал их в ку¬рятнике. Однако в то злополучное утро Акмаль с удивлением обнаружил, что место, где он терпеливо складывал пя¬таки, рябая наседка, как назло, облюбовала для гнезда, загрузила его яйцами и затеяла выводить цыплят. Пришлось Акмалю стиснуть зубы, потуже зашнуро¬вать бутсы и набраться терпения. Что поделаешь, если попалась такая мещанка курица. Видишь ли, не же¬лает просто на сене цыплят выводить достаток ей по¬давай, роскошь, гнездо с видом на продукцию монетного двора. Ладно уж, хоть на пятаки уселась. Ведь могла бы, чего доброго, и в банк отправиться да сейф потребовать. Хорошо, что Акмаль не директор банка, иначе и его пришлось бы закрывать на время. Словом, пятаки Акмаля надолго угодили в плен к наседке. А у него, бедняжки, так бутсы чесались, же¬лая поскорее лупить по мячу, что ожидание казалось Акмалю вечностью. В какую-то минуту ему начало чу¬диться, что наседка выводит не цыплят из яиц, а рубли из пятаков, и, значит, он вскоре сможет купить не мяч, а целый стадион с бассейном впридачу. Как бы там ни было, наседку он не потревожил и дождался, когда сборная цыплят, появившись на свет, наконец-то поки¬ нула игровое поле, вымощенное пятаками. Сегодня ут¬ром это и произошло. Убралась восвояси и наседка. Эх, хорошо, что куры денег не клюют!.. Вот и получается, что наседка вместе со своими забавными цыплятами вывела и меня... Узнав эту историю, я, конечно же, полюбил Акмаля ещё больше, решив, что ни за что и никогда от него не укачусь. Тут вернулся с работы отец Акмаля и принялся рас-хваливать меня на все лады. Такой мяч, как я, видишь ли, команда «Пахтакор» во сне видит. И даже сам Пеле с удовольствием порезвился бы мной. И вообще знаме¬нитый силач Тулан-палван выглядел бы муравьём рядом со мной... Слушая отца, Акмаль и вовсе растаял. Да что Ак- маль! Я и сам едва голову не потерял от гордости. И на своё горе не заметил, что подкатился к ногам льстеца словно верный щенок. Отец Акмаля будто и ждал того. Он, видать, решил вспомнить, что и сам когда-то был мальчишкой. Разбе¬жался и ка-а-ак ударит здоровенным ботинком...Бр-р-р! Весь воздух во мне отшиб! Хорошо всё-таки, что я мяч, а не та соседка боксёрская груша. Таким уда¬ром можно послать в нокаут и боксёра, и грушу, и даже сам ринг, и смело вести счёт над поверженным против¬ником хоть до начала следующего чемпионата. Я и опомниться не успел, как страшная сила подхва¬тила меня, вознесла над верхушками тополей и со свистом потащила над съёжившимися дворами. А вслед мне летел соскочивший с ноги здоровенный башмак. Похоже, он посчитал, что слабо ударил, и бросился в погоню, дабы отмерить мне полную порцию. Но разве ему угнаться за мной! Не те лётные качества. Притом, в отличие от меня, башмак явно забыли накачать. Так что погоня завершилась бесславно. Мой преследователь позорно рухнул вниз и угодил прямо в казан, в котором седенькая старушка помешивала и пробовала на вкус лениво зреющую шурпу. Обомлевшая старушка, навер¬ное, решила, что в её мирный казан приземлился метео¬рит или вышедшая на пенсию ступень космической ра¬кеты. Она сразу же побежала куда-то звонить навер¬ное, в Академию наук и жаловаться, что её казан рассеянные учёные перепутали с космодромом. «Так тебе и надо, драчун!» думал я про ботинок, воображая, как сейчас прибегут академики и станут до¬бывать утопленника. Зря радовался. Потому что вскоре я и сам стал сни¬жаться, и о ужас! я падал на дорогу, по которой резво сновали машины. Впору лопнуть от отчаяния. Не¬ужели мне, едва начав жить, суждено окончить жизнь под колёсами? Ужасная несправедливость! Как ни кру¬ти, а колёса мои дальние родственники!.. Да и стоило ли Акмалю ради этого терпеть чудачества рябой насед¬ки, а мне корпеть в магазине? Не знаю замышлял ли отец Акмаля послать меня прямиком под колёса самосвала, с которым я сейчас не-отвратимо сближался... Но я угодил в кузов, причём в самый центр. А в кузове... Что бы вы думали? Ха! Пе¬сочек! Спасён! Спасён! Молодцы, колёса! Делать им что ли нечего родственников давить... Вот они и изверну¬лись и подставили мне спасительный кузов! Тайм 2. У р а, м е н я не съели! Видали вы лицо вратаря, который страшно ска¬зать! забил гол в собственные ворота? Бр-р-р! Вот точно так же был потрясён и Кузы-мясник, ког¬да, заглянув в кузов вкатившего в его двор самосвала, он увидел на песчаном барханчике футбольный мяч. Взяв в свои цепкие, как у вратаря, ручища, он с удивлением оглядел меня, сдул приставшие песчинки. Узнаю свою работу! Эту кожу выделывал я. Славный мяч получился. Он посмеивался и гладил меня, как ребёнка, а потом кликнул из дома младшего сынишку: Гляди, Кучкарбек, какой я тебе подарок приго¬товил! Я едва не лопнул от негодования. Как можно гово¬рить неправду? Жаль, что у меня нет языка, не то живо выложил бы всё как есть и потребовал вернуть меня хо¬зяину. То есть Акмалю. Впрочем, если послушать Кузы-мясника, то меня, по справедливости, следовало бы вернуть какой-то корове, подарившей мне кожаный чапан. Кучкарбек скользнул по мне скучным взглядом, по¬думал было сглотнуть слюну, но вместо этого разочаро¬ванно процедил: Что это, мяч? Э-э... А я-то думал... Хотя бы хур¬ма... А мячи я не ем, их жевать трудно. Мне стало обидно. Ну и обжора. Вкусненькое ему, видишь ли, подавай. Не мальчишка, а ходячая мясоруб¬ка. Не рот, а футбольные ворота! Дай ему волю он и меня зафарширует или казы приготовит. Меня ведь тогда целый месяц есть можно. Если, конечно, сперва полгода поварить... Что ты всё, сынок, о еде да о еде? Глянь в зерка¬ло, ты уже и сам на мяч похож. Это уж точно! Раздуло Кучкарбека от еды, как сто мячей разом. Ну что, берёшь мяч? переспросил Кузы-мяс- ник, теряя терпение. Кучкарбек пожал покатыми плечами: А зачем? Попинай, побегай немножко. Глядишь, жирок немножко сбросишь. Кучкарбек побледнел и испуганно метнулся к тахте: Отец, это опасно! Нам врач в школе объяснил, что после еды нельзя бегать. Лучше полежать. Ну и лентяй! С места не сдвинешь. Двух таких Куч- каров смело можно использовать вместо боковых штанг на воротах. А что? Поставь на нужном расстоянии, на¬тяни между ними сетку и играй. А из деревянных столбов лучше уйму клюшек сделать. Или щепок, чтобы тандыр топить. Одно плохо если два Кучкара повер¬нутся лицом друг к другу, пузами своими ворота за¬кроют. Утратив надежду порадовать сынишку подарком, Кузы-мясник со вздохом молвил: Придётся отдать мяч Эмину-сапожнику. Уж ему- то он пригодится. Кожа всё-таки... Пусть ичиги мои за¬латает совсем прохудились, бедняжки.

    Глава 3. Пути совершенствования финансового обеспечения малого предпринимательства

    3.1 Совершенствование кредитно-финансовой поддержки малаго

    бизнеса

    Постепенно заполняемая ниша малого бизнеса в России свидетельствует о "выздоравливающей" экономике, а вложения в эту сферу, несмотря на довольно большой риск при взвешенном подходе становятся оправданными.

    Для становления и развития бизнеса частным предпринимателям, не имеющим большого капитала, необходима, однако, финансовая поддержка кредитных организаций.

    К малым предприятиям банки обычно относят предприятия, которые характеризуются следующими особенностями: работой в "нестратегических отраслях", большой диверсификацией спроса и предложения, как правило, отсутствием в бизнесе экпортно-импортной составляющей, незначительным среднемесячным объемом валовой выручки - до 100 тыс. долл., небольшим стартовым собственным оборотным капиталом, незначительной диверсификацией по видам деятельности, использованием арендованных производственных и торговых помещений и осуществлением коммерческой деятельности, как правило, на арендованном оборудовании, упрощенной системой бухгалтерского учета и налогообложения, небольшим штатом сотрудников.

    Банки в России не стремятся работать с начинающими предпринимателями, так как одним из важных условий для них является срок работы клиента на рынке -не менее трех месяцев. Такой подход затрудняет развитие новых направлений малого предпринимательства.
    Размеры производства заемщика для банка не имеют определенного значения. Однако, чем крупнее компания, чем стабильней ее бизнес, тем меньше вероятность потери банком части финансовых ресурсов, недополучения доходов.
    В то же время ряд банков и в России считает работу с "малым" клиентом перспективным направлением деятельности и используют специальные технологии выдачи микрокредитов небольшим предприятиям. Принимается во внимание, что после успешно проведенных кредитных операций они могут становиться и покупателями других банковских услуг - таких, как расчетно-кассовое обслуживание, эквайринг, зарплатные проекты и т.д.

    Кредитование малого бизнеса сопряжено для банка, однако, со следующими проблемами:

    а)невозможностью досконально изучить финансовое положение заемщика;

    б)большим удельным весом арендованных заемщиком основных средств;

    в)небольшой величиной оборотных активов;

    г) зачастую большой сезонной зависимостью. Кроме того, предприниматели, работающие по упрощенной системе налогообложения, имеют возможность укрывать от налогообложения большую часть своих доходов, производить расчеты наличными средствами, так как не обременены многими формами отчетности.

    Разумеется, для получения кредита, малому предпринимателю приходится представлять сведения о реальных результатах своей деятельности, составлять по требованию банков баланс, отчет о прибылях и убытках по реальным результатам. Но часть информации принимается к рассмотрению экспертами банка со слов клиентов и документально не подтверждается. Это значительно усложняет проведение качественного и объективного анализа финансового состояния заемщика.

    Соответственно при кредитовании малого бизнеса всегда существует большой риск невозврата денег, в том числе из-за нестабильности самого рынка, на котором действуют малые предприятия.

    Одним из главных факторов при решении вопроса о выдаче кредита является обеспеченность кредита залогом. Естественно, предпочтение отдается заемщику, чье финансовое состояние и кредитная история не вызывают сомнения. Банк откажется с ним работать, если нет гарантии обеспечения кредита. В то же время в отношениях с малым бизнесом даже полностью обеспеченный кредит и качественный финансовый анализ не исключают риска "невозвращения". К тому же при погашении кредита залоговым имуществом возникают трудности, связанные с его реализацией, поскольку оно зачастую представляет собой неликвидное личное имущество учредителей предприятий. Да и анализ и оценка финансовых возможностей такого клиента очень трудоемки, требуют от банковских специалистов специальных знаний.

    В итоге расходы на подобную индивидуальную работу с малым предприятием становятся для кредитных организаций малоперспективными, а для заемщика - обременительными и кредитные проекты - просто нецелесообразными.

    Негативное значение имеет и тот факт, что в большинстве случаев предприниматели в этой сфере большой процент доходов тратят на личные нужды, что затрудняет пополнение оборотных средств, и то обстоятельство, что банк рассматривает основные средства предприятия как наиболее ликвидное обеспечение обязательств, в случае же с малым бизнесом основные средства являются невелики.

    Финансовый анализ предприятий, работающих в торговле, занимающихся реализацией товаров - процесс для кредитных организаций наиболее трудоемкий. Кредиты запрашиваются на приобретение товаров, торговля которыми ведется и при полном или частичном отсутствии собственных основных средств. Довольно трудно проследить фактическое движение денежных средств. Предприниматели работают с наличностью и лишь при необходимости прибегают к услугам банков по проведению безналичных платежей. Движение денежных средств можно представить, лишь сопоставляя накладные, счета, данные по приобретению и реализации товаров, учитывая количество закупаемых товаров и их остатков. Все это отрицательно сказывается на качестве проводимого банком анализа. Торговая деятельность сопряжена и с таким риском, нарушения в поставке товара и скопление нереализованных товарных остатков. Деятельность, связанная с реализацией товаров, в малом бизнесе находится в большой зависимости от спроса, существующего на товар в данный момент. Розничная продажа требует времени. Отсюда и невозможность предпринимателя своевременно исполнить свои обязательства перед банком по погашению части кредита и уплате процентов по нему.

    Гарантией сбыта у крупных компаний служит поставка партий товаров под заключенные контракты. Тогда же, когда такая компания реализует товары в розницу, она может позволить себе реализацию новых партий товаров и при больших невостребованных товарных запасах, применяя систему скидок, благодаря большому удельному весу оборотных средств. Для малого бизнеса это нереально.

    Предприятия малого бизнеса, занятые в производстве, запрашиваемые у банков суммы обычно направляют на приобретение дополнительного оборудования которое может быть и обеспечением кредита. Создаются условия для финансового лизинга. Работать с такими клиентами для кредитных организаций значительно проще, тем более. что производство продукции предполагает тщательный учет затрат, прогнозирование , составление бизнес-планов, в отличие от малых предприятий, занятых в торговле, где нет четких прогнозов рыночной конъюнктуры и учет сводится к ведению "черных записей".

    Субъекты малого бизнеса находятся, естественно, в неравном положении с крупными предприятиями и в сфере производства, так как на финансовом рынке банки ориентируются на более крупных заемщиков и в связи с этим часто отказывают малым предпринимателям в предоставлении ссуд, процентные ставки по программе микрокредитования велики, сроки кредитов слишком малы для развития производства на приобретаемом в кредит оборудовании.

    Выходом из такой ситуации является финансовый лизинг.

    При работе с субъектами малого бизнеса, занятыми в сфере услуг, анализ финансового состояния заемщика проводится кредитными организациями с учетом прогнозируемого размера предоставляемых ими услуг и возможной прибыли. В данной сфере реальна диверсификация бизнеса, поскольку возможно предоставление разнообразных услуг. Например, в сфере автоперевозок прибыльность малого предприятия и его возможность изымать средства из выручки для погашения ссуды напрямую зависит от количества и автомобилей, и объектов обслуживания. Предприятие бытового обслуживания может охватывать большое число направлений и при уменьшении спроса на услуги на одном из них рентабельность бизнеса может быть обеспечена за счет других. В сфере услуг кредитование, вместе с тем, возможно лишь при условии, если ежемесячное погашение кредита и процентов по нему не будут превышать 71% чистой прибыли. При принятии решения о выдаче кредита предпринимателям данной сферы необходимо прогнозировать и изменения в конкурентной среде, поскольку деятельность, занятых в сфере услуг подвергается воздействию особенно жесткой конкуренции.

    В России в настоящее время на рынке финансовых ресурсов сложилась следующая ситуация: кредитор реализует далеко не весь свой финансовый потенциал, а предприниматели остро нуждаются в кредитах. Ситуация такова, что требуется вмешательство государства и принятие ряда решений по совершенствованию кредитования малых фирм.

    Одним из таких решений является создание кредитных бюро.
    При значительных рисках в кредитовании малого бизнеса и нежелании банков брать их на себя, решением становится изучение кредитной истории предприятия. Судя по мировому опыту - опыту как развитых, так и развивающихся стран, нельзя построить цивилизованный кредитный рынок без централизованной системы информации о добросовестности заемщика.
    Такая система способствует ускорению принятия решений кредитными организациями, так как отсутствие надежных сведений о заемщике - одно из препятствий развитию кредитования малого бизнеса. Его представители сообщают куда менее достоверную информацию о своих кредитных историях, чем та, которая получается при обращении банка в кредитное бюро. Только в этом случае не только заемщик может выбирать банк, но и банк - клиента.

    Пока российские банки не имеют регулярного обмена информацией по кредитным историям своих заемщиков. Поэтому невозможно создание кредитных бюро усилиями одних банков. Построение информационной системы для обеспечения минимизации рисков и развития кредитования малого и среднего предпринимательства должно взять на себя и государство.
    Другим решением является введение системы гарантирования займов малым и средним предприятиям.
    По различным оценкам, для развития малого бизнеса в России требуется около 5 млн. долл. Государство в настоящее время такими ресурсами не располагает. Частные финансововые организации в состоянии выделить эти средства, но не делают этого из-за высокой степени риска. Поэтому в данном случае государство может участвовать в обеспечении гарантий кредитных вложений в проекты малых и средних предприятий.

    Третье решение в области совершенствования механизма кредитования малого бизнеса - создание программы льготного кредитования (компенсации процентов).

    Поддержка малого бизнеса государством может быть обеспечена на основе предоставления льготных кредитов предпринимателям, работающим в сфере производства. Одной из схем льготного кредитования является частичная компенсация государством процентов по кредиту при строгом целевом использовании его на пополнение основных средств. Это позволит переключить активность малого бизнеса с торговли на развитие реального производства, укрепить на рынке позиции отечественного производителя, ускорить развитие малого предпринимательства, необходимого для формирования устойчивой рыночной экономики.

    Вариантом кредитования малого и среднего предпринимательства является и беспроцентная долгосрочная ссуда для увеличения основных фондов, под гарантированный фиксированный процент от будущей прибыли предприятия. В данном случае кредитная организация становится фактически соучредителем предприятия на период, пока не получит прибыль по предоставленному кредиту. Такая практика успешно используется в ряде стран Западной Европы и Ближнего Востока.

    В целом совершенствование кредитования малого предпринимательства не может быть осуществлено без совершенствования политики банков, без развития соответствующей активности самих предпринимателей и без поддержки со стороны государства.


    Банк России планирует пересмотреть условия предоставления банкам ресурсов, проводя рефинансирование под залог кредитов, выданных малому и среднему бизнесу. Ожидается, что меры помогут оживить рынок кредитования среднего и малого предпринимательства.

    Высокая цена на кредитные ресурсы, ужесточение требований к заемщикам, а иногда и просто отсутствие ресурсов для предоставления кредитов в связи с дефицитом ликвидности свели в России к минимуму кредитование малого бизнеса. Выдаваемые на текущий момент кредиты часто являются рефинансированием ранее действовавшей задолженности.

    На текущий момент кредитные организации для привлечения ресурсов Центробанка могут предоставлять в залог только портфели наиболее высокой категории качества, в которую, как правило, не попадает задолженность субъектов малого бизнеса, а также индивидуальных предпринимателей.

    Изменение регулятором данных требований повысит доступность ресурсов, что должно положительно отразиться на объемах выдачи и ценовых параметрах кредитов для малого и среднего бизнеса.

    Нововведения планируются уже в текущем месяце. Их эффективность и важность для конечного клиента малого бизнеса будет понятна после определения критериев ссуд, под которые регулятор будет готов проводить рефинансирование. Именно данные критерии определят требования к заемщикам и обеспечению при предоставлении кредитов банками по новым программам.

    Полученные данные позводяют сформулировать рекомендации и предложения по поводу путей стимулирования инновационной деятельности, как прямой поддержки, предоставляемой непосредственно самим предприятиям, так и поддержке с помощью развития основных институтов поддержки малых инновационных фирм.

    Таким образом, усилить роль инфраструктуры поддержки субъектов малого инновационного бизнеса возможно при помощи следующих стратегических мер:

    1. Переориентация организаций инфраструктуры на поддержку организационных и маркетинговых инноваций, а также консультационную поддержку таких этапов инновационной деятельности предприятий, как модернизация продукции и продажа патентов.
    2. Решение проблем с финансовой недостаточностью должно осуществляться не с помощью увеличения безвозмездных платежей, а путем создания и развития инвестиционных институтов, фондов, в первую очередь венчурного капитала.
    3. Развитие информационной и консультационной поддержки для всех участников регионального инновационного процесса: как самих предприятий, так и организаций, предоставляющих поддержку.

    В целом, изменениям должны подвергнуться и регулирующая законодательная база, в которой отсутствует единый подход к определению и регулированию всех аспектов инновационной деятельности и мер по ее поддержке. Также необходимой мерой следует назвать закрепление статуса малого инновационного предприятия, для увеличения количества предприятий, имеющих доступ к различным государственным механизмам поддержки. Также существуют сложности с практическим применением результатов интеллектуальной собственности. Права на интеллектуальную собственность могут реализовываться только в виде проданных лицензий, что затрудняет получение венчурных инвестици. Реформированию должна быть подвергнута и налоговая политика, в частности, предоставляемые налоговые льготы для инновационно активных предприятий.

    Также, выявлена необходимость проведения информационных мероприятий, возможно, создание сетевых сообществ для участников инновационной деятельности, единых баз данных поставщиков и покупателей, открытость информации по предоставляемым мерам поддержки, с подробными отчетами и возможностями получения государственной поддержки для мероприятий. Эффективной мерой, что доказывает опыт инновационно-развитых стран, является проведение мероприятий, стимулирующих вовлечение молодежи в инновационную деятельность, поиск молодых талантов, перспективных проектов, что позволит развить инновационную культуру в обществе.


    велела растолочь девушке сухие листочки волшебного цветка, которые та берегла до сих пор, бросить в кипя¬щую воду, остудить и напоить больного. Проснулась Гульсум, вскочила на ноги и быстро сде¬лала всё, как велела ей во сне мать. Осторожно поднесла она питьё ко рту охотника и напоила его. И сразу же перестал он стонать и метаться, и заснул крепким сном. А когда проснулся, был совсем здоров, и от опухоли на ноге не осталось и следа. Ты спас меня, брат, сказал охотник Гульсум и ласково взял её за руки. Посмотри, мама, обратился он к матери, ру¬ки у него маленькие и нежные, как у девушки! Смутилась Гульсум, покраснела и низко опустила голову. И мужская шапка, которую она никогда не сни¬мала, упала, и две длинные чёрные косы соскользнули девушке на колени. Охотник вскрикнул, вскочил и прижал Гульсум к груди. Они поженились и жили долго и счастливо. Богатст¬вом похвастаться не могли, зато вырастили троих сыно¬вей сильных, добрых, трудолюбивых себе на ра¬дость, людям на загляденье! ЛУННАЯ ДЕВУШКА ' Было это или не было, но старики рассказывают... В далёкие времена, когда звёзды светили почти над самой землёй и были не такими горячими, и до них лег¬ко дотягивались даже маленькие дети, жил в горах оди¬нокий бедный человек. Земли свободной вокруг было много, но жил он в тесной глинобитной кибитке. Каж¬дый вечер перед сном он горько плакал и просил небо быстрее освободить его от бре\и и з- мной жизни. Никому я не нужен! жаловался он. Никто не укроет моё старое тело, когда болезнь свалит меня с ног! Никто не похоронит, если придёт смерть! С такими словами он засыпал и просыпался, и каза¬лось ему, жизни этой, безрадостной и тягучей, как за¬тяжные осенние дожди, не будет конца. Но пока ходили ноги, нужно было что-то делать, чтобы не превратиться в дикое животное. Каждое утро человек этот обрабатывал маленький огородик перед домом, собирал в горах сухие ветви, чтобы не замёрз¬нуть в холодные ночи и сварить на ужин немного чече¬вицы или гороху. Однажды, как обычно, набрал он вязанку хвороста, закинул за плечи и только направился домой, как услышал чей-то плач. Удивился человек, кто может оказаться в таком глу¬хом, безлюдном месте? Подошёл он ближе и ахнул: это была крошечная девочка. О небо! радостно закричал человек. Наконец- то ты услышало мои молитвы и послало мне дочь! Будет теперь, кому ухаживать за бедным стариком, не умру я в одиночестве! С этими словами он поднял девочку, прижал к груди, и, как драгоценную ношу, понёс домой. Назвал он её Ойгуль, Лунный цветок. И удача стала сопутствовать этому человеку. Начнёт копать землю кувшин найдёт, то с золотыми монета¬ми, то с украшениями, которые под стать дочерям само¬го шаха. Пойдёт капканы проверять, а в них то горный барс, то лиса, а однажды даже огромный бурый медведь попался. Хорошая получилась постель из его шкуры для девочки. Разбогател человек. Тепло стало в его малень¬кой кибитке. И когда он возвращался, далеко слышал запах жареного мяса и ароматной похлёбки. Смотрел он на девочку и не мог нарадоваться своему счастью. Девочка росла быстро, тянулась вверх, как мо¬лодое деревце. Случалось, сошьёт ей утром платье, даже чуть больше размером сделает, а вечером приходится только руками разводить мало стало, срочно новое нужно справлять. Очень скоро Ойгуль превратилась в необыкновенную красавицу. Работа спорилась в её нежных руках. Слава о Лунной девушке влекла к дому знатных женихов, бо¬гатых купцов и бесстрашных воинов. Но ни на кого не хотела смотреть Ойгуль, предпочитая знатности и бо¬гатству свой дом и приёмного отца. Вскоре женихи, потеряв надежду, возвратились в свои края, остались только трое. Маруф, единственный сын богатого купца, это был толстый, круглолицый юноша, который больше всего на свете любил хорошо поесть и поспать. Зариф сын могущественного сборщика налогов, в отличие от своего соперника, был тощий, как гнутая жердь, маленький и с надменным лицом. Он носил на груди большую золотую медаль отца и гордился ею, как своей. И третий Латиф грузный, квадратнотелый во¬яка с огромным мечом на серебряном поясе. При разго¬воре он вдруг хватался за меч и начинал вертеть тяжё¬лой лысой головой, будто искал, кого бы проткнуть сво¬им оружием. И этим очень пугал своих соперников, ко¬торые отступали в страхе, прячась за спины слуг. Женихи не отказались от мысли в конце концов за¬воевать сердце Ойгуль, всегда находились рядом, зорко следили за каждым её шагом. И от них не укрылось, что Ойгуль часто ходит к водопаду, где подолгу беседует с неким пастухом. Я убью этого наглеца! зарычал Латиф, выхва¬тил меч и стал в бешенстве рубить деревья, которые росли вокруг. Я знаю его, сказал Маруф, с опаской наблюдая за Латифом, это Ахмед, сирота. У него никого и ниче¬го нет, мой отец из жалости дал ему работу, поручил пасти овец. Это оскорбление! обиженно сказал Зариф, по¬правляя золотую медаль на своей тощей груди. Проме¬нять нас на какого-то оборванца, безродного пастуха, которого держат из жалости, это неслыханно! Нужно отправить его в тюрьму! А кто будет готовить нам жаркое из баранины? робко заметил Маруф. Я разрублю его на мелкие кусочки и заставлю те¬бя их съесть, проклятый обжора! закричал Латиф. Можете делать с ним что хотите! испугался Маруф. Узнав об этом, отец стал уговаривать Ойгуль: Они убьют бедного Ахмеда, пожалей его, до¬ченька. Что же мне делать, отец? спросила Ойгуль. Тебе нужно выбрать жениха, тогда они успо¬коятся. Я не могу ни за кого выйти замуж, даже если очень захочу этого, опустила голову Ойгуль. И на удивлённый взгляд отца объяснила, что ничего больше сказать не может, это тайна. Но чтобы как-то успокоить женихов, спасти Ахмеда от их гнева, она даст им такие задания, которые им не под силу выполнить. Маруфа Ойгуль попросила достать чашу Будды. Сделана она из волшебного зеленовато-прозрачного камня и способна накормить всех бедных на земле. Зарифу велела принести ей плащ, сотканный из шер¬сти Огненной мыши. А Латиф, если мечтает о её руке, обязан похитить чудесный изумруд, который висит на шее дракона. Долго не могли прийти в себя женихи, никогда пре¬жде не слышали они о существовании подобных чудес. Но что делать? Ойгуль поставила свои условия, кто первый выполнит, тот и станет мужем несравненной до¬чери Луны. И женихи разъехались по своим сторонам. Каждый думал о себе, что он умнее и хитрее других. Зариф, не долго думая, позвал к себе известных чу¬жеземных ткачей и приказал им выткать плащ, который нельзя было бы отличить от плаща из шерсти Огненной мыши. Маруф обратился к первейшим ювелирам, чтобы они выточили ему из цельного куска яшмы чашу необы¬чайной красоты. Латиф добрался до острова, на котором жил дракон. Но стоило ему увидеть огнедышащее чудо¬вище, как позабыл он о прекрасной Ойгуль и о своей мечте явиться во дворец к хану с ослепительной молодой женой. Он подгонял и подгонял гребцов, мечтая побыстрей и подальше уйти от острова, где метался разъярённый дракон. «Лучше жениться на простой пастушке, думал Латиф, чем услышать хруст своих костей в зубах не¬насытного чудовища». Когда же остров скрылся вдали, Латиф, устыдившись своей трусости, задумал недоброе. Окрылённые надеждой претенденты торопились к Ойгуль. Первым перед ней предстал Маруф. Я выполнил твоё условие, высокомерно сказал он. Вот чаша Будды. Ничего не ответила Ойгуль. Только налила в чашу молоко и протянула Маруфу. Пей. Пришлось Маруфу выпить молоко. Ты лжец! Ойгуль показала на пустую чашу. Ты думал обмануть меня, уходи! Тут к красавице приблизился запыхавшийся Зариф. Ойгуль подошла к огню и бросила в него плащ, который ей принёс Зариф. И он, разоблачённый, бежал под унич¬тожающим взглядом Ойгуль. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Латиф. Вот и я, моя птичка! он преградил мечом дорогу отцу Ойгуль. Назад, старик! Ни с места, если тебе до¬рога её жизнь. Латиф захохотал, уверенный в своей силе. Ойгуль будет лучшим цветком в моём гареме. Я покажу её нашему хану, и он достойно наградит свое¬го слугу, чтобы... Он замолчал, испугавшись, что едва не выдал со¬кровенных мыслей. На помощь прекрасной Ойгуль при¬шёл Ахмед. Он видел, как мчался к ней в дом разъярён¬ный Латиф, и понял, что тот задумал плохле. Ахмед схватил свой бич из сыромятной кожи и кинулся следом. Уходи! закричал он грозно, или я проучу тебя! Ха-ха! торжествовал Латиф. Тебя-то я давно хотел увидеть. Он стал наступать на пастуха. Но Ахмед нескольки¬ми ударами выбил меч из его рук и с позором выгнал Латифа из дома. Потом подошёл к Ойгуль и сказал: Ты свободна. Он больше не посмеет явиться сюда. Спасибо тебе, Ахмед, ответила Ойгуль груст¬но. Я знаю, ты давно любишь меня. Она положила руки ему на плечи, ласково заглянула в глаза. Я тоже люблю тебя, с того самого дня, когда впервые увидела у водопада и услышала, как ты поёшь. Вот и прекрасно! обрадовался старый отец. Осталось только пригласить гостей и сыграть свадьбу.. Мне больно говорить вам, остановила его Ойгуль, но сегодня я улетаю. Срок моей жизни на Земле кончился. Когда-то я посмела ослушаться воли всесильного правителя Лунного царства, моего отца. В наказание он отправил меня на Землю, чтобы я иску¬пила свою вину. Я не отпущу тебя, Ойгуль! воскликнул старик. Сегодня за мной прилетят посланцы моего отца, и вы не сможете им противостоять. Мы больше не увидимся, Ойгуль? Ахмед с тру¬дом сдержал горестный стон, который рвался из его груди. Я не забуду тебя, Ахмед. Ойгуль обняла приёмного отца и заплакала: Как хорошо, что я узнала на Земле такие чувства, как любовь, дружба, верность! Доченька, как же я буду жить без тебя? сокру¬шался старик. Ему было страшно снова остаться в оди¬ночестве. Ровно в полночь, когда луна остановилась прямо над крышей дома, вспыхнула молния, раздался гром и перед Ойгуль встали посланцы правителя Лунного царства. Госпожа, Великий царь ждёт тебя во дворце! Тебе разрешено вернуться, сказал старший и подал ей плащ из перьев сказочных птиц. Нет! взмолилась Ойгуль. Прошу вас, оставьте меня здесь! Я не хочу возвращаться. Снова сверкнула молния и ударил гром. Царь гневается за нашу задержку, поторопись, госпожа! Один из посланцев по знаку старшего хотел накинуть на Ойгуль плащ, но она остановила его: Подождите ещё немного, прошу вас! Старший поднял руку: Мы ждём, госпожа. Я хочу попрощаться с домом, с отцом... Ойгуль не замечала слёз, которые катились по её лицу: Это так сладко, быть земной и плакать, страдать, чувствовать боль, любить! Ведь всё это кончится в Лун¬ном царстве. О, я хочу остаться дочерью Земли! По знаку старшего на Ойгуль набросили волшебный плащ и сразу всё изменилось. Лицо её утратило мягкое выражение. Теперь это была холодная, недоступная и капризная дочь правителя Лунного царства. Она взмахнула краями плаща и взмыла вверх. За ней взлете¬ли и стражники. Улетела, прошептал старик, глядя на Ахме¬да. Я больше никогда не увижу её. Ахмед поднял маленькое алое пёрышко, которое осталось там, где несколько минут назад стояла Ойгуль. Я найду её, в отчаянье сказал он. Старик покачал головой: Никто не знает дорогу в Лунное царство. Забудь её, Ахмед. Ты молод, найдёшь своё счастье на Земле. Я найду её, твёрдо повторил Ахмед. Найду или умру. Без Ойгуль нет мне жизни. Много дорог исходил Ахмед, разных людей встречал на пути, злых и добрых, счастливых и несчастных. Но никто не мог ответить, как попасть в Лунное царство. Только одна древняя старуха посоветовала ему до¬браться до города городов Багдада. У главных ворот сидит старый одноглазый маг, говорила старуха, шамкая беззубым ртом. Иди к нему. Пришёл Ахмед в сказочный Багдад, но не заметил его красоты и богатства. Все мысли его были об Ойгуль, только это имя шептали его губы. Наконец нашёл он мага, рассказал, что привело его к нему. Я покажу тебе путь в Лунное царство, сказал маг, подумав. Но за это ты должен оказать мне услугу. Я согласен! обрадовался юноша. Говори, я сделаю всё, что ты прикажешь. У меня кончились деньги. Я могу превратить медь в золото, но для этого мне нужны дрова, которые есть только в горах Марданшаха. Я достану тебе столько дров, что ты сможешь на¬делать себе золота на всю жизнь, воскликнул Ахмед, который в эту минуту ощутил в себе силу десяти вели¬канов. Маг привёл его к подножию горы, вершина её теря¬лась высоко в облаках. Потом зарезал большую овцу и завернул Ахмеда в шкуру. Лежи тихо, скоро должна прилететь птица, она поднимет тебя на вершину, сказал маг. Летит, я слышу её грозный крик. Маг спрятался за скалой и увидел, как птица под¬хватила Ахмеда и улетела. На вершине она стала разрывать когтями шкуру овцы, как вдруг увидела огромного орла. Ему тоже за¬хотелось свежего мяса, он видел, как она прилетела в гнездо с тяжёлой ношей. С криком птицы бросились друг на друга и после яростной схватки затихли. «Пора», подумал Ахмед, выбрался из шкуры, огляделся, где же дрова, о которых говорил маг. Разбери ветки гнезда-а-а! донёсся до него крик мага. Ахмед быстро начал бросать вниз сухие ветки, из которых было свито гнездо птицы. Он видел, как маг собрал их, и, посмотрев единст¬венным глазом вверх, засмеялся. Как же я теперь спущусь вниз? закричал ему Ахмед. Это уже твоё дело, услышал он голос мага. Если спасёшься, то знай, дорогу в Лунное царство тебе может показать только мудрая кобра Ая. Ты найдёшь её в красных песках, а теперь прощай. Нечего делать, пришлось Ахмеду самому думать, как спуститься с горы. Когда наступило утро, он увидел на ровной площадке недалеко от гнезда мёртвых птиц. Бедные, пожалел он их, так и не пришлось вам съесть овцу, из-за которой вы напали друг на друга. Увидев их распластанные крылья, он понял, что нужно делать. Из самых больших перьев смастерил себе юноша два крыла и прыгнул вниз. Ветер свистел в ушах, казалось ему, что он падает целую вечность, но когда решился открыть глаза, увидел, что парит над морем. И вдруг началась буря, брызги воды намочили крылья, и Ахмед упал в воду. «Всё, пришла моя смерть», решил он, потому что жил в долине и не умел плавать. Но только он так поду¬мал, как волна подхватила его и выбросила на песок. Протёр он глаза, оглянулся и увидел, что лежит на ма¬леньком островке, а вокруг бушует море. Огорчился Ахмед. Лучше бы сразу утонуть, чем долго мучиться от голода и жажды. Ему хотелось пить, но во¬да была такой горько-солёной, что разъедала кожу. Нет, никогда он больше не увидит Ойгуль, останутся на песке его кости, и не узнает она, где он нашёл свой конец. Вдруг за спиной своей он услышал какой-то шум и увидел, обернувшись, двух молодых морских дивов. В это время из воды высунулась страшная зубастая пасть. Барракуда! закричали в испуге дивы. Она съест нас! Не бойтесь! кинулся вперёд Ахмед. Он схватил палку, которая валялась на земле, и лов¬ко вставил её между зубами акулы. Она хотела закрыть пасть, но острые концы палки впились ей в рот и не да¬вали сомкнуть челюсти. Ура! закричали дивы, позвали морских воинов и приказали убить акулу. Вскоре всё было кончено и её утащили в глубину, чтобы показать подводным жителям, что теперь им бояться некого. Спасибо тебе, добрый человек, дивы поклони¬лись Ахмеду. Ты спас нас от Барракуды, чем же нам отблагодарить тебя? Я ищу Ойгуль, принцессу Лунного царства, сказал Ахмед. Если вы знаете дорогу, то подскажите, как мне попасть туда? Дивы задумались: Не знаем мы дороги в Лунное царство, добрый человек, но всё равно мы отблагодарим тебя. Один из них протянул ему кожаную шапку. Дорога у тебя длинная и опасная, возьми эту шапку-невидимку, она поможет в трудную минуту. Спасибо, славный див, поклонился ему Ах¬мед. Я верну тебе шапку, когда найду мою Ойгуль. Возьми и волшебную палочку, сказал второй див. Если тебе встретятся враги, с которыми в оди¬ночку не справиться, махни палочкой, и на помощь при¬дут морские воины. И тебе большое спасибо, поклонился и ему Ах¬мед. Я никогда не забуду вашей доброты. Потом он примерил шапку, она оказалась ему в са¬мый раз. Теперь мне надо найти кобру Ая, грустно ска¬зал Ахмед, она живёт в Красных песках, но мне ни¬когда не выбраться с этого острова. Почему? удивились дивы. Я не умею плавать, признался Ахмед. В этом мы тебе легко поможем, сказали дивы, подхватили его и поплыли по морю. Вскоре они достигли суши, кругом, куда ни глянь, был красный песок. Ахмед поблагодарил дивов и отпра¬вился на поиски кобры Ая. Долго Ахмед искал её, солн¬це уже клонилось к закату, но нигде не видел он змеи¬ных следов. Когда Ахмед стал было терять надежду, он услышал за собой слабое шипенье, будто кто-то пересыпает песок из одной чаши в другую. Обернулся Ахмед и замер. В нескольких шагах от него маячила в угрожающей позе кобра. Ая! воскликнул Ахмед. Это вы, мудрая цари¬ца Красных песков кобра Ая? Немигающие глаза смотрели на Ахмеда. Чего ты делаешь в моих владениях, юноша? Я ищу дорогу в Лунное царство, и мне сказали, что только вы можете помочь мне. Глупец, тебе надоела жизнь? Я не могу жить без моей Ойгуль, принцессы Лун¬ного царства. Мне жаль тебя, смелый человек. Тебя ждёт разо¬чарование. Через Лес зверей, через пещеры злых джин¬нов, быть может, ты и пройдёшь, но это не главное. Са¬ мое большое разочарование тебя ожидает в Лунном царстве, Ойгуль тебя не узнает. Она любит меня! Жители этого царства никого не любят. Они не знают человеческих чувств, им неведомы радость, пе¬чаль, боль и слёзы. Ахмед упал перед коброй на колени: Прошу вас, мудрая Ая, помогите мне попасть в Лунное царство! Пусть я погибну, пусть меня ждёт жестокое разочарование, но я хочу хоть один раз уви¬деть принцессу, услышать её нежный голос! Это всё в твоих силах, сказала Ая. У тебя есть пёрышко из плаща принцессы? Есть! Ахмед прижал руку к своей груди и сразу ощутил тепло, которое шло из кармана, где лежало ма¬ленькое пёрышко. Пусти его по ветру, оно само приведёт тебя к хо¬зяйке плаща. Ахмед так и сделал. Долгим был его путь, много раз он находился на грани смерти, но всё шёл вперёд, забы¬вая о сне и еде. Однажды он не заметил и столкнулся со свирепым разбойником. На Ахмеде была шапка-невидимка, и раз¬бойник смотрел в пустоту, не понимая, что же такое могло его толкнуть. Вдруг его внимание привлекло пе¬рышко, которое колыхалось на ветру. Он поймал его, удивился, что оно такое горячее, подумал и сунул в карман. Отдай моё пёрышко, закричал Ахмед. Разбойник удивлённо покрутил головой: Кто здесь? Отдай пёрышко, оно не твоё! повторил Ахмед, забыв снять шапку. А разбойник, не понимая, кто это говорит с ним, принял голос за шум ветра, прочистил пальцем уши, сказал, как бы разговаривая с собой: Было не моё, стало моим. И, засмеявшись, ушёл в дом. Заметался Ахмед, что же делать, как отнять пёрыш¬ко у разбойника? Подкрался к окну и едва удержался от крика. Он увидел страшную, утыканную острыми шипа¬ми огромную кровать, на которой разбойник мучил тро¬их людей. Несчастные кричали от боли, молили о поща¬де, но разбойник в ответ только громко хохотал. Ахмед вспомнил о волшебной палочке дивов, взмах¬нул ею и приказал морскому воинству схватить разбой¬ника и отнять у него волшебное пёрышко. Вскоре раз¬бойник со связанными руками и ногами лежал на земле перед Ахмедом. За свои злодеяния ты заслужил мучительную смерть, сказал Ахмед. Пощади, добрый человек! взмолился раз¬бойник. А их ты щадил? Ахмед кивнул на израненных людей, которые медленно приходили в себя и радовались чудесному избавлению. Оставляю его вам, сказал им Ахмед. Делайте с ним что хотите, а я ухожу. Подожди, остановил его один из спасённых. Я староста каравана купцов, мы шли в Багдад с разными товарами. Теперь нас осталось трое. Мы хотим отблагодарить тебя, сказал другой бывший пленник. Прими от нас этого коня, третий, самый моло¬дой, исчез в доме и скоро появился вновь, ведя за собой тонконогого, отливающего серебром коня. Это Аравийский скакун, сказал староста куп¬цов. Ему нет цены. На таких скакунах ездят только цари. Он твой. Поблагодарил Ахмед купцов и тронулся в путь. Много раз вставало и снова садилось солнце, и при¬шёл Ахмед к Лесу зверей. Громкое рычание его обита¬телей вселяло ужас в сердца путников, никто никогда не отваживался вступить в него. Но только не Ахмед. Он смело повёл своего коня в густую чащу и увидел необъ¬яснимое. Лев с короной на голове восседал на золотом троне, вокруг расположились волки, медведи, лисицы и зайцы. Когда Аравийский конь пронёсся мимо, Лев так ряв¬кнул, что ожил небесный свод. Ахмед видел, как засвер¬кали, становясь животными, насекомыми и фантасти¬ческими существами, созвездия Льва, Козерога. Рак по¬ тянулся за скакуном своими клешнями, а Скорпион изогнул хвост, готовясь нанести смертельный удар. И успел-таки полоснуть жалом круп коня. Он стал сла¬беть, терять силы, пока не упал, бездыханный, на землю. Ахмед торопился вперёд, у него не было времени оплакивать коня, к которому успел привязаться за ко¬роткое время. Скоро он оказался перед входом в пещеру, в которой жили злые джинны. Ахмед осторожно выгля¬нул из-за камня. Джинны варили птичьи яйца, играли в кости. Самый старый из них плёл невод из нитей, которые ему быстро сучили привязанные к колышку за тонкие лапки пауки. Когда кто-то из пауков пытался хитрить, джинн бил лентяя хворостиной. Вдруг что-то насторожило джинна, он втянул струю воздуха, топнул ногой: Здесь человек! Где? Кто? Как? Джинны повскакивали, засуетились. Один из них, не разобравшись спросонья, полыхнул пламенем в другого. Тот завопил, кинулся на него с дубинкой. Вскоре всё смешалось, и Ахмед смог незамеченным проскользнуть в узкий тоннель, который вёл ко дворцу Лунного царст¬ва. Он спрятал перо на груди. Некоторое время он шёл в полной темнеете, потом где-то впереди забрезжил свет. Он придал Ахмеду силы. Скоро, очень скоро он увидит Ойгуль. Показались изразцовые, сверкающие золотом и дра-гоценными камнями, остроконечные шпили замка. Но когда Ахмед вышел из тоннеля, он застонал от бессиль¬ной ярости. Лунная страна оказалась за скопищем облаков, из которых торчали золочёные шпили. И не было туда до¬роги для земного человека, не было у него крыльев, что¬бы взлететь к облакам. Вдруг что-то затрепетало у него под рубашкой, и Ах¬мед вынул из-за пазухи перо. Горе мне, сказал он, пустив перо по воздуху. Не суждено, видно, сбыться моей мечте. Лети во дво¬рец к Ойгуль, скажи ей: Ахмед умер на Земле с её именем на устах. Пусть вспоминает иногда бедного пастуха, который любил её больше жизни. Но пёрышко кружилось у головы, будто просило его: не торопись отчаиваться, возьми меня в руки. И, не дождавшись, само влетело в ладони Ахмеда, и он почув¬ствовал, как тело его стало невесомым, медленно подня¬лось над землёй и полетело к облакам. Ахмед видел жителей Лунной страны, они чинно си¬дели под роскошными деревьями, мирно беседовали, пи¬ли чай, и у всех были одинаково холодные лица. Белые, будто мраморные, вырезанные из безжизненного камня одной рукой. И деревья тоже были необычные. Вместо листьев с веток свисали мельчайшие капельки жемчуга. Жемчуг сверкал и на одежде мужчин, и на туфельках чопорных красавиц. Наступил вечер, но до сих пор Ахмед не встретил среди праздных жителей ту единственную, ради которой он оказался здесь. Скажите, где живёт дочь правителя вашего цар¬ства принцесса Ойгуль?- спросил Ахмед у глашатая, который выкрикивал на площади очередной указ го¬сударя. Ты ошибся, юноша, ответил тот. У нас нет принцессы по имени Ойгуль. Скоро появятся ночные стражники, добавил он. Врагу бы не советовал по¬пасться им в руки. Глашатай ушёл, и тут же Ахмед увидел ночных стражников. С непроницаемыми лицами они ломились в закрытые двери, избивали прохожих, переворачивали тележки уличных торговцев. И никто не возмущался их поведением, безразлично принимали всё как должное. Ахмед надел шапку-невидимку и пошёл дальше, за¬бираясь на балконы дворца, заглядывая в освещённые окна. Ойгуль! Он узнал её сразу, прилип к стеклу. Ойгуль! Это я! Неужели ты забыла меня? Это я, твой Ахмед! Он сорвал с себя шапку, распахнул окно и прыгнул в покои принцессы. За спиной раздались крики заметив¬ших его стражников. Ойгуль только теперь подняла глаза и произнесла ровным голосом: Остановись, человек. Ты узнала меня, Ойгуль? воскликнул Ахмед. Наконец-то я нашёл тебя, любимая. Он хотел подойти к ней, но вдруг в воздухе что-то пропело и вонзилось в тяжёлую дверь. Снова звук по¬вторился, рядом с первой стрелой вонзился наконечник второй. Ойгуль не повела и бровью. Третья стрела, пу¬щенная безжалостной рукой, вонзилась прямо в сердце Ахмеда. Лицо Ойгуль оставалось всё таким же бесстрастным и недосягаемым. Ойгуль, я так счастлив, что умираю за тебя! Он почувствовал, как вместе с кровью из раны из не¬го уходит жизнь. Из последних сил приблизился он к принцессе, но вдруг застонал и упал, обрызгав её плащ кровью. И словно пелена слетела с её лица, глаза принцессы ожили. Она будто проснулась, глянула на безжизненное тело Ахмеда. Кто это лежит? спросила она служанку. По одежде, пояснила служанка, он не явля¬ется жителем нашего города. Очень знакомым показался Ойгуль лежащий на ков¬ре юноша. Ей стало жарко: кровь, которая брызнула на плащ, жгла тело. Она склонилась над юношей: Ахмед! узнала его и воскликнула радостно: Милый, ты нашёл меня! Но он молчал. Тогда она бросилась к кувшинчику с живой водой, обмыла ему лицо, брызнула на рану. И произошло чудо, он открыл глаза! Слёзы текли по её щекам, ей было легко и радостно, как может радоваться только человек встрече с родным, любимым существом. Как там мой земной отец? Он ждёт тебя, отвечал Ахмед, и верит, что ты не забыла его. О, я ничего не помнила, прошептала Ойгуль. Но ты узнала меня! воскликнул Ахмед. Ты плачешь, это настоящие слёзы, значит, ты страдала, как земная девушка. Да, да, я страдала! плакала Ойгуль. Страда¬ла, хотя не чувствовала и не понимала этого. Она обняла Ахмеда, прижалась к его груди. Теперь всё будет иначе. Я полечу на Землю вместе с тобой и никогда сюда не вернусь. Лучше уме¬реть, чем жить, как во сне. Она хлопнула в ладоши, и появились два коня не-обыкновенной красоты. Быстрее. Этих коней никто не в силах догнать. Ахмед подхватил Ойгуль на руки и помог ей взоб¬раться в седло. Нужно торопиться, стражники вот-вот ворвутся в покои принцессы. Ойгуль взмахнула руками, стены дворца расступились, и два могучих коня, усы¬панных жемчугом, ринулись с неба на Землю. Ойгуль впервые ощущала взволнованный полёт небесных коней и подгоняла их: Быстрее, ещё быстрее, ещё... Как хо¬рошо быть земной!.. СТАРАЯ НОВАЯ СКАЗКА авно это было. Вдали от караванных путей высоко в горах притулился к огромной скале кишлак. Едва пер¬вый луч солнца золотил вершину скалы, пробуждалось селение от приветливых голосов. Соседи желали кузне¬цу, чтобы железо на наковальне становилось послуш¬ным, пахарю чтобы солнце было ласковым, а пшеница радовала глаз, сапожнику чтобы руки его не знали усталости. Пожелав друг другу удачи, все принимались за работу: ткач старательно ткал для всего кишлака тка¬ни, портной с улыбкой шил одежду, пастух с песней гнал на пастбище стадо. А по вечерам жители кишлака, а бы¬ло в нём чуть больше десяти дворов, собирались там, где жарче горел очаг зимой и было прохладней летом. Каж¬дый старался, чтобы именно в его доме звучали вечерние Закипела работа. Засучили рукава «до самых плеч», как сказала Галя. Колёса смазали, коня пере¬прягли. Дружно не грузно. Сладили. И прощай, Леньляндия! Лень-матушка платком машет, Елена Викторовна кричит: А ты, хозяюшка, забрось-ка лень через плетень! Загубит она тебя! Твоя... пра-а-авда! доносится издалека. Ветер в лицо. Дорога сама из-под колёс убегает. Пи¬щит заяц-лежаец: «Братцы! Вот здорово-то!» ...Кто пришёл первым в класс? Тимка. Галя. Валерка. Тетради и книги на парту положили. Ручки в поряд¬ке, карандаши подточены. Линейку ни один дома не за¬был. В дневник все уроки записаны. Надо стараться. А то как бы не угодить снова в эту самую Леньляндию! Со всеми вытекающими оттуда по¬следствиями... ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФУТБОЛЬНОГО МЯЧА Сказка в шести таймах Дайте разбежаться... В футболе ведь так: сперва удар, а гол -г- потом. Мяч сам не влетит в ворота, по нему надо ударить. А сильно¬го удара не получится без разбега. Поэтому и я сначала разбегусь, чтобы отпасовать вам эту историю... Тайм 1. Меня выводит . наседка Начались мои приключения, где бы вы думали? в магазине. Вы, наверное, уже и сами догадались, что не в гастрономе, а в спортивном, где я скучал на полке ря¬дышком с вялой боксёрской грушей и уже опасался, что, как и она, перезрею раньше, чем на мне остановит бла- госклонный взгляд хоть один покупатель. Увы, воздуху во мне уже не оставалось. А мяч без воздуха всё рав¬но что пудовая гиря без железа. Бесполезная вещь. Обидно, правда?.. Но были бы стадион и игра, а болельщик найдётся. Пробил и мой час. Появился покупатель, черноглазый шустрый мальчишка. Видать, он меня сразу заприметил, ещё с порога. Потому что решительно потребовал у про¬давца: Мне футбольный мяч. Вот тот, жёлтенький. Продавец явно играл не за мою команду. Казалось бы, после таких ясных слов следует меня снять с полки и протянуть покупателю. Думаете, он так и поступил? Один ноль не в вашу пользу! Мяч-то он мальчишке от¬пасовал, это верно. Но, увы, не меня, а соседа на¬пыщенного краснощёкого здоровяка. Его только вчера досыта накормили воздухом и поселили на полке. Он едва не лопался от сытости и самодовольства. Я сразу же приуныл. Ясное дело где мне спорить с тугобоким красавчиком? Наливное яблочко, а не мяч. Потрога¬ешь сплошные мускулы. Не то что я... Со дня рожде¬ния на полке лежу. Поглядел бы я на футбольную штангу, если бы в ворота целых полгода мячи не вкаты¬вались... Да штанга бы эта от безделья давно корни пустила! Она бы уже зацвела, а может, начала плодоно¬сить и вкатывать яблоки в собственные ворота... Если из вас вдруг выпустить воздух и заставить шесть месяцев валяться на полке вам это понравится?.. Вот и я... Совсем захандрил. Но я уже отвлёкся. По¬даёт, значит, продавец моего краснощёкого соседа, а мальчишка головой качает. Не-е, говорит, я жёлтенький хочу. И на меня показывает. Продавец недоуменно пожал плечами. Уже потом я узнал, что спасителя моего звали Акмалем. Я и опом¬ниться не успел, как очутился у него во дворе. И завер¬телась великолепная жизнь! Первым делом Акмаль снял с велосипеда насос и дал мне вволю надышаться. Уж тут-то я показал, что тоже не промах быстренько вы¬махал величиной с могучий арбуз. Акмаль пощёлкал ме¬ня пальчиком, я радостно отозвался. Решив, что я со¬зрел, он вернул насос велосипеду. Я сразу же размеч¬тался о бахче. То есть я хотел сказать о футбольном поле. В этот миг во двор вышла мама Акмаля. Увидев ме¬ня, она всплеснула руками и гневно воскликнула: Дод! Этот мальчишка погубит нас... Эй, признай¬ся, где стащил мяч? Сейчас участкового позову! Услышав такие речи, я едва не лопнул с досады и тут же мысленно записал маме Акмаля штрафное очко. Не-справедливо! Акмаль ни в чём не виноват. Да я за него готов сдаться властям. Но Акмаль и бровью не повёл и спокойно объяснил маме, как он добыл меня. Ха! Да это же отдельная история! Оказывается, мой спаситель давно заприметил меня и каждый день из тех денег, что давали ему на обед, от¬кладывал пятачок. Чтобы вызволить меня из плена. А чтобы не было соблазна истратить монетки раньше срока, Акмаль время от времени складывал их в ку¬рятнике. Однако в то злополучное утро Акмаль с удивлением обнаружил, что место, где он терпеливо складывал пя¬таки, рябая наседка, как назло, облюбовала для гнезда, загрузила его яйцами и затеяла выводить цыплят. Пришлось Акмалю стиснуть зубы, потуже зашнуро¬вать бутсы и набраться терпения. Что поделаешь, если попалась такая мещанка курица. Видишь ли, не же¬лает просто на сене цыплят выводить достаток ей по¬давай, роскошь, гнездо с видом на продукцию монетного двора. Ладно уж, хоть на пятаки уселась. Ведь могла бы, чего доброго, и в банк отправиться да сейф потребовать. Хорошо, что Акмаль не директор банка, иначе и его пришлось бы закрывать на время. Словом, пятаки Акмаля надолго угодили в плен к наседке. А у него, бедняжки, так бутсы чесались, же¬лая поскорее лупить по мячу, что ожидание казалось Акмалю вечностью. В какую-то минуту ему начало чу¬диться, что наседка выводит не цыплят из яиц, а рубли из пятаков, и, значит, он вскоре сможет купить не мяч, а целый стадион с бассейном впридачу. Как бы там ни было, наседку он не потревожил и дождался, когда сборная цыплят, появившись на свет, наконец-то поки¬ нула игровое поле, вымощенное пятаками. Сегодня ут¬ром это и произошло. Убралась восвояси и наседка. Эх, хорошо, что куры денег не клюют!.. Вот и получается, что наседка вместе со своими забавными цыплятами вывела и меня... Узнав эту историю, я, конечно же, полюбил Акмаля ещё больше, решив, что ни за что и никогда от него не укачусь. Тут вернулся с работы отец Акмаля и принялся рас-хваливать меня на все лады. Такой мяч, как я, видишь ли, команда «Пахтакор» во сне видит. И даже сам Пеле с удовольствием порезвился бы мной. И вообще знаме¬нитый силач Тулан-палван выглядел бы муравьём рядом со мной... Слушая отца, Акмаль и вовсе растаял. Да что Ак- маль! Я и сам едва голову не потерял от гордости. И на своё горе не заметил, что подкатился к ногам льстеца словно верный щенок. Отец Акмаля будто и ждал того. Он, видать, решил вспомнить, что и сам когда-то был мальчишкой. Разбе¬жался и ка-а-ак ударит здоровенным ботинком...Бр-р-р! Весь воздух во мне отшиб! Хорошо всё-таки, что я мяч, а не та соседка боксёрская груша. Таким уда¬ром можно послать в нокаут и боксёра, и грушу, и даже сам ринг, и смело вести счёт над поверженным против¬ником хоть до начала следующего чемпионата. Я и опомниться не успел, как страшная сила подхва¬тила меня, вознесла над верхушками тополей и со свистом потащила над съёжившимися дворами. А вслед мне летел соскочивший с ноги здоровенный башмак. Похоже, он посчитал, что слабо ударил, и бросился в погоню, дабы отмерить мне полную порцию. Но разве ему угнаться за мной! Не те лётные качества. Притом, в отличие от меня, башмак явно забыли накачать. Так что погоня завершилась бесславно. Мой преследователь позорно рухнул вниз и угодил прямо в казан, в котором седенькая старушка помешивала и пробовала на вкус лениво зреющую шурпу. Обомлевшая старушка, навер¬ное, решила, что в её мирный казан приземлился метео¬рит или вышедшая на пенсию ступень космической ра¬кеты. Она сразу же побежала куда-то звонить навер¬ное, в Академию наук и жаловаться, что её казан рассеянные учёные перепутали с космодромом. «Так тебе и надо, драчун!» думал я про ботинок, воображая, как сейчас прибегут академики и станут до¬бывать утопленника. Зря радовался. Потому что вскоре я и сам стал сни¬жаться, и о ужас! я падал на дорогу, по которой резво сновали машины. Впору лопнуть от отчаяния. Не¬ужели мне, едва начав жить, суждено окончить жизнь под колёсами? Ужасная несправедливость! Как ни кру¬ти, а колёса мои дальние родственники!.. Да и стоило ли Акмалю ради этого терпеть чудачества рябой насед¬ки, а мне корпеть в магазине? Не знаю замышлял ли отец Акмаля послать меня прямиком под колёса самосвала, с которым я сейчас не-отвратимо сближался... Но я угодил в кузов, причём в самый центр. А в кузове... Что бы вы думали? Ха! Пе¬сочек! Спасён! Спасён! Молодцы, колёса! Делать им что ли нечего родственников давить... Вот они и изверну¬лись и подставили мне спасительный кузов! Тайм 2. У р а, м е н я не съели! Видали вы лицо вратаря, который страшно ска¬зать! забил гол в собственные ворота? Бр-р-р! Вот точно так же был потрясён и Кузы-мясник, ког¬да, заглянув в кузов вкатившего в его двор самосвала, он увидел на песчаном барханчике футбольный мяч. Взяв в свои цепкие, как у вратаря, ручища, он с удивлением оглядел меня, сдул приставшие песчинки. Узнаю свою работу! Эту кожу выделывал я. Славный мяч получился. Он посмеивался и гладил меня, как ребёнка, а потом кликнул из дома младшего сынишку: Гляди, Кучкарбек, какой я тебе подарок приго¬товил! Я едва не лопнул от негодования. Как можно гово¬рить неправду? Жаль, что у меня нет языка, не то живо выложил бы всё как есть и потребовал вернуть меня хо¬зяину. То есть Акмалю. Впрочем, если послушать Кузы-мясника, то меня, по справедливости, следовало бы вернуть какой-то корове, подарившей мне кожаный чапан. Кучкарбек скользнул по мне скучным взглядом, по¬думал было сглотнуть слюну, но вместо этого разочаро¬ванно процедил: Что это, мяч? Э-э... А я-то думал... Хотя бы хур¬ма... А мячи я не ем, их жевать трудно. Мне стало обидно. Ну и обжора. Вкусненькое ему, видишь ли, подавай. Не мальчишка, а ходячая мясоруб¬ка. Не рот, а футбольные ворота! Дай ему волю он и меня зафарширует или казы приготовит. Меня ведь тогда целый месяц есть можно. Если, конечно, сперва полгода поварить... Что ты всё, сынок, о еде да о еде? Глянь в зерка¬ло, ты уже и сам на мяч похож. Это уж точно! Раздуло Кучкарбека от еды, как сто мячей разом. Ну что, берёшь мяч? переспросил Кузы-мяс- ник, теряя терпение. Кучкарбек пожал покатыми плечами: А зачем? Попинай, побегай немножко. Глядишь, жирок немножко сбросишь. Кучкарбек побледнел и испуганно метнулся к тахте: Отец, это опасно! Нам врач в школе объяснил, что после еды нельзя бегать. Лучше полежать. Ну и лентяй! С места не сдвинешь. Двух таких Куч- каров смело можно использовать вместо боковых штанг на воротах. А что? Поставь на нужном расстоянии, на¬тяни между ними сетку и играй. А из деревянных столбов лучше уйму клюшек сделать. Или щепок, чтобы тандыр топить. Одно плохо если два Кучкара повер¬нутся лицом друг к другу, пузами своими ворота за¬кроют. Утратив надежду порадовать сынишку подарком, Кузы-мясник со вздохом молвил: Придётся отдать мяч Эмину-сапожнику. Уж ему- то он пригодится. Кожа всё-таки... Пусть ичиги мои за¬латает совсем прохудились, бедняжки.

    3.2. Направления развития государственной финансовой политики в области поддержки малого предпринимательства


    Стабильность экономики и ее развитие обеспечивается за счет развития мелкого предпринимательства. Если в Европе можно видеть множество кафе и лавочек, владельцы которых работают в них поколениями, то в России в основном это сетевые проекты регионального или федерального значения. Проблема стоит достаточно остро и правительство по мере своих сил пытается решить ее с помощью различных проектов.

    Одним из таких программ, интересных для начинающих предпринимателей, является государственное субсидирование малого бизнеса. Субсидии выгодны тем, что их не нужно возвращать, необходимо только отчитаться за их использование. Каждый регион Российской Федерации разрабатывает собственную программу и расходует выделяемые средства на конкурсной основе. Для того, чтобы получить субсидии, нужно подготовить определенный пакет документов. Участники должны объективно понимать, что шанс получить деньги реален, так как регионы обязаны тратить бюджетные средства. Если же проект входит в список приоритетных, тогда он практически гарантированно выиграет субсидию. Список приоритетных направлений можно найти на сайтах центров поддержки малого бизнеса в конкретном регионе.

    Итак, предприятие должно работать не более 1-2 лет (срок отличается в разных регионах) и не менее 3-х месяцев. Работа фирмы не должна быть связана с определенными сферами бизнеса, их список также отличается в каждом субъекте Федерации. Необходимо предоставление технико-экономическое обоснования и важно, чтобы полученные денежные средства были реально израсходованы, причем рационально, в течение озвученного срока. Проверка проводится тщательная, поэтому мухлевать тут не стоит.

    Потратить средства можно на сырье, покупку оборудования для бизнеса, оплату технологий, патентов и т. д. Также можно оплачивать частично аренду помещения. Владелец бизнеса также собственными средствами должен участвовать во вложениях, процент вклада нужно уточнять в конкретном Центре поддержки.

    Постановлением Правительства увеличены в два раза пороговые значения выручки хозяйствующих субъектов в целях отнесения к микро-, малому и среднему бизнесу.

    Это главный параметр определения сегмента предпринимательства, новые значения действуют с 13.07.2015 года.

    Максимальный размер реализации товаров, работ, услуг (без НДС) теперь составляет:

    для микропредприятий 120 млн. рублей,

    для малых предприятий 800 млн. рублей,

    для средних предприятий 2 млрд. рублей.

    Данные изменения должны найти отражение в реализуемых программах государственной поддержки, поскольку они относятся в основном именно к поддержке сегментов микро-, малого и среднего бизнеса. Таким образом, число предприятий, которые могут претендовать на участие в гос.программах, увеличено.

    Кроме того, применяемые критерии сегментирования косвенно влияли также на вопросы налогообложения в части применения специальных режимов. Однако для изменения подходов к бизнесу в этом направлении должны быть приняты отдельные решения и внесены изменения в Налоговый кодекс в отношении каждого из спец.режимов, поскольку прямой ссылки на сегмент бизнеса НК РФ не содержит выручка указана в числовом выражении.

    Субсидирование кредитов сельхозпроизводителей: как это работает Одной из форм господдержки сельскохозяйственных товаропроизводителей являетсяпредоставление государственных субсидий на возмещение части процентов по кредитам, полученным в кредитных организациях. Следует отметить, что механизм государственного субсидирования может быть реализован различными способами. Немаловажное значение имеет вопрос, кто является прямым получателем государственных средств. Так, реализация антикризисных мер в текущем году по поддержке ипотечного кредитования предполагает, что компенсация будет предоставлена банку, выдавшему ипотечный кредит, заемщик при этом заключает кредитный договор уже по льготной ставке.

    При кредитовании сельхозпроизводителей выбран иной механизм: господдержка оказывается заемщику напрямую, и банк в этом случае выполняет функции обычного кредитора и в процессе субсидирования фактически не участвует. Безусловно, необходимо иметь в виду, что кредитные организации, имеющие большой опыт кредитования сельскохозяйственного сектора, а это прежде всего Россельхозбанк и Сбербанк, имеют специальные кредитные программы для аграрной отрасли и готовы учитывать специфику сельскохозяйственного производства. Как правило, по этим причинам и процент одобрения кредитов для аграриев в «профильных» банках выше. Однако это совсем не означает, что если сельхозпроизводитель получил кредит в другой кредитной организации право на получение субсидии потеряно. Заемщик может выбрать кредитующий банк без каких-либо ограничений и при соблюдении условий программы господдержки обратиться за предоставлением субсидии.

    Основные вопросы предоставления субсидий регламентированы Постановлением Правительства РФ от 28.12.2012 № 1460 «Об утверждении Правил предоставления и распределения субсидий из федерального бюджета бюджетам субъектов Российской Федерации на возмещение части затрат на уплату процентов по кредитам, полученным в российских кредитных организациях, и займам, полученным в сельскохозяйственных кредитных потребительских кооперативах». Возмещение затрат заемщику проводится в рамках региональных государственных программ и регламентируется также нормативными актами субъектов федерации. Перечень региональных органов АПК размещен на сайте Министерства сельского хозяйства, информацию о наличие программ субсидирования можно уточнить на сайтах регионов. Схема получения субсидии на возмещение затрат по обслуживанию кредита выглядит следующим образом:

    1. Заемщик получает кредит.

    2. Расходует полученные средства на цели, указанные в кредитном договоре.

    3. Документально оформляет все произведенные расходы.

    4. Подтверждает целевое использование кредита.

    5.Сдает пакет документов, включающий также документы, которые подтверждают целевое расходование средств, в органы местного самоуправления.

    6.Оплачивает проценты и основной долг в банке.

    7.Делает расчет субсидий, который вместе с документами, подтверждающими факт оплаты кредита, передается для получения субсидий.

    8.Получает субсидии.

    Размер государственной помощи напрямую зависит от того, кто получал кредит (фермерское хозяйство или юридическое лицо), когда получал, на какие цели и на какой срок. Для уточнения возможности получения субсидии необходимо детально изучить условия региональной государственной программы либо обратиться за консультацией в уполномоченный орган. При принятии решения о привлечении кредитных ресурсов с учетом возможности субсидирования части затрат, обязательно нужно учитывать, что проценты по кредиту сначала должны быть оплачены, а затем будет принято решение о субсидировании.

    Бюджет на следующий год, исходя из существующего проекта закона, уже оценен экспертами как достаточно «жесткий». Тем не менее, в бюджете запланированы расходы на реализацию (а точнее - продолжение) ряда государственных программ, в том числе подпрограммы «Развитие малого и среднего предпринимательства».

    Финансирование данной статьи бюджета в 2016 году составит 13 065 598.0 рублей, ранее сумма превышала 16 млрд. рублей, однако экономические реалии вынудили внести в бюджет коррективы. Кроме указанной подпрограммы планируется частичное финансирование инноваций, приоритетных отраслей экономики и т.д. в основном все направления господдержки текущего года сохранены.

    Несмотря на снижение объемов финансирования, а это коснулось практически всех госрасходов, сбрасывать полностью со счетов поддержку государства не следует. В условиях кризиса предпринимателям необходимо использовать все возможности, перечислим основные из них.

    Рассмотрим виды государственной поддержки для предпринимателей в 2016 году:

    Субсидирование части процентной ставки по кредитам

    Возврат части процентов по кредиту будет доступен сельхозпроизводителям, а также предпринимателям для компенсации затрат, связанных с приобретением оборудования в целях создания, развития или модернизации производства товаров. Приоритетной продолжает также считаться область разработки и внедрения инновационных продуктов.

    Следует помнить, что субсидирование затрат по обслуживанию кредитов носит компенсационных характер. То есть, предприниматель заключает кредитный договор, производит по нему выплаты, подает заявку на субсидию, и в случае ее одобрения получает компенсацию части процентных расходов. Никакой предварительной гарантии того, что субсидия будет выдана, к сожалению, нет.

    Учитывая, что госпрограммы содержат обязательные критерии, целесообразно их знать еще до заключения кредитного договора. Так, программы субсидирования ограничивают сроки кредитования и цели.

    Например, если предприниматель кредитуется на закупку товара и сырья, а теперь решил приобрести оборудование, возможно кредитную политику следует изменить: направить собственные средства в оборот, а за счет заемных купить технику, если такие затраты потенциально возможно просубсидировать.

    Субсидии на уплату первого взноса (аванса) по договору лизинга

    Данный вид господдержки достаточно успешно реализовывался в 2015 году, планируется его сохранение и в 2016 году. Речь идет о приобретении оборудования и транспорта. Под вопросом пока легковой транспорт, а также лизинг для физических лиц, но возможно и эти субсидии будут сохранены.

    Обратить внимание следует на следующие отличия (и плюсы, и минусы):

    - механизм субсидирования идет через лизинговую компанию: покупателю предоставляется скидка при оформлении техники (транспорта) в лизинг, непосредственно вопросы субсидирования предпринимателя не затронут. Опасность «купить и не получить субсидию» исключается;

    - обычный лизинг, как правило, дороже кредита. Но для каждого конкретного случая может быть верно и обратное. Например, кредитование предполагает более высокий первоначальный взнос, и если его нет привлечение дополнительных средств может «съесть» всю выгодность. На практике лизинг получить проще, чем кредит. Для общей системы налогообложения от лизинга есть дополнительные «налоговые» выгоды.

    Субсидирование части затрат на развитие бизнеса

    В основном речь идет об адресной поддержке определенных видов предпринимательской деятельности, перечень которых устанавливается регионом. Так, в ряде регионов осуществляется субсидирование образовательной деятельности (дошкольное образование, повышение квалификации/переквалификация кадров), поддержка сельхозпроизводителей и отраслей, «значимых» для конкретного региона. Часто речь идет о компенсации затрат на модернизацию производства. Кроме того, нередко программы госфинансирования содержат требования о количестве работников, а также эффективности и важности проекта для экономики региона.

    Отдельные программы есть для субсидирования развития народных промыслов, но, как правило, речь идет о финансировании участия в выставках и ярмарках.

    Субсидирование начинающих предпринимателей и поддержка молодежного предпринимательства

    Для поддержки молодежного предпринимательства бюджет содержит отдельную статью расходов. Как правило, поддержка проводится через гранты на конкурсной основе.

    Здесь же стоит отметить возможность получения госпомощи через центры занятости. Такое финансирование направлено на снижение уровня безработицы и осуществляется по двум направлениям:

    - субсидии для открытия бизнеса лицом, имеющим статус безработного;

    - субсидии на организацию дополнительных рабочих мест (соответственно работодатель трудоустраивает сотрудника из числа безработных).

    Субсидия от центра занятости самая излюбленная тема в интернете. Но стоит помнить, что наиболее ценную информацию можно подчеркнуть все-таки на непосредственной консультации в центре занятости, поскольку именно там будущему предпринимателю могут уточнить реальное наличие средств, предпочтительные направления бизнеса и все тонкости по данному вопросу. Обратите внимание, что открывать ИП или юридическое лицо в этом случае нужно только после получения решения по субсидии и заключении договора («досрочное» открытие лишит права на такую субсидию).

    Налоговые льготы

    Предоставление налоговых преференций также относится к мерам государственной поддержки. Схема в данном случае более прозрачна, и объемы такой поддержки не ограничены бюджетом.

    С 2015 года упрощенная система налогообложения для отдельных видов деятельности получила сниженную ставку. К сожалению, в рамках статьи сложно привести конкретику, поскольку данная льгота устанавливается на уровне региона. Необходимо либо обратиться к местному законодательству, изучив его самостоятельно, либо получить консультацию в налоговом органе по месту регистрации или в региональном центре (фонде) поддержки предпринимательства.

    Общая рекомендация если вы только собираетесь организовывать бизнес, информацию о налоговых льготах необходимо получить заранее. Некоторые налоговые льготы утверждены для вновь открывающихся предпринимателей, и в этом случае может быть важно сразу при регистрации указать подходящий вид деятельности иоформить заявление на применение УСНсразу по льготной ставке.

    Консультативная, информационная помощь

    Данный вопрос подробно освещать нет смысла, но подобным видом господдержки обязательно стоит воспользоваться, хотя бы для получения информации о действующих в регионе иных мерах господдержки.

    Официальная регистрация бизнеса обязательное условие для получения господдержки

    Предоставление государственной субсидии является целевым финансированием и подлежит госконтролю. Соответственно получить финансовую помощь от государства возможно только на официально зарегистрированный бизнес и со строгим соблюдением условий финансирования.


    велела растолочь девушке сухие листочки волшебного цветка, которые та берегла до сих пор, бросить в кипя¬щую воду, остудить и напоить больного. Проснулась Гульсум, вскочила на ноги и быстро сде¬лала всё, как велела ей во сне мать. Осторожно поднесла она питьё ко рту охотника и напоила его. И сразу же перестал он стонать и метаться, и заснул крепким сном. А когда проснулся, был совсем здоров, и от опухоли на ноге не осталось и следа. Ты спас меня, брат, сказал охотник Гульсум и ласково взял её за руки. Посмотри, мама, обратился он к матери, ру¬ки у него маленькие и нежные, как у девушки! Смутилась Гульсум, покраснела и низко опустила голову. И мужская шапка, которую она никогда не сни¬мала, упала, и две длинные чёрные косы соскользнули девушке на колени. Охотник вскрикнул, вскочил и прижал Гульсум к груди. Они поженились и жили долго и счастливо. Богатст¬вом похвастаться не могли, зато вырастили троих сыно¬вей сильных, добрых, трудолюбивых себе на ра¬дость, людям на загляденье! ЛУННАЯ ДЕВУШКА ' Было это или не было, но старики рассказывают... В далёкие времена, когда звёзды светили почти над самой землёй и были не такими горячими, и до них лег¬ко дотягивались даже маленькие дети, жил в горах оди¬нокий бедный человек. Земли свободной вокруг было много, но жил он в тесной глинобитной кибитке. Каж¬дый вечер перед сном он горько плакал и просил небо быстрее освободить его от бре\и и з- мной жизни. Никому я не нужен! жаловался он. Никто не укроет моё старое тело, когда болезнь свалит меня с ног! Никто не похоронит, если придёт смерть! С такими словами он засыпал и просыпался, и каза¬лось ему, жизни этой, безрадостной и тягучей, как за¬тяжные осенние дожди, не будет конца. Но пока ходили ноги, нужно было что-то делать, чтобы не превратиться в дикое животное. Каждое утро человек этот обрабатывал маленький огородик перед домом, собирал в горах сухие ветви, чтобы не замёрз¬нуть в холодные ночи и сварить на ужин немного чече¬вицы или гороху. Однажды, как обычно, набрал он вязанку хвороста, закинул за плечи и только направился домой, как услышал чей-то плач. Удивился человек, кто может оказаться в таком глу¬хом, безлюдном месте? Подошёл он ближе и ахнул: это была крошечная девочка. О небо! радостно закричал человек. Наконец- то ты услышало мои молитвы и послало мне дочь! Будет теперь, кому ухаживать за бедным стариком, не умру я в одиночестве! С этими словами он поднял девочку, прижал к груди, и, как драгоценную ношу, понёс домой. Назвал он её Ойгуль, Лунный цветок. И удача стала сопутствовать этому человеку. Начнёт копать землю кувшин найдёт, то с золотыми монета¬ми, то с украшениями, которые под стать дочерям само¬го шаха. Пойдёт капканы проверять, а в них то горный барс, то лиса, а однажды даже огромный бурый медведь попался. Хорошая получилась постель из его шкуры для девочки. Разбогател человек. Тепло стало в его малень¬кой кибитке. И когда он возвращался, далеко слышал запах жареного мяса и ароматной похлёбки. Смотрел он на девочку и не мог нарадоваться своему счастью. Девочка росла быстро, тянулась вверх, как мо¬лодое деревце. Случалось, сошьёт ей утром платье, даже чуть больше размером сделает, а вечером приходится только руками разводить мало стало, срочно новое нужно справлять. Очень скоро Ойгуль превратилась в необыкновенную красавицу. Работа спорилась в её нежных руках. Слава о Лунной девушке влекла к дому знатных женихов, бо¬гатых купцов и бесстрашных воинов. Но ни на кого не хотела смотреть Ойгуль, предпочитая знатности и бо¬гатству свой дом и приёмного отца. Вскоре женихи, потеряв надежду, возвратились в свои края, остались только трое. Маруф, единственный сын богатого купца, это был толстый, круглолицый юноша, который больше всего на свете любил хорошо поесть и поспать. Зариф сын могущественного сборщика налогов, в отличие от своего соперника, был тощий, как гнутая жердь, маленький и с надменным лицом. Он носил на груди большую золотую медаль отца и гордился ею, как своей. И третий Латиф грузный, квадратнотелый во¬яка с огромным мечом на серебряном поясе. При разго¬воре он вдруг хватался за меч и начинал вертеть тяжё¬лой лысой головой, будто искал, кого бы проткнуть сво¬им оружием. И этим очень пугал своих соперников, ко¬торые отступали в страхе, прячась за спины слуг. Женихи не отказались от мысли в конце концов за¬воевать сердце Ойгуль, всегда находились рядом, зорко следили за каждым её шагом. И от них не укрылось, что Ойгуль часто ходит к водопаду, где подолгу беседует с неким пастухом. Я убью этого наглеца! зарычал Латиф, выхва¬тил меч и стал в бешенстве рубить деревья, которые росли вокруг. Я знаю его, сказал Маруф, с опаской наблюдая за Латифом, это Ахмед, сирота. У него никого и ниче¬го нет, мой отец из жалости дал ему работу, поручил пасти овец. Это оскорбление! обиженно сказал Зариф, по¬правляя золотую медаль на своей тощей груди. Проме¬нять нас на какого-то оборванца, безродного пастуха, которого держат из жалости, это неслыханно! Нужно отправить его в тюрьму! А кто будет готовить нам жаркое из баранины? робко заметил Маруф. Я разрублю его на мелкие кусочки и заставлю те¬бя их съесть, проклятый обжора! закричал Латиф. Можете делать с ним что хотите! испугался Маруф. Узнав об этом, отец стал уговаривать Ойгуль: Они убьют бедного Ахмеда, пожалей его, до¬ченька. Что же мне делать, отец? спросила Ойгуль. Тебе нужно выбрать жениха, тогда они успо¬коятся. Я не могу ни за кого выйти замуж, даже если очень захочу этого, опустила голову Ойгуль. И на удивлённый взгляд отца объяснила, что ничего больше сказать не может, это тайна. Но чтобы как-то успокоить женихов, спасти Ахмеда от их гнева, она даст им такие задания, которые им не под силу выполнить. Маруфа Ойгуль попросила достать чашу Будды. Сделана она из волшебного зеленовато-прозрачного камня и способна накормить всех бедных на земле. Зарифу велела принести ей плащ, сотканный из шер¬сти Огненной мыши. А Латиф, если мечтает о её руке, обязан похитить чудесный изумруд, который висит на шее дракона. Долго не могли прийти в себя женихи, никогда пре¬жде не слышали они о существовании подобных чудес. Но что делать? Ойгуль поставила свои условия, кто первый выполнит, тот и станет мужем несравненной до¬чери Луны. И женихи разъехались по своим сторонам. Каждый думал о себе, что он умнее и хитрее других. Зариф, не долго думая, позвал к себе известных чу¬жеземных ткачей и приказал им выткать плащ, который нельзя было бы отличить от плаща из шерсти Огненной мыши. Маруф обратился к первейшим ювелирам, чтобы они выточили ему из цельного куска яшмы чашу необы¬чайной красоты. Латиф добрался до острова, на котором жил дракон. Но стоило ему увидеть огнедышащее чудо¬вище, как позабыл он о прекрасной Ойгуль и о своей мечте явиться во дворец к хану с ослепительной молодой женой. Он подгонял и подгонял гребцов, мечтая побыстрей и подальше уйти от острова, где метался разъярённый дракон. «Лучше жениться на простой пастушке, думал Латиф, чем услышать хруст своих костей в зубах не¬насытного чудовища». Когда же остров скрылся вдали, Латиф, устыдившись своей трусости, задумал недоброе. Окрылённые надеждой претенденты торопились к Ойгуль. Первым перед ней предстал Маруф. Я выполнил твоё условие, высокомерно сказал он. Вот чаша Будды. Ничего не ответила Ойгуль. Только налила в чашу молоко и протянула Маруфу. Пей. Пришлось Маруфу выпить молоко. Ты лжец! Ойгуль показала на пустую чашу. Ты думал обмануть меня, уходи! Тут к красавице приблизился запыхавшийся Зариф. Ойгуль подошла к огню и бросила в него плащ, который ей принёс Зариф. И он, разоблачённый, бежал под унич¬тожающим взглядом Ойгуль. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Латиф. Вот и я, моя птичка! он преградил мечом дорогу отцу Ойгуль. Назад, старик! Ни с места, если тебе до¬рога её жизнь. Латиф захохотал, уверенный в своей силе. Ойгуль будет лучшим цветком в моём гареме. Я покажу её нашему хану, и он достойно наградит свое¬го слугу, чтобы... Он замолчал, испугавшись, что едва не выдал со¬кровенных мыслей. На помощь прекрасной Ойгуль при¬шёл Ахмед. Он видел, как мчался к ней в дом разъярён¬ный Латиф, и понял, что тот задумал плохле. Ахмед схватил свой бич из сыромятной кожи и кинулся следом. Уходи! закричал он грозно, или я проучу тебя! Ха-ха! торжествовал Латиф. Тебя-то я давно хотел увидеть. Он стал наступать на пастуха. Но Ахмед нескольки¬ми ударами выбил меч из его рук и с позором выгнал Латифа из дома. Потом подошёл к Ойгуль и сказал: Ты свободна. Он больше не посмеет явиться сюда. Спасибо тебе, Ахмед, ответила Ойгуль груст¬но. Я знаю, ты давно любишь меня. Она положила руки ему на плечи, ласково заглянула в глаза. Я тоже люблю тебя, с того самого дня, когда впервые увидела у водопада и услышала, как ты поёшь. Вот и прекрасно! обрадовался старый отец. Осталось только пригласить гостей и сыграть свадьбу.. Мне больно говорить вам, остановила его Ойгуль, но сегодня я улетаю. Срок моей жизни на Земле кончился. Когда-то я посмела ослушаться воли всесильного правителя Лунного царства, моего отца. В наказание он отправил меня на Землю, чтобы я иску¬пила свою вину. Я не отпущу тебя, Ойгуль! воскликнул старик. Сегодня за мной прилетят посланцы моего отца, и вы не сможете им противостоять. Мы больше не увидимся, Ойгуль? Ахмед с тру¬дом сдержал горестный стон, который рвался из его груди. Я не забуду тебя, Ахмед. Ойгуль обняла приёмного отца и заплакала: Как хорошо, что я узнала на Земле такие чувства, как любовь, дружба, верность! Доченька, как же я буду жить без тебя? сокру¬шался старик. Ему было страшно снова остаться в оди¬ночестве. Ровно в полночь, когда луна остановилась прямо над крышей дома, вспыхнула молния, раздался гром и перед Ойгуль встали посланцы правителя Лунного царства. Госпожа, Великий царь ждёт тебя во дворце! Тебе разрешено вернуться, сказал старший и подал ей плащ из перьев сказочных птиц. Нет! взмолилась Ойгуль. Прошу вас, оставьте меня здесь! Я не хочу возвращаться. Снова сверкнула молния и ударил гром. Царь гневается за нашу задержку, поторопись, госпожа! Один из посланцев по знаку старшего хотел накинуть на Ойгуль плащ, но она остановила его: Подождите ещё немного, прошу вас! Старший поднял руку: Мы ждём, госпожа. Я хочу попрощаться с домом, с отцом... Ойгуль не замечала слёз, которые катились по её лицу: Это так сладко, быть земной и плакать, страдать, чувствовать боль, любить! Ведь всё это кончится в Лун¬ном царстве. О, я хочу остаться дочерью Земли! По знаку старшего на Ойгуль набросили волшебный плащ и сразу всё изменилось. Лицо её утратило мягкое выражение. Теперь это была холодная, недоступная и капризная дочь правителя Лунного царства. Она взмахнула краями плаща и взмыла вверх. За ней взлете¬ли и стражники. Улетела, прошептал старик, глядя на Ахме¬да. Я больше никогда не увижу её. Ахмед поднял маленькое алое пёрышко, которое осталось там, где несколько минут назад стояла Ойгуль. Я найду её, в отчаянье сказал он. Старик покачал головой: Никто не знает дорогу в Лунное царство. Забудь её, Ахмед. Ты молод, найдёшь своё счастье на Земле. Я найду её, твёрдо повторил Ахмед. Найду или умру. Без Ойгуль нет мне жизни. Много дорог исходил Ахмед, разных людей встречал на пути, злых и добрых, счастливых и несчастных. Но никто не мог ответить, как попасть в Лунное царство. Только одна древняя старуха посоветовала ему до¬браться до города городов Багдада. У главных ворот сидит старый одноглазый маг, говорила старуха, шамкая беззубым ртом. Иди к нему. Пришёл Ахмед в сказочный Багдад, но не заметил его красоты и богатства. Все мысли его были об Ойгуль, только это имя шептали его губы. Наконец нашёл он мага, рассказал, что привело его к нему. Я покажу тебе путь в Лунное царство, сказал маг, подумав. Но за это ты должен оказать мне услугу. Я согласен! обрадовался юноша. Говори, я сделаю всё, что ты прикажешь. У меня кончились деньги. Я могу превратить медь в золото, но для этого мне нужны дрова, которые есть только в горах Марданшаха. Я достану тебе столько дров, что ты сможешь на¬делать себе золота на всю жизнь, воскликнул Ахмед, который в эту минуту ощутил в себе силу десяти вели¬канов. Маг привёл его к подножию горы, вершина её теря¬лась высоко в облаках. Потом зарезал большую овцу и завернул Ахмеда в шкуру. Лежи тихо, скоро должна прилететь птица, она поднимет тебя на вершину, сказал маг. Летит, я слышу её грозный крик. Маг спрятался за скалой и увидел, как птица под¬хватила Ахмеда и улетела. На вершине она стала разрывать когтями шкуру овцы, как вдруг увидела огромного орла. Ему тоже за¬хотелось свежего мяса, он видел, как она прилетела в гнездо с тяжёлой ношей. С криком птицы бросились друг на друга и после яростной схватки затихли. «Пора», подумал Ахмед, выбрался из шкуры, огляделся, где же дрова, о которых говорил маг. Разбери ветки гнезда-а-а! донёсся до него крик мага. Ахмед быстро начал бросать вниз сухие ветки, из которых было свито гнездо птицы. Он видел, как маг собрал их, и, посмотрев единст¬венным глазом вверх, засмеялся. Как же я теперь спущусь вниз? закричал ему Ахмед. Это уже твоё дело, услышал он голос мага. Если спасёшься, то знай, дорогу в Лунное царство тебе может показать только мудрая кобра Ая. Ты найдёшь её в красных песках, а теперь прощай. Нечего делать, пришлось Ахмеду самому думать, как спуститься с горы. Когда наступило утро, он увидел на ровной площадке недалеко от гнезда мёртвых птиц. Бедные, пожалел он их, так и не пришлось вам съесть овцу, из-за которой вы напали друг на друга. Увидев их распластанные крылья, он понял, что нужно делать. Из самых больших перьев смастерил себе юноша два крыла и прыгнул вниз. Ветер свистел в ушах, казалось ему, что он падает целую вечность, но когда решился открыть глаза, увидел, что парит над морем. И вдруг началась буря, брызги воды намочили крылья, и Ахмед упал в воду. «Всё, пришла моя смерть», решил он, потому что жил в долине и не умел плавать. Но только он так поду¬мал, как волна подхватила его и выбросила на песок. Протёр он глаза, оглянулся и увидел, что лежит на ма¬леньком островке, а вокруг бушует море. Огорчился Ахмед. Лучше бы сразу утонуть, чем долго мучиться от голода и жажды. Ему хотелось пить, но во¬да была такой горько-солёной, что разъедала кожу. Нет, никогда он больше не увидит Ойгуль, останутся на песке его кости, и не узнает она, где он нашёл свой конец. Вдруг за спиной своей он услышал какой-то шум и увидел, обернувшись, двух молодых морских дивов. В это время из воды высунулась страшная зубастая пасть. Барракуда! закричали в испуге дивы. Она съест нас! Не бойтесь! кинулся вперёд Ахмед. Он схватил палку, которая валялась на земле, и лов¬ко вставил её между зубами акулы. Она хотела закрыть пасть, но острые концы палки впились ей в рот и не да¬вали сомкнуть челюсти. Ура! закричали дивы, позвали морских воинов и приказали убить акулу. Вскоре всё было кончено и её утащили в глубину, чтобы показать подводным жителям, что теперь им бояться некого. Спасибо тебе, добрый человек, дивы поклони¬лись Ахмеду. Ты спас нас от Барракуды, чем же нам отблагодарить тебя? Я ищу Ойгуль, принцессу Лунного царства, сказал Ахмед. Если вы знаете дорогу, то подскажите, как мне попасть туда? Дивы задумались: Не знаем мы дороги в Лунное царство, добрый человек, но всё равно мы отблагодарим тебя. Один из них протянул ему кожаную шапку. Дорога у тебя длинная и опасная, возьми эту шапку-невидимку, она поможет в трудную минуту. Спасибо, славный див, поклонился ему Ах¬мед. Я верну тебе шапку, когда найду мою Ойгуль. Возьми и волшебную палочку, сказал второй див. Если тебе встретятся враги, с которыми в оди¬ночку не справиться, махни палочкой, и на помощь при¬дут морские воины. И тебе большое спасибо, поклонился и ему Ах¬мед. Я никогда не забуду вашей доброты. Потом он примерил шапку, она оказалась ему в са¬мый раз. Теперь мне надо найти кобру Ая, грустно ска¬зал Ахмед, она живёт в Красных песках, но мне ни¬когда не выбраться с этого острова. Почему? удивились дивы. Я не умею плавать, признался Ахмед. В этом мы тебе легко поможем, сказали дивы, подхватили его и поплыли по морю. Вскоре они достигли суши, кругом, куда ни глянь, был красный песок. Ахмед поблагодарил дивов и отпра¬вился на поиски кобры Ая. Долго Ахмед искал её, солн¬це уже клонилось к закату, но нигде не видел он змеи¬ных следов. Когда Ахмед стал было терять надежду, он услышал за собой слабое шипенье, будто кто-то пересыпает песок из одной чаши в другую. Обернулся Ахмед и замер. В нескольких шагах от него маячила в угрожающей позе кобра. Ая! воскликнул Ахмед. Это вы, мудрая цари¬ца Красных песков кобра Ая? Немигающие глаза смотрели на Ахмеда. Чего ты делаешь в моих владениях, юноша? Я ищу дорогу в Лунное царство, и мне сказали, что только вы можете помочь мне. Глупец, тебе надоела жизнь? Я не могу жить без моей Ойгуль, принцессы Лун¬ного царства. Мне жаль тебя, смелый человек. Тебя ждёт разо¬чарование. Через Лес зверей, через пещеры злых джин¬нов, быть может, ты и пройдёшь, но это не главное. Са¬ мое большое разочарование тебя ожидает в Лунном царстве, Ойгуль тебя не узнает. Она любит меня! Жители этого царства никого не любят. Они не знают человеческих чувств, им неведомы радость, пе¬чаль, боль и слёзы. Ахмед упал перед коброй на колени: Прошу вас, мудрая Ая, помогите мне попасть в Лунное царство! Пусть я погибну, пусть меня ждёт жестокое разочарование, но я хочу хоть один раз уви¬деть принцессу, услышать её нежный голос! Это всё в твоих силах, сказала Ая. У тебя есть пёрышко из плаща принцессы? Есть! Ахмед прижал руку к своей груди и сразу ощутил тепло, которое шло из кармана, где лежало ма¬ленькое пёрышко. Пусти его по ветру, оно само приведёт тебя к хо¬зяйке плаща. Ахмед так и сделал. Долгим был его путь, много раз он находился на грани смерти, но всё шёл вперёд, забы¬вая о сне и еде. Однажды он не заметил и столкнулся со свирепым разбойником. На Ахмеде была шапка-невидимка, и раз¬бойник смотрел в пустоту, не понимая, что же такое могло его толкнуть. Вдруг его внимание привлекло пе¬рышко, которое колыхалось на ветру. Он поймал его, удивился, что оно такое горячее, подумал и сунул в карман. Отдай моё пёрышко, закричал Ахмед. Разбойник удивлённо покрутил головой: Кто здесь? Отдай пёрышко, оно не твоё! повторил Ахмед, забыв снять шапку. А разбойник, не понимая, кто это говорит с ним, принял голос за шум ветра, прочистил пальцем уши, сказал, как бы разговаривая с собой: Было не моё, стало моим. И, засмеявшись, ушёл в дом. Заметался Ахмед, что же делать, как отнять пёрыш¬ко у разбойника? Подкрался к окну и едва удержался от крика. Он увидел страшную, утыканную острыми шипа¬ми огромную кровать, на которой разбойник мучил тро¬их людей. Несчастные кричали от боли, молили о поща¬де, но разбойник в ответ только громко хохотал. Ахмед вспомнил о волшебной палочке дивов, взмах¬нул ею и приказал морскому воинству схватить разбой¬ника и отнять у него волшебное пёрышко. Вскоре раз¬бойник со связанными руками и ногами лежал на земле перед Ахмедом. За свои злодеяния ты заслужил мучительную смерть, сказал Ахмед. Пощади, добрый человек! взмолился раз¬бойник. А их ты щадил? Ахмед кивнул на израненных людей, которые медленно приходили в себя и радовались чудесному избавлению. Оставляю его вам, сказал им Ахмед. Делайте с ним что хотите, а я ухожу. Подожди, остановил его один из спасённых. Я староста каравана купцов, мы шли в Багдад с разными товарами. Теперь нас осталось трое. Мы хотим отблагодарить тебя, сказал другой бывший пленник. Прими от нас этого коня, третий, самый моло¬дой, исчез в доме и скоро появился вновь, ведя за собой тонконогого, отливающего серебром коня. Это Аравийский скакун, сказал староста куп¬цов. Ему нет цены. На таких скакунах ездят только цари. Он твой. Поблагодарил Ахмед купцов и тронулся в путь. Много раз вставало и снова садилось солнце, и при¬шёл Ахмед к Лесу зверей. Громкое рычание его обита¬телей вселяло ужас в сердца путников, никто никогда не отваживался вступить в него. Но только не Ахмед. Он смело повёл своего коня в густую чащу и увидел необъ¬яснимое. Лев с короной на голове восседал на золотом троне, вокруг расположились волки, медведи, лисицы и зайцы. Когда Аравийский конь пронёсся мимо, Лев так ряв¬кнул, что ожил небесный свод. Ахмед видел, как засвер¬кали, становясь животными, насекомыми и фантасти¬ческими существами, созвездия Льва, Козерога. Рак по¬ тянулся за скакуном своими клешнями, а Скорпион изогнул хвост, готовясь нанести смертельный удар. И успел-таки полоснуть жалом круп коня. Он стал сла¬беть, терять силы, пока не упал, бездыханный, на землю. Ахмед торопился вперёд, у него не было времени оплакивать коня, к которому успел привязаться за ко¬роткое время. Скоро он оказался перед входом в пещеру, в которой жили злые джинны. Ахмед осторожно выгля¬нул из-за камня. Джинны варили птичьи яйца, играли в кости. Самый старый из них плёл невод из нитей, которые ему быстро сучили привязанные к колышку за тонкие лапки пауки. Когда кто-то из пауков пытался хитрить, джинн бил лентяя хворостиной. Вдруг что-то насторожило джинна, он втянул струю воздуха, топнул ногой: Здесь человек! Где? Кто? Как? Джинны повскакивали, засуетились. Один из них, не разобравшись спросонья, полыхнул пламенем в другого. Тот завопил, кинулся на него с дубинкой. Вскоре всё смешалось, и Ахмед смог незамеченным проскользнуть в узкий тоннель, который вёл ко дворцу Лунного царст¬ва. Он спрятал перо на груди. Некоторое время он шёл в полной темнеете, потом где-то впереди забрезжил свет. Он придал Ахмеду силы. Скоро, очень скоро он увидит Ойгуль. Показались изразцовые, сверкающие золотом и дра-гоценными камнями, остроконечные шпили замка. Но когда Ахмед вышел из тоннеля, он застонал от бессиль¬ной ярости. Лунная страна оказалась за скопищем облаков, из которых торчали золочёные шпили. И не было туда до¬роги для земного человека, не было у него крыльев, что¬бы взлететь к облакам. Вдруг что-то затрепетало у него под рубашкой, и Ах¬мед вынул из-за пазухи перо. Горе мне, сказал он, пустив перо по воздуху. Не суждено, видно, сбыться моей мечте. Лети во дво¬рец к Ойгуль, скажи ей: Ахмед умер на Земле с её именем на устах. Пусть вспоминает иногда бедного пастуха, который любил её больше жизни. Но пёрышко кружилось у головы, будто просило его: не торопись отчаиваться, возьми меня в руки. И, не дождавшись, само влетело в ладони Ахмеда, и он почув¬ствовал, как тело его стало невесомым, медленно подня¬лось над землёй и полетело к облакам. Ахмед видел жителей Лунной страны, они чинно си¬дели под роскошными деревьями, мирно беседовали, пи¬ли чай, и у всех были одинаково холодные лица. Белые, будто мраморные, вырезанные из безжизненного камня одной рукой. И деревья тоже были необычные. Вместо листьев с веток свисали мельчайшие капельки жемчуга. Жемчуг сверкал и на одежде мужчин, и на туфельках чопорных красавиц. Наступил вечер, но до сих пор Ахмед не встретил среди праздных жителей ту единственную, ради которой он оказался здесь. Скажите, где живёт дочь правителя вашего цар¬ства принцесса Ойгуль?- спросил Ахмед у глашатая, который выкрикивал на площади очередной указ го¬сударя. Ты ошибся, юноша, ответил тот. У нас нет принцессы по имени Ойгуль. Скоро появятся ночные стражники, добавил он. Врагу бы не советовал по¬пасться им в руки. Глашатай ушёл, и тут же Ахмед увидел ночных стражников. С непроницаемыми лицами они ломились в закрытые двери, избивали прохожих, переворачивали тележки уличных торговцев. И никто не возмущался их поведением, безразлично принимали всё как должное. Ахмед надел шапку-невидимку и пошёл дальше, за¬бираясь на балконы дворца, заглядывая в освещённые окна. Ойгуль! Он узнал её сразу, прилип к стеклу. Ойгуль! Это я! Неужели ты забыла меня? Это я, твой Ахмед! Он сорвал с себя шапку, распахнул окно и прыгнул в покои принцессы. За спиной раздались крики заметив¬ших его стражников. Ойгуль только теперь подняла глаза и произнесла ровным голосом: Остановись, человек. Ты узнала меня, Ойгуль? воскликнул Ахмед. Наконец-то я нашёл тебя, любимая. Он хотел подойти к ней, но вдруг в воздухе что-то пропело и вонзилось в тяжёлую дверь. Снова звук по¬вторился, рядом с первой стрелой вонзился наконечник второй. Ойгуль не повела и бровью. Третья стрела, пу¬щенная безжалостной рукой, вонзилась прямо в сердце Ахмеда. Лицо Ойгуль оставалось всё таким же бесстрастным и недосягаемым. Ойгуль, я так счастлив, что умираю за тебя! Он почувствовал, как вместе с кровью из раны из не¬го уходит жизнь. Из последних сил приблизился он к принцессе, но вдруг застонал и упал, обрызгав её плащ кровью. И словно пелена слетела с её лица, глаза принцессы ожили. Она будто проснулась, глянула на безжизненное тело Ахмеда. Кто это лежит? спросила она служанку. По одежде, пояснила служанка, он не явля¬ется жителем нашего города. Очень знакомым показался Ойгуль лежащий на ков¬ре юноша. Ей стало жарко: кровь, которая брызнула на плащ, жгла тело. Она склонилась над юношей: Ахмед! узнала его и воскликнула радостно: Милый, ты нашёл меня! Но он молчал. Тогда она бросилась к кувшинчику с живой водой, обмыла ему лицо, брызнула на рану. И произошло чудо, он открыл глаза! Слёзы текли по её щекам, ей было легко и радостно, как может радоваться только человек встрече с родным, любимым существом. Как там мой земной отец? Он ждёт тебя, отвечал Ахмед, и верит, что ты не забыла его. О, я ничего не помнила, прошептала Ойгуль. Но ты узнала меня! воскликнул Ахмед. Ты плачешь, это настоящие слёзы, значит, ты страдала, как земная девушка. Да, да, я страдала! плакала Ойгуль. Страда¬ла, хотя не чувствовала и не понимала этого. Она обняла Ахмеда, прижалась к его груди. Теперь всё будет иначе. Я полечу на Землю вместе с тобой и никогда сюда не вернусь. Лучше уме¬реть, чем жить, как во сне. Она хлопнула в ладоши, и появились два коня не-обыкновенной красоты. Быстрее. Этих коней никто не в силах догнать. Ахмед подхватил Ойгуль на руки и помог ей взоб¬раться в седло. Нужно торопиться, стражники вот-вот ворвутся в покои принцессы. Ойгуль взмахнула руками, стены дворца расступились, и два могучих коня, усы¬панных жемчугом, ринулись с неба на Землю. Ойгуль впервые ощущала взволнованный полёт небесных коней и подгоняла их: Быстрее, ещё быстрее, ещё... Как хо¬рошо быть земной!.. СТАРАЯ НОВАЯ СКАЗКА авно это было. Вдали от караванных путей высоко в горах притулился к огромной скале кишлак. Едва пер¬вый луч солнца золотил вершину скалы, пробуждалось селение от приветливых голосов. Соседи желали кузне¬цу, чтобы железо на наковальне становилось послуш¬ным, пахарю чтобы солнце было ласковым, а пшеница радовала глаз, сапожнику чтобы руки его не знали усталости. Пожелав друг другу удачи, все принимались за работу: ткач старательно ткал для всего кишлака тка¬ни, портной с улыбкой шил одежду, пастух с песней гнал на пастбище стадо. А по вечерам жители кишлака, а бы¬ло в нём чуть больше десяти дворов, собирались там, где жарче горел очаг зимой и было прохладней летом. Каж¬дый старался, чтобы именно в его доме звучали вечерние Закипела работа. Засучили рукава «до самых плеч», как сказала Галя. Колёса смазали, коня пере¬прягли. Дружно не грузно. Сладили. И прощай, Леньляндия! Лень-матушка платком машет, Елена Викторовна кричит: А ты, хозяюшка, забрось-ка лень через плетень! Загубит она тебя! Твоя... пра-а-авда! доносится издалека. Ветер в лицо. Дорога сама из-под колёс убегает. Пи¬щит заяц-лежаец: «Братцы! Вот здорово-то!» ...Кто пришёл первым в класс? Тимка. Галя. Валерка. Тетради и книги на парту положили. Ручки в поряд¬ке, карандаши подточены. Линейку ни один дома не за¬был. В дневник все уроки записаны. Надо стараться. А то как бы не угодить снова в эту самую Леньляндию! Со всеми вытекающими оттуда по¬следствиями... ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФУТБОЛЬНОГО МЯЧА Сказка в шести таймах Дайте разбежаться... В футболе ведь так: сперва удар, а гол -г- потом. Мяч сам не влетит в ворота, по нему надо ударить. А сильно¬го удара не получится без разбега. Поэтому и я сначала разбегусь, чтобы отпасовать вам эту историю... Тайм 1. Меня выводит . наседка Начались мои приключения, где бы вы думали? в магазине. Вы, наверное, уже и сами догадались, что не в гастрономе, а в спортивном, где я скучал на полке ря¬дышком с вялой боксёрской грушей и уже опасался, что, как и она, перезрею раньше, чем на мне остановит бла- госклонный взгляд хоть один покупатель. Увы, воздуху во мне уже не оставалось. А мяч без воздуха всё рав¬но что пудовая гиря без железа. Бесполезная вещь. Обидно, правда?.. Но были бы стадион и игра, а болельщик найдётся. Пробил и мой час. Появился покупатель, черноглазый шустрый мальчишка. Видать, он меня сразу заприметил, ещё с порога. Потому что решительно потребовал у про¬давца: Мне футбольный мяч. Вот тот, жёлтенький. Продавец явно играл не за мою команду. Казалось бы, после таких ясных слов следует меня снять с полки и протянуть покупателю. Думаете, он так и поступил? Один ноль не в вашу пользу! Мяч-то он мальчишке от¬пасовал, это верно. Но, увы, не меня, а соседа на¬пыщенного краснощёкого здоровяка. Его только вчера досыта накормили воздухом и поселили на полке. Он едва не лопался от сытости и самодовольства. Я сразу же приуныл. Ясное дело где мне спорить с тугобоким красавчиком? Наливное яблочко, а не мяч. Потрога¬ешь сплошные мускулы. Не то что я... Со дня рожде¬ния на полке лежу. Поглядел бы я на футбольную штангу, если бы в ворота целых полгода мячи не вкаты¬вались... Да штанга бы эта от безделья давно корни пустила! Она бы уже зацвела, а может, начала плодоно¬сить и вкатывать яблоки в собственные ворота... Если из вас вдруг выпустить воздух и заставить шесть месяцев валяться на полке вам это понравится?.. Вот и я... Совсем захандрил. Но я уже отвлёкся. По¬даёт, значит, продавец моего краснощёкого соседа, а мальчишка головой качает. Не-е, говорит, я жёлтенький хочу. И на меня показывает. Продавец недоуменно пожал плечами. Уже потом я узнал, что спасителя моего звали Акмалем. Я и опом¬ниться не успел, как очутился у него во дворе. И завер¬телась великолепная жизнь! Первым делом Акмаль снял с велосипеда насос и дал мне вволю надышаться. Уж тут-то я показал, что тоже не промах быстренько вы¬махал величиной с могучий арбуз. Акмаль пощёлкал ме¬ня пальчиком, я радостно отозвался. Решив, что я со¬зрел, он вернул насос велосипеду. Я сразу же размеч¬тался о бахче. То есть я хотел сказать о футбольном поле. В этот миг во двор вышла мама Акмаля. Увидев ме¬ня, она всплеснула руками и гневно воскликнула: Дод! Этот мальчишка погубит нас... Эй, признай¬ся, где стащил мяч? Сейчас участкового позову! Услышав такие речи, я едва не лопнул с досады и тут же мысленно записал маме Акмаля штрафное очко. Не-справедливо! Акмаль ни в чём не виноват. Да я за него готов сдаться властям. Но Акмаль и бровью не повёл и спокойно объяснил маме, как он добыл меня. Ха! Да это же отдельная история! Оказывается, мой спаситель давно заприметил меня и каждый день из тех денег, что давали ему на обед, от¬кладывал пятачок. Чтобы вызволить меня из плена. А чтобы не было соблазна истратить монетки раньше срока, Акмаль время от времени складывал их в ку¬рятнике. Однако в то злополучное утро Акмаль с удивлением обнаружил, что место, где он терпеливо складывал пя¬таки, рябая наседка, как назло, облюбовала для гнезда, загрузила его яйцами и затеяла выводить цыплят. Пришлось Акмалю стиснуть зубы, потуже зашнуро¬вать бутсы и набраться терпения. Что поделаешь, если попалась такая мещанка курица. Видишь ли, не же¬лает просто на сене цыплят выводить достаток ей по¬давай, роскошь, гнездо с видом на продукцию монетного двора. Ладно уж, хоть на пятаки уселась. Ведь могла бы, чего доброго, и в банк отправиться да сейф потребовать. Хорошо, что Акмаль не директор банка, иначе и его пришлось бы закрывать на время. Словом, пятаки Акмаля надолго угодили в плен к наседке. А у него, бедняжки, так бутсы чесались, же¬лая поскорее лупить по мячу, что ожидание казалось Акмалю вечностью. В какую-то минуту ему начало чу¬диться, что наседка выводит не цыплят из яиц, а рубли из пятаков, и, значит, он вскоре сможет купить не мяч, а целый стадион с бассейном впридачу. Как бы там ни было, наседку он не потревожил и дождался, когда сборная цыплят, появившись на свет, наконец-то поки¬ нула игровое поле, вымощенное пятаками. Сегодня ут¬ром это и произошло. Убралась восвояси и наседка. Эх, хорошо, что куры денег не клюют!.. Вот и получается, что наседка вместе со своими забавными цыплятами вывела и меня... Узнав эту историю, я, конечно же, полюбил Акмаля ещё больше, решив, что ни за что и никогда от него не укачусь. Тут вернулся с работы отец Акмаля и принялся рас-хваливать меня на все лады. Такой мяч, как я, видишь ли, команда «Пахтакор» во сне видит. И даже сам Пеле с удовольствием порезвился бы мной. И вообще знаме¬нитый силач Тулан-палван выглядел бы муравьём рядом со мной... Слушая отца, Акмаль и вовсе растаял. Да что Ак- маль! Я и сам едва голову не потерял от гордости. И на своё горе не заметил, что подкатился к ногам льстеца словно верный щенок. Отец Акмаля будто и ждал того. Он, видать, решил вспомнить, что и сам когда-то был мальчишкой. Разбе¬жался и ка-а-ак ударит здоровенным ботинком...Бр-р-р! Весь воздух во мне отшиб! Хорошо всё-таки, что я мяч, а не та соседка боксёрская груша. Таким уда¬ром можно послать в нокаут и боксёра, и грушу, и даже сам ринг, и смело вести счёт над поверженным против¬ником хоть до начала следующего чемпионата. Я и опомниться не успел, как страшная сила подхва¬тила меня, вознесла над верхушками тополей и со свистом потащила над съёжившимися дворами. А вслед мне летел соскочивший с ноги здоровенный башмак. Похоже, он посчитал, что слабо ударил, и бросился в погоню, дабы отмерить мне полную порцию. Но разве ему угнаться за мной! Не те лётные качества. Притом, в отличие от меня, башмак явно забыли накачать. Так что погоня завершилась бесславно. Мой преследователь позорно рухнул вниз и угодил прямо в казан, в котором седенькая старушка помешивала и пробовала на вкус лениво зреющую шурпу. Обомлевшая старушка, навер¬ное, решила, что в её мирный казан приземлился метео¬рит или вышедшая на пенсию ступень космической ра¬кеты. Она сразу же побежала куда-то звонить навер¬ное, в Академию наук и жаловаться, что её казан рассеянные учёные перепутали с космодромом. «Так тебе и надо, драчун!» думал я про ботинок, воображая, как сейчас прибегут академики и станут до¬бывать утопленника. Зря радовался. Потому что вскоре я и сам стал сни¬жаться, и о ужас! я падал на дорогу, по которой резво сновали машины. Впору лопнуть от отчаяния. Не¬ужели мне, едва начав жить, суждено окончить жизнь под колёсами? Ужасная несправедливость! Как ни кру¬ти, а колёса мои дальние родственники!.. Да и стоило ли Акмалю ради этого терпеть чудачества рябой насед¬ки, а мне корпеть в магазине? Не знаю замышлял ли отец Акмаля послать меня прямиком под колёса самосвала, с которым я сейчас не-отвратимо сближался... Но я угодил в кузов, причём в самый центр. А в кузове... Что бы вы думали? Ха! Пе¬сочек! Спасён! Спасён! Молодцы, колёса! Делать им что ли нечего родственников давить... Вот они и изверну¬лись и подставили мне спасительный кузов! Тайм 2. У р а, м е н я не съели! Видали вы лицо вратаря, который страшно ска¬зать! забил гол в собственные ворота? Бр-р-р! Вот точно так же был потрясён и Кузы-мясник, ког¬да, заглянув в кузов вкатившего в его двор самосвала, он увидел на песчаном барханчике футбольный мяч. Взяв в свои цепкие, как у вратаря, ручища, он с удивлением оглядел меня, сдул приставшие песчинки. Узнаю свою работу! Эту кожу выделывал я. Славный мяч получился. Он посмеивался и гладил меня, как ребёнка, а потом кликнул из дома младшего сынишку: Гляди, Кучкарбек, какой я тебе подарок приго¬товил! Я едва не лопнул от негодования. Как можно гово¬рить неправду? Жаль, что у меня нет языка, не то живо выложил бы всё как есть и потребовал вернуть меня хо¬зяину. То есть Акмалю. Впрочем, если послушать Кузы-мясника, то меня, по справедливости, следовало бы вернуть какой-то корове, подарившей мне кожаный чапан. Кучкарбек скользнул по мне скучным взглядом, по¬думал было сглотнуть слюну, но вместо этого разочаро¬ванно процедил: Что это, мяч? Э-э... А я-то думал... Хотя бы хур¬ма... А мячи я не ем, их жевать трудно. Мне стало обидно. Ну и обжора. Вкусненькое ему, видишь ли, подавай. Не мальчишка, а ходячая мясоруб¬ка. Не рот, а футбольные ворота! Дай ему волю он и меня зафарширует или казы приготовит. Меня ведь тогда целый месяц есть можно. Если, конечно, сперва полгода поварить... Что ты всё, сынок, о еде да о еде? Глянь в зерка¬ло, ты уже и сам на мяч похож. Это уж точно! Раздуло Кучкарбека от еды, как сто мячей разом. Ну что, берёшь мяч? переспросил Кузы-мяс- ник, теряя терпение. Кучкарбек пожал покатыми плечами: А зачем? Попинай, побегай немножко. Глядишь, жирок немножко сбросишь. Кучкарбек побледнел и испуганно метнулся к тахте: Отец, это опасно! Нам врач в школе объяснил, что после еды нельзя бегать. Лучше полежать. Ну и лентяй! С места не сдвинешь. Двух таких Куч- каров смело можно использовать вместо боковых штанг на воротах. А что? Поставь на нужном расстоянии, на¬тяни между ними сетку и играй. А из деревянных столбов лучше уйму клюшек сделать. Или щепок, чтобы тандыр топить. Одно плохо если два Кучкара повер¬нутся лицом друг к другу, пузами своими ворота за¬кроют. Утратив надежду порадовать сынишку подарком, Кузы-мясник со вздохом молвил: Придётся отдать мяч Эмину-сапожнику. Уж ему- то он пригодится. Кожа всё-таки... Пусть ичиги мои за¬латает совсем прохудились, бедняжки.

    3.3 Зарубежный опыт поддержки малого предпринимательства

    Мировой опыт государственного регулирования малого бизнеса (далее МБ) свидетельствует о том, что в странах с развитой экономикой поддержка МБ осуществляется специальными органами с законодательно закрепленными задачами, правами и ответственностью.

    В Европе большое внимание уделяют развитию инфраструктуры малого и среднего бизнеса. В Англии работает широкая сеть по оказанию (за невысокую плату или бесплатно) консультационных услуг и предоставлению научно-технической информации. Там представлены следующие институты:

    -службы мелких фирм;

    -местные агентства;

    -центры труда, помогающие безработным организовать бизнес;

    -инициативные группы по содействию развития бизнеса.

    Основные примеры государственного регулирования и поддержки МБ в отдельных странах мира представлены в таблице:

    Таблица

    Государственное регулирование и поддержка МБ в отдельных странах мира

    СтранаОрганы регулирования и поддержкиОтдельные меры поддержки и развития МБА12Европейский СоюзБюро по сближению компаний;

    Центры предпринимательства и ноу-хауПредоставление предпринимателям комплекса услуг (подготовка кадров, маркетинг, передача технологий)ВеликобританияМинистерство по малому бизнесу

    Службы мелких фирм;

    Местные агентства;

    Центры труда;

    Инициативные группы по содействию развития МБПредоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    налоговые льготы;

    оказание консультационных услуг и предоставлению научно-технической информации;

    помощь безработным в организации своего бизнеса;

    регулирование и формирование позитивного отношения общества к сектору МБГерманияОтдел малого и среднего бизнеса Министерства экономикиПредоставление льготных кредитов,франчайзинга,субподрядов;

    налоговые льготы;

    поддержка микропредприятий, реализуемая специальными органами по развитию фирм данной категорииГолландияОтдел малого и среднего бизнеса Министерства экономикиПредоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    налоговые льготыФранцияОтдел малого и среднего бизнеса Министерства Промышленностипредоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    налоговые льготыИспанияРегиональные фирмы по разработке и реализации планов развитияРегиональные фирмы по разработке и реализации планов развития,

    Предоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    налоговые льготы;

    разработка и реализация «Стратегических планов развития», учитывающих, специфические социально-экономические особенности регионаСШАКомитеты в Палате представителей и Сенате;

    Структурные подразделения по поддержке МБ в федеральных министерствах;

    Администрация по делам МБКоординация действий государственных органов и общественных организаций по регулированию МБ;

    предоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    создание центров развития МБЯпонияПравление по малому и среднему предпринимательству и региональные службы при Министерстве внешней торговли и промышленности; Инвестиционные корпорации малого бизнеса;

    Ассоциация по гарантированию займов;

    Комиссия по справедливым сделкамПредоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядовЮжная КореяГосударственные органы исполнительной власти;

    Индивидуальный банк Кореи; Гражданский национальный банк; Корейский кредитный гарантийный фонд; Корейский технологический кредитный фонд;

    Корейская внешнеторговая ассоциация малого бизнеса; Корейская торговая корпорация, Корейская международная торговая корпорация малого бизнесаПредоставление гарантий по всем кредитам малых предприятий;

    осуществление поддержки внедрения новых технологий на малых предприятиях;

    поддержка микропредприятий, реализуемая специальными органами по развитию фирм данной категории;

    предоставление льготных кредитов, использование механизмов лизинга, франчайзинга, субподрядов;

    стимулирование экспорта продукции малых предприятий: исследование рынка, обеспечение предпринимателей информацией, помощь при выходе на мировой рынок, работа по вопросам снижения налогов, таможенных тарифов и ставок льготных кредитов

    Продолжение



    В целом осуществление реформ, направленных на развитие малого предпринимательства, было характерно для промышленной и экономической политики большого количества стран мира в последнее десятилетие.

    Так в 20132014 годах, по данным Всемирного банка, было проведено 213 реформ в 112 странах мира. Основными направлениями изменений стали: упрощение регулирования предпринимательской деятельности, усиление защиты прав собственности, облегчение налогового бремени, упрощение доступа к кредитным ресурсам и снижение издержек, связанных с импортно-экспортными операциями.

    Главные проблемы развития современного российского бизнеса находятся в прямой зависимости от характера и содержания экономической политики, от его поддержки государством.

    Экономистами были сделаны обстоятельные и аргументированные выводы о существовании нескольких системных проблем в реализации экономической политики государства в отношении малого бизнеса, среди которых выделяются следующие:

    - правовые механизмы поддержки малого предпринимательства, существующие в настоящее время, не представляют собой четко продуманного плана действий. В настоящее время в России нет стратегии развития МБ, хотя на государственном уровне постоянно декларируется большая значимость малого предпринимательства для экономического и социального развития России. У нас отсутствуют такие направления законодательного регулирования МБ, как закон о кредитных союзах МБ, или о гарантийных фондах малого предпринимательства. Нет должной правовой базы у венчурного кредитования, франчайзинга, бизнес-инкубаторов и т.д;

    - для субъектов малого предпринимательства, имеющих ограниченный доступ к кредитным ресурсам и постоянные проблемы с пополнением оборотного капитала, целесообразна если не полная отмена авансовой системы уплаты налогов, то ее смягчение. Оптимально, чтобы расчеты с бюджетом происходили по результатам хозяйственной деятельности за налоговый период, ибо риски ведения предпринимательской деятельности не должны увеличиваться еще и тем, что часть неполученных доходов заранее перечисляется государству;

    - при этом следует учитывать не только особенности МБ, связанные с его отраслевой структурой, которая отличается сосредоточенностью большей части малых предприятий в сфере услуг, но и специфику функционирования бизнеса в России в целом. К числу наибольших проблем, объективно стоящих перед экономикой страны в силу особенностей ее развития, экономико-географического положения, следует отнести высокий уровень затрат на энергетическое, амортизационное и транспортное обеспечение деятельности предприятий.

    Мобилизация финансовых ресурсов для малых предприятий может быть произведена за счет крупных инвесторов, к которым относятся банки и крупные финансово-промышленные группы. Одним из источников привлечения финансовых ресурсов, необходимых для создания конкурентоспособных малых предприятий, может стать поддержка таких механизмов взаимодействия крупного и МБ, как франчайзинговые соглашения и субподрядные договора, кредитование крупными частными инвесторами малого предпринимательства.

    В условиях создания благоприятных условий для экспортно-ориентированных отраслей потенциал МБ может быть реализован не только на внутреннем рынке, но и за рубежом. Основным рыночным инструментом в этой сфере должно стать кредитование экспорта. Государство через банковскую систему и систему гарантий стимулирует посредством льготных кредитов под подписанные контракты развитие экспорта малого предпринимательства. Кроме того, одной из составляющих системы содействия и поддержки малых предприятий-экспортеров должно стать страхование экспортных кредитов от коммерческих и политических рисков, а также страхование экспортных операций по освоению зарубежных рынков.

    В 2013 году решением Правительства Российской Федерации на поддержку МБ было направлено более 18 миллиардов рублей. Средства, выделенные из бюджета государства, были направлены на выдачу субсидий МБ, в том числе на субсидирование фермерских хозяйств.

    На период 2016-2017 г.г. планируется направить более двадцати миллиардов рублей на субсидирование МБ. В настоящее время в нашей стране действуют разные программы государственной поддержки МБ, такие как:

    -Субсидирование;

    -Бесплатное обучение (либо с частичной оплатой);

    -Стажировки;

    -Лизинг на льготной основе;

    -Бизнес-инкубаторы (аренда офиса с низкой стоимостью арендной платы);

    -Гранты;

    -Возможность бесплатного участия в выставках.

    Отдельно следует развивать такое направление поддержки малого предпринимательства, как усиление взаимодействия малых предприятий и представителей крупных компаний, в том числе за счет механизма субподряда, что позволит снизить риски вхождения в рынок для малых предприятий с одновременной минимизацией издержек крупных производителей.

    В заключении отметим, что поддержка и регулирование сферы малого предпринимательства за рубежом, в частности, в странах с развитой экономикой, осуществляется на высоком и качественно ином уровне, чем в России. В нашей стране отсутствует действенная нормативно-правовая база, регулирующая деятельность и поддержку малого предпринимательства. Также нет четко определенной структуры органов и институтов, осуществляющих регулирование и поддержку МБ, что вполне развито в европейских странах. Исходя из чего можно сделать вывод, что в России малый бизнес находится только в начале своего пути, но все задатки для его успешного развития имеются.



    ЗАКЛЮЧЕНИЕ


    В соответствии с целью и задачами исследования в работе изучены

    теоретические и практические вопросы функционирования системы

    финансового обеспечения на основе анализа действующей практики

    функционирования субъектов малого предпринимательства и разработаны

    рекомендации по совершенствованию путей развития системы финансового

    обеспечения субъектов малого предпринимательства.

    В работе были исследованы вопросы экономического содержания и

    роли субъектов малого предпринимательства в условиях рыночных

    отношений, а так же проведен теоретический анализ финансовых основ

    функционирования малого предпринимательства.

    Важное место в работе посвящается анализу финансовых источников

    деятельности субъектов малого предпринимательства на современном этапе.

    Помимо этого в работе определяются перспективы развития

    государственной финансовой политики в области поддержки субъектов

    малого предпринимательства и повышения управления финансовыми

    ресурсами в процессе осуществления деятельности данными

    хозяйствующими субъектами.

    Одной из ключевых проблем, возникающих в рамках проводимых в

    настоящее время в России преобразований в отношении субъектов малого

    предпринимательства, является вопрос методологической корректности

    понятийного аппарата, имеющий преимущественно теоретическое значение.

    Поэтому, с практической точки зрения большого внимания

    заслуживают критерии принадлежности того или иного предприятия к

    исследуемой категории, так как точное определение объекта позволяет

    предметно вести статистический учет хозяйственной деятельности в этом

    секторе экономики и представлять его вклад в экономическое развитие

    страны, разрабатывать программы налоговой, кредитно-финансовой,


    административной и государственной поддержки субъектов малого

    предпринимательства.

    Для преодоления существующих трудностей в дефиниции малого

    предпринимательства, мы предлагаем при определении сектора малого и

    среднего предпринимательства в РФ исходить из того, что должны четко

    выделять две системы критериев:

    Финансово-экономические критерии, позволяющие отнести

    хозяйствующих субъектов к исследуемой категории: число занятых, общую

    выручку, величину активов. Данные критерии установлены федеральным

    законом, кроме величины активов и позволяют нам определить данную

    категорию.

    Финансово-политический критерий, позволяющий выделить внутри

    сектора малого предпринимательства и отрасли ту группу, которую может

    рассчитывать и претендовать на государственную финансовую продержку:

    структура уставного капитала, доля субъектов малого предпринимательства в

    конкретной отрасли, рентабельность активов и продукции. В рамках данного

    критерия определить виды деятельности, которые исключить из объектов

    государственной финансовой поддержки, например игорный бизнес. Данный

    критерий зависит от задач программ поддержки, приоритетов регионального

    и областного развития.

    Данная система критериев на наш взгляд позволяет определить место и

    роль каждого субъекта малого предпринимательства, приоритетность отрасли

    в экономике, виды деятельности, приоритеты регионов, дает возможность

    повысить вклад в развитие экономики страны. Необходимо отметить, что

    данная система критериев объединят в себе общеэкономические

    характеристики, а именно одновременно количественные и качественные

    характеристики. С их помощью станет возможным проводить более

    тщательный и глубокий анализ финансово-экономической деятельности

    предприятий.

    В итоге под субъектами малого предпринимательства в данной работе,

    мы понимаем институциональные единицы, удовлетворяющие системе

    финансово-экономических и финансово-политических критериев. В этой

    связи видеться необходимым в РФ основные критерии отнесения к субъектам

    малого предпринимательства дополнить с учетом выше предложенных

    систем критериев. Это позволит более точно определить адресатов, а также

    принципы системы государственной финансовой поддержки малого бизнеса.

    В работе определены специфические черты, присущие субъектам

    малого предпринимательства, обоснованы цели и задачи, решаемые данными

    хозяйствующими субъектами, проанализированы проблемы препятствующие

    развитию субъектам малого предпринимательства в РФ. Особое внимание

    уделяется теоретическому анализу финансовых ресурсов субъектов малого

    предпринимательства.

    Предложенная нами в работе классификация финансовых ресурсов, по

    нашему мнению отражает специфику финансового обеспечения деятельности

    субъектов малого предпринимательства, т.к. собственные средства являются

    опорой их деятельности, а привлеченные средства господдержки

    преимущественно ориентированы в большей степени на поддержку данных

    хозяйствующих субъектов, нежели крупного бизнеса. Так же данная

    классификация определяет характер взаимодействия субъектов малого

    предпринимательства с внешней средой и облегчает управление

    финансовыми ресурсами.

    Задача обеспечения финансовых потребностей малого предприятия

    рассматривается как первоочередная в управлении финансами. От того,

    насколько эффективно осуществляется управление финансовыми ресурсами

    на предприятии, зависит его финансовое благополучие, а также

    благосостояние его владельцев и работников. В современных условиях малые

    предприятия самостоятельно определяют формы мобилизации финансовых

    ресурсов, а также направления их использования. Рациональный выбор

    финансовых источников и оптимальных направлений использования -основа

    эффективного использования и количественного роста финансовых ресурсов.

    При этом набор методов и инструментов существенно отличается от средних

    и крупных компаний. Малые предприятия по сравнению с ними существенно

    ограничены в маневрах, и как следствие, степень доступа к финансовым

    ресурсам снижена. Таким образом, жизненно важной задачей в области

    управления финансами для малых предприятий является постоянное

    поддержание ликвидности на приемлемом уровне.

    Оптимизация управления финансовыми ресурсами является одной из

    важнейших задач управления малым бизнесом в целом по причине того, что

    зачастую система финансового менеджмента на предприятиях малого

    бизнеса отсутствует или ее функции хаотично перераспределены между

    различными субъектами. Основной проблемой развития финансового

    менеджмента в малом бизнесе является квалификационный барьер субъектов

    малого предпринимательства, а также мотивационная составляющая его

    владельцев или собственников. Кроме этого, необходимость рационального

    управления ресурсами для большинства субъектов малого

    предпринимательства продиктована их постоянным недостатком.

    Анализ финансовых ресурсов малых предприятий показывает, что

    успешному становлению и развитию малого предпринимательства во многом

    препятствуют дефицит финансовых ресурсов, а также проблемы, связанные с

    их формированием и привлечением.

    Ограниченность объемов финансовых ресурсов свойственна субъектам

    малого предпринимательства на протяжении всех стадий жизнедеятельности,

    однако особенно остра на этапе создания. Малые предприятия испытывают

    недостаток финансовых ресурсов, как для обеспечения текущей

    деятельности, так и для финансирования материально-технической базы.

    Более детальный анализ эффективности управления финансовыми

    ресурсами в малых организациях можно провести, исходя из данных,

    полученных при подсчете таких финансово-экономических показателей, как

    коэффициенты ликвидности, финансовой устойчивости и деловой

    активности. Необходимо отметить, что совершенствование состава и

    структуры источников финансирования субъектов малого

    предпринимательства основывается так же на том, что данные средние

    расчетные показатели не соответствуют, как правило, установленным

    нормативным значениям.

    В современных условиях малые предприятия самостоятельно

    определяют формы мобилизации финансовых ресурсов, а также направления

    их использования. Рациональный выбор финансовых источников и

    оптимальных направлений использования - основа эффективного

    использования и количественного роста финансовых ресурсов. Однако, на

    наш взгляд, достижение эффективности функционирования малых

    предприятий предполагает необходимым создание системы финансового

    обеспечения. В современной развитой рыночной экономике такая система

    реализуется на основе специализированных финансовых технологий,

    включающих в себя разветвленный комплекс мер по формированию

    источников финансовых ресурсов на различных рыночных условиях.

    Повышение эффективности управления финансовыми ресурсами

    субъектам малого бизнеса необходимо осуществлять посредством

    совершенствования и внедрения системы управления финансовыми

    ресурсами, в частности налаживания системы учета, краткосрочного

    планирования и контроля, с целью увеличения финансовой устойчивости

    конкретных субъектов малого бизнеса.

    Помимо этого, повышение степени финансового обеспечения субъектов

    малого бизнеса возможно путем применения новых финансовых и

    организационных ресурсосберегающих технологий, а именно внедрение

    элементов оперативного управленческого учета, форфейтинг, факторинг, как

    методы эффективных финансовых технологий, лизинг, франчайзинг,

    аутсорсинг, использование венчурного капитала, кластерного подхода, как

    современных форм организации бизнеса.

    В процессе исследования можно сделать вывод о том, что лизинг,

    франчайзинг, аутсорсинг, использование венчурного капитала выступают

    прогрессивными формами организации малого бизнеса, использующие

    возможности тесной и взаимовыгодной кооперации с субъектами крупного

    бизнеса и государства на принципах государственно-частного партнерства.

    Кластерный подход для малого предпринимательства является одни из

    новейших и перспективных форм сотрудничества в российской экономике.

    Но его успешное и масштабное внедрение возможно только в рамках

    национальной стратегии развития национальной экономики.

    Важную роль, как показывает и мировой опыт, в преодолении

    вышеназванных финансовых проблем, которые предопределяются как

    экономической ситуацией, так и особенностями малых предприятий, играют

    программы государственной финансово поддержки малых предприятий.

    В ходе исследования были проанализированы основные направления и

    принципы государственной финансовой поддержки малого

    предпринимательства в РФ.

    Основными принципами формирования государственной финансовой

    поддержки субъектов малого предпринимательства в РФ должны быть:

    1) принцип программно-целевого финансирования, подразумевает, что

    финансовая поддержка будет осуществляться строго в соответствии с

    разработанной программой, по соответствующим направлениям;

    2) принцип дифференцированности: на федеральном уровне следует

    поддерживать не любой малый бизнес, а лишь реальных, конкретных

    субъектов малого предпринимательства, которые участвуют в реализации

    социально-экономических программ, либо функционирующих на

    стратегических направлениях народнохозяйственного развития, либо в

    регионах с устойчивым бюджетным дефицитом;

    3) принцип мотивационной направленности, стимулирующий

    привлечение инвестиций в сферу не просто малого бизнеса, а конкретно

    инновационного малого предпринимательства, что обеспечивает селективно-

    стимулирующий характер государственной финансовой поддержки;

    4) принцип эффективного сочетания сугубо протекционистских мер с

    мерами по обеспечению свободы рыночного саморегулирования

    деятельности субъектов малого предпринимательства;

    5) принцип ориентация на реальные экономические возможности

    государства и внешние условия, бюджетные ограничения;

    6) переход от государственного регулирования отдельных аспектов

    деятельности малых предприятий к их саморегулированию через

    предпринимательские союзы и объединения и институты государственно-

    частного партнерства;

    7) принцип получения конкретного результата, предполагает

    осуществление анализа в количественном и качественном аспектах в секторе

    малого предпринимательства с целью определения эффективности

    реализуемой государственной финансовой политики.

    Соблюдение данных принципов позволяет формировать программы,

    выбирать конкретные формы, методы и механизмы поддержки,

    соответствующие целям программ.

    В настоящее время можно говорить о наличии лишь отдельных

    элементов государственной финансовой поддержки малого бизнеса в России,

    не связанных между собой в систему. Принимаемые меры носят

    фрагментарный характер, зачастую некоторые мероприятия вступают в

    противоречие друг с другом. Поэтому, когда речь идет о федеральной

    государственной финансовой поддержке субъектов малого

    предпринимательства, мы должны, прежде всего, обозначить в качестве

    первоочередной задачи формирование единой целостной системы, которая

    будет системообразующей и основана на комплексном подходе с единой

    методической базой


    Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят­ о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета,­ которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность­ и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации ­ неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», - пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и­ настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы,­ и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.«­ Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего,­ комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание - это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью­ и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует­ несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского­ электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, «­ столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками»­ о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией.­ Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает­ конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy»­ - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть­ склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически­ отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что «­ спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития­ правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. «­ Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном­ в ­ этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно­ прав А. Балицкий - ­еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», - описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», - не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или,­ используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «­ Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», - вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность­ карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической­ диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие­ традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «­ есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», - подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы­ привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...­ Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы­ и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму­ и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «­ В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит­ (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного­ и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета­ (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических­ и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­ Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «­ просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу­ субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­ точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», - удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому­ в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы последних лет (С.С.­ Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, «­ что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством». Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, « связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов». определенном типе цивилизаций эти архаические образы и идеи оказывали различное влияние на поведенческую сферу и характер народа, переживались по-разному (быстро или медленно), были подвержены изменениям с той или иной степенью интенсивности и в результате привели к разным государственно-правовым последствиям. Причин этому, конечно, много: от географического и даже климатического положения социума (Ш. Л. Монтескье) до уровня его участия, характера и роли в мировом коммуникационном пространстве.Например, в древнерусской традиции одним из приоритетных источников, оказавших впоследствии огромное влияние на устойчивость и трансляцию национального политического и социально-правового опыта, была языческая религия. Еще в рамках дохристианских верований, ценностей и ритуалов возникает достаточно стихийно (интуитивно) свойственный российской правовой действительности, конкретизирующийся в ее дальнейшем развитии понятийный ряд: «Правда», «Кривда», «суд», «ряд», «Правь» и др. Причем «Правь» - это одна из трех (Явь, Навь) древнерусских субстанций мира, означающая истину или законы (заметьте, какая синонимия!) и управляющая именно реальным­ миром (Явью, а не Навью - миром потусторонним).Надо сказать, что религиозной жизни древних русов как уникальному этнокультурному феномену и источнику национальной (в том числе и государственно-правовой) самобытности не было уделено достаточного внимания в отечественной юридической литературе (исключение составляют работы по мифологии А.П. Семитко и некоторых других авторов), а ведь религия в жизни древних славян значила много, и оставлять ее в тени - значит обрекать себя на непонимание существенных черт отечественного архаического менталитета. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо даже современные юридические тексты довольно часто несут отпечаток этих « примитивных» (с позиций современного человека) представлений.В отличие от греков и римлян, традиционно считающихся (в западном мире) носителями высокой правовой культуры, древние русы не наделяли своих богов антропоморфными качествами. Они не переносили на них своих человеческих черт: боги не женились, не совершали преступлений, не судились, не хитрили и т.п. Славянские божества были скорее символами явлений природы, мифология носила в основном аграрно-природный характер. Отсюда и кажущаяся социальная­ инфантильность древнерусского человека, который действительно оказался напрочь лишенным конкретно-нормативных мифологических моделей, в некотором роде «предправовых (мифических) прецедентов», свойственных, например, древнегреческому архаическому сознанию. Отождествление же истины и закона в образе «Прави» (устойчивом архетипе отечественной правовой культуры), естественно, исключала из русской мифологии весы - важный и необходимый символ предправа, характерный для ранней мифологии большинства западноевропейских народов и способствующий внедрению в жизнь «гибких» регулятивных начал, через осознание индивидами ­ Следует остановиться и еще на одной важной особенности, характеризующей языческую Русь: русы не считали себя «изделиями» Бога, его вещами, но мыслили себя его потомками. Поэтому характер взаимоотношений между древними славянами и богами был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром, а, осознавая явное родство, мыслили себя единым целым. Это была особая «жизненная тотальность» (чем, видимо, отчасти и объясняется отмеченная выше нормативно-социальная «размытость», свойственная жизненному миру древнерусского человека: способ упорядоченности и регуляции отношений был принципиально иным, чем в западных этносах, а именно, через стремление к единению, «собору» социальных, кровнородственных, природных и потусторонних сил, норм, ценностей и т.п.). И это еще одна важная черта отечественного догосудар- ственного менталитета - оформленность (уже на достаточно ранней стадии развития этнического самосознания) и устойчивость патриархально-соборных основ восприятия, понимания и оценки окружающей действительности.Обратимся к государственному периоду. Здесь следует выделить две позиции, а именно мнения С.М. Соловьева и Л.Н. Гумилева.Так, Соловьев рассматривает­ развитие Российского государства как единый исторический процесс, который можно и нужно дробить на множество эпох: все периоды отечественной истории сохраняют преемственность, и никакие, даже самые важные исторические события не смогли прервать «естественную нить событий, приведших к возникновению Российского государства», которое, судя по приведенной историком периодизации, возникло не ранее XIV в.В отличие от С.М. Соловьева, Л.Н. Гумилев в своей работе «От Руси до России» проводит мысль о том, что Древне-русское и Российское государство - это два разных политических образования, хотя территория, на которой они существовали, во многом совпадает. Но в этой связи самым интересным и важным (в контексте нашей работы) будет следующее утверждение: государство Древняя Русь - это неудавшееся Российское государство.Не вдаваясь в подробности данной научной дискуссии, отметим только, что Л.Н. Гумилев полагает, что в результате нашествия степных племен Древняя Русь, как уникальное образование, обладающее неповторимыми юридико-политическими и социальными характеристиками, разрушилась. На ее месте позднее возникло Российское (Московское) государство.Эта точка зрения­ (по многим причинам) нашла поддержку только у некоторых отечественных исследователей. Однако достаточно обстоятельно рассматривалась западными историками государства и права. Например, Э. Аннерс утверждает, что «­ русское государственное устройство, которое стало развиваться сначала со времен Великого Киевского княжества... однако, было прервано в эпоху позднего Средневековья завоеванием, а затем установившимся более чем на два века (1240-1480) игом татар». Более того, по мнению шведского ученого, « это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой системы страны... Татары уничтожили систему правового регулирования социального порядка». Заметим, что хотя подобное мнение по многим своим параметрам является далеко не бесспорным (в частности по отношению к уместности использования термина «иго» для обозначения монгольского влияния на Русь в рассматриваемый период), однако с позиций нашего исследования достаточно полезным. Последнее наглядно проявляется в ответе на вопрос: действительно ли исчезла древнерусская система правового регулирования или все же ее основные, базовые элементы сохранились и были «встроены» в ткань новой государственной формы Московского царства?Рассмотрение данного вопроса явно коррелирует с проблемой признания устойчивости национального правового мировидения, сохранения основ российского юридического менталитета, его проявлений и структурных элементов даже в условиях упадка, разрушения Древнерусского государства. Однако говорить об абсолютном «стирании», исчезновении сформировавшихся (естественно) политического мира, системы правового регулированияДанное положение (повторимся) имеет огромную теоретико-познавательную ценность, так как позволяет обосновать единение политически и идеологически разъединенных (часто явно искусственно) и нередко противопоставлявшихся этапов­ правовой истории России, ее источников, институтов и механизмов.Самодержавие, т.е. формирование сильного и достаточно авторитетного, обладающего «силой власти» центра, стоящего часто вне («мелочной») политической борьбы, считающегося легальным, легитимным и (на уровне коллективных представлений) неприкосновенным, является главной характерной особенностью политического и правового менталитета Московского государства.В отечественной истории вообще и в истории государства и права в частности исследователи традиционно фокусировали свое внимание на эпохе петровских и некоторых допетровских преобразований, достаточно часто и необоснованно оставляя в тени важные предшествующие этапы. Такой акцент как теоретически, так и методологически обеднял, даже искажал представления современников о российском правопонимании и правочувствовании, так как именно богатый событиями допетровский период раскрывает истоки собственно национального политико-правового потенциала, эксплицирует отечественные государственные и юридические ценности, установки и аттитюды, стереотипы в «чистом» виде, лишенном каких-либо (грубых) заимствований. Это естественно сложившийся, уникальный и­ оригинальный национальный юридический мир, с собственной символикой и структурой регулятивной системы, специфическим сочетанием нормативных и ненормативных регуляторов и имманентными формами выражения.Именно в это внешне очень спокойное время на самом деле идет напряженная работа национального духа, формируется (возможно, пока еще схематично) собственная правовая система, которая, как неосознанная, до конца не отрефлексированная юридическая традиция, по мнению автора, оказывает на современность гораздо большее влияние, чем многие последующие экономико-правовые преобразования.В этой связи сформулируем следующие положения:- ­Однако Г.В. Швеков писал, что влияние византийских законов на отечественное право все же происходило, но не в порядке прямого восприятия, а главным образом через посредство древнерусских церковных законов - Номоканона, Кормчей Книги. Заимствуемые правовые акты содержательно перерабатывались и приспосабливались к русскому обычному, а затем и княжескому праву.Следует отметить и еще один исторический источник формирования отечественного юридического менталитета: развитие, наполнение содержанием и смыслом основных структур российской правовой ментальности происходило в условиях отсутствия должной политической и юридической коммуникации (духовной после падения Константинополя замкнутости), что также способствовало возникновению и консервации множества патриархально-патерналистских и мессианских начал (традиций, установок, институтов) в правовой культуре российского общества.Только в полной мере учитывая вышеназванные (впрочем, как и иные) обстоятельства, можно подойти к адекватному пониманию всего комплекса причин и предпосылок, позволяющих объяснить природу национальной правовой системы, примерно с XV-XVI вв. Так, западные историки утверждают о неком радикальном повороте в генезисе отечественного­ права, когда «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени» (по утверждению все того же Аннерса), а «­ правовая система России в XIV- XV вв. уже представляет собой разительный контраст с государственным законодательством Западной Европы... Даже когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 году свое Уложение, стало ясно, насколько значительно русская техника законодательства отставала от западноевропейской ». Подобные выводы представляются, мягко говоря, недостаточно обоснованными, более того, противоречащими фактам из истории западноевропейской философско- правовой мысли. Авторитетные европейские ученые XVIII и XIX вв. признавали, что Соборное Уложение именно по уровню законодательной техники превосходило многие западноевропейские кодификации. Оно было издано на немецком, французском, латинском и датском языках. « В 1777 г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод российского Свода Законов и начал переводить его на язык «варваров-французов». Французскую юриспруденцию Вольтер оценивал как «смешную» и «варварскую», построенную на декреталиях папы и церковных нормах. Вольтер и его коллега даже внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный код??кс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для его страны». Воистину противоречивость эпох, событий, явлений в истории отечественного права и государства неизбежно порождают не менее противоречивые оценки их результатов.Памятуя об оговоренных выше охранительно-консервативных функциях правового менталитета, определяющих самобытное развитие национальной правовой культуры, вряд ли можно серьезно утверждать о безусловном влиянии пусть даже самых значимых в истории страны, внешних обстоятельств (войн, нашествий и т.д.). Наверное, более продуктивным будет поиск ответа через особую национальную рефлексию, обращение к духовному вектору развития российского правопорядка и государственности. Следуя данной исследовательской позиции, обратимся к роли центральной (государственной) власти, ее «архетипической» природе и значимости в процессе формирования юридического менталитета России.Многие парадоксы национальной истории, ее неожиданные повороты не раз демонстрировали следующее: душит» еще в зачаточном состоянии.Именно этот архетипический, по своей сути, фактор является важным методологическим ключом к пониманию и экзегезе многих событий, явлений, феноменов и парадоксов, в той или иной мере связанных с политической историей страны, развитием и функционированием ее правовой и экономической систем.Причины такого не по-гегелевски «простого» снятия гражданского общества в России обычно ищут в традиционно выделяемых исследователями, в целом придерживающимися позиции об изначальном правовом и политическом отставании страны, некой исторической ушербности ее развития, в особенностях генезиса отечественной государственности. Справедливости ради заметим, что их рассуждения не лишены некоторой (вполне соответствующей их сравнительно-европоцентристской методологической позиции) логики и смысла, несомненно, представляют интерес для предмета данной работы:- национальные государства Западной Европы зарождались и развивались при существовании самых разнообразных форм государственно-политического и социального устройства: графства, герцогства, епископии, республики разных видов (города-республики и др.), города-коммуны, «вольные» территории и т.д. Все­ они находились в разной степени соподчиненности, и население их было связано со своими правителями разной степенью прав и обязанностей. В отечественной же истории со времен Киевской Руси наблюдается явная унификация форм государственного устройства: по сути дела, существует только одна форма - княжества, в каждом из которых главой является князь со своими старшими дружинниками - боярами;- ­ отдельным лицам либо целым социальным группам. Еще В.О. Ключевский отмечал, что « пространство Московского княжества считалось вотчиной его князей, а не государственной территорией: державные права их, составляющие содержание верховной власти, дробились и отчуждались вместе с вотчиной, наравне с хозяйственными статьями». Так, в 1302 г. произошло знаковое событие, важное для утверждения взгляда на землю-удел (государство) как на свою частную собственность: переяславский князь Иван Дмитриевич завещал город Переяславль и волость вместе со всем населением, оброками и ловлями как свое частное владение, «как сундук с добром и платьем» Даниле Московскому. Очевидно здесь то, что значима была не только и не столько земля, города и другие ценности материального порядка, но произошло совершенно другое - задолго до установления «самодержавия и абсолютизма» создаются и постепенно закрепляются в реальной государственной практике, отражаются в массовом политико-правовом сознании прецеденты приватизации отдельными лицами, семьями или родами самой государственной власти. Последняя же, по нашему мнению, неизбежно сопровождается и персонификацией ответственности (перед Богом и потомками своими) за «судьбы Отчизны и простого, «мизинного» люда». Вообще, московские князья уже в XIV-XVI вв. довольно «просто» распоряжались вотчинами бояр, «перебирали» их земли, лишали их отдельных привилегий, отбирали в казну и т.д. Более того, Судебник Ивана III (1497 г.), Ивана­ Грозного (1550 г.) и даже Соборное Уложение 1649 г. не содержат четкого юридического (легального) определения «поместья» и «вотчины». На ментальном уровне отечественного политико-правового бытия подобная ситуация неизбежно «откликается» возникновением соответствующих юридических ценностей и установок, стереотипов, символов и ритуалов, что, несомненно, сопровождается формированием адекватного ситуации стиля правового мышления как на уровне городского, «интеллектуального» меньшинства (после всего сказанного будет вряд ли корректно называть его политической элитой), так и в рамках народной традиции, представленной «молчаливым большинством» (термин А.Я. Гуревича) соотечественников. И в этом смысле абсолютно точно, «что для российского менталитета власть - это дьявольская сила»39;* Макаренко В.П. Российский политический менталитет // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 39.- закономерным финалом, апофеозом и апогеем одновременно стал следующий этап взаимоотношений российского общества и государственной (самодержавной) власти, начавшийся в 1547 г., когда торжественно совершился ритуально-символический по форме, но ментальный по сути­ и значению «чин венчания» Государя всея Руси Ивана IV на царствие. «­ Смысл церемонии заключался в том, что Иван IV «венчался» на царствие не сам по себе, а на «брак» со святой «невестой» Русью. Утверждалась следующая иерархия духовно-светского подчинения народа: наверху сам Бог, затем святая пара Иван Васильевич и Русь, которые являются «отцом и матерью» для своих детей-подданных (напомним, по «правде» равных перед ними)». А кто же между ними? Где национальная политическая, экономическая или военная аристократия, «рыцари» и «третье сословие»? Думается, что такой «средней», праводостойной и правосознающей, «скрепляющей» (по выражению Н. Эйдельмана) силы, роль которой на Западе играло, например третье сословие, в России не было, хотя бы уже потому, что она просто не вписывалась в систему координат традиционного российского юридического и политического миропонимания и мирочувствования, не отвечала социально-психологическим установкам большинства россиян. Благодаря же слабой структурированности социума, известной его социально-политической инерции, правовой «размытости» индивида в общинной среде, интересы, «помыслы» целого в России всегда представляла и представляет верховная власть - зовется ли она царской, партийной, президентской или какой-либо еще. В определенный исторический период в России сформировалось весьма специфическое (по сравнениюс имеющимися европейскими аналогами) деспотическое самодержавие, которое в тех или иных формах продержалось вплоть до 1917 г., а если говорить о государственно-правовом режиме, то, возможно, и значительно дольше.­ И вновь возникает мысль о преемственности государственного устройства через сохранение национального юридико-политического типа на глубинном архетипическом уровне, идентичность которого настолько устойчива, что не может быть «стерта» даже в ходе самых, казалось бы, радикальных преобразований. В итоге, следуя вышеизложенным положениям, российский юридический менталитет еще в допетровскую эпоху и задолго до «прихода» большевиков развивается в условиях господства этатистского принципа отечественной политико-правовой культуры: сильное государство - слабое («негражданское») общество,, Здесь можно вспомнить и такую банальную мысль (политический трюизм), как: положение высших классов, элиты общества всегда является следствием и показателем общего состояния народа.Известное же теоретико-методологическое положение о возможности сопоставления правовой системы с другими, столь же широкими системами - экономической, политической - с целью выявления их специфики и форм взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений, в рамках традиций генезиса российского государства обосновывается просто и в полной мере.«Общее крепостное состояние сословий»­ (по замечанию известного юриста, либерала Б.Н. Чичерина) продолжалось, по крайней мере «де-юре», до известного указа императора Петра III от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности. Отечественная политико-правовая история подобного акта еще не знала, хотя содержание его, как хорошо известно, довольно незамысловатое: дворяне были освобождены от обязательной государственной службы. Для России этот документ и последующие за ним екатерининские акты 70- 80-х годов XVIII в., например Жалованная грамота императрицы дворянству, в которой, опять же впервые, были предоставлены правовые гарантии собственности, правда, на свои же земельные владения, по значению своему были Magna Charta Libertatum - ожиданием новой эпохи.Появление первого (даже по весьма жестким вестернизированным юридическим меркам) свободного сословия, субъектов права, с точки зрения западного юридического опыта, европейской правовой и политической традиции, 09 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 357.должно было неизбежно вести к дальнейшему освобождению иных слоев российского населения. И с этих позиций Россия стояла на пороге великого «коперниканского» поворота всего политико-правового уклада­ - установления формально-правового равенства через преодоление вековой юридической деперсонификации индивида, соборного состояния общества (на фоне традиционной для страны фактической и юридической приватизации и персонификации власти). Подобное признание абсолютной и безусловной ценности права, которое, по мысли реформаторов, необходимо «поднимается» над имущественно-сословными, национально-религиозными качествами личности, признавая тем самым ее самодостаточность в качестве субъекта правовых отношений, в российской истории трудно было бы переоценить, но...Попытка (достаточно успешная в странах западной Европы и США) изменения отечественной юридической и политической систем практически провалилась: дворяне, все же получив ряд «дарованных» привилегий и свобод, тем не менее, так и не превратились в праводостойное (по западным канонам) сословие, поэтому эпоха просвещенного абсолютизма быстро сменяется периодом «антилиберальной реакции», павловским реформаторством (по-другому, обычным наведением порядка в практически разоренной, «распущенной» былыми, часто доведенными до абсурда дворянскими вольностями стране) и николаевской цензурой. С позиций­ данного исследования важно другое - традиционный российский правовой менталитет «выстоял», проявил неожиданную (для реформаторов) устойчивость, вновь воспроизвел и сохранил содержание своих основных структур.Причина? Скорее всего, их несколько. Во-первых, общементальный фон (фонд), его основные характеристики (устойчивость, фиксация, трансляция и т.д.); во-вторых, сохранение, незыблемость основных инстит??тов, стандартизирующих политико-юридический менталитет. По поводу последнего, активный деятель третьей Государственной Думы и Временного правительства Александр Гучков замечал: «­ Историческая драма российских реформаторов состояла в том, что они были вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, армию против ее вождей, авторитет правительственной власти против носителя этой власти». Его вывод можно воспринимать и как обозначение важной проблемы воссоздания и реализации в отечественной политико-правовой реальности подлинных ценностей, которым надлежит заменить собой реализацию ценностей мнимых, осуществляемую под видом подлинных. В-третьих, наличие особой «питательной среды»: «апробированного» самой отечественной историей стиля юридического мышления; основных носителей (субъектов) национальных юридических ценностей, установок, символов и ритуалов. К последним, прежде всего, следует отнести российское крестьянство.приобрести необходимые атрибуты гражданского общества и, тем самым, перейти в принципиально иное качественное состояние.Право, понимаемое сторонниками радикального изменения отечественной государственно-юридической жизни исключительно в рамках западной версии, в этом «вестернизационном» процессе было призвано стать значимым элементом культур-национального бытия и прекратить свое существование, как им казалось, в качестве атрибута власти (приказов суверена). В условиях самобытной юридической реальности оно должно было стать нормативной формой выражения свободы посредством принципа формального равенства людей в общественных отношениях. И [38] это в стране, где термин «право» получает признание (и то на уровне властных элит) только в петровскую эпоху, а до этого момента его прекрасно «заменяет» более емкое понятие «правды», включавшее в себя субъективное и объективное право, характерные для уголовного и гражданского права нормы (и представления) справедливости, религиозно-нравственные каноны и т.д. Именно «правда» веками определяла специфику регулирования общественных отношений, идейное содержание государственной власти в России. Например, весьма показательна обязанность царя «держать совет» с Думой, Земскими Соборами, которая должна была исполняться не как результат борьбы населения за ограничение верховной власти, а «во имя обоюдной любви царя и народа»: ведь требование любви было не только давно известно, но и достаточно органично традиционному русскому праву (крестное Целование, договоры «о любви и правде» и др.). Поэтому «Соборы никогда не претендовали на власть (явление с европейской точки зрения совершенно непонятное), а Цари никогда не шли против «мнения Земли>> - явление тоже чисто русского порядка... и все это вместе взятое представляло­ собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством». Видимо, следует говорить о не- ком специфическом качестве, которое приобрел классический для общей теории государства и права вопрос о взаимной ответственности общества (личности) и государства в отечественном правоментальном пространстве. Известный русский историк права С.В. Пахман писал: «Внимательный глаз открыл бы в нашем обычном праве, быть может, и такие начала, которые свойственны самому развитому юридическому быту».И все же кардинальное изменение, которое совершила (или должна была совершить) правовая реформа в сознании народа, заключалось в том, что право, прежде отождествляемое с божественной волей (олицетворяемой в царской власти) и имеющее сакральный характер «общинной правды» постепенно (возможно, очень медленно) теряло образ «сверхъестественного руководства» и на глубинном уровне умственного и духовного строя народа трансформировалось (или трансформировалось бы) в привычный для населения способ регулирования наиболее важных социальных отношений.Таким образом, правовые и политические реформы даже в своем половинчатом виде, «проектном состоянии» служили­ источником известной в XIX - начале ХХ в. вестернизации русского права, проводником принадлежащих западной правовой традиции ценностей, стереотипов, установок (аттитюдов) и представлений в недра отечественного юридического менталитета.Однако в России во второй половине XIX - начале ХХ в., в отличие, например, от Франции и Великобритании, сформировалась принципиально иная духовная ситуация: не произошла десакрализация верховной персонифицированной власти, такая, чтобы население видело в ней только гражданский (политический) институт, не были устранены нигилистические настроения большинства населения, изжиты практически повсеместное неверие в закон (в возможность законности и правового порядка в стране), органическая боязнь хаоса при утрате «сильной руки» (свобода в массовом сознании - это стихия, воля). Учитывая жесткую детерминацию российской пр��вовой системы, наличие явных функциональных связей с организацией отечественного государства либеральный идеал правопони- мания и правоприменения пореформенного периода в сознании большинства россиян так и не был сформирован.В итоге альтернативный путь развития страны, связанный с ассимиляцией западных политико-юридических форм­ и институтов, а следовательно, с сотрясением основ российской правовой культуры и радикальным изменением духовно-этических принципов и аксиом национального правосознания, ломкой отечественного юридического менталитета, уже к 1907-1910 гг. показал свою полную несостоятельность и в итоге был свернут, прекратил свое существование как культурная тенденция, по сути, подтолкнув общество к господству революционной стихии в его стремлении обрести некую исконную почву национального права и государства, дать им собственное «прочтение», интерпретацию цели и задач в свете стремления к размежеванию с западным социально-юридическим дискурсом.Вскрывая проблемы отечественной правовой рефлексии начала ХХ в., следует остановиться и на особенностях российского конституционализма. В пределах отечественного ментального пространства, сложившихся типических инвариантных структур и стереотипов отечественного правового уклада потребность в писаной Конституции, т.е стремление к четким формально-правовым основаниямгосударственности, имела очень слабую укорененность в сознании большинства социальных слоев, и даже те силы, которые объективно подрывали царское самодержавие и способствовали продвижению­ к иным политическим формам, чаще всего руководствовались не формальными юридическими идеалами (что в полной мере свойственно западному правовому просвещению XVIII-XIX вв.), а материальным идеалом «народного блага»: по сути, им нужна была власть в том же объеме и с теми же способами осуществления, измениться должен был только ее вектор, власть должна была быть «перераспределена» в интересах других (периферийных по отношению к властному центру) общественных групп. Впрочем, это мнение разделяли и российские монархисты. И. Л. Солоневич пишет: «...­ Народно-Монархическое Движение в «восстановлении монархии» видит не только «восстановление монарха», но и восстановление целой «системы учреждений»... той «системы», где Царю принадлежала бы «сила власти», а народу «сила мнения». Это не может быть достигнуто никакими «писаными законами», никакой «конституцией», ибо и писаные законы, и конституции люди соблюдают только до тех пор, пока у них не хватает сил, что бы их не соблюдать». Таким образом, построение демократической государственности западно-европейского образца в России, характеризующейся в первую очередь адекватной ее принципам и целям правовой системой, всегда так или иначе сводилось к вопросу политического «продавливания», лозунга, увлеченного копирования и даже сиюминутных настроений различных «просвещенных» властителей, но ни в коем случае не увязывалось с эволюцией, особой логикой развития национальной юридической традиции и объективными факторами генезиса отечественного государства.В контексте представленного историко-правового дискурса такие переломные времена, как 90-е годы ХХ в., несомненно оказывают значительно более глубокое влия-ние на формирование юридической ментальности, чем периоды стагнации (застоя). Именно в эпоху реформирования, связанную (что более чем естественно) с разного рода энтропийными тенденциями, массированными инновациями, на различных этапах ломки устоявшихся государственно-правовых форм и институтов, привычных схем (моделей) социально-экономического общения появляются навязчивые иллюзии о возможности быстрого преодоления тянущих в прошлое исторических образцов, изменения долгосрочной памяти общества­ и формирование на этой основе нового юридического и политического генотипа. Подобные представления обусловлены, прежде всего, сущностью, природой происходящей в стране социальной трансформации: идет формирование новых социальных субъектов, якобы происходит (или ощущается?) распад социалистической правовой реальности, усиливаются тенденции очередной вестернизации национальной юридико-политической системы, а следовательно, должны изменяться основные акценты и ориентиры внутренней и внешней политики государства, намечаться новые принципы диалога человека и общества с властью и т.д.Однако чаще всего все это происходит на уровне публичного (активно декларируемого «реформаторской» властью) дискурса. Постепенно проходящая эйфория первых лет демократических изменений, довольно быстрое разрушение (казалось бы, весьма прочного) антибольшевистского консенсуса обнажают реальное положение дел - скрытый дискурс современного российского реформирования. Обращение к нему даст возможность объективной, всесторонней оценки начавшейся примерно с середины 90-х годов широкой правовой аннигиляции, когда иностранные правовые конструкции, оказавшиеся в чуждом им ментальном универсуме России, начинают­ весьма активно поглощаться, растворяются в его традиционных установлениях, приводят к различного рода юридическим и политическим мутациям и в итоге превращаются в квазиюридические (провоцирующие правовой нигилизм и скепсис, известное разочарование большинства населения) феномены. Искушение быстрой модернизацией национального мира, охватившее новые политические и юридические элиты начала 90-х, и, соответственно, стремление к такому же скорому практическому (минуя необходимое в подобных случаях всестороннее и непредвзятое теоретическое, научное осмысление) освоению «заемных» правовых и политических институтов, широкомасштабная ассимиляция иных юридических традиций, как показал опыт, не принесли ожидаемых результатов. В этих условиях отечественная политико-правовая сфера просто обречена на поиск предельных оснований собственного бытия, соотнесение последних с меняющимися в стране поколениями, динамичным миром, проблемами и перспективами общецивилизационного развития.3.2. Социокультурная легитимация институтов российской юридической ментальностиМентальность ­ человека создает особое мировидение, которое в свою очередь влияет и на творчество человека. «[28] Человек как разумное и эмоциональное существо не ведет себя автоматически, и все его поступки, от элементарно-бытовых до тончайших выражений в сфере творчества, от участия в социальных движениях до размышления наедине с собой, в огромной степени обусловливаются той системой мировидения, которая присуща данной культуре и стадии общественного развития». Хотя отмеченная ранее деревенская собственногопроцессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались­ и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни ра??рабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - ­ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные вз��ляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожела??т, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Американской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции второй половины XIX - начала ХХ в. вряд ли можно [15]считать таковыми) политико-правовые доктрины, действительно отражающие общественные воззрения на государство, право, порядок, правосудие и т.д. Объяснение этому весьма банально: как на обыденном, так и на «высоком», доктринальном уровне правовое мышление принадлежит «миру повседневной жизни», явленному нам (в своих устойчивых структурах) в виде национальной ментальности. А. Шюц определяет последний как «­ интерсубъективный мир, который существовал задолго до нашего рождения и переживался и интерпретировался другими, нашими предшественниками, как мир организованный. Теперь он да�� нашему переживанию и интерпретации. Любая интерпретация этого мира базируется на запесе прежних его переживаний - как наших собственных, так и переданных нам нашими родителями и учителями, - и этот запас в форме «наличного знания» функционирует в качестве схемы соотнесения (выделено нами. - А.М., В.П.)». Таким образом, «жизненный мир» любого ученого, и в частности правоведа, определяемый Э. Гуссерлем как совокупность первичных, «фундирующих» интенций, является производным от менталитета, носителем которого он является. Это именно производностъ, не повторение или «калькирование»: исследователь, естественно, независим в своих суждениях, однако «жизненный мир» является «горизонтом» всех его целей, проектов, интересов независимо от их временных, пространственных и т.п. масштабов. Правовое мышление ученого (как, впрочем, и любого индивида) не только предметно, но и интенцио- нально, и стилистически определенно. Последнее же задает именно менталитет.В итоге (в самом начале еще просматриваются некоторые доктринальные «шатания») изменился стиль, «слог»,названия идейных течений, авторский корпу??, цитируемые источники, возможно, система аргументации, цензор, способ распространения (пропаганды) в массы, т.е. буква, а не дух. Однако « именно дух права должен быть в центре внимания, поскольку дух есть синоним естественной направленности или конечных целей, на которых основывается любая юридическая система». Изменения же внешних юридических форм государственной власти, способов ее публичного выражения не привели к действительным переменам в плане ее содержательной наполненности, истинного положения дел (пользуясь терминологией Мишеля Фуко, скрытого дискурса). В ходе, казалась бы, самых коренных изменений энтропийный процесс так и не охватил всю социальную систему и, соответственно, не привел к разрушению устоявшихся социокультурных структур.широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей,­ обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) ­ Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. «Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», -вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в­ ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Декрета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением­ преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают»­ положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе ­ подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что «таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина».Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия,­ будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [22]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую­ Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность».Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием­ политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое­ исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих­ миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «В ­ упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости­ и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам­ президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации,­ глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. Кудрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского)­ правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя «вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функционирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...».Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая­ опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, что «важно... никогда не забывать того, что сравнивать те или иные ценностные позиции в ментальности различных народов с точки зрения одного из них эпистемологически так же абсурдно, как и сравнивать национальные языки, говоря лишь на одном из них... ­ Встречающиеся в работах наших юр��стов малообоснованные «пессимистические» суждения относительно якобы «недоразвитости»Однако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей «говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей».В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы оторванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма­ поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних ­ Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями».Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, ­ нашей действительности».В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает­ относительную свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­

    В целом предлагаемый анализ и выработанные рекомендации, на наш

    взгляд, должны способствовать повышению финансовой устойчивости

    субъектов малого бизнеса, повысить вклад малых предприятий в

    национальный ВВП, решить ряд социально-экономических задач, расширить

    поле сотрудничества между государством и частным сектором экономики,

    способствовать созданию долгосрочных и устойчивых предпосылок для

    развития российской экономики.
















    Список использованной литературы


    1. Постановление Правительства РСФСР «О мерах поддержке малых предприятий в РСФСР» от 18 июля 1991г. № 406.

    2. Указ Президента Российской Федерации «О некоторых изменениях в налогообложении и во взаимоотношениях бюджетов различных уровней» от 22 декабря 1993 г. № 2270.

    3. Федеральный закон Российской Федерации «О государственной поддержке малого предпринимательства в Российской Федерации» от 14 июня 1995 г. № 88-ФЗ.

    4. Постановление Комитета Российской Федерации по статистике «Об утверждении единовременной государственной статистической отчетности о деятельности малых предприятий».

    5.Балабанов И.Т. Основы финансового менеджмента / Учебное пособие. М.: Финансы и статистика, 2012, с.478.

    6. Балацкий Е. «Точки Лаффера и их экономическая оценка» // Экономика и жизнь - 2011г. №12 с.85-94

    7. Булатов А.С. // Экономика 2-е издание переработанное и дополненное .- М.: БЭК, 2011г. с. 500-529

    8. Высоков В. «Малый бизнес «в тени» - государству жарко» // Экономика и жизнь - 2012 №20 (5) с.1.

    9. Ермаков В. «Через тернии к звездам» // Бизнес и политика 2012г. №4 с.53-56.

    10. Ефимова О.В. Финансовый анализ. М.: Бухгалтерский учет, 2012, с.205-211.

    11. Козлова О. И. И др. Оценка кредитоспособности предприятия. М.: АО «АРГО», 2011, с.88-94.

    12. Ковалев В.В. Финансовый анализ: Управление капиталом. Выбор инвестиций. Анализ отчетности. М.: Финансы и статистика, 2011, с. 432 .

    13. Крутик А.Б. Горенбургов М.А. Малое предпринимательство и бизнес-коммуникации. Санкт-Петербург. «Бизнес-пресса», 2012г. c.34-61

    14. Лапуста М.Г. Старостин Ю.Л. Малое предпринимательство М.:ИНФРА-М, 2011г. с.106-159.

    15. Никонов Н.А. «О некоторых вопросах применения малыми предприятиями законодательства о налоге на прибыль » // Бизнес и политика. - 2012г. №9 с.13-33

    16. Основы предпринимательской деятельности (Экономическая теория. Маркетинг. Финансовый Маркетинг) / Под. ред. В.М. Власовой. М.: Финансы и статистика, 2011. с.469.

    17. Павлова Л. Н. Финансовый менеджмент. Управление денежным оборотом предприятия. М.: Банки и биржи, ЮНИТИ, 2012 г., 140-162с.

    18. Рудаковский А. П. Анализ баланса. М.: Макиз, 2013, с. 36-48

    19. Финансовое право, учебник, Под редакцией Химичева Н.И. - М.:БЕК, 2012г. с. 247-284.

    20. Финансовый менеджмент, учебное пособие // Под редакцией Стояновой Е.С. -М.: «Перспектива» 2011г. с. 511-528.

    21.Финансы предприятий/Под ред. Е. И. Бородиной. М.: Банки и биржи, ЮНИТИ, 2012г., 38-47 с.

    Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят­ о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета,­ которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность­ и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации ­ неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», - пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и­ настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы,­ и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.«­ Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего,­ комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание - это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью­ и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует­ несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского­ электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, «­ столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками»­ о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией.­ Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает­ конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy»­ - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть­ склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически­ отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что «­ спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития­ правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. «­ Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном­ в ­ этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно­ прав А. Балицкий - ­еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», - описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», - не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или,­ используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «­ Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», - вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность­ карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической­ диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие­ традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «­ есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», - подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы­ привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...­ Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы­ и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму­ и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «­ В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит­ (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного­ и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета­ (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических­ и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­ Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «­ просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу­ субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­ точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», - удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому­ в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы последних лет (С.С.­ Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, «­ что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством». Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, « связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов». определенном типе цивилизаций эти архаические образы и идеи оказывали различное влияние на поведенческую сферу и характер народа, переживались по-разному (быстро или медленно), были подвержены изменениям с той или иной степенью интенсивности и в результате привели к разным государственно-правовым последствиям. Причин этому, конечно, много: от географического и даже климатического положения социума (Ш. Л. Монтескье) до уровня его участия, характера и роли в мировом коммуникационном пространстве.Например, в древнерусской традиции одним из приоритетных источников, оказавших впоследствии огромное влияние на устойчивость и трансляцию национального политического и социально-правового опыта, была языческая религия. Еще в рамках дохристианских верований, ценностей и ритуалов возникает достаточно стихийно (интуитивно) свойственный российской правовой действительности, конкретизирующийся в ее дальнейшем развитии понятийный ряд: «Правда», «Кривда», «суд», «ряд», «Правь» и др. Причем «Правь» - это одна из трех (Явь, Навь) древнерусских субстанций мира, означающая истину или законы (заметьте, какая синонимия!) и управляющая именно реальным­ миром (Явью, а не Навью - миром потусторонним).Надо сказать, что религиозной жизни древних русов как уникальному этнокультурному феномену и источнику национальной (в том числе и государственно-правовой) самобытности не было уделено достаточного внимания в отечественной юридической литературе (исключение составляют работы по мифологии А.П. Семитко и некоторых других авторов), а ведь религия в жизни древних славян значила много, и оставлять ее в тени - значит обрекать себя на непонимание существенных черт отечественного архаического менталитета. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо даже современные юридические тексты довольно часто несут отпечаток этих « примитивных» (с позиций современного человека) представлений.В отличие от греков и римлян, традиционно считающихся (в западном мире) носителями высокой правовой культуры, древние русы не наделяли своих богов антропоморфными качествами. Они не переносили на них своих человеческих черт: боги не женились, не совершали преступлений, не судились, не хитрили и т.п. Славянские божества были скорее символами явлений природы, мифология носила в основном аграрно-природный характер. Отсюда и кажущаяся социальная­ инфантильность древнерусского человека, который действительно оказался напрочь лишенным конкретно-нормативных мифологических моделей, в некотором роде «предправовых (мифических) прецедентов», свойственных, например, древнегреческому архаическому сознанию. Отождествление же истины и закона в образе «Прави» (устойчивом архетипе отечественной правовой культуры), естественно, исключала из русской мифологии весы - важный и необходимый символ предправа, характерный для ранней мифологии большинства западноевропейских народов и способствующий внедрению в жизнь «гибких» регулятивных начал, через осознание индивидами ­ Следует остановиться и еще на одной важной особенности, характеризующей языческую Русь: русы не считали себя «изделиями» Бога, его вещами, но мыслили себя его потомками. Поэтому характер взаимоотношений между древними славянами и богами был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром, а, осознавая явное родство, мыслили себя единым целым. Это была особая «жизненная тотальность» (чем, видимо, отчасти и объясняется отмеченная выше нормативно-социальная «размытость», свойственная жизненному миру древнерусского человека: способ упорядоченности и регуляции отношений был принципиально иным, чем в западных этносах, а именно, через стремление к единению, «собору» социальных, кровнородственных, природных и потусторонних сил, норм, ценностей и т.п.). И это еще одна важная черта отечественного догосудар- ственного менталитета - оформленность (уже на достаточно ранней стадии развития этнического самосознания) и устойчивость патриархально-соборных основ восприятия, понимания и оценки окружающей действительности.Обратимся к государственному периоду. Здесь следует выделить две позиции, а именно мнения С.М. Соловьева и Л.Н. Гумилева.Так, Соловьев рассматривает­ развитие Российского государства как единый исторический процесс, который можно и нужно дробить на множество эпох: все периоды отечественной истории сохраняют преемственность, и никакие, даже самые важные исторические события не смогли прервать «естественную нить событий, приведших к возникновению Российского государства», которое, судя по приведенной историком периодизации, возникло не ранее XIV в.В отличие от С.М. Соловьева, Л.Н. Гумилев в своей работе «От Руси до России» проводит мысль о том, что Древне-русское и Российское государство - это два разных политических образования, хотя территория, на которой они существовали, во многом совпадает. Но в этой связи самым интересным и важным (в контексте нашей работы) будет следующее утверждение: государство Древняя Русь - это неудавшееся Российское государство.Не вдаваясь в подробности данной научной дискуссии, отметим только, что Л.Н. Гумилев полагает, что в результате нашествия степных племен Древняя Русь, как уникальное образование, обладающее неповторимыми юридико-политическими и социальными характеристиками, разрушилась. На ее месте позднее возникло Российское (Московское) государство.Эта точка зрения­ (по многим причинам) нашла поддержку только у некоторых отечественных исследователей. Однако достаточно обстоятельно рассматривалась западными историками государства и права. Например, Э. Аннерс утверждает, что «­ русское государственное устройство, которое стало развиваться сначала со времен Великого Киевского княжества... однако, было прервано в эпоху позднего Средневековья завоеванием, а затем установившимся более чем на два века (1240-1480) игом татар». Более того, по мнению шведского ученого, « это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой системы страны... Татары уничтожили систему правового регулирования социального порядка». Заметим, что хотя подобное мнение по многим своим параметрам является далеко не бесспорным (в частности по отношению к уместности использования термина «иго» для обозначения монгольского влияния на Русь в рассматриваемый период), однако с позиций нашего исследования достаточно полезным. Последнее наглядно проявляется в ответе на вопрос: действительно ли исчезла древнерусская система правового регулирования или все же ее основные, базовые элементы сохранились и были «встроены» в ткань новой государственной формы Московского царства?Рассмотрение данного вопроса явно коррелирует с проблемой признания устойчивости национального правового мировидения, сохранения основ российского юридического менталитета, его проявлений и структурных элементов даже в условиях упадка, разрушения Древнерусского государства. Однако говорить об абсолютном «стирании», исчезновении сформировавшихся (естественно) политического мира, системы правового регулированияДанное положение (повторимся) имеет огромную теоретико-познавательную ценность, так как позволяет обосновать единение политически и идеологически разъединенных (часто явно искусственно) и нередко противопоставлявшихся этапов­ правовой истории России, ее источников, институтов и механизмов.Самодержавие, т.е. формирование сильного и достаточно авторитетного, обладающего «силой власти» центра, стоящего часто вне («мелочной») политической борьбы, считающегося легальным, легитимным и (на уровне коллективных представлений) неприкосновенным, является главной характерной особенностью политического и правового менталитета Московского государства.В отечественной истории вообще и в истории государства и права в частности исследователи традиционно фокусировали свое внимание на эпохе петровских и некоторых допетровских преобразований, достаточно часто и необоснованно оставляя в тени важные предшествующие этапы. Такой акцент как теоретически, так и методологически обеднял, даже искажал представления современников о российском правопонимании и правочувствовании, так как именно богатый событиями допетровский период раскрывает истоки собственно национального политико-правового потенциала, эксплицирует отечественные государственные и юридические ценности, установки и аттитюды, стереотипы в «чистом» виде, лишенном каких-либо (грубых) заимствований. Это естественно сложившийся, уникальный и­ оригинальный национальный юридический мир, с собственной символикой и структурой регулятивной системы, специфическим сочетанием нормативных и ненормативных регуляторов и имманентными формами выражения.Именно в это внешне очень спокойное время на самом деле идет напряженная работа национального духа, формируется (возможно, пока еще схематично) собственная правовая система, которая, как неосознанная, до конца не отрефлексированная юридическая традиция, по мнению автора, оказывает на современность гораздо большее влияние, чем многие последующие экономико-правовые преобразования.В этой связи сформулируем следующие положения:- ­Однако Г.В. Швеков писал, что влияние византийских законов на отечественное право все же происходило, но не в порядке прямого восприятия, а главным образом через посредство древнерусских церковных законов - Номоканона, Кормчей Книги. Заимствуемые правовые акты содержательно перерабатывались и приспосабливались к русскому обычному, а затем и княжескому праву.Следует отметить и еще один исторический источник формирования отечественного юридического менталитета: развитие, наполнение содержанием и смыслом основных структур российской правовой ментальности происходило в условиях отсутствия должной политической и юридической коммуникации (духовной после падения Константинополя замкнутости), что также способствовало возникновению и консервации множества патриархально-патерналистских и мессианских начал (традиций, установок, институтов) в правовой культуре российского общества.Только в полной мере учитывая вышеназванные (впрочем, как и иные) обстоятельства, можно подойти к адекватному пониманию всего комплекса причин и предпосылок, позволяющих объяснить природу национальной правовой системы, примерно с XV-XVI вв. Так, западные историки утверждают о неком радикальном повороте в генезисе отечественного­ права, когда «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени» (по утверждению все того же Аннерса), а «­ правовая система России в XIV- XV вв. уже представляет собой разительный контраст с государственным законодательством Западной Европы... Даже когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 году свое Уложение, стало ясно, насколько значительно русская техника законодательства отставала от западноевропейской ». Подобные выводы представляются, мягко говоря, недостаточно обоснованными, более того, противоречащими фактам из истории западноевропейской философско- правовой мысли. Авторитетные европейские ученые XVIII и XIX вв. признавали, что Соборное Уложение именно по уровню законодательной техники превосходило многие западноевропейские кодификации. Оно было издано на немецком, французском, латинском и датском языках. « В 1777 г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод российского Свода Законов и начал переводить его на язык «варваров-французов». Французскую юриспруденцию Вольтер оценивал как «смешную» и «варварскую», построенную на декреталиях папы и церковных нормах. Вольтер и его коллега даже внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный код??кс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для его страны». Воистину противоречивость эпох, событий, явлений в истории отечественного права и государства неизбежно порождают не менее противоречивые оценки их результатов.Памятуя об оговоренных выше охранительно-консервативных функциях правового менталитета, определяющих самобытное развитие национальной правовой культуры, вряд ли можно серьезно утверждать о безусловном влиянии пусть даже самых значимых в истории страны, внешних обстоятельств (войн, нашествий и т.д.). Наверное, более продуктивным будет поиск ответа через особую национальную рефлексию, обращение к духовному вектору развития российского правопорядка и государственности. Следуя данной исследовательской позиции, обратимся к роли центральной (государственной) власти, ее «архетипической» природе и значимости в процессе формирования юридического менталитета России.Многие парадоксы национальной истории, ее неожиданные повороты не раз демонстрировали следующее: душит» еще в зачаточном состоянии.Именно этот архетипический, по своей сути, фактор является важным методологическим ключом к пониманию и экзегезе многих событий, явлений, феноменов и парадоксов, в той или иной мере связанных с политической историей страны, развитием и функционированием ее правовой и экономической систем.Причины такого не по-гегелевски «простого» снятия гражданского общества в России обычно ищут в традиционно выделяемых исследователями, в целом придерживающимися позиции об изначальном правовом и политическом отставании страны, некой исторической ушербности ее развития, в особенностях генезиса отечественной государственности. Справедливости ради заметим, что их рассуждения не лишены некоторой (вполне соответствующей их сравнительно-европоцентристской методологической позиции) логики и смысла, несомненно, представляют интерес для предмета данной работы:- национальные государства Западной Европы зарождались и развивались при существовании самых разнообразных форм государственно-политического и социального устройства: графства, герцогства, епископии, республики разных видов (города-республики и др.), города-коммуны, «вольные» территории и т.д. Все­ они находились в разной степени соподчиненности, и население их было связано со своими правителями разной степенью прав и обязанностей. В отечественной же истории со времен Киевской Руси наблюдается явная унификация форм государственного устройства: по сути дела, существует только одна форма - княжества, в каждом из которых главой является князь со своими старшими дружинниками - боярами;- ­ отдельным лицам либо целым социальным группам. Еще В.О. Ключевский отмечал, что « пространство Московского княжества считалось вотчиной его князей, а не государственной территорией: державные права их, составляющие содержание верховной власти, дробились и отчуждались вместе с вотчиной, наравне с хозяйственными статьями». Так, в 1302 г. произошло знаковое событие, важное для утверждения взгляда на землю-удел (государство) как на свою частную собственность: переяславский князь Иван Дмитриевич завещал город Переяславль и волость вместе со всем населением, оброками и ловлями как свое частное владение, «как сундук с добром и платьем» Даниле Московскому. Очевидно здесь то, что значима была не только и не столько земля, города и другие ценности материального порядка, но произошло совершенно другое - задолго до установления «самодержавия и абсолютизма» создаются и постепенно закрепляются в реальной государственной практике, отражаются в массовом политико-правовом сознании прецеденты приватизации отдельными лицами, семьями или родами самой государственной власти. Последняя же, по нашему мнению, неизбежно сопровождается и персонификацией ответственности (перед Богом и потомками своими) за «судьбы Отчизны и простого, «мизинного» люда». Вообще, московские князья уже в XIV-XVI вв. довольно «просто» распоряжались вотчинами бояр, «перебирали» их земли, лишали их отдельных привилегий, отбирали в казну и т.д. Более того, Судебник Ивана III (1497 г.), Ивана­ Грозного (1550 г.) и даже Соборное Уложение 1649 г. не содержат четкого юридического (легального) определения «поместья» и «вотчины». На ментальном уровне отечественного политико-правового бытия подобная ситуация неизбежно «откликается» возникновением соответствующих юридических ценностей и установок, стереотипов, символов и ритуалов, что, несомненно, сопровождается формированием адекватного ситуации стиля правового мышления как на уровне городского, «интеллектуального» меньшинства (после всего сказанного будет вряд ли корректно называть его политической элитой), так и в рамках народной традиции, представленной «молчаливым большинством» (термин А.Я. Гуревича) соотечественников. И в этом смысле абсолютно точно, «что для российского менталитета власть - это дьявольская сила»39;* Макаренко В.П. Российский политический менталитет // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 39.- закономерным финалом, апофеозом и апогеем одновременно стал следующий этап взаимоотношений российского общества и государственной (самодержавной) власти, начавшийся в 1547 г., когда торжественно совершился ритуально-символический по форме, но ментальный по сути­ и значению «чин венчания» Государя всея Руси Ивана IV на царствие. «­ Смысл церемонии заключался в том, что Иван IV «венчался» на царствие не сам по себе, а на «брак» со святой «невестой» Русью. Утверждалась следующая иерархия духовно-светского подчинения народа: наверху сам Бог, затем святая пара Иван Васильевич и Русь, которые являются «отцом и матерью» для своих детей-подданных (напомним, по «правде» равных перед ними)». А кто же между ними? Где национальная политическая, экономическая или военная аристократия, «рыцари» и «третье сословие»? Думается, что такой «средней», праводостойной и правосознающей, «скрепляющей» (по выражению Н. Эйдельмана) силы, роль которой на Западе играло, например третье сословие, в России не было, хотя бы уже потому, что она просто не вписывалась в систему координат традиционного российского юридического и политического миропонимания и мирочувствования, не отвечала социально-психологическим установкам большинства россиян. Благодаря же слабой структурированности социума, известной его социально-политической инерции, правовой «размытости» индивида в общинной среде, интересы, «помыслы» целого в России всегда представляла и представляет верховная власть - зовется ли она царской, партийной, президентской или какой-либо еще. В определенный исторический период в России сформировалось весьма специфическое (по сравнениюс имеющимися европейскими аналогами) деспотическое самодержавие, которое в тех или иных формах продержалось вплоть до 1917 г., а если говорить о государственно-правовом режиме, то, возможно, и значительно дольше.­ И вновь возникает мысль о преемственности государственного устройства через сохранение национального юридико-политического типа на глубинном архетипическом уровне, идентичность которого настолько устойчива, что не может быть «стерта» даже в ходе самых, казалось бы, радикальных преобразований. В итоге, следуя вышеизложенным положениям, российский юридический менталитет еще в допетровскую эпоху и задолго до «прихода» большевиков развивается в условиях господства этатистского принципа отечественной политико-правовой культуры: сильное государство - слабое («негражданское») общество,, Здесь можно вспомнить и такую банальную мысль (политический трюизм), как: положение высших классов, элиты общества всегда является следствием и показателем общего состояния народа.Известное же теоретико-методологическое положение о возможности сопоставления правовой системы с другими, столь же широкими системами - экономической, политической - с целью выявления их специфики и форм взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений, в рамках традиций генезиса российского государства обосновывается просто и в полной мере.«Общее крепостное состояние сословий»­ (по замечанию известного юриста, либерала Б.Н. Чичерина) продолжалось, по крайней мере «де-юре», до известного указа императора Петра III от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности. Отечественная политико-правовая история подобного акта еще не знала, хотя содержание его, как хорошо известно, довольно незамысловатое: дворяне были освобождены от обязательной государственной службы. Для России этот документ и последующие за ним екатерининские акты 70- 80-х годов XVIII в., например Жалованная грамота императрицы дворянству, в которой, опять же впервые, были предоставлены правовые гарантии собственности, правда, на свои же земельные владения, по значению своему были Magna Charta Libertatum - ожиданием новой эпохи.Появление первого (даже по весьма жестким вестернизированным юридическим меркам) свободного сословия, субъектов права, с точки зрения западного юридического опыта, европейской правовой и политической традиции, 09 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 357.должно было неизбежно вести к дальнейшему освобождению иных слоев российского населения. И с этих позиций Россия стояла на пороге великого «коперниканского» поворота всего политико-правового уклада­ - установления формально-правового равенства через преодоление вековой юридической деперсонификации индивида, соборного состояния общества (на фоне традиционной для страны фактической и юридической приватизации и персонификации власти). Подобное признание абсолютной и безусловной ценности права, которое, по мысли реформаторов, необходимо «поднимается» над имущественно-сословными, национально-религиозными качествами личности, признавая тем самым ее самодостаточность в качестве субъекта правовых отношений, в российской истории трудно было бы переоценить, но...Попытка (достаточно успешная в странах западной Европы и США) изменения отечественной юридической и политической систем практически провалилась: дворяне, все же получив ряд «дарованных» привилегий и свобод, тем не менее, так и не превратились в праводостойное (по западным канонам) сословие, поэтому эпоха просвещенного абсолютизма быстро сменяется периодом «антилиберальной реакции», павловским реформаторством (по-другому, обычным наведением порядка в практически разоренной, «распущенной» былыми, часто доведенными до абсурда дворянскими вольностями стране) и николаевской цензурой. С позиций­ данного исследования важно другое - традиционный российский правовой менталитет «выстоял», проявил неожиданную (для реформаторов) устойчивость, вновь воспроизвел и сохранил содержание своих основных структур.Причина? Скорее всего, их несколько. Во-первых, общементальный фон (фонд), его основные характеристики (устойчивость, фиксация, трансляция и т.д.); во-вторых, сохранение, незыблемость основных инстит??тов, стандартизирующих политико-юридический менталитет. По поводу последнего, активный деятель третьей Государственной Думы и Временного правительства Александр Гучков замечал: «­ Историческая драма российских реформаторов состояла в том, что они были вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, армию против ее вождей, авторитет правительственной власти против носителя этой власти». Его вывод можно воспринимать и как обозначение важной проблемы воссоздания и реализации в отечественной политико-правовой реальности подлинных ценностей, которым надлежит заменить собой реализацию ценностей мнимых, осуществляемую под видом подлинных. В-третьих, наличие особой «питательной среды»: «апробированного» самой отечественной историей стиля юридического мышления; основных носителей (субъектов) национальных юридических ценностей, установок, символов и ритуалов. К последним, прежде всего, следует отнести российское крестьянство.приобрести необходимые атрибуты гражданского общества и, тем самым, перейти в принципиально иное качественное состояние.Право, понимаемое сторонниками радикального изменения отечественной государственно-юридической жизни исключительно в рамках западной версии, в этом «вестернизационном» процессе было призвано стать значимым элементом культур-национального бытия и прекратить свое существование, как им казалось, в качестве атрибута власти (приказов суверена). В условиях самобытной юридической реальности оно должно было стать нормативной формой выражения свободы посредством принципа формального равенства людей в общественных отношениях. И [38] это в стране, где термин «право» получает признание (и то на уровне властных элит) только в петровскую эпоху, а до этого момента его прекрасно «заменяет» более емкое понятие «правды», включавшее в себя субъективное и объективное право, характерные для уголовного и гражданского права нормы (и представления) справедливости, религиозно-нравственные каноны и т.д. Именно «правда» веками определяла специфику регулирования общественных отношений, идейное содержание государственной власти в России. Например, весьма показательна обязанность царя «держать совет» с Думой, Земскими Соборами, которая должна была исполняться не как результат борьбы населения за ограничение верховной власти, а «во имя обоюдной любви царя и народа»: ведь требование любви было не только давно известно, но и достаточно органично традиционному русскому праву (крестное Целование, договоры «о любви и правде» и др.). Поэтому «Соборы никогда не претендовали на власть (явление с европейской точки зрения совершенно непонятное), а Цари никогда не шли против «мнения Земли>> - явление тоже чисто русского порядка... и все это вместе взятое представляло­ собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством». Видимо, следует говорить о не- ком специфическом качестве, которое приобрел классический для общей теории государства и права вопрос о взаимной ответственности общества (личности) и государства в отечественном правоментальном пространстве. Известный русский историк права С.В. Пахман писал: «Внимательный глаз открыл бы в нашем обычном праве, быть может, и такие начала, которые свойственны самому развитому юридическому быту».И все же кардинальное изменение, которое совершила (или должна была совершить) правовая реформа в сознании народа, заключалось в том, что право, прежде отождествляемое с божественной волей (олицетворяемой в царской власти) и имеющее сакральный характер «общинной правды» постепенно (возможно, очень медленно) теряло образ «сверхъестественного руководства» и на глубинном уровне умственного и духовного строя народа трансформировалось (или трансформировалось бы) в привычный для населения способ регулирования наиболее важных социальных отношений.Таким образом, правовые и политические реформы даже в своем половинчатом виде, «проектном состоянии» служили­ источником известной в XIX - начале ХХ в. вестернизации русского права, проводником принадлежащих западной правовой традиции ценностей, стереотипов, установок (аттитюдов) и представлений в недра отечественного юридического менталитета.Однако в России во второй половине XIX - начале ХХ в., в отличие, например, от Франции и Великобритании, сформировалась принципиально иная духовная ситуация: не произошла десакрализация верховной персонифицированной власти, такая, чтобы население видело в ней только гражданский (политический) институт, не были устранены нигилистические настроения большинства населения, изжиты практически повсеместное неверие в закон (в возможность законности и правового порядка в стране), органическая боязнь хаоса при утрате «сильной руки» (свобода в массовом сознании - это стихия, воля). Учитывая жесткую детерминацию российской пр��вовой системы, наличие явных функциональных связей с организацией отечественного государства либеральный идеал правопони- мания и правоприменения пореформенного периода в сознании большинства россиян так и не был сформирован.В итоге альтернативный путь развития страны, связанный с ассимиляцией западных политико-юридических форм­ и институтов, а следовательно, с сотрясением основ российской правовой культуры и радикальным изменением духовно-этических принципов и аксиом национального правосознания, ломкой отечественного юридического менталитета, уже к 1907-1910 гг. показал свою полную несостоятельность и в итоге был свернут, прекратил свое существование как культурная тенденция, по сути, подтолкнув общество к господству революционной стихии в его стремлении обрести некую исконную почву национального права и государства, дать им собственное «прочтение», интерпретацию цели и задач в свете стремления к размежеванию с западным социально-юридическим дискурсом.Вскрывая проблемы отечественной правовой рефлексии начала ХХ в., следует остановиться и на особенностях российского конституционализма. В пределах отечественного ментального пространства, сложившихся типических инвариантных структур и стереотипов отечественного правового уклада потребность в писаной Конституции, т.е стремление к четким формально-правовым основаниямгосударственности, имела очень слабую укорененность в сознании большинства социальных слоев, и даже те силы, которые объективно подрывали царское самодержавие и способствовали продвижению­ к иным политическим формам, чаще всего руководствовались не формальными юридическими идеалами (что в полной мере свойственно западному правовому просвещению XVIII-XIX вв.), а материальным идеалом «народного блага»: по сути, им нужна была власть в том же объеме и с теми же способами осуществления, измениться должен был только ее вектор, власть должна была быть «перераспределена» в интересах других (периферийных по отношению к властному центру) общественных групп. Впрочем, это мнение разделяли и российские монархисты. И. Л. Солоневич пишет: «...­ Народно-Монархическое Движение в «восстановлении монархии» видит не только «восстановление монарха», но и восстановление целой «системы учреждений»... той «системы», где Царю принадлежала бы «сила власти», а народу «сила мнения». Это не может быть достигнуто никакими «писаными законами», никакой «конституцией», ибо и писаные законы, и конституции люди соблюдают только до тех пор, пока у них не хватает сил, что бы их не соблюдать». Таким образом, построение демократической государственности западно-европейского образца в России, характеризующейся в первую очередь адекватной ее принципам и целям правовой системой, всегда так или иначе сводилось к вопросу политического «продавливания», лозунга, увлеченного копирования и даже сиюминутных настроений различных «просвещенных» властителей, но ни в коем случае не увязывалось с эволюцией, особой логикой развития национальной юридической традиции и объективными факторами генезиса отечественного государства.В контексте представленного историко-правового дискурса такие переломные времена, как 90-е годы ХХ в., несомненно оказывают значительно более глубокое влия-ние на формирование юридической ментальности, чем периоды стагнации (застоя). Именно в эпоху реформирования, связанную (что более чем естественно) с разного рода энтропийными тенденциями, массированными инновациями, на различных этапах ломки устоявшихся государственно-правовых форм и институтов, привычных схем (моделей) социально-экономического общения появляются навязчивые иллюзии о возможности быстрого преодоления тянущих в прошлое исторических образцов, изменения долгосрочной памяти общества­ и формирование на этой основе нового юридического и политического генотипа. Подобные представления обусловлены, прежде всего, сущностью, природой происходящей в стране социальной трансформации: идет формирование новых социальных субъектов, якобы происходит (или ощущается?) распад социалистической правовой реальности, усиливаются тенденции очередной вестернизации национальной юридико-политической системы, а следовательно, должны изменяться основные акценты и ориентиры внутренней и внешней политики государства, намечаться новые принципы диалога человека и общества с властью и т.д.Однако чаще всего все это происходит на уровне публичного (активно декларируемого «реформаторской» властью) дискурса. Постепенно проходящая эйфория первых лет демократических изменений, довольно быстрое разрушение (казалось бы, весьма прочного) антибольшевистского консенсуса обнажают реальное положение дел - скрытый дискурс современного российского реформирования. Обращение к нему даст возможность объективной, всесторонней оценки начавшейся примерно с середины 90-х годов широкой правовой аннигиляции, когда иностранные правовые конструкции, оказавшиеся в чуждом им ментальном универсуме России, начинают­ весьма активно поглощаться, растворяются в его традиционных установлениях, приводят к различного рода юридическим и политическим мутациям и в итоге превращаются в квазиюридические (провоцирующие правовой нигилизм и скепсис, известное разочарование большинства населения) феномены. Искушение быстрой модернизацией национального мира, охватившее новые политические и юридические элиты начала 90-х, и, соответственно, стремление к такому же скорому практическому (минуя необходимое в подобных случаях всестороннее и непредвзятое теоретическое, научное осмысление) освоению «заемных» правовых и политических институтов, широкомасштабная ассимиляция иных юридических традиций, как показал опыт, не принесли ожидаемых результатов. В этих условиях отечественная политико-правовая сфера просто обречена на поиск предельных оснований собственного бытия, соотнесение последних с меняющимися в стране поколениями, динамичным миром, проблемами и перспективами общецивилизационного развития.3.2. Социокультурная легитимация институтов российской юридической ментальностиМентальность ­ человека создает особое мировидение, которое в свою очередь влияет и на творчество человека. «[28] Человек как разумное и эмоциональное существо не ведет себя автоматически, и все его поступки, от элементарно-бытовых до тончайших выражений в сфере творчества, от участия в социальных движениях до размышления наедине с собой, в огромной степени обусловливаются той системой мировидения, которая присуща данной культуре и стадии общественного развития». Хотя отмеченная ранее деревенская собственногопроцессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались­ и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни ра??рабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - ­ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные вз��ляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожела??т, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Американской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», - утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции второй половины XIX - начала ХХ в. вряд ли можно [15]считать таковыми) политико-правовые доктрины, действительно отражающие общественные воззрения на государство, право, порядок, правосудие и т.д. Объяснение этому весьма банально: как на обыденном, так и на «высоком», доктринальном уровне правовое мышление принадлежит «миру повседневной жизни», явленному нам (в своих устойчивых структурах) в виде национальной ментальности. А. Шюц определяет последний как «­ интерсубъективный мир, который существовал задолго до нашего рождения и переживался и интерпретировался другими, нашими предшественниками, как мир организованный. Теперь он да�� нашему переживанию и интерпретации. Любая интерпретация этого мира базируется на запесе прежних его переживаний - как наших собственных, так и переданных нам нашими родителями и учителями, - и этот запас в форме «наличного знания» функционирует в качестве схемы соотнесения (выделено нами. - А.М., В.П.)». Таким образом, «жизненный мир» любого ученого, и в частности правоведа, определяемый Э. Гуссерлем как совокупность первичных, «фундирующих» интенций, является производным от менталитета, носителем которого он является. Это именно производностъ, не повторение или «калькирование»: исследователь, естественно, независим в своих суждениях, однако «жизненный мир» является «горизонтом» всех его целей, проектов, интересов независимо от их временных, пространственных и т.п. масштабов. Правовое мышление ученого (как, впрочем, и любого индивида) не только предметно, но и интенцио- нально, и стилистически определенно. Последнее же задает именно менталитет.В итоге (в самом начале еще просматриваются некоторые доктринальные «шатания») изменился стиль, «слог»,названия идейных течений, авторский корпу??, цитируемые источники, возможно, система аргументации, цензор, способ распространения (пропаганды) в массы, т.е. буква, а не дух. Однако « именно дух права должен быть в центре внимания, поскольку дух есть синоним естественной направленности или конечных целей, на которых основывается любая юридическая система». Изменения же внешних юридических форм государственной власти, способов ее публичного выражения не привели к действительным переменам в плане ее содержательной наполненности, истинного положения дел (пользуясь терминологией Мишеля Фуко, скрытого дискурса). В ходе, казалась бы, самых коренных изменений энтропийный процесс так и не охватил всю социальную систему и, соответственно, не привел к разрушению устоявшихся социокультурных структур.широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей,­ обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) ­ Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. «Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», -вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в­ ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Декрета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением­ преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают»­ положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе ­ подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что «таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина».Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия,­ будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [22]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую­ Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок). «...Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность».Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием­ политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое­ исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих­ миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «В ­ упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости­ и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам­ президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации,­ глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. Кудрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского)­ правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя «вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функционирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...».Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая­ опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, что «важно... никогда не забывать того, что сравнивать те или иные ценностные позиции в ментальности различных народов с точки зрения одного из них эпистемологически так же абсурдно, как и сравнивать национальные языки, говоря лишь на одном из них... ­ Встречающиеся в работах наших юр��стов малообоснованные «пессимистические» суждения относительно якобы «недоразвитости»Однако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей «говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей».В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы оторванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма­ поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних ­ Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями».Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, ­ нашей действительности».В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает­ относительную свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­




Если Вас интересует помощь в НАПИСАНИИ ИМЕННО ВАШЕЙ РАБОТЫ, по индивидуальным требованиям - возможно заказать помощь в разработке по представленной теме - Финансы малого предпринимательства ... либо схожей. На наши услуги уже будут распространяться бесплатные доработки и сопровождение до защиты в ВУЗе. И само собой разумеется, ваша работа в обязательном порядке будет проверятся на плагиат и гарантированно раннее не публиковаться. Для заказа или оценки стоимости индивидуальной работы пройдите по ссылке и оформите бланк заказа.